Текст книги "Твой враг во тьме"

Автор книги: Елена Арсеньева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Лёля. Июль, 1999

Лёля открыла глаза и ощутила, что наконец-то очухалась.

Вот именно! Самое подходящее слово. Потому что во время прошлого пробуждения, когда в голову лезла всякая спокойная чепуха про выкуп, куриный бульон и даже подхихикиванья насчет гарема, она, конечно, еще ничего толком не соображала. Теперь ясность мысли наконец вернулась… Интересно, почему? Кончилось действие тех трех уколов? Или оттого, что она не стала пить несомненно целебный хлористый кальций?

Ладно. У задачки, которая перед нею поставлена, условие очень простое. Дано: похищение. Требуется: исчезновение. Или побег.

Лёля осторожно встала с кровати, растопырив руки, чтобы ничего не задеть: вокруг царила темнота.

Надо сориентироваться. Вроде бы дверь справа от кровати… А где теперь кровать? Лёля отошла от нее и сразу потеряла ориентировку.

И тут ее посетила мысль, которая изрядно испортила настроение. Она ведь совершенно голая! Потрогала себя – и убедилась, что мысль верна. Выбираться неизвестно откуда неизвестно куда, еще в таком виде… Не лучше ли вернуться в кровать – та ведь никуда не сбежала, где-то стоит себе, – закутаться простыней и попытаться снова заснуть, положившись на судьбу и на божье милосердие?

«Всяк про себя, один бог про всех, что означает: нас много, а бог один», – всплыли в памяти мамины слова. Правильно! Может быть, господь сейчас занят, ему не до глупенькой грешницы, которая так доверчиво влезла в умело расставленную ловушку. Во всей этой истории хорошо только одно: что предатель Мордюков врал насчет нового папиного приступа. Но если Лёле не удастся как можно скорее вернуться домой, приступ отцу гарантирован, а то и что-нибудь похуже.

Значит, хочешь не хочешь, надо отсюда сваливать. Отыскать кровать и завернуться в простынку Лёля еще успеет. В том случае, если не найдет ничего из одежды… Но вроде бы здесь, у стены, она в прошлый раз видела платяной шкаф…

Изо всех сил тараща глаза и пытаясь убедить себя, что они начинают привыкать к темноте, Лёля двинулась вперед – и едва не всхлипнула от радости, когда коснулась прохладной, гладкой поверхности. Это полированный бок шкафа!

Слава богу! Может быть, творец все-таки разглядел несчастную грешницу в общечеловеческой сутолоке и почувствовал в неизреченной мудрости своей, что она искренне кается во всем, во всем, чего только не содеяла?

Однако мало найти шкаф – его ведь не наденешь на себя. Лёля ощупью нашла дверцу, открыла ее и начала слепо водить руками внутри. Плечики были пусты, зато внизу Лёля нашарила кучку небрежно брошенных вещей. По легкому запаху духов, а главное, по тому ощущению теплоты, которое ее вдруг охватило, узнала свои джинсы и майку. О, какое счастье! И кроссовки здесь. Нет, но какое свинство – побросать все вот так, вперемешку!

А вот белья почему-то найти не удалось, сколько ни шарила. Пришлось все натягивать на голое тело. Ладно, переживет. Спасибо хоть носки оказались засунутыми в кроссовки, потому что во всяком пути главное – ноги, а Лёля не сомневалась, что путь ей предстоит долгий. С кровавыми же мозолями далеко не уйдешь!

Теперь Лёля примерно представляла, где находится дверь, но медлила идти в ту сторону. Раздирала пальцами спутанные волосы и заплетала в две тугих косы. Размышляла.

Дверь наверняка заперта. И что тогда делать? Окон здесь нет.

Мгновенно в памяти вспыхнула картина, как она подстерегает за дверью охранника, который утром придет проверить узницу, метко обрушивает на его голову стул и выскальзывает в коридор…

Только ведь охранник может прийти не один. И вообще – стульев здесь вроде бы нет, только два красивых кресла, тяжелые даже на вид.

И все-таки сначала надо проверить дверь. Предварительно хорошо бы ее вообще найти…

Дверь нашлась довольно просто, но что в том проку? Она действительно была заперта!

