Текст книги "Бедная Настя. Книга 4. Через тернии – к звездам"
Автор книги: Елена Езерская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
– А вот это уже слишком! – воскликнул доктор Штерн.
– Предоставьте мне самому определять, что для меня довольно, а что нет! – отрезал князь Петр.
– Как скажете, Петр Михайлович, – обиженно произнес доктор Штерн.
– Простите меня, – вдруг опомнился Долгорукий. – И благодарю вас за помощь…
Штерн с грустью посмотрел на него и, ничего не ответив, ушел.
– И куда это вы собрались, уважаемый супруг мой? – надменно спросила Долгорукая, едва князь Петр появился в гостиной. – Вам предписан был полный покой и усиленное питание.
– Доктор Штерн изменил свои рекомендации, – на ходу бросил ей князь Петр, направляясь в кабинет. – А я не изменил своих планов.
– Вы по-прежнему собираетесь меня убивать? – гадко усмехнулась Долгорукая.
– Нет, я собираюсь довести до конца дело о признании Полины своей незаконнорожденной дочерью Анастасией и определить ее место в завещании, – решительно заявил ей князь Петр.
– Похоже, доктор Штерн поставил не тот диагноз, – Долгорукая презрительно сощурилась. – Вам не сердце надо лечить, а голову! И делать это безотлагательно, прямо сейчас!
– Прямо сейчас, как вы изволили выразиться, сударыня, – зло парировал князь Петр, – я намерен отправиться к барону Корфу и добиться от него освобождения моей дочери.
– Боюсь, вы уже опоздали, батюшка, – раздался от двери плачущий голос Полины.
Она стояла перед ним такая прекрасная, здоровая, румяная от мороза.
– Девочка моя! – ахнул князь, бросаясь к Полине и заключая ее в объятия. – Что случилось, почему ты так говоришь?
– Барон Корф уезжает, – зарыдала Полина. – Он велел заложить карету и упаковать все вещи…
– Корф бежит? – вздрогнул князь Петр. – Негодный лжец! Он обещал мне… Впрочем, он уже не раз доказывал, что не умеет держать свое слово. Успокойся, дорогая, я тотчас отправлюсь за ним и остановлю его. А ты располагайся здесь и чувствуй себя, как дома. Я распоряжусь, чтобы тебе отвели комнату.
– Неслыханная наглость! – вскричала Долгорукая.
– А вашего мнения, мадам, никто не спрашивает, – осадил ее князь Петр и увел Полину за собой. – Идем, родная, я позабочусь о тебе…
* * *
– Анна, где ты? – встревоженно спросил Корф, входя в библиотеку.
– Прости, я задержалась, – грустно улыбнулась она. – Хотела проститься с любимыми книгами. Здесь столько воспоминаний – о детстве, о дядюшке… Мне так жаль покидать все это!..
– К сожалению, князь Петр не оставил нам иного выхода, – пожал плечами Корф. – Я сделал все, что мог. Он обещал дать ответ до вечера вчерашнего дня, но даже им установленное время прошло. Думаю, что княгиня как-то сумела повернуть его в свою сторону. И я не хочу, чтобы он снова принялся угрожать нам и нашему счастью.
– Что же такое со всеми нами случилось? – Анна была готова расплакаться, но Корф нежно обнял ее.
– Родная, поверь мне, побег – лучший выход из создавшегося положения, – примирительным тоном сказал он Анне. – Мы уедем далеко-далеко, обвенчаемся и станем жить, не думая о чужих проблемах и не создавая их самим себе. Мы начнем новую жизнь, и она будет замечательной.
– Но дядюшка так хотел, чтобы мы все вместе жили в нашем доме, здесь, в Двугорском! – воскликнула Анна.
– Увы, – развел руками Корф. – Не все в жизни бывает точно так, как мы задумываем. Но мы в силах попытаться приблизиться к своей мечте. Пусть даже и в другом месте.
– Хорошо, – согласилась Анна и утерла слезы. – Едем, если нет другого способа развязать этот узел… Оставим родной дом, друзей и попробуем заново создать то, что теряем…
– Уверен, у нас все получится, – кивнул Корф. – Мы – вместе! А это – главное условие нашего счастья.
