Текст книги "Сумерки памяти"

Автор книги: Елена Хотулева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

* 5 *

– Уф, как я замерзла, – скала я, сбрасывая ему на руки свою куртку. – Надо скорее выпить горячего чая.

Мы прошли в гостиную, и я быстро закутавшись в свою шаль, легла на диван.

– Сейчас я принесу чашки, а ты пока лежи и грейся – здесь тепло, потому что окна оставались закрыты, – сказал он, накрывая меня пледом.

Я ждала его и рассматривала часы, которые давно уже не давали мне покоя своей неподвижностью. «Почему они стоят? – думала я. – Неужели он не может вызвать мастера и починить их? Да еще по какой-то непонятной причине он начинает злиться каждый раз, когда я начинаю об этом говорить»…

– Ну как? Все еще холодно? – спросил он, оборвав мои мысли.

– Да, – сказала я, принимая из его рук чашку, наполненную загадочным душистым отваром, – теперь я буду бояться заболеть. Сделай так, чтобы этого не случилось. Ладно?

– Постараюсь, – засмеялся он. – Только не забывай, что я далеко не так всесилен, как тебе хотелось бы видеть.

Я ничего не ответила и, помолчав некоторое время, поставила пустую чашку на стол и спросила:

– Так какую жизнь ты советуешь мне вспомнить?

– Ту, в которой не было меня, – снова рассмеялся он.

– Ну подскажи мне хоть немного.

– А ты рассуждай логически, – продолжил он весело, – если меня не было рядом, то кто бы мог в давние времена тебя обеспечивать? Наверное, никто, раз ты считаешь, что замужем ты была только за мной. Значит, представляй себя бедной оборванкой и попадешь в цель.

– Ты все шутишь, – укоризненно сказала я, – а я, вот, сейчас на самом деле попытаюсь представить себя какой-нибудь странницей, посмотрим тогда, что из этого выйдет.

– Да я, собственно, почти что не шутил, – сказал он, разводя руками, – так что приступай, а я пока покурю.

Прошло сравнительно немного времени, и я начала рассказывать.

Я иду по разъезженной, пыльной дороге вдоль зеленеющего пахучими травами луга. К сожалению, надетая на мне бедная, залатанная одежда простолюдинки не дает возможности определить ни год, ни век, когда все это происходит. У меня очень светлые волосы, которые, выбиваясь из-под чепца, спадают мне на плечи тонкими почти прозрачными прядями. Я так молода, что ко мне вполне подходит определение «девочка-подросток».

Я очень неуверенно двигаюсь, все время придерживаясь за плечо какого-то взрослого мужчины, который несет на длинном, перекинутом через плечо ремне предмет, сильно напоминающий шарманку. Мы молча бредем по этой бугристой дороге, время от времени спотыкаясь об острые камни.

Мои светло-голубые глаза широко открыты и готовы воспринимать все краски мира, однако от рождения они наделены только способностью отличать свет от тьмы. Я почти слепая, а потому вынуждена постоянно держаться за своего бородатого спутника.

Этот человек мой отец, точнее сказать, это я думаю, что мы находимся с ним в родстве, а на самом деле однажды, когда мне было совсем мало лет, он просто прихватил меня с собой, освободив тем самым хозяйку какого-то придорожного трактира от лишнего рта, доставшегося ей в наследство от умершей сестры. В те времена он уже давно бродил со своей шарманкой по разным дорогам и, здраво рассудив, что бедному человеку со слепой дочкой, которая еще и умеет петь задушевные песни, будут давать денег гораздо больше, нежели одинокому, решил меня удочерить. А чтобы я не особенно пугалась, сказал мне, что он мой родной отец, вернувшийся из далекого путешествия. Тетка, у которой я жила после смерти родителей, была очень рада и даже дала нам в дорогу пару буханок хлеба и теплый платок, чтобы закрываться от зимней стужи.

С тех пор мы стали вместе бродить по дорогам Франции, а сердобольные жители городов и деревень, заглядывая в мои прозрачные глаза и, слыша мой хрустальный голос, действительно бросали нам чуть больше медяков или давали немного больше еды.

