Текст книги "Бедная Настя. Книга 4. Через тернии – к звездам"
Автор книги: Елена Езерская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
Глава 3
Один за всех, и все – за одного
«Ваше высокопревосходительство, с нижайшим моим почтением и с величайшей благодарностью за оказанное мне доверие, спешу доложить вам обо всех событиях и персонах, кои интересовали вас при вашем последнем посещении наших мест.
Через преданного мне живущего в имении барона Владимира Корфа человека, чьи сведения я получаю из первых рук и могу засвидетельствовать их достоверность, мною узнано, что интересующая вас особа проживает в имении в качестве гостя под именем князя Муранова.
„Князь Муранов“ с хозяином имения приятельствует, а также к ним присоединился и небезызвестный вашему высокопревосходительству князь Михаил Репнин, замеченный в присутственных местах в уездном городе и чаще всего в имении князя и княгини Долгоруких, соседствующим с Корфом.
Владимир Корф по преимуществу проводит время дома, равно, как и „князь Муранов“, которого время от времени навещает младшая дочь князя и княгини Долгоруких княжна Софья Петровна, известная как весьма умелая рисовальщица. „Князь Муранов“ великодушно согласился предоставить княжне Софье свой профиль для портрета, однако точно известно, что означенная княжна о настоящем имени владельца портретируемого профиля не догадывается, ибо всем домашним крепостным барона Корфа приказано знать и звать елико интересующую вас особу лишь под именем „князя Муранова“.
„Князь Муранов“ в великой грусти особо не замечен. Днями вместе с бароном Корфом и князем Михаилом Репниным застрелил загнанного для их охоты кабанчика, а давеча под видом простолюдинов вышеназванные персоны посетили придорожный кабак, где широко гуляли. „Князь Муранов“ и барон Корф были отмечены в изрядном винном излиянии, громко провозглашали тост за свободу и платили за веселие всех присутствующих в кабаке. Князь Репнин от возлияний и неосмотрительных речей воздерживался, однако и не предпринимал ничего для их прекращения.
Подобное поведение интересующей вас особы и сопровождавших ее барона Корфа и князя Репнина стало причиной ссоры с цыганом из табора, по обыкновению стоявшего на моих землях у озера. Цыган, известный больше под именем Червонный, потребовал от „князя Муранова“ денег в счет оплаты какой-то услуги, оказанной им прежде, и, будучи не удовлетворен произведенным тут же в присутствии всех посетителей трактира расчетом, словесно и действием оскорбил „князя Муранова“, бросив вышеназванной особе в лицо несколько медных монет.
Оскорбление интересующей вас особы произошло при полном попустительстве барона Корфа и князя Репнина, кои не помешали цыгану напасть на „князя Муранова“ и произвести выстрел из пистолета, после чего цыган беспрепятственно бежал из трактира и не был впоследствии пойман и наказан за свое преступление.
„Князь Муранов“ был немедленно доставлен в имение барона Корфа, и вызванный к нему врач – уездный эскулап доктор Штерн, отмеченный в излишнем благоволении к свободомыслящей молодежи, – констатировал ранение в руку, однако утверждает, что неопасное для жизни и здоровья интересующей вас особы. „Князю Муранову“ прописан был постельный режим и натирание заживляющими мазями, изготовленными по личной рецептуре доктора Штерна.
В настоящий момент „князь Муранов“ продолжает пребывать в имении барона Корфа на излечении и изволит проводить время в чтении исторических книг в библиотеке. Несмотря на ранение и предполагаемое душевное переживание, его аппетит не пострадал, и желание развлечься не оставляет его, о чем свидетельствует посещение его княжной Натальей Репниной, в отношениях с которой отмечена взаимная симпатия.
Что же касается подозрительных вещей, о которых вы просили докладывать вам особо, то главным, несомненно, является присутствие в имении прежде неизвестного нам лица, представленного бароном Корфом как служанка „князя Муранова“ глухонемая Дарья. Из наблюдений, сделанных преданным мне человеком, смею предположить, что таковая вряд ли является той, за кого ее выдают.
