Текст книги "Гравюры на ветру"
Автор книги: Елена Хотулева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)
В следующие четыре дня Клаус возвращался очень поздно и вообще не встречался с Хельгой, однако тянуть так без конца ему показалось скучно, и поэтому, приехав домой в среду, он намеренно оставил внизу сигареты и, уйдя наверх, через некоторое время позвонил.
Хельга, которая все эти вечера только и делала, что прислушивалась к его шагам и смотрела на безмолвный звонок, молниеносно вскочила с кровати и побежала наверх. При этом она не обратила внимания на то, что внутренне немного обрадовалась прозвучавшему сигналу, и по инерции проговаривала про себя изменившиеся с прошлого раза правила поведения, которые не должна была забыть. Она еще не отдавала себе отчета в том, что стала меньше бояться встречи с Хайделем, поскольку их совместный вечер заставил ее посмотреть на него как на человека, а не как на зверя, наделенного неограниченной властью.
Услышав стук в дверь, Клаус сел в кресло и сказал:
– Да, да, заходи.
Он собирался вполне вежливо послать ее вниз за сигаретами, а после этого, когда бы она принесла их, хотел отправить ее к себе. Однако все сложилось немного не так, как он предполагал. Когда Хельга в ответ на его слова зашла в комнату, первое, что бросилось ему в глаза, – это был ее наряд с белым фартуком. Конечно, поразмыслив несколько секунд, Клаус понял, насколько глупо было ожидать, что она будет расхаживать по дому все в том же вечернем платье, но, будучи не в силах преодолеть свое раздражение, зло сказал:
– Что это такое? Откуда у тебя этот наряд?
Хельга замерла на пороге и растерялась. Она не думала, что ее платье станет причиной конфликта, и, разведя в ответ руками, сказала:
– Мне его дал ваш заместитель.
– Идиот, – прошептал Хайдель сквозь зубы, и еще раз взглянув на Хельгу, добавил, – завтра же отправишься в город и купишь себе нормальное платье. Такое, чтобы выглядеть по-человечески. Тебя отвезет шофер, он же даст тебе деньги.
– Хорошо, – сказала Хельга, четко выполняя его последний приказ об отмене лагерных выражений.
Однако сам Клаус о своем распоряжении забыл, а потому посмотрел на Хельгу несколько удивленно. «Что значит «хорошо»?» – подумал он, но, вспомнив о своих словах, решил, что и такой поворот событий ему, в конце концов, на руку. «Пусть, пусть немного расслабится, – решил он. – Когда кот играет с мышью, он тоже иногда делает вид, что отпускает ее на свободу, хуже от этого не будет». И, снова вспомнив о том, для чего он собственно ее вызвал, сказал:
– Я там внизу забыл сигареты. Будь добра, принеси их сюда.
Хельга ушла вниз, поражаясь переменам в его настроении, а Клаус задумался: «Удивительно, но ее присутствие в доме меня совершенно не раздражает. Жаль, что Магда не умеет вести себя точно так же». И, на минуту представив себе Магду в роли служанки, он рассмеялся. «Нет, я пристрелил бы ее в первый же вечер», – подумал он, одновременно вспомнив о том, что завтра собирался пригласить Магду к себе.
Зашедшая в этот момент в комнату Хельга оторвала его от размышлений, кладя на стол сигареты с зажигалкой. Он передернулся, снова увидев ее накрахмаленный наряд.
– Сними этот фартук, – он сделалнервное движение рукой, – я не могу разговаривать с тобой, когда ты одета в эту нелепость.
Хельга, пытаясь как можно быстрее выполнить его приказ, только сильнее затянула узел на завязках и в итоге провозилась с фартуком гораздо дольше, чем ей бы хотелось. «Сейчас он на меня накричит», – подумала она, не обратив внимания на то, что еще пять дней назад боялась не того, что Хайдель может на нее накричать, а того, что он просто ее убьет.
