Текст книги "Попытка – не пытка"

Автор книги: Елена Хотулева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– А ты не спросил его, сколько Сталин прожил с этой своей любимой последней женой? – спросила я, все еще надеясь услышать от него хоть что-то обнадеживающее.

– И ты думаешь, мне там заняться больше нечем было, как только былины записывать о жизни великого вождя! – прошипел Натаныч. – Нет. Не спросил.

– Слушай, – расстроенно сказала я и схватилась за голову. – Я домой хочу.

– Ну иди. Тебя кто-то держит что ли?

– Ты не понимаешь, – я показала ему на компьютер. – Отправь меня в 1937 год. Я хочу к нему. Мне невыносимо слушать, что где-то он стал легендой, как Петр Первый, что его похоронили у стены…

– Ты с ума сошла! – мой друг схватил конверт Косыгина. – Сейчас моя очередь туда лететь. На десять минут, как он мне сказал. А потом посмотрим…

– Ладно. – Я забралась с ногами на диван и обняла подушку. – Я тебя подожду.

Он схватил штекеры, поцокал кнопками и исчез.

* * *

Через десять минут Натаныч появился и, буркнув, что вернется через два часа, снова испарился. Мне пришлось ждать, мучаясь от желания покинуть уже доставший меня 2010 год. Я полежала на диване, побродила по комнате, прибралась на кухне, подошла к окну и стала разглядывать людей. Где-то в ином мире их, может быть, не существует. А возможно, они родились, но занимаются какими-то другими делами. Я посмотрела на черную машину, которая вчера стояла во дворе на этом же месте. Интересно, кто из наших соседей ее купил? Раньше я как-то и не замечала, чтобы кто-нибудь ездил на этой модели… Хотя на что я вообще обращала внимание за последние месяцы?.. Сзади раздался хлопок. Я повернулась и увидела, как Натаныч с каким-то мрачным и озадаченным лицом плюхнулся на диван.

– Что это с тобой? – спросила я, садясь на пуф.

– Ничего, – ответил он, но потом, помолчав некоторое время, почувствовал, что не может мне не пожаловаться. – Ну!!! Я тебе скажу, это что-то! – Он в негодовании потряс руками и закатил глаза. – Твой драгоценный вождь мне там такого наговорил! Такого!

– Он Косыгиным, что ли, недоволен был? – удивилась я. – Или его результаты развития СССР не устроили?

Натаныч задрыгал ногой и посмотрел куда-то вдаль:

– Нет. Это все его вполне-таки удовлетворило. Но он сказал мне… Что я… Короче, он, конечно, еще тот… даже не жлоб. Это я ошибался. Он хуже. Когда я туда пришел на два часа, он поговорил со мной о Косыгине, а потом спросил, сделал ли я… И когда узнал, что до сих пор нет… То… Ну он заявил, что очень сожалеет… Сожалеет о том, что не может меня поставить к стенке, потому что находится в некоторой зависимости от моей персоны. И после этого… Я, знаешь, много вообще-то в жизни повидал… Но как-то раньше не сталкивался с людьми, которые способны взглядом в пол впечатывать. Я на тебя смотрю вот сейчас и прямо-таки удивляюсь, как ты с таким… с таким… чудовищем рядом можешь находиться и тем более о какой-то там любви говорить! Да он меня просто с землей сравнял, когда я, как идиот, раскололся и сказал ему, что… Короче, он был даже не в ярости… Получилось, что после нашего с ним того давнего разговора он был уверен… Ну да, я обещал ему… А он… Он же такой великий человек, распоряжения которого не только не обсуждаются, а выполняются прямо сиюминутно… А тут он узнал, что кто-то… Вообще буквально отброс какой-то посмел его ослушаться!..

Мне надоел этот бессвязный бред, и я сказала:

– Ты, Натаныч, зря в науку рванул после школы. Тебе надо было к Пырьеву идти. Он бы тебя сразу в главных ролях стал снимать. Вот что ты тут сидишь и распинаешься? Ты думаешь, я хоть что-то поняла из всего этого потока твоего словесного? А? Из-за чего он тебе выговор сделал? Что он такое узнал? О чем ты говоришь?

