355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Елена Кутузова » Аромат гибискуса (СИ) » Текст книги (страница 10)
Аромат гибискуса (СИ)
  • Текст добавлен: 14 апреля 2020, 19:01

Текст книги "Аромат гибискуса (СИ)"


Автор книги: Елена Кутузова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Наверное, поэтому глаза быстро привыкли и я смогла разглядеть, куда попала. Огромное помещение. Каменные стены. В углах – что-то громоздкое, скрытое под пыльными тентами. Не машины, что-то более… корявое, судя по изломам ткани.

Ближе к потолку – длинные окошки, только свет впустить. Но сейчас за ними висела тьма. А окружающий мрак рассеивали несколько обычных лампочек без абажура. Они свисали на проводах, и между некоторыми пауки уже давно свили паутину.

Резкий удар по щеке заставил голову взорваться новой вспышкой боли. И, наконец, обратить внимание на того, кто стоял напротив.

Вблизи Лючия казалась старше. Сеточка «гусиных лапок» притаилась в уголках глаз: с такого расстояния макияж не скрывал морщины.

И все-таки она была хороша! В том же белом костюме, что и на шоу, на каблуках, с идеальной осанкой. И жестоким взглядом, вынести который оказалось невозможно.

Стоило мне отвести взгляд, как пальцы разжались, выпуская мои волосы. Я чуть не застонала: удерживать голову самостоятельно не было сил: тело затекло, шея и плечи болели так, словно я весь день мешки с картошкой таскала. А Лючия просто отступила, продолжая разглядывать меня с каким-то недоумением.

Взмах ухоженной руки, и за её спиной материализовался мужчина. Стул с подлокотниками и белоснежной оббивкой казался в этом сарае чем-то чуждым, выделялся резким диссонансом. Но Лючию это не смутило. Она просто уселась, закинув ногу на ногу, и заговорила.

– Госпожа была столь добра, что дала тебе шанс.

Этот голос. Я его знала.

36

Кайо призраком появился из темноты, так неслышны были его шаги. Подошел, раздевая взглядом. И продолжил переводить:

– Госпожа обещала, что не тронет ни тебя, ни твоего ублюдка. Обещала забыть, что у её мужа был кто-то на стороне.

Мужа? Почему Артем не сказал, что женился? И почему Лючия появилась на шоу под руку с Виктором?

Догадка пришла внезапно. И оказалась такой невероятной, что я не выдержала – расхохоталась, да так, что живот заболел. Лючия думает, что я беременна от Виктора?

Она удивилась. Бесстрастная маска на мгновение исчезла, открывая растерянность и удивление. Но лишь на секунду. Все-таки Лючия хорошо владела собой. Одно слово, и моя голова дернулась от удара. А Кайо подул на руку – пощечина вышла неудачной, болезненной для обоих. Но главное – она помогла прекратить истерику и начать думать.

Первым порывом было объяснить, что Лючия ошибается и ребенок не от Виктора. Но осторожность заставила захлопнуть уже открытый рот: кто знает, почему Виктор скрыл правду. Возможно, это было единственным способом спасти меня от мести ревнивой жены. И, кстати, когда они успели пожениться? Я ведь заглянула в сеть. Там царила тишина, а такие браки не проходят бесследно. Значит, врет! Жених – еще не муж, уж я-то знала!

– Госпожа хочет знать, что смешного она сказала, – продолжал переводить Кайо.

– Какого черта ты творишь? – спросила не его – её.

Вместо ответа прилетела еще одна пощечина. И тут же последовало предупреждение:

– Будешь грубить, будет больно!

В руках Лючии появился хлыст. Она согнула его, проверяя гибкость и хлопнула по ладони.

Но смотрела я не на неё. Кайо замер. Он забыл, что должен переводить и не спускал взгляда с Лючии. Ноздри тонкого носа трепетали, словно в предвкушении, а руки сжались в кулаки.

Тут же вспомнились шрамы на плече Виктора. Неужели…

– Ты тоже? – спросила прямо.

Он не ответил. Кажется, даже не услышал. Зато услышала Лючия и резкий окрик привел мужчину в чувство. Лицо исказила паника, взгляд заметался – Кайо явно был в ужасе.

Наверное, мне нужно было бояться. Но страх отступил. Просто потому, что никак не могла поверить в реальность происходящего. Казалось, все это не со мной. Что сейчас распахнутся двери и ввалятся хохочущие Виктор и Артем.

