Текст книги "Твой враг во тьме"

Автор книги: Елена Арсеньева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Послышалось рычание – звук тамтамов. Лёля вздрогнула. Ах да, это начинают появляться ярлыки на экране. А фон – саванна, пума рыжая сидит, и она рычит. Тьма вокруг рассеялась от этого призрачного полусвета. Лёля едва не расцеловала зверюгу: она была такая рыжая, такая… компьютерная! Господи, как же она по всему этому соскучилась… «Давненько не брал я в руки пистолета!» – как сказал бы классик. А хорошенькая заставка – «Саванна». У них дома «Детектив» с серым домом, в котором то и дело раскрывается и скрипит дверь, с бегающей туда-сюда жуткой зеленоглазой кошкой, с летучими мышами. А Асану, значит, были по вкусу дикие звери. Ну что тут скажешь – дитя гор. А в горах, интересно, пумы водятся? А еще интереснее, зачем Асану вообще ноутбук? Драться им? В смысле бить противника по голове? Или виртуально драться? Так… что здесь есть, на экране? Ну, разумеется: неисчислимое количество ярлыков от игрушек-развлекалочек: Doom, Quake, Blood, Duke Nukem, Heretik, Sin, Shogo, Unreal, Half life… Самое новьё! В памяти вдруг мгновенно всплыла картинка: лето, склад родимой фирмы «Антимиры», покупателей ни одного человека, товаровед Андреевна бродит между забитых книгами полок, без нужды меняя местами «Шарм» и «Соблазны», «РБ» из «Эксмо» и «РБ» из «АСТ», и ворчит: «Ну что это такое? То на складе пусто, будто Мамай прошел, то торчат, торчат книжки… Да сколько ж можно на ваших дачах работать, кулачье вы этакое?!» Коммерческий директор Олег, меланхолически гоняя по экрану страдальцев из «Quake», бормочет: «Ну что вы хотите, лето, никто книжков не читает. Летом надо на открытки переключаться, на танцы. А туалетная бумага? Есть вечные ценности! Давайте туалетную бумагу продавать!» А Лёля сидит, мается от безделья, читает очередного Дика Фрэнсиса и угрюмо думает: «Вот так и жизнь пройдет… А не сыграть ли и мне?» Ой, как захотелось вдруг оказаться в душном, пыльном складе, увидеть их всех: Андреевну и Олега, и Сашку с Серегой, и Розочку Николаевну, и новенького Андрюху – всех, всех!..

Она зажмурилась, не пуская слезы к глазам, постаралась сосредоточиться на ноутбуке. Ноутбук, ноутбук, в Африке растет бамбук… Значит, ноутбук для Асана – то же, что затрепанная колода карт. Может, у него и тамагоччи есть? Нет, серьезно, неужели здесь только игры? Вот – классический Microsoft, Internet, Оutlook Express… Что? Оutlook Express?!

Она зажмурилась, потом открыла глаза и лихорадочно дернула мышку к ярлычку. Экран засветился ярче. «Создать сообщение… Ответить всем… Доставить почту…»

О господи! Связь! У нее есть связь с миром! Оutlook Express – компьютерная связь! У них дома тоже есть такая. Сейчас, сейчас Лёля вспомнит свой электронный адрес… И на работе есть электронная почта. Может быть, вспомнится и тот адрес. Тогда Лёля бросит в океан Интернета не одну бутылку, а сразу две, какую-то из них непременно подберут, узнают, где она, что с ней, может быть, даже успеют подать помощь!

Она повела мышку в надпись «Создать сообщение» – и вдруг замерла, ощущая во рту горький привкус разочарования.

Эх-хо-хо… Рановато обрадовалась, дурочка. Бутылка разбилась в руках! Жаль, что заодно с ноутбуком Асан не забыл здесь модем и телефончик. Без них Оutlook Express молчалив и бессилен, увы.

