Текст книги "Великие авантюры и приключения в мире искусств. 100 историй, поразивших мир"

Автор книги: Елена Коровина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Авантюрный променад Александра Пушкина

Известно, что Александр Пушкин был склонен к разным розыгрышам, авантюрным поступкам, мистификациям. Еще известно, что он был весьма мистически настроенным человеком – верил в гадания, приметы, пророчества. Впрочем, иначе он не стал бы Поэтом.

В юности вообще хочется узнать: а что там, впереди? При этом уверенно верится, что там – только хорошее. Это в зрелые годы мало кто хочет узнать будущее. Потому что большинство людей уже давно поняли – хорошего там мало.

Воспитанник классического лицея Александр Пушкин конечно же верил в свою звезду, насмехался над опасениями «взрослых», но и предсказания-гадания, которыми так увлекались его друзья-приятели, считал развлечением, о котором можно поговорить и посмеяться, но не более того.

Впрочем, Пушкин всегда был записным модником. А гадания в начале XIX века были занятием модным. В Санкт-Петербурге как раз появилась в то время новая гадалка. Говорили, что приехала она из Европы, спасаясь от войск Наполеона, что сама то ли немка, то ли голландка. Фамилия ее была Kirchhof, на русский лад звали ее кто – Киргхоф, а кто – Кирхгоф. Из Алис Филипп она стала Александрой Филипповной. По-русски знала всего пару фраз, состояния не имела и зарабатывала на жизнь своим трудом – гадала на картах, по руке и на кофейной гуще. В предсказаниях своих под мнение клиентов не подлаживалась, предсказания ее всегда были лаконичными, но содержали некую изюминку авантюризма. Может, поэтому главными посетителями ее скромной наемной квартиры, которую она превратила в гадательный салон, были прежде всего молодые офицеры, шумные и безрассудные. Но и эти бретеры и кутилы стихали в ее салоне. Уважали гадалку за серьезный вид (фрау Киргхоф всегда носила закрытые черные платья), бесстрастно-менторский тон и опасались ее остро-мистического взора – а ну как сглазит?..

Фрау была еще не стара – ей всего-то шел четвертый десяток, но юным повесам она казалась старухой. Ее называли черной фрау-дамой, старухой, ведьмой и даже черной теткой. Еще величали Александром Македонским (или Александрой Македонской), ибо она была Александра Филипповна, а великий полководец, как известно, тоже был сыном Филиппа. Словом, это была как раз та гадалка, над которой бесстрашная лицейская молодежь вполне могла бы и посмеяться, оттачивая собственное юное остроумие. Вот и 19-летний Александр Пушкин решил в 1818 году совершить «авантюрный променад» в гадальный салон фрау Киргхоф.

Правда, кроме авантюрных устремлений у молодого лицеиста имелись и иные, к тому же весьма серьезные. Когда год назад Лицей выпускал своих питомцев во взрослую жизнь, Александр, как и все его товарищи, верил, что будущее обещает множество радостей и удовольствий. Вот только после выпуска Александру погадала его сестра Ольга. Она увлекалась хиромантией, не часто, но гадала знакомым, и, как ни странно, ее предсказания сбывались. Только вот брату Ольга предсказала нечто тревожное, сказав, что он не доживет до старости, – в среднем возрасте его ждет насильственная смерть. Гадание встревожило юного эмоционального поэта, может, оттого он и поддался на уговоры приятеля Никиты Всеволожского зайти к фрау Киргхоф. Конечно, авантюрный променад к гадалке в моде, но вдруг та опровергнет напророченное сестрой?

Действительно, начало гадания было преотличным. «Вы на днях встретитесь с вашим давнишним знакомым, который вам будет предлагать хорошее место по службе; потом в скором времени получите через письмо неожиданные деньги. И знаете, что вам выпадает? Практически национальная слава».

От таких слов Пушкин пришел в неописуемый восторг. И место, и деньги, и слава – чего ж еще? Но беспристрастный голос гадалки вернул его на грешную землю: «Может быть, вы проживете долго, но на 37-м году берегитесь белого человека, белой лошади и белой головы!»

От гадалки Пушкин, по словам брата Льва, «и без того несколько суеверный», вышел в растерянности. Тем более что все нагаданное начало сбываться. Давний товарищ А.Ф. Орлов предложил ему место в конной гвардии (от которого поэт, впрочем, отказался), лицейский друг Корсаков прислал деньги за карточный долг, ну а слава. Она тоже ждала поэта. И потому в дружеском кругу он частенько говаривал: «А ведь сбываются предсказания старой фрау!»

