Текст книги "Рыцарь ордена Панголин (СИ)"

Автор книги: Елена Крыжановская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Следом за всадниками, подгоняемая отрывистыми командами, бежала дюжина здоровенных пеших, выстроившихся в две колонны. Эти воины были несомненно человекообразные, но спутать с обыкновенными людьми их невозможно. Массивные фигуры – ходячие горы мышц, обтянуты коричнево-зелеными чешуйчатыми спортивными майками без рукавов и плотными короткими штанами до колен. На поясе у каждого сбоку висела темная дубинка – железная, не деревянная.

Широкие словно грубо выцарапанные на валунах лица отличались мрачным сосредоточенным выражением и угловатыми невыразительно сглаженными чертами. Бугристые лбы как-то плавно из наростов хмурых надбровных дуг переходили в скулы, сплющенные носы, сжатые челюсти и массивные подбородки. Шеи короткие, широкие, по-бычьи склоненные, словно эти бегущие солдаты всегда готовы к атаке. Практически все бугристые крупные черепа, напоминавшие формой слоновьи, были лысыми или украшенными легким редким пушком.

Все бегущие сильно походили друг на друга, как обычный отборный армейский отряд, хотя, вероятно, при ближайшем рассмотрении обладали некоторой индивидуальностью. Кожа всех темная, кирпично-коричневая, разных, иногда более бледных оттенков, но грубостью напоминала шкуру носорога, а иногда – крокодила, когда на ровном бугре бицепса вдруг смутно угадывался чешуйчатый рисунок, словно муаровые татуировки. Чисто физически, в строгом смысле динозавры в своем человеческом подобии отличались от людей только иной формой стопы, действительно напоминавшей слоновую: более-менее человеческих очертаний, но очень широкую, массивную, без раздельных торчащих пальцев, только намеченных вросшими роговыми пластинками то ли копыт, то ли ногтей. И формой ушей: напоминающих широкий, скрученный на конце сухой лист, и строго перпендикулярно оттопыренных, словно крошечные крылышки на черепушках.

Средний динозавр был ростом с очень крупного человека и превосходил его массой, шириной плеч и диаметром кулаков. Впрочем, те, кого видели перед собой наблюдатели, специально отобранные и тренированные наемники. Некоторые ящеры королевы Дины Заури, вполне возможно, отличались более изящными пропорциями и могли щеголять в придворных костюмах.

Отряд давно протопал мимо, но Береникс всё никак не мог отойти от увиденного и отказывался выглядывать на дорогу.

– Это ты их только издали видел, – сурово заметил ему хозяин. – А посмотрел бы вблизи! Ещё страшнее.

– Ты с ними близко знаком? – спросил Ричард.

Гошка поморщился.

– Так себе. Приходилось мельком встречаться. Такие смешанные отряды то численностью побольше, то поменьше, тут бегают уже лет пять. Собирают новый королевский налог, который что ни месяц, растет. Иногда они нападают на мирных жителей, если те разозлят наемников неповиновением. Бывало, убивали, чаще, чуть не затоптав до смерти, бросали, иногда увозили в плен по десятку заложников, чтобы остальные жители какой-либо местности стали сговорчивее. В последнее время – всё чаще. Но восстаний нет. Люди очень боятся. По лесу, ты заметил, наверное, они ходить опасаются, но открыто против них никто пока не выступает. Столкновения эпизодические.

– Слуги королевы?

– Да, Проклятой королевы, как ее все называют. Она появилась давно, но в последние пять лет Дина повсюду, где только случается что-то плохое. И плакаты с ее гербом и ужасным злобным лицом торчат на всех перекрестках ещё долго после каждого визита таких отрядов.

– Напрасно вы так, хозяин, – успокаивающе буркнул Береникс, уговаривая дрожащего от ярости мальчика не обращать внимания на всякие мелочи. – На плакатах она даже ничего, обыкновенная женщина из рекламы. Суровый пронизывающий взгляд, длинные темные волосы, роскошная корона и багряная мантия... одним словом, злая королева из сказки. Неужели она, и правда, настолько страшна?