В общем-то, вся моя жизнь и проходила в этих хождениях от одного дома до другого, от города к городу, из деревни в деревню.

Я вижу, как мы стоим около харчевни, и мой приемный отец договаривается с хозяином о предстоящей работе. Да, да, конечно, мы будем играть и петь весь вечер для гостей, ведь сыновья не каждый день покидают родительский дом, и нужно, чтобы звучало много песен. А за это нам надо-то всего лишь пустяк – хороший сытный ужин, кувшин вина, и охапку соломы, чтобы переночевать где-нибудь под навесом. Ну, а если хозяева будут щедры, то завтра поутру еще и дадут нам ломоть хлеба в дорогу.

А вот и долгожданный вечер. Мы стоим в большом, переполненном людьми и запахами убогом зале трактира. Отец, улыбаясь в бороду, крутит ручку шарманки, а я своим звенящим, как натянутая струна голоском, пою незатейливые песни, понятные и близкие всем простым людям.

Гости, многие из которых, в общем-то, почти такие же бедные, как и мы, зовут нас к столу и приглашают поесть. Отец с радостью соглашается, и вот мы уже сидим и с удовольствием обгладываем сочное куриное мясо – редкий и почти недоступный для нас деликатес. Отец дает мне еду прямо в руки, и у всех, кто это видит, просыпается в душе жалость. Они хотят еще песен, но не могут оторвать нас от ужина – ведь и у них в домах такие шикарные блюда стоят на столах не каждый день, так что легко понять, сколь большая удача для нас этот праздник.

От выпитого вина и теплого воздуха отец становится разговорчив и хочет поболтать с доброжелательными мужиками, рассказать о нашей жизни, пожаловаться на жестокую судьбу, может быть в чем-то и приукрашенную, но во многом до боли правдивую.

Я говорю ему, что хочу играть сегодня сама, потому что в такой прекрасный вечер мне хочется, чтобы все вокруг были счастливы – ели, пили, разговаривали и слушали мои песни. Отец ведет меня в центр зала, вешает мне на шею шарманку и снова возвращается за стол. А я начинаю крутить изогнутую ручку и, подстраиваясь под однообразные заунывные звуки, начинаю петь песни о том, как живут в разных городах и селах небогатые люди, деля друг с другом, свои скромные радости и горести.

Я немного задумалась и замолчала.

– А ты была там счастлива? – спросил он. – Или в данном случае такой вопрос не очень уместен?

– Ты знаешь, как ни странно это может прозвучать, но напротив – очень уместен. Я и впрямь была там какая-то блаженная. Я видела свет и тьму, умела петь песни и слушать шарманку, и этого мне было вполне достаточно, чтобы радоваться жизни.

– И сколько же длилась эта жизнь?

– Да совсем мало…

Очень холодно, дует пронизывающий ветер, острые снежинки колют лицо. Я кутаюсь в дырявый вязаный платок и иду наощупь вдоль какого-то забора. Почему-то я одна, и, кроме того, я знаю, что теперь у меня нет ни отца, ни шарманки, в которых собственно и заключался для меня весь смысл моего странного существования. Возможно, отец умер от какого-то несчастного случая, или я потеряла его, заблудившись в толпе… Не знаю. Вижу только, как от недоедания и холода я теряю силы, сажусь на землю и, привалившись спиной к скрипучим деревянным воротам, решаю немного передохнуть. Мои глаза закрываются, мысли путаются, и я медленно умираю.

– Ну, что ты об этом думаешь? – спросила я.

– Думаю, что я был прав, когда говорил тебе, что мы не всегда были вместе.

Я засмеялась:

– Разве можно такую жизнь брать в расчет? Тут я и не могла тебя встретить. Это так… Просто перебивка между серьезными кадрами.

– А кто был этот человек, который считался твоим отцом? Ты его узнала?

– Да, сразу же, – задумчиво ухмыльнулась я. – Это один мой знакомый…

– Один из тех, кого ты когда-то любила? – спросил он намеренно безразличным тоном.