Удовлетворенно отметив про себя, что такая форма одежды его раздражает меньше, Клаус приказал Хельге сесть и, закурив, сказал:
– В городе купи себе сразу все необходимое, чтобы больше не надевать обувь чужого размера. Да, и кстати, скажи мне, неужели те туфли пришлись тебе впору?
– Нет, – ответила Хельга, не понимая, чего можно ждать от этого диалога, – они мне были велики.
– Ладно, иди, – сказал Клаус, решив, что на сегодня общения вполне достаточно.
Вернувшись к себе, Хельга подумала, что Хайдель на самом деле погорячился, приказывая ей поехать в город. «Это был бы слишком щедрый подарок с его стороны, – раздумывала она, забравшись на свою узкую кровать. – Даже если он действительно по какой-то причине так добр ко мне, то все равно столь шикарные жесты вряд ли ему свойственны».
Однако, когда в следующий полдень к дому подъехала машина, Хельге пришлось изменить свое мнение.
Сев на заднее сидение массивного автомобиля, она погрузилась в состояние, близкое к обмороку. «Сейчас я на полтора часа обрету свободу, – думала Хельга, отрешенно наблюдая за тем, как шофер заводит мотор. – Я пойду в магазин, буду покупать себе какие-то вещи, что-то выбирать… Совсем как раньше, перед войной…» Она закрыла глаза и хотела представить себе мирную жизнь, но отчего-то вместо этого Хельга стала думать о Клаусе, и постепенно ее захлестнула волна бесконечной благодарности к этому человеку. «Как жаль, что я не смогу объяснить ему, что он для меня сделал, приказав купить это платье, – думала она. – Я не решусь ему это сказать, пока он не спросит. Хотя… Может быть, ему это безразлично. Ведь вполне возможно, он, как и многие, уверен, что у меня вообще не может быть никаких чувств». Эта мысль немного омрачила ее радость от поездки, и, расстроившись, Хельга стала смотреть в окно.
Мирные пейзажи, представшие ее взору, поражали своей безмятежностью и отстраненностью от того, что происходило за колючей проволокой. «Подумать только, – ужасалась Хельга, – всего полчаса езды на машине, и ты попадаешь в совершенно иной мир. Такое впечатление, что здесь никто даже не предполагает о существовании этого лагеря, в котором ежедневно происходит столько смертей…».
Неожиданно машина затормозила, и Хельга увидела, что они остановились у магазина готового платья. Она открыла дверцу, с замирающим сердцем вышла на мостовую и вдохнула пронизанный свободой воздух. Шофер подошел к ней и, вложив в ее руки увесистую пачку денег, встал рядом. Он явно получил распоряжение повсюду ее сопровождать, но даже его присутствие не смогло ее огорчить. «Пусть караулит, – подумала Хельга, – Я все равно бы никуда не смогла убежать без документов, даже несмотря на то, что я чисто говорю по-немецки и у меня почти арийская внешность». И, открыв дверь, она зашла в магазин.
«Интересно, – думала она, рассматривая платья разнообразных фасонов. – Что в его понятии означает «выглядеть по-человечески»? Как я должна одеться, чтобы не вызывать его раздражения?»
Проведя в этом магазине довольно много времени, Хельга наконец остановилась на платье, которое, по ее мнению, вполне подходило под определение «человеческое», но при этом не имело в своем фасоне ничего такого, что могло бы вызвать у Хайделя неприятное впечатление. В своем выборе она отталкивалась от того, что ему не милы белые фартуки с оборками и нравится вечернее платье Магды.