Лёля бессильно привалилась к стенке. Ну, что теперь? Потренироваться в поднятии тяжестей? В смысле – кресел? Или пошарить еще в шкафу, потом в комоде – не найдется ли чего-то, чем можно стукнуть грядущего охранника? Интересно, убрали уже передвижной столик с едой? Уж с ним-то Лёля справилась бы…

Надо поискать какое-то оружие, надо. Время пока есть, за дверью полная тишина…

Нет. Уже не тишина!

Сердце вдруг скакнуло, и Лёля ощутила, как тело покрылось ледяным потом.

Шаги! По коридору кто-то шел!

Вернее, крался.

Лёля уловила легкий шелест только потому, что вслушивалась в тишину всем своим существом. Кто-то подбирается к двери, стараясь остаться незамеченным. Зачем? Чтобы освободить пленницу? На миг воображение услужливо нарисовало высоченную фигуру, высветило в кромешной тьме четко очерченный профиль с ямочкой на подбородке; блеснули холодноватые глаза…

О да, конечно! Держи карман шире! Забыть об этом как можно скорее, не засорять себе голову романтической чепухой! Спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

Хорошо. Но кто идет по коридору? Доктор решил проверить, как здоровье похищенной? Скажите, какая заботливость среди ночи! И зачем бы ему красться, он в этом непонятном месте явно не последнее лицо, вправе расхаживать с гиком и топаньем. Или у него другие планы? Например, опять одолела похоть, вот он и решил под покровом ночи…

Лёля напряглась, влипла в стену. Нет смысла гадать – дверь уже приоткрывается. Однако никакого скрежета ключа в замочной скважине не слышно. Возможно, есть какая-то секретная кнопка…

Лёля перестала дышать. Слабая полоска света легла на пол. Ночной посетитель сделал шаг в комнату и теперь стоял скрытый дверью, очевидно, всматриваясь во мрак.

О идиотка! Надо было свернуть на постели какое-то подобие человеческого тела! Даже при этом тусклом освещении видно, что кровать пуста!

Значит, нельзя допустить, чтобы кто-то успел увидеть это.

Лёля с силой рванула на себя дверь, так что человека, который стоял, придерживаясь за нее, зашвырнуло в комнату. Он свалился на пол с тонким возмущенным писком. Лёля мельком глянула на копошащуюся на полу фигуру – и вылетела в коридор, таща на себя створку. Щелчок! Дверь закрылась!

Лёля полетела по длинному, скупо освещенному коридору.

У нее не было особого выбора – направо бежать или налево, а то и прямо. Дверь ее находилась в тупичке, как раз в конце коридора. По обе стороны изредка мелькали такие же двери сейфового типа с «глазками», но пока что ни одна из них не распахивалась, никто оттуда не выскакивал, не кричал: «Лови, держи!» Что характерно, кругом царила тишина, и там, откуда вырвалась Лёля, тоже было тихо-тихо: ни звука, ни крика. Может быть, это существо, кем бы они ни было, оглушено падением? Лёля с ужасом вспоминала мохнатое туловище, коричневую ушастую голову… Медвежонок, который стоял на задних лапах, упершись передними в дверь? Который смог справиться с секретным замком?

Ее заколотило. Какой-то урод, чудовище! Откуда оно здесь? А может быть, это и есть загадочный Хозяин и Лёлю привезли сюда для его развлечения?

Или… Любимый «Солярис» возник в памяти. Призраки, созданные больной совестью… И то, что явилось сегодня Лёле, могло быть порождением ее совести, не забывшей о том существе, которое она убила… позволила убить, какая разница?

Она чуть не завопила от брезгливости и ужаса и сдержалась только потому, что внезапно оказалась стоящей на лестничной площадке. Ступеньки плавным изгибом уходили вниз, выше была только крыша, в смысле гладкий потолок без намека на чердачный лаз, но на площадке имелось окно, и Лёля, как ни липла мягкая, влажная, ледяная лапа ужаса к спине, все-таки задержалась, чтобы в это окно глянуть.

Оно было довольно высоким, но узким, вдобавок глубоко утопленным в стену, и все, что Лёля смогла разглядеть внизу, был высокий деревянный забор.

