Текст книги "Бедная Настя. Книга 4. Через тернии – к звездам"

Автор книги: Елена Езерская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

– Тогда откуда они оказались у вас? – нахмурился Александр. – Неужели наши жандармы стали мародерами?

– Ограбить мертвого человека можно только тогда, когда человек действительно мертв, – отрезал Николай. – Эти вещицы живая и невредимая Калиновская подарила одной из служанок в этом доме.

– Вы так хорошо знаете все детали местного быта? – саркастически усмехнулся Александр. – Боюсь, вас неверно информировали, Ваше Величество.

– Так давайте спросим у нее самой, – зло предложил Николай. – Где ваш хозяин, велите звать его, а он пусть приведет ту служанку.

– Зачем нам беспокоить барона? – пожал плечами Александр. – Все делается значительно проще.

Он подошел к стенному звонку и несколько раз с силой дернул за широкую, шитую золотом ленту шнура с пышной кисточкой на конце. На зов пришла Полина и остолбенела – она впервые видела так близко императора.

– Батюшки мои! – только и могла вымолвить она и бросилась на колени перед Николаем. – Сам, сам пожаловал! Отец родной!

– Ладно, Полина, – брезгливо поморщился Александр, – встань да скажи нам – узнаешь ли ты вот эти вещи?

Николай помахал цепочкой и серьгами, зажатыми в руке, перед ее лицом. Полина вскочила, и глаза ее хищно загорелись.

– Признаю, как же, признаю! – закивала она. – Серьги эти мне барышня дала, что сбежала из нашего дома.

– Уточни, какого дома, – подсказал ей Александр.

– Из петербургского, – подтвердила Полина и, повернувшись к Александру, спросила: – А нельзя ли, ваше сиятельство князь Муранов, эти серьги мне вернуть? Их у меня бывший управляющий отобрали. Сказали – контрибуция.

– Если Его Величество не станет возражать… – пожал плечами Александр.

– Пусть берет, – разрешил Николай и бросил серьги в подставленные Полиной ладони. Она шустро схватила серьги и, без конца кланяясь, попятилась к двери. – Итак, будем считать, что за серьги вы оправданы, но как вы объясните наличие этой цепи, Александр?

– А я и не отрицаю, что прежде она принадлежала Ольге, – промолвил тот. – Но перед отъездом она вернула мне ее в знак нашей любви. На память. Эта цепочка была со мной все это время и недавно пропала. Барон Корф заподозрил в воровстве своего управляющего, но так как доказать ничего не смог, просто рассчитал его, ибо пропажа цепочки – не единичный случай с этим управляющим. Но теперь-то я понимаю, куда она делась – ваши шпионы собирали несуществующие улики!

– Вы обвиняете ведомство графа Бенкендорфа в подлоге? – с раздражением сказал Николай.

– Это не я, это факты говорят за себя, – с легким поклоном ответил Александр.

– Значит, вы пытаетесь убедить меня в том, что Ольга действительно умерла, а вы так отчаянно оплакивали ее смерть, что ввязались в пьяную драку в каком-то трактире с грязным цыганом? – продолжал настаивать Николай.

– Зачем вы спрашиваете меня, когда вам и так все хорошо известно? – вздрогнул Александр.

Он и не предполагал, что император настолько посвящен во все случившееся с ним за эти дни.

– Тогда вы не станете отрицать, что женщина, которая скрывается в спальной барона Корфа, и есть Ольга Калиновская?

– Но я, кажется, не замечал у барона страсти к интимному общению с мертвыми, – весело сказал Александр.

– И мы можем и в этом убедиться? – издевательским тоном спросил Николай. – Семья – святая святых! Разве имеем мы право врываться в спальную дворянина помимо его воли и без предупреждения? – растерялся Александр.

– Так предупредите барона, что император желает убедиться, что он один. А, если не один, то я хотел бы лично быть познакомиться с его… – Николай замялся, подыскивая правильное и не оскорбительное слово.

– Я думаю, в этом нет необходимости, – сказала Анна, входя в гостиную и с достоинством склоняясь перед императором. – Ваше Величество…

Она была в простом скромном платье и держалась уверенно. Вошедший следом Корф тоже поклонился Николаю и взял ее под руку.