– Твой вкус, воспитанный Миром-без-Чудес, даже не обсуждается! – огрызнулся Гоша. – Она – чудовищная!

– Главное, насколько понял, у нее есть власть, – спокойно проговорил Ричард. – А официально, сохранено самоуправление?

– Пока, да, – сквозь зубы ответил Гоша. – Но все понимают, что это сейчас перестало быть правдой. Нет ни одного местного постановления, ни одного дела, тем более, из области охраны порядка, куда королева не вмешивалась бы, как только ей захочется. То с ее помощью отпускают преступников, то она диктует, как строжайше наказывать мелких нарушителей порядка. А какие нововведения в учебную программу школ... спрятаться некуда, хоть стой, хоть падай! Требует денег, насылает на городские советы проверки, угрожает расправой в случае любого неповиновения. Некоторые, представь, считают, если она сможет объединить мир под своей жесткой единой властью, будет даже лучше. «Больше порядка», – издевательски процитировал Гоша. – Ага, куда уж больше! Знаешь, я немного боялся уходить из дому и один отправляться в дорогу, – хмуро признался он. – Боялся, что со мной может что-то случиться плохое. Ты странник, скажи, слышал ты когда-нибудь, чтобы люди боялись путешествовать? Я не имею в виду, проходить через какую-то конкретную местность, пользующуюся дурной славой, а боялись вообще. Без конкретной угрозы. Разве раньше такое бывало?

– Да. Просто выходить из дому, и даже оставаться в домах без достаточной защиты и оружия, становилось опасно всякий раз, как начиналась война.

– А у нас, считается, пока мирное время, – усмехнулся Гоша. – Никто пока не запрещал свободы передвижений. Никто не перекрывал дороги заставами. Никто официально не объявил военное положение пока ни в одной местности. Но ты сам сказал... Королева завоевывает весь мир, но так постепенно и вроде бы тихо, что никто не осмеливается возразить.

– Значит, это не открытая война, а политическая, – сказал Береникс. – Тогда я согласен с вами, хозяин, о последствиях даже подумать страшно.

– А ты не думай, – посоветовал Ричард. – Всё равно ничего не придумаешь. Здесь всё иначе, и такие политические кампании здесь не пройдут. Люди просто слишком привыкли к мирной жизни. Не хотят так уж сразу ее ломать. Но если королева не перестанет оказывать давление на весь мир, он, в конце концов, взорвется и поглотит ее. Чтобы не пыталась сожрать то, что ей не по силам. Это всегда заканчивается трагически.

– Ох, господин Ричард, вы не представляете, насколько! Порой неположенная еда обходится нам так дорого, – вздохнул Береникс.

– А правда, расскажи нам свою историю, – попросил Гоша. – Ричарду будет наверняка интересно. Да и я в ней до сих пор не всё понимаю, охотно послушал бы ещё раз.

Ричард согласился с мальчишкой и попросил пса рассказать, раз уж повод нашелся. Только лучше им говорить на ходу, отряд давно ушел, бояться нечего. Они осторожно выглянули на дорогу и медленно пошли в гору, затаптывая в светлой пыли следы динозавров.

Береникс рассказал, что родился где-то в престижном районе Нью-Йорка, и в жизни не бывал за городом. И, судя по уверениям родителей и чистоте их породы, никто на протяжении нескольких поколений собак из их семьи не бывал на природе и питался всю жизнь исключительно специальным и сбалансированным искусственным кормом. Поколений шесть, а то и восемь... впрочем, он может прикинуть только примерно. Щеночком Береникс был отдан в хорошие руки за немалые деньги. Посещал собачьи площадки, школы, курсы, выставки, всё, как положено. Его хозяин как представитель одной компьютерной фирмы проворачивал удачные сделки не реже раза в две недели. Жили они в небоскребе на сто двенадцатом этаже. Там ходил отвратительный прозрачный лифт, а Береникс, несмотря на все его исключительные достоинства друга человека, с детства не переносил две вещи: высоты и аттракциона «Огненный дракон», когда длинный поезд кабинок мотает по рельсам из стороны в сторону с резкими бросками вверх-вниз, и время от времени на пассажиров сыплется водопад огненных искр.