– Пора, барин, – сказал Никита, входя в библиотеку. – Карета готова, вещи уложены.
– Спасибо, – сказал Корф. – Да, я оставил на столе в кабинете распоряжения для тебя на первое время. Пожалуйста, постарайся следовать им.
– Разумеется, барин…
– Никита, Никита, – покачал головой Корф. – Я давно уже не барин тебе. Ты свободен и можешь просто звать меня по имени-отчеству, как и положено управляющему. Ну, вот и все, идем, Анна!
– А не слишком ли быстро и как далеко вы собрались? – послышался знакомый, раздраженный голос.
В библиотеку, сильно припадая на больную ногу и с вызовом стуча тростью об пол, вошел князь Долгорукий.
– Вы опоздали, Петр Михайлович, – холодно сказал Корф, взяв Анну под руку. – Мы уезжаем.
– Уж не в свадебное ли путешествие? – со злостью поинтересовался князь Петр.
– Это вас не касается, – ответил Корф. – Позвольте нам пройти.
– Нет, не позволю! Вы бежите, не выполнив своих обещаний. Вы – лжец и плут! – вскричал, не помня себя, Долгорукий.
– Не вам судить меня, – стараясь сохранить спокойствие, сказал Корф. – Я ждал до окончания вами же установленного срока, но более не намерен сидеть взаперти, как будто я – приговоренный к казни. Я не совершил ничего предосудительного и хочу, наконец, жить независимо от ваших претензий и угроз.
– Значит, хотите жить? – недобро рассмеялся князь Петр. – Тогда вам придется доказать это, отвоевав право на жизнь в единоборстве со мной.
– Я не стану стреляться с вами, князь, – устало сказал Корф.
– Тогда вы женитесь на Лизе!
– О, нет! – простонала Анна и покачнулась. – Все опять начинается сначала…
– Успокойся, дорогая, – поддержал ее Корф. – Все будет так, как мы решили. И, если князь Петр не остынет, то я сам охлажу его чрезмерный родительский пыл.
– Что вы можете знать об отцовских чувствах?! – побагровел Долгорукий. – Вы, никогда не любивший и не уважавший своего отца?! Вы своим поведением медленно убивали его, обрекая на крестные муки! Вы бесконечно тянули из него деньги, а он только и делал, что обивал пороги тех, от кого зависела ваша судьба и карьера, ибо ваша невоздержанность на язык и неоправданные поступки стали притчей во языцех!
– Да как вы смеете! – побелел Корф, и Анна поняла: сейчас он сорвется, и тогда пощады не будет никому.
– Еще как смею! – не унимался князь Петр. – Вы прикинулись понимающим, слушали меня, а сами подлым образом бежите, так и не оправдавшись перед Лизой и навсегда оставляя мою Настю в невольничьей крепости! Это гадко, это низко, это недостойно дворянина! Я презираю и ненавижу вас! И жалею, что когда-то считал вас другом!
– Ах, вот в чем дело, – Корф выдавил из себя утробный и пугающий смех, – это все из-за Полины… Знаете, я уже готов убить эту вашу Настю, лишь бы перестать слышать о ней. И пусть меня осудят за настоящее преступление, а не за то, что вы приписываете мне. Но, в отличие от вас, князь, я все же держу свое слово. Никита, принеси со стола в кабинете бумаги, что я оставил тебе для исполнения.
– Владимир, – прошептала Анна, пока Никита уходил, – я прошу тебя, будь выдержанным, смири гордыню. Умоляю, заклинаю тебя: ради нашей любви, ради нашего будущего…
– Разве может быть будущее с лжецом и негодяем? – Корф отсутствующим взглядом посмотрел на нее сверху вниз, и Анна поняла, что это конец, – ненависть полностью овладела им.
– Прошу вас, Владимир Иванович, – вернувшийся Никита подал бумаги Корфу, но тот остановил его.
– Отдай князю, это было оставлено для него.
Долгорукий с удивлением принял от Никиты пакет на свое имя и вскрыл его. Потом вскрикнул и уставился на Корфа.
– Надо понимать, что вы довольны прочитанным? – криво усмехнулся Корф.
– Да-да, – закивал Долгорукий.