– Любила? – удивилась я. – Чтобы это утверждать, надо сначала определиться, что именно брать за образец. Если сравнивать все мои чувства, которые в разные годы я испытывала к тем или иным мужчинам, с той любовью, которую я ощущаю к тебе, то можно сказать со стопроцентной уверенностью, что кроме тебя я никогда и никого не любила. Если же считать, что ты это только миф, навеянный моим воображением, то тогда конечно – я была влюблена далеко не один раз.

Он закурил сигарету и смял пустую пачку:

– Мне надо привыкнуть к тому, что ты живой человек… Ты имеешь право совершать те поступки, которые хочешь. И я не должен за это тебя обвинять…

– Если бы ты еще придерживался тех красивых слов, которые периодически говоришь, – тяжело вздохнула я. – Тогда, может быть, и моя жизнь сложилась бы по-другому.

– Оставим это. Скажи мне все-таки, кто был этот человек?

– Я встречалась с ним несколько лет назад. Он был старше меня всего на десять лет, но казалось, что он годится мне в отцы. Мне было с ним интересно и спокойно, хотя эта связь вряд ли смогла бы когда-нибудь вылиться во что-то большее, чем обычный роман.

– Но какую-то параллель с этой «слепой» жизнью ты можешь провести? – спросил он, пересаживаясь ко мне на диван.

Я засмеялась:

– Наверно, только ту, что мы с ним ходили от трактира к трактиру, и он много рассказывал мне о Франции.

– Я запутался, о какой жизни ты сейчас говоришь?

– В том-то и дело, что об обеих, – снова засмеялась я. – За несколько веков оказывается мало, что изменилось – как мы там бродили по улицам, периодически, заходя в захолустную харчевню, так и здесь, встречаясь пару раз в неделю, мы шли посидеть в какой-нибудь ресторанчик.

– И это все? – удивился он.

– Пожалуй, что нет, – задумалась я. – Этот человек оставил довольно-таки значительный след в моей памяти.

– Неужели?

– Представь себе, что да.

– И что же такого хорошего он для тебя сделал? – язвительно спросил он.

– Ничего, – вспылила я, – ничего хорошего, но и ничего плохого, в отличие от некоторых других. Знаешь, ты меня просто удивляешь своей способностью делать вид, как будто ты не только ни при чем, но и вообще не понимаешь того, что тебе говорят.

– Продолжай, – он взял со стола портсигар и закурил.

– Ты хочешь выслушать, как я к нему относилась на самом деле? – зло спросила я. – Хорошо, я расскажу тебе. Я была влюблена, очарованна его умом, рассчитывала на совместное будущее.

– И как вы расстались?

– Я просто перестала снимать телефонную трубку.

– Почему?

Я посмотрела на него и покачала головой:

– Потому что он – это не ты. И все.

Он выпустил кольцо дыма и самодовольно ухмыльнулся:

– Интересные сплетения судьбы – шарманка, переросшая в ресторанные встречи… Тебе бы следовало поискать его еще в какой-нибудь жизни, мне кажется, что одной Францией тут не обошлось.

– Ничего я не хочу, – устало сказала я. – Лучше я вернусь домой и займусь каким-нибудь делом. Все эти воспоминания пробуждают в моей памяти совсем не то, что следовало бы.

Я откинула плед и собралась встать с дивана, однако он удержал меня:

– Прошу тебя, не уходи.

Эти слова вызвали во мне смех:

– Ты меня просишь? Ты, который всегда только приказывает? Должно быть, мне действительно стоит повременить с уходом, раз начали происходить такие невероятные вещи…

Я легла и закрыла глаза. «Чего он хочет от меня? – думала я, делая вид, что немного задремала. – Чтобы я высказала ему в лицо, что он испортил мне жизнь? Но, может быть, он в этом на самом деле не виноват… Разве я имею право обвинять его в том, что мы до сих пор не вместе? Быть может, это так складывались против нас обстоятельства… Он прекрасно знает, как сильно я его люблю и хочу быть с ним рядом, однако, видимо, считает, что я должна была всю жизнь его ждать и верить в нашу любовь, которая, вполне вероятно, может оказаться только порывом мистического ветра, залетевшего когда-то в мою комнату…»

– О чем ты думаешь? – спросил он, не дав мне закончить мысль.

