Текст книги "Лицо врага: Дверь (СИ)"

Автор книги: Елена Ингверь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

(Да даже если эксперимент и опасен – ей плевать.)

Одним словом, в рамках проекта создания бессмертия Мирея Марская часто экспериментировала на себе.

И вот – очередной эксперимент. Созданный артефакт. Череп феникса с жутковатыми провалами глазниц. Проработанный ритуал. Участники – она, Аксандр Хвостьев.

(Он так похож на Айнаре – внешне. Он так похож на Лаое – своей идиотской, дурацкой и бессмысленной обожающей влюблённостью в неё. Он так похож… )

(Не стоит об этом думать.)

Она начинает ритуал.

И она видит.

Женщина. Красная одежда, венейское ханьфу. Венейская причёска. Мужская. Совсем не венейское лицо.

Муань Миэюй.

В руках – что-то золотистое.

Мирея знает, что это.

Болото. Трясина. В нём – скелет с рогами. Грязный, совсем уже не белый после долгих лет в болоте.

Скелет обрастает плотью.

Он берёт за руку Муань Миэюй. Она не материальна, ей плевать на болото. Но ей не плевать на его руку.

Он захлёбывается.

Превращается.

Золотые драконьи крылья прорезают густую зелень.

Видение пропадает. Мирея открывает глаза и понимает, что лежит на полу. Рядом на полу лежит Айнаре – нет, нет, не Айнаре, Аксандр Хвостьев.

(До чего же он похож на Айнаре, нет, не надо, не надо их сравнивать.)

Он лежит и странно смотрит в потолок.

Мирея встаёт. Взлетает на ладонь от пола – проклятое видение, разумеется, сбило ей тщательно наведённую левитацию. Поправляет, очищает платье.

Смотрит на Айнаре – Аксандра – который тоже встаёт.

Равнодушно замечает:

– Интересный результат.

Айнаре смотрит странно. Может быть, он увидел что-то другое. А может, и нет. Ей плевать.

========== Лаое – выбраться ==========

Выбраться, выбраться, выбраться.

Выбраться.

Выбраться!!

Да, да, это надо сделать, надо, и неважно, что эта мерзкая, противная жижа уже везде, что руки скользят и не могут ни за что зацепиться, а рога, наоборот, задевают какие-то палки и корни, всячески мешают, отрубить бы их… и выбраться!!

Просто надо выбраться отсюда, и всё. И неважно, как он сюда попал – он помнил только боль, боль, боль, разрывающую голову на части, где-то тупую, где-то острую, где-то терпимую, где-то внезапную, как вспышки молний в полуночном небе, но сливающуюся в одну, нестерпимую, поглощающую всё на своём пути, даже крики тех, кому уже не выбраться…

Выбраться!!

Если есть шанс, если есть выбор, если есть чудо…

Рука уцепилась за воздух.

Рога обхватили корягу, грязь, наверное, была уже в лёгких, во рту мерзкий тинный вкус, он задыхался, он терял силы, он рвался и боялся, боялся и рвался, не чувствовал тела, не знал, что делать, терял всю свою животную ярость, дававшую ему волю к жизни, волю выбираться, волю рваться на солнце и воздух, жить, снова жить.

Выбраться.

Жить.

Летать.

Летать…

Летать!!

Он же… совсем… забыл…

Забыл…

Захлебнулся в очередной раз, хотя, наверное, сейчас это уже нельзя было делить на разы…

Забыл…

Он… забыл…

Больно…

Забыл…

Кто…

Он…

Больно…

Кто…

Мокро…

Забыл…

Кто он…

Забыл…

За…

Болотную грязь, мох и траву, чьи-то кости, ягоды прорезали, подняли на воздух золотые, как солнце, огромные драконьи крылья, переворачивая корнями вверх мелкие болотные деревца и подкидывая в воздух дурно орущих перепуганных лягушек.

От торжествующего взлёта к солнцу, на свет, остановило только одно: он всё же вспомнил, кто он такой.

========== Теан рвёт Мирее платье ==========

– Ты совсем сдурел? – тихо спросил Теан, оттащив друга за угол и на всякий случай повесив между ними Доверие.