– Я действительно не дождался вас, но я никогда не смог бы отнять у кого-либо надежду на счастье. Прежде, возможно, – да, но я изменился. Любовь изменила меня, и я не посмел отнять у вас то, что принадлежит вам по праву. Не смущайтесь, берите… Это вольная для Полины. Или Анастасии – называйте ее, как хотите, мне это безразлично.
– Владимир, я так признателен вам … – начал князь Петр.
Корф отмахнулся.
– Я, как видите, выполнил свое обещание. Теперь прошу вас выполнить свое и прислать ко мне секунданта.
– О чем вы? – растерялся князь Петр.
– Я намерен драться с вами и в честном поединке отстоять свое достоинство и доброе имя моего рода, которое вы неоднократно за последние дни подвергали оскорблениям и издевательствам. А если вы ищете повода избежать дуэли, то я не дам вам его, – Корф, не позволяя Анне и Никите помешать ему, резким и ловким движением, как будто набрасывал петлю на дикого рысака, швырнул перчатки в лицо Долгорукому.
– Что ж, – кивнул князь Петр, с трудом наклоняясь и поднимая перчатки, – я принимаю вызов, и сегодня к вам явятся с условиями и предложением места дуэли…
– Владимир! – в ужасе вскричала Анна, едва Долгорукий вышел из библиотеки. – Что ты делаешь, опомнись! Мы собирались уехать и начать новую жизнь…
– Если ты торопишься, то можешь уезжать, – равнодушно пожал плечами Корф. – Я же намерен довести дело до дуэли и убить этого самовлюбленного мерзавца.
– Владимир, но это ведь Петр Михайлович! Он играл с нами в детстве, качал нас на руках!..
– Он все забыл, а я должен помочь ему вспомнить все. Говорят, когда человек умирает, вся его прежняя жизнь проносится у него перед глазами.
– Ты не сделаешь этого!
– Сделаю, – холодно кивнул Корф, – и с превеликим удовольствием.
– Ты пугаешь меня… – вздрогнула Анна.
– Разве ты не знала, с кем имеешь дело?
– Я надеялась…
– Надежда умирает последней, а сначала умрет князь Петр.
– Владимир, – решительным тоном сказала Анна, – последний раз я прошу тебя – остановись!
– А что будет потом? – хмыкнул Корф. – Ты тоже предъявишь мне ультиматум, и, в конце концов, я должен буду стреляться и с тобой?
– Нет, мы не станем стреляться, – покачала головой Анна. – Просто слово «мы» перестанет для нас существовать. Только и всего…
– Вот видишь, ты уже ставишь мне условия…
– Никаких условий – я просто уезжаю. Немедленно.
– И куда ты пойдешь? Что ты умеешь делать? Как ты будешь жить и на что?
– Можешь не волноваться за меня, я не пропаду! – она дрожала.
– Ой ли? – криво усмехнулся Корф.
– Боже, – горестно вздохнула Анна, – я думала, ты изменился… Я даже перестала бояться тебя, твоей непредсказуемости и вспыльчивого характера. Но теперь вижу – это были всего лишь мечты и иллюзии, которым не суждено сбыться.
– Какая неожиданность! – не удержался от ехидной реплики Корф.
– Никита, окажи мне любезность, – Анна обернулась к молчаливо и растерянно созерцавшему эту сцену Никите, – сними вещи барона с кареты, оставив мои, и отвези меня в Петербург.
– Счастливого пути! – крикнул Корф, глядя, как она выходит из библиотеки, а потом схватился руками за голову и застонал в безысходной тоске: – Господи, спаси и помилуй мя, Господи!..
ЧАСТЬ 2
ИЩИТЕ И ОБРЯЩЕТЕ
Глава 1
Друзья познаются в беде
– Какая ты счастливая, Наташа! – вздохнула Лиза. – Через несколько дней у тебя свадьба. И ты выходишь замуж за того, кого любишь. А для меня день свадьбы превратился в кошмар, и я даже не хочу о нем вспоминать. У тебя же все будет по-другому – любимый жених, согласие родителей и настоящее свадебное путешествие.
– О, если бы все было так просто! – грустно улыбнулась Наташа.
Девушки сидели в комнате Лизы и проводили время за шитьем крестиком. Занятие интересное, легко отвлекающее от посторонних мыслей и требующее сосредоточенности и спокойствия.