Было отмечено неумение и нежелание вышепоименованной Дарьи работать по дому, к тому же помещена она в одну из гостевых комнат близ спальной барона Корфа, откуда вчера была замечена выходящей утром. По уверениям моего агента, „Дарья“ имеет слишком красивые и не знавшие домашней работы руки, кроме того, она весьма строптива и подвержена капризам. Удивляет и тот факт, что прислуга барона Корфа Полина определена вышеозначенной Дарье в помощники и соглядатаи, что первым же делом наводит на мысль о чести не по чину.
По свидетельству моего человека в имении Корфа, у выше упомянутой крепостной девки Полины им конфискованы весьма дорогостоящие серьги, кои он прежде видел на небезызвестной вам госпоже Ольге Калиновской, что позволило мне сделать смелое предположение о фальсификации ее смерти.
Приношу свои нижайшие извинения, что не поторопился ранее доложить вам о своих подозрениях, но, не желая поставить вас, в неудобную ситуацию, я предпочел прежде проверить основательность своих сомнений, для чего дал задание моему человеку подстроить для упомянутой „Дарьи“ проверку, после которой она непременно проявила свое истинное лицо и подлинную сущность.
Мой человек заманил „Дарью“ в подготовленную для нее ловушку, воспользовавшись невниманием „князя Муранова“ и барона Корфа, а также отсутствием князя Репнина и распорядившись отправить ее чистить стойла в конюшне, что повергло глухонемую служанку в такой ужас, что она заговорила и к тому же – на чистейшем польском языке, подвергнув моего человека нецензурной шляхетской брани.
Из чего смею заключить, что смерть Ольги Калиновской представляется мне вымышленной, и она по-прежнему продолжает находиться подле интересующей вас особы, подвергая опасности его жизнь. Судя по всему, в этом деле замешаны равно как барон Корф, так и князь Репнин, которые заведомо скрывают от вас правду об истинном положении вещей.
Как патриот и глубоко лояльный сын государства предполагаю в деяниях вышеназванных персон тайный умысел в отношении интересующей вас особы, которая вполне может быть удержана ими в поместье барона Корфа даже не по своей воле. На что указывает и ранение „князя Муранова“, ибо прежде оба – и барон Корф, и князь Репнин – были замечены в сношениях с цыганами, а особенно девицей, гадалкой Радой, которая, насколько мне стало известно, предсказала „князю Муранову“ скорую смерть от чужой руки.
За сим прошу вашего милостивейшего согласия произвести в отношении барона Корфа и князя Репнина дознавательные действия в целях заключения их под стражу по причине пособничества государственной преступнице и за реальную угрозу жизни интересующей вас особы.
Всегда с горячим желанием готов выполнить любое ваше поручение лично и с нетерпением ожидаю вашего скорейшего приказа.
Предводитель уездного дворянства, добропорядочный гражданин и верный слуга Отечеству нашему…»
Прочитав письмо Забалуева, Бенкендорф почувствовал себя неуютно. Он в раздражении бросил испещренный мелкими округлыми буковками листок на стол и принялся барабанить пальцами по зеленому сукну.
Надо было точно рассчитать все слова, которые предстояло сказать императору. Сообщение Забалуева оказалось для Александра Христофоровича полной неожиданностью. Тогда, глядя на окровавленное тело Калиновской и безутешно рыдавшего над ней Александра, он был уверен и в искренности этих слез, и в благополучном – насколько можно считать таковым самоубийство Ольги – разрешении этой семейной «польской проблемы». На какой-то миг ему даже стало жаль наследника, глубоко переживавшего потерю бывшей возлюбленной, и Бенкендорф позволил себе смягчиться и оставил Александра в покое, хотя и под присмотром.
И что же оказалось? Калиновская жива, а наследник, по-видимому, не без участия все того же Корфа, устроил публичный и отвратительный фарс, выставив его, шефа жандармского корпуса, глупым мальчишкой, доверчиво расчувствовавшимся под впечатлением от переживаемого Александром фальшивого горя. Наследник не только жестоко обошелся с ним, но и оскорбил его лучшие верноподданнические чувства и многолетнюю преданность императорской семье.