После этого шофер отвел Хельгу в обувной магазин и галантерею, расплатившись в которых она поняла, что Хайдель либо дал ей слишком много денег, либо она что-то упустила в разговоре с ним. «Может быть, я должна была купить два платья? – раздумывала она, пересчитывая оставшуюся у нее на руках сумму. – Или он просто не знает, сколько это все стоит?» Она поразмыслила над этим еще несколько минут, и тут ее озарила догадка: «А вдруг он хочет, чтобы я купила себе еще вечернее платье?» Хельга испугалась и поняла, что не знает, как ей поступить. Она бы могла промучиться так очень долго, однако шофер напомнил, что уже пора возвращаться, и тогда она набралась мужества и, вернувшись в первый магазин, на все оставшиеся деньги купила себе одно из самых дорогих платьев.
Глава 8На Клауса в тот день навалилось множество всевозможных дел. Кроме попытки побега двух заключенных и почти восстания в третьем бараке, было еще много всяческих неприятностей. Поэтому к полудню, уже после того как Хайделю удалось, со свойственным ему подходом к таким вопросам, урегулировать две первые проблемы, он с трудом вспомнил, что должен отправить домой шофера. Сунув ему не глядя пачку денег и отдав необходимые распоряжения, Клаус тут же выкинул это из головы и занялся улаживанием всех остальных инцидентов.
Вечером он вернулся домой уставший и раздраженный. Ему больше всего хотелось остаться одному и расслабиться, однако, выходя из машины, Хайдель обреченно вспомнил, что через час должна приехать Магда. «Только ее мне и не хватало», – подумал он и, пройдя наверх, достал бутылку водки и сделал пару глотков. «И зачем только я пригласил ее? – рассуждал он, комкая в руках пустую пачку сигарет. – Лишний раз убедиться в том, какая она дура?» В результате таких рассуждений ему захотелось курить, и он нажал на звонок.
– Где мои сигареты? – спросил он у Хельги, когда она зашла в комнату.
– Внизу, – ответила она, испугавшись его резкого тона.
– Принеси мне их, – сказал он и протянул руку за бутылкой.
Хельга машинально проследила за его движением и, вместо того чтобы идти вниз, застыла как вкопанная и устремила на Клауса немигающие желтые глаза.
– Я, кажется, сказал тебе идти вниз, – он раздраженно посмотрел на нее.
Хельга вздрогнула и выбежала за дверь, оставив Хайделя на несколько минут в одиночестве. «И что она так уставилась на мою руку? – задумался он и, отставив в сторону бутылку, сел в кресло. – Что такого особенного могло произойти в этот момент?» Он посмотрел на свой рукав, и тут ему открылась причина неожиданно возникшего страха Хельги. Сегодня утром, когда он решительными мерами урегулировал конфликт в третьем бараке, он не заметил, как испачкал рукав кровью. «Проклятье, – подумал он, – теперь она снова будет трястись как осиновый лист. Что за день такой выдался на мою голову?»
Хельга зашла и, положив на стол нераспечатанную пачку сигарет, встала около двери.
– Спасибо, иди к себе, – сказал Клаус нарочито спокойным тоном, – думаю, что ты мне сегодня не понадобишься.
Внизу Хельга столкнулась с только что приехавшей Магдой, которая удивленно посмотрела на нее и пошла наверх. Зайдя в комнату, Магда вместо приветствия задала Клаусу вопрос:
– Что это еще за женщина там внизу?
– Эта женщина – моя прислуга, – сказал Клаус, язвительно отмечая про себя, что сегодняшний день будет длиться бесконечно.
– А почему тогда она так одета? – спросила Магда и села на подлокотник его кресла.
– А как она, собственно, одета? – удивился Клаус.
– В платье из самого дорогого магазина в Айхенвальде! – Магда была вне себя от этого факта.
Хайдель встал и расхохотался:
– Потому что я дал ей пачку денег на платье, туфли, духи и все такое прочее, чтобы она своим видом не раздражала меня так, как это постоянно делаешь ты!
– Так, – сказала Магда и встала с подлокотника, – я все поняла. Теперь это называется так.
