Текст книги "Катынь. Ложь, ставшая историей"

Автор книги: Елена Прудникова

Соавторы: Иван Чигирин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Часть 2
Синдром «Восьми Воеводств»

…После победы, при великой славе и работе рабов – мощное государство и расширение границ; мы не только в Европе стали бы могущественнее других народов, но наше имя сделалось бы грозным для Азии… А выше всего – расширение и соединение католической церкви и приобретение такого количества душ для Господа Бога.

Станислав Немоевский, польский дипломат. 1607 г.

 
Быть может, и не лукавит
Седой монах,
Но пришлый не будет править
В родных стенах!
Вы все, болея за Веру,
Пришли с Крестом.
А мы – воюем за вербу,
Что за мостом.
 

Алькор. Тулуза

Было ли разбившееся под Смоленском правительство Качиньского осведомлено обо всех этих обстоятельствах? А как же! По крайней мере им никто не мешал это сделать, если они хотели знать правду, только правду и ничего, кроме правды.

Другой вопрос, что едва ли истина имеет хоть малейшее отношение к поведению польского руководства – как при Сикорском, так и при Качиньском. Всем правит расчёт – не всегда умный, но это уж кому как повезёт с интеллектом и со спонсором. Господа с Запада любят чужими руками жар загребать – но и платят неплохо…

Впрочем, говорить о порядочности и совести в международных отношениях изначально не приходится. Однако и в этой области есть свои понятия. Например, когда несколько стран объединяются против общего врага, то на это время любые публичные счёты и разборки замораживаются. Вот самый близкий пример: как бы британцы ни относились к СССР, но враждебные выпады они позволили себе лишь после окончания Второй мировой войны.

Поляки же повели себя с запредельным, обескураживающим цинизмом, превосходившим, пожалуй, даже цинизм Геббельса: министр пропаганды Третьего Рейха позволял себе «маленькие шалости» только по отношению к врагам. У такого поведения, конечно же, есть причины, и не только в национальном характере – хотя и в национальном характере тоже. Возможно, именно особенности менталитета польской элиты объясняют тот непонятный факт, что в СССР офицеров польской армии продолжали держать в лагерях и после окончания германо-польской войны, хотя формально их могли бы и освободить. Ситуация там сложилась весьма двусмысленная… Впрочем, давайте по порядку.

Глава 6
Почему рассердился Сталин

– У тебя организм нормально реагирует на укус осы?

– Нет, он начинает ругаться матом.

Анекдот

Первыми на сообщение немецкого радио о Катыни откликнулись наши – и это закономерно: всё-таки немцы наезжали на советское правительство, а в Кремле точно знали, что оное правительство делало и чего оно не делало, Да и о беспределе, творившемся на оккупированных территориях, у нас было известно ещё с 1941 года. Так что для советского руководства это была задачка с одним неизвестным.

Вторыми, 16 апреля, откликнулись лондонские поляки – эмигрантское правительство Сикорского. Именно этим днём датировано коммюнике министра национальной обороны Мариана Кукеля. На следующий день, 17 апреля, последовало заявление польского правительства в изгнании и обращение к Международному Красному Кресту с просьбой расследовать дело о катынских трупах. А 25 апреля отношения СССР с эмигрантским правительством Польши были разорваны. Как Рузвельт, так и Черчилль пытались «успокоить» Сталина, но из этого ничего не вышло.

Почему такая неадекватная реакция – ведь от поляков поступила всего лишь просьба о расследовании?

И была ли эта реакция неадекватной?

К вопросу о количестве неизвестных

Коммюнике польского министра обороны обозначено в советском переводе немецкого «официального материала», где приводятся выдержки из него, словом «донос». Что-то в этом есть. Именно данный документ снабдил немцев ценными сведениями из области советско-польских отношений – не то чтобы секретных, но не подлежащих оглашению перед немцами – эти сведения помогли им сформулировать свою версию. Собственно, факты, полученные немцами от польских эмигрантов, – единственные непротиворечивые данные, имеющиеся в «официальном материале».