Сознавать это было для Бенкендорфа невыносимо. Еще никогда прежде никто так не издевался над его привязанностью к царской фамилии. Николай уважал его и всегда принимал его помощь, к его мнению прислушивались главы иностранных государств, его боялись вольнодумцы и узурпаторы, к нему шли на поклон добропорядочные граждане. И вот теперь все это – коту под хвост?! И понадобилось только желание надменного сиятельного юнца, чтобы свести на нет и годы безупречной службы, и непоколебимость убеждений в важности твоих деяний для правящего монарха и государства.
Бенкендорф попеременно то бледнел, то лицо его вдруг наливалось багрецом – до синевы, до удушья, и кашель опять принялся за него. Бенкендорф, мучительно изогнувшись, встал и подошел к сейфу в стене, где вместе с наиважнейшими документами хранил особые капли, снимающие приступ. Быстро глотнув из пузырька, он какое-то время стоял, оперевшись на стену, но вскоре пришел в себя и вернулся на свое место – аскетический порядок на столе придавал мыслям организованность и четкость.
Александр Христофорович еще раз пробежал глазами донесение Забалуева, и в который раз похвалил себя за предусмотрительность. Хорошо, что он не доверился наружному наблюдению. Внутренний агент, как всегда, пришелся к большей пользе и, главное, вовремя. Судя по всему, Калиновская еще находилась в имении Корфа, и можно было успеть перехватить ее.
Успешным завершением этой операции Бенкендорф оправдал бы свою ошибку перед императором и получил полную власть над наследником, который неизбежно стал бы просить у него заступничества перед отцом. И в силах Бенкендорфа оказалось бы либо сокрыть все, либо объявить императору о совсем небезобидном розыгрыше, устроенном Александром. При дворе все, от Николая до последней фрейлины, были уверены в смерти Калиновской, и по этому поводу даже состоялись переговоры с польским двором.
Невероятно! Мальчишка одурачил всю Европу и преспокойно отправился с приятелями в придорожный трактир, чтобы отпраздновать свою победу с заезжими пьянчужками и в компании грязных цыган. Да еще и тосты произносил о свободе!.. Кстати, о свободе – это он подчеркнет особо. Любовные шалости – это одно, а вольнодумные манифесты – совершенно другое. Что ж, господа князья и бароны, не удалось доказать ваше вольтерьянство прежде – сейчас-то уж точно не отвертитесь! Мстить наследнику невозможно, да и не в его правилах обижаться на монархов, которым Бенкендорф предан бесконечно и беспрекословно, а вот Корф с Репниным ответят за все. И за проступок наследника в том числе!
Аккуратно вложив донесение Забалуева в папку, Бенкендорф направился к Николаю. Тот принял его немедленно – он ждал новостей из Двугорского, императрица постоянно пеняла ему на жестокость обращения с мальчиком и умоляла убедить Александра вернуться ко двору. Бенкендорф не стал давать читать Николаю письмо своего агента – изложил его содержание сухо и сдержанно, избегая оценок и эмоций. Император выслушал его, не прерывая, и потом отвернулся к окну – так он делал по обыкновению, желая сосредоточиться и обдумать услышанное.
– Александр Христофорович, – спокойно сказал Николай, наконец, нарушив затянувшееся молчание, – я прошу вас ничего не предпринимать, дабы не подвергнуть жизнь наследника еще большей опасности. Окружите имение барона вашими людьми, я хочу быть уверенным, что никто не сможет беспрепятственно покинуть его. Но постарайтесь действовать тихо и незаметно, чтобы не спугнуть это гнездо разврата и лицемерия. Поезжайте туда сами вперед и убедитесь, что все участники этой инсценировки на месте, и дайте мне знать. Я лично прибуду в Двугорское, чтобы встретить там Александра и спросить с него за содеянное и за непослушание по всей строгости. А сейчас ступайте, я бы хотел остаться один. И благодарю вас за службу…
* * *
О тучах, сгущавшихся над имением Корфа, Александр не знал. Последнее время он пребывал в хорошем расположении духа – то ли деревенский воздух действовал на него опьяняюще, то ли перемена мест освежала мысли и чувства, но он ни минуты не думал о будущем и наслаждался покоем и ровным течением загородной жизни. Рана заживала быстро и сейчас казалась всего лишь обязательным атрибутом приключения, в которое он пустился с приятной легкостью в душе. Александр чувствовал себя героем рыцарского романа – смелым и отважным авантюристом, не отягощенным никакими обязанностями, семейными или государственными.