Лёля закрыла Оutlook и просто так посидела, тупо глядя на пуму. Она ненастоящая. Картинка, призрак. И надежды на помощь – такой же призрак. Повела было мышку к «Пуску», чтобы выключить компьютер – корректно на сей раз, хотя, в общем-то, хотелось просто грохнуть его об пол! – но нахмурилась задумчиво. Да неужели Асан только развлекался с этим дорогущим созданием рук человеческих? И неужели он был настолько увлечен игрищами, что таскал ноутбук с собой только из-за них? Может, найдется хоть один документ, открывающий некий секрет? Правда, этот секрет Лёля, судя по всему, унесет с собой в могилу, но все-таки, из спортивного хотя бы интереса…

Она поочередно открыла «Мои документы», диски «С» и «D», но все они были непорочно чисты, кроме системных файлов на «С» и какого-то небольшого файла на «D», буквой «Д» же и зашифрованного – только не латинской, а русской.

«Ну, поглядим», – сказала себе Лёля и велела файлу открыться.

Сначала зарябило в глазах от какофонии разноцветных полос, перемежающихся звуками. Лёля едва не закрыла файл: наверное, Асан переписывал какую-то музыку, а не получилось. И вдруг суматоха на экране прекратилась, по нему поплыли столбцы слов и цифр – на первый взгляд едва ли не еще менее понятных, чем чередование цветных полосок и нечленораздельных воплей.

И вдруг Лёля буквально вытаращила глаза. Да это же перечень анализов крови! Тут-то уж она никак не могла ошибиться, слава богу, были основания запомнить некоторые из подобных словечек чуть ли не как «Отче наш»! Лейкоциты, тромбоциты, эритроциты, гемоглобин… И цифры, цифры! Анализы перемежались записями дневникового характера, как-то:

«18 декабря. Приезжал Хозяин. Такое впечатление, у него что-то не ладится. Уехал на следующий же день. Подтвердил перевод денег».

«25 декабря. Попытался поговорить с Олесей. Бесполезно. Огрызается, как волчонок. Тем лучше…»

«1 января. Новый год… Хозяин настаивает на очередном консилиуме. Опять, значит, театры устраивать. Какая мутата все это! Ладно, работай, друг мой, работай! Да здравствует 1793/LG – «Врачи мира против лейкемии»!»

«17 января. Завтра… Ничего, все у нас получится, как уверяют демократы по ящику. Вернее, уверяли. Кстати, симптоматично: у тех, кто уверял, как раз все и обломилось. А у нас – получится, получится!»

«19 января. Я же говорил!» И дальше цифры, цифры…

«1 февраля. Безобразно все-таки рушится дисциплина в отсутствие Хозяина! Надежда только на Ноздрюка, но сей индивидуум внушает мне глубочайшее отвращение! Такое чувство, что при случае, несмотря на свою услужливость, а то и благодаря ей, он с радостью нарезал бы ремней из моей спины… Я из его, впрочем, тоже!»

Лёля хмыкнула не без удовольствия. Значит, у них тут не такая уж благость и идиллия, как могло показаться с первого взгляда. Конечно, Ноздрюк ненавидел Асана: тут дело прежде всего в национальных противоречиях…

Секундочку! Да неужели она читает дневник Асана? Выходит, он тоже врач, а не просто абрек с большой дороги, каким всегда считала его Лёля? Ну, тогда странно, что он делал свои заметки по-русски. И вообще, не слишком ли много врачей для одного, пусть и нехилого, замка?..

Она рассеянно стукнула по Ctrl+End, оказавшись сразу в конце записей, – и вдруг замерла, наткнувшись на строчку:

«18 июля. Хозяин приезжает 20-го. Успокоить невесту».

И все. Больше ни слова не было.

Дмитрий. Июль, 1999

Одно теперь Дмитрий знал наверняка: в спину ему никто не выстрелит. Хотя бы об этом можно было не заботиться. Он шел, горбясь под тяжестью двух рюкзаков, и старался думать о другом. Например, о том, куда пропал мальчик. Убежал, конечно, что тут особенно гадать-то? Но Дмитрий снова и снова заставлял себя возвращаться мыслями к этому странному созданию с огромными печальными глазами, в которых, чудилось, отразились все невзгоды, которые он не только испытал, но и еще испытает в жизни. Дмитрий обшарил весь сеновал, но больше не обнаружил никого… ни живого, ни мертвого. Изба была пуста. Однако неподалеку от мужика, который напал на него с лопатой, Дмитрий нашел свежевырытую яму. Ясно: убийцы собирались зарыть Андрея. Им, похоже, и в голову не приходило, что Дмитрий может вернуться так быстро, что он сориентируется в лесу и не заблудится. А вот вернулся же!