– Простите, барон, что доставил вам подобные неудобства, – развел руками Александр.

– Приезд Его Величества – огромная честь для нас, – ответствовал Корф.

– Вот видите, papa, что вы наделали! – обратился Александр к Николаю. – Барон и Анна, воспитанница его отца, принимали меня в имении, как радушные хозяева. И, поверьте, они помогли мне пережить тяжелые дни после ухода Ольги. Но другой женщины в доме нет, и, если бы граф Бенкендорф пожелал, то мог бы самолично убедиться в этом. Конечно, в случае, если барон не возражает.

– Я с готовностью продемонстрирую свои верноподданнические чувства, – кивнул Корф.

– И вы беспрекословно позволите моим людям осмотреть ваш дом? – с недоверием спросил Бенкендорф, входя в гостиную. – Ваше Величество, ваше высочество, барон, сударыня…

– А вот и вы! – улыбнулся Александр. – Теперь все в сборе, можно приступать к обыску.

– Александр, вы ведете себя оскорбительно! – вспылил Николай и искоса бросил вопросительный взгляд в сторону шефа жандармов.

Александр понял – император ждал от его появления каких-то важных вестей, но Бенкендорф приехал, судя по всему, с пустыми руками. Значит, их план не сорвался – Андрею с Лизой удалось увезти и спрятать Ольгу, а Репнины успешно отвлекли на себя все внимание жандармов. Как и было задумано! Отлично!

– Чему ты улыбаешься? – с подозрением поинтересовался Николай, пытаясь угадать, чем вызвана перемена в настроении сына.

– Я вдруг вспомнил, как в детстве играл в прятки, и ты всегда страшно сердился, если мне удавалось остаться ненайденным, – объяснил Александр.

– Ты признаешься, что обманул меня? – побледнел Николай.

– Нет, я вспомнил, что прежде в наших отношениях было больше приятных моментов. Только и всего…

– Ваше Величество, – тихо обратился к Николаю Бенкендорф, – я полагаю, мы никого не найдем здесь. Вряд ли барон Корф проявил безрассудство, способное навлечь на него немилость Вашего Величества.

– Что ж, – Николай закусил губу и нахмурился, – мы немедленно возвращаемся в Гатчину, а вы, мой сын, проследуете со мной.

– Но… – к такому повороту событий Александр был не готов. Он вообще не ждал приезда отца, и в действительности все его обидные реплики предназначались не императору, а Бенкендорфу. Но судьба распорядилась иначе, и теперь он чувствовал, что обида, нанесенная им отцу, достаточно серьезна и не стоит продолжать сердить его. – Но вы позволите мне попрощаться с моими друзьями?

– Я не настолько жесток, чтобы препятствовать этому. Но все же помни – тебя не ждет эшафот, и поэтому нет никакой нужды в долгих проводах, – Николай бросил на сына еще один неласковый взгляд и кивнул Бенкендорфу. – Идемте, Александр Христофорович, в империи есть дела и поважней, чем свидетельствовать смерть какой-то ничтожной фрейлины.

Бенкендорф с ненавистью взглянул на Корфа и вышел вслед за императором.

– Вы можете как-то объяснить мне произошедшее? – холодно спросил Николай у Бенкендорфа, садясь в карету. – Вы говорили, что сведения, полученные от вашего агента, абсолютно точны.

– Смею предполагать, что они вполне соответствовали действительности, но мы опоздали – его высочеству удалось-таки избавиться от Калиновской прежде, чем мы появились, – развел руками Бенкендорф.

– Но разве вы не обещали, что устроите ловушку?

– Я сделал это. Мне удалось спугнуть его высочество, и он поторопился увезти Калиновскую из России. Мои люди следили за выехавшей из имения каретой, но – увы! – в ней оказались князь и княжна Репнины.

– Значит, он тоже в этом замешан? Это что – заговор?

– Боюсь предполагать более, чем могу доказать, Ваше Величество.

– В таком случае, распорядитесь немедленно отозвать его в столицу и велите тотчас прибыть в Гатчину. Я подумаю, как распорядиться его судьбой. Вы с нами?

– Я бы хотел, с вашего позволения, навестить своего агента и поблагодарить его за верную службу, – отказался Бенкендорф.