«А мне нравилось, – печально усмехнулся Ричард. – Суррогат, конечно, но хоть что-то знакомое. Продолжай, пожалуйста».

Береникс сухо признал, что у всех вкусы разные, а о суррогате речь дальше. К двум ненавидимым им завоеваниям современной цивилизации однажды добавилось третье. Его хозяин разъезжал по городу в своем личном и очень дорогом авто. Береникса укачивало от роскоши, но ему довольно часто приходилось сопровождать хозяина на деловые встречи и дожидаться его в машине. Однажды они остановились практически перед парадным входом в белый дом с колоннадой. Хозяин купил себе на углу большой стакан колы и булку с сосиской. У него не было времени на ланч, предстояла серьезная сделка. Он так волновался, что оставил стекло в машине опущенным. Береникс радостно выскочил навстречу жующему что-то хозяину, помчался по белой лестнице, не подозревая, что поджидает его на этих ступенях. Будто сама судьба взмахнула хвостом, заставила хозяина наступить на него и потерять равновесие от легкого, безобидного игривого толчка лапами.

То, что он с аппетитом ел, упало перед Берениксом. Молодому неопытному псу показалось, что это похоже на еду, и он, не раздумывая, проглотил кусок булки с сосиской и кетчупом.

«Эй, ты! Это был мой хот-дог! Тебе это есть нельзя!» – возмутился хозяин.

И Береникса словно сразила молния.

Все шесть или восемь поколений, не бравших в рот ничего, кроме специализированного собачьего корма и ни разу не ступавшие на настоящую траву, не засеянную специально и аккуратно подстриженную косилкой, мигом дали себя знать. И обрушили гнев небес на своего потомка-отступника. До Береникса совершенно неожиданно дошел смысл слова «хот-дог». И не только как названия специализированной человеческой еды, непригодной для собак, но и глубинный смысл того, что он съел. «Горячая собака»! Он съел себеподобного? И люди постоянно и без зазрения совести едят собак?! Береникса постиг интеллектуальный шок. Он безвозвратно тронулся собачьим умом, и на его опустевшем месте стал зарождаться, как следствие мощного стресса, неслыханный сверхинтеллект. Вероятно, сработала сложная защитная реакция организма, у которого было два пути справиться со сбоем работы в налаженной системе питания: отравиться и умереть, или же принять человеческий образ питания и мыслей. Не зря же говорят: «Человек – есть то, что он ест!»

Стать человеком Береникс не мог, а умирать не хотелось. Поэтому его интеллект стал почти человеческим, способным как-то проанализировать и переварить свалившуюся на него разрушительную информацию.

– Простите, хозяин, я не нарочно, – вежливо извинился Береникс, даже не удивляясь, как легко ему выражать свои мысли по-человечески. – Но позвольте выразить мое сомнение в том, что подобная субстанция со столь оскорбительным названием вообще пригодна для употребления в пищу мыслящим существам. Я бы хотел заметить...

Торговый представитель крупной Нью-Йоркской компьютерной фирмы истерически швырнул в собственного пса стаканчиком колы и разразился потоком нечленораздельных воплей, самым цензурным из которых было: «Мамочка!»

Влетев, как торпеда, в машину, хозяин Береникса хлопнул дверью и умчался не разбирая дорожных знаков, рванув сразу четвертую скорость. Долго лететь ему не пришлось: в разгар дня пробки на всех авеню затормозили его бегство от жестокой реальности. Воспользовавшись случаем, хозяин, вероятно, стал лихорадочно отменять все дела и договариваться о немедленном приеме у престижного психоаналитика. Береникс остался один на незнакомой улице.