Итак, что же там говорится? И есть ли что-то такое, что могло всерьёз рассердить советское правительство?

Из коммюнике министра национальной обороны польского правительства в изгнании Кукеля. 16 апреля 1943 г.

«17 сентября 1940 года официальный орган Красной Армии, „Красная Звезда“, заявил, что во время боёв, имевших место после 17 сентября 1939 г., советской стороной была захвачена 181 тысяча польских военнопленных. Из них 10 тысяч были офицерами регулярной армии и запаса.

Согласно информации, которой обладает польское правительство, в СССР в ноябре 1939 г. были сформированы три лагеря польских военнопленных: 1) в Козельске, восточнее Смоленска, 2) в Старобельске, около Харькова и 3) в Осташкове, около Калинина, где концентрировались части военной полиции.

В начале 1940 г. администрация всех трёх лагерей информировала заключённых, что лагеря собираются расформировать, что военнопленным позволят вернуться к семьям и что якобы с этой целью были составлены списки мест, куда отдельные военнопленные могли вернуться после освобождения.

В это время в лагерях содержалось: 1) в Козельске – около 5000, из которых 4500 были офицерами; 2) в Старобельске – около 3970, в числе которых было 100 гражданских лиц, остальные были офицерами, причём некоторые военно-медицинской службы; 3) в Осташкове – около 6570, из которых 380 человек были офицерами» [31]31
  Катынь. Март 1940 г. – сентябрь 2000 г. Расстрел. Судьбы живых. Эхо Катыни. Документы. М., 2001. С. 449.


[Закрыть].

Уже по этим первым абзацам возникают вопросы. Например, каким образом 181 тысяча пленных превратилась в 16,5 тысячи? Куда делись остальные? Или каким образом можно было «позволить военнопленным вернуться к семьям», если то самое правительство Сикорского, которое оплакивало польских офицеров в своих документах, ещё осенью 1939 года заявляло, что находится в состоянии войны с СССР, тем самым препятствуя их освобождению? Чтобы распустить польских пленных по домам, Советский Союз должен был просто плюнуть на существование лондонского правительства – надо ли говорить, что с такой постановкой вопроса оно было категорически не согласно…

«5 апреля 1940 г. было начато расформирование лагерей, и группы людей от 60 до 300 человек каждые несколько дней перемещались из них до середины мая. Из Козельска их отсылали в направлении Смоленска. И только 400 человек из всех трёх лагерей были переведены в июне 1940 г. в Грязовец, в Вологодскую область.

Когда после заключения польско-советского договора 30 июля 1941 г. и подписания военного соглашения 14 августа того же года, польское правительство приступило к формированию в СССР польской армии, то ожидалось, что военнопленные из упомянутых выше лагерей сформируют младшие и старшие офицерские кадры в формирующейся армии. В конце августа 1941 г. группа польских офицеров из Грязовца прибыла в Бузулук, чтобы присоединиться к польским частям; однако не появился ни один офицер из депортированных в других направлениях из Козельска, Старобельска и Осташкова. В целом, следовательно, пропало около 8000 офицеров, не считая других 7000 полицейских, солдат и гражданских лиц, находившихся в этих лагерях, когда их расформировывали ( а откуда известно, что эти солдаты не появились? И потом, разве полицейские и гражданские обязательно должны были вступить в польскую армию? – Авт.).

Посол Кот и генерал Андерс, обеспокоенные таким положением дел, обратились к компетентным советским органам с просьбой выяснить и сообщить о судьбе польских офицеров из вышеупомянутых лагерей.

В беседе с господином Вышинским, народным комиссаром иностранных дел [32]32
  На самом деле Вышинский в то время был заместителем наркома.


[Закрыть], посол Кот 6 октября 1941 г. спросил, что случилось с пропавшими офицерами. Господин Вышинский ответил, что все военнопленные были освобождены из лагерей и, следовательно, в настоящее время свободны.