– Уверен, вы не поскупитесь, – усмехнулся Николай.

В этот момент на крыльце показался Александр. Он быстро и с легкостью сбежал по ступенькам и, словно не замечая Бенкендорфа, сел в императорскую карету. Слуга убрал ступеньки и закрыл дверь. Офицеры сопровождения вскочили в седло, кучер дождался, пока слуга взберется рядом с ним на козлы, и взмахнул хлыстом.

Бенкендорф проводил карету императора тяжелым взглядом и оглянулся, почувствовав, что на него смотрят – Корф вышел на крыльцо и наблюдал за ним. Шеф жандармов вздрогнул и быстро направился к своей карете. Два следовавших с ним жандарма пришпорили коней. Корф вздохнул – Господи, пронеси!

«Господи, пронеси!» – думала и Лиза, когда они с Андреем увозили Ольгу в старое имение Долгоруких.

Ольга сидела напротив нее – раздраженная и мрачнее тучи. Андрей тоже застыл в напряжении. Он вынужден был уступить просьбе умоляющей Наташи и настойчивости сестры, но ему претили эти нелепые игры в таинственность. Андрею не нравилась в этой истории ни роль Репнина и Корфа, ни его собственная роль, и даже поведение наследника престола вызывало в нем тихое недовольство.

Эта женщина как будто свела всех с ума, и взрослые офицеры, пусть и разжалованные, но присягавшие на верность своему императору, из кожи вон лезли, чтобы обмануть и выставить на посмешище его бдительных стражей порядка и законности. Логика таких поступков была Андрею непонятна и отчасти оскорбительна, но и предать друзей он никогда бы не смог, и потому согласился сопровождать Лизу и проследить за тем, чтобы Ольга благополучно добралась до места, где могла переждать, пока страсти, вызванные ее побегом из Польши, окончательно утихнут.

– И вы хотите сказать, что я стану здесь жить? – вскричала Ольга, едва войдя в гостиную старого дома. – А где слуги? Где комфорт? Я вам все же не нищая!

– Поверьте, это ненадолго, – мягко сказал Андрей, пытаясь успокоить ее. – Через несколько дней за вами приедет человек. Он выведет вас из имения и доставит к границе. Уверяю вас, мы обо всем позаботимся. Сейчас еды вам хватит, и голод вам не грозит. Наберитесь терпения, и скоро вы покинете Россию.

– А откуда мне знать, что это не ловушка? – капризным тоном спросила Ольга.

– Это мы все в ловушке, пока вы находитесь здесь! – с ненавистью бросила ей Лиза.

Конечно, ей нравилось, что Миша – такой умный, так все придумал и организовал, но, участвуя в этой истории, он подвергал свою жизнь страшной опасности и ставил под угрозу их будущее счастье.

– Зачем же так сурово? – хищно улыбнулась Ольга. – Неужели мы, как женщина женщину, не поймем друг друга? Или вас никогда не бросал возлюбленный и вы вполне довольны своей судьбой?

– Оставьте мою сестру в покое! – прервал ее Андрей. – И позвольте нам помочь вам.

– Надеюсь, в последний раз, – кивнула Лиза и вышла из гостиной.

– А как я узнаю вашего посланца? – метнув в ее сторону недобрый взгляд, осведомилась Ольга.

– Он покажет вам вот это, – Андрей достал из кармана иконку, на оборотной стороне которой был нарисован портрет Марфы.

Андрей не видел иного способа избавиться от памятного кошмара, связанного с мнимой смертью батюшки.

– И я могу довериться тому, кто предъявит этот пропуск в Рай? – усмехнулась Ольга.

– Вполне, – серьезно сказал Андрей и поклонился. – А сейчас прощайте…

* * *

– Вы ничего не желаете мне объяснить? – страшным тоном спросил Бенкендорф Забалуева, попятившегося под его уничтожающим взглядом.

– Но что, что случилось, ваше сиятельство? – залепетал Забалуев.

– Вы убедили меня в том, что Калиновская все еще живет в имении Корфа. Я, в свою очередь, убедил в этом императора, и что мы имеем? Калиновской, если она там и жила, уже и след простыл, а наследник насмехался надо мной, как будто я какой-то мальчишка, с которым он играет в прятки! – вскричал Бенкендорф.