Будучи слишком цивилизованной собакой, он не умел ориентироваться в незнакомой местности, поэтому решил мыслить как человек. Он утащил временно брошенный без присмотра пустой деревянный ящик от пива у каких-то нищих, поставил его в качестве скамейки, дотянулся до уличного телефона автомата. И вызвал такси, попросив забрать свою собаку на углу пятьдесят второй улицы, и отвезти в один из спальных районов, назвав свой собственный домашний адрес. Там спросить его хозяина и тот заплатит за вызов машины.

Так всё и случилось. Впускать в квартиру говорящего пса хозяин боялся, но не заплатить за такси тоже не мог. Поэтому, пока веселый симпатичный афро-шофер не уехал, не подавал виду, что боится своей собаки. Потом он снова захлопнул дверь перед носом у Береникса. Но наутро, не имея другой возможности выйти на работу кроме как через дверь, учитывая на каком этаже располагалась их квартира, хозяин согласился на переговоры. Береникс требовал к себе уважения и материальной компенсации его глубочайшего морального ущерба. Для начала неплохо бы, чтобы хозяин снял ему отдельную квартиру не выше второго этажа, обеспечил регулярные поставки еды и круглосуточную связь с интернетом. За это Береникс позволит иногда приходить к нему в гости и даже гулять с ним. Хозяин согласился на его условия, оплатив квартиру, приходящую домработницу и собачий корм на полгода вперед. Но ни разу не зашел проведать бывшего друга человека.

Береникс принялся штудировать интернет, заодно активно занимаясь самообразованием. Преимущественно его интересовали вопросы генетически модифицированных продуктов питания и вопросы развития генетики многих поколений животных, выкормленных такими продуктами. Во вторую очередь он получал экстерном юридическое образование, собираясь подать в суд на компанию изготовитель этих злосчастных хот-догов. В перерывах коротал время на форумах и в сложных многоуровневых он-лайн играх с построением собачьих цивилизаций. Судебный иск, поданный нанятым через Интернет адвокатом, продвигался успешно. Береникс претендовал на компенсацию морального ущерба суммой в два миллиона долларов. С адвокатом он общался исключительно по телефону.

Всё бы шло отлично и Береникс мог выиграть дело, но увы, свидетельские показания жертвы в суде обязательны. Письменным заявлением от имени собаки они удовольствоваться не желали. Тем более, требовалась экспертиза и была приглашена компетентная ветеринарная комиссия. Адвокат уверил Береникса, что тот ничем не рискует, дело практически выиграно.

Но, увы, судьи оказались похожи на прежнего хозяина несчастного пса. Услышав его речь, все, даже якобы «компетентные» в области психологии животных светила ветеринарии, сперва с воплями кинулись в рассыпную (к счастью, им некуда было сбежать из зала суда). А потом суд поднял Береникса на смех. И закрыл слушание по причине того, что формально не признал Береникса полноправным гражданином Соединенных Штатов. Не будучи гражданином, Береникс не мог принести присягу на конституции. Слушание перенесли на бесконечно неопределенный срок, адвокат пытался добиться возобновления дела, но полгода прошли, срок аренды квартиры истек и Береникс остался на улице. Он пошел куда-то, куда глаза глядят, как никогда не чувствуя себя полноправным гражданином страны. Какие-то уличные пьянчужки единственные отнеслись к говорящему псу сочувственно и поведали ему немало истин о смысле жизни. Точнее, об отсутствии такового в прогрессивном обществе. И о великом научном споре: есть ли жизнь по ту стороны конституции и социальной страховки?

Задумавшись об этом, Береникс стал философом, и изгнанники общества потребления и преклонения перед всемогуществом капитала признали его своим собратом по интеллекту. Они угостили пса колбасой и тоником, и уговаривали остаться, но Береникс отказался. Вежливо простился и побрел наугад по улице. Ему хотелось подумать в одиночестве. Начинался дождь...