Это ее немного успокоило, потому что буйное воображение уже нарисовало каменную стену, усыпанную поверху битым стеклом, или вовсе плетень колючей проволоки, по которой, конечно, еще и ток пропущен. А этот тесовый забор… Не бывает дощатых заборов, в которых не расшаталась бы хоть одна дощечка! А вдали, может быть в километре, а то и меньше, Лёля при свете полной луны увидела аккуратную россыпь низеньких домиков по берегу неширокой речки.

Деревня, поселок, люди! Другие люди! Не доктор, не Асан, не мохнатый урод, который копошится на полу! Надо пробираться в деревню, там-то Лёля найдет приют, защиту, помощь! А эта река…

Не Волга, конечно, слишком узкая. Приток какой-нибудь. Только чего?.. Неизвестно ведь, куда ее завезли. Ладно, даже если придется рассчитывать только на себя на вражеской территории, эта река выведет ее куда-нибудь – может, и к спасению.

Но все это будет еще не скоро. Пока задача – выбраться из дома.

Странно – за спиной по-прежнему тихо.

Лёля торопливо начала спускаться, стараясь идти как можно осторожнее. Но все-таки казалось, кроссовки колотят по ступенькам просто-таки неприлично громко! И если внизу кто-то есть, охрана какая-нибудь…

Лёля замерла, вцепившись в перила и изумленно озирая открывшийся взгляду холл. Даже в лунном свете, проникавшем сквозь высокие французские окна, видно было его разительное отличие от унылого коридора второго этажа. Мягко поблескивала полировка мебели, мерцала обивка, серебрились ковры, сверкали вазы, полные цветов. Пахло сладко, крепко – розами. На стенах во множестве – неразличимые темные квадраты. Да ведь это картины!

Лёле вдруг стало легче на душе, будто привет из дома получила. Когда вернется, больше маме слова поперек не скажет, пусть хоть весь потолок обобьет картинами! Если вернется…

Она ринулась к окну, радуясь, что ковер глушит шаги. Отсюда открывался совсем другой вид. Темная, неразличимая масса деревьев. Лес, так близко подступивший к дому? Нет, пожалуй, парк. Старый-престарый парк, словно в каком-нибудь дворянском гнезде.

Лёля огляделась. Вон дверь. Интересно знать, она тоже открывается только снаружи? Но если поднапрячься, можно вспомнить, что ни Асан, ни доктор, выходя из Лёлиной «темницы», тоже не лязгали засовали и не клацали замками. Может быть, есть какой-нибудь совсем простой способ: например, дверь реагирует на тепло ладони, на движение. Лёля отогнала от себя вопрос, почему в таком случае ее ночной гость до сих пор не выбрался из комнаты. Может быть, и правда оглушен. Или вообще решил там навеки поселиться, нравятся ему, к примеру, темницы, покинутые узниками, извращенец он! Такое страхолюдное существо не может не быть извращенцем.

Кстати, здесь наверняка окажутся другие – если и не извращенцы, то обычные охранники, уж наверное. Окружающая тишина несколько расслабила Лёлю. Пора и об оружии позаботиться.

Она огляделась, сразу отбросив мысль о стульях и вазах. Вроде бы вон там камин? А около камина не может не быть чего-нибудь типа кочерги для углей.

Там оказался целый набор – с совочками, скребками, метелочками. Была и кочерга – вернее, легонькая, субтильная кочережка, – однако Лёле стало поспокойнее, когда сжала ее деревянную рукоятку. Вот теперь – к двери.

Дверь по стилю выбивалась из окружающей роскоши. Здесь должно находиться что-то палисандровое или хотя бы дубовое, филенчатое, а на самом деле – гладкий холодный металл с неизбежным «глазком» и какой-то темной коробочкой, приляпанной там, где у нормальных дверей ручка.

Лёля помахала перед коробочкой, потом приложила к ней ладонь, подергала, пытаясь повернуть… Как же, угрюмо кивнула она себе, это была бы просто клиника – столько удач подряд! Неужели придется крушить окно? Тогда уж точно шума не избежать. Надо сначала проверить – может, окно заперто не столь хитроумно, может, там есть какие-нибудь примитивные, вульгарные шпингалеты? Лёля шагнула к окну – и мороз пробрал по коже, когда уловила за спиной какое-то движение.