Так было до момента, как Лючия величественно поднялась со своего трона и подошла поближе:

– Так зачем ты приехала?

Голос Кайо дрожал, но я перестала обращать на него внимание. Сейчас были только я. И Лючия. А еще – злость.

Она проснулась очень вовремя. Вплеснула в кровь порцию адреналина, заставила забыть про боль. А еще – напомнила про ребенка. Я и так паршивая мать, чуть не угробила малыша своей депрессией. Но он выживет. Назло всем Лючиям – выживет. Но о том, что Виктор – не его отец, я говорить не собиралась. Потому что не верила, что это поможет. Лючия или сумасшедшая, или одержимая. Такие люди ничего не слушают. Сами придумывают, сами верят и очень обижаются, если что-то идет не так.

Но времени на придумывания плана мне не дали. Взмах, и щеку обожгло резкой болью. Хлыст бьет сильнее, чем мужская рука.

– Это начало, – Лючия бесстрастна, а вот Кайо собой владел очень плохо. – Ты зря приехала.

– Я – подданная Российской Федерации! – попыталась протянуть время. – Меня будут искать.

– Не найдут, – Кайо тоже был в этом уверен. Он вообще оказался прекрасной лакмусовой бумажкой. Понять, чего ждать от Лючии, я не могла, а вот Кайо – знал. Считывать его было легко. Он боялся. До дрожи, до обморока. И восторгался.

– Так зачем ты приехала? – в тонких пальцах тускло сверкнул нож.

И я испугалась. Потому что вспомнила, как и что именно рассказывал о Лючии Виктор. Она не остановится.

– Боишься? – острое лезвие коснулось щеки, на миг охладив пылающую кожу. – Правильно.

Кайо переводил, как автомат. Но стоило Лючии подойти, словно ростом меньше стал, дай волю – свернется в комочек, стараясь стать совсем незаметным. Но стоило женской руке коснуться его волос – ожил. Потянулся, как щенок за лаской, только что хвостом не завилял. И тут же получил удар по губам:

– Я не разрешала!

О БДСМ я даже не читала. Знала только то, что рассказал Виктор. Но почему-то мне казалось, что то, что происходит – не ролевые игры.

– Какое стоп-слово? – не удержалась. И тут же поплатилась: новый удар хлыста рассек губу. Кровь побежала по подбородку, заляпала платье.

Лючия отступила, оберегая белый наряд. И повернулась к Кайо.

Короткая фраза, и он упал на колени. Прополз по полу, собирая на черные штаны цементную пыль. Камешки и какие-то мелкие предметы впивались в ноги, но он словно не замечал: все его внимание было отдано Лючии. Взгляд, полный обожания и восторга. Губы, шепчущие её имя, словно молитву.

Она протянула руку.

Мужчина, прежде скрывающийся в тени, вышел на свет. И я с трудом проглотила крик.

Одет он был в одни штаны. Босые ноги ступали по полу так, словно не было ни битого стекла, ни железок, ни каменной крошки. Но испугало меня не это. Плечи, грудь, спина, руки… Шрамов на них было больше, чем целой кожи. Даже на лице проступали тонкие ниточки. Симметричные, аккуратные – такие раны не получишь случайно.

Двумя руками, как величайшее сокровище, это мужчина нес изогнутый нож. Острый кончик хищно касался пальцев, казалось, вот-вот проткнет кожу. Опустившись на колени, шрамированный склонил голову, подавая Лючии оружие.

Та взяла его небрежно, словно брелок. И отбросила тот нож, которым до этого пуала меня:

– Посмотрим, насколько ты крепкая. С чего начать? Лицо? – острие коснулось неповрежденной щеки, – Глаз? – веко дернулось. – Или?

Послышался треск ткани. Сталь вспарывала ткань, словно мягкое масло. Лючия срезала с меня платье лоскут за лоскутом, и видно было, насколько нож привычен её рукам.

Наконец, я осталась в одном белье и чулках.

– Очаровательно, – перевел Кайо, стоило Лючии отступить, чтобы полюбоваться на дело рук своих.

Я стояла, распятая между двух шестов, открытая взглядам. Но стыда не чувствовала. Только обиду. И злость. А еще – толику злорадства. Потому что Кайо, только что с обожанием взиравший на свою богиню, теперь смотрел лишь на меня.