Не помня как, пес добрался до окраины города и всё шел куда-то и шел, пока не увидел однажды под ногами зеленую настоящую траву и не вдохнул запах первых весенних цветов и свежей выпечки. Поблизости жили люди! Из их рук Береникс, сам себе удивляясь, не боялся брать любую еду, самую «несобачью» по прежним его представлениям. Но, вне всяких сомнений, вполне человеческую. Этого ему теперь было достаточно.

Бродяжничая больше месяца, Береникс переходил от селения к селению и надолго задержался лишь в поселке, расположенном в сосновом лесу. Там он познакомился с Гошей. Мальчишка случайно подслушал, как пес разговаривает сам с собой, и обещал не выдавать его тайну. Пес признал этого великого человека своим новым хозяином. Но из-за дружбы с Берениксом у Гоши начались неприятности в приемной семье, и вот, псу снова суждено стать изгнанником. Но теперь, он толкнул на этот тяжкий и скорбный путь лучшего человека с мире, своего любимого хозяина. Что же ему делать и почему его преследуют такие несчастья?

– У тебя точно с головой не в порядке, – недовольно заметил Гоша. – Никого ты никуда не толкал, я сам ушел. Давно решил, а ты только дал мне повод осуществить это именно сейчас. И всё, что произошло, я считаю редким везением. Правда?

– Наверное, – неопределенно откликнулся Ричард. – Всё зависит от того, под каким углом смотреть. Береникс действительно лишился дома и безвозвратно порвал с прежней жизнью и даже прежним миром. Но приобрел несоизмеримо большее. А ты, Гошка?

– А я ещё больше! Я тоже не хочу жить, как раньше. Теперь я почти совершеннолетний, и у меня появился настоящий друг. Не мог же я его бросить! Тем более, что я всегда мечтал странствовать. И видишь, мы сразу же встретили тебя, разве не удача? Дорога послала нам опытного спутника, значит, наше решение правильное. Смотри, этот снова там, впереди! Идем скорей, уж на этот раз мы его догоним!

– Зачем? – поинтересовались у Гошки его спутники. Но тот только отмахнулся от глупого вопроса. Хочется узнать, кто это, вот и всё! И потом, стоит поблагодарить неизвестного путника за своевременный сигнал об опасности.

Когда расстояние между ними и идущим далеко впереди человеком сократилось вдвое, тот снова свернул с дороги. Но уже без всякой поспешности.

Вечерело. Береникс сообщил, что чувствует запах дыма, и с той стороны, куда свернул путешественник, потянулся тонкий завиток сизого тумана. «Теперь уж не сбежит», – удовлетворенно вздохнул Гоша, сбавив шаг. Они прошли до того места, где разгорался костер, и тоже свернули в лес.

На полянке сидела перед ворохом сухих веток светловолосая девчонка с двумя длинными косичками ниже плеч и держала в руках половину стеклянного шара, разводя с его помощью огонь. Шар усиливал самые слабые лучи красного заката, проникавшие сквозь ветки, и обращал их в трескучее пламя. Гоша порылся в сумке и вытащил точно такую же половинку. Насуплено, с опаской оглядев девчонку, шагнул к ней и спросил, кто она?

– Лина, естественно. А ты – Эгер? – она, похоже, нисколько не удивилась.

– Да. Но лучше зови меня Гошей.

– Очень приятно, – девочка протянула ему свободную руку. – Ангелина Брусникина. Я тебя давно ищу, братец. Но не думала, что мы встретимся в путешествии. Разве твой день рождения не...

– Да, в июне, – с легким недовольством ответил Гоша. – Но, знаешь, надоело ждать. Ты, надеюсь, не сердишься, что я вышел тебе навстречу?

Девочка улыбнулась, и ее строгое узкое лицо с серо-стальными глазами, стало очень хорошеньким. Брат и сестра неловко обнялись, слегка стесняясь и к тому же, боясь уронить свои «удостоверения».

– Попробуем? – спросил Гоша.

Лина кивнула. И протянула свою половинку шара, собираясь соединить ее с Гошкиной.