Она ушла, демонстративно хлопнув дверью, а через несколько минут до Клауса донесся звук отъезжающего автомобиля.
«Какое счастье, – подумал он, – хоть одной проблемой стало меньше».
Убежав в свою комнату, Хельга забилась в угол и, стиснув голову руками, стала повторять про себя: «Кровь… Он омывает руки в крови этих людей, даже не обращая внимания на то, что она оставляет пятна на его мундире… Почему я так расслабилась, как я могла так просто поверить в его доброту? Ведь это все только игра, игра в жестокость, прикрытая безразличием».
Она просидела так некоторое время, но, замерзнув, легла на кровать и, накрывшись одеялом, снова задумалась: «Я здесь уже почти неделю. За это время он уже тысячу раз мог бы убить меня, однако этого не случилось, даже несмотря на то, что я не всегда вела себя так, как он приказывал. Больше того… Все эти дни я сплю одна за закрытой дверью – неописуемая роскошь для заключенной лагеря. И сегодня… Эта поездка… Нет, – решительно подумала Хельга, – он только вынужден быть таким жестоким, а здесь, когда в этом нет особенной необходимости, он становится таким, какой он есть на самом деле». И, ухватившись за эту мысль, Хельга понемногу успокоилась и заснула.
Глава 9На следующий день Клаус вернулся домой немного раньше обычного. «Все, хватит думать о делах, – рассуждал он, поднимаясь на второй этаж, – Сегодня я должен спокойно отдохнуть». И, обдумывая, каким образом это лучше сделать, он даже не обратил внимания на то, что само понятие отдыха у него стало подразумевать присутствие Хельги. Все еще не понимая, чего он на самом деле хочет, Клаус сел в кресло и нажал на звонок. «Надо выяснить, чем она там занимается, – подумал он, поправляя воротник, – а заодно посмотреть, перестала ли она трястись от страха».
Дождавшись появления Хельги, Клаус приказал ей сесть на стул и, удовлетворенно рассматривая, как ее преобразило посещение айхенвальдских магазинов, сказал:
– Ну вот, теперь ты выглядишь вполне прилично. Ты с этим согласна?
Хельга несколько мгновений раздумывала над тем, как ей лучше ответить на этот вопрос и, поняв, что чувство благодарности за вчерашнюю поездку пересиливает в ее душе страх от увиденного вчера вечером пятна крови, решилась ответить:
– Я очень старалась вам угодить, сделать все так, чтобы вы остались мной довольны. И это платье…
Она замолчала, на секунду испугавшись, что ее слова могут вызвать его гнев. Однако в ответ Хайдель довольно спокойно произнес:
– Так что же платье?
И тогда она осмелилась продолжить:
– Я бесконечно признательна вам за эту поездку в город. Вы сделали мне королевский подарок. Спасибо вам, вы очень добрый человек.
Клаус мысленно усмехнулся: «Да… Она наивна как ребенок, – подумал он, машинально щелкнув пальцами. – Если бы я выбрал в тот день секретаршу Брюмера, таких приятных диалогов я бы явно был лишен».
– Хельга, – сказал он, разглядывая ее лицо и пытаясь угадать, о чем она думает, – я очень устал за последние дни. Я хочу немного отдохнуть. Мне бы хотелось сегодня с тобой поужинать. Но… Но не так, как в прошлый раз. Просто скромный домашний ужин, без особенных кулинарных изысков. И… Я надеюсь, ты будешь вести себя достаточно непринужденно и не станешь раздражать меня, вздрагивая при каждом вопросе.
– Итак, – добавил он, подводя итог всему сказанному, – иди к Антонио и помоги ему накрыть на стол, а я спущусь вниз примерно через час.
За ужином, когда препятствие от первой пятиминутной скованности было преодолено, Клаус произнес:
– Расскажи мне немного о себе. Что-нибудь такое, о чем тебе было бы приятно вспомнить. Например, какие у тебя были друзья, о чем ты мечтала, когда была подростком.