– Простите, ваше сиятельство, – Забалуев быстро сник и съежился. – Я был уверен, мой человек все мне подтвердил… Я должен ему уйму денег…

– Денег? – Бенкендорф от негодования даже задохнулся. – Скажите спасибо, если вас не отправят в тюрьму! А я, по вашей милости, могу попасть в опалу, и тогда уже никто не сможет уберечь вас от каторги.

– Я исправлюсь, ваше сиятельство, я докажу, что все еще полезен вам… – испуганно лебезил Забалуев.

– Хорошо, – смилостивился Бенкендорф, – если придумаете, как отомстить этим господам – барону Корфу и князю Репнину, то я, пожалуй, вас и прощу.

– Не сомневайтесь – придумаю, – угодливо кивнул Забалуев, провожая графа до двери. – Они у меня в печенке сидят. А уж этого случая я им и подавно не спущу!..

Глава 4
Невозможное счастье

– Я несказанно рад, что ты, наконец, решился, – голос старого барона Корфа звучал глухо и слегка надтреснуто.

– Разве я давал тебе повод усомниться в моей смелости? – нахмурился Владимир.

– Я не обвиняю тебя в трусости, – поспешил оправдаться барон. – Но любовь – чувство настолько сильное, что зачастую лишает нас мужества даже помимо нашей воли.

– Мне кажется, любовь – это наказание, – покачал головой Владимир.

– Любовь – это испытание, – улыбнулся барон, – и только от тебя зависит, куда приведет тебя этот путь – во тьму или к свету и блаженству, равному которого нет на Земле.

– Но почему – борьба? Всегда борьба! – воскликнул Владимир. – Неужели нельзя просто взглянуть в глаза и все понять – без слов, без пререканий, и принадлежать друг другу, отдаваясь чувству без неизбежного соревнования в первенстве?

– Ты говоришь сейчас о страсти, – тихо сказал барон, – а я – о любви. Любовь не дается без мук и боли. То, что дороже всего, должно быть выстрадано. Именно это делает любовь бесценной, и такое чувство уже невозможно забыть или отказаться от него.

– Но я устал преодолевать трудности, – вздохнул Владимир, – я, словно Сизиф, вкатываю на высоченную гору огромный камень, а он каждый раз падает обратно, едва достигнув вершины.

– Любви без терпения не бывает, сын мой! Самое страшное – бросить все на полпути и не добраться, до счастливого конца.

– Самое страшное, отец, – это бывшее счастье! Позади – последствия битвы за его осуществление, а впереди – призрачный Рай!

– Твои страхи – порождение твоей несвободы. Ты боишься чувствовать и опасаешься, что чувство заполнит всего тебя.

– Можно подумать, Анна ведет себя как-то иначе!

– Вы оба – что малые дети! Вам обоим надо перестать опасаться самих себя и давно уже пора понять, что никто из вас не потеряет себя, позволив другому занять место в своей душе. Ибо это место – свободно. И только вы способны заполнить эту пустоту в душе и сердце друг друга. Соединиться, как две половинки.

– О, если бы все было так просто!

– Простое, Володя, – всегда самое сложное…

– Я вам еще нужна, барин? – Полина заглянула в дверь кабинета.

Корф вздрогнул – видение отца исчезло, и опять стало неспокойно. Владимир взглянул на просительно ожидавшую его ответа Полину и кивнул ей.

– Иди, если будет необходимо, я тебя позову. Впрочем, прежде предай Анне мое приглашение к обеду, скажи, что я жду ее в столовой через час. И вот тебе, держи, – подумав, сказал Владимир, протягивая Полине золотой. – Ты неплохо вела себя сегодня, это твое вознаграждение.

– Благодарствую, барин, – расцвела Полина. – Вы же знаете, что я для вас на все…

– Всего мне и не требуется, – остановил ее Корф. – Постарайся лишь впредь не вредить своему хозяину.

Полина понимающе закивала и попятилась к двери. Когда она, наконец, удалилась, Корф направился в свою комнату. Как и сказал отец, он решился и поэтому хотел выглядеть сегодня соответственно тому значительному и торжественному моменту, к которому шел все это время.