– Не понимаю, о чем ты? – удивилась Лиза. – Андрей предан тебе и, несмотря ни на что, стремится к этому браку. Он любит тебя и боится тебя потерять.
– Дело не в Андрее, – покачала головой Наташа. – Это я не уверена, что поступаю правильно, отправляясь с ним под венец.
– Как ты можешь так говорить? – Лиза воткнула иголку в материю и отложила шитье в сторону. – Неужели ты все еще не простила ему истории с Татьяной?
– Татьяна здесь совершенно не при чем, – успокоила ее Наташа, тоже убирая шитье. – Впрочем, не совсем так. То, что случилось между Андреем и Татьяной, заставило меня по-новому взглянуть на наши с ним отношения. И я невольно поймала себя на мысли, что не желаю этого брака. Но не из-за ревности – я вдруг поняла, что мои чувства к Андрею лишены любовного флера.
– Как это понимать? – растерялась Лиза.
– Я только сейчас осознала, что по-настоящему мы и не были никогда влюблены друг в друга. Вернее, я не была. То, что я испытывала к Андрею, больше походило на крепкую дружбу, на родственную привязанность. С ним как-то сразу стало легко – говорить о важном или шутить, у нас много общего во взглядах на жизнь и в отношении к людям.
– Господи, – всплеснула руками Лиза, – да о таком родстве душ в семье можно лишь мечтать!
– А я мечтаю о любви! – разочаровала ее Наташа. – Я еще ни к кому не испытывала настоящей страсти или… Или хотя бы того странного наваждения, что посетило меня, когда Александр Николаевич увлекся мной.
– Ты любишь наследника? – ужаснулась Лиза.
– Нет, о нет! – спохватилась Наташа. – Я говорю не о конкретном человеке, а о чувстве, которое мне не удалось изведать, но которое влечет и манит меня.
– Чувство?! – с сарказмом усмехнулась Лиза. – Что тебе оно даст? Посмотри на меня. Я была влюблена в Корфа – романтически, страстно. Я натворила столько глупостей и подошла к самому краю. И что получила взамен?
– Вот именно – взамен! – пылко ответила ей Наташа. – Твоя любовь не была взаимной! А я мечтаю о таком единении, когда в слиянии двух душ открываются новые горизонты и рождаются новые ощущения.
– Разве так бывает? – тихо сказала Лиза.
– Но твое чувство к Михаилу… – вздрогнула Наташа. – Оно не такое?
– Да, – подтвердила Лиза. – И, слава Богу! Ибо я уже прошла испытание огнем и мечом – моя душа устала, а здоровье подорвано. Я более не хочу страстей до головокружения, которые, в конечном счете, приводят только к трагедии. Я ждала и получила то, что прежде не представляло для меня никакой ценности, – взаимопонимание, доверительность, свет и тепло. Я не ищу бурь и не устраиваю праздников, мне довольно того мира и согласия, которое есть между нами с Михаилом.
– Ты удивляешь меня! – растрогалась Наташа и обняла Лизу. – Я никогда не думала о браке с этой стороны. Мне казалось, что свадьба – это, прежде всего, соединение двух горячо любящих сердец, возможность дать таящейся в каждом из нас страсти проявиться и не смущаться себя, не скрывать свою истинную сущность. Я полагала, что любовь определяет наше желание провести жизнь рядом с тем или иным человеком.
– Брак – это нечто иное, чем просто любовь и даже чуть больше ее, – печально произнесла Лиза. – Я прежде тоже заблуждалась и обижалась на маменьку, когда она отбирала у меня французские романы. Жизнь гораздо шире и многоцветнее наших представлений о ней, а тем паче – наших заблуждений на ее счет. Эта истина открылась мне, и я хочу испытать на себе настоящие, а не выдуманные чувства. Прожить жизнь с настоящим героем, а не нарисованным моим богатым воображением.
– Как ни странно, – задумчиво прошептала Наташа, – но я мечтаю о том же.
– Что ты хочешь этим сказать? – не поняла Лиза.
– То, что свадьба с Андреем отнимает у меня право на следующую встречу, – решилась признаться Наташа. – Я никогда не смогу изменить ему, бросить его. Но и себя обрекаю на необходимость следовать раз и навсегда заведенному порядку вещей. И я не уверена, что этот порядок мне понравится. – Наташа! – с недоумением вскричала Лиза. – Ты никогда не казалась мне ветреной!