Она задумалась и, посидев некоторое время молча, едва заметно улыбнулась.
– Мне вспомнились те дни, когда нам с подругой было пятнадцать с половиной лет, – сказала она, глядя на Клауса. – Это было удивительное время. Время зарождения грез и бесконечных разговоров о будущем. Бывало, что, прочитав с Алисией одну и ту же книгу, мы шли гулять в парк и там часами придумывали продолжение очередной романтической истории, сошедшей к нам со страниц. А потом, когда эта тема была уже полностью исчерпана, мы начинали мечтать о том, какими мы станем, когда пройдет несколько лет.
– И как ты представляла себе свою жизнь в те времена? – Клаус, с интересом рассматривал выражение ее лица.
– Мне всегда казалось, что она будет очень неординарной, – ответила Хельга, грустно усмехнувшись. – Удивительно, но у меня даже не было сомнения в том, что однажды на моем пути встретится великая любовь, которую я пронесу через всю жизнь. Как странно…
– Что странно? – спросил Хайдель, потянувшись за сигаретами.
– Странно то, что я могла так ошибаться, – ответила Хельга задумчиво. – Все эти мысли… Они казались мне такими реальными. А все вышло совсем иначе…
Она немного помолчала, продолжая вспоминать те далекие времена, а потом вдруг снова слегка улыбнулась.
– Помню одну историю, произошедшую с нами при выходе из костела…
– Ты католичка? – удивился Хайдель.
– Да, я ведь только на четверть еврейка, и меня воспитывали в христианской традиции.
– Так что же произошло с тобой возле костела?
– Мы с Алисией стояли возле невысокой чугунной ограды и разговаривали, – Хельга на секунду закрыла глаза, пытаясь восстановить в памяти тот солнечный краковский полдень. – Неожиданно к нам подошла какая-то старая женщина и стала предлагать погадать по руке. Мы смеялись, говоря, что и так все знаем о своем будущем, – Алисия в ту пору была уверена, что станет женой известного музыканта, – однако старуха не унималась.
– И что же? – усмехнулся Хайдель. – Она вам все-таки погадала?
– Да, но почему-то только мне. Помню, как она взяла мою руку в свою шершавую старческую ладонь и, засмеявшись, произнесла: «Однажды у тебя будет большая любовь, но не думай, что этот путь будет усыпан розами».
– И все? – спросил Клаус, удивляясь про себя, насколько красивой ему стала казаться Хельга в мерцающем свете свечей.
– Да, больше она ничего не сказала. И странно, что я не вспоминала об этом случае уже очень много лет.
Некоторое время они оба молчали, погрузившись каждый в свои мысли, а после Клаус сказал:
– Да, странно бывает вспоминать то, что было так давно. Эти романтические мысли… Помню, когда мне было лет восемнадцать, я был очень увлечен одной девушкой, которая жила на самом последнем этаже мрачного старинного дома. Родители не разрешали ей ходить со мной на свидания, и поэтому мы встречались только украдкой в здании старой гимназии, куда нас пропускал ее дед, работавший там сторожем. Мы заходили в какой-нибудь класс, пропахший старыми деревянными партами и пыльными портьерами, и стояли возле доски. Мне было очень страшно открыто признаваться ей в любви, и поэтому я брал мел и размашистыми буквами начинал писать по-латыни лирические стихи собственного сочинения.
Ужин подошел к концу и они, как в прошлый раз, пересели в кресла. «Странно, – думал Хайдель, – мне действительно удалось по-настоящему отдохнуть сегодня вечером. Видимо, причина все-таки в ней – Хельге. Она так боится нарушить мое расположение, так опасается произнести лишнее слово, что в итоге делает только то, что меня не раздражает. Смешно… Моя игра в галантность, которую я затеял, как очередной спектакль жестокости и демонстрации власти, принес в результате такие неожиданные плоды». Он закурил и, глядя на сидящую напротив него Хельгу, спросил:
– Ты довольна сегодняшним вечером?