Он открыл створки шкафа и еще раз осмотрел подготовленную для этого случая одежду. К сегодняшнему дню Владимир готовился, но делал это втайне, ибо опасался насмешек друзей, которые привыкли к его аскезе. Да и что скажет Анна, принимавшая его внешнюю суровость за образ жизни? Корф не был отчаянным франтом, но и грубоватость и обязательность армейского мундира оказалась для него, скорее, формой вынужденной, чем действительно отвечавшей его существу. И вот сегодня он впервые за время своего разжалования мог одеться свободно и элегантно – так, как любил и хотел чувствовать себя.

Накрахмаленная Варварой рубашка, ослепительная по белизне, лежала мягко, облегая тело, а отменно заутюженные складки пластрона держали форму, прекрасно сочетаясь со строгими и простыми линиями фрака. Этот костюм, предполагавший статную фигуру и хорошую осанку, весьма шел Владимиру и наделял его и без того эффектную внешность солидностью и представительностью, достойными его положения.

Фрак Владимир заказал темно-синий с едва заметным отливом цвета морской волны, в талию, но без излишеств, с пышными в плечах, но слегка укороченными рукавами, из-под которых виднелись элегантные манжеты с бриллиантовыми запонками в два ряда. В чуть заниженный вырез груди поднимался песочного цвета жилет, в верхнем кармане которого лежали памятные, открытые часы из вороненой стали с золотым ободом и дарственной надписью от командующего дивизией. Чуть зауженные брюки были выбраны подходящими к фраку, но более светлого тона и с едва заметной вертикальной полоской….

– Владимир, вы… – растерялась Анна, входя в столовую в назначенный им час.

– Я выгляжу ряженным? – смутился Корф.

– Нет, что вы! – воскликнула Анна. – Все так торжественно… Я никогда не видела вас таким. И вообще – стол, ваш костюм… Это так неожиданно!

– Я собирался удивить вас, – кивнул Владимир, подходя к ней и протягивая навстречу руку. – Позвольте, я провожу вас к вашему месту.

Анна молча подала ему свою руку в ответ и прошла вместе с ним к торцу стола, противоположному тому, где сидел он сам. Владимир галантно отодвинул для нее стул и жестом попросил сесть. Потом он зажег свечи в центре стола и взял бутылку красного вина. Анна с удивлением смотрела на Корфа – он словно был в двух лицах, и радушный хозяин, и слуга, готовый угождать и внимать каждому пожеланию прекрасной гостьи. Анна растерялась – она не готовилась к подобному приему, была одета обычно, по-домашнему. Напряжение последних часов утомило ее, и устроенный Владимиром праздник оказался нечаянным, а потому поначалу – пугающим.

– А где же слуги? – тихо спросила она, глядя, как Корф сам разливает вино по бокалам.

– Я отпустил всех… Не хочу, чтобы нам мешали. Велел все перемены держать теплыми на фуршетном столе и с удовольствием сам сыграю ту роль, на которую в свое время обрек вас, заставив выступать перед Оболенским…

– Я не хочу об этом вспоминать, – мягко остановила его Анна. – Однако мне казалось, что вы совсем не любите театр. Откуда вся эта пышность и парадность?

– Случай обязывает.

– Что-то, о чем я не знаю?

– Будете знать, ибо все это предназначено для вас. И я льщу себя надеждой, что вы разглядите за этими нехитрыми декорациями незамысловатый сюжет и простую идею, от точного воплощения которой зависит ныне вся моя жизнь.

– С каких пор вы стали изъясняться загадками?

– С тех пор, как столкнулся с самой главной загадкой всей моей жизни, – мучительно преодолевая смущение, произнес Владимир. – И эта загадка – вы.

– По-моему, вы рисуете меня в немного мрачных красках.

– Наоборот, я впервые позволил себе назвать вещи своими именами. Пелена спала с моих глаз, и теперь я вижу все в правильном свете.

– Вы говорите так, как будто приняли какое-то важное решение.

– Так оно и есть, и вы, как всегда, все увидели и поняли прежде, чем я смог произнести это вслух.

– Но, если честно, то я не совсем понимаю вас, – побледнела Анна.