В октябре и ноябре в беседах с премьером Сталиным, господами Молотовым и Вышинским посол время от времени возвращался к вопросу о военнопленных и настаивал на предоставлении ему списков, которые велись советским правительством тщательно и детально».

Обратите внимание: господин Кукель не говорит, что ответили на запрос посла Сталин и Молотов, а также какой ответ был получен из «компетентных органов». Интересно, почему?

Естественно, списки им бы никто не предоставил. Польское правительство, даже помирившись с советским, любовью к нему не прониклось. Какие отношения между ними были до 22 июня, иллюстрирует вскользь брошенная советским вождём фраза на встрече с послом эмигрантского правительства Котом 18 ноября 1941 года.

«Тов. Сталин заявляет, что мы освободили всех поляков, даже тех, которые в качестве агентов Сикорского прибывали в СССР взрывать мосты и убивать советских людей».

Клевета, говорите? Однако посол отнюдь не отрицал эту клевету и лишь смущённо заметил, что

«…эти люди являются наиболее надёжными, и в данной обстановке на них тов. Сталин может больше всего рассчитывать».

Никто не смог бы предсказать, в какую сторону в следующий момент времени снесёт польское правительство. Кроме прочего, оно было тесно связано с британскими властями и, следовательно, с британской разведкой. Не говоря уже о том, что Гитлеру по наследству досталась изрядная часть мощной польской разведки, работники которой были связаны тысячами нитей с польскими эмигрантами. Нет, списков полякам никто бы не дал – облегчать работу вербовщикам иностранных спецслужб наше правительство не собиралось. Кто изъявит желание вступить в польскую армию – тот и изъявит, а остальные самим пригодятся.

Но списки списками – а Сталин и Молотов должны были как-то отреагировать на вопрос посла. Между тем об их реакции или отсутствии таковой в коммюнике не говорится ни слова.

Что касается «компетентных органов» – здесь та же история. Не ответить на письменный запрос, тем более из дипломатических кругов, они не могли. Что было в ответе из НКВД? Отписка? Тогда почему г-н Кукель её не приводит? Или там честно было сказано, что эти люди пропали без вести летом 1941 года в районе Смоленска? Тогда в чём причина обращения к Международному Красному Кресту? Ведь это только в специфическом катынском пространстве Германия и СССР были равно подозрительны по части геноцида, а в реальном мире практику геноцида по отношению к полякам проводила только одна сторона.

«3 декабря 1941 г. во время своего визита в Москву премьер-министр Сикорский в беседе с премьером Сталиным также сделал акцент на необходимости освобождения всех польских военнопленных и, не получив списки с ними от советских властей, вручил по этому поводу премьеру Сталину предварительный список из 3845 офицеров, который успели составить содержавшиеся вместе с ними военнопленные. Премьер Сталин заверил генерала Сикорского, что указ об амнистии носил всеобъемлющий характер, что он распространялся как на военных, так и на гражданских лиц, и что советское правительство освободило всех польских офицеров.

18 марта 1942 г. генерал Андерс вручил премьеру Сталину дополнительный список на 800 польских офицеров. Тем не менее, ни один из упомянутых офицеров не вернулся в польскую армию.

Ни польское правительство, ни польское консульство в Куйбышеве никогда не получало ответа о приблизительном местонахождении пропавших офицеров и других заключённых, которых депортировали из трёх упомянутых выше лагерей».

Кукель говорит правду: сообщить даже о приблизительном местонахождениипропавших офицеров советское правительство не могло, поскольку сведений таких не имело. Их просто не было нигде – ни в наших лагерях, ни в немецких. А потом их нашли мёртвыми на территории, занятой немцами, которые вот уже три с половиной года упражнялись в геноциде «расово неполноценных».

И какой же вывод делает из этого господин министр?