– Ни о чем!!! – рявкнул мой безумный друг и встал с дивана. – Иди домой. Я должен выполнить его задание и проинспектировать 2010 год параллельной реальности.

Я не могла поверить в то, что слышу:

– Но ты говорил, что нельзя летать в альтернативное настоящее!

Видимо, у него сдали нервы:

– В настоящее нельзя! А во вчерашний день можно! Вот туда я и отправлюсь по заданию твоего горячо любимого вождя! И не звони мне! Я сам объявлюсь, когда будет надо, а то ты надоела мне уже со своими овечьими глазами, полными слез от желания отправиться в 1937 год!

Поняв, что Натаныч с непривычки чуток перенапрягся, я встала и, помахав ему рукой, пошла к себе. Обижаться не имело смысла. Если Сталин действительно на него за что-то там такое разозлился, то Натанычу можно было только посочувствовать, потому что я, к примеру, не могла спокойно выдерживать даже легкого недовольства своего высокопоставленного супруга. Кроме того, нельзя было сбрасывать со счетов и того, что мой друг просто-напросто не привык летать в прошлое и устал от всех этих безумных перемещений. «Слабак!» – подумала я и, чтобы хоть как-то убить время, отправилась в магазин за новым платьем…

В четыре часа ночи меня разбудил телефонный звонок:

– Если тебе интересно, что стало с миром к 2010 году, можешь прийти. Но предупреждаю. У меня есть час. Потом я лягу спать, а утром полечу в 1937-й. Потому что сейчас лететь туда у меня нет никаких моральных сил. И желания тоже нет…

– Ну и?… – спросила я, проходя в комнату и садясь на диван.

Натаныч сидел за компьютером и крутил в руках штекер. Было видно, что он на грани срыва:

– Буду рассказывать коротко, четко и ясно. Слушай. В параллельном нам 2010 году я работаю директором огромного института, который занимается сверхсекретными разработками. Поэтому мне не стоило никакого труда буквально за руку отвести меня самого к главе государства. Этот человек, которого вообще не существует в нашем времени, так как он здесь не родился, обладает всеми талантами, которые требуются для того, чтобы управлять наимощнейшей сверхдержавой. А именно так можно охарактеризовать страну, в которой я там живу. Как и прежде, наше государство носит название СССР. Я не могу сказать точно, какой там строй, но официально он именуется социализмом, коим, конечно же, не является. Итак, сначала о том, что происходит в мире. Мы контролируем все, что происходит на земном шаре. Ни одно народное волнение не вспыхивает без нашего наблюдения. Союз всем диктует свои условия, но при этом, так сказать, позволяет другим странам жить самостоятельно и собственными силами расхлебывать свои ошибки. Мы держим всех в узде уже не за счет одного только ядерного оружия, по объемам которого мы, несомненно, имеем преимущество. Это было бы слишком банально. На самом деле мы просто управляем этим миром. Именно так, как сейчас в нашем с тобой 2010 году им управляют некие структуры, о существовании которых мы только догадываемся и строим гипотезы. Там нет никакого международного терроризма, потому что нет силы, которая его финансирует в нашей реальности. Но зато есть наркотики, от которых многие страдают, в том числе Штаты, Китай, Европейское сообщество… То есть, пардон, небольшая поправка. Там нет Европейского сообщества, потому что экономика европейских государств не настолько развита, чтобы они могли объединяться. Так вот. Вопрос о наркотиках стоит достаточно остро. И мы могли бы его решить, поскольку на нашей территории никакого наркооборота, разумеется, нет и быть не может. Но мы предоставляем миру самостоятельно разруливать эту проблему. Как говорится, они этого горячо желали, пусть сами и разбираются.