Лючие это тоже не понравилось. Окрик заставил Кайо вжаться в пол, и тут же на его спину опустился тонкий каблук с металлической набойке. Когда Лючия убрала ногу, на голубой футболке расплывалось темное пятно. А несчастный потянулся к туфлям, чтобы вытереть с них кровь.

– Теперь ты, – несмотря на наказание, голос Кайо остался ровным. – Знаешь, мне очень хочется посмотреть на твоего ублюдка. И я посмотрю. Только чуть позже. А может, и тебе это удастся.

– Зачем ты это делаешь? – вырвалось против воли. Я вдруг поняла, что это не ролевая игра. Лючия – не Госпожа. Она – самый настоящий садист и ей все равно, как, когда и кого мучить.

– Зачем? – ноженова коснулся щеки, скользнул ниже, вдоль шеи, вызывая озноб и остановился над ключицей. – Затем, что не люблю, когда отнимают мои игрушки. А тем более, – я почувствовала укол, – когда их присваивают.

– Что имеем не храним, потерявши плачем, – только и смогла выдавить онемевшими от страха губами.

Откуда во мне эта наглость? Почему хамлю той, от кого зависит моя жизнь? Я ничего не понимала и решила плыть по течению. Главное – протянуть время. Хотя в то, что Виктор или Артем успеют, уже не верила. Особенно в Виктора. Он явно дал понять, что я его не интересую.

– Ты зря приехала. – в который раз сообщила Лючия. – Я вед только решила, что все образовалось, что мой муж успокоился и забыл и о тебе, и о своем ублюдке… – Отойди о неё! – послышалось из темноты.

37

Голос эхом отразился от стен и я воспряла духом, решив, что вот оно – спасение. Но тут же сникла: кто знает, можно ли доверять Виктору.

– Почему я должна это делать? – Лючия развернулась к нему всем телом. Я не видела её взгляда, но то, как побледнел Виктор, было заметно даже при тусклом освещении.

– Потому что это не мой ребенок!

Хохот взвился к потолку, заполнил каждый уголок этого заброшенного здания. Лючия смеялась от души. А потом, резко посерьезнев, поинтересовалась:

– С чего я должна тебе верить?

– Ты знаешь – я не посмею обмануть тебя.

– Не знаю! – она подскочила к Виктору и звук пощечины заглушил остатки эха, что еще смеялось где-то в глубине дальних коридоров.

А Кайо продолжал переводить каждое слово. Его глаза горели восторгом.

Вместо ответа Виктор опустился на колени. Как в замедленной съемке.

– Умоляю, отпусти Еву. Это не мой ребенок, клянусь!

– Тогда ты и не должен беспокоиться. Не ты ли говорил, что тебе все равно на эту девку? А теперь примчался, как побитая шавка!

– Лючия! – Виктор схватил её за руки, не обращая внимания на нож. – Лючия, её будут искать. Я беспокоюсь только о тебе и прошу – прекрати! Если тебе нужно сорвать на ком-то злость – сорви её на мне. Но не бери греха на душу, не убивай нерожденного!

– Прочь! – злость уже не звенела – выплескивалась, как кипяток из слишком наполненного чайника. – Ты знаешь, я ненавижу, когда мне лгут. А ты лжешь! И она!

Я смотрела на острие ножа. Оно указывало прямо на меня.

На мой живот. Пришлось приложить немало усилий, чтобы не взвыть от страха.

А Виктор корчился у ног Лючии, получив в живот острым мыском туфли. И умолял её не останавливаться.

Отвращение поднялось тошнотворной волной. Видеть, как сильный мужчина унижается, умоляя о милости, оказалось противно. Тем более, что я знала его другим: сильным, уверенным в себе, заставляющим весь мир вертеться по своему желанию. Контраст был разительный.

Наконец, Лючии надоело пинаться. Щелчок пальцами, и шрамированный принес стул, поставил его прямо напротив меня. Лючия уселась и закинула ноги на спину подползшего Виктора.

– Значит, это не его ребенок?

Пожать плечами не получилось. Тело онемело и от боли я почти теряла сознание. Поэтому просто помотала головой:

– Он же сказал.

– Он много его говорит. Знаешь, когда Виктор удрал к тебе, в эту холодную, дикую Россию, мне было больно. Я не понимала, то сделала не так. Чем ты завлекла его, что он сбежал сразу после помолвки? И знаешь, что? – она вскочила. – Причина может быть только одна: ребенок. Поэтому я не верю. Ни ему, ни тебе.