– Не торопитесь, – предупредил Ричард. – Вы не сможете выпустить его из рук, пока не узнаете все подробности истории своей семьи. Потом шар исчезнет!

– Правда? Я не знал, – удивился Гоша.

– Ой! – девочка отскочила, едва не ступив в костер. Она лишь теперь заметила на поляне кого-то ещё, кроме брата. Лохматая собака ее нисколько не удивила, но взрослый незнакомый мужчина в темном кожаном костюме почти сливавшийся с лесом, выступив из тени, всерьез ее напугал. Но через несколько мгновений, ее взгляд стал точно таким же пристальным, как у Гоши, когда тот рассмотрел, во что одет незнакомец и сделал о нем простейшее умозаключение.

– Вы – странствующий рыцарь? Это вы помогли брату найти меня? Большое спасибо. Только не уходите, пожалуйста. Мы будем ужинать. А как вас зовут?

– Вопрос к тебе, – шепнул Ричард Гошке.

– Его зовут сэр Упрямец, – ядовито ответил мальчик, не глядя на своего спутника.

– Неплохое рыцарское прозвище, – уважительно сказала Лина. – А я хотела бы, чтоб меня называли Ангелом Удачи или Защитницей справедливости. Или Последней надеждой.

Ричард засмеялся, сказав, что на его памяти был один директор приморского варьете с таким прозвищем. Его так и звали Антуан Последняя надежда. Он то сказочно обогащался, то почти разорялся, в общем, вел бурную жизнь. Артисты его очень любили, потому что только Антуан умел находить творческий выход из любых, казалось бы, безнадежных ситуаций. Лина одобрила такие заслуги своего возможного тезки.

– Вы правы, мне пока не нужно других доказательств, что Эг... Гоша – мой родной брат. Я и так вижу. А узнать историю лучше не наспех, успеть запомнить и рассмотреть всё, тем более, если это можно увидеть всего один раз. Садитесь у огня, вечер прохладный.

– Давно странствуешь? – спросил Ричард.

– Уже почти месяц. Мне исполнилось двенадцать в прошлом году в мае. Я надеялась уйти сразу же. Но в школе шли выпускные экзамены, а потом обещали вывезти нас всех на море. Я очень хотела увидеть море, думала, приеду туда и останусь. Начну путешествие по приморскому краю. Никуда нас, конечно, не повезли. Я жила в семейном приюте, там было десять девчонок разного возраста. Я раньше удивлялась, почему те, кто старше меня, не ушли, а живут в приемной семье. Не замечала, что они такие уж трусихи или им так уж нравился наш дом. А потом сама поняла. Нас не хотели отпускать, внушали подождать денек, другой, неделю... То работа по дому, то экзамены, то в мире неспокойно. Никто, силой не держит, но...

Когда наступила осень, уходить было поздно. Мы жили недалеко от Северных гор, сразу стали дуть ледяные ветры. Сезон дорог рано закрылся, мне пришлось остаться там на зиму. А как только слегка потеплело, нас вывезли на весеннюю ярмарку в окрестности Города. В самой столице мы не были, но Город виднелся далеко на холме. Я и ещё три девочки заранее договорились, что мы сбежим и останемся на всю ярмарочную неделю, а потом уйдем странствовать. Ведь уже наступила весна.

Мы расстались в первый же день, потом встречались пару раз случайно до конца ярмарки. Ужас, как незнакомые! Мы прожили вместе почти десять лет, а у нас не было ничего общего. Наши приемные родители – бездетная пара, они школьные учителя, и решили взять не одного ребенка, а основать целый маленький приют. Там же была и школа. Они были строгие, но достаточно добрые, чтобы я не могла их ни в чем упрекнуть. Мы жили одной семьей, общими занятиями, но даже не считали себя сестрами, а их – родителями. Все понимали, что это условно. Они учителя, мы – их подопечные. Это нас и объединяло.