«Мы привыкли ко лжи германской пропаганды и понимаем цель её последних разоблачений. Однако ввиду обильной и детальной германской информации касательно обнаружения тел многих тысяч польских офицеров под Смоленском и категоричного утверждения, что они были убиты советскими властями весной 1940 г., возникла необходимость расследования обнаруженных массовых захоронений компетентным международным органом, таким, как Международный Красный Крест. Таким образом, польское правительство обратилось к Красному Кресту, чтобы он направил делегацию туда, где, как считается, были казнены польские военнопленные».

Говоря простым языком, тут сказано следующее: мы знаем, что Геббельс лжец, понимаем, что немцам надо отмазаться от массовых убийств тысяч людей, но поскольку они кричат очень громко и уверенно – то, может быть, это всё же русские, а?

Как видим, для поляков это была задачка с двумя неизвестными.

Сталин и поляки

Давайте займёмся теперь привычным и скучным делом – проверкой. Встречи Сталина и его разговоры дотошно записывались. Что там конкретно говорилось о пленных поляках?

Из записи встречи Сталина с послом польского эмигрантского правительства Котом. 14 ноября 1941 г.

«Посол просит исполнить текстуально указ об амнистии, автором которого является тов. Сталин, и освободить тех из поляков, кто ещё не освобождён. Не освобождены, главным образом, офицеры, а они необходимы для польских войск…

Тов. Сталин отвечает, что он разберёт это дело. Может быть, с этими офицерами произошёл такой же случай, как с бывшим комендантом Львова генералом Ландвером. Ещё недавно этот генерал приезжал в Москву, ему предлагали освободить его с тем, чтобы он жил в СССР. Он же исчез и, как оказалось, перешёл советскую границу и ушёл в Румынию. Тов. Сталин просит дать ему список поляков, которые, по мнению посла, ещё не освобождены.

Кот отвечает, что он дал уже тов. Вышинскому небольшой список Подробные списки есть у комендантов лагерей в Старобельске, Осташкове и Козельске, где находились польские офицеры…» [33]33
  РГАСПИ. Ф. 558, Oп. 11 ед. хр. 354.


[Закрыть]

После этого, а может быть, и перед этим, получив от Вышинского первый список, Сталин должен был дать НКВД поручение – предоставить информацию о поляках, находившихся в СССР. Известно, что такая справка была ему предоставлена 3 декабря 1941 года, а была ли она первой, второй или пятой – неясно. Но 3 декабря от начальника Управления по делам военнопленных Сопруненко на имя начальника 2-го отдела ГУГБ Федотова по ВЧ передаётся справка, где совершенно точно указано, сколько было военнопленных (кстати, не 181 тысяча, а 130 тысяч человек) и куда они делись. Пунктом пятым там идёт:

«…отправлено в распоряжение УНКВД в апреле-мае 1940 г. через 1-й спецотдел 15 131 чел».

К записке приложены три справки – по Козельскому, Старобельскому и Осташковскому лагерям. Учитывая, что в тот же день состоялась встреча Сталина с послом и командиром польской армии генералом Андерсом, ясно, для чего предназначалась информация.

Из записи разговора Сталина с Котом и Андерсом. 3 декабря 1941 г.

«…Тов. Сталин отвечает, что амнистия у нас была всеобщей. Возможно, что некоторые поляки, освобождённые из лагерей, не могли выехать из-за транспортных трудностей. В настоящее время ни в тюрьмах, ни в лагерях, ни в ссылке нет поляков, кроме, конечно, уголовных или связанных с немцами.

Генерал Андерс говорит, что в настоящее время в лагерях есть ещё неосвобождённые поляки. К нему приезжают всё время лица, освобождаемые из лагерей, которые рассказывают о том, что в лагерях ещё остаётся много поляков.

Тов. Молотов отвечает, что если эти поляки приезжают, значит, они освобождены.

Андерс говорит, что начальники лагерей постепенно освобождают поляков и много поляков ещё находится в заключении. Дело в том, что освобождение поляков сорвало бы выполнение тех планов работ, которые стоят перед начальниками лагерей. Поэтому начальники лагерей предпочитают не освобождать поляков. Андерс передает тов. Сталину список поляков, которые, по его сведениям, всё ещё находятся в лагерях.