– Да, – она подняла на него робкий взгляд, – я очень благодарна вам за все это.
Глядя на Клауса, Хельга пыталась по его настроению угадать, что именно он собирается делать дальше. «Пожалуйста, – думала она, – пусть сегодня все закончится так же, как прошлый раз, пожалуйста… Тогда я смогу поверить в вас, пойму, что в вас нет жестокости, злобы… Отпустите меня и я всегда буду выполнять все ваши желания…»
Затушив сигарету, Клаус встал, чтобы взять новую пачку. Он находился в состоянии странного, давно забытого умиротворения, и ему очень не хотелось разрушать эту приятную атмосферу душевного комфорта. «Что именно мне доставляет удовольствие? – думал он. – Сознание того, что она испытывает ежеминутный страх? Или чувство власти, благодаря которой я заставляю ее делать столь осторожные шаги?» Хайдель понял, что перестал играть придуманную ранее роль, точнее, просто вжился в нее, испытывая неподдельный интерес к этим странным взаимоотношениям. «Пусть все идет так, как я наметил, – думал он, снова садясь в кресло и закуривая. – С каждым днем она станет доверять мне все больше и больше, будет выполнять все мои желания. А поскольку, как я недавно понял, это для меня гораздо приятнее, чем все предыдущие лагерные развлечения, мне остается только следить за развитием событий и наслаждаться создающимися ситуациями.
– Иди к себе, Хельга, – сказал он спокойно. – Возможно, завтра, если я вернусь не слишком поздно, мы снова поужинаем с тобой за этим столом. А сейчас тебе пора спать.
Она вернулась к себе в полуподвал и некоторое время неподвижно сидела на кровати. «Он меня отпустил, – думала она пораженно. – Отпустил, ничего не требуя и не стараясь причинить мне боль. Он удивительный человек, удивительный…» И, прокручивая в голове эти мысли, Хельга заснула в состоянии почти такого же умиротворения, которое незадолго до этого испытал Хайдель.
Глава 10В последующие несколько недель все получалось именно так, как сказал Клаус. Когда ему удавалось приезжать домой немного раньше, они проводили этот вечер вместе. В такие часы они много разговаривали, как правило, рассказывая друг другу о том, как жили в мирное время. Правила их общения оставались все те же, и каждый раз после таких вечеров Клаус отпускал Хельгу к себе. Казалось, что в их отношениях ничего не меняется и все остается так, как было раньше, однако они оба не отдавали себе отчет в том, насколько сблизились за это время.
Порой, когда у него на службе было столько дел, что он возвращался чересчур поздно, Клаус придумывал какой-нибудь пустячный предлог, чтобы вызвать Хельгу к себе и поговорить с ней несколько минут. Он не заметил, как это вошло у него в своеобразную привычку, и по-прежнему считал, что все происходящее полностью соответствует придуманному им когда-то плану.
Со своей стороны Хельга продолжала четко выполнять все его приказы, стараясь не только не говорить лишних слов, но и не допускать никаких жестов, которые могли бы вызвать у Клауса раздражение. Иногда, когда он был в хорошем настроении и задавал ей не особенно много провокационных вопросов, она была готова часами благодарить его за подаренные ей дни спокойствия и защищенности, однако он не давал ей права голоса, а первой заговорить она, естественно, не решалась.
Хельга не понимала, что означает его поведение, и не могла разгадать его мыслей, однако при встрече с ним ей постоянно казалось, что рано или поздно его благоприятный настрой может закончиться и тогда уже ей придется полностью расплатиться за эти несколько недель почти райской жизни.