Обернулась…

Дверь была открыта, лунный свет пятнал белые колонны крыльца, играл на лужайке перед домом, опалово дробился в бассейне большого, мерно шелестящего фонтана.

Лёля вылетела из холла, как пуля, и дверь мягко, почти неслышно захлопнулась за ее спиной.

Самурай. Лето, 1997

Сыновья Семибратова, погодки Санька и Костик, одному шесть, другому пять, похвастались пацанам с соседней улицы, что в гараже у них стоит папкина машина.

– Врете, – заявил пацан по имени Славик.

Семья Славика купила дом на Земляничной всего месяц назад, поэтому Санька еще не очень хорошо познакомился с наглым новичком, бывшим на два года его старше.

– Врете, у вас ни машины нет, ни папки. Моя мамка говорила, ездил к вашей какой-то хахаль, а теперь отстал. Она семью чужую разбивает, а вас вообще от разных мужиков родила.

Мишка Шерстобитов, сосед Славика, оскорбительно захохотал.

Костик заплакал, хотя не понял и половины. Санька смотрел на обидчика, вытаращив от изумления глаза.

Как это – нету папки? А кто на каждый Санькин и Костин день рождения подарки привозит? Ради кого мама наряжается, и поет, и на крылечко выбегает – ждать? Про кого бабуля непрестанно ворчит:

– Загубила ты, Аська, свою жизнь, в сенях вон крыша течет, а твой-то где? Был бы мужик как мужик, сидел бы дома, а то знай в своей Москве вершки сшибает!

Как это – нету папки?!

– Нету, нету! – с видом превосходства повторил Славик. – Ни папки, ни машины!

Мишка снова захохотал.

И тут Саньку осенило:

– Хочешь, докажу?

– Как?

– Пошли в гараж!

Гараж стоял не рядом с домом, а через улицу, среди десятка других таких же невзрачных железяк. Ключи висели на веранде – Санька знал где. Велев мальчишкам подождать, он прошмыгнул на веранду и снял ключи.

– Санька, ты чего тут? – выглянула мама.

Санька успел сунуть ключи в карман и сказал почти правду:

– Мам, мы со Славкой и Костиком пойдем за гаражи поиграем.

Это было обычное дело – там, за гаражами, свалили горой несколько самосвалов отличного песку. Теперь на этой горе играла вся округа, избороздив песок траншеями и настроив диковинных дворцов.

Мама вздохнула – наверное, вспомнив, какими братцы обычно приходят с горы и сколько времени приходится выбивать песок из их кроссовок. Но вдруг побледнела, зажала рот рукой и, буркнув что-то невнятное, убежала.

Санька решил истолковать ее слова как согласие и пошел за калитку, думая о том, что мама в последнее время что-то все время болеет, а бабуля еще больше ворчит:

– Ну да, еще третьего крикуна тебе не хватало! Вот как однажды бросит тебя твой-то голубь залетный, что с ними делать со всеми будешь? А из роддома тебя опять кто – подружка Галина забирать будет?

Все это было не очень понятно, а потому Санька быстро обо всем забыл.

Когда он вышел на улицу, Мишки рядом с остальными не было.

– Да его обедать позвали, – сказал Славик. – Он и убежал.

Санька понял: Мишке просто стало стыдно, что поддакивал новичку. Уж он-то отлично знал: есть у Семибратовых машина! Как-то раз папка даже катал и Мишку Шерстобитова, и сестренку его Наташку, и других пацанов. А Славика не катал – потому что Славик тогда не жил на Земляничной улице.

Мальчишки добежали до гаражей, нашли дверь с номером 11 и начали возиться с замком. Но не тут-то было! Даже Славик, бывший ростом повыше остальных, не доставал до скважины.

Мимо шел сосед Николай Васильевич, как всегда, заплетая ногами и прижимая покрепче карман, в котором весело плескалась начатая бутылка.

– Вы чего тут делаете, пацаны? – шумнул как бы сердито.

Санька и Костик испуганно схватились за руки, но Славик не растерялся:

– Да вот их бабуля послала из гаража гаечный ключ принести, а мы дверь открыть не можем.

– Га-еч-ный ключ, – с восторгом повторил малыш Костик, который любил всякие незнакомые слова.

– Ну, коли бабушка послала… – Николай Васильевич улыбнулся и после некоторых усилий открыл пацанам дверь.