Увы, это было так. Когда-то, еще до Пушкина, гадалка объявила поэту Грибоедову, что его жизнь будет оценена в один большой алмаз. И его преподнесет персидский шах. Так и вышло. 30 января 1829 года Грибоедов, ставший полномочным послом России в Персии, был растерзан воинствующими фанатиками. А в качестве извинения персидский шах Фетх-Али, или, как его называли, Баба-хан, прислал российскому императору громадный алмаз, который трагически окрестили «Шахом».

Запомнилось всем и еще одно исполнившееся предсказание фрау Киргхоф. В конце ноября 1825 года к ней приехал боевой генерал-храбрец М.А. Милорадович, военный генерал-губернатор Санкт-Петербурга. Он почитал себя наисчастливчиком, в пятидесяти кровопролитных сражениях не получил ни единой царапины и всегда говаривал: «Для меня пуля еще не отлита! Особая нужна пуля…» Но фрау Киргхоф ледяным голосом произнесла, погадав ему на кофейной гуще: «Вас убьют через две недели!» И опять оказалась права. Нашлась-таки пуля и для Милорадовича. 14 декабря на Сенатской площади его смертельно ранил декабрист Каховский.

Немудрено, что Пушкин начинал все серьезнее относиться к пророчеству Киргхоф. Об этом говорит несколько случаев из его жизни. Когда в 1826 году он решил стреляться на дуэли с забиякой Федором Толстым, то, упражняясь в стрельбе, беззаботно говорил другу А.Н. Вульфу: «Этот меня не убьет, а убьет белокурый, как колдунья пророчила!»

Один из вернейших друзей поэта, Павел Воинович Нащокин, вспоминал, что в 1830 году Пушкин решил податься в Польшу – участвовать в войне. Но, узнав, что в войсках противника есть какой-то Вайскопф, отказался от своей затеи. Ведь «вайскопф» означает по-немецки «белая голова». «Как бы не сбылись слова немки, – сказал Пушкин Нащокину. – А ну как этот Вайскопф меня убьет?»

Записал Нащокин и смешной случай. Когда Пушкин возвращался из Бессарабии в Петербург, губернатор одного из городов пригласил его на местный бал. А там какой-то светлоглазый, белокурый офицер начал пристально вглядываться в поэта. Может, никак не мог вспомнить, кто это, откуда знакомо лицо? Но Пушкин испугался – быстро вышел из комнаты в коридор. Офицер за ним. Пушкин вошел в комнату рядом – офицер по пятам. Так весь вечер и ходили из комнаты в комнату. «Мне и совестно, и неловко было, – рассказывал поэт Нащокину, – и однако я должен сознаться, что порядочно-таки струхнул!»

И смешно, и грустно. И трагично по результату: 29 января (10 февраля по новому стилю) 1837 года Пушкин стрелялся с Дантесом. Тот был белокур, одет в белый мундир кавалергарда и прибыл на белой лошади. И на сей раз это было уже не место авантюрного променада, а место дуэли с трагическим концом. Ну почему петербургская дама в черном оказалась права?!

Незнакомка на кладбище

Эта история кажется совершенно фантастическим приключением. Но еще в конце ХХ века жили в Москве старики, пересказывающие ее более молодым – всем, кто интересовался. Впрочем, тогда «старьем» интересовались немногие. Но все же история уцелела в веках, хотя имя ее героя, Александра Шахова, литературоведа и историка искусства, сейчас не помнит никто. Но в 1870-х годах имя Шахова гремело по Москве. Ибо он стал не только блистательным историком искусства, преподавателем, но и одним из первых начал заниматься женским образованием, которого в то время и не было в России. Вспомним, чтобы обучиться высшей математике, Софье Ковалевской пришлось уехать за границу – на родине в то время активно дискутировался вопрос: а человек ли вообще женщина или просто животное существо?..

А вот Александр Александрович Шахов решил, что женщины могут получать то же образование, что и мужчины. Неслыханное дело по тем временам! Шахов родился в 1850 году, а умер в 1877-м, то есть прожил всего-то 27 лет. Но как много он успел!..