Я открыла глаза и увидела его взгляд. Он смотрел на меня так, как будто я была частью его души, которую у него однажды отобрали, а теперь показывают, но не соглашаются отдать обратно. Мне стало не по себе:

– Почему ты так на меня смотришь?

– Потому что ты моя жизнь. Я существую только благодаря тебе, ты единственное, что удерживает меня в этом мире, и я боюсь потерять твою любовь, поскольку для меня это будет гораздо страшнее смерти.

– Что же это такое, что может быть для тебя хуже, чем смерть? – спросила я.

– Забвение.

* 6 *

Я сидела за письменным столом в своей комнате и заряжала чернилами перьевую ручку. «Напишу ему письмо, – думала я лихорадочно, – пусть прочитает и сделает выводы». Я достала чистый лист бумаги, и уже приготовилась сочинять, как вдруг, едва различимый скрип паркета заставил меня обернуться. Оказалось, что он уже пришел и стоит, прислонившись к книжным полкам.

– Я не заметила, как ты появился, – сказала я.

– Я специально это сделал. Хотел посмотреть, чем ты занята.

– Ну и как? Посмотрел?

– Да, и вижу, что ты собиралась что-то писать. Уж не письмо ли, как в прошлой жизни?

– Письмо. Только на этот раз оно адресовано тебе.

Он ухмыльнулся:

– Приятно слышать, однако можешь мне рассказать все это на словах. Я уже здесь, так что незачем тратить бумагу.

Я отложила в сторону ручку и посмотрела ему в глаза:

– Если я сейчас скажу тебе все, что наметила, мы расстанемся.

– Этого не может быть.

– Почему?

– Ты очень многого не знаешь, – сказал он задумчиво. – Так что лучше нам помириться, и пусть все будет по-прежнему.

– Как у тебя все просто решается, – сказала я, обхватив голову руками. – «Все будет по-прежнему». Пройдет еще год, два, три, а я все также, буду ждать тебя? Почему ты со своей стороны не прикладываешь столько же сил, сколько их трачу я, чтобы мы объединились? Или есть причина, по которой наш союз невозможен?

Он стоял и молча смотрел на меня. Не дождавшись никакого ответа, я продолжила:

– Почему ты все время молчишь? Сколько еще я могу ждать от тебя этих ответов?

– Я бы хотел прочитать тебе одну притчу, – сказал он и выудил из кармана знакомую синюю книгу, из которой торчал сухой лист бука [15]15
  Еще одна закладка как предисловие к притче. Итак, бук – рунический символ знания, которое не только кормит разум, но и питает душу. Рунические шаманы верили, что бук – страж древней мудрости, которая открывает доступ к сокровенным тайнам тем людям, которые преисполнены высшей любви. Бук позволяет человеку учиться на своем опыте и избегать повторения ошибок прошлого.


[Закрыть].

– Ты, наверное, решил поиздеваться надо мной, – сказала я, рисуя на листе бумаги загадочные переплетения и лабиринты [16]16
  Здесь следует обратиться к наиболее очевидному символу лабиринта – многообразию предлагаемых жизнью проблем, которые порождают трудность выбора наиболее правильного решения.


[Закрыть]. – Зачем мне твоя притча? Хотя, ладно уж, выслушаю – может быть, хоть она мне что-то объяснит вместо тебя.

Давным-давно в одно могущественное дальневосточное государство приехал из неизвестных краев некий путешественник. Будучи изгнанным из своей родной страны за подготовку политического переворота, он решил искать для себя новых перспектив на чужом берегу и надеялся остаться в этой красочной стране, язык которой он на удивление быстро освоил.

Он был неожиданно радушно принят императором, и через некоторое время уже блистал при дворе, рассказывая новым друзьям о своих злоключениях.