Речитатив становился все быстрее и громче. И резко контрастировал с монотонным переводом Кайо. И злость казалась неиссякаемой.

Свист хлыста слился в длинный, монотонный звук. Кажется, я кричала. Или это Виктор? Он умолял Лючию, хватал её за руки, не вставая с колен, а потом просто встал между ней и мною, принимая на себя предназначенные мне удары. И это разозлило Лючию еще больше.

– Значит, ты тоже хочешь испытать боль? Раздевайся!

Виктор повиновался, не задумываясь. Я содрогнулась, разглядев на его теле новые шрамы. Они короткими росчерками пересекали поясницу, спускались на ягодицы… На прекрасные, крепкие ягодицы. И когда изогнутое жало полоснуло по коже,оставляя за собой кровавую полосу, я снова закричала.

– Тебе не нравится? – повернулась ко мне Лючия. – Слышишь, дорогой? Ей не нравится. А знаешь, у меня есть идея, как наказать вас обоих. Одновременно. Связать!

– Нет!

Виктор кричал и бился в захвате шрамированного, а Кайо старательно спутывал его ноги и руки, спеленывал, как младенца.

– Подвесь, – не оборачиваясь, велела Лючия. И я едва не потеряла сознание от ужаса: с потолка, визжа не смазанным механизмом, спускался закрепленный на цепи крюк.

На него накинули петлю, стягивающую руки Виктора. И скрытый под потолком барабан с надсадным скрипом стал выбирать цепь, вздергивая его повыше.

Это походило на фильм ужасов. Когда нет сил смотреть, но и оторваться невозможно. Когда закрываешь лицо руками, но продолжаешь подглядывать в щелку между пальцами.

Я не могла закрыть глаза. Смотрела, как поднимаются сначала руки, потом выпрямляется тело и Виктор вытягивается, чтобы удержаться на ногах, старается нащупать хоть какую-то опору. И когда пола касались только напряженные пальцы, послышалась команда:

– Стоп!

Напряженное тело выгнулось, когда Лючия коснулась ладонью груди, живота, пальцем провела вдоль не загоревшей полоски кожи – призрачной иллюзии плавок. Виктор словно сам напрашивался на ласку, тянулся за рукой, старался прижаться как можно сильнее. И не находил отклика – Лючия уже отстранилась.

От вида этой болезненной страсти стало не по себе.

– Тебе страшно?

Её голос прозвучал совсем близко, почти интимно. А потом сильные пальцы схватили меня за подбородок и заставили поднять голову. Длинные ноги впивались в кожу, но от этого становилось легче: острая боль заглушала другую, тягучую, ставшую уже привычной. И туман в голове немного рассеялся.

– Почему тебе страшно? – голос обволакивал, словно ласкал. И одновременно вызывал неприятие. Хотелось кричать, биться в путах, вырваться и бежать, бежать как можно дальше. Или напротив – затолкать все эти слова обратно ей в глотку. Потому что вид подвешенного Виктора причинял боль гораздо более сильную, чем затекшие конечности. Но видеть в его глазах желание было невыносимо.

Не отпуская подбородка, Лючия провела ножом по шее, сверху вниз. Острие неприятно царапало кожу, я прямо чувствовала как за ним остается тонкая полоса с мелкими бисеренками крови. Лезвие остановилось ровно возле перемычки, соединяющей чашечки бюстгалтера. А Лючия повернулась к Виктору:

– Хочешь увидеть её грудь? Наверное, она красивая… Упругая… Молодая…

– Не трогай её! – то ли вскрик, то ли всхлип.

– Почему? – удивилась Лючия. – Ты же сам просил о наказании. Или я ошиблась?

– Нет. моя Госпожа… – бледные губы едва двигались. Хотелось прижаться к ним, согреть поцелуем. Он пришел сюда ради меня. Он висит сейчас на этом треклятом крюке – из-за меня. Мой Виктор…

– Почему ты исчез? – решила наплевать на присутствие Лючии. Мне нужно было это знать! Немедленно! Сейчас! – Виктор! Не молчи! Ответь!

– А сама не догадалась? Я думал, ты умнее! Приперлась на мою голову!

Крик, полный даже не злости – злобы. И издевательский женский смех.