Основная резервная валюта там рубль. Финансовым кризисам, от которых периодически лихорадит большинство стран, мы не подвержены. Внешне мы очень мирная и дружелюбная держава. Мы всячески демонстрируем свою политику недопущения вооруженных конфликтов, не позволяем одним государствам лезть в дела других. Купируем приступы политической напряженности на разных континентах, если, конечно, нам это интересно. Поставляем оружие туда, куда нам выгодно. И помогаем разным странам справляться с природными катаклизмами, которые на них обрушиваются и периодически сводят до минимума их экономические достижения, а соответственно, и уровень жизни.

– Они что, только на них обрушиваются? – удивилась я. – Как это вообще может быть, если здесь за последние годы ничего такого не происходило?

– Не знаю, – развел руками Натаныч. – Всякое бывает. Это параллельный мир. В нем и засухи случаются, и цунами, и извержения вулканов, а также прочая крупная и мелкая дребедень, которая обходит стороной СССР.

– И по какой же такой причине Союз остается в стороне и получает эту знаменитую с времен несуществующей войны фору для развития экономики? – спросила я, чувствуя в этом до боли знакомый почерк.

– Ты мыслишь категориями 1937 года! – Натаныч махнул на меня рукой и, заикаясь, продолжил: – У нас там вера сильна. Православная, мусульманская… Там люди разных религий живут, преисполненные духовности. И, конечно, немудрено, что такую страну катастрофы стороной обходят. Но… Поговорим о внутреннем устройстве. Как это у нас тут принято говорить?.. Социально активные уверенные в себе граждане с достатком выше среднего? Именно так, если я не ошибаюсь, нам рассказывают СМИ о прослойке общества, ради которой, типа того, земной шар крутится?

Я кивнула:

– Да. Только ты про возраст забыл сказать. Социально активные уверенные в себе люди с достатком выше среднего в возрасте от 25 до 45 лет.

– Вот именно, – Натаныч постучал штекером по столу. – Так вот, в СССР большинство людей от мала до велика уверены в себе, имеют активную жизненную позицию и такой достаток, который – сейчас ты должна ликовать! – который, как ты и мечтала, позволяет им жить более чем достойно. У них есть все, о чем только можно мечтать: мирное настоящее и гарантированно мирное будущее, непоколебимая система ценностей, сильная мотивация для развития личности и всего общества, свобода слова, великолепная бесплатная медицина, прекрасное бесплатное образование, в сегменте потребительского рынка у них изобилие без перенасыщения товарами, у них развиваются науки и искусства… Но… Кажется, что-то я начинаю скатываться до мелочей. Проще сказать, чего у них в Союзе нет. Итак, у них нет демографических проблем, межнациональной, а также религиозной розни, безработицы и… У них практически нет преступности и коррупции, которые по сравнению с другими странами столь низки в процентном выражении, что в это трудно поверить. Хотя… Если почитать их законодательство, то эти показатели вряд ли вызовут удивление… И конечно, у них давным-давно нет авторитарной системы госуправления, хоть, впрочем… На самом-то деле, конечно, она есть. И именно благодаря этому у них отлично налажен диалог народа с властью. И самое главное… – он зло посмотрел на меня и сделал паузу. – Это не страна-утопия! Это реальное государство, в котором живут реальные люди и реально наслаждаются жизнью! И основу всему этому заложил твой драгоценный Сталин в незапамятном 1937 году!!!

– А почему же тебя так это бесит? – спросила я, не понимая, почему Натаныч просто вне себя от каких-то раздирающих его страстей.

Он отшвырнул в сторону электрод:

– Потому что… Потому что… – Он стал сильно заикаться. – Потому что мы с тобой живем здесь! И никак, ни при каких обстоятельствах не сможем жить в этом Союзе Советских Социалистических Республик!

– А твоя итерационная программа?! – воскликнула я.

– Если мы ее запустим и если она сработает, то в новой России мое поколение уже жить не будет! Я не врал тебе, когда говорил, что серьезные, глобальные изменения только начнут происходить спустя лет шесть или десять после нажатия кнопки. А в результате в этой прекрасной сверхдержаве немного поживешь ты, значительно больше – твой сын, ну а внуку повезет, и он вступит в заметно начинающий обновляться мир, скорее всего, к совершеннолетию. Что же касается остальных стран земного шара… То от них фортуна не то чтобы отвернется… Она будет к ним менее благосклонна.