– А что? – удивился Тиоссанири, заправил прядь за ухо и хитро-хитро улыбнулся.

– Смотри хотя бы, кого на танцы приглашаешь! – Теан его веселья совершенно не разделял.

– Танцевать с хромой женщиной из тайной службы, друг мой, для меня сейчас есть истинное наслаждение, потому что на этих ваших дурацких балах больше нет ничего интересного. И как все нормальные люди вообще такие вещи выдерживают?

Единственное, что оставалось Теану – это треснуть себя по лбу и очень тяжело вздохнуть.

– Это всем противно! Тупое развлечение для идиотов, после войны захотевших почувствовать себя аристократией и так за двадцать лет не задолбавшихся дурью маяться! Не делай глупостей! При физическом контакте защиту пробить в три раза легче! Она никто, но она как минимум на уровне архимагистра!

Пока они трепались о смысле жизни и балов, успел пройти ещё один танец. Объявили какой-то белый, Теан не услышал, какой, но уже чуял неприятности от охочих до симпатичных архимагистров Совета дам. Но оказалось всё гораздо хуже, чем обычно – к ним шла та самая Мирея Марская, «единственная интересная хромая женщина из тайной службы». То ли ментальную защиту не доломала, то ли доломала, но всего не узнала. Он еле успел разорвать Доверие.

– Позвольте пригласить вас на танец, Ваше Высочество, – обратилась она к Тиоссанири-элю, даже не потрудившись изобразить улыбку. Впервые за долгое время её пригласил кто-то, кроме царя, которому она всегда отказывала, и теперь она чувствовала лёгкий интерес к эльфийскому принцу.

Тот даже не поморщился вопреки привычке.

– О, разумеется, госпожа Марская, – ответил он таким тоном, что больно треснуть его по шее захотелось не только Теану.

Он вышел в зал вслед за ушедшей парой, чтобы хотя бы лично пронаблюдать за тем, как Саня будет делать глупости. В принципе, он не рассчитывал на что-то совсем ужасное, но на всякий случай присмотреть за этим придурком стоило.

А ещё стоило смотреть под ноги. Потому что на чью-то мелкую комнатную собачонку он не рассчитывал точно, равно как и на то, что он об неё споткнётся. И грохнется, громко и позорно, как и полагается архимагистру Высшего Совета. И обязательно мордой в подол Миреи Марской, как же без этого. Кажется, он это дурацкое платье ещё и порвал…

Ничего лучше, чем притвориться потерявшим сознание, придумать не удалось.

Зато Тиоссанири-эль точно не наделал глупостей – ему пришлось, сначала извиняться перед госпожой Марской за своего непутёвого друга, потом ещё перед владелицей собачонки, всё это время держа Теана на руках, потом вежливо выслушивать, как перед Марской извиняется владелица собачонки, потому утаскивать Теана и вообще, к своей огромной радости, покидать этот противный бал.

Мирея Марская зачем-то всё выслушала и тоже хотела наконец отсюда свалить, переодеться и перенестись в институт работать, но тут к ней подошёл царь.

– Будете их… наказывать? – очень тихо спросил он. Он явно был ужасно недоволен, причём недоволен именно тем, что в этот единственный за долгое время раз, когда она явилась на бал, пусть и по работе, по случайности произошло такое идиотское происшествие.

Если честно, Мирея хотела. Очень. Очень-очень. И не только наказать эту парочку, посмевшую прикоснуться к её броне и осквернить её идеальность, а ещё больше – дуру с пуделем, но и расплакаться, как ребёнок, побить кого-нибудь вульгарно кулаками и сжечь на месте всех вокруг. Но она ведь ещё не настолько сошла с ума, правда?

Она не хотела пробивать и это дно.

– Это просто случайность. Не вижу никакого смысла.

– Хорошо, – кивнул Волот.

Мирея Марская кивнула и исчезла.

Царь проводил рассеивающуюся тёмную дымку взглядом. Он вот не видел ничего предосудительного в уничтожении нахалов, посмевших порвать платье прекрасной госпоже Марской. Мирее нужна была иллюзия повода – что ж, он не против подождать, пока она появится. Или даже… разобраться самостоятельно, вообще её этим не напрягая?