С каждым днем жизнь в имении Корфов нравилась ему все больше – тихие встречи домашних в столовой, нежность в отношениях между Корфом и Анной, иногда оттеняемая острым на язык Репниным. Но даже он в последнее время потеплел, и Александр предположил – князь влюбился, ибо на это указывали все признаки, прежде столь хорошо знакомые ему самому. Репнин то впадал в задумчивость, и отрешенность его взгляда скорее притягивала, чем пугала, а то вдруг становился беспричинно весел и порывался с каждым поделиться своей внешне необъяснимой радостью.
Любовь витала в этом доме над всем, и даже являвшаяся рисовать княжна Соня, младшая Долгорукая, была однажды уличена в романтическом настроении, которое изливала на нового управляющего имения Корфов – Никиту, высокого русоволосого, почти былинного богатыря. Александр, правда, позволил себе мягко подтрунивать над ней, но ничем не обидел ее увлечение. Он словно видел себя со стороны и сожалел, что прелести подобных чувств ему уже не дано испытать, и время влюбленности прошло безвозвратно.
Возможно, ему осталась только роль всеобщего утешителя и покровителя влюбленных. И первым его жестом на этом пути стала помощь Натали Репниной, совершенно запутавшейся в своих отношениях с князем Андреем. Нельзя сказать, что Александр делал это с особенным удовольствием, – он еще не вошел во вкус благотворительности, и к тому же его собственные чувства к княжне окончательно не угасли. И все-таки удовлетворение оказанным благодеянием согрело его, и Александр занес свое участие в этом деле к числу своих первых монарших подвигов.
Картину омрачало лишь присутствие Ольги. И в этом случае Александр впервые по-настоящему убедился в справедливости старинной мудрости, предупреждавшей, что от любви до ненависти – шаг. Как оказалось, они этот шаг уже сделали, и Александр не испытывал в обществе своей бывшей пылкой возлюбленной ничего, кроме раздражения и обиды за нарушенный покой и утраты последней надежды на обычное счастье. Но думать о грустном Александр не хотел. Интрига против Бенкендорфа, похоже, удалась. Надо только дождаться, когда к истории с Ольгой ослабнет внимание и интерес всего его семейства и двора и увезти ее отсюда – подальше и побыстрее. Однако Ольга, судя по всему, так не думала.
– Да вы с ума сошли! – вскричал Александр, войдя в столовую. Ольга сидела за столом, как ни в чем не бывало – в своем обычном платье, словно была в доме барона почетной и желанной гостьей. – Как вы посмели нарушить конспирацию?!
– Ваша разлюбезная Анна не оставила мне выбора, – пожала плечами Ольга. – Она опрокинула на меня какой-то таз с липкой и сладкой кашей.
– Это было тесто для блинов, – негромко пояснила Полина, между делом разносившая творожный пудинг.
– И что, во всем доме не нашлось другой одежды, соответствующей вашей роли? – нахмурился Александр, застучав вилкой по столу.
– Думаю, что различного тряпья в этом доме хватает, – усмехнулась Ольга. – Но больше вы меня не заставите подчиняться вашим бездарным указаниям! Я не фрейлина, и вы мне – не указ! А Корф… Думаю, отныне он будет слушаться меня, а не я – подчиняться его дурацким приказам!
– Вы заключили с бароном сепаратный мир? – Александр с громким стуком положил вилку на стол.
– Я выхожу замуж за барона… Или нет – он женится на мне, – гордо объявила Ольга.
– С чего бы это? – Александр удивленно приподнял брови.
– А разве вы, будучи порядочным человеком, не поступили бы так в отношении женщины, с которой провели ночь? – с вызовом сказала Ольга.