– А не слишком ли это будет жестоко – вот так, одним нажатием кнопки, возвышать нас и отбрасывать назад их?

– Ну, дорогая моя! – он всплеснул руками. – Таковы уж законы мироздания. И, по моему мнению, в этом нет ничего несправедливого, так как в реальном, а не утопичном мире всегда одним будет хорошо, а другим плохо.

– Интересно, а там еще помнят о «Генеральном плане развития СССР»?

– Да. И, как это ни странно, глава государства им часто пользуется, поскольку этот документ содержит гениальные политические схемы, которые продолжают быть актуальными и в 2010 году этой удивительной реальности. Сталин там по-прежнему национальный герой. Памятники ему стоят во многих городах. А легенды о нем передаются из уст в уста.

Я задумалась и, немного помолчав, спросила:

– Ты можешь мне объяснить одну вещь?

– Ну?

– Если мы сейчас запустим эту программу, то параллельные реальности перестанут быть параллельными и начнут сближаться. И с каждым годом они будут становиться все более похожими. Но почему ты уверен, что тот прекрасный мир альтернативного 2010 года просуществует долго? Вдруг на СССР обрушится астероид или, как говорит моя будущая невестка, к нам прилетят марсиане и всех поработят? Если в 2010 году в Союзе мир идеален, то с какой стати он таким будет в году, скажем 2150-м?

– Потому что я это знаю, – сказал Натаныч и снял пиджак. – У меня есть доказательства. Вот посмотри… – он показал мне два конверта, которые лежали на бюро. Один был с гербом, а второй – с каким-то странным штампом.

– И что это такое?

– В одном пакете находится официальный рапорт председателя президиума Верховного Совета СССР, адресованный лично Сталину. В нем содержится полная и исчерпывающая информация о том, что и как происходит на нашей планете в 2010 году. А во втором лежат результаты исследований временного промежутка от 2010 до 2300 года, в которых сказано, что СССР как был, так и будет мировым лидером во всем – от благосостояния народа до космических исследований. Этот документ подписан все тем же председателем президиума, который чисто формально и по давней традиции является еще и генеральным секретарем ЦК КПСС.

– Там правит компартия?

Мой друг грустно ухмыльнулся:

– Там правит здравый смысл. А то, как именно это называется, всех перестало волновать еще в 1937 году, когда страна пошла новым курсом.

– А кто сделал это исследование?

– Институт, которым руковожу я. – Натаныч посмотрел на меня и закусил губы. – За эту разработку в мае 2010 года я получил… Сталинскую премию за вклад в развитие советской науки и социалистического общества.

– Так ты там тоже изобрел машину времени?! – спросила я восхищенно.

– Увы, – развел он руками, – я разработал и внедрил там очень много государственно важных вещей. Так, кроме всего прочего я создал аппарат для просмотра будущего без возможности влияния на предстоящие события. Именно благодаря ему и был составлен этот отчет о развитии СССР с 2010 по 2300 год. А машина времени… Наверное, для того, чтобы ее придумать, нужно было иметь мотивацию.

– И ты хочешь сказать, что в этом идеальном мире у тебя не было мотивации для создания машины времени? А куда же она делась, эта твоя мотивация?

Он рассмеялся и стал протирать очки:

– Как ни странно, но это ты меня лишила этой мотивации.

– Я? Да как это могло быть? Меня там не было, ты же сказал, что я там даже не родилась! Как? Когда это произошло?!

– В 1937 году. Когда ты попросила Сталина позаботиться о моих родителях.

– Но почему? – спросила я, все еще не понимая, о чем он говорит.

– А потому, – Натаныч снова задумчиво улыбнулся. – Потому что я придумал машину времени только для того, чтобы увидеть живой свою мать. А в параллельной реальности она прожила до 2004 года. И я, тот, который живет в том альтернативном времени, даже примерно не может вообразить, как работает эта временная программа.