Еще с детства Александр больше всего на свете любил читать. Потом он с отличием окончил Московский университет, между прочим, его хвалил даже такой скупой на похвалы педагог, как знаменитый Федор Буслаев. Немудрено, что Шахову предложили остаться на кафедре и начать работать над диссертацией по литературе Франции начала XIX века. Ее 25-летний молодой ученый блестяще защитил в 1875 году. Казалось бы, перед ним открывается дорога классического литературоведа. Но Александр избрал другой путь – нелегкий и малодоходный, зато необходимейший российскому обществу. Шахов начал преподавать западноевропейскую литературу на вновь открытых Высших женских курсах. По тем временам это был просто-таки революционный поступок, ведь в обществе всерьез обсуждался вопрос: а человек ли женщина, ведь в сравнении с мужчиной она явно существо низшего порядка?..

Недаром, когда Шахов вернулся домой с первой лекции, особо возмутившиеся мужчины закидали его тухлыми яйцами. Однако молодой ученый оказался мужественным человеком. Он не бросил занятия, напротив, стал ходатайствовать, чтобы и в Московском университете, который он окончил, открыли курсы для женщин.

Лекции его пользовались огромным успехом, ведь Александр был великолепно образован, начитан, его ум отличался остротой, а речь необычайной увлекательностью. Учащаяся молодежь восторженно объявила Шахова своим кумиром, ведь самые скучные понятия литературоведения он умел подать легко и просто. Каждое литературное произведение Шахов рассматривал в контексте общественных событий того времени, что тоже казалось революционным подходом.

Словом, жизнь и общественное признание Шахова шли на взлет, но. неожиданно в середине 1877 года молодой ученый заболел. Врачи послали его лечиться за границу, но Александр, понимая, что умирает, решил вернуться в родную Москву. 5 декабря 1877 года его не стало. Отец Александра, Александр Николаевич, сенатор, тайный советник, очень верующий человек, решил похоронить сына в знаменитом тогда Алексеевском монастыре, что на Красносельской улице. Так и сделали.

Ну а потом начались новые трагические события. После похорон Александр Николаевич захотел оставить и земную память о своем безвременно умершем сыне – издать лекции, которые молодой ученый читал на Высших женских курсах. Но выяснилось трагическое – какие-то отморозки, забравшись в кабинет покойного, забрали все его записки и потом с бранью сожгли на площади перед зданием женских курсов, угрожая расправой и другим педагогам и студенткам.

Узнав ТАКОЕ, старый сенатор Шахов слег. Что же это получается?! От жизни его обожаемого Саши не осталось ничего!.. Сенатор приказал отвезти себя на могилу сына и долго сидел, не обращая ни на кого внимания. Слезы текли по его изможденному лицу, и вдруг.

Неожиданно к старику подошел некий господин в черном и проговорил: «Вы не поверите мне, но я скажу о том, что видел лично. Вчера я запозднился на кладбище и уходил, когда никого тут уже не было. И вдруг у могилы вашего сына я увидел странную молодую женщину, одетую в черный, наглухо застегнутый плащ». – «Что ж, многие любили моего Сашу и были ему благодарны…» – прошептал старик. «Но эта дама была весьма странной, – продолжил незнакомец. – Она просвечивала в лучах фонарей. Ее тело призрачно покачивалось. Боюсь, я видел привидение…» – «Глупости. – вздохнул старик. – Фонари небось мигали. Вот вам и показалось». – «Нет! – возразил незнакомец. – Дама была призрачной. Но она плакала. Больше того – рыдала. И рыдания ее были так страшны. Я даже сам испугался. Хотел позвать кого-то из святых сестер-монахинь». – «Ах, не надо! – всплеснул руками сенатор. – Никому не сказывайте про такую встречу! Мой Саша был безгрешным мальчиком. А тут рыдающая дама!.. Мало ли какие разговоры пойдут…» – «Но ведь она и в другой раз может прийти! Все равно все вскроется». – «Я постараюсь проследить и сам встретиться с ней. Узнаю, отчего она плачет».

Старик Шахов так и сделал. Теперь каждый день он приезжал в Красное Село и до ночи засиживался на скамейке неподалеку от могилы сына. И дождался.

Было уже темно. Фонари чадили. И от их трепещущего света казалось, что вокруг могилы кружатся и свиваются в клубок жуткие тени. Дама в черном появилась неслышно. Она просто возникла у могильной ограды, словно соткалась из извивов странных теней. И она действительно просвечивала.

У сенатора дух захватило от страха, но он пересилил себя. Должен же был он узнать, что связывало эту даму с его сыном! Он не мог допустить никакого слуха, тем паче скандала, которые бросили бы тень на чистое имя его Саши.