– Девочка, он уехал, потому что я ему велела уехать. Ты невнимательна, иначе бы запомнила, что я не люблю, когда трогают мои игрушки. Кайо! Она тебе нравится?

Он тут же замолчал. А потом прошептал что-то, отчего Лючия развеселилась.

– Он говорит, что не нравишься!

Кайо перевел не сразу, Лючие пришлось ткнуть его ногой под ребра. Монотонно донося до меня слова своей госпожи, он стягивал футболку, торопясь, путаясь в тянущейся ткани. На спине, в окружении венчика застывшей крови темнел четкий след о каблука. Но Лючия не смотрела. Просто взмахнула рукой, добавляя длинный росчерк. Кайо вздрогнул, но не произнес ни звука. Пока не пришлось переводить снова:

– Виктор, ты мне так и не ответил: ты хочешь снова увидеть грудь своей возлюбленной?

– У меня нет иной возлюбленной, кроме Госпожи.

– Да ладно?

Я вздрогнула, когда разрезанный лифчик отлетел в сторону. Я уже не чувствовала даже холода. Только прикосновение острой стали. И когда она, царапая, обвела вокруг соска, забыла даже дрожать.

– Почти идеальная форма! – восхитилась Лючия. – Дорогой, как думаешь, а ели… – Нажим стал сильнее.

– Не трогай её! Умоляю!

Виктор бился в путах, отчего крюк раскачивался все сильнее. Голос охрип открика, а рядом монотонно звучал перевод.

– Бедный, бедный мой Виктор, – вздохнула Лючия и оставила меня в покое. – Ты сам не знаешь, чего хочешь!

Нож поднимался медленно, очень медленно. А потом с усилием пополз по коже, прямо по татуировкам на плече.

– Она мне не нравится. Ты испортил мою работу! А я так старалась!

38

Одно дело мелкие порезы. Но видеть, как с живого человека срезают кусок кожи… Я уже молилась о том. чтобы потерять сознание, ослепнуть, умереть, потому что то, что творила Лючия не лезло ни в какие ворота.

– Ты… психопатка!

– Разве?

– Маньячка!

Нож со звоном упал на пол. Она проводила его взглядом:

– Ну вот. теперь снова точить придется. Ты понимаешь, что натворила?

– Госпожа, НЕТ! – взвыл Виктор, когда Лючия сделала шаг ко мне.

Она не обратила не него внимания:

– При падении нож затупился. Возможно, даже погнулось острие. А ты знаешь, как это опасно – играть с плохо заточенными ножами? Они могут порезать против моего желания. Например, когда я прикоснусь здесь, – палец коснулся шеи, где билась жилка, – или здесь, – двинулся ниже, провел по животу, по тонкой ткани трусиков, отчего стало жарко, несмотря на одуряющий холод и остановился на бедре.

– Как думаешь, что будет, если проткнуть вот здесь?

– Лючия, отойди от неё! – паника в голосе Виктора бросала то в жар, то в холод. Но глаза… глаза пылали страстью.

– Ты ревнуешь? – улыбку Лючии можно было назвать милой. – Какой…

Смотреть, как Виктор тает от ей прикосновений не было сил. А потом Лючия взялась за хлыст.

Красные рубцы вздувались на спине и боках. Виктор сначала просто вздрагивал, а потом сквозь плотно сжатые губы стали прорываться стоны. Все громче и громче… и вдруг я понял, что они – не от боли.

– Хороший мальчик, – кусочек черной кожи на кончике хлыста огладил истрезанную кожу, – хороший. Но… еще рано. Подожди.

Хотело закрыть уши, чтобы не слышать этот змеиный шепот. Закричать, чтобы заглушить. Но на меня словно парализовало. А вот на мужчин голос Лючии действовал, как дудка гамельского крысолова: они подались вперед, а на лицах проступали восторг, восхищение и… предвкушение? У Кайо даже голос изменился. Из монотонно-механического превратился в живой, горячий, страстный.

– Да, еще рано, – продолжала шептать Лючия. – Я хочу услышать, как ты кричишь.

– Я буду кричать так, как желает моя Госпожа…

– Конечно, будешь, – она хлопнула его по заду ладонью. После хлыста это казалось почти лаской. – Только… я подарю тебе новые ощущения. Ты хочешь?

– Да!