Прошло несколько лет. Благодаря своему уму бывший путешественник стал успешно продвигаться по лестнице дворцового успеха, и был назначен императором на почетную должность государственного советника. Отныне дела его стали идти как нельзя лучше: он жил в богатом доме, имел слуг, дорогую мебель и книги. Посватавшись к дочке королевского министра, советник сыграл пышную свадьбу и был уже почти счастлив, как вдруг, незадолго до своего тридцатипятилетнего юбилея заболел какой-то неизвестной болезнью, настолько его подкосившей, что ни один из придворных врачей, каждый день присылаемых императором, не мог ни добиться облегчения от страданий, ни хотя бы установить точный диагноз. Дело бы, скорее всего, закончилось совсем плохо, если бы его лучший друг не предложил использовать последнюю возможность, пригласив в дом к умирающему одного известного в той стране просветленного мудреца.

Монах не заставил себя долго ждать и, очень скоро появившись в доме, подошел к постели больного, шелестя своими серыми одеждами.

– Почему этот человек лежит здесь, когда его место на кладбище? – удивленно спросил он присутствующих, вызвав тем самым в их рядах ропот удивления.

– Но, мудрейший, – почтительно склонился перед ним друг советника, – не соизволишь ли ты объяснить нам, какой смысл ты вкладываешь в свои слова? Ведь, этот человек чужеземец, и ему может оказаться трудно понять твои мысли.

– Пусть идет на правый склон той горы, что видна с порога этого дома, и найдет там могилы бедной семьи сборщиков риса, похороненных еще во времена юности моего прапрадеда. Там-то и находится лекарство от его недуга, – сказал мудрец и, резко повернувшись, покинул дом больного советника.

– Ты должен пойти на склон этой горы! – сказал умирающему его друг. – Тебя отнесут туда, если ты сам не сможешь подняться, но ты должен там побывать.

Несколько часов несли слуги тяжелые носилки больного советника, и все это время рядом с ними шел его верный друг, который всей душой надеялся, что мудрость монаха указала им правильный путь к исцелению.

Однако, взобравшись, наконец, на долгожданную гору, ни сам советник, ни его друг, ни даже слуги не заметили на всем ее правом склоне ни могилы, ни даже какого-либо чем-нибудь примечательного камня.

Вконец измученный долгой дорогой больной советник сказал, что хочет немного отдохнуть прямо на этом месте и, закрыв глаза, погрузился в тяжелое лихорадочное забытье. Ему снились всякие кошмары, воспоминания о его бегстве с родины, а немного позже он увидел странный сон про какого-то молодого сборщика риса в залатанной одежде и продырявленной ветхой шляпе. Рядом с ним стояли его бедные мать и отец, которые что-то вполголоса говорили. Выслушав их речи до конца, советник проснулся. Первые слова, которые он произнес после пробуждения, были:

– Я не знаю, какое все это имеет отношение ко мне, но похороненные здесь когда-то люди, попросили меня воздвигнуть в их честь почетные ворота сыновней благодарности, которые их сын обещал построить в год своего тридцатипятилетия, однако не смог это исполнить, так как скоропостижно скончался от какой-то болезни.

Друг больного обрадовался и сказал:

– Тебе открылся путь к спасению, используй же его и как можно скорее отдай приказ о начале строительства.

Несколько недель, не покладая рук, трудились рабочие, чтобы успеть к юбилею советника воздвигнуть загадочную арку. А он все это время смотрел из окна на пологую гору и пытался понять, что же его так связывало с этими давно умершими бедняками. Недуг его с каждым днем шел на убыль, и к концу последнего дня строительства советник уже чувствовал себя абсолютно здоровым.

Дела его снова стали налаживаться, однако, после своего таинственного выздоровления советник никак не мог достичь душевного спокойствия – он очень хотел понять, что же все-таки с ним произошло. И однажды он решил повидать того мудреца, что посоветовал ему посетить могилы.

Монах приветливо встретил его и, не спрашивая для чего тот пришел, произнес:

– Да, многое тебя связывает с нашей страной, ведь не так давно ты жил и работал на этой земле.