========== Мирея на поляне взрывника ==========

Мирея Марская степенно прошлась по выжженной земле, не касаясь её ногами. Край платья цвета тёмной венозной крови аккуратно обогнул дерево, оттолкнувшись от него магией. Вышитые чёрные ирисы с золотыми стрекозами и бурой травой красиво колыхнулись и блеснули бусинами-росой, отразив лунный свет, и какое-то мелкое ночное существо, испугавшись, взметнулось вверх по стволу дерева.

Взрывника было жалко. Идиотов и Бездора – ничуть. Нет бы сообщить в столицу о таком редком существе, чтобы ему нашли лучшее применение. Но нет, эти забоялись. Трудно поспорить, взрывника трудно уничтожить, но очень легко понаставить контуров и мелких плетений, прыгая, как белки, по деревьям, а потом спокойно наблюдать, как безмозглая тварь делает всю твою работу. Дорогая тварь. И полезная совсем не в качестве сторожевой собаки. И, разумеется, безумно трудно предположить, что найдётся кто-то сильнее, умнее и проворнее и твари, и тебя. Идиотам провинциальным что угодно безумно сложно.

На маленькой лесной полянке делать было больше нечего. Подумать только, трое лучших – и две безмозглые студенточки, боевичка так вообще непонятно, как до сих пор не вылетела. Тупая и совсем молоденькая. Совсем как…

Платье зацепилось за ветку полусухого раскидистого куста. Оттянулось, открыло ноги, обдало их ночным холодом, но всё-таки не порвалось. Надо лучше следить за своей магией.

И стараться об этом не думать.

На полянке больше делать было нечего. Бесшумное, незаметное перемещение, даже тёмной дымки не было видно в тёмной ночи, и вот она уже у деревни. Всё так же по воздуху, не ступая в грязь бархатными туфельками, всё так же спокойно и размеренно – изящное движение ладонью, и знаки на деревьях бесследно выжжены, а магия рассеянна. Долго их будет потом повторять.

Ночь была тихая, ясная, тёплая. Марская такие ночи любила. Не надо было прятаться под шалями, плащами и накидками, не надо было опускаться до исправления погоды. Можно было просто идти. Вдыхать свежий ночной воздух, любоваться звёздами, луной и тёмными кронами деревьев на фоне неба, смотреть на причудливые силуэты и тени, ни о чём не думать и ничего не помнить.

Дом, куда светленькая девочка привела главного бунтаря на деревне, был заплетён магией так, что это невольно внушало уважение. В Школе этому точно не учили, да что там, этому и на Западе в университетах не учили. У кого, интересно, подсмотрела? Впрочем, неважно. Марская всё же погорячилась, так просто обозвав её тупой. Хорошая девочка. Умная. Старательная. Жаль только, не ту сторону выбрала. Жаль будет её в жизни разочаровывать, такую честную, верящую в справедливость и свободу. Такую, как когда-то сама…

Не надо. Если много об этом думать, можно и правда платье порвать.

Не достать её. Не сейчас, это точно. Но со временем всё возможно. Времени же у неё… теперь много…

А вот вторая девочка так и не защитилась. Только один контур вокруг был, и то не её, эти золотые нити были на предыдущем доме. Сильный контур, добротный – девочка, оказывается, ещё и заботливая. Только недостаточно. Интересно, девочка соседку свою не достаточно любит, или просто раздолбайка ленивая? Под мыском изящной бархатной туфельки, даже без касания, контур дрогнул и исчез. Золото уступило место тьме.

Девочка в постели была рыжая, смутно знакомая, а раз так, вероятно, лояльная. Мирея могла знать и смутно помнить только дочерей своих знакомых, а дочери тех знакомых, кто ещё оставался жив, не могли и не собирались так… подводить своих родителей. Кроме одной, которую было бы даже жаль, если бы Мирея помнила, как жалеть. Но там своя история. И та девочка была, по крайней мере, русая.