– И ты себе не рассказал?!

– Нет. Ты же знаешь, я не выдаю государственных секретов. А нашу с тобой деятельность я расцениваю именно так. Поэтому утром я пойду к Сталину и доложу ему о том, что выполнил все его задания, в том числе то, за которое он хотел меня расстрелять. А ты иди спи, потому что завтра сначала ты полетишь к нему, а потом, когда вернешься, нажмешь кнопку и запустишь итерационную программу. Да… И забери свой комп. С его помощью все рано нельзя прочитать ни об одном политическом деятеле, который мне интересен.

Я встала и, прижав к себе ноутбук, пошла к двери. На пороге я остановилась и решила задать Натанычу еще один вопрос:

– А почему кнопку буду нажимать я? Ведь это твоя программа, ты ее придумал.

– Потому что итерационную переделку мира может запустить только тот, кто создал альтернативную реальность. А это сделала именно ты в тот самый день, когда отправилась в 1937 год и получила по морде на Лубянке.

Мы попрощались, и я пошла домой. За окном уже было раннее утро…

* * *

Немного подремав, я проснулась с каким-то тягостным ощущением надвигающейся беды. На часах было десять утра. Мне не хотелось выходить из дома, чтобы не пропустить звонок Натаныча, и я пошла пить кофе. К своему удивлению я обнаружила на кухне Машу, которая варила суп.

– Привет, Маш. Что это ты делаешь? – Я села на табуретку.

Она улыбнулась:

– Обед готовлю. Как обычно.

Мне показалось, что параллельная реальность каким-то чудом пришла в наш дом. И давно это она тут обеды варит? У меня гениальный сын. Он умудрился влюбиться в хозяйственную девушку! Осталось только понять, что тут у них происходит. Сказав, что хочу съесть бутерброд, я открыла холодильник. Он был полон каких-то кастрюлек, лоточков и мисочек. Может, это изобилие альтернативного мира? Я сварила кофе и достала сыр.

– Маш, а Глеб где?

– В газету поехал. Он всю ночь аналитический обзор писал про что-то там такое политическое.

– А… – Меня так и подмывало спросить, давно ли она тут поселилась, но было как-то неудобно признаваться, что я ничего не замечала.

Наконец мне пришло в голову, какой вопрос может вывести ее на чистую воду:

– Слушай… Я тебя спросить хотела. А мама твоя была не против, чтобы ты к нам так сказать досрочно переехала?

– Нет, – она насыпала зелень в кастрюлю. – Она же понимает, что беременной покой нужен. А у нас там папа совсем распоясался. Да еще брат постоянно дурит… Мне даже кажется, что он траву втихаря покуривает. Так что я ушла и вот уже две недели тут как в раю сижу. Глеб работает, я гуляю по парку… Дышу свежим воздухом…

Прояснив ситуацию, я успокоилась. Как хорошо, что я так рано родила! Как бы я сейчас к Сталину летала, если бы мой ребенок в школу ходил? Накрылось бы тогда мое строительство идеального мира, а вместе с ним и личная жизнь…

Наконец раздался долгожданный телефонный звонок:

– Ты там не умерла вдали от своего вождя? – спросил Натаныч довольно бодрым голосом.

– При смерти уже.

– Ну тогда иди сюда. Он сказал, чтобы ты не в одиннадцать, а в десять вечера переместилась.

Быстро превратив себя в красавицу и надев новое платье, я примчалась на девятый этаж.

– Ты как себя чувствуешь? – У меня снова возникло ощущение какой-то тоски. – Ничего не случилось? Что тебе Сталин сказал?

Натаныч хмыкнул:

– Похвалил. Через силу, по-моему. Так сказать, не мог не признать моих заслуг и заставил себя побороть личную неприязнь.

– Ну чего ты сочиняешь? – Я села на ковер и подобрала штекеры. – С какой стати у него неприязнь какая-то появилась, если раньше ее не было?