Однажды, после крайне напряженного дня, Клаус вернулся домой к полуночи. Он сильно устал и был взвинчен. Выкурив несколько сигарет, он понял, что никак не может прийти в себя, и решил немного развеяться. «Надо вызвать Хельгу, – машинально подумал он, – по крайней мере, она меня отвлечет от всех этих неприятностей». Хайдель нажал на звонок и, услышав неизменный стук в дверь, сказал:
– Войди.
Хельга зашла, застыв, как обычно, при входе, и стала ждать приказа Клауса, нервно раздумывая над тем, для чего она могла понадобиться ему в такое время.
– Сядь, – он встав с кресла и подошел к окну. – Мне хочется поговорить с тобой.
Она молча опустилась на стул, внутренне чувствуя, что сегодня неприятностей ей избежать не удастся.
«Интересно, – раздумывал Хайдель, глядя на горящие огни фабрики, – что она думает обо мне? Вряд ли она считает, что я только по доброте душевной разрешаю ей так беззаботно и вольготно жить в моем доме?» Вдалеке за окном мелькнула короткая вспышка и раздалась автоматная очередь, в нескольких окнах на фабрике погас свет. «Наверное, зря я позволяю ей так расслабляться, – продолжал думать он, крутя между пальцами незажженную сигарету. – В любом случае было бы полезно иногда ее немного ставить на место, хотя… Хотя в принципе она очень старательно исполняет все то, что я навязываю ей в качестве правил поведения». Клаус поискал в кармане зажигалку, но, не найдя ее, раздраженно сказал Хельге:
– Ты что, не видишь, что я хочу закурить? Дай мне огня!
Хельга быстро подошла к креслу, на подлокотнике которого лежала зажигалка, и, взяв ее, молча протянула Клаусу.
– Зажги, – сказал он, наблюдая за тем, как ее глаза стали медленно приобретать оттенок опавших листьев.
Хельга исполнительно высекла пламя и замерла перед Клаусом. Он медленно прикурил, глядя на то, как сильно дрожит ее рука, и решил, что сегодня, возможно, именно такой день, когда нужно подводить итоги. «Надо заставить ее допустить ошибку, – подумал он, разглядывая стройную фигуру Хельги. – Только нужно это сделать очень плавно. Так… Как будто случайно». Он еще не знал, чего он, собственно, хочет на самом деле, однако груз дневной раздраженности и недовольство обстоятельствами подталкивали его к чему-то недоброму, что обычно он оставлял там внизу за колючей проволокой.
– Ты боишься меня? – спросил он, внимательно глядя Хельге в глаза.
– Да, – ответила она тихо.
Хельга впервые стояла так близко к Клаусу, и от этого ей становилось еще страшнее. Она прекрасно видела его настрой и понимала, что этот разговор был начат именно с той целью, которой она больше всего боялась. «Сейчас он заставит меня ошибиться, – думала она, дрожа всем телом. – А после этого… Неизвестно, что будет после этого…» Ее страх нарастал с каждым мгновением, и спустя несколько минут она уже находилась в состоянии панического ужаса.
– А чего именно ты боишься? – продолжил Хайдель после минутного раздумья.
– Я… – Хельга на секунду закрыла глаза и поняла, что не может вздохнуть. – Я боюсь всего…
– Уточни, – Клаус смаковал ее полуобморочное состояние.
Хельга обреченно закусила губы, и, понимая, что у нее нет времени на размышления, ответила:
– Я боюсь, что вы перестанете быть ко мне добрым.
Хайдель прищурился и, бросив сигарету в пепельницу, застыл, скрестив на груди руки.
– Добрым? Ты столько раз повторяла это слово… Что я и сам почти начал верить в эту дурь… А тебе не кажется, что ты слишком расслабилась здесь?
Хельга не знала, должна ли она отвечать на этот вопрос, и поэтому решила промолчать, однако Клаус, говоря все это, был настроен услышать ее ответ.
– Я, кажется, спросил у тебя кое-что! – резко сказал он.