Женщина покружила по комнате, посмотрела в окно. Потом случайно наткнулась взглядом на простенький амулет вызова в раскрытом кармане сумки, явно выданный им Школой и дышащий на ладан, взглядом же сломала его – он даже треска не издал – и вышла сквозь стену.

Девочки милые, девочки беспечные, совсем такие, как она в свои далёкие двадцать два. Девочки утром хорошо прочувствуют настоящую безысходность, эту дыру без дна и без неба, девочки не сразу, но всё-таки скоро смогут дойти до…

…до неё в её куда более близкие двадцать три.

Мирея всё-таки упала и порвала платье, споткнувшись о большую пятнистую кошку. Кошка не мявкнула. Лишь отошла и проводила её долгим взглядом своих огромных жёлтых глаз, на редкость нормальных для этих краёв, на редкость живых.

Эти девочки упадут. А если нет – значит, не Мирее им в этом мешать. Правда, редкие, очень редкие люди могут быть достаточно стойкими и желающими жить. Всё будет так же…

…как с ней в двадцать три.

========== Хельгия идёт убивать царя ==========

В город Неуместь приехал царь. Важное событие для важных людей! Город перекапывали две недели, из-за ремонта всего, что под руку попалось, было сложно даже просто выходить на улицу, было сложно даже без ужаса выглядывать в окно, к заполнению тюрем до нужного уровня подключили даже городскую стражу, а ещё утроили вознаграждение за бдительность. Естественно, все разумные отрядники разбежались из города за месяц, все неразумные – выбирались потайными ходами и прочими огородами уже ближе к делу, так как очень быстро стража начала досматривать всех выезжающих.

Хеля сразу же написала анонимный донос на хозяйку квартиры (та как раз уже начала что-то подозревать), попросила у пришедших арестовывать её службистов разрешения пожить до конца лета. Никто не был против. Потом ещё нахально пришли с обыском по чьему-то ещё доносу. Хеля не менее нахально показала паспорт и с максимально растерянным видом сообщила, что её, наверное, оклеветали. В этой глуши не посмели перечить падчерице «того самого Хорогова, который» и пошли арестовывать того, кто оклеветал. Она даже не поинтересовалась, кого именно.

У неё была цель.

К царскому приёму на всякий случай готовилась в ночь перед оным. Всё нужное приобрела, конечно же, до этого, причём довольно давно, как только узнала о готовящемся, но ничего не делала – предвидела обыски. Перед очень важной ночью специально сбивала себе режим, чтобы точно ни в чём не ошибиться.

В Школе на факультативной алхимии учили синтезировать магическую взрывчатку, а сама она вычитала всё нужное для пробива чужих заклинаний силой эмоций и жизни, с трудом и чужим именем добившись пропуска в закрытые отделы стольгородской центральной библиотеки. Хеля поставила синтез, окружила нитью с ускоряющим излучением и села наблюдать.

Хотела повторить план действий, но кинула взгляд на приготовленное платье и поняла, что что-то важное она забыла. А именно – что на балы царские ходят в дорогих вещах, а не в чём попало. Ну, чем попало она, конечно, своё платье назвать не могла – оно было самым удобным в сложившейся ситуации, а ещё недавно такие платья, прямые, без намёка на талию и без оборок, как раз вошли в моду, к великому счастью Хельгии. Но по этому платью было, пожалуй, излишне заметно, что по цене оно, мягко сказать, ни царского бала, ни падчерицы Неяндра Хорогова не достойно. Может быть, это было бы ещё ничего, Хороговы-Белозёрные всегда были известны безразличием к таким условностям, но в этой глуши вполне могли об этом и не знать. Хеля совершенно не хотела прокалываться на такой мелочи. Она не хотела, чтобы её смерть была напрасной. Пришлось ускорить синтез ещё немного и сесть хотя бы вышивать подол. Хеля это делать умела хорошо, быстро, она этим и не только этим зарабатывала, а в детстве помогала маме в мастерской, но сейчас всё равно боялась, что не успеет или допустит ошибку. Долго ругала себя, что не сообразила купить ничего поизысканней, тем более что съёмная квартира так удачно стала бесплатной, но ничего уже сделать не могла и только старательно вышивала. К утру, разглядывая золотистого дракона с алыми глазами, золотисто-красных бабочек и облака, поняла, что это всё, во-первых, теперь выглядит хоть и скромно, но уже прилично, и, во-вторых, даже хорошо, потому что так у неё не было времени на сомнения и глупые желания. Ничего, очень даже красиво. А при дворе ведь, говорят, вышивка всегда была в моде. И вообще, за счёт огромных расстояний между пуговицами это платье было самым удобным для исполнения её плана, не стоило бы от такого отказываться. На всякий случай, чтобы сделать вид побогаче, Хеля надела браслет и колье, золотые, с рубинами. Добрая Хелена в июне выдала не только денег, но и новые подаренные отчимом украшения. Сразу, правда, призналась, что терпеть не может всё то, что выдала, так что для чистоты образа их лучше не использовать, но ведь могут же быть ситуации, когда неплохо бы иметь богатый вид… Украшения ей очень шли. Хельгия подозревала, что нелюбовь к ним основывалась только на том, что их подарил отчим, но их отношения же уже выровнялись, разве нет? Впрочем, не её это дело.