Он застучал клавиатурой и буркнул:

– Нет у меня желания говорить об этом. Собралась лететь – вот и лети. А когда вернешься, мы с тобой поболтаем кое о чем.

Он брякнул по клавише и отправил меня в иную реальность.

В 1937 году я вскочила с пола и бросилась к Сталину:

– Как я соскучилась! Ты знаешь, сколько я тебя не видела? Целую вечность! Мне казалось, что еще чуть-чуть – и я уже дышать не смогу от того, что тебя рядом нет.

– Ну, зато теперь ты дышать спокойно будешь. – Он повел меня в гостиную. – Основную работу я сделал. Поэтому свободного времени у меня немного больше будет. Сможем чаще видеться. Ну и параллельно заниматься всякими делами. Кинематографом, например. А то с этой политикой так дальше творчества Александрова и не продвинемся.

Мы сели на диван. Сталин достал «Герцеговину» и закурил. Я, закрыв глаза, прижалась к нему.

– Я ведь все знаю. Ты тут без меня рапорты из будущего читал. Тебе все доложили… О том, что ты создал грандиозное государство. Про сверхдержаву… И про «Генеральный план развития СССР»… Скажи! – Я посмотрела на него и утонула в его взгляде. – Как тебе это удалось? Ведь всего, что ты прочитал, на самом-то деле недостаточно даже для написания диссертации 1937 года.

Он пододвинул пепельницу и стряхнул папиросу:

– Не преувеличивай. Для диссертации всего одной книги из твоего мира хватило бы. А если говорить об этом плане… Самое главное было понять, что сильной страной управлять гораздо проще, чем слабой. И когда я придумал, как превратить Советский Союз в сверхмощное государство, то понял, что теперь не имеет значения, для какого года и для какой реальности я буду писать этот документ. Смысл заключался в том, что СССР должен постоянно руководить миром. Ну а для этого нам требуется совсем немного.

– Что? – Я обняла его.

– Патриотизм, нерушимый патриотизм! – Он посмотрел на меня и усмехнулся. – Только он у каждого должен быть, понимаешь, у каждого гражданина Советского Союза. Он должен стоять на первом месте в системе ценностей. Патриотизм – это как любовь. Можно бесконечно испытывать терпение народа и заставлять его любить страну, которая не дает ему ничего, кроме разочарования. А потом долго сетовать на то, что, оказывается, никто ни во что не верит. Но понимаешь… Гораздо-то проще быть патриотом в мощной сверхдержаве, где созданы все условия для счастливой, насыщенной и по-настоящему комфортной жизни. И поэтому… Ближайшие пятнадцать лет мне придется неустанно работать. Ну а потом этим должны будут заниматься все последующие руководители государства.

– Я тобой восхищаюсь! – сказала я и поняла, что во мне зашкалило чувство восторженной любви. – Мне жаль, что в моей реальности ты окружил себя такой секретностью, что сегодня мало кто знает, сколько ты сделал для страны.

– У тебя в голове помутилось, – рассмеялся он и обнял меня. – Твоей реальности для меня не существует. И мне все равно, как и что там произошло, сколько ошибок я там сделал и почему. Есть только этот мир… – Он иронично посмотрел на меня. – И в нем ко мне пришла ты и сказала, что хочешь жить в величайшем и непобедимом государстве. Разве я мог тебе отказать? Вот оно, это государство, – показал он за окно. – Я сделал то, о чем ты просила. И теперь тебе ничего не остается, как только быть постоянно рядом со мной и вдохновлять меня на его дальнейшее строительство.

– Ты, как всегда, шутишь… А я так люблю тебя, так люблю, – говорила я, целуя его. – Но ты даже не представляешь себе, как мне страшно. Я так хотела бы никогда не расставаться с тобой, но… Мне неизвестно, буду ли я здесь следующие пятнадцать лет.

Он удивленно посмотрел на меня:

– Ты разве не знаешь? Твой изобретательный друг ничего тебе не сказал?

– О чем?

– Когда он приходил ко мне в 1952 год, там его встретила ты. По его словам, мы были с тобой вместе. И мне непонятно, с какой целью он это от тебя скрыл.