«Кто вы? – спросил он черную даму, выходя на свет фонарей. – Почему вы приходите сюда?» – «Вы не испугались!.. – прошелестела дама. – Хорошо, что вы не испугались. Мне трудно преодолевать барьеры миров. Но я верила, что кто-то не испугается меня и выслушает». – «Говорите! – Старик метнул на призрачную незнакомку острый взгляд. – Я выслушаю вас!» – «Я училась у вашего сына на Высших курсах. К сожалению, я не оправдала надежд моих учителей, не дослушала курсов. Меня соблазнил один молодой негодяй, и я уступила ему. Курсы были заброшены. Но стремление к знаниям осталось. Я попросила у Александра Александровича его конспекты уроков. Он дал мне почти законченные записки, и я их скопировала». – «У вас остались труды моего мальчика?! – вскричал сенатор. – Какое счастье! Ведь изверги сожгли все его бумаги». – «Я потому и прихожу, что узнала об этом. Я ищу того, кому небезразлично творчество Шахова». – «Конечно, мне небезразличны труды сына! Отдайте мне эти записи! – взмолился отец. – Или скажите, где я могу их найти?»

Незнакомка неожиданно всхлипнула: «Вы не сможете их найти. Мой соблазнитель, увидев, что я по-прежнему читаю лекции, избил меня до смерти, а записки сжег!» – «Как?! – заломил руки старик. – Неужто и тут огонь! И все рукописи моего мальчика сгорели?!» И вдруг дама усмехнулась, таинственно и страшновато: «Рукописи не горят! И если вы, сенатор, обещаете, что издадите их, чтобы все, особенно девушки и женщины, могли их прочесть, я отдам их вам». – «Но каким образом?! Они же сгорели…» Бедный старик уже снова чуть не плакал. «Подождите здесь. – прошелестела дама. – Я постараюсь вернуться!»

И она… исчезла.

Старик опустился прямо на могилу сына. Ноги уже не держали его. Было очень холодно. Ветер продувал насквозь. Начал накрапывать дождь. Ужас наползал на старика. Но он крепился. Понимал, что вернуть сгоревшее невозможно, но ждал. Сам не понимая чего.

И когда в голове у него уже помутилось и перед глазами поплыла черная пелена, он вдруг увидел полупрозрачную черную даму, возникшую рядом с оградкой могилы. В руках у дамы белели листы.

«Помните, рукописи не горят! – повторила она и протянула их старику. – Если это, конечно, настоящие рукописи, нужные людям».

Старик взглянул на исписанные листы, а когда поднял голову, дамы уже не было. Сенатор вздохнул и, прижав рукопись к груди, пошел к воротам, туда, где ожидала его коляска.

Едва он с помощью кучера взобрался на сиденье, раздался звон колокола.

«Полночь! – охнул кучер. – Задержались, ваше высокородие. А я уж сижу-сижу. Думаю, жуть какая. Погост ведь, а ну как привидения явятся!» – «И привидения могут быть добрыми…» – прошептал Шахов.

Он сдержал слово – издал собрание лекций Александра Шахова «Гете и его время», «Очерки литературного движения в первую половину XIX века». И всем, кто читал эти книги, становилось ясно, что молодой историк литературы был чрезвычайно талантлив, обладал литературным даром и мог бы стать выдающимся литератором. Увы.

Откуда взялись сгоревшие рукописи, отец, конечно, никому не сказал. Но черная дама еще долго потом посещала могилу своего учителя. Ну а старожилы Красносельской улицы задолго до выхода в свет романа Булгакова знали простую и великую фразу: «Рукописи не горят!»

Утерянные полотна, или Пророческий сон монахини

Еще одну фантастическую историю рассказывали жители Красного Села о талантливейшем русском художнике Илларионе Михайловиче Прянишникове (1840–1894).

Прянишников был не только замечательнейшим живописцем, но и одним из основателей Товарищества передвижников. Родился он под Калугой в купеческой семье. Учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Там же и преподавал потом сам до конца жизни. И хотя был признан в Петербурге и даже стал действительным членом Петербургской Академии художеств, но демократическому московском искусству не изменил и «классиком» не стал.