Ее всегда настораживала непредсказуемость Корфа.

– Сейчас от вас требуется совершенно иное. Я не жду, что вы поймете меня, я прошу лишь ответить мне, – Владимир поставил на стол перед Анной блюдо, накрытое фарфоровой крышкой-полусферой. – Прошу вас, откройте и скажите – да!

Когда Владимир снял с тарелки фарфоровый купол, Анна увидела на блюде бархатную коробочку нежно-изумрудного цвета. Посмотрев на Владимира и встретив его ободряющий взгляд, Анна взяла коробочку и открыла ее – на черном атласе обивки сверкал обручальный перстень с бриллиантом.

– Это мне? – вздрогнула Анна.

– Тебе, любимая… – кивнул Корф. – Я прошу тебя стать моей женой.

– О Боже! – Анна все смотрела на перстень и не могла понять – сон это или все происходит с нею сейчас на самом деле.

– Он твой, – Владимир взял перстень и надел его Анне на безымянный палец правой руки.

– Ты любишь меня? – прошептала Анна.

– Люблю… Больше жизни… Жить без тебя не могу… Я схожу по тебе с ума… Мне кажется, что меня нет, если ты не рядом со мной. Без тебя все пусто, все бессмысленно. Я обожаю тебя, я готов ради тебя на подвиги, на глупости… Я мечтаю, чтобы мы жили вместе, чтобы этот дом заполнился голосами наших детей… Это единственно возможное счастье!

– Я думала, ты никогда не сделаешь этого, – Анна была готова расплакаться, но Владимир опустился перед нею на колени и взял ее руку в свою.

– Веришь ли ты мне? Любишь ли ты меня столь же сильно, насколько велика моя любовь к тебе? Согласна ли ты провести со мной всю свою жизнь – в горе и в радости? Скажи, ты станешь моей женой перед Богом и перед людьми? Ты согласна?

– Да! Да! Да! – Анна бросилась ему на шею и разрыдалась.

– Что ты, родная… – Владимир осыпал ее лицо поцелуями и ласково гладил по голове. – Ты согласилась, и теперь мы станем неразлучны. Мы обвенчаемся и заживем вместе. У нас будут дети, много детей. И мы все будем крепко-крепко любить друг друга.

– Да, о да!..

– Ты простишь мне все прошлые прегрешения?

– Что прошло, пусть станет милым, – кивнула Анна.

– Я обещаю, что больше никогда не обижу, не обману тебя…

Владимир говорил и говорил, а у Анны голова кружилась от счастья. Сколько раз она втайне думала о том, как должны закончиться ее отношения с Владимиром… Судьба, казалось, уже неоднократно подводила ее к решающему разговору, но что-то случалось в последний момент – неотвратимое и ужасное – и разводило их словно навсегда. Но потом жизненные волны опять подталкивали их к друг к другу, и все повторялось – сначала преграды, потом их преодоление и хрупкий миг затишья, когда только и можно успеть сказать друг другу самые важные и такие долгожданные слова!

И вот – свершилось! Владимир предложил ей стать его женой, и она не верила своему счастью…

– Любимая, не бойся, это лишь кажется, что страшно, – убеждал ее Корф. – Нам надо отважиться сделать этот шаг, и больше никакие опасности нас не сломят и не разлучат!

– Я не боюсь, – Анна смахнула платочком слезы. – Я не могу поверить, что дождалась от тебя этих слов…

– Хочешь, я повторю их еще раз? Я стану повторять это снова и снова – я прошу тебя стать моей женой, я прошу тебя стать моей женой, я прошу тебя…

– Да! И еще раз – да! Да!

– Родная! – Владимир встал и, обняв Анну, притянул ее к себе. – Наша жизнь изменится к лучшему, мы забудем все обиды, исчезнут всякие претензии и недомолвки. И отныне ты будешь доверять мне, как самой себе. Все будет по-другому, обещаю тебе!

– Если бы ты знал, как сильно я желала этого! – кивнула Анна. – Как ждала, что ты прекратишь прятаться за маской равнодушия! Я хотела тебе помочь стать самим собой и признать, что этому суровому сердцу ведомы доброта и нежность.