Заглянул в гаражную темноту, полюбовался очертаниями темно-серой «Волги», бросил было завистливо: «Живут же люди!» – но тут же вспомнил, что с этой радостью надо возиться круглые сутки, на одном бензине разоришься, а если поедешь куда-то в гости, то сиди как дурак, когда все кругом пьют от пуза. Махнул рукой и заспешил дальше, на берег оврага, где его под осинками уже поджидали дружки.

– Ну, видал? – солидно спросил Санька, входя в гараж и по-хозяйски поглаживая гладкий, прохладный бок автомобиля. – А раз машина есть, значит, и папка есть!

– Скажешь, ваша машина? – заносчиво пробормотал недоверчивый Славик. – Тогда давайте залезем туда, если ваша!

Соединенными усилиями открыли дверцу, забрались на переднее сиденье и долго, совершенно забыв о времени, до блаженного изнеможения рулили, давили на все педали и щелкали всеми кнопочками, какие только могли найти. Славик хотел подудеть, но сигнал в полной темноте гаража звучал до того странно, что всем стало жутковато.

– А «дворники»-то сломанные! – закричал вдруг Славик торжествующе. – И вся машина сломанная! Мы рулим, а она не едет. И «дворники» не шевелятся!

Костик захныкал от обиды, но Санька посмотрел на старшего дружка как на дурачка:

– Ты что? Как же она может ехать, если мотор не включен? Его завести надо, только я не знаю, где ключи.

– Ключи за-жи-га-ния, – по слогам, важно сказал Костик.

– Да, – согласился Санька. – Когда ключи в машине что-то зажигают, она делается вся такая тепленькая-тепленькая! Она нагревается, как телевизор, и все в ней начинает работать.

– Нагревается? – задумался Славик. – Так давайте ее нагреем!

В это время дверь в гараж открылась, и мальчишки, не сговариваясь, пригнулись… Сосед Николай Васильевич, возвращавшийся домой, обратил внимание, что ключ в замке так и торчит.

«Вот же пацанва! – сердито подумал он. – Убежали, а дверь запереть? В наше время пооставляй-ка так гаражи! Чего доброго, угонят «волжанку»!»

На всякий случай он заглянул в пахнущую бензином тьму, но никого не увидел. Конечно, убежали.

Николай Васильевич не без усилий запер дверь и побрел домой. Он хотел по пути занести ключ Асе Семибратовой, но для этого пришлось бы пройти мимо собственного крыльца. А на крыльце стояла его, Николая Васильевича, родная жена, которая первым делом спросила, где стиральный порошок. И только тут Николай Васильевич вспомнил, почему ему удалось так запросто сбежать нынче из дому. Его же послали в «Хозяйственный», за порошком! Вот же бес оплел – забыл, забыл начисто!

– А у меня стирка стоит! – кричала жена. – А ты там под забором пьешь!

Не говоря ни слова, Николай Васильевич развернулся и на рысях понесся на соседнюю улицу, к «Хозяйственному». Пришел он аж за пять минут до начала перерыва, но Валюха, продавщица, уже навешивала на дверь замок.

– У тебя часы отстают, – нахально сказала она. – После обеда приходи.

Уперлась – и ни в какую, зараза!

Как ни улещал ее Николай Васильевич, Валюха отмахнулась и начала спускаться с крыльца. И вдруг как рвануло что-то, как грохнуло – Валюха оступилась да и села на ступеньки, схватившись от ужаса за щеки.

Николай Васильевич обернулся – о господи! Над гаражами взмыл черно-красный клуб огня и дыма…

Потом уж, много позже, следователь сказал: мальчишки развели огонь в салоне автомобиля. Зачем? Почему? Где взяли спички? Этого никто не знал. А бак был заправлен, да и бензин, похоже, подтекал где-то. Вспыхнуло мгновенно. Перепуганные мальчишки, пытаясь сбить пламя с одежды, еще успели добежать до дверей гаража, но двери были заперты. Тут и рвануло.

Ася не знала, где дети, когда бежала к гаражам. Услышала, крикнул кто-то: «Гаражи горят!» – ну и кинулась со всех ног, в домашних тапочках, как была. По пути надо было спускаться по лестничке с деревянными, покосившимися ступеньками. Ася запуталась в расшлепанных тапочках, оступилась – и упала с лестницы. И тут же ей стало не до «Волги»: боль пронзила тело. Ася попыталась вскочить, но скорчилась на тротуаре, обхватив руками живот.