Извини, Хелена.

Впрочем, она же всегда сможет сказать что-то вроде «отрядники украли мои документы, а эти глупые стражники не смогли отличить меня от Хельгии – почему я должна страдать из-за чьего-то там непрофессионализма?!», и её отчим ведь её любит, несмотря ни на что, и всё ещё имеет влияние, говорят, дружен даже с самим тайным советником.

Прости, Хелена, но страна важнее.

На бал её, конечно же, никто не приглашал. Но и не пустить не посмели. Местная городская стража, охранявшая подходы к губернаторскому дворцу на улице, сдалась на фамилии «Хорогов». Стража во дворце, вернее, кажется, тайная служба, так долго не продержалась – им хватило и «Белозёрная». Спросили, правда, не знает ли госпожа, почему её не пригласили, но кто-то сзади шикнул что-то типа «ну это же Белозёрная», и её пропустили так. Хеля решила надменно не отвечать.

В зале она танцевала что умела, стояла в углу и ждала белого танца. В основном стояла в углу – магические проверки ожидаемо не пискнули, но она всё равно безумно волновалась и поэтому боялась сбиться с шага. Бомба на поясе под платьем неприятно холодила живот, и Хеля старалась думать о том, что надо было что-нибудь под этот пояс надеть, а не о том, что подрывать себя, не согласовав это ни с кем из товарищей – плохая идея. Думала, что надо было всё-таки специально не выспаться, чтобы ничего не соображать и поэтому чисто физически не мочь думать, и старательно воскрешала в душе пустое отчаянье последних месяцев. Почему-то сейчас, когда до завершения всего осталось недолго, оно потихоньку исчезало. Это пугало. Она боялась, что не сможет.

Какая-то женщина, выделяющаяся среди прочих очень красивым (Хеля профессионально оценила количество работы и примерную стоимость и мысленно присвистнула), но «старого» фасона платьем и обувью без каблуков, тоже почти не танцевала и часто в сторону Хели поглядывала. Девушка боялась и не хотела смотреть в ответ. Хотела, чтобы всё это как можно скорее кончилось. Потом к ней подошёл некто с уже знакомым взглядом. Хеля сообщила, что не танцует. Некто ничуть не смутился и ответил, что она арестована. Девушка сначала растерялась, но потом спросила, знает ли об этом её отчим. Теперь уже растерялся некто, извинился и убежал к кому-то уточнять. Но теперь уже стало понятно, что громкими фамилиями ей не откупиться: если дело дошло до агентов, приехавших лично с царём, то слова о могуществе и связях какого-то старого сумасшедшего в отставке – пустой звук. Только слова. И они это прекрасно знают.

Но тут, когда Хеля уже не только изменила решение, но даже успела устать ждать, пока царь подтанцует-подойдёт поближе, объявили белый вальс. Какой-то там из очень фигурных, схему Хеля помнила плохо, а то и, возможно, совсем не помнила, но… ей же только подойти, верно? Она пошла.