– Я и есть такая, – кивнула Наташа. – Но вместе с тем, мне всегда не хватает воздуха в отношении с мужчинами. И, чем ближе день свадьбы, тем страшнее мне становится. Я боюсь ее, как наши крестьяне своей несвободы.
– Бедная! – пожалела ее Лиза. – Ты так запуталась…
– Наоборот, я лишь начинаю распутывать узел своих отношений с Андреем, – покачала головой Наташа. – И чем быстрее я это сделаю, тем больше уверенности, что я не совершу чего-то непоправимого.
– А я бы дорого отдала, чтобы тотчас выйти замуж за Михаила, – прошептала Лиза. – Мне не терпится узнать блаженство покоя и гармонии. И я опасаюсь, что излишняя поспешность может повредить моим планам.
– А ты еще говоришь, что я счастливая, – улыбнулась Наташа. – Сегодня ты – образец невесты, из которой выйдет прекрасная жена и отличная мать.
– Разве ты сама не думаешь о детях? – удивилась Лиза.
– Я еще не решила, что выхожу замуж, а ты хочешь, чтобы я заглянула так далеко в свое будущее! – отмахнулась Наташа.
– Значит, ты все-таки передумала? – насторожилась Лиза.
– Н-нет, – смутилась Наташа. – Конечно, нет, но я пытаюсь убедиться в том, что наше с Андреем решение стать мужем и женой – единственно верное и неизбежное. – А почему ты не поговоришь об этом с Андреем? – нахмурилась Лиза. – Мне кажется, ты не вправе принимать такие решения без него.
– Я боюсь, – призналась Наташа.
– Но чего? – Лиза удивленно вскинула брови.
– Боюсь, что он уговорит меня не покидать его, – пояснила Наташа. – Ты даже не представляешь, какой дар убеждения у твоего брата! Ведь я уже неоднократно пыталась остановить все это, но всегда сдавалась под его натиском.
– Да, Андрей у нас – боец, – признала Лиза.
– Но лучше бы он использовал свои превосходные тактические данные на поле боя или на службе! – воскликнула Наташа. – А мне дал время все обдумать, не спеша, и предоставил возможность самой разобраться в своих чувствах…
Наташа не договорила – в дверь вежливо постучали.
– Да-да, войдите! – разрешила Лиза и бросилась навстречу вошедшему в комнату Репнину. – Миша! Ты вернулся?! Так скоро?! Какое счастье!
– Так точно, – кивнул Репнин, смущенно обнимая и целуя ее. Ему было неловко, что Лиза так откровенно проявила их отношения перед сестрой, но, встретив доброжелательный и даже восхищенный взгляд Наташи, он успокоился.
– Здравствуйте, Елизавета Петровна… Наташа…
– Что сказал император? – словно между прочим поинтересовалась та. Она и не подозревала, что заданный из вежливости вопрос окажется судьбоносным.
– Его Величество говорил со мной… – начал Репнин и вздохнул. – Мое возвращение потому и стало скорым, что я просил Его высочайшего соизволения навестить вас всех перед тем, как отправиться к месту прохождения службы.
– Тебя восстановили? – обрадовалась Наташа.
– Что значит – к месту прохождения? – подозревая худшее, прошептала Лиза.
– Его Величество отправляют меня в действующую армию, на Кавказ, – выдохнул Репнин.
– Боже! – в голос воскликнули и сестра, и возлюбленная.
– Таково решение Императора, – бесстрастно сказал Репнин. Новость потрясла его самого не меньше, чем дорогих ему женщин. Честно говоря, в том, что история с Калиновской ни для кого из ее участников не пройдет даром, он и не сомневался, но все же надеялся, что вызван был в Гатчину, дабы доложить Императору лично о результатах проведенного им в Двугорском расследования. Но, выйдя из приемной загородной резиденции Николая, Репнин почувствовал, как земля уходит у него из-под ног.
Император принял его с вежливостью и внешним примирением, поблагодарив за верную службу и преданность царской фамилии, а потом сообщил, что желает наградить его за хорошую службу.