– Не говорите глупостей! – отмахнулся Александр. – Барон любит Анну, и его чувство неизменно.
– Это он трезвый такой душевный, а когда выпьет, то ему требуется настоящая женщина – жаркая, страстная, опытная! – Ольга вскинула голову и высокомерно посмотрела на него.
– Такая, как вы? – прищурился Александр, и в голосе его послышались нотки оскорбленного мужского самолюбия.
– Должен хоть кто-нибудь оценить меня по достоинству!
– О каком достоинстве вы говорите, сударыня, когда сами не уважаете чужие души!
– Это вы о себе, ваше высочество?
– Я говорю о бароне и Анне. Мало того, что вы соблазнили хозяина дома, оказавшего вам гостеприимство, так еще и не пощадили чувства хозяйки.
– Анна – здесь никто, а вот я стану настоящей хозяйкой в доме Корфа!
– Господи, да зачем вам это нужно, Ольга?
– А вы полагаете, что я должна довольствоваться ролью вечной изгнанницы, вынужденной скрываться от ищеек императора?
– Я полагаю, вы не имели права разрушать счастье людей, помогающих вам скрываться от преследования!
– Преследования будут мне не страшны, когда я стану баронессой Корф! – воскликнула Ольга.
– Этому не бывать! – в тон ей вскричал Александр.
– И кто мне помешает? Уж не вы ли, ваше высочество? – с иронией вопросила Ольга.
– Я прежде всех! – вполне серьезно сказал Александр. – Я не допущу, чтобы вы разбивали счастье моих друзей!
– Вы злитесь? Ах, как вы злитесь! Интересно, а что более всего вас раздражает – то, что я обидела эту меланхоличную певичку, или то, что провела ночь в объятиях Корфа, вашего, как вы изволили выразиться, друга?
– Да как вы смеете?!
– Саша! – Ольга поднялась со своего места и, жестом велев Полине удалиться, подошла к нему, встала за спиной и обвила его шею руками. – Будь же честен с самим собой, признайся, ты не хочешь этого не потому, что обижен за своих друзей. А потому, что речь идет обо мне, о той, кто все еще дорога и близка тебе.
– Оля, ты и сама знаешь это, – расчувствовался Александр. – Но неужели не нашлось лучшего средства, чтобы сказать мне о своих чувствах и узнать о моих, кроме того, как соблазнить ни в чем не повинного барона?
– Так ты считаешь, что я способна оказаться в постели с другим мужчиной лишь бы досадить тебе? О, как же ты плохо меня знаешь!
– Оля! – наконец, догадался Александр. – Так ты все выдумала?
– Какой же ты у меня еще глупый! – нежно проворковала Ольга в самое ухо Александра.
– Это я виноват во всем! – покаялся Александр. – Ради меня ты решилась на этот безрассудный поступок с побегом, ради меня творишь все эти глупости. А я ничем не могу помочь тебе!
– Можешь, – шепнула Ольга, – все в твоих силах. Не прогоняй меня, позволь остаться здесь! Замужество с Корфом позволит мне вернуться в общество и иметь возможность видеть тебя, как это было всегда. А барон… Барон пусть наслаждается внебрачным счастьем со своей актрисой. Я не стану его ревновать.
– О Боже! – Александр оттолкнул ее от себя и встал из-за стола. – Ты – просто исчадие ада! А я-то было поверил тебе!
– Но, Саша…
– Оставь меня! Немедленно возвращайся в свою комнату и изволь находиться там, пока мы не сможем увезти тебя отсюда.
– Боюсь, ваше высочество, сейчас это уже будет сделать гораздо сложнее, – раздался от двери голос Анны.
– Что вы хотите этим сказать? – обратился к ней Александр.
– Утром я ходила на кладбище, на могилу своего опекуна, Ивана Ивановича Корфа и, возвращаясь, видела на дороге двух подозрительных охотников. Думаю, что это шпионы господина Бенкендорфа.
– Двое охотников? – насмешливо переспросила Ольга и пожала плечами. – У вас, милочка, слишком богатое воображение.