И царь пошёл. В какой-то тёмный коридор. И вся охрана за ним пошла. То ли вдруг решил что-то важное кому-то приказать, то ли ему просто надоело тупо ходить под музыку, то ли по нужде захотел. Неважно. Ведь делать всё равно было нечего, и Хеля пошла за ним. Женщина в красивом платье и без каблуков – за ними. Хеля, не оглядываясь, пошла быстрее, но старательно вслушивалась в шаги сзади, и вскоре поняла, что женщина слегка хромает. Сама же она старалась идти как можно тише. Потом был поворот, а за ним дверь, перед которой царь ненадолго задумался и потом открыл. Хеля за это время успела подойти совсем близко, а женщина была ещё за поворотом, хотя, судя по звуку, уже почти бежала и хромала куда ощутимее. А царь открыл дверь. Вошёл. И Хеля – за ним. А там обнаружилась куча народу: губернатор, мэр, то-то она их на балу не заметила, какие-то приближённые, охрана – видимо, это было что-то важное. Во время бала? Зачем? Но все посмотрели на неё. И царь вдруг понял, что что-то не так, и тоже хотел было обернуться. Хеля, не думая, пустила огненную волну по комнате, уничтожая всех, кто не озаботился магическими щитами и оглушая и путая остальных, и быстро, стараясь не думать вообще ни о чём, нажала на маленький рычажок под платьем.

Прости, Хелена Белозёрная, прости…

Но ничего не произошло. Волна была рассеянна чьей-то магией, женщина в коридоре, кажется, споткнулась и упала, к ней уже неслась охрана, царь спрятался за кого-то…

Хеля даже не успела понять, что произошло, но по привычке закрылась щитом, пустила ещё одну волну и несколько молниевых пульсаров. Судя по крикам, кто-то пострадал, но в огне этого не было видно.

Потом только поняла, что бомба не взорвалась.

…вообще-то, надо было жить. Надо жить – за родину надо жить, ведь если каждый будет умирать… Если каждый будет умирать за свободу, то на свободу не выйдет никто. Если каждый будет умирать за родину, то её не останется, умрут все люди в ней. Если каждый будет умирать на пути к цели, то до цели не дойдёт никто. Это говорили различные лидеры. Это говорили в Отрядах Будущего перед каждой операцией, передавали друг другу, как очень важное, немногим доступное знание, это шептали в боях, как молитву. Хеля сначала соглашалась, верила и шептала тоже, но потом, после стольких долгих месяцев отчаянья, перестала, согласилась с царём и его армией. Но почему-то именно эти слова пришли ей в голову сейчас, когда умереть за свободу она не смогла.

Хеля всё ещё не могла согласиться.

Но пришлось лезть под платье, сдирать с себя пояс, раздирая кожу магией и не ощущая, пояса или свою, и швырять его в центр комнаты, поджигая уже плетением. И теперь уже взрыв случился, такой, что даже Хелю вынесло за дверь, а царь, кажется, вылетел в окно. Женщина в коридоре как раз бежала к Хеле, но снова упала, хотя в этот раз исхитрилась запустить в неё чем-то неприятным, от чего девушка отмахнулась щитом, очень удивившись, сколько силы это отняло. Что-то явно было очень заковыристым. Женщина лёжа начала выплетать что-то ещё, сложное и незнакомое… но почему-то остановилась. И Хеля тоже ничего с ней сделать не пыталась.

Неожиданно даже для самой себя, зарыдала.

И даже не знала, почему и зачем. Она пришла умирать, она не умерла, она прямо сейчас могла умереть именно так, как ещё недавно сама того очень не хотела – бессмысленно. Но ей было всё равно. Она этого… хотела? Или она ничего не хотела? Она не знала, чего хотела?

Она ничего не знала. Она просто рыдала.

Она не почувствовала, как потеряла контроль над защитой от телепатии. Она не увидела, как женщина развеяла своё плетение. Она не услышала, как женщина встала и вздохнула, посмотрев на порванное платье. Она не приняла жуткого, неожиданно понимающего взгляда.