Он выдохнул ей прямо в губы, словно перед поцелуем. И Лючия расцвела, как обычная женщина, получившая комплимент от любимого человека.

– Я постараюсь, милый. Мой будущий муж останется доволен своей невестой!

Шрамированный словно мысли читал. Лючия еще только поворачивалась ко мне, а он уже подавал развернутый чехол, в котором, как ручки в пенале, крепились ножи. Был выбран один, с закругленным лезвием. Он чем-то напоминал столовый.

– Свечу!

– Лючия, пожалуйста! Не трогай её!

– Милый, ты же хотел новых ощущений. Я не могу тебя подвести!

– Пожалуйста! Пожалуйста, – повторял Виктор, как заведенный. И смотрел прямо на меня.

Хотелось спрятаться от этого застывшего взгляда. И не смотреть, как приближается трепещущий огонек.

Его жар опалил замерзшую кожу и показался нестерпимым в этом холоде.

– Тебе же нравятся любовные игры? – поинтересовалась Лючия. – Они всем нравятся. Скажи, а на том острове… вы пробовали это?

Горячий воск капнул на грудь. Прямо на сосок. И тут же застыл уродливой кляксой.

– А вот так?

Капли превратились в тонкий ручеек. Лючия водила рукой, создавая из него узоры, похожие на морозные узоры на окнах. Такие обжигающие снежинки. Они покрывали плечи, грудь, живот… Несколько капель упало на ноги, расплавив капрон чулок. Удержать крик было почти невозможно и я всхлипнула. Я смотрела в полные ужаса глаза Виктора и заставляла себя терпеть. Потому что по щекам любимого мужчины текли слезы. А губы продолжали шептать:

– Пожалуйста! Умоляю!

– Нравится? – вопрос, заданный нам обоим. Но сил ответить не было и я просто висела на перекладине. Рук и ног давно не чувствовала и в сознании оставлась только благодаря силе воли.

Скользнуть в тьму беспамятства казалось заманчивым. Но тогда я могла упустить шанс вырваться из этого пыточного зала, сбежать, спастись… И спасти Виктора.

– Не слышу! – повысила голос Лючия.

– Не надо! Умоляю! Не надо!

Виктор рыдал в голос. Я не понимала – почему. Конечно, нож – это страшно, а горячий воск – больно. Но не смертельно. Пока Лючия не делала ничего, способного навредить по настоящему. Несколько ожогов и порезов не в счет. Они затянутся. И если повезет, не останется даже шрамов.

– Милы, ты сам не знаешь, чего хочешь, – повторила Лючия. И её голос снова ласкал, обволакивал, манил.

И вызывал ярость.

– Отойди от него! – не выдержала я.

То, что её руки ласкали обнаженное тело, я еще могла вынести. Но взгляд Виктора менялся. Кроме слез и боли там полыхало желание. И оно же горело в паху.

– Ты хочешь меня! – умилилась Лючия, не обратив на крик внимания. – Хочешь доставить мне удовольствие?

Её пальцы по хозяйски обхватили член, бережно коснулись головки. Виктор выгнулся и застонал не в силах сдержаться.

– Ты хочешь?

– Да!

– Но тебе придется подождать – я еще не готова. Да и ты пока не сдержал обещания: я не слышала твоих криков!

– Не надо, – молил Виктор и одновременно тянулся к ней всем телом. – Не трогай её! Зачем тебе Ева? Ведь у тебя есть я, твоя личная, персональная шлюха!

– Увы, уже не персональная! – палец указал на меня. – Но я исправлю эту оплошность. Я же еще тогда сказала, что ты – только мой.

Нож из рук она так и не выпустила. И теперь аккуратно соскребала им воск с моего тела.

– Теперь понимаешь разницу между тупым и острым? Сейчас увидишь еще больше!

Тонкий, похожий на шило ножик сменил «столовый». И улыбка Лючии превратилась в оскал.

Я обещала себе молчать. Клялась. Но не сдержала клятвы. Как молчать, когда с тебя срезают куски кожи?

Нож вонзался глубоко и Лючии приходилось приложить усилие, чтобы продвинуть его хотя бы не несколько сантиметров. Первые минуты я крепилась, потом не сдержала стон. И вскоре уже выла но одной ноте, терея разум. И слышала, как кричит Виктор, как умоляет прекратить. Но каждая его просьба вызывала лишь очередной виток боли.

– Я обещала, что ты увидишь своего ублюдка. И папочка посмотрит!