– Анна, дорогая, – Александр подошел к ней и поцеловал ее руку, – надеюсь, вы преувеличиваете, и эта встреча – случайность.
– А я уверен, что повторяющаяся встреча уже не является случайностью, – поддержал Анну вернувшийся от Долгоруких Репнин. – Доброе утро, ваше высочество!
– Да, да, но что вы имеете в виду, князь? – помрачнел Александр.
– Подобные охотники повстречались и мне, правда, совершенно в другом месте, но тоже – вблизи имения.
– Вы полагаете, что мы в осаде? – дрогнувшим голосом произнес Александр.
– Вне всякого сомнения, – кивнул Репнин.
– Значит, мы – в ловушке? – испуганно спросила Ольга.
– И, похоже, не без вашего участия! – бросила ей Анна.
– А я-то здесь причем? – вскинулась Ольга.
– Возможно, именно вы выдали себя, – грустно сказал Александр. – И я уже говорил вам сегодня – не стоит так откровенно нарушать правила конспирации. Кто знает, сколько в доме ушей и глаз, способных выдать нас Бенкендорфу.
– О, Матерь Божья! – простонала Ольга. – Император не простит мне обмана, меня казнят или сошлют в Сибирь, я никогда не увижу свою семью!
– Раньше надо было думать, – безжалостно оборвал ее стенания Александр. – А сейчас спрячьтесь в своей комнате, а мы станем думать, что нам делать дальше.
– Если вы позволите, ваше высочество, – поклонился Репнин, когда Ольга ушла, – то я хотел бы предложить вам один план…
– Замечательно! – воскликнул Александр, выслушав его.
– Мне кажется, это может сработать, – улыбнулась Анна. – Но для исполнения всего задуманного наших сил не хватит.
– Вот поэтому, – кивнул Репнин, – я и отправляюсь сейчас к Долгоруким. Уверен, что Лиза и Наташа с Андреем не откажутся помочь нам. Жаль, что Владимир еще не вернулся.
– Да, кстати, а где барон? – Александр вдруг понял, что не видел его целое утро.
– Мы вместе искали пропавшую княжну Долгорукую, Елизавету Петровну, – почему-то смутился Репнин. – Одна несчастная вообразила, что Лиза – ее дочь, и попыталась увезти ее из семьи. Мы помешали сделать ей это, правда, женщина обезумела от горя и ранила другую такую же несчастную по имени Сычиха.
– О Господи! – ахнула Анна. – Что с ней? Она жива?
– С ней все будет хорошо, доктор Штерн сказал – Сычиха поправится, – успокоил ее Репнин.
– А княжна Долгорукая? С нею, надеюсь, тоже все в порядке? – участливо поинтересовался Александр, уже давно наблюдавший за вполне понятной ему пристрастностью Репнина к судьбе Лизы Долгорукой.
И это точно была любовь!
– Да, да! – покраснел Репнин. – Ей уже лучше, и, зная ее неутомимый характер, я не сомневаюсь, что она со свойственной ей горячностью откликнется на наш призыв о помощи.
– Но Владимир, где Владимир? – заволновалась Анна.
– Он повез ту женщину в уезд, чтобы представить ее в полицию. Полагаю, он скоро вернется, и вы сможете ввести его в курс дела и рассказать наш план.
– Благодарю вас, князь, – величественным тоном сказал Александр. – Сегодня вы проявили себя, как настоящий друг наследника трона. Я никогда не забуду те услуги, которые вы оказываете мне в этом деле. И поверьте – ваша преданность будет в свое время достаточно вознаграждена.
– Я делаю это не ради наград, ваше высочество, – смутился Репнин. – Я служу своему Отечеству, его государю и императорской фамилии. А еще… еще я всегда рад помочь своим друзьям, попавшим в беду.
– Один – за всех, и все – за одного? – понимающе улыбнулся Александр.
– Закон мушкетеров и всех благородных людей, – поддержал его Репнин.
– К коим вы и относитесь, – добавил Александр и протянул Репнину руку.
Тот с благодарностью пожал ее и направился к выходу.