– Поверь, теперь я знаю цену любви и готов сполна возместить все, что так долго скрывал и от тебя, и от себя самого. Обещаю – ты ни минуты не пожалеешь, что согласилась стать моей женой!

– О лучшем супруге я и мечтать не могла, – зарделась Анна.

– Боже, – воскликнул Владимир, – я счастливейший человек на земле, ты будешь моей!

– Нет, мы оба будем принадлежать друг другу.

– Простите, что помешал, – вместо приветствия бесцеремонно сказал князь Долгорукий, входя в гостиную, – но мы отложили наш утренний разговор, Владимир, а теперь, думаю, пришло время его закончить.

– Да что же это! – закричал Корф, от неожиданности выпуская Анну из своих объятий, и она словно окаменела перед гневным взглядом Долгорукого, всей кожей ощущая его презрение.

– Насколько я могу судить, барон, вы не отнеслись серьезно к моему предупреждению? – князь Петр со злостью ткнул тростью в пол. – Я снова вижу вас и опять в ваших объятиях новая женщина.

– Анна только что согласилась стать моей женой! – Корф вышел вперед, закрывая собой Анну.

– Вот как?! – в голосе Долгорукого послышались нотки сарказма. – И она, конечно, поверила вам? Наивное дитя!

– Как вы смеете?! – возмутился Корф.

– А Лизе вы тоже обещали жениться? Или просто воспользовались ее слабостью к вам и на том успокоились, чтобы немедленно перейти к новой жертве?

– О чем он, Владимир? – очнулась Анна.

– Это все в прошлом, дорогая, – обернулся к ней Корф. – Ты же знаешь, наши отцы мечтали об этом браке, но потом княгиня выдала Лизу за Забалуева…

– Мы говорим не о далеком прошлом, Владимир, – прервал его Долгорукий. – То, что вы сделали, случилось уже после всех этих событий. И теперь я требую сатисфакции. Вы или женитесь на Лизе, или дуэль!

– Я не могу жениться на Лизе… – начал Корф, но князь снова перебил его.

– Забалуев – не помеха, скоро я добьюсь развода, – властным тоном сказал Долгорукий.

– Дело не в Забалуеве! – с раздражением крикнул Корф. – Я не люблю Лизу. Я люблю Анну, и только что просил ее стать моей женой. Она сказала мне «да», и я намерен тотчас жениться на ней. И никакая сила на свете не способна мне в этом помешать.

– Но такая сила есть – это отцовская любовь и отцовская честь Долгорукого! – воскликнул князь.

– О, эта сила может смести все на своем пути! – горько усмехнулся Корф. – Мне уже довелось столкнуться с ней, правда, с ее материнской частью. И это стоило мне поместья, а моему отцу – жизни!

– Не смешивайте свой грех с болезнью, поразившей Машу! Она не виновата в своем безумии.

– А вы в своем тоже не виноваты?

– Владимир, зачем вы так? – растерянно прошептала Анна.

– Почему нет? Ведь только безумием я могу объяснить поведение человека, которому говоришь, что пять минут назад обручился с любимой женщиной, а он продолжает требовать, чтобы я женился на другой и совершенно чужой мне!

– Анна, пожалуйста, оставьте нас, – негромко попросил князь Петр.

– Нет, Анна, стой, у меня нет от тебя никаких секретов! Я поклялся тебе, что больше не будет тайн и недомолвок, – остановил Корф уже собравшуюся уйти Анну.

– Что ж… – задумчиво произнес князь Петр. – Бог свидетель, я хотел, как лучше, и пробовал избавить вас, Анна, от того унижения, что пришлось пережить мне. Но коли этот человек совсем не думает о вашем душевном здравии, то мне ничего другого не остается, как вести этот разговор при вас. Итак…

– Итак… – с вызовом поддел Долгорукого Корф.

– Вы назвали мою дочь совершенно чужой вам женщиной… Тогда как вы посмели провести с нею ночь?

– О Господи! – воскликнула Анна. – Еще и Лиза?

– Аня, любимая, это вышло случайно…

– Случайно? – страшно расхохотался Долгорукий. – Вы случайно заманили мою дочь к себе в спальную, и она случайно принадлежала вам?!

– Да послушайте! – закричал Корф. – Елизавета Петровна сама пришла ко мне…

– Вы пытаетесь уверить меня в том, что моя дочь – падшая женщина?