Я облегченно вздохнула:

– Ну слава богу! Теперь надо, чтобы он мне все программы сделал… Ну, машину времени… И тогда я могу быть спокойна…

– Что ты сказала?! – Сталин посмотрел на меня так, что мне показалось, удар его хватит прямо сейчас, не дожидаясь 1953 года. – Ты говорила с ним, перед тем как прийти сюда?!

– Почти нет. Он устал. Сказал, что обсудим что-то после моего возвращения. А почему ты его ругал? Он болтал нечто совсем бессвязное. Я ничего не поняла.

– Ругал? – Он встал и снова закурив, подошел к окну. – Я не ругал его! Я расстрелять его хотел за невыполнение приказа! Когда он первый раз пришел в Кремль… Ты помнишь, я вызвал его, чтобы понять, как работает машина времени. Так вот, когда он пришел ко мне и рассказал о существовании неких программ, я ему объяснил, что их надо размножить и надежно спрятать. Потом в процессе разговора выяснилось, что за ним следят, так как он якобы занимался какими-то секретными разработками. Тогда я попытался втолковать ему прописную истину о том, что не могу обеспечивать безопасность системы, сидя здесь, в 1937 году. Мне казалось, что я с нормальным образованным человеком разговариваю, который понимает, что такими вещами не шутят. Он дрожал тут как осиновый лист и уверял меня, что все сделает, но попросил разрешения пока не ставить тебя в известность, где будут храниться эти дубли, чтобы ты была в безопасности. Я согласился, но подчеркнул, что тогда должна быть хорошо отлаженная система… Ну… Если он умрет, то ты сразу узнаешь, как следует поступить. При этом я рассказал ему, как бы я сделал это здесь, в 1937 году. Он все внимательно выслушал и поклялся все исполнить в точности.

– Это вы с ним тогда в Кремле об этом говорили? Так давно? – я не могла поверить в то, что слышу.

– Да, – Сталин расстегнул верхнюю пуговицу на мундире и поправил воротник. – А потом, спустя некоторое время, ты сказала мне, что тебя ограбили. Мы с тобой это обсудили, и я сделал вывод, что он, как мы и договаривались, куда-то запрятал эти резервные копии, а тебе специально говорит, что их нет. Поэтому я был спокоен. И вот он появляется здесь и докладывает, что вроде бы что-то сделал, но не сразу, а сравнительно недавно, непонятно как и где. Кроме того, оказалось, что он даже не думал, каким образом будет извещать тебя, если что-то случится. Ничего более-менее связного о том, почему он так поступил, твой друг сказать не смог. Тогда я посмотрел на часы и спросил его, где он предпочитает провести оставшиеся тридцать минут своего визита – на Лубянке с пулей в затылке или в моем кабинете… Разговор достиг логического завершения. Убить я его не мог, хотя очень хотел, а контролировать его действия мне как раньше, так и в тот момент было не под силу. Я сказал все, что о нем думаю, и приказал выполнить задание. Да… И я обязал его принести мне резервные копии, когда он придет ко мне в следующий раз.

– Но он же был после этого у тебя! И что произошло? Он дал тебе диски?

– Нет. Он снова воспользовался своей неприкосновенностью. Было видно, что он чуть с ног не падает от страха. Но при этом он ничего мне не отдал, однако клялся и божился, что все сделал, как ему было приказано. И обещал все тебе рассказать тебе перед тем, как ты придешь сюда. После этого я уже ничего не стал ему говорить, потому что, как я понял, он явно пользуется своим исключительным положением. Я только спросил, где именно находятся запасные программы. Он сказал, что у тебя дома.

– У меня дома? – удивленно воскликнула я. – Да он сто лет ко мне не заходил.

Было видно, что Сталин с трудом сдерживается, чтобы вести себя со мной спокойно. Он понимал, что я так же, как и он, была в зависимости от Натанычевых фантазий. Поэтому довольно мягко спросил:

– А ты сама… Ты что, не понимаешь, чем рискуешь? Почему, в конце концов, ты так спокойно сидела все это время? И как ты можешь объяснить его поведение?