– До меня дошли сведения, что вы глубоко переживаете невозможность в полной мере проявить свои военные таланты и мечтаете попасть в самый центр боевых действий, – весьма доброжелательным тоном сказал Николай. – Мне сообщили, что вы хотели бы отправиться на Кавказ, и я рад содействовать вам в этом.
– Благодарю вас, Ваше Величество, за оказанную мне честь, – невольно дрогнувшим голосом произнес Репнин. – Однако не будет ли с моей стороны слишком бесцеремонным узнать у Вас, откуда Вашему Величеству стали известны мои, по-видимому, не слишком глубоко скрытые намерения?
– Да ваш давний и добрый знакомый, сосед Корфа, господин Забалуев рискнул передать мне ваше пожелание, князь, – как ни в чем не бывало, признался Император. – А так как я собирался восстановить вас в чине, то даже не представляю себе лучшего места, где бы человек вашего круга и способностей мог подтвердить свое право не только на ношение формы, но и на соответствие высокому званию русского офицера.
– Так вот оно что! – не удержался от негодующего возгласа Репнин.
Все стало ясно в тот же миг: Забалуев, отчасти – по собственной инициативе, и, разумеется, не без приказа шефа жандармов, нашел-таки способ устранить его со своего пути. Репнин чувствовал, что его расследование по делу предводителя уездного дворянства вступило в свою завершающую фазу, и понимал, что на этом этапе сопротивление Забалуева может оказаться более активным, но все же не ожидал, что тому удастся нанести ответный удар так быстро и с такой точностью.
– Вы, кажется, не готовы принять мой дар? – нахмурился Николай, видя, что Репнин растерян.
– Простите, Ваше Величество! – спохватился Репнин. – Я искренне признателен Вам за оказанную мне высокую честь и немедленно проследую в полк, где буду ждать дальнейших распоряжений.
– Вы можете не торопиться, – кивнул Николай. – Уверен, вы хотели бы собраться и попрощаться с родными.
– Благодарю Вас, Ваше Величество, – поклонился Репнин и нетвердыми шагами вышел из кабинета Императора.
Не то, чтобы Репнин испугался, – он не отрицал страх, как таковой, ибо полагал, что не боятся только дураки и сумасшедшие. Но командировка в действующую армию на Кавказ всегда означала наказание, а не поощрение. И почти Неизбежно была равносильна смертному приговору с отсрочкой исполнения, и срок этой передышки каждому назначался свой: кому-то везло больше, кому-то – меньше.
До знакомства с Корфом Репнин знал Кавказ лишь с одной его стороны. Однажды ему выпало сопровождать матушку на воды в Пятигорск. Городок приятно поразил его живописной природой и животворным воздухом. Склонный к поэтическому, Репнин мгновенно ощутил в себе прилив творческих сил – здесь рифмы слагались на удивление быстро и рождались, точно сами собой.
Общественная жизнь, правда, мало чем отличалась от уже знакомой ему по Баден-Бадену. Она была сосредоточена вокруг бювета с минеральной водой и плавно текла по центральной аллее взад-вперед, туда и обратно. Единственным отличием от чопорной и бюргерской Европы были кутежи лечившихся на водах купцов, днем чинно принимавших водные процедуры, а вечером спускавшими едва наладившееся здоровье в местных ресторанах – с девицами и под громкую музыку. Светское же общество соблюдало приверженность столичному образу жизни, и, если бы не мимолетные и вполне невинные флирты с молоденькими княжнами и юными провинциальными дворянками, здоровому, полному жизненных сил и жажды новых впечатлений юноше грозил ужасный сплин и мелодраматическое настроение.
Корф рассказал ему о другом Кавказе. О хитрых и отчаянных горцах, которые отличались невероятной жестокостью и одержимостью в бою. Они не гнушались обманом и подлостью, ибо, обманывая инородца, действовали во имя и славу своего бога. И в то же время могли быть радушными хозяевами и умели принимать гостей – широко и с почетом. Вот только, подчеркивал Корф, никогда при этом не выпускали кинжала из рук.
Эта война высасывала из России все соки, и немало достойных офицеров и храбрых солдат сложили головы в тех горах. В этих райских, благословенных местах, где все, казалось, создано природой для того, чтобы жить и процветать благополучно и счастливо. И Репнин, в который раз слушая Владимира и вспоминая при этом свои собственные впечатления, удивлялся, как причудливо распределяет Господь дары и кару.