– Ты уже умерла, – сказала ей женщина. – Но тебе придётся с этим существовать. И знаешь… я тебе даже мешать не желаю.

Хеля удивлённо подняла глаза, но женщина с нею уже не разговаривала. Она пошла в выжженную комнату, подхватила кого-то на плетение и перенесла, оставив после себя предательскую чёрную дымку. Хеля ни о чём не думала. Она продолжала плакать.

Вокруг суетилась охрана, слуги. Искали виновных, но её словно бы никто не замечал. Сначала Хеля просто сидела, ни на что не обращая внимания. Потом начала соображать. Потом пришла в ужас, потом была в шоке. И только потом, когда чья-то нога прошла сквозь её руку, поняла, что на ней была выплетена очень сильная, наверное, даже архимагистерская невидимость, неощущаемость и бестелесность.

========== Хельгия после попытки убийства Волота ==========

Город умирал медленно – несколько месяцев. Он маленький, и его несложно убить весь сразу, но это надо делать аккуратно, бережно и рассудительно. Тайной службы теперь было даже больше, чем местной стражи, а в последнее время всё чаще казалось, что больше даже, чем местных жителей. И они не делали выбора, они просто хватали всех и обыскивали всё.

Её не искали – считали погибшей. Искали сообщников. Их не было. Город конечно же, закрыли сразу, заперли все входы-выходи, закрыли от телепортации, заплели по периметру щитами как стеной, действительно весь, Хеля никогда раньше не видела заклинаний такого масштаба, а вокруг ещё и сигнальный контур поставили, чтобы неуловимые сообщники не могли перелететь. Не выпускали из города, да и пускали внутрь тоже с долгими проверками, даже самих службистов – а вдруг неуловимые сообщники успели кого-то завербовать?

Сообщники, правда, были вполне уловимы. Неуместь – город небольшой, и тюрем в нём было немного, и все эти тюрьмы уже трещали по швам, а людей всё арестовывали и арестовывали. Потом начали увозить тех, чья вина была подтверждена.

Хеля не знала, какая у них была вина. Все, у кого она была на самом деле, покинули город ещё до того, как царь покинул столицу. Покинули все города, которые он должен был посетить. Хеля точно знала, что к его приезду она в городе осталась совсем одна. Даже без стольгородцев.

Что ж. Царь не любит, когда его убивают.

Кем была Хеля, не знал никто, но тихо ненавидели её все. Она тоже ненавидела себя тихо. Даже когда возникало желание прийти и честно во всём признаться, она понимала, что этим сделает только хуже – в отсутствие сообщников не поверят, но зато она подставит Хелю, единственного, пусть о том и не знающего, настоящего сообщника. Сдаст, вернее – она её уже подставила. Но если вдруг им удастся проходить в телах друг друга до победы Отрядов Будущего… В победу теперь верилось почему-то совсем слабо. Наверное, потому, что Хеля всё ещё слишком верила в себя.

Не смогла.

Стыдно почему-то было не за это. То есть, за это, но… не совсем. Стыдно было перед всеми, кого из-за неё схватили без вины. Перед своими, у которых теперь станет в разы больше проблем с тайной службой, и которых она даже не предупредила. Перед Хелей Белозёрной, которая в её планах сначала должна была умереть вместе с ней, а теперь вот оказалась неудавшейся цареубийцей, да ещё и мёртвой. Странно – до этого не было никаких мук совести: ну, умрёт Хеля – и умрёт, и что с того, очередная жертва во благо. А теперь вот стало за это стыдно.