Советник удивленно взглянул на мудреца, но, не смея перебить его речь, промолчал, а монах тем временем продолжал свой рассказ:

– Ты был сыном очень бедных родителей, которые только и мечтали о том, чтобы ты освоил грамоту и стал государственным чиновником. Увы, их благородным помыслам так и не суждено было осуществиться. Ты, также как и они, год за годом растил рис и надеялся, что однажды тебе все-таки удастся получить образование и добиться положения в обществе. Но шли годы, родители умерли, так и не дождавшись твоего успеха, и стоя на их могиле, ты пообещал воздвигнуть ворота почтения, в честь их самоотверженной любви и в благодарность за то, что они воспитали тебя в стремлении к знаниям. Прошло более ста лет, ты уже несколько раз сумел выучиться грамоте и всяким наукам, не однажды добился высоких постов при дворах различных королей, и теперь ты наконец-то вернулся на родную землю, чтобы сделать то, что обещал много лет назад.

– Ах, – воскликнул опечаленный советник, – как жаль, что я не знаю более точного места захоронения моих предыдущих родителей, чем правый склон этой огромной горы.

– Да, – ответил ему мудрец, – ты, как и многие люди, не можешь помнить, где жил прежде, а потому всегда старайся осторожно ступать по этой, ничего не забывающей земле, так как никогда не знаешь, на чью могилу ты сегодня наступишь.

– Ты поняла? – спросил он меня с надеждой в голосе.

– Да, – сказала я, – ты просто хочешь, чтобы я вспомнила что-то, что ты знаешь, но в силу каких-то обстоятельств не можешь мне рассказать?

– Именно так.

– Ну что ж, твои слова всегда были для меня законом. Не буду делать исключения и на этот раз. Итак, мы остановились на том, что, по твоему мнению, я должна была еще в одной из жизней встретиться с этим бородатым мужчиной, называвшим себя моим отцом. Верно?

– Да.

– Тогда, я сейчас настроюсь, все вспомню, а потом тебе расскажу. Только я ума не приложу, чем ты будешь заниматься все это время, ведь в моей квартире нельзя курить.

– Ничего, – сказал он, подойдя к стулу, – я буду просто сидеть и смотреть на тебя.

– Делай, как знаешь, – ответила я и легла на кровать.

Закрыв глаза, я задумалась: «Я снова пошла у него на поводу и решила продолжить эти странные хождения по лабиринтам воспоминаний. Куда-то приведут меня эти извилистые тропинки прежних дней? Может быть, там действительно кроется зловещая тайна, которая все эти годы стоит у нас на пути и не дает нам быть вместе? Но чем это может оказаться? И что, вообще, может противостоять любви, если она, как известно, сильнее самой смерти? Буду смотреть. И пусть мне даже придется потратить на это много дней и ночей, но, рано или поздно, я все-таки дойду до истины».

Спустя некоторое время я открыла глаза и посмотрела на него:

– Ты здесь?

– Конечно, – удивленно ответил он, глядя на меня.

– На какое-то мгновение мне показалось, что тебя больше нет, и мне стало страшно. Пожалуйста, никогда, никогда не бросай меня…

Он пересел ко мне на кровать и взял меня за руки:

– Я не уйду. Никогда. Обещаю. Даже если ты меня прогонишь, я все равно останусь рядом.

– Ты знаешь, там, где я только что была, мы не встретились. Я прожила длинную, насыщенную событиями жизнь, но без тебя. Понимаешь? Так было! И небо не упало мне на голову, и земной шар не начал поворачиваться вспять оттого что я тебя не знала! Как это так? Объясни мне!

Он грустно посмотрел на меня:

– Помнишь, что я говорил тебе? Мы не могли все время быть женаты, просто физически не могли. Мы наверняка, хоть раз, рождались вразнобой, не попадая по времени в одно и то же место. Ты уже видела такое в той жизни с шарманкой, и я никак не возьму в толк, почему же сейчас тебя это так сильно огорчило?

Я закрыла глаза и замотала головой:

– Нет, нет, ты не понимаешь. Я действительно была готова к тому, что мы можем оказаться разъединены временем или пространством, но увидела я нечто другое. В этой жизни – я чуть попозже расскажу тебе ее в подробностях – у меня не появилось ни малейшего воспоминания о нашей любви, не промелькнуло даже намека на какую-либо тоску об утраченном земном рае. Как это могло получиться? Скажи мне!