И вот он сам стал прямым подтверждением этому – благодарность Императора могла стать его концом. Он никогда не позволил бы запятнать себя отказом от этого назначения, но сейчас, когда жизнь обрела для него новый смысл, который вдохнула в него встреча с Лизой, Репнин не желал ни острых ощущений, ни великих подвигов. Он любил и был любим, мечтал соединиться с Лизой, не отягощая их отношения внебрачными встречами. Но судьба распорядилась иначе, и в первые мгновения Репнин даже не смог найти в себе сил для того, чтобы сдержаться от переживаний.
Он гнал коня, и все просил: «Не подводи меня, Парис, миленький, не подводи! Я должен успеть повидаться с Лизой, должен в последний раз увидеть ее, обнять и почувствовать, как земная благодать наполняет меня, прежде чем опустится небесная…» Парис мчал его вперед, беспрекословно и сосредоточенно, словно понимая серьезность и важность момента, и Репнин был благодарен свою любимцу за понимание и чуткость.
Слезы текли у него из глаз, но Репнин говорил себе: это только холодный ветер, от него режет под веками, и ресницы, обледенев, колют глаза. Это всего лишь зима, мороз и встречная снежная пурга, вздымающаяся копытами Париса…
– Как же так? – Лиза беспомощно оглянулась на Наташу, но та ответила ей полным растерянности взглядом. – Но как же мы… как же свадьба вашей сестры, князь?
– Боюсь, мне не придется сопровождать Натали в церковь, – развел руками Репнин.
– Все это так нелепо! – воскликнула Наташа. – Неужели ничего нельзя сделать, чтобы исправить положение?
– Ты собираешься убедить Императора, что честь, оказанная им одному из его верноподданных, слишком для него высока, и поэтому он не в силах ее принять? – горестно усмехнулся Репнин.
– Нет-нет, – поспешила объясниться Наташа, – не Его Величество, а его высочество!
– Даже не думай об этом, – строгим тоном запретил Репнин. – Я не намерен втягивать наследника в свои проблемы. Довольно и того, что все мы оказались теперь на виду и под пристальным вниманием шефа жандармов. Что же касается свадьбы – я поздравляю тебя сейчас. Хочешь, поцелую и обниму тебя? Мой подарок вам с Андреем на свадьбу я распоряжусь передать Владимиру, надеюсь, он не откажется выполнить это приятное поручение и вручить его. А я приеду навестить вас в первый же отпуск, и ты расскажешь мне, хорошо ли тебе замужем. Да?
– А что делать мне? – прошептала Лиза.
– Елизавета Петровна, – серьезно и оттого торжественно произнес Репнин, – я не имею права требовать от вас запереть себя в этом доме и ждать моего возвращения. Война – это игра случая. Я бы хотел убедиться, что он благоволит ко мне. Но… кто может знать свое будущее?
– Вы прогоняете меня, князь? – сухо спросила Лиза. – Отказываетесь от своих слов?
– Я не могу отказаться от самого лучшего, что было… что есть в моей жизни, – с горячностью промолвил Репнин. – Но я не хочу, чтобы вы лишали себя возможности начать новую жизнь.
– Моя новая жизнь – это вы, – просто сказала Лиза. – И я не уйду от вас. Я поеду вместе с вами на Кавказ или на край света. Мне все равно – куда, лишь бы не разлучаться с тобой!
– Да что же такое происходит?! – слезы навернулись Наташе на глаза. – Я не хочу выходить замуж и выхожу, вы мечтаете соединяться – и расстаетесь! Это несправедливо, невыносимо!..
– И когда ты должен уезжать? – тихо спросила Лиза.
– Я хотел засвидетельствовать свое почтение твоим родителям, потом заехать в имение Корфа и собраться, а дальше… дальше в путь, – пояснил Репнин.
– Не желаю, чтобы ты тратил свое… нет, наше время на политесы и реверансы, – решительно произнесла Лиза. – Я хочу, чтобы этот день мы провели вместе, как муж и жена…
– Лиза… – смутился Репнин.