– Нет, пожалуйста, нет!

Я была готова умолять. Ползать в ногах. Соглашаться на что угодно. Лишь бы она не трогала мое дитя.

– Лючия! Я же уже сказал, что это не мой ребенок! – Виктор задыхался. Порезы открылись и свежая кровь смешивалась с подсохшей. – Лючия!

– Мне уже все равно! Эта девка соблазнила тебя! Она приперлась за тобой, хотя я обещала оставить её в покое!

Лючия визжала. Белый костюм побурел от крови и грязи, волосы растрепались. Она казалась ведьмой, чем-то потусторонним. Кем угодно, но не человеком.

– Умоляю! – и я задохнулась от боли внизу живота.

По ногам потекло горячее. Виктор взвыл, а я боялась посмотреть вниз. Но боль становилась нетерпимой и я не удержалась.

Кровь. Она текла по бедрам, пропитывала остатки чулок, собиралась тяжелыми шариками на полу, смешиваясь с пылью и тут же высыхая. И каждая капля уносила часть меня.

Голова закружилась и я перестала понимать, что происходит. Звуки стали глухими, словно в уши напихали плотной ваты. И движения… Все вокруг двигались медленно, как в толще воды.

Я видела ухмылку Лючии. Как кидаются к ней шрамированный и Кайо, как помогают скинуть жакет и брюки. Как она пинает их за то, что те умудрялись коснуться губами ног и живота.

Видела, как мешком падает на пол освобожденный из пут Виктор. И видела, как устремляется вверх член, полный желания.

Стоны и вскрики доносили как из под воды. Довольное лицо Лючии, счастливое – Виктора. И – полные зависти глаза двух других мужчин. Их интересовала только Лючия, я была лишь мебелью.

Но сейчас это не радовало. Эмоции пропали. Я только смотрела на совокупляющихся на полу мужчину и женщину. И понимала, что это последнее, что я вижу в своей жизни.

Но, теряя сознание заметила яркий квадрат дверного проема – кто-то распахнул дверь, и дикий крик штопором ввинтился в уши:

– Ева!

39

Монотонное пиканье ввинчивалось в мозг, не давая нырнуть обратно в пустоту. Там не было боли. Там было спокойно и тихо. А меня туда не пускали!

Раздражение заставило открыть глаза.

Белый потолок. Матовый шар лампы. И это назойливое пиканье! Хотелось закрыть уши, закрыть газа и чтобы никто не беспокоил.

Но попытки пошевелиться закончились вспышкой боли. Алой, как тропический цветок.

Кто-то вскрикнул. Послышались голоса. Я не понимала ни слова. А потом…

– Ева! Евочка!

Голос был знаком. Что-то из прошлого. Но что?

Я не могла вспомнить. А голос все звал и звал. Мешал. Не давал уснуть. А в довершении всего кто-то прикоснулся к руке.

И это оказалось так больно, что я закричала.

И вспомнила.

Два тела, что сплелись в угаре первобытной похоти. Стоны. Крики. И кровь, стекающая по бедрам.

– Ребенок!

– Тише!

Сильные руки не давали встать. Я кричала, пыталась вырваться, дралась. Кулакам стало больно – видимо, я даже куда-то попала. Но хватка не ослабевала. А потом я почувствовала укол.

Но легче не стало.

– Мой ребенок!

– С ним все хорошо, все хорошо, тише! Успокойся!

Кто-то гладил меня по спине, по голове. И постепенно я поняла смысл того, что мне говорили.

– Ребенок? – спросила еще раз, глотая слезы.

И послушно улеглась обратно.

– С ним все в порядке. Мы успели вовремя.

Артем выглядел ужасно. Худой, с синяком под глазом, из-под белого халата, накинутого на плечи, выглядывал ворот растянутой футболки. А под глазом расползался чернотой синяк.

И это настолько не вязалась с реальностью, что я на миг забыла обо всем.

– Мы успели вовремя, его спасли, – Артем говорил быстро, словно боялся, что не успеет сказать.

– Он жив? – руки прижались к животу. Кажется, это единственное место, которое не болело. – Аты?

– Я тоже жив, – усмехнулся Артем.

– Разве?

– Видела бы ты себя! – он с готовностью рассмеялся, словно сбросил с плеч тяжелый груз. – Немощь бледная!

Ответить я не успела: палату превратилась в проходной двор.