– Ну, как видно, то, что происходит между нами – это не такая уж неземная любовь, какой нам хочется ее видеть, только и всего.

– Не такая? А какая же тогда?

– Обычная, человеческая.

– И ты хочешь сказать, что человеческая любовь умирает вместе с телом?

– Во-первых, по мере того, как ты будешь вспоминать все больше и больше жизней, ты убедишься, что их «сюжеты» наследуются не постоянно. Например, то проклятье из разбойничьего леса, скорее всего, настигло меня не в следующем воплощении, а через два или три. Дело в том, что там существует некоторая инерция времени, и то, что было содеяно тобой, например, веке в тринадцатом, может вернуться как бумеранг только сейчас. Или же, напротив, то, что ты натворила вчера, сегодня уже прольется на тебя небесным ливнем.

– А от чего же это зависит?

– Всецело от твоей судьбы.

– Интересно, – хмыкнула я, – а от чего же в этом случае зависят людские судьбы?

– Остановись, – сказал он, крепко сжимая мои руки, – и не смей заглядывать туда, куда доступно смотреть только Богу.

Я помолчала и, немного подумав, продолжила:

– Значит, ты хочешь сказать, что и наша любовь могла возрождаться не каждый раз, а только через одну или несколько жизней?

– Видимо, да.

– А что еще ты хотел мне рассказать?

– То, что на настоящее бессмертие имеет право любовь совсем другого рода. Это чувства высшего порядка, не имеющие ничего общего с мирскими страстями. Но они находятся, как бы на другом уровне сознания, и ты этого сейчас понять не сможешь. То же, что ты называешь «бессмертной любовью», на самом деле является всего лишь передачей ошибок от одной жизни к другой. Душа двигается к совершенству медленно и притом различными путями. Здесь тебе дали сильное зрение, используя которое, ты должна оглянуться назад и понять, что именно там было правильно, а что нет. Поэтому лучше расскажи мне, что ты увидела, и мы вместе попытаемся разобраться что к чему.

– Хорошо, – сказала я, и начала рассказывать.

На этот раз я оказалась в России ХIХ века. Из своей девичьей жизни мне удается подсмотреть только небольшой отрывок, в котором мой отец – суровый мужчина средних лет – объявляет мне свою волю и говорит, что ко мне посватался один известный всему городу человек, а значит, мое житье в родительском доме скоро подойдет к концу. Я знаю, что никакие слезы и слова не могут изменить мою горькую долю – мне предстоит стать женой очень богатого, но и одновременно очень старого бездетного вдовца. Судя по всему, у меня или вообще нет приданого, или его размер таков, что составить мало-мальски удачную партию я могу разве что с каким-нибудь приказчиком, так что это предложение является для моих родителей более чем просто выгодным.

После этого я вижу себя уже в доме моего мужа. Он старше меня лет на сорок и естественно околдован моей молодостью. Он дарит мне довольно дорогие вещи, не теряя, однако, при этом чувства меры, то есть, строго соизмеряя стоимость украшения или платья, которое он собирается мне купить, с тем эффектом, который он рассчитывает этим подарком произвести.

Учитывая отсутствие у меня опыта, он старательно объясняет мне, как надо вести хозяйство, как руководить прислугой и как вообще подобает жить супруге такого человека, как он. Я его все время очень внимательно слушаю и никогда не перечу, поскольку действительно всегда уверена в его правоте.

День за днем я постепенно привыкаю к тому, что я жена такого старого человека, а так как я еще слишком молода, чтобы вообще что-то знать о жизни, то вскоре мне даже начинает казаться, что моя семейная жизнь не только мало чем отличается от какой-либо другой, а, скорее всего, даже является одной из самых лучших.

У меня нет подруг, к нам редко приходят гости, а если кто и заезжает, то только какие-то серьезные деловые партнеры моего мужа, от разговоров с которыми я очень быстро устаю. Создается такое впечатление, что он намеренно не подпускает ко мне таких людей, которые могут вольно или невольно испортить его воспитательную работу.