– Поразительный человек, – в раздумье произнес Александр, когда Репнин откланялся. – Один из самых удивительных среди тех, с кем меня свела сейчас судьба. Скажите, Анна, я слышал, что прежде князь был к вам взаимно неравнодушен, как же вам удалось сделать свой выбор? Ведь барон – тоже смелый и необыкновенный человек.
– А я и не выбирала, – просто сказала Анна. – Это сердце все решило само, за меня.
– О, если бы оно всегда было таким мудрым… – Александр вздохнул и вдруг вспомнил: – Мне показалось, что при упоминании имени барона Корфа вы погрустнели и даже расстроились?
– Именно так – вам показалось, – Анна отвела взгляд.
– Нет-нет, не прячьте глаз! – велел ей Александр. – Я хочу, чтобы вы посмотрели на меня и внимательно выслушали все, что я вам расскажу.
Анна побледнела и настороженно взглянула на него.
– Я наслышан, что вы утром по недоразумению испортили платье моей служанки? Не смущайтесь, другой реакции, думаю, трудно было ожидать после всего, что она натворила.
– Владимир Иванович не муж мне, – тихо сказала Анна. – Он свободен в своих чувствах. К тому же это не первый случай, в его жизни бывали и другие женщины.
– Только не пытайтесь уверить меня, что вам все равно, и вы смирились с его романами!
– Мне они безразличны.
– Но вам небезразличен сам Владимир, ведь так? – Александр дружески взял Анну за руку. – Я знаю, что произошло, но спешу уверить вас, что переживали вы совершенно напрасно.
– Но я видела, как госпожа Калиновская выходила из его спальни! – воскликнула Анна, и на ее глаза мгновенно навернулись слезы.
– Не всегда надо верить тому, что видишь. Ольга невероятно изощрена в интригах. Она заставила вас поверить в то, чего вы не видели, и чего в действительности никогда не было.
– Откуда вы знаете?
– Она только что сама призналась мне в своем обмане. Ей всего лишь захотелось убить двух зайцев сразу – досадить Корфу и вернуть меня, заставив ревновать к нему.
– Ольга сама так сказала?
– Она одержима своим чувством ко мне и готова на все, только бы вернуть те дни, когда мы были счастливы вместе, – кивнул Александр. – А вам нет необходимости обижаться на барона, уверен – он искренне и глубоко любит вас и не способен на измену. Не отворачивайтесь от него, поговорите с ним, и вы тоже узнаете счастье.
– Благодарю вас, ваше высочество, – Анна присела перед ним в поклоне, и Александр с благосклонностью принял этот знак внимания.
Он снова выступил в роли миротворца – вел себя, как настоящий отец для своих подданных. Ему даже стало нравиться это чувство поклонения – не обычной, плотской любви, а восторженности, какую вызывало лишь явление божества.
– А сейчас позвольте мне навестить нашу пленницу, – улыбнулся Александр. – Я должен сообщить Ольге о нашем решении, а вы дождитесь барона и сообщите мне, когда он вернется из города.
Анна растроганно кивнула Александру и проводила в коридор, всячески подчеркивая свое уважение к его особе, и потом прошла в библиотеку – есть не хотелось, переживания заполонили всю ее душу. Но Анне недолго пришлось оставаться одной – дверь в зал распахнулась и Владимир, не замечая ее, стремительно прошел в кабинет.
– Владимир Иванович, – дрогнувшим голосом позвала Анна, входя в кабинет вслед за ним.
– Анна, Боже! – Корф бросился к ней и обнял. – Вы, наверное, считаете меня безнадежно черствым? Я оттолкнул вас утром и только что прошел мимо, не сказав ни одного доброго слова. Вы простите меня, дорогая?
– Да неужели я имею право препятствовать вам? – смутилась Анна. – Теперь я знаю, что дело, По которому вы столь неожиданно уехали, было серьезным и не терпело отлагательств. Я буду молиться за здоровье Сычихи и благополучие Елизаветы Петровны.