Помню единственный случай, когда мы устроили вроде заговора и чувствовали себя очень близкими подругами. Когда Мышка – так звали самую младшую девочку, без спросу съела варенье. Целых полбанки! Мы все вместе придумывали, как ее защитить, и героически признались, что мы все понемножку съели. В порыве самопожертвования мы наконец-то чувствовали себя живыми людьми. А ещё, конечно, когда читали, мечтали, пели, играли в саду, строили планы на будущее. Но всё это только игра, мы понимали, что каждая на самом деле думает о своем. И настоящий поступок у нас был всего лишь один на всех.

Наши родители были хорошие и внимательные, очень «правильные» – любили соблюдать и придумывать всякие разумные правила. Мы их уважали. Они о нас заботились. Но никто никого по-настоящему не любил, это точно. Я надеюсь, в нашей настоящей семье было по-другому. Может быть, не так «правильно», зато уж точно не так скучно!

– В настоящей семье не может быть скучно, – тихо заметил Ричард. – И это совершенно не зависит от степени кровного родства.

– У тебя так когда-нибудь было? – спросил его Гоша.

– Очень давно и очень недолго.

– У меня никогда, – вздохнул мальчик.

«А у нас в долине иначе и не бывает», – беззвучно прокомментировал панголин, и Ричард почувствовал, как пушистый шарик выскользнул из его кармана и укатился в траву, просив не беспокоиться о нем до утра.

Потом Гоша с сестрой пришли к выводу, что несомненно у них была настоящая семья, целых два с половиной года, но, увы, они этого не помнят. А Береникс со вздохом припомнил то золотое время, когда он был щенком, и у мамочки их было восемь. Но потом признался, что в младенчестве ему в основном внушали понятия чести породы и верного служения людям, а к детям, зная заранее, что им очень скоро придется расстаться, мама старалась не привязываться.

Пока на огне грелась вода для фруктового чая и пеклась в кожуре картошка, Лина узнала историю своего брата и его благородного конфликта с приемными родителями из-за Береникса. Девочка радовалась знакомству с говорящим псом. Но ее не столько удивили его способности, сколько его недоверие к людям. Отчего Береникс думает, что все его боятся и разбегаются после первого слова? И ничего похожего на правду нет в том, что пес-философ приносит окружающим одни неприятности. И вообще Лина определенно высказалась как горячая сторонница самого древнего способа создания семьи: не по крови, а по родству душ. Она официально пригласила Береникса в их с Гошей новую семью, и пес ещё до ужина стал называть Лину хозяйкой.

Решив, что настало самое время для открытия занавеса над их семейной тайной, Брусникины сели поближе друг к другу и осторожно сомкнули половинки шара. Молекулярный срез таких семейных удостоверений имел свойство срастаться в единое целое. Это и запускало механизм в действие. Внутри шара, как в магическом зеркале могли заключаться события истории целого рода на протяжении тысячелетий или же всего одна встреча, день, событие. Обычный памятный шар мог храниться веками и согретый теплом ладоней начинал воспроизводить заключенные в нем живые картины. Если шар разделился, значит, его не создавали искусственно. Он существовал строго с того момента, как семья распадалась, становясь ее материализованной тенью. И хранился до времени, пока члены семьи, у которых находятся части, не соберут его снова. Такие шары оставлялись в наследство или возникали в результате неких сложных семейных перипетий. Вероятно, у других пришлось бы собирать шар из многих долек, как апельсин, и количество частей соответствовало количеству ныне живущих родственников. Об этом знали все дети в приютах. И, обладая половиной шара, можно с уверенностью сказать, что родственник у тебя лишь один. Гоша и Лина давно привыкли к этой мысли. И рассчитывали в будущем только друг на друга. Встретившись, они хотели только узнать, что разрушило их настоящий дом. Они знали, что больше никого из их семьи нет в живых, поэтому заранее готовили себя к печали об утраченных возможностях.