Отсюда мне хорошо видно, что он очень хочет иметь наследника, так как это не только придаст его жизни цель, но и лишит меня остатков свободного времени, которое, по его мнению, я могла бы употребить на ненужные мечты. Его желания скоро осуществляются, и я становлюсь матерью очаровательного младенца, появление которого окончательно превращает меня из девочки в серьезную, хотя и очень молодую женщину. Отныне в моей голове уже никогда не будет места для заоблачных грез, и я всегда буду соответствовать тому образу, который из меня старательно лепит мой муж.

Проходят годы. За это время для меня мало что изменяется. Я, как и прежде, занимаюсь домашними делами, слежу за воспитанием сына и стараюсь во всем потакать моему теперь уже совсем старому супругу.

Однажды он зовет меня в свой кабинет, чтобы поговорить о чем-то очень важном.

– Я скоро умру, – начинает он без обиняков, – и ты станешь владелицей всего нашего состояния, которое было унаследовано мной от отца, а в последствии приумножено в результате многолетних трудов. Ты еще очень молода, а учитывая то, насколько ты при этом будешь богата, я могу наверняка предвидеть, что как только истечет положенный срок, порог нашего дома будут неминуемо обивать толпы твоих новоявленных женихов. Поэтому хочу тебя заранее предупредить – не верь никому! Каждый, кто будет предлагать тебе руку и сердце, одновременно с этим станет подсчитывать свою прибыль от этого столь выгодного предприятия. Может быть, конечно, так произойдет, что ты встретишь действительно честного человека, который будет желать тебе только добра. Однако и в этом случае не забывай, что тебе придется делиться с ним твоим капиталом, а это, как ты понимаешь, будет очень невыгодно для нашего сына, который должен стать полноправным продолжателем нашего семейного дела.

Я молчу и внимательно слушаю его рассуждения, внутренне полностью соглашаясь со всеми его словами. А он продолжает развивать свою мысль:

– Все это не волновало бы меня столь сильно, если бы наш сын был уже взрослый и смог за оставшееся время разобраться в моих делах и начать самостоятельно действовать. Однако очевидно, что в силу его юного возраста это может произойти не раньше, чем через лет пять-шесть, а то и больше. Так что, умерев, а я чувствую, что конец мой уже очень близок, я оставлю тебя на произвол судьбы, и за короткий отрезок времени ты потеряешь денег гораздо больше, чем я сумел нажить за всю свою жизнь.

Он делает паузу, и я задаю ему вопрос:

– А я не могу временно, только до тех пор, пока сын полностью не встанет на ноги, занять ваше место?

– Ты должна суметь это сделать, и потому отныне каждый день я буду вводить тебя в курс дела, объяснять, что к чему, и знакомить со всеми необходимыми людьми.

С этого момента для меня начинается новая жизнь, заполненная поездками на стройплощадки, конторскими книгами и множеством деловых встреч.

Я прервала свой рассказ и спросила:

– Что ты думаешь обо всем этом? По-твоему могло такое быть или нет?

– Если ты так видишь, то почему это тебя смущает? Разве станет кто-то, как бы хорошо он ни разбирался в истории, утверждать, что такого произойти не могло? Вряд ли. Тем более что, не зная ни имен, ни дат, ни названия города, опровергать достоверность этого рассказа бессмысленно, да и зачем?

– Наверно ты прав.

– А кстати, – заинтересовался он, – к каким годам ты сама относишь эту жизнь?

Я задумалась:

– Знаешь, если судить по нарядам, то начало всей этой истории лежит примерно лет за сорок до отмены крепостного права. Мне так кажется, потому что в самом конце моей жизни люди одевались уже по моде конца семидесятых годов ХIХ века, а прожила я там довольно-таки долго. Хотя, конечно, платья в неизвестном российском городе, скорее всего, значительно отличались от рисунков во французских журналах тех же лет.

– А твой муж, который, как я понимаю, все тот же бродячий шарманщик, только перевоплощенный в новом качестве, чем он все-таки там занимался?