– Лиза – несчастная женщина! Она так страдала… Вас считали умершим, княгиня силой выдала ее замуж за мерзкого старика. Ее сердце изболелось, ей нечего было терять, и она пришла ко мне за утешением. Я не смог поступить с нею так же жестоко, как и другие, я попытался успокоить ее и хотя бы этим скрасить беспросветность ее жизни.

– Какое благородство, циничный вы негодяй! – Долгорукий опять застучал тростью об пол.

– Можно подумать, вы сами чистенький и неприкосновенный! – ернически парировал Корф. – В зеркало-то давно смотрелись, уважаемый Петр Михайлович? Или забыли, почему был умерщвлен мой отец?

– Смерть Ивана не имеет к этой истории никакого отношения, – побледнел Долгорукий.

– Имеет! Еще как имеет! – с негодованием промолвил Корф. – Отец был отравлен, потому что помогал вам скрывать свою тайную связь с крепостной. А я, в отличие от вас, к браку отношусь серьезно и женюсь по любви, и на той, кому никогда не изменю, и кто всего дороже мне в этой жизни!

– Нет уж, голубчик, не женитесь! По крайней мере, так, как вы говорите, – побагровел Долгорукий. – Все беды моей дочери – от вас! Если бы вы в свое время выполнили свое обещание и женились на ней, то Мария не смогла бы устроить всю эту вакханалию. Вы развязали ей руки, вы виновны во всем, что случилось с моей дочерью!

– А вы… вы все виновны в том, что случилось с моей семьей! – отбивался Владимир. – Я предлагал Лизе отказаться от венчания с Забалуевым и выйти за меня, но она принялась ставить мне условия и потом сама отказалась от этой затеи. И не я заманил ее в свою спальную, она просила меня о ночи любви…

– Владимир, как ты можешь?! – ужаснулась Анна и вся съежилась.

– Анечка, милая… – Корф бросился к ней и попытался обнять, но Анна холодно отстранилась от него. – Господи, ты убиваешь меня, Аня! Только не отвергай меня, не бросай! Мы же договорились – все в прошлом, и ничего не было – ни с кем, никогда…

– А вот этому не бывать! Я пока жив, и я все помню и не намерен прощать вам позора моей дочери! – вскричал Долгорукий.

– Да нет никакого позора, несносный вы ретроград! – вспылил Владимир. – Только-то и всего – двое молодых людей, свободных от каких бы то ни было обязательств, проводят вместе ночь и расстаются без обещаний и не строя планов на будущее!

– Вы, кажется, забыли, что к тому моменту Лиза уже была замужем! – нахмурился князь Петр.

– Замужем, не проведя ни одной ночи с венчанным супругом, при одном взгляде на которого ей становилось плохо до тошноты? Побойтесь Бога, Петр Михайлович…

– Так вы хотите сказать, что фактически стали ее мужем?.. – князь Петр покачнулся, хватаясь рукой за грудь. – Все, больше никаких разговоров… Вы должны жениться на Лизе или мы будем стреляться. Третьего не дано!

– Как же так?.. – сквозь слезы прошептала Анна. – Петр Михайлович, вы же были мне, как отец, вы любили меня, и сейчас отнимаете у меня последнюю надежду на счастье…

– Князю нет дела до чьего-то счастья! – зло бросил Корф. – Он уже натешился, набегался на стороне и может отныне служить для других образцом добродетели.

– Наглец! – князь Петр занес над ним руку с тростью и вдруг стал оседать.

– Ему плохо… – Анна растерянно оглянулась на Корфа, и тот, помедлив, все же бросился к Долгорукому и подхватил его.

– Полину позови, она в кухне, – попросил Корф Анну. – Пусть бежит сюда и поможет мне с князем.

«Этого еще только не хватало!» – подумал Владимир, с трудом приподнимая грузного Долгорукого и усаживая его на стул. Голова князя Петра безвольно повисла, губы посинели. По всему было видно, что у него плохо с сердцем, и Владимир заволновался – как это некстати! Еще умрет здесь от приступа, объясняйся потом с его безумной женушкой, а она, чего доброго, затеется из мести и его извести…