Уже стемнело, шар слабо светился. Мальчик, девочка и собака приблизились к нему, чтобы четко видеть события в его глубине и слышать слабую мелодию, словно играла музыкальная шкатулка. Случайный гость у костра, странник, сидел поодаль, не вмешиваясь в чужие тайны. Лина и Гоша выбрали этот момент, чтобы потом, если печаль окажется слишком сильной, заглушить ее вкусным ужином. А после лечь спать. И наутро всё предстанет в ином, более радужном свете. Ведь у них всё впереди, их приключения только начинаются. Что понапрасну грустить о прошлом!

Внутри прозрачной сферы закружилась смутная метель, будто шар наполнен водой с мелкими блестками, и его сильно встряхнули. Но картины, которые брат и сестра видели перед собой, казались не ограниченными рамками шара. Они были повсюду. Невероятно четкие. Без слов, только под эту тихо звенящую мелодию. Точно в шаре одна за другой лопались тонкие хрустальные пленочки, последовательно показывая события. В комнате с цветущим садом за окном попеременно появлялись то мальчик, то девочка.

Это были разные дома, разные семьи. В одной колыбели суровая седая дама качала постоянно хохочущего неугомонного круглолицего мальчишку, а на крылечке, увитом розами и окруженном зонтиками разноцветных флоксов, пыталась уползти из коляски, из-под присмотра молодой няни шустрая кудрявая девочка. Потом мальчик уже научился ходить, играл в прятки по всему дому, доводя до белого каления отца, мать и бабушку, а девочка, с очень серьезным видом сидя на полянке, собирала цветочки и вкладывала между страницами маминой книжки, пока та не видела.

Мальчишка быстро подрос и стал бегать в школу и на рыбалку с отцом. У него была непослушная косая челка, острый нос и большие торчащие уши. Он не был первым отличником или особенным заводилой в классе, часто на уроках смотрел в окно, подперев кулаком щеку и мечтая о чем-то. А девочка куда-то пропала. Ее искали, искали по всему дому. Сбежались все родственники и слуги. Потом мать позвала соседей. Многие из них пришли со своими слугами. Всей толпой люди бегали вокруг белого особняка, по саду с подстриженными кустами и путались в зарослях разноцветных клумб, не обращая внимания на гроты, фонтанчики и скульптуры садовых кошек с выгнутыми спинами – на них можно было сидеть, как на скамейках. Они обыскивали все укромные уголки поместья и очень беспокоились. А девочка в это время сидела в развилке старого-старого каштана в саду и читала невероятно потрепанную огромную красную книжку. Со вздохом она перевернула последнюю страницу и смотрела в пространство, ничего не видя перед собой и закусив губу. Она закрыла книжку и стала видна обложка, знакомая и нынешним зрителям этих событий. Там был нарисован мальчик в темном костюме. С мечом в руке он выходил из солнечного весеннего леса, ведя за собой прекрасного белого коня с золотой гривой. Девочка не слышала, как ее ищут и зовут уже много часов. Она думала о чем-то и на лице ее играла печальная и мечтательная улыбка.

В доме мальчика в это время было темно. Он сидел на чердаке, где его, похоже, закрыли в наказание за какую-то шалость. Равнодушно посмотрев, как строгая сухопарая дама, по всему видно гувернантка или экономка, закрыла дверь, и услышав поворот ключа в замке, мальчишка подошел к маленькому слуховому окошку. Легко открыл его и вылез на крышу. Потом по водосточной трубе спустился на подоконник одного из окон верхнего этажа. Вероятно, это его собственная комната. Он проскользнул туда, нашел в ящике под кроватью фонарь, взял кремень и запас свечей. Из-под подушки выдернул такой же потрепанный фолиант с тускло-золотым широким обрезом. Сунув книжку за пазуху, отчего рубашка натянулась щитом, он взял в зубы фонарик и снова вылез за окно. Взобравшись на крышу и вернувшись в свою темницу, мальчик зажег фонарь и с удобством расположился на полу, открыв книжку с первой страницы. На лице его расплылась счастливая улыбка.