– Я, да… То есть нет… Я не знаю, что ответить… – пролепетала Хельга, в отчаянии сжимая перед собой руки.
– Не знаешь, что ответить? – почти шепотом сказал Хайдель, а после намного громче добавил. – А что я могу с тобой за это сделать, ты знаешь?
– Да.
– И что же?
– Вы можете меня убить, – с трудом выдавила из себя Хельга.
– И только-то? – он недобро рассмеялся. – Ты думаешь, что это для тебя самое худшее?
– Нет, я знаю, вы можете многое…
Клаус на секунду взглянул в окно, за которым черными силуэтами виднелись бараки и смотровые вышки, и, снова посмотрев на Хельгу, сказал:
– Я думаю, что самое остроумное было бы отправить тебя обратно в лагерь. Так… Просто ради контраста.
Случайно переведя взгляд на стол, Хайдель заметил, что трубка на телефонном аппарате висит несколько косо, и автоматически, желая ее поправить, сделал резкое движение рукой в сторону телефона.
К этому времени Хельга уже находилась в том редком состоянии, которое подчас характеризуется словами «полумертвый от страха», и весь этот диалог заставлял ее все сильнее приближаться к той черте, дальше которой лежит только безумие. Она ярко представила себе, что ее ждет впереди, если Клаус действительно захочет отправить ее назад за колючую проволоку, и от этой мысли ей стало невыносимо трудно дышать. «Это хуже, чем смерть», – подумала она, чувствуя, что почти теряет сознание, и в этот момент увидела, что Клаус потянулся к телефону. «Он хочет позвонить туда! И отдать приказ о моем возвращении!» – как вспышка молнии пронеслось у нее в голове, и вслед за этим она почувствовала, что больше ее ничто не сдерживает и не остановит. «Пусть он не дает мне права голоса, пусть не разрешает говорить – теперь мне терять уже нечего», – отчаянно подумала она, желая всеми возможными способами остановить эту лавину страха.
– Нет!!! – взвыла она, падая перед Клаусом на колени и обхватывая руками его сапоги. – Что угодно, но только не обратно! Я знаю, что вы можете сделать со мной все, что пожелаете… Но я заклинаю вас – не отдавайте меня назад в этот кошмар… Лучше смерть, боль, что угодно, но рядом с вами… Оставьте меня здесь, и я буду стараться как никогда раньше. Я сделаю все, чтобы вы были мной довольны, все, только не прогоняйте меня из своего дома…
Клаус, который обычно в таких ситуациях не только не терял спокойствия, но даже, наоборот, испытывал чувство некоего азартного удовлетворения, несколько изумился, увидев столь неожиданно прорвавшуюся у Хельги бурю эмоций. «Должно быть, я действительно сильно напугал ее», – подумал он и, внутренне отмечая, что от всей его дневной усталости и раздражения не осталось и следа, решил, что сегодняшний спектакль можно считать законченным.
– Встань! – ледяным голосом приказал он. И, глядя, как Хельга мучительно старается спрятать от него заплаканное лицо, добавил, – Иди к себе, я никуда тебя не отправляю.
Хельга, с трудом ощущая изменившуюся для нее реальность, молча поднялась с пола и, понимая, что в этой ситуации любое сказанное ею слово может оказаться чревато последствиями, быстро покинула комнату.
Оставшись один, Хайдель сел в кресло и задумался. «То, что она так боится возвращения туда, – это понятно, – рассуждал он, затягиваясь сигаретой. – Но отчего теперь для нее смерть стала предпочтительнее жизни в лагерном бараке – это вопрос. Раньше она придерживалась явно другого мнения». Он посидел так еще некоторое время, пытаясь разобраться и проанализировать все произошедшее за последний час, и, выкурив пачку сигарет, решил наконец, что все предельно ясно. «Завтра я проверю свою догадку, – подумал он, вставая, – а теперь, пожалуй, мне пора спать».