Соседка Галина, кинувшаяся на пожар вместе с ней, сгоряча пробежала несколько шагов, потом вернулась.

– Ты что? – спросила испуганно. – Ногу подвернула?

Ася покачала головой, еле переводя дыхание от внезапно подступившей тошноты.

– «Скорую»… – выдавила она, стискивая зубы. – Как бы не было выкидыша…

На исходе был четвертый месяц беременности, и докторша в консультации не больно-то обнадеживала, что удастся выносить ребенка.

– Вы же помните, какой был токсикоз, как рожали в последний раз? – сказала угрюмо. – Или уж ложитесь давайте на сохранение, или… честное слово, вам бы лучше аборт сделать!

Ася тогда только улыбнулась. Она уже не помнила, как тяжело носила и рожала Костика: помнила только, какое это было счастье – увидеть его родившимся. И никакого аборта она делать не собиралась: а вдруг будет девочка? Николай так хотел дочку – и чтоб вылитая Ася. Сама-то Ася твердо знала: дочка должна быть похожа на отца, тогда будет счастливая. Сыновья – на мать, дочка – на отца. Она пока не говорила мужу, что беременна. Решила подождать: если до трех месяцев доходит и не выкинет – тогда скажет. И вот уже почти четыре проходила, можно бы и Николая обрадовать, а тут такое… Хоть бы «Волгу» не тронуло!

– Галя, если меня в больницу заберут, ты посмотри за мамой, за мальчишками, – пробормотала она, чувствуя, как кровь пошла, пошла из нее толчками, – и заплакала от обиды на судьбу. – Галя, а вдруг это девочка? Вдруг я девочку потеряю?

Она не знала, что двоих своих детей уже потеряла, – думала только об этой третьей, нерожденной…

– «Скорую»! – в панике закричала соседка пробегавшим мимо мужикам, которые неслись на пожар сломя голову, не обращая внимания на двух скорчившихся на обочине женщин.

– Вызвали уже! – крикнул один из них, не оборачиваясь.

Потом, вспоминая все это, он скажет: подумал, что женщина перепутала, что она имела в виду «пожарную» – ведь горело как!

– Ася, ты погоди, погоди, – пробормотала Галина и долго еще твердила что-то примолкшей подруге, пока не поняла: та без сознания.

«Скорая» все не ехала. А под Асей натекала и натекала кровь. Кругом собрались женщины, давали разные советы, кто-то пытался остановить мужиков, бегавших туда-сюда… «Скорая» появилась наконец – ее вызвали пожарные, обнаружившие к тому времени трупы детей… Им уже не нужна была помощь. И к Асе она опоздала: пока довезли, пока лежала в коридоре, пока вызвали бригаду реаниматоров, которые воспользовались затишьем в больнице, воскресным днем – и собрались отметить день рождения анестезиолога, пока осматривали беспамятную женщину…

Она умерла от потери крови.

Галина уже вечером дозвонилась в больницу – ей все и сказали. С несколькими соседками она долго стояла перед зеленым домиком, в котором оставалась прикованная к постели Асина мать. Ни у кого не хватило смелости пойти и сказать, что случилось с ее дочкой и внуками. Она еще ничего не знала.

Наконец решились-таки – вошли в дом. И первое, что увидели, – мертвую Марию Гавриловну, в нелепой позе лежавшую у подножия лестнички, которая вела из мезонина. Она уже и закоченела.

Потом – опять же потом! – гадали, как было дело. Наверное, Мария Гавриловна тоже услышала про пожар, а вернее, увидела сверху пылающий гараж. Ее потому и поселяли на лето в мезонине, чтобы могла видеть всю округу из окошка и не скучала. Видна ей была и та лестничка, на которой оступилась Ася. А зрение у матери было отменное – не по годам. Может быть, она поняла, что с дочерью несчастье случилось… А может быть, сорвало с места предчувствие беды: ни дочь, ни внуки не появлялись уже много часов. Решила хоть ползком выбраться на улицу, да скатилась с лестницы и сломала шею.