Тов. Сталин обещает ещё раз проверить этот вопрос и уладить дело» [34]34
  Катынь. 1940–2000. С. 387–388.


[Закрыть].

Этот вопрос обсуждался как минимум до весны 1942 года, когда было принято решение о выводе армии Андерса в Иран. Кроме посреднических переговоров в Москве и Куйбышеве, судьба польских военнопленных была предметом нескольких дискуссий в Лондоне между министром Рачинским и послом Богомоловым. 28 января 1942 г. Рачинский от имени польского правительства вручил ноту советскому послу, привлекая его внимание к тому болезненному факту, что несколько тысяч польских офицеров ещё не найдены.

Из ноты МИД польской республики, врученной послу СССР при польском правительства в Лондоне А. Е. Богомолову. 28 января 1942 г.

«…Согласно сведениям, полученным польским правительством, освобождение польских граждан, находящихся на территории СССР в трудовых лагерях и других местах заключения, не было полностью осуществлено… По этому вопросу я имею честь упомянуть, в частности, прискорбный факт, что из общего количества офицеров и солдат [35]35
  Там же. С. 402–403.


[Закрыть], зарегистрированных в лагерях военнопленных в Козельске, Старобельске и Осташкове, до сего момента не были освобождены: 12 генералов, 94 полковника, 263 капитана и около 7800 офицеров низших рангов. Имеются основания подчеркнуть, что розыски, произведённые в Польше и в рейхе, позволили установить с уверенностью, что военные, о которых идёт речь, не находятся сейчас ни в оккупированной Польше, ни в лагерях военнопленных в Германии. Согласно дошедшим до нас отрывочным сведениям, часть пленных якобы находятся в очень тяжёлых жизненных условиях на островах Франца-Иосифа, Новой Земли и на территории Якутской Республики по берегам р. Колымы».

Последняя фраза – явный пересказ каких-то сплетен. А вот предпоследняя – очень интересна. С какой стали польское правительство вдруг принялось искать офицеров, находящихся в советском плену, в Польше и в немецких лагерях? Зачем это делать, если не имеешь оснований полагать, что они могли попасть в руки немцев?

Ещё раз этот вопрос всплыл 18 марта 1942 года на встрече Сталина с генералом Андерсом.

«Андерс заявляет, что он пополнил список офицеров, которых поляки не могут найти, и передаёт этот список тов. Молотову.

Приняв список, тов. Молотов говорит, что офицеры, указанные в предыдущем списке, на территории СССР не были обнаружены.

– Они ушли из СССР, – говорит тов. Сталин.

– Куда? – спрашивает Андерс.

– Неизвестно, – говорит тов. Сталин. – Вам лучше знать.

…

– Часть польских офицеров находилась в лагерях на Украине, – говорит тов. Сталин. – При наступлении немцев они разбежались. Много поляков в Венгрии, в Турции…» [36]36
  РГАСПИ. Ф. 558, Оп. 11 ед. хр.357.


[Закрыть]

Знал ли Сталин о том, что на самом деле разыскиваемые офицеры пропали без вести в районе Смоленска? Ну не надо о нём так уж плохо думать – конечно знал! Знал ещё 3 декабря совершенно точно, а возможно, и раньше. Тем не менее делал вид, что ему ничего не известно. Почему? По-видимому, у него были какие-то соображения. Например, не дать повода для антисоветской кампании. Какие это были бы роскошные газетные заголовки: «Советы бросают пленных поляков на произвол судьбы!», «Большевики подарили десять тысяч польских офицеров Гитлеру!» А на нет, как говорится, и суда нет. Польское правительство через своих агентов перешерстит Польшу и немецкие лагеря, отыщет этих людей, и вопросы отпадут сами собой.

Кстати, любопытно, что в польской записи разговора этих строк почему-то нет…

Есть и более интересные вопросы. Например, о том, что пропавшие офицеры были отправлены в район Смоленска, Сталин знал от НКВД. А вот откуда об этом узнало польское правительство?