И снова мгла заволакивала глаз. Сухо становилось в горле, стоило представить эту кровавую щель на шее Андрея. Каким образом они его подловили, как взяли врасплох? Андрей и с одной рукой стоил двух таких крепышей, как рыжий, а уж если вспомнить его неповоротливого хиляка-пособника… Разве что Андрей задремал, разве что они предательски напали на спящего. Или, к примеру, схватили мальчишку – и Андрей уже ничего не мог сделать. Он ведь был спасатель по сути своей натуры, он родился кого-нибудь спасать – вот и предпочел погибнуть, чем оставить другого человека в беде. Мальчишка убежал, а Андрей… И вдруг до стона, до щемящей боли, до того, что пришлось остановиться и прижать сердце ладонью, вспомнилось вдруг лицо Андрея и как он говорит, прямо глядя в глаза Дмитрию: «Не хочется, знаешь ли, в постели помирать!»

Он что же, выходит, почувствовал, как где-то вдали, а может, в несказанных высях незримый трубач вскинул к губам золотую самосветную трубу и пропел отбой бывшему пожарному, бывшему спасателю Андрею Русскову? И понял, что пуля на него уже изготовлена, и клинок навострен, и пика наточена, и стрела оперена, – и все равно радостно пришпорил коня своей судьбы и понесся навстречу смерти – потому что это была смерть воина и он встретил ее в бою?..

И снова надо было внушать себе: «Не думай. Не думай».

Наверное, по сравнению с этим потрясением его уже ничто сейчас не могло взять, поэтому он довольно долго пялился из кустов на светящуюся в темноте ограду, прежде чем сообразил, что это такое, и понял: через это сооружение так просто не перебраться.

Дмитрий стоял под березой, надев очки ночного видения, и задумчиво смотрел вперед. Дождь перестал, едва начавшись, опять парило, опять висели над землей тяжелые тучи, и, возможно, поэтому так неспокойно вели себя собаки, сновавшие по двору. Дмитрий был довольно далеко для того, чтобы их могло встревожить его присутствие. Ну а уж если окажется рядом… Да, с собаками возникнут непредвиденные сложности. И не только в них дело. Сама ограда…

Понадобилось бы меньше минуты, чтобы «Лукасом» прогрызть в ней хоть калитку, хоть триумфальную арку. Но тогда его появление перестало бы быть тайной. И еще вопрос, остался бы он жив: наверное, это ведь не просто бенгальские безвредные огни бегают по прутьям!

Дмитрий взобрался на дерево и оглядел в бинокль все пространство парка. Сколько хватал глаз, переливалась бело-голубыми огнями тонкая линия – ограда. Тот, кто придумал эту систему защиты, знал свое дело. И все-таки был выход из замка, которым однажды воспользовалась Лёля. А если был выход – значит, имелся и вход.

Он закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться и вспомнить, что говорил мальчик. Да, это были скорее обрывочные восклицания, но и из них Дмитрий мог почерпнуть кое-что. Итак… у нее болела спина. У нее была рана на спине, и Леша излечил ее своими нашептываниями, можно верить в его знахарские способности. Можно не верить, но – факт: у Лёли была поранена спина. Оцарапалась о прутья, пролезая под оградой? Нет, вряд ли: в таком случае она не только до деревни не дошла бы, но так и осталась бы лежать, где ее задело, пораженная током. Что-то еще было, что-то… Ах да! Мальчик принял было ее за русалку, но потом понял, что ошибся. Потому что Лёля была одета в его рубашку и старую юбку бабушки Дуни. Вряд ли она бежала из усадьбы голая. Тогда зачем бы ей понадобилось переодеваться? Не для того ли, чтобы согреться в сухой одежде, потому что собственная была мокрая?

Мокрая одежда… Дождя не было самое малое недели две, не считая того мгновенного ливня, который пролился с небес сегодня. Значит, она не могла промокнуть под дождем. Где же? Ответ очевиден: вон в том пруду, который разлился за оградой, вплотную подступив к ней. Да, но есть маленькая деталь: чтобы окунуться в тот пруд, надо, как минимум, оказаться за воротами!

Секундочку… Дмитрий напряг зрение и разглядел серебристое колыхание, пересекающее парк. Да ведь это речушка! Узенькая речушка, которая, неведомо где беря начало, течет по парку, украшая его своими извивами. А потом, сначала разлившись небольшим прудом, где-то вливается в Завитую. Кажется или в самом деле ограда как бы парит над водой? Кажется. Она не парит, а поднимается на небольшую насыпь, сквозь которую, очевидно, проведена труба, водосток, черт знает что, и по этому-то загадочному пути и вышла из усадьбы Лёля.

А раз так…

Он сложил груз на берегу, в укромном месте, разделся и, взяв с собою только фонарик, повешенный на шею на ремешке, тихо, без плеска вошел в воду. Плыл, лишь изредка выставляя лицо на поверхность, чтобы глотнуть воздуху: как большой бесшумный зверь морской. И даже не очень удивился, когда протянутая рука вдруг стиснула железные прутья.

Решетка. Вход в тоннель. Вход в парк…

Направив луч фонарика в трубу, увидел, что вода заполняет ее не полностью. Ну правильно, а он-то ломал голову, как могла Лёля, практически не умея плавать, проделать такой путь под водой. Вот так и проделала! А вот как смогла справиться с намертво припаянными прутьями – это, видно, останется загадкой, на которую только она сама сможет дать ответ. Разве что поднырнула… но, чтобы представить себе Лёлю в роли ныряльщицы, нужно обладать непомерно богатым воображением…

Ужасно не хотелось отрываться от этой решетки, но пришлось заставить себя вернуться на берег. Он достал маленький, пятьдесят на пятьдесят, резиновый плотик и надул его. Выбрал из двух сумок самое, на его взгляд, необходимое, по минимуму занимаемого места, но по максимуму приносимого эффекта, упаковал в рюкзак, водрузил на плот. Сверху примотал свою одежду: врываться в усадьбу в образе полуголого Ихтиандра не хотелось, надо и о приличиях подумать! Повертел в руках базуку и с сожалением отложил ее: слишком тяжелое удовольствие. Пожарами здесь пока не пахнет, а вот роль оружия, бьющего на поражение, с успехом сыграет простая советская «тулка». Вернее, российская.

Дмитрий вошел в воду, потом поплыл, осторожно толкая нагруженный плотик. Вот и решетка грота. Он достал «Лукас» и вдруг усмехнулся мимолетному воспоминанию: Лёля, увидев кабель, перекушенный этим гениальным резаком, испуганно бормочет: «Похоже, будто крокодил откусил полбатона колбасы!»

С решеткой Дмитрий не церемонился: обрезал ее по всему периметру и утопил в сторонке. Здесь было мелко: он стоял на дне, вода едва доходила до груди. Но сделал неосторожный шаг – и провалился чуть не с макушкой. Дно, впрочем, сразу пошло вверх. Однако версия о том, что Лёля поднырнула под решеткой, приобрела весомое подтверждение. Он двинулся вперед, изредка довольно чувствительно ушибая босые ноги о камни и думая о том, сколько открытий сделал за последние дни. Какими новыми гранями засверкал перед ним образ девушки, которую он, Дмитрий, казалось бы, видел насквозь, относительно которой сделал уже совершенно определенные выводы. Итак, он ошибался. И не только в Лёле. Прежде всего, между прочим, в себе.

И впервые как током ударила внезапная мысль: а что будет с ними дальше, с ним и Лёлей? Как бы подразумевается, что спасенная девица покорно рухнет в объятия рыцаря-спасителя… в данном контексте точнее будет сказать – спасателя. А если Лёля не будет испытывать к нему ничего, кроме благодарности за это спасение? Если жизни их, перехлестнувшись лишь на краткий миг, снова разлетятся в разные стороны под нелегкими ветрами взаимных обид, нелепых недоразумений, никчемушной, полудетской гордости?

«Ой, да ты раньше спаси ее, а потом переживать будешь», – чудилось, произнес в голове Дмитрия знакомый насмешливый голос, и он невольно улыбнулся в темноте. Андрей, Андрей…

Странно: Андрей не вспоминался мертвым. Он появился, как живой, он улыбался, как живой, и Дмитрию стало легче. От сердца отлегло.

Впереди показалась новая решетка. Дмитрий изготовился было опять поработать «Лукасом», однако решетка подалась, отворилась. А вот и замок, заботливо зацепленный дужкой за прутья. Ну что же, меньше хлопот.

А что ждет нас впереди?

Он поостерегся распахивать решетку жестом завоевателя – и правильно сделал, как выяснилось: по берегу мелькнула серая тень, другая… Собаки забеспокоились. Это не здорово. Ну, посмотрим.

Осторожно, почти незаметно приотворил решетку. Так же осторожно вытолкнул плот из туннеля. Высунулся сам. Тишина. Одна собака подошла, без любопытства поглядела – и пошла своей дорогой. Выходит, никому из обителей усадьбы и в голову не приходило, что каменистый тоннель может стать тайным ходом? Собак не натаскивали охранять выход из него и реагировать на плывущие предметы? Нет, конечно, но если бы Дмитрий сейчас внаглую полез на берег… Не стоит пытать судьбу. Лучше он останется плывущим предметом.

Дно довольно скоро понизилось настолько, что и впрямь пришлось плыть. Прячась за плотиком и уповая, что сторонний наблюдатель, буде такой окажется, примет их с плотиком за коряжину, неведомым путем возникшую на реке, Дмитрий медленно двигался вперед, применяясь к местности.

Он то и дело нырял, когда собаки – это были бультерьеры – оказывались особенно близко к берегу, поэтому не сразу заметил, что пошел дождь. Луна исчезла, кругом царила глухая тьма. Это было только на руку Дмитрию. И если собаки ничуть не боялись дождя, то люди носу не высовывали на улицу. Дмитрий видел освещенные окна на первом этаже правого крыла здания, да и в главном корпусе светились окошки второго этажа. Где-то там была Лёля… Дмитрий спокойно улыбнулся в темноту: чем ближе он подбирался к цели, тем меньше нервничал. Однако с этим новым спокойствием уживалось затаенное нетерпение: так уверенный в своей силе зверь без суеты готовится к прыжку и стремительно обрушивается на врага.

Речка обогнула флигель и повернула во дворик, со всех сторон огороженный дощатым забором. По воде его, конечно, пустить не додумались, не то Дмитрию пришлось бы притопить весь свой груз. Ничего, обошлось.

Заборчик имел настолько мирный, незамысловатый вид, настолько не соответствовал всему этому парку, ограде, виду здания, что Дмитрий в первую минуту несколько растерялся. Но тут же увидел аккуратные связки досок, штабеля кирпича – и все стало ясно: здание ремонтируется или достраивается.

Обежав «стройучасток», речка норовила забрать влево, в обширный парк. Дмитрий замедлил ход и осмотрелся, благо дно снова понизилось настолько, что он смог стоять.

Дальше ему плыть нет никакого резона. Выбираться из воды нужно здесь, иначе придется долго возвращаться в компании собак, а они вряд ли расположены к мирному сосуществованию с посторонними. Недостроенная часть дворца подходит к воде довольно близко, и, окажись вон тот балкончик чуть ближе к речке, можно было бы забросить «кошку» и взобраться по веревке. Но веревка провиснет над берегом, собаки поднимут шум и успеют вцепиться в него прежде, чем он взберется достаточно высоко. Был бы напарник, который обеспечивал бы натяжение веревки…

Ладно. Оставим это.

В небе потихоньку зарокотало. Даже громыхнуло раза два, но довольно сдержанно, похоже на отдаленные выстрелы. А вот интересно, если Дмитрий выстрелит в особо настырных псов из газового пистолета, звуки смогут сойти за удары грома? Ничего больше не остается, как надеяться на это. А также на то, что никто не отправится с обходом. Почему бы сейчас не выйти какому-нибудь псарю и не созвать псов? Ведь сейчас именно та погода, в какую, по пословице, хороший хозяин собаку из дому не выгонит. А тут вон их сколько шляется по берегу!

Дмитрий осмотрелся и не поверил глазам: собак не было видно. Нет, точно: их нет. Исчезли, словно по мановению волшебной палочки! Возможно, хозяева все же смилостивились над ними и созвали в укрытие? Странно, однако, что Дмитрий не слышал сигнала. Или просто собаки решили сами о себе позаботиться?