Какие-то люди в белых халатах крутил меня, вертели, осматривали со всех сторон, спрашивали… Я не понимала ни слова, и Артем переводил. На английский, насколько я могла понять.

– Где я? – поинтересовалась шепотом. – Ты меня в Англию притащил?

– Ты была нетранспортабельна, так что прости, это все еще Испания. Виктор настоял на этой на этой больнице, всех на уши поднял, он…

Я отвернулась. Слышать о нем не хотелось.

Но и от той боли, что выматывала меня дома, не осталось и следа. Её сменила другая, больше похожая на грусть.

– Это ты меня вытащил? – перевела тему.

– Да. Когда ты исчезла, я подумал, что вернулась домой. Хорошо, догадался позвонить. Хозяйка сказала, что тебя нет. Ну, я и всполошился. Виктор, – он запнулся, – понял, что что-то не так. И как с ума сошел. Твердил что-то про месть, про Лючию, про опасность. Потом велел ехать в полицию, дал несколько адресов и тоже… исчез. Сказал только, что попытается протянуть время. Я потом уже узнал, что он испугался, когда понял, что Лючия ушла примерно в это же время.

– А она…

– Под стражей. Её пытались освободить под залог, но ты иностранная подданная, да еще Виктор выступил на стороне обвинения. В общем, не получилось у её адвокатов. Хотя сумму предлагали огромную.

– Подожди, я не понимаю, – виски ломило и легкий массаж не помогал. – Можешь объяснить еще раз?

– Сейчас готовится медицинское освидетельствование Лючии. Но знаешь, в любом случае, то, что она творила… это сродни колдовству. Мужчины, которых она хотела, просто теряли голову. Ради одного её взгляда готовы были на все. Знаешь, они объясняли это БДСМ. Но поверь, это обыкновенный садизм. И мужчины оказались от неё зависимы психологически. Даже Виктор. К счастью, он нашел в себе силы… выступить против.

– Как он?

Я начинала понимать, что он тогда тянул время. Оттягивал ярость обезумевшей садистки от меня, подставляя собственное тело. Но не испытывала ничего кроме благодарности. А перед глазами стояла Лючия и взгляд, каким на неё смотрел Виктор.

– Они сейчас проходят курс психологического лечения. Знаешь, Виктор его, оказывается, уже проходил. И даже почти вылечился. Сбежал. Ева. я не знал, что он у тебя прятался! Честно! Иначе бы вел себя по другому. Дурак.

Последнее слово пробормотал, оно явно не предназначалось для моих ушей.

А я все не могла избавиться от наваждения. Вздохи, стоны… и неприкрытое обожание.

– Знаешь, не видно было, что он мучился.

Артем кивнул:

– Да, он наслаждался. Виктор попал к Лючии еще подростком. Она и вырастила его… как хотела. Знаешь, на самом деле деньги решают почти все. Даже в случае с ним – решили. Стоило пообещать отцу мальчика взять его в мужья и сделать наследником состояния.

– Бедняжка! Как он страдал.

Съязвить не получилось. Потому что память тут же напомнила еще одну картинку: кусок кожи с татуировкой. И нож, прорезающий её «до мяса».

– Потому и сбежал. Но эта сволочь его нашла. И знаешь, как? Через общих знакомых! Пообещала хорошие деньги, и его сдали. Причем тот, кого Виктор считал другом. Программист.

Сердце ухнуло как в бездонную яму.

– Тот, что делал мне сайт?

– Он самый. В общем, Виктор тебе не расскажет, но его шантажировали тобой. Лючия сказала, что разрежет на кусочки и скормит бродячим собакам. Или медведю в зоопарке. У Виктора не было причин не верить, поэтому он бросил все и вернулся. А я, придурок… Не надо было везти тебя к нему. Понадеялся, что поговорите и ты оклеймаешься. Прости.

– Я понимаю. Артем, я же умирала тогда. Если бы не ты…

– Никогда себе не прощу, – вдруг всхлипнул он. – Я ведь… А, ладно!

От резкого разворота полы халата взметнулись. А я не могла понять, что случилось. Пазл сложился, но поведение Артема оставалось загадкой.

40

Происшествие вызвало скандал. Целых две недели все газеты и новости пестрели различными интерпретациями. Репортеры рвались в больницу, чтобы взять интервью. А мне хотелось покоя.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю