Текст книги "Кошмар под Новый год"

Автор книги: Елена Усачева

Соавторы: Вадим Селин,Елена Артамонова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Елена Усачева, Вадим Селин, Елена Артамонова
Кошмар под Новый год

Елена Усачева
Всадники проклятого леса

Девчонкам из конюшни в Быкове посвящается…

Однажды пошли родители в магазин и купили черную пластинку. Принесли домой, положили на стол и стали собираться на работу. Мама девочке и говорит: «Мы уходим, а ты ни в коем случае не слушай черную пластинку». Сказала и ушла. Девочка долго ходила вокруг стола, брала пластинку, вертела ее в руках. А потом не выдержала и поставила ее. Сначала долго раздавалось шипение, а потом зловещий шепот произнес: «Здравствуй, девочка. Я смерть. Я пришла за тобой». И девочки не стало. А пластинка так до сих пор и играет, потому что некому выключить проигрыватель.

Глава I
Трое из леса

Вечерний лес поглощал все звуки, и вокруг сразу же становилось тихо. Мороз крепчал. Из-за этого все вокруг смерзлось и скукожилось. Заледенелые елки потемнели, на них еще ярче обозначился белый снег, замерли черные стволы деревьев по обе стороны тропинки.

Лес застыл, прислушиваясь.

Что-то должно было произойти…

И это что-то произошло…

Издалека раздался мерный хруст приближающихся шагов. От этого звука вздрогнул воздух. Шевельнулись, оживая, елки, полетел на землю снег. Укатанная сотнями лыжников тропинка оцепенела – так всегда бывает, когда кто-то ждет чьего-то появления.

И они появились.

Из-за поворота черной тенью вылетел конь, на нем темным горбом возвышался всадник, с высоких угловатых плеч его спадал плащ. Конь всхрапнул – в слепых сумерках больше рассчитывают не на зрение, а на нюх. На ровной дороге он прибавил ходу. За ним появился второй всадник, его длинная накидка билась на ветру, капюшон был низко надвинут на глаза. Он на мгновение сдержал коня, чуть потянув на себя поводья, наклонился, пытаясь всмотреться в непроглядный сумрак, и поскакал дальше. Конь, недовольно дергая головой, устремился вслед за скрывшимся за поворотом первым всадником. Качнулись отяжеленные снегом лапы ели. Срезая поворот, из-за дерева вынырнул третий всадник. Не удержав равновесия, его конь шарахнулся в сторону, затанцевал на месте, припадая на задние ноги. По инерции он проскочил мимо тропинки, провалился в сугроб, испуганно дернулся несколько раз, освобождаясь из снега. Всадник руками в черных перчатках чуть тронул повод. Конь одним прыжком выбрался из сугроба, сделал два больших скачка и снова оказался на тропинке.

Заверещала спросонья в вершинах деревьев большая черная птица.

Среди темных стволов метнулась тень. С елки полетел снег. Всадник остановил вздрагивающего от волнения коня, повернулся.

Из-под низко надвинутого на лицо капюшона глянула темнота.

Но лес уже молчал.

Конь фыркнул, отдуваясь от снега. Белые снежинки на его боках взлетели прозрачным покрывалом. Ноги всадника в длинных черных сапогах еле шевельнулись. Конь присел и одним широким махом перешел в галоп. Хруст снега заполнил весь лес. Черные деревья выступили вперед и канули в сумерки.

Ветка ели снова дернулась, выпуская из-под себя серую фигуру.

Слетевший снег попал Мише Рыбкину за шиворот, тут же растаял и теперь противной влагой просочился за воротник, побежал по спине. Но Миша, казалось, этого не замечал. Он стоял на тропинке, глядя в ту сторону, куда ускакали всадники, и не мог прийти в себя от испуга.

Такого в своей жизни он еще не видел.

Всадники? Ночью? Что им здесь делать?

Темный лес, белый снег, темные кони.

Что это было? Призраки? Или обыкновенные люди, любители ночной езды?

Он медленно повернул голову. Сугроб, куда только что провалилась третья лошадь, был чист. Никаких следов на нем не осталось. Значит, это не люди…

Миша попятился, свалился с тропинки и, не обращая внимания на снег, сыпавшийся ему за шиворот, на деревья, сующие свои сучья в лицо, помчался обратно. В лагерь, к ребятам, к свету!

Хруст снега у него под ногами потонул в тишине притихшего леса.

Уворачиваясь от веток, захлебываясь холодным воздухом, увязая в сугробах, Миша бежал, не разбирая дороги. В глазах у него скакали елки. Ему казалось, что он мчится по кругу и натыкается все время на одни и те же деревья. Но чехарда черных веток закончилась, колючая лапа последний раз мазнула его по лицу, стволы расступились, открывая поляну, палатки, большой костер. После звенящей тишины леса голоса одноклассников показались мальчику невероятно громкими, милыми и родными. Радость переполнила Мишу, и он понял, что больше ему бояться нечего.

– Рыба, ты где был?

Миша хлопал ресницами, перед глазами у него все еще носились воображаемые снежинки. Среди этого мельтешения виднелись лица приятелей.

– Так! – Олег Павлович Андреев, высокий худой парень с круглыми очками на носу, их учитель географии, смахнул с Мишиной шапки снег, потрепал огромные красные помпоны на макушке. – Где ты был, что видел? Много зайцев поймал? Мы тут без тебя всю кашу съели, так что будешь довольствоваться чаем.

– Как съели? – Из Мишиной головы тут же вылетели все призраки и сугробы. – А я? – Он шагнул к костру, вокруг которого споро стучали ложками, доедая остатки ужина, несколько девчонок и мальчишек.

– Ты же на охоту пошел, – хитро прищурился Олег Павлович. – Ну и где твоя добыча? Мы сидели, ждали, кашу пустую пришлось есть!

– Какая добыча? – Миша совершенно не понимал, что ему говорят. Он только видел, что его приятель Антон Верещагин сидит в сугробе, схватившись за живот, и разевает рот в истеричном смехе. – Вы ничего не оставили мне пожрать?

Вокруг костра все затихли, ложки перестали стучать. Сдерживая улыбки, ребята переглядывались. Но вид расстроенного Миши был настолько смешон, что все сорвались на общий хохот.

– Ладно, не боись, – смилостивился учитель. – Найдется для тебя каша.

В руках у Рыбкина оказалась чуть теплая миска, сверху прикрытая тарелкой, на которой лежал большой кусок хлеба. Мишка облегченно хлюпнул носом, поправил на голове свою знаменитую красную шапку с помпонами и опустил ложку в кашу.

Не то чтобы Мишка был таким уж обжорой, но в походе есть одна заповедь – голодным далеко не уйдешь. А тут еще пережитый страх добавил аппетита.

Рыбкин жевал, по его худому, вытянутому лицу блуждала довольная улыбка. Был он высоким, тощим и немного нескладным. С детства мечтал стать самым сильным, пытаясь исправить неполадки в фигуре, старательно занимался спортом, правда, желаемого он так и не достиг – до сих пор оставался все таким же худым, как жердь. Перепробовав массу всего, он остановился на пятиборье, одновременно занимался верховой ездой, фехтованием, бегом, плаванием и стрельбой, тихо надеясь, что какой-нибудь из этих видов спорта прибавит ему веса и солидности.

Зимой среди других его отличала вечная красная шапка, к которой в прошлом году его старшая сестра зачем-то пришила два огромных помпона. Первое время над этой шапкой смеялись, а потом она стала опознавательным знаком их класса в любом походе. Именно эту шапку нарисовали на эмблеме их отряда, когда на каком-то смотре понадобилось придумать символ класса.

Так что… Не все так плохо было в Датском королевстве, как говорил Мишкин папа.

Как только Рыбкин начал есть, интерес одноклассников к нему пропал.

– В следующий раз уйдешь без разрешения, – глаза Олега Павловича за стеклами стали жесткими, улыбка превратилась в злой оскал, – можешь не возвращаться. Так и пойдешь пешком до дома.

Миша промычал нечто неразборчивое, потому что рот его все еще был занят кашей.

– Ты куда исчез? – Антон уселся рядом с приятелем. – Мы палатку ставить собрались, а тебя нет. Паганель уже давно круги вокруг лагеря нарезает.

Олег Павлович пришел в школу после института и сразу же был назначен классным руководителем их седьмого «А». Несмотря на «солидный» возраст – двадцать два года, Олегом Павловичем его еще никто не звал. Даже учителя с лукавой улыбкой звали его Олегом или Олежкой, в лучшем случае Палычем. Среди ребят он получил прочную кличку Паганель за длинный рост, худобу, вьющиеся волосы и небольшие круглые очки на носу. Ко всему прочему, он вел в школе географию и этим окончательно подтверждал свое сходство с героем Жюля Верна из романа «Дети капитана Гранта». Идей и энергии Олегу Павловичу было не занимать, поэтому с первого же дня он стал таскать ребят по музеям, театрам и походам. Своим напором он ломал любое родительское сопротивление и недовольное брюзжание учителей. Ему до того стали доверять, что отпустили с ним ребят, самых проверенных и стойких «бойцов» неугомонного седьмого класса, в зимний лыжный поход на три дня.

– Я в лес ходил, – промычал Миша набитым ртом.

– Шустрый самый, да? Мог бы и меня взять, – обиженно засопел Верещагин. – Вместе бы сходили.

Судьба свела Мишку с Антоном еще в первом классе, когда всех рассаживали за парты. Мальчик – девочка, мальчик – девочка. Мишке с Антоном пары не досталось, поэтому их посадили вместе, и первые три года они честно дрались, выясняя, кто из них сильнее и главнее, – вырывали друг у друга портфели, рвали одежду, ставили благородные синяки и фингалы под глазами. Потом драться стало неинтересно, и они подружились – Антон замечательно делал домашку по алгебре, геометрии и физике, Мишка выручал его по литературе, ботанике и химии. Но и в остальном они очень отличались друг от друга. Задумчивый длинный Мишка играл на гитаре, успел собрать неплохую коллекцию музыкальных компакт-дисков, мог спокойно прослушать какую-нибудь сонату Моцарта или вдруг прочитать книжку стихов. Антон всего этого не понимал. Книжки у него чаще всего служили подставкой под чай. Все дни он проводил на улице, занимался коньками и большим теннисом. Ему даже в голову не могло прийти вместо ужина в надвигающихся сумерках отправиться изучать окрестности. Булькающая на костре каша заставила его сидеть на месте и ждать своей порции. Миша не стал предлагать приятелю пойти на разведку. Он пошел один – ему захотелось погулять, посмотреть на звезды, проверить, как далеко от всего остального мира они находятся.

Вот и проверил.

– Ага, как же! – Рыбкин облизал ложку, с грустью посмотрел в пустую миску и только потом поднял глаза на приятеля. – Можешь идти, они тебя ждут.

– Кто?

– Всадники. – Мишка потянулся за кружкой. – Там по лесу скачут всадники… Черные, страшные и… – Он поискал слова. – И… кровожадные, – весело добавил он, отпивая чай.

Говорить дальше Рыбкин не мог, потому что в отличие от каши чай оказался очень горячим. От хорошего глотка у Мишки перехватило дыхание, на глаза выступили слезы.

– Зачем скачут? Сейчас же холодно, – растерянно буркнул Верещагин.

Было непонятно – то ли Антону завидно, что он не был с приятелем в лесу, то ли он ему не верит. А иначе как можно оставаться спокойным, когда ему рассказывают про такое…

– Я откуда знаю, что они там делали? – Мишка быстро-быстро дышал, остужая обожженный язык. – Проскакали мимо. Под капюшонами пустота, и следов не оставили.

– Зато ты там, наверное, очень наследил, – съязвила Лиза Шульгина, которая сидела рядом, грела руки о железные бока кружки и откровенно подслушивала разговор приятелей.

– А ты бы не испугалась, если бы на тебя из темноты выскочила такая махина! – напустился на нее Рыбкин, забыв про обожженный язык.

– А что там страшного? – томно улыбнулась Лиза, откидываясь назад. – Лошадь и лошадь. Тоже мне, всадник без головы.

– Нет, головы у них были… – на полном серьезе ответил Мишка. – Только какие-то эти всадники были странные, проскакали, как призраки. Я даже подумал, что это привидения.

– Так, привидения! – Рядом стоял Паганель, нагруженный стопкой спальников. – Еще полчаса посидите – и будете спать в холодной палатке. Поворошите костер, чтобы не погас, и натягивайте на себя все теплые вещи. Спать пора.

Миша лениво поднялся. После беготни по лесу и теплого ужина ему уже ничего не хотелось делать. В куче приготовленных на завтра дров он нашел палку покрепче и стал ею ворошить гаснущий костер. В результате верхнее горящее полешко неудачно повернулось и лихо скатилось к ногам о чем-то задумавшейся Лизы.

– Эй, ты чего! – Она отпихнула головешку сапогом и тут же ткнула его мыском в сугроб. – Смотри, что делаешь! Сапоги сожжешь, в чем я ходить буду?

– Он тебе свои отдаст, – ухмыльнулся Верещагин. – Рыба, у тебя какой размер, сороковой или сорок пятый?

– Верещагин, уйди с баркаса, – по привычке пошутил Рыбкин.

Проблемы Шульгиной его совсем не волновали. Вороша палкой в костре, он раскопал в углях что-то интересное, гнутое и черное, и сейчас пытался подцепить это и вытащить на снег. Костер сильно прогорел, растопил вокруг снег, провалился до земли, и что-либо выуживать оттуда было неудобно.

– Лови его, лови! – с азартом закричал Антон, подпрыгивая на месте.

– Так! – Теперь в руках Паганеля был ворох свитеров. – Кого ловим? Рыбку золотую?

Лиза звонко расхохоталась.

– Нет! – мрачно буркнул Мишка, которому давно надоело, что все кому не лень склоняют его фамилию. Мало ли кого как зовут? Некоторые с фамилией Горшков живут – и ничего! А кого-то зовут и похуже…

К ногам учителя подкатился полукруглый обуглившийся предмет. Олег Павлович с сомнением на лице толкнул его ботинком.

– Мне казалось, что мы собирались кататься на лыжах, а не лошадей подковывать, – задумчиво произнес он.

– При чем здесь лошади? – напрягся Рыбкин. Перед глазами у него тут же встал снежный лес с черными тенями на тропинке.

– Притом! – наставительным тоном стал объяснять учитель. – То, что ты достал, называется подкова. И ею обычно подковывают лошадей.

Подкова была совсем черная, истончившаяся, дырочки по центральному ободку заросли ржавчиной. Миша потрогал находку рукой – не горячая ли? Поднял ее. В подковах он мало что понимал, так близко не видел их никогда и поэтому ничего умного из рассматривания вынести не мог.

– Кстати, подковы приносят удачу, – добавил Олег Павлович, исчезая в палатке мальчиков.

Рыбкин с сомнением покосился на учителя, взвесил на ладони находку.

– Удача – это хорошо, – по-деловому отозвался Антон. – Гони ее сюда, сейчас проверять будем.

Но проверить они ничего не успели, потому что Паганель отправил всех по палаткам, велев отсыпаться перед завтрашним марш-броском.

– Слушай, – бормотал Верещагин, ворочаясь в спальнике, чтобы согреться, – если это подкова, значит, здесь кто-то на лошади скакал. Значит, твои всадники вовсе не привидения.

– Отвали от меня, – толкнул его в бок засыпающий Рыбкин.

Зря ему напомнили про этих всадников. Пришедший было сон стал постепенно отступать. Он вновь вспомнил хруст снега, темные фигуры коней, черные накидки наездников. Вот один из них поворачивает голову, прикрытую капюшоном. А в капюшоне ничего нет. Пустота. Так же как пуст сам всадник. Пустой перчаткой он трогает повод, разворачивает коня. Тот взбрыкивает, с задней ноги у него срывается подкова и летит в сторону Мишки, причем прямо ему в лоб. Он уклоняется, но подкова меняет свое направление и снова летит ему в лоб. Рыбкин отшатывается, теряет равновесие, садится в сугроб, и вот тогда подкова прицельно бьет ему между глаз.

Сыплется с потревоженной еловой ветки снег. Мишка потирает ушибленное место ладонью, пытается встать, но кто-то обнимает его сзади за плечи, давит, тянет вниз. В голове от удара звенит, упавшая на руки подкова жжет ладони, попавший за шиворот снег растаял и теперь стекает по спине противной струйкой. И на душе становится тревожно от предчувствия чего-то нехорошего и неизбежного, как контрольная по химии или выговор за опоздание.

Рыбкин пытается выбраться из засасывающего сугроба, хватается за тонкий ствол осинки и замирает.

Мимо него по дороге, как в замедленном кино, проносятся лошади. Происходит это до того неспешно, что Мишка успевает рассмотреть всадников. Впереди, сильно нагнувшись к шее могучего коня, бестолково болтая длинными тощими ногами, сидит Олег Павлович. На низенькой каурой лошадке едет Верещагин, за ярко-медный цвет волос прозванный Рыжиком. Его круглое пухлое лицо лучится от удовольствия. На плечи, скрывая его невысокую крепкую фигуру, накинут темный длинный плащ. Плащ бьется на ветру. От этого идущая за ним лошадь выворачивает голову в сторону и идет не прямо, а как будто боком. На ней сидит Андрюха Васильев, длинный парень с плоским конопатым, вечно обветренным лицом и неизменной улыбкой на губах. В седле он держится плохо, постоянно сползая то на одну сторону, то на другую, повод пляшет в его руках. Радостно тряхнув длинными лохматыми волосами и выкрикнув свою коронную фразу: «Здорово, ребяты!», из-за спины он достает мотоциклетный шлем и водружает его на голову. Далее следуют хмурый Сашка Токаев, кудрявый Вовка Сидоров… Потом пошли девчонки. Красавица класса Карина Смирнова, вредная Лизка Шульгина, к которой давно и прочно прилипло имя Лизка-Ириска, Настя Павлова, которая даже на лошади ухитряется читать. И все они проезжают мимо, а его, Мишку Рыбкина, тянет в другую сторону. И он понимает, что если сейчас не закричит, если на него не посмотрят, то больше его не увидят никогда.

От этой мысли ему становится нечем дышать, он захлебывается снегом и ужасом… и просыпается.

Наглый Верещагин отнял у него «подушку» – засунутые друг в друга свитера, – разметался во сне, положил свою руку Мишке на грудь, отчего Рыбкину в первые секунды после сна показалось, что его душат, да еще стащил половину спальника. Сам Миша оказался лежащим с краю, хотя точно помнил, что вечером ложился по центру, чтобы было теплее.

Посмотрев в довольные спящие лица одноклассников, он понял, что его беспардонно вытеснили. Рассердившись на всех, Мишка выбрался из спальника, надел ледяные сапоги и шагнул из палатки на свет.

Уже наступило утро. Низкое солнце ярко освещало деревья, темные тени ложились на искрящийся снег. Обе палатки еще спали, вчерашний костер покрылся серебристым инеем. Рыбкин сладко потянулся, взмахнул пару раз руками, пытаясь согреться на морозном воздухе, да так и замер с поднятыми руками.

По тропинке, шагах в двадцати от лагеря, пронеслась огромная белая лошадь с маленьким всадником на спине. За ней, почти наседая на хвост впереди идущей, мчалась другая лошадь, высокая, темная. На ее спине сидела девчонка, из-под черной вязаной шапочки которой торчал длинный жиденький хвостик, который бил ее по спине в такт хода коня.

Миша открыл рот, с трудом соображая, что же это происходит. Откуда в лесу такое количество лошадей? Или все это ему только кажется?

В вышине каркнула ворона.

Показался третий всадник. Небольшая крепенькая лошадка, чем-то похожая на Сивку-Бурку из сказки, мелко подпрыгивая, как мячик, скакала вслед за остальными. В седле тоже сидела девчонка, укутанная в шарф, куртку и шапку. Проезжая мимо палаток, она успела обернуться и, как Мише показалось, кивнуть ему.

От этого кивка у Рыбкина все поплыло перед глазами, он попятился, споткнулся и свалился обратно в палатку. Жалобно крякнул крепежный трос, завопил Антон, на которого так удачно приземлился Мишка.

– Вставай, вставай! – дергал Рыбкин приятеля за рукав, все ближе и ближе пододвигая его к выходу. – Рыжик, поднимайся, там лошади!

– Какие лошади? – Не разлепляя глаз, Верещагин попытался отцепить от себя руку друга. – Перестань меня толкать!

Ребята в палатке стали поднимать сонные головы.

– Только что по дороге проскакали! Вставай! – С еще большим азартом стал трясти товарища Рыбкин.

– Твои привидения, сам и лови!

Антон отвернулся, натянул на себя Мишкин спальник, собираясь спать дальше. Мишка выпал из палатки и, еще не соображая, что делает, пошел к тропинке.

На этот раз следы были. На лыжне – а вчера весь день туда-сюда по тропинке ездили любители зимних видов спорта – четко виднелись вмятины копыт.

Из-за поворота показался дед на лыжах. Бодро размахивая руками, он быстро катился вперед.

– Надо же, а! – вздохнул он, останавливаясь около Мишки. – Они уже здесь были! Всю лыжню раздолбали! Вот гады!

Дед горестно покачал головой, стянул перчатку и почесал нос.

– Кто? – Спросонья Рыбкин плохо соображал.

– Да лошади. Каждый раз лыжню разбивают, управы на них нет. – Дед сунул маленькую ладошку в перчатку. – Сколько их здесь гоняли! Сколько препятствий ставили! Ничего не помогает! Все равно скачут. Их даже призраки не останавливают!

При упоминании о призраках Миша нахмурился, но дед больше ничего об этом не сказал. Он одновременно воткнул обе палки в снег, резко оттолкнулся и покатил дальше, спотыкаясь на колдобинах.

– И чего ты орал? – сонный Андрюха Васильев, как всегда, лохматый и, как всегда, одетый кое-как, вяло потягивался, кривя рот в широком зевке. – Подумаешь, лошади… У меня в бабкиной деревне у одного мужика верблюд жил. И ничего… – Он покопался в карманах, достал шапку, натянул ее на голову. – Блин, холодно-то как!

Да, верблюд, конечно, будет посильнее лошади. Но и лошадь еще та зверюга…

Только сейчас Рыбкин заметил, что вокруг действительно холодно. Пронзительно-голубое небо и яркое солнце обещали на сегодняшний день сильный мороз.

Паганель торопил всех с завтраком, последний раз проверял лыжи, предупреждая, что сегодня они пройдут как минимум километров двадцать.

Но прошли они гораздо меньше.

Обогнув лес по большой дуге, они вышли на ровную просторную просеку. Впереди широким, размеренным шагом шел Олег Павлович, за ним пристроились девчонки, Миша с Антоном оказались в хвосте. Рыбкин постоянно сходил с лыжни, палки разбегались у него в разные стороны, и вообще он уже подумывал, что завтра останется охранять лагерь вместо хитрого Васильева, который сейчас, наверное, спит в палатке, укутавшись во все спальники.

Его тоскливые размышления прервал стремительно надвигающийся сзади топот. Мишка и не подумал оглянуться. Ему и так стало ясно, кто это может быть. Не глядя, он свалился в ближайший сугроб, стараясь, чтобы лыжи не остались на тропинке.

– Куда? – раздалось над его головой, и сверху на него посыпались комки снега.

– Дорогу! – гаркнули рядом.

Рыбкин приоткрыл глаза. Судя по следам, первая лошадь прошла рядом с ним, две другие, делая крюк, обошли его на почтительном расстоянии. Теперь он смог как следует их рассмотреть. Впереди ехала девчонка со светлыми волосами, остроносая, скуластая, с быстрыми злыми глазами. За ней – маленькая крепкая девочка, та, у которой хвостик смешно торчал из-под шапки. Третья девчонка была чем-то похожа на вторую, такая же невысокая, крепкая, только глаза ее прикрывала длинная челочка. На вид им было лет двенадцать-тринадцать. Все трое лихо сидели в седлах, ловко управляясь с огромными лошадьми.

Увидев большое количество лыжников, кони занервничали, а последняя невысокая бурая лошадка с длинной спутанной гривой начала пятиться, приседать на задние ноги, все больше и больше увязая в снегу.

– Мамай! – рявкнула наездница. – Хватит дурить!

Паганель обернулся, энергично взмахнул палками, отчего головная белая лошадь шарахнулась в сторону. Беловолосую всадницу мотнуло в седле.

– Не дергайте палками, – крикнула она, подбирая выпущенный из рук повод. Лошадь развернулась и встала.

– Это вы с утра были? – не переставая улыбаться, спросил Олег Павлович.

– Мы, – хором ответили две похожие друг на друга девочки.

– А что? – тут же кинулась в бой светловолосая.

– Красиво. Здорово у вас получается. – Паганель похлопал белого коня по шее.

– А погладить можно? – тут же протянула руку Лиза.

– Только осторожно, он может укусить, – предупредила светловолосая.

– А покататься можно? – выехал вперед маленький Сашка Токаев. – Чуть-чуть. Я умею!

– Прокат у нас после обеда. Приходите на фабрику, – холодно отрезала светловолосая.

– А что такое прокат? – удивленно поднял брови Паганель. – Лошади?

– Прокат – это те люди, что приходят кататься на лошадях.

– Машка! Поехали дальше! – заторопила подругу девочка с хвостиком.

Машка подобрала повод, разворачивая коня.

– Ну вот, лыжню испортили… – вздохнула Карина.

– Еще накатаете, – привычно ответила светловолосая. Видно, на эту тему с лыжниками она разговаривала не раз и не два. – А лучше идите в ту часть леса, – Маша махнула рукой в сторону, – нас там не бывает.

– Почему? Лыжня там плохая? – усмехнулся Паганель.

– Не ходим туда, и все, – угрюмо отрезала светловолосая. – Не наш это лес. Там другие ходят.

– Тоже лыжню бьют? – зло спросила Карина.

– Нет, не бьют… – начала светловолосая, но ее перебили.

– Машка, чего встала? – грубо окрикнула ее девочка на маленькой лошадке, которая носила смешное имя Мамай. – Пошли!

– И часто вы здесь катаетесь? – уже в спину всадницам спросил Олег Павлович.

– Два раза в день, – не поворачиваясь, крикнула светловолосая Машка. – Сейчас – первый.

Две остальные девчонки отозвались дружным смехом.

– Ну что? – Паганель оглянулся на притихших ребят. – Пойдем туда, где нас не затопчут?

Но их затоптали и там.

Следы копыт четко показывали им границу леса, где ходили лошади и где их не было. Но как только ребята выехали на чистую ровную лыжню, они снова наткнулись на свободно гуляющего коня. Сначала все подумали, что он гуляет один. Конь задумчиво шел сам по себе, печально опустив морду в снег. Седла на нем не было, только свисала с тощих боков потертая попона.

Даже на взгляд неискушенного Мишки, который за всю свою жизнь видел не очень много лошадей, этот конь был очень стар. Провалившаяся спина, прикрытая попоной, обвислый живот, понуро опущенная голова, сильно изогнутые ноги.

Но вот из-за коня выглянула девчонка. Такая же невысокая как предыдущие наездницы, небольшой курносый носик прятался под слоем веснушек, длинные рыжие волосы лохматой гривой были рассыпаны по плечам. Быстрые смешливые глаза девчонки окинули взглядом лыжников, на ее бледных губах появилась улыбка.

– Ну вот. – Олег Павлович остановился, вокруг него тут же сгрудились ребята. – А нам сказали, что лошадей здесь не будет.

– Мы уже уходим. – Девчонка коснулась рукой шеи коня, и тот доверчиво повернул к ней голову.

– Вас здесь много? – спросил Олег Павлович.

– Здесь других лошадей много, не только наши. – Девочка погладила коня по морде, тот качнулся, тяжело вздохнул и положил голову на плечо спутницы.

– А вы откуда?

– Мы с фабрики, – медленно подбирая слова, ответила девочка. – Там конюшня. Есть… – Она выжидательно глянула на ребят и быстро добавила: – Но сейчас все в другой части леса.

– Мы с ними уже встретились, – улыбнулся Олег Павлович. – Нас сюда послали, сказали, что здесь лошади не ходят. Странно. Почему так?

Девочка быстро вскинула глаза и тут же опустила их.

– Нельзя, и все, неужели не понятно? – Она дернула коня за попону и пошла прочь, с трудом выдергивая ноги из снега.

– А лыжникам можно? – выскочил вперед Антон.

Миша в это время усиленно крутил головой, соображая, что ему так не нравится в этом месте. Елки, лес, изгиб дороги, большой сугроб.

– Лыжникам? – Девочка обернулась, ее глаза полыхнули нехорошей темнотой. – Отсюда не все возвращаются. А ходят все. Особенно лыжники.

Точно! Вчера вечером он топтался под этими елками, и в этом сугробе вязла призрачная лошадь. Значит, они совсем недалеко от лагеря, просто сделали большой круг. А просека, похоже, делит этот лес пополам…

Лошадь вяло мотнула облезлым хвостом и пропала.

Рыбкин растерянно моргнул, обернулся к ребятам. Те уже выстраивались в цепочку, исчезновения коня никто не заметил.

– Рыжик, – тихо позвал Миша. Рука, которой он показывал в сторону странной парочки, заметно дрожала.

Антон обернулся:

– Чего тебе?

Они оба посмотрели в глубь тропинки. Лошадь была, девочка тоже, через секунду они скрылись за поворотом.

– Слушай, – зашептал Миша. – Давай сбежим обратно в лагерь. Он рядом, я здесь был вчера. Мы круг сделали.

– Да? Класс! – Антон явно не разделял беспокойства друга. – Значит, скоро обедать отправимся. Пошли еще покатаемся и вместе со всеми вернемся.

В этот момент Рыбкин почувствовал, что стремительно замерзает, у него уже промокли ноги, начала зудеть натертая ладонь, зазвенело в ушах, и вообще жизнь показалась ему скучной и однообразной.

– Олег Павлович! – во всю мощь легких гаркнул Рыбкин. – А можно, я домой пойду?

Ребята тут же повернулись к нему.

– Ты заблудишься, – прищурился Паганель.

– Вы же знаете, что лагерь рядом. Рукой подать! Я не заблужусь.

«Вчера в темноте дошел, – мысленно добавил Мишка, – и сегодня доберусь. Тоже мне дальний путь…»

– Мы пойдем не быстро, если передумаешь, нагонишь.

– Ну и дурак, – выдохнул Антон, вставая на лыжню.

– Катись, Рыжик, бей все мировые рекорды, – вдруг рассердился Рыбкин.

Снег заскрипел под лыжами одноклассников. Миша тем временем развернулся и побежал в обратную сторону.

Девчонка все так же шла рядом со своим конем, что-то перебирая в руках.

– Эй, погоди! – позвал Рыбкин. Девочка обернулась. Вместе с ней обернулась и лошадь. – Слушай, а вчера вечером кто здесь скакал? Трое, я видел. Черные, высокие… Ваши, да?

– Нет, не наши. – Девочка пошла дальше. – Здесь есть и другие лошади.

– А кто? Всадники на них сидели такие странные, с темными капюшонами на головах? – Мишка скользнул чуть вперед, лыжей задел треснувшее копыто коня. Конь тут же дернул ногой. Рыбкин качнулся в сторону и чуть не потерял равновесие.

– Эй, полегче! – Девочка предупреждающе подняла руку.

– Как его зовут? – Мишка на всякий случай отошел подальше.

– Заток. – Девочка посмотрела, как Рыбкин выуживает свои палки из сугроба. – Вам не стоит здесь быть. То место, где вы разбили лагерь, нехорошее. Особенно для лыжников. Понял?

– Но ты-то сюда пришла и, кажется, вполне жива и здорова. Значит, людям тут находиться можно.

– Знаешь, есть такая история про девочку, которой не разрешали ставить пластинку на проигрыватель, но она не послушалась и поставила. Хочешь узнать, что было потом?

– Ей врезали по первое число и лишили мороженого, – улыбнулся собственной шутке Миша.

– Нет. Все умерли. – Глаза девочки снова потемнели.

– Почему?

– Потому что нельзя делать того, что запрещено. Ходить в этот лес нельзя. Нельзя, и все! Так своим и передай.

Миша ничего не понял, поэтому продолжал стоять, глядя в спину уходящей девочки, ожидая хоть каких-нибудь объяснений.

– Значит, вчера здесь были не вы? – на всякий случай спросил Рыбкин. Уж больно ему хотелось узнать, что за странные наездники встретились ему прошлым вечером.

– Не мы. Здесь вчера вообще никого не могло быть.

– Но я же…

– Дорогу! – раздалось издалека.

Миша сначала не принял этот крик на свой счет, но быстро приближающийся топот дал понять, что кричат именно ему.

– Осторожно! Дорогу!

Прямо на него мчалась лошадь, в седле, как влитой, сидел всадник, на его голову был натянут капюшон, за спиной развевался плащ.

Пытаясь отступить, Миша взмахнул руками, палки взлетели вверх. Конь резко затормозил, глаза его расширились от испуга. Он осел в снег, взбрыкнув передними ногами, копыта просвистели перед стремительно побледневшим лицом Рыбкина.