Хеля Белозёрная ведь совсем не хотела во всё это лезть. А теперь вот оказалась замазана по самые уши, да ещё и не знает пока об этом, ведь наверняка эти события скрыли, да ещё и совсем одна – у неё-то нет Отрядов Будущего, у неё есть только Вера, которая, хоть и вроде как не чужая, но найти им обеим помощь не сможет. А ещё у Хели Белозёрной есть отчим. Он, конечно, сумасшедший и не выходит из своего замка, но выйти может. И выйдет. Как только узнает, что некая Хелена Белозёрная пыталась убить царя. То есть, ему наверняка уже сказали об это. Или не сказали, а пришли и арестовали? Или… пришли и не смогли арестовать? Про Неяндра Хорогова ходили такие легенды, что страшно становилось заранее, а тем, кто придёт его арестовывать, заранее хотелось посочувствовать. Вряд ли выживут. Хеля никогда его не видела, но представляла не иначе, чем всемогущим конкурентом самой смерти, управляющим армией неуничтожимых и владеющих магией мертвецов. Или чем-то вроде того. Нет, конечно Хеля понимала, что всё это сказки, а Вера и Хеля Белозёрная вообще говорили, что он безобиден, действительно не выходит не только из замка, но и даже из лаборатории, а мертвец у него один – мама Хели Белозёрной. От этого становилось только жутче и противнее, и в его безобидность совсем не верилось. Верилось только в то, что армию мертвецов он где-то прячет. Хеля Белозёрная соглашалась, что так может быть, а Вера смеялась и говорила, что это бред. Ну так и не Вера здесь падчерица самого Хорогова. Он ведь просто не мог не иметь таких тайн. Не зря же во время гражданской войны его называли Кровавым, и не зря же говорят, будто раньше он был тайным советником, а потом просто слетел с катушек настолько, что даже царь его начал бояться.

Только какая разница? Какая разница, кто он, что с ним и что он может, если своей проблемной падчерице он ничем не поможет?

Тут уже никто не поможет. Никому. То, что натворила она, уже никто не сможет исправить. Разве что вот прямо сейчас, ну, допустим, за неделю, случится переворот, кто-то другой убьёт царя, и вот тогда только может случиться что-то хорошее. Наверное.

Последнее покушение на царя было шесть лет назад. И Хеля как-то совсем забыла, что повесили две тысячи триста сорок семь человек и ещё около семи тысяч посадили. Вообще-то – население маленького города. А ведь она совсем не думала о том, что может случиться, если у неё не получится. Она думала только о себе. Мол, она в любом случае умрёт. А кто ещё умрёт, кроме Хели Белозёрной, она не думала. Какая же она была мерзкая эгоистка.

Даже сейчас она единственная была в безопасности. Мирея Марская, фаворитка царя, оказавшаяся даже более пугающим существом, чем Хорогов из рассказов, наложила на неё что-то странное, незнакомое, неснимаемое и не менее страшное. Хеля была невидима, она свободно проходила через предметы и людей, хотя спокойно касалась почти всего, чего сама хотела коснуться. Она будто бы стала призраком. Временами она даже думала, что это её всё только кажется, а на самом деле она просто умерла и стала призраком, но это, к сожалению, не могло быть правдой – ей всё ещё нужно было есть и пить, она могла плакать и чувствовать боль, и от неё разбегались крысы. Они её видели, в отличие от людей. Или чуяли. Какая разница.

Наверное, это Марская её так наказала. Она ведь говорила… Она ведь говорила. Говорила, что Хеля уже умерла, но ей придётся с этим жить. Она это имела в виду? Или?

Хеля ходила по городу призраком. Она могла ночевать где угодно, брать что угодно, проникать куда угодно. Разве что из города выйти не могла – ещё одно подтверждение того, что она жива. Да и если бы могла… Она не хотела.

Она вообще уже ничего не хотела, но, почти как настоящее привидение, ничего не могла.

========== Мирея, Неяндр и плохие новости ==========

– Ну? Вам всё ещё не скучно одному? – Госпожа Марская изящно отвернулась от окна, поправила выбившуюся из причёски угольно-чёрную прядь. Неяндр проводил её руку взглядом и тут же отвернулся, чувствую непонятный стыд. Она заметила и усмехнулась.

Она ни на мгновение не могла спрятать издёвку.

– Я не один. Я с женой, – спокойно, с лёгкой улыбкой ответил он.

Ещё лет пять назад она не обошлась бы без колкости и на это.

– Но Хелена опять не приехала.

Ещё лет пять назад он отправился бы Хелену искать. Ещё три – страдал бы от этого факта.

– Ну и что? Не её это место.