Текст книги "Мой лорд"

Автор книги: Элен Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Дальше была дорога.

Поначалу они разговаривали совсем чуть-чуть. Было заметно, что Николь напряжена и это мешает ей получать удовольствие от путешествия и слышать то, что говорит ей Людвиг. Поэтому он, забросив несколько пробных тем и не получив отклика заинтересованности, постепенно замолчал, с едва заметной улыбкой глядя на пробегающие мимо поля. Ему было уютно оттого, что она сидит напротив, задумчиво положив голову на руку. И еще оттого, что с каждой минутой в его душе все больше растет уверенность в том, что со временем Николь оттает. Ему казалось, что он чувствует то, что происходит в ее душе, то, что прячется под поверхностью слов и привычной подчеркнутой независимостью. Когда-нибудь, возможно очень скоро, она поймет, что может ему доверять. Пусть пока она больше похожа на дикого лесного зверька, недоверчивого и настороженного. Одно неосторожное слово, одно резкое движение – и зверек отпрянет, чтобы скрыться в чаще навсегда. Сходство кажется еще ярче, когда она поднимает на него глаза – этот кошачий разрез…

Вот сейчас заметила, что он за ней наблюдает, напряглась.

– Все-таки здорово, что мы успели, – чуть поспешно проговорила Николь, – а я уж боялась, что поезд уйдет без нас.

Глаза внимательные-внимательные, а на щеке маленькая крошка от круассана.

– Он не мог уйти без нас, – очень серьезно пояснил Людвиг. – Это же наш с тобой поезд.

– В каком это смысле – наш?

– В прямом. Вот наши билеты.

Николь несколько секунд непонимающе изучала обычные железнодорожные билеты, потом подняла глаза на невозмутимого Людвига и фыркнула. Снова она попалась. Может быть, время их сегодняшней встречи тоже какая-то особенная шутка, смысл которой она еще не уловила?

Николь испытующе глянула на спутника.

– Людвиг, а почему именно пять сорок семь?

– А почему ты спрашиваешь?

– Ну, так просто, – отвела глаза Николь. И покраснела. – Нет, вру. Вначале я разозлилась на тебя. Думала, что ты просто выпендриваешься.

– А сейчас что думаешь?

Лицо Людвига было бесстрастно. И совершенно непонятно, какие у него эмоции вызывает, да и вызывает ли вообще, злость Николь.

– Не знаю. – Она пожала плечами.

– Понимаешь, Николь, у некоторых опытных руководителей, и у меня в том числе, есть один хороший способ сделать так, чтобы человек, с которым запланирована встреча, пришел вовремя.

– Назначить какое-нибудь зубодробительное время?

– Да, не на круглое время. – Людвиг едва заметно улыбнулся. – Мне было важно успеть именно на этот поезд. Следующий в нужном нам направлении пойдет только через четыре часа.

– А говорить, что мы куда-то поедем, ты не хотел, так?

– Так. Если для тебя это важно, то в следующий раз, когда мы пойдем или поедем куда-нибудь, я буду просто говорить тебе время начала, а ты уж сама будешь решать, во сколько тебе удобнее прийти. Договорились?

Николь помолчала.

– Нет уж, если идем вместе, то лучше и собираться вместе заранее. А я обещаю – нет, я изо всех сил постараюсь – приходить вовремя.

Людвиг кивнул. Необычные у них получаются договоренности. Такие вещи редко проговариваются между парнем и девушкой, которые начали встречаться. По крайней мере у него такого опыта еще не было. Определенно, Николь очень интересный человек.

8

Николь уже было собиралась немного поспать – веки налились теплой тяжестью, – когда Людвиг мягко тронул ее за руку.

– Просыпайся, мы подъезжаем.

Поезд и вправду замедлял ход. За окном медленно проплывали аккуратные коттеджи, окруженные высокими заборами. Пирамиды сочно-зеленых кустарников, станционные строения.

– Где мы? – чуть хриплым голосом поинтересовалась Николь. Очевидно, она сама не заметила, как задремала.

– Это Дарроуби. – Людвиг перекинул через плечо дамскую дорожную сумку – Николь только проводила ее прощальным взглядом – и поднял свой багаж. – Крошечный городок. Единственным его достоинством, а может, недостатком является очевидная древность. Здесь сохранилось несколько домов, построенных еще в семнадцатом веке.

– О-о, – довольно равнодушно протянула Николь. Она никогда не интересовалась архитектурными шедеврами просто потому, что они принадлежали к другой эпохе, если только они не были связаны с какими-то выдающимися людьми или необычайными деяниями.

Вместе с ними из поезда вышли еще несколько человек, которые довольно быстро рассеялись по перрону. Платформа была залита солнечным светом. Еще утренние, едва теплые лучи ласково погладили Николь по лицу. Она улыбнулась.

– Куда дальше? Ты же не поведешь меня смотреть постройки семнадцатого века?

Не отвечая, Людвиг кивнул ей, чтобы она следовала за ним. Они вышли к вокзалу, представлявшему собой несколько будок с надписью «Касса» и парочку рядов старых скамеек, укрытых таким же старым навесом. Впрочем, все выглядело достаточно ухоженным, а по сторонам вокзала красовались клумбы из низеньких ярких цветов, названия которых Николь не знала.

Людвиг устроил вещи на одной из скамеек и обернулся к Николь.

– Где остатки нашего с тобой завтрака?

– Ты снова хочешь есть? – Николь извлекла бумажный пакет. – Что тебе достать?

– Спасибо, – покачал головой Людвиг. – Это ты, если хочешь, забирай то, что смогла бы еще съесть.

– А остальное куда? – Николь пристроилась на скамейку рядом с сумками.

– Остальное – ребятишкам. Они часто ходят сюда на промысел.

Людвиг положил раскрытый пакет на соседнюю скамью, убедился, что ничего из содержимого не собирается высыпаться наружу.

– Я хочу тебе кое-что подарить, Николь, – торжественно начал он.

Однако то ли говорил он слишком серьезно, то ли Николь уже понемногу начала разбираться в том, когда он шутит, но она почему-то поняла, что ждать стоит скорее веселого сюрприза, нежели дорогущего подарка.

Точно. Вот он обернулся от своих сумок, осенние глаза довольно улыбаются, а в руках – сложенный пополам альбомный лист.

Николь заинтересованно потянулась к листку.

– Держи. Это твой билет в эксклюзивное двухдневное приключение. Турагентство гарантирует медицинскую страховку и минимум трехразовое питание.

На обложке была изображена забавная рожица в рыжих кудряшках. А что, неплохие шаржи получаются у мистера Эшби-младшего. Внутри «билета» значились пункты программы: знакомство с автопарком двадцатого века, посещение памятников культуры, дегустация блюд классической английской кухни, занимательная вечерняя программа, общение с животными.

– Так нечестно, – со смехом протянула Николь, – здесь нет никакой конкретики!

– А где ты видела приключения с конкретикой? – возразил Людвиг. – О, смотри, вот и первый пункт нашей программы. – Он кивнул в сторону дороги, где в данный момент парковался старенький «лендровер». Раздался короткий квакающий гудок.

– Патрик, вы снова в своем духе, – Людвиг тепло улыбнулся пожилому шоферу. – Зачем вы пугаете девушку?

– Здравствуйте, мистер Эшби. Здравствуйте, леди. – Патрик приподнял фуражку. – Вы уж простите старика. Очень я по вас соскучился.

У Патрика было морщинистое загорелое лицо и темные ладони с широкими, коротко остриженными ногтями. И добрые глаза, почти бесцветные от возраста. Он очень интересно улыбался – лицо заливалось сетью лучиков-морщинок, голова чуть запрокидывалась, а вся верхняя половина туловища откидывалась назад.

Николь, как человек впечатлительный и к тому же обладающий даром слова, решила про себя, что образ старика Патрика обязательно стоит включить в какой-нибудь рассказ. И даже стала прикидывать, где бы ей расположиться, чтобы черкнуть пару строк в прихваченный на всякий случай блокнот. Однако она не успела осуществить задуманное, поскольку заметила, что ее спутники переместились к «лендроверу», а Людвиг уже укладывал багаж в машину.

Интересно, отметила Николь, почему он не поручил сделать это Патрику? Вроде бы так обычно поступают со слугами. Вот и Патрик выразительно топчется рядом, всем своим видом показывая готовность помочь. Неужели Людвиг заботится о старике шофере?

Когда леди предпочла ехать на переднем сиденье, Людвиг сам сел за руль, отпустив Патрика во внеочередной отпуск на заднее пассажирское сиденье. За окном проплывали пейзажи доброй старой Англии: холмистые равнины, обрамленные невысокими грядами, пастбища, где паслись коровы, ярко-изумрудные поля пшеницы. Где-то в середине пути Патрик предложил молодым господам выпить чаю, заваренного специально для этого случая его женой Маргарет. Место вокруг было живописным, заросли ив выдавали близкое присутствие воды, холмы были напоены запахом весеннего разнотравья. И уставшие с дороги «молодые господа» с благодарностью согласились. Под одним из деревьев был расстелен большой клетчатый плед, заботливо припасенный Патриком. Импровизированный пикник состоял из фруктов, домашнего печенья, шоколада и чая. В бардачке машины обнаружился набор дорожных металлических стаканчиков. Они были очень маленькими даже в разложенном виде и явно предназначались для чего-то более крепкого. Но пить из них было удобно, к тому же чай быстро остывал, не обжигая пальцев.

– «Завтрак королевы» с лимонником. Я угадала, мистер?..

– Да, мисс. Только называйте меня просто по имени.

– Людвиг, а тебе нравится чай с лимонником? – Николь сидела, по-турецки скрестив ноги, и грела ладони о стаканчик.

– Да. Пожалуй, один из немногих ароматизированных чаев. Кстати, знаешь его историю?

– А у него есть история?

– Есть. И довольно интересная. – Людвиг пригладил волосы.

Как же он все-таки хорош! Николь краем глаза следила за его движениями и чувствовала, как холодок возбуждения начинает проходить по ее телу, внезапно вспомнившему, сколь давно оно не знало близости мужчины. Может быть, зря она так опрометчиво села рядом с ним. Они же договорились – без вольностей. А договор надо выполнять, начиная с мыслей. Николь от волнения хлебнула слишком много чаю и закашлялась.

– Ты меня слушаешь? – Людвиг внимательно на нее смотрел, так внимательно, что у нее голова закружилась от этого взгляда.

Николь сглотнула. Встала.

– Простите, мне надо пройтись, – скороговоркой проговорила она, не глядя на Людвига.

Только бы он ничего не понял. Иначе получится совсем некрасиво: она строит из себя недотрогу, а сама только и мечтает о том, чтобы прыгнуть к нему в постель.

Ох, Николь, рассуждала она, пробираясь сквозь заросли травы на вершину ближайшего холма. Похоже, ты совсем запуталась. Пора уже расставить все на свои места. Хотя бы для себя самой.

А расставлять-то нужно было не так уж много. Пункт первый. Она влюбилась в Людвига Эшби.

Пункт второй. Ему она, похоже, тоже нравится.

Пункт третий. Она не желает расставаться со своей независимостью. Что, кажется, уже потихоньку начинает происходить. И все еще боится дальнейшего развития отношений, потому что не знает, к чему это может привести.

И почему для меня так важно быть уверенной в итоге? – рассуждала Николь, срывая попавшийся под руку стебелек и засовывая его в рот. Когда я соглашалась на эту авантюру, я ведь уже решила, что готова на любой вариант дальнейших отношений с ним. Может быть, все закончится завтра вечером на том же вокзале. А может, перерастет в чуть более длительную связь. Очевидно, что я никогда не стану для него единственной женщиной в мире. Слишком уж из разных мы миров. Он найдет себе девушку своего круга, женится на ней, у них будут дети… А мне не все ли равно? Лучше уж сейчас с головой – а точнее, без головы – отдаться чувствам. Любовница, случайный каприз – пусть будет так. Но это все равно лучше, чем потом, когда я стану старенькой и седой, с бессильными слезами вспоминать, что оттолкнула человека, просто поддавшись своему страху. Что не использовала до конца возможность счастья, подаренную мне судьбой.

Она не заметила, как он подошел, и вздрогнула, услышав его негромкий голос:

– Николь. Извини, что беспокою. С тобой все в порядке?

Она повернулась к нему, и он замер, позабыв о том, что собирался говорить. Николь светилась, словно с нее вдруг сдернули темное тяжелое покрывало, как будто она освободилась от того, что закрывало ее от тепла и солнечного света, не давало ей двигаться и дышать, спутывало тело. Так бывает, когда ты решаешься наконец отпустить какой-нибудь мучительный давний страх.

Людвиг еще не видел ее такой. Он только смутно догадывался, что за маской резковатой девчонки может прятаться молодая женщина, трепетная и нежная. Полуоткрытые губы, сияющие глаза…

Он не смог – нет, он не захотел – противиться тому, что должно было произойти. Тому, что уже было вписано в ткань этого мира. Как загипнотизированный, он не мигая смотрел в ее глаза. И зелень этих глаз становилась все ближе. Почти коснувшись ее губ, уже чувствуя ее дыхание, он остановился. Чтобы увидеть эту же невыносимую тягу в ее взгляде.

Ее губы были нежные и мягкие как летний дождь.

Его губы пахли медом.

Людвиг сидел, откинувшись в водительском кресле, краем глаза наблюдая, как Николь аппетитно управляется с домашним печеньем. И жалел, что не может получить от еды такого же искреннего живого удовольствия, как она. Впрочем, даже смотреть на нее было весело и заразительно.

– Что? – Николь держала большой кругляш печенья обеими руками, стараясь не уронить ни крошки. – Ужасаешься моей прожорливости?

– Напротив. – Людвиг аккуратно переключил скорость. – Я думаю, что тебя нужно назначать в качестве лекарства больным депрессией. Знаешь, у меня есть несколько знакомых молодых леди и джентльменов, которые проходят сеансы у очень дорогих психоаналитиков. Меня, кстати, тоже туда приглашали, говорили, что я очень неплохо вписался бы в их компанию. – Людвиг усмехнулся.

– Ой, а ты страдаешь депрессией? – сочувственно спросила Николь, отправляя в рот последний кусочек.

– Нет, конечно. Но я люблю черное, нелюдим и мало ем.

– И очень брутален! – весело ляпнула Николь. И от досады едва не шлепнула себя по губам. – Прости, Людвиг. Я не хотела тебя обидеть. Ты говоришь искренне, а я…

– А ты не выражаешь должного почтения к моей мрачности, так? – Людвиг покачал головой. – Мне, конечно, неприятно, что ты надо мной подшучиваешь. И за это я тебе еще отомщу. – В этом месте голос Людвига принял тот самый «очень серьезный оттенок». – Но задевает меня это еще и потому, что это правда. Знаешь, я уже порой подумываю о том, чтобы сменить амплуа.

Николь с любопытством посмотрела на Людвига. Оказывается, молодые красавцы аристократы тоже бывают не довольны собой.

– Конечно, я не собираюсь превращаться в необузданного мачо, – с усмешкой продолжал Людвиг, глядя на дорогу перед собой, – да и черный цвет мне действительно нравится. А вот насчет мрачности… Явно пора попробовать что-нибудь иное.

– Ну, не знаю… – игриво возразила Николь. – Мне, например, нравится…

– Не отвлекайте меня от дороги, леди. К тому же у нас с вами уважаемый пассажир.

Николь взглянула назад. И повернулась к Людвигу, вполне довольная своими наблюдениями.

– Наш пассажир спит! – торжествующим шепотом объявила она. И потянулась губами к Людвигу.

Машина вильнула, выписала несколько вензелей по встречной полосе, истерично взревела мотором.

Это было началом смены амплуа, так опрометчиво упомянутой Людвигом Эшби.

9

А дальше было столько всего, что Николь только успевала запоминать персонажей и события, которые «обязательно стоит включить в какой-нибудь рассказ». Время приближалось к полудню, машина бесшумно катила по дороге, оставляя далеко позади старое доминиканское аббатство, безымянное озеро, в котором пожелала искупаться Николь. К дороге подступали вересковые болота, сейчас буровато-зеленые, на горизонте ровной голубоватой грядой тянулись вершины гор.

– Людвиг, куда ты меня все же везешь? Мы уже так давно едем, что, по моим расчетам, могли бы пересечь страну два раза.

– Ваши расчеты ошибочны, леди. Мы всего лишь пересекли Йоркшир. Вы уже полчаса имеете удовольствие любоваться на Пенинские горы.

– Ой, Людвиг. Не говори со мной на иностранном. Мне становится страшно.

Людвиг даже бровью не повел.

– Как пожелаете, леди.

Николь немного помолчала. А потом принялась вслух изучать содержание своего «билета».

– Та-ак. Автопарк – вот он. – Она хлопнула рукой по креслу. – Значит, у нас по плану посещение памятников культуры, еда, занимательная вечерняя программа и животные. А давай вместо памятников сделаем дневную занимательную программу?

– Поздно, леди. Мы уже почти приехали.

Машина свернула. Николь не успела заметить, что было написано на указателе. Судя по тому как оживленно засобирался на заднем сиденье проснувшийся Патрик, цель путешествия и вправду была близка.

Людвиг сбавил скорость, и машина плавно перекатилась по полукруглому мосту через небольшую речку, заросшую по берегам кустарником и осокой. Николь повернулась к своему спутнику за очередной географической справкой. Но, увидев выражение лица Людвига, передумала спрашивать.

У него было столько печального тепла в глазах, словно он общался с призраком очень близкого человека. Человека, видимого только ему, но от этого не менее реального.

Машина, вывернув из-за очередного поворота, укрытого густой зеленью букового леса, выехала к особняку. Высокие песочно-коричневые стены, арки окон первого этажа, колонны перед парадным подъездом. Николь недоуменно вглядывалась в открывшуюся картину. Это место было похоже на музей архитектуры эпохи Возрождения или на добротную декорацию к какому-нибудь историческому фильму.

Людвиг передал ключи от «лендровера» Патрику, открыл перед Николь дверцу, помогая ей выйти из машины. Он не торопился с комментариями, давая Николь возможность оглядеться. Впрочем, они не успели толком ни того ни другого, потому что из особняка им навстречу уже спешили пожилой мужчина в шелковом домашнем халате и женщина в закатанных брюках и широкополой плетеной шляпе, по пути снимающая огромные хозяйственные перчатки, испачканные землей.

– Людвиг, дорогой, как я рада тебя видеть! – Женщина широко отставила руки, давая Людвигу себя обнять. – Прости, что я в таком виде, дорогой. Мы не знали точно, во сколько вы приедете.

– Тетя Паула, дядя Пол. – Людвиг обнял поочередно обоих. – Я не чаял добраться к вам до Рождества.

– Не переживай, дорогой… – тетя Паула ласково смотрела на него снизу вверх, – мы все понимаем. У тебя столько работы!

– Разрешите представить вам: Мисс Николь Конноли, мой очень близкий друг. – Людвиг подставил Николь локоть. – Знакомься, Николь: Паула и Пол Уайнфилд, старинные друзья моих родителей.

– Людвиг, милый, ты как всегда горячишься, – укоризненно качнула полями шляпы тетя Паула. – Разве можно применительно к даме употреблять эпитет «старинная».

– Паула, мы обязательно это обсудим. Только после обеда. – Дядя Пол сделал широкий жест по направлению к особняку. – Прошу вас, друзья мои. Вы, наверное, проголодались с дороги.

– Спасибо, дядя. Патрик не дал нам умереть с голоду.

– О… – оживилась Паула, семеня позади них. – Вы пробовали новое печенье Маргарет?

– Да, тетя. Нам с Николь оно очень понравилось. – Людвиг посмотрел на Николь, заговорщицки улыбнулся. У него на губах до сих пор был сладкий вкус того поцелуя.

– Людвиг! – Радостный девичий голос заставил его вынырнуть из сладостных воспоминаний. – Людвиг, ты приехал! – К ним стремительно шла, почти бежала, белокурая