Принято думать, что это стало известно от других пленных офицеров, отправленных из тех же лагерей в Грязовецкий лагерь. Но едва ли так – к декабрю 1941 года эти офицеры были уже зачислены в армию Андерса и тщательно опрошены. Они сообщили фамилии своих товарищей по плену, но не район, куда их отправили – им не положено было это знать. Могли выяснить случайно? Могли. Но не выяснили.

Почему мы так в этом уверены? По очень простой причине. В этом случае генерал Андерс, передавая Сталину составленный список пропавших офицеров, просто обязан был упомянуть, что, по его сведениям, их вывезли в район Смоленска, и они могли оказаться у немцев, на оккупированной территории. Ничего подобного сказано не было – стало быть, не знал. Ибо если знал и не упомянул, то нам придётся предположить, что катынская провокация готовилась ещё осенью 1941 года – а это всё же маловероятно.

Не знали об этом поляки и в начале марта 1942 года – в связи с пропавшими офицерами упоминались самые фантастические места, вроде Земли Франца-Иосифа, но Смоленск опять не прозвучал.

А спустя год генерал Кукель назвал не только Смоленск, но и точную, на уровне десятков человек, численность военнопленных во всех трёх лагерях – Козельском, Старобельском и Осташковском. Опросом четырёхсот выживших офицеров поляки получить её не могли, поскольку в этом случае данная информация всплыла бы уже в ноябре 1941 года. Так откуда они узнали?

Этой информацией владело, естественно, советское правительство. А ещё ею могли владеть немцы, которые, имея в своём распоряжении восемь тысяч пленных, получили возможность путём опроса установить численность лагерей, откуда те прибыли, и ещё многое другое.

Вот и интересно: от кого про Смоленск узнал генерал Кукель – от наших или от немцев? Если от последних, то польское правительство становится прямым участником геббельсовской провокации. Если от первых, то господа лондонские поляки – просто запредельные подлецы.

Но мы всё же думаем, что «раскололись» наши. Почему? Дело в том, что есть один момент, который немцы отразили неправильно, а поляки – верно.

Германцы, исходя из каких-то своих источников, утверждают, что отправка пленных происходила в марте – апреле 1940 года (в первом сообщении назывались вообще февраль – март). Между тем в справке НКВД указаны другие сроки: апрель – май, их же называет и генерал Кукель.

Косвенно ошибка немцев служит ещё одним доказательством фальсификации – ну да доказательств и без того хватает. Ребята Геббельса, даже узнав из коммюнике Кукеля об этой неточности, ничего не могли исправить – бумаги были не только уже отсортированы и разложены по карманам покойников, но и вошли во множество протоколов. Да и к чему суетиться – ведь в то время нельзя было точно сказать, чья дата верна. А если гадать, кто именно ошибается, то ошибочными должны быть данные поляков – они ведь, по их утверждениям, получили их опросом уцелевших военнопленных, то есть основывались на ненадёжной человеческой памяти, а гитлеровцы – на документах. И лишь совсем недавно опубликованные документы НКВД показали, что правы всё же поляки.

Почему же немцы ошиблись? По-видимому, охрана захваченных лагерей сумела уничтожить документацию, и фашисты исходили из устных показаний пленных поляков. А дальше произошла самая обычная накладка. Едва ли пленные год спустя могли точно указать дату перевода. Скорее всего, они судили по погоде, а климат в России холоднее, чем в Польше. Вот вам и объяснение сдвига на месяц: наш апрель жители более тёплого климата вполне могли воспринимать как март.

А вот почему не ошибся генерал Кукель, если он ориентировался на те же показания пленных, которых к тому же было в 20 раз меньше? Кто сообщил польскому правительству верные данные?

Кто, если не Сталин?

Но если лондонские поляки знали, куда делись пропавшие офицеры, то заявление о том, что их могли расстрелять наши, было нестерпимо оскорбительно для советского правительства.

Разве не так?