Он осторожно выбрался на сушу (хотя это понятие под секущими струями воды, все интенсивнее низвергающейся с неба, казалось весьма относительным), взвалил на спину груз и неторопливо двинулся к стройке, каждую минуту ожидая либо выстрела, либо истошного лая, а потом и прямой атаки. Но все обошлось, и Дмитрий вступил на подобие крылечка, пребывая как бы в некоей растерянности от простоты и легкости свершившегося. Ну что ж, всегда, во всякой обороне есть свое слабое место, и нет на свете неприступных крепостей, подумал себе в утешение, подозрительно оглядываясь, словно ожидая подвоха от этого мокрого, дождливого безлюдья. На самом-то деле, конечно, суть в том, что сейчас душа просила не этих крадущихся шагов, а стремительного бега, яростных ударов, выстрелов… Ему хотелось сокрушить здесь все, не оставив камня на камне («Эх, базуку бы в руку!»), а вместо этого приходилось красться и деликатничать.

Тело немного обсохло, и Дмитрий развязал багаж, оделся. Повесил на плечо сумку, взял ружье и пошел осматривать свою стартовую площадку.

Похоже было, здесь предполагали строить бассейн. На высоте второго этажа, очевидно, собирались устроить нечто вроде галереи, и вот тут Дмитрий и обнаружил не очень маленькую железную дверь в стене. За стеной темнело основное здание, но сколько он ни прижимался ухом к двери, не мог уловить ни единого звука. Скорее всего там какой-нибудь коридор или служебные помещения, в которых в такую пору никого нет: уже за полночь, вряд ли наткнешься на кого-то, разве что у человека бессонница. Ну что ж, значит, этому человеку сильно не повезет в жизни…

Дмитрий опять задействовал гениальный резак и буквально через минуту осторожно прислонил к стене срезанную с петель железную дверь. За ней обнаружилась еще одна, и тоже железная. Ее постигла та же участь, и наконец перед Дмитрием открылся коридор, слабо подсвеченный ночниками.

По полу тянулась дорожка, которая приглушала шаги. Пройдя несколько шагов, Дмитрий вернулся и осторожно поставил на место срезанную дверь, замаскировав таким образом проем. Вовсе ни к чему, чтобы его присутствие сразу бросилось в глаза первому же полуночнику!

И тотчас он увидел этого полуночника. Дверь, мимо которой он проходил, начала открываться. Это произошло настолько неожиданно, что Дмитрий всего-то и успел отпрянуть и прижаться к стене. Однако появившийся оттуда человек был, очевидно, вполне уверен в своей безопасности. Не оглянувшись, он торопливо пошел по коридору и скрылся за узкой дверью на противоположной стороне. Дмитрий успел увидеть, что человек этот – среднего роста, плотный, довольно крепкий, с седеющей, коротко стриженной головой.

Можно последовать за ним и взять «языка». Наверное, это было бы самое разумное, однако Дмитрия как магнитом тянуло заглянуть в комнату, откуда только что вышел незнакомец. Он сам не мог понять, что столь властно движет им, когда осторожно приоткрыл дверь и заглянул в слабо освещенный кабинет. Это, конечно, был рабочий кабинет: книжные полки, огромный стол, компьютер, стеллаж с дисками, вся мебель неудобная и безликая – одно слово, офисная. В дальнем конце распахнута дверь. Дмитрий опять высунулся в коридор – пусто. И решил рискнуть: в два шага проскочил кабинет и осторожно заглянул в ярко освещенную комнату.

И замер в дверях, забыв обо всем, забыв, что там могут оказаться другие люди, охранники, в конце концов, что он обнаруживает себя, подставляет под выстрел.

Он видел сейчас только Лёлю – Лёлю, которая лежала на столе, застеленном белой простыней, и лицо ее по цвету почти не отличалось от этой простыни. Она была одета в какую-то коротенькую рубашонку, а из вены на руке тянулась резиновая трубочка, подсоединенная к колбе. И яркий, кровавый цвет жидкости, наполнявшей колбу, был единственным живым пятном в этой мертвенно-белой комнате.