– Как вы великодушны! – вздохнул Корф. – Но боюсь, даже вашего ангельского терпения не хватит, чтобы не отчаяться, услышав еще одну новость. Дело в том, что со мной случилась странная история, которой я, правда, не нахожу пока объяснения…
– Я знаю, – остановила Корфа Анна. – Вас обманули – низко и подло! Эта женщина все подстроила в надежде привлечь к себе внимание цесаревича. Вам не в чем упрекнуть себя, мне – не в чем вас обвинять.
– Боже, вы возвращаете меня к жизни! – вскричал Корф, сжимая ее в объятиях.
– Но, Владимир, у нас нет времени предаваться счастью, – мягко отстранила его Анна.
– Вы все еще сердитесь на меня за что-то? – не понял ее холодности Корф.
– Дело в другом, – грустно сказала Анна. – Наша хитрость раскрыта. Князь Репнин подозревает, что во дворце знают о том, что госпожа Калиновская жива. Он уверен, что люди графа Бенкендорфа окружили имение. Да я и сама видела вблизи кладбища незнакомых охотников.
– Конечно! – воскликнул Корф. – Я понял, все стало на свои места! А я-то удивлялся, что вокруг так много полиции и жандармов! Честно говоря, я думал, что это связано с поисками сбежавшего тогда цыгана.
– Увы, все значительно серьезней.
– Что ж, мы должны предпринять какие-то шаги…
– Прошу вас, пойдемте в комнату Калиновской. Его высочество просил, чтобы мы встретились там. Миша… Князь Репнин предложил весьма хитроумный план, и Александр Николаевич хотел довести его до вашего сведения?
– О, Миша! – развел руками Корф. – Он просто создан для должности адъютанта – беспредельно предан своему хозяину и первым бросается на его защиту.
– Вы завидуете ему? – улыбнулась Анна.
– Боже сохрани! Каждому свое – я солдат, мое место на передовой. Или – подле вас, что почти одно и то же.
– Ах, вот как? – Анна лукаво посмотрела на него.
– Да, мне нравится бороться за вас. Вы подобны дикой лани – ее нельзя укротить силой, но можно убедить лаской и обещанием защиты.
– Владимир, только не говорите, что собираетесь сделать мне предложение! – рассмеялась Анна, и смех ее был счастливым.
– Не забегайте вперед своей судьбы, – шутливо пригрозил ей пальцем Корф. – Всему свое время. А пока – идемте к его высочеству. Мы должны опередить тех, кто пытается помешать ему довершить начатое…
* * *
– Здравствуй, сын, – негромко сказал Николай, входя в гостиную имения Корфов.
– Отец? – Александр, до этого увлеченно созерцавший какую-то книгу, встал, всем своим видом выражая крайнюю степень удивления. – Что побудило вас, Ваше Величество, отправиться в эту глушь? Неужели только отцовские чувства?
Николай, не ответив на его выпад, подошел к Александру и взял из рук наследника книгу, которую тот читал.
– Сенека? Похвально. Мой сын уже не тратит время на пустые поиски вечной любви?
– Та любовь умерла, что толку жить прошлым, – равнодушно пожал плечами Александр.
– Любовь или предмет твоей любви? – недобро усмехнулся Николай.
– Что вы имеете в виду, отец? – заметно обиделся Александр.
– Я подразумеваю, что тайное больше не является таковым, и я знаю, что вы обманули меня. Госпожа Калиновская жива и прячется сейчас в этом доме, – глаза Николая устрашающе сверкнули, император был полон гнева и величия.
– Ольга умерла, – сухо сказал Александр. – И я бы просил всех проявлять больше уважения к ее памяти.
– Лжец! – вскричал Николай, теряя терпение.
Он достал из кармашка мундира цепочку с крестиком и пару дорогих сережек с рубинами и на раскрытой ладони протянул Александру.
– Что это? – как ни в чем не бывало, спросил Александр.
– Вы уже не узнаете свои подарки, сын? – рассердился Николай. – При дворе их опознали! Вы заказывали эти вещицы у нашего ювелира для госпожи Калиновской. И они были замечены на ней в тот день, когда она устроила для графа Бенкендорфа представление с мнимым самоубийством.