Я опустила глаза:

– Не знаю. Он ученый. Это особые люди с каким-то неведомым складом ума. Может быть, он очень боится, что я не смогу надежно защитить машину времени, кто-то ее у меня отберет и начнет вершить тут дела. Ведь для тех программ, которыми он пользуется сейчас, он создал какую-то невероятную систему, которая уничтожает их при малейшем постороннем вмешательстве. А может, у него какая-то ревность к своему детищу. Не знаю. Но я привыкла доверять ему…

– Доверять ты не должна никому!

– Даже тебе?

Он внимательно посмотрел на меня:

– Когда ты в этом времени, ты слушаешь только меня. В 2010 году – веришь себе. Все. Иначе ты слишком много потеряешь.

– Но он друг нашей семьи! – Мне казалось, что я уговариваю не только Сталина, но и саму себя. – Я уверена, он наверняка сделал что-то такое, что обеспечит мне возможность сюда приходить. А про то, что за ним следят… Ты знаешь, я так далека от всего этого. Шпионы, разведка, неизвестные структуры… Кажется, что подобные вещи происходят только в кино… У нас там не 1937 год. Все иначе. Я думаю, он бредит, когда говорит, что кто-то за ним следит… – Я подошла к окну и по привычке положила руку Сталину на погон.

Он обнял меня:

– Мы напрасно тратим время. Ты уже вся бледная от страха. Я вне себя, потому что все вышло из-под моего контроля. Для меня очевидно, что если произойдет что-то непоправимое, то прежде всего в этом виноват буду я сам. Из нас троих только я способен здраво рассуждать, и именно я был так занят строительством государства, что упустил из виду элементарные вещи. Нам осталось семь часов. Если там ничего не случилось, то ты припрешь своего друга к стенке и потребуешь от него машину времени. В противном случае…

Меня уже трясло от всего этого разговора, и я сказала:

– Мы были вместе в 1952 году. Это была наша с тобой реальность. Ничего не может произойти, потому что я люблю тебя. И я не могу, не могу тебя потерять.

– Тогда разговор окончен. Пойдем спать…

Но ни о каком сне мы оба думать уже не могли. Эту ночь мы провели в диком угаре, где любовь и страх потерять друг друга смешивались и рождали сверхъестественную страсть…

Когда до моего возвращения оставалось пять минут, и мы, прощаясь, стояли обнявшись в спальне, Сталин сказал:

– Вернись ко мне прямо сейчас. На пять минут. Чтобы я знал, что все в порядке. А потом мы увидимся вечером в десять.

Я поцеловала его и кивнула, хотя в глубине души уже знала, что впереди меня ждет что-то жуткое.

* * *

Появившись в 2010 году, я застала Натаныча уткнувшимся в экран монитора.

– Слушай, у меня к тебе разговор есть, – сказала я, привычно садясь на диван и рассматривая разобранный на запчасти координатный прибор, который валялся рядом. – И только не надо говорить, что у тебя нет настроения и все такое прочее.

Он продолжил стучать по клавиатуре и, не поворачиваясь ответил:

– Прежде чем что-то сказать, подумай хорошенько. Потом к окну подойди. Посмотри, какая погода хорошая.

Я поняла, что его снова обуревает мания преследования. Как же мне выяснить, куда именно он запрятал эти программы? Я подошла к столу и, взяв карандаш, написала на клочке бумаги: «Где?» Вместо ответа он свернул экран и открыв текстовый документ, напечатал: «В твоем компе. Папка Program Files». После этого он стер все, что написал, и посмотрел на меня:

– Иди домой. У меня система барахлит. Все надо переустанавливать.

– Так ты даже на пять минут меня в 1937 год отправить не сможешь?

– Нет. Утром встретимся. А я сейчас в магазин пойду. Потому что по твоей милости я сижу тут десять часов, как заключенный, без куска хлеба. Скоро в голодный обморок упаду.