– Я поклялась перед Богом, – остановила его Лиза, – и я имею право быть с тобой. Мы вместе поедем сейчас к Корфу и проведем там оставшееся у тебя до отъезда время.
– Лиза права, – неожиданно поддержала ее Наташа. – Если бы человеку, которого я любила, грозила опасность, и он уезжал на войну, я бы поступила точно так же.
– Ох, уж эта мне женская солидарность! – улыбнулся Репнин. – Но что скажут твои родители, Лиза?
– Отцу до меня, впрочем, как и ни до кого из нашей семьи, нет сейчас никакого дела. Он полностью поглощен общением со своей новоявленной дочерью, – презрительно скривилась Лиза.
– Эта нахалка, – кивнула Наташа, – буквально не отходит от князя Петра и отчаянно набивается нам в компанию. И что еще удумала: обещала прийти на свадьбу в качестве сестры Андрея и второй день убеждает князя Петра купить для нее новое платье и подарок для нас от ее имени. Это просто моветонкакой-то!
– Она сует свой нос во все дела, – добавила Лиза, – и даже заняла любимый маменькин диванчик. Давеча они едва в волосы друг другу не вцепились, отвоевывая место под солнцем. Так что, подозреваю, что и mamanдо меня нет совершенно никакого дела – она занята войной с этой ужасной Полиной.
– В таком случае, – рассмеялся Репнин, – нам стоит поблагодарить ее за оказанную нам помощь. Она отвлекла на себя всеобщее внимание, и, значит, мы действительно сможем провести это время вместе без опасения быть раскрытыми или застигнутыми врасплох. – Тогда – едем?! – счастливо воскликнула Лиза.
– Поезжайте, – Наташа подошла к ней и обняла. – Я буду молиться за вас и постараюсь сделать так, чтобы твое отсутствие никто не заметил. Да хранит вас Господь!
– Спасибо тебе, – растрогалась Лиза и обернулась к Репнину. – Решено – мы едем и немедленно!
* * *
Корф встретил Репнина в своем кабинете. Он сидел за столом в полумраке – небритый и изрядно пьяный.
После отъезда Анны в нем что-то сломалось – точно хрустнула тончайшая шестеренка, отвечавшая за ход его жизненных часов. Все вокруг стало ему неинтересно и противно. Корф даже не вышел проводить Анну. Тотчас после их последнего объяснения ушел к себе и заперся в кабинете, вооружившись фужером и графинчиком с бренди. Потом он перешел на коньяк и, опустошив раритетные за пасы в памятном шкафу библиотеки, принялся за шампанское, нарушая неписанный пивной закон о восходящих и нисходящих напитках.
Владимир понимал, что опускается, но остановиться не желал – он думал только о себе, а ему было так плохо, что он махнул на все рукой. Отецсделал попытку явиться перед ним – Владимир заметил его укоризненный и грустный взгляд в дальнем углу кабинета, но потом, по-видимому, понял безуспешность любого разговора. Сейчас сын не услышал бы его, а, услышав, не стал обращать внимания на родительские предупреждения, ибо не готов был внимать ни самому себе, ни кому-нибудь другому.
И поэтому Владимир продолжал пить и злился, но никак не мог решить – на кого сильнее. Он ненавидел себя за собственное упрямство и излишнее благородство, так некстати проснувшееся в нем под влиянием чувства к Анне. Прежде он уже давно поставил бы зарвавшегося князя Долгорукого на место и силой увез Анну с собой. Но теперь… теперь он стал мелодраматичным и слабовольным. А Анна не только не помогала ему – наоборот, усиливала растущую пропасть между ним вчерашним и нынешним.
Анна… Она отняла у него независимость и гордость, превратила его в сентиментальное и романтичное существо. Владимир чувствовал, как, становился мягче и покладистее. Видано ли это – гуляка и бретер барон Владимир Корф бежал от пришедшей к нему в спальную женщины – от красавицы Калиновской! – и отвергал ее, опасаясь, сто строгая Анна не правильно его поймет, и точно школьник извинялся за уже состоявшееся проявление подобной слабости в прошлом – в истории с Лизой. Еще немного, и он объявил бы себя пуританином, не признающим плотских утех и подвергающим себя воздержанию ото всех удовольствий нормальной жизни.