Владимир Маковский. Портрет художника Иллариона Михайловича Прянишникова

Жил он бедно, все деньги тратил на учеников Московского училища. Между прочим, это у него получили первые уроки живописи Архипов и Коровин, Касаткин и Корин, Лебедев и Богданов-Бельский. В то время это было, возможно, единственное училище, которое принимало бедных провинциальных учеников, которые часто не только не могли платить за обучение, но не имели денег и на еду. Вот Прянишников и подкармливал своих студиозусов, покупал им зимнюю одежку и холсты с красками. Он и в своем творчестве словно вел летопись «униженных и оскорбленных». Его «Шутники», «Порожняки», «Погорельцы», «Жестокие романсы» словно сошли со страниц то ли Островского, то ли Достоевского. Словом, это был и живописец, и человек невероятной доброты и соучастия, всегда готовый оказать поддержку более слабому.

Когда в Москве стали расписывать нововозведенный храм Христа Спасителя, Илларион Михайлович тоже был приглашен для создания фресок. Вот там-то художник и услышал рассказ о том, что настоятельница Алексеевского монастыря, пораженная тем, сколь бесцеремонно ее обитель выгнали с насиженного места, посулила, что «на том месте ничего не будут стояти». Заинтересовавшись этим странным событием, Прянишников приехал на новое место Алексеевского монастыря – на Красный пруд Красного Села. Конечно, он ожидал увидеть запустение обители, но увидел иное – монастырь разросся, приобрел черты еще большего благолепия, стал одним из самых красивых садовых мест города.

Пораженный таким процветанием, Прянишников даже стал работать в иконописной мастерской обители и завещал похоронить себя посреди этих монастырских садов.

12 марта 1894 года тончайшего знатока русской психологии Иллариона Михайловича Прянишникова не стало. А через год Товарищество передвижников решило провести памятную выставку живописца. И тут выяснилось, что некоторых известных полотен Прянишникова недостает. Куда делись?! Как в воду канули!

И дома у художника искали, и в училище, и даже в запасниках Третьяковской галереи – нет! А тут как раз настала годовщина со дня смерти Прянишникова. Ученики и почитатели приехали в Алексеевский монастырь посетить могилу художника. Вспоминали прекрасного человека, учителя и друга. Сетовали о том, что никак не могут начать устройство выставки – картин-то нет!

На другой день к настоятельнице обители пришла растерянная помощница казначеи – сестра Иулиания. Крестясь и всхлипывая, поведала она о том, что вчера сестра казначея повелела ей проводить родственников-друзей-учеников художника Прянишникова, и она услышала, как все сетовали о пропаже картин и невозможности открыть выставку.

Сестра Иулиания тоже огорчилась, потому что художник этот был хорошим человеком, отзывчивым. Однажды он помог Иулиании. Тогда сестра казначея благословила ее на поездку в город – обители надо было купить новый котел. Но сестра Иулиания в городе бывала редко и сильно опасалась такой поездки. И вот отзывчивый живописец, Илларион Михайлович, съездил вместе с сестрой и помог купить нужный котел. Немудрено, что, узнав о срывающейся выставке, Иулиания огорчилась.

«Да, видно, так сильно, – каялась Иулиания матушке игуменье, – что нынче ночью приснился мне странный сон, прости меня Господи!» – «Говори!» – повелела настоятельница.

И сестра Иулиания, вздыхая и охая, поведала, что приснился ей этот самый отошедший в иной мир раб Божий Илларион. Был он весел и улыбался в свои жиденькие усы. Но Иулиании стало жуть как страшно. Начала она задыхаться, даже молитву прочесть не сумела – язык не слушался. А живописец Илларион только смеялся над ее страхами и сказал: «Все хотят знать, куда мои холсты девались. Тебе скажу: я их свернул и на чердаке под стреху засунул, чтоб кредиторы не нашли да не отняли. Должок у меня был, погасить я его хотел. Да не успел – помер».

Мать игуменья все это выслушала да и и повелела вызвать к ней урядника, благо он жил неподалеку. Ну а урядника попросила привезти в обитель кого-нибудь из друзей Прянишникова. На другой день в обитель приехал живописец Алексей Степанов, ученик и младший друг Прянишникова, тоже преподающий в Московском училище ваяния и зодчества. Ему и поведала свой странный сон сестра Иулиания.

И что бы вы думали?! Нашлись последние полотна Прянишникова! И выставка его состоялась. И собранные вместе трогательно-поразительные полотна показали, какого уникального и талантливейшего живописца утеряла земля Русская.

Ну а сестру Иулианию вместе с матушкой настоятельницей московские художники лично приезжали благодарить. Ведь не будь их, не состоялась бы выставка. И кто знает, когда еще Москва разглядела бы уникальный талант своего живописца?

Ну а мать игуменья, подумав, заплатила долг Прянишникова. Пусть имя народного живописца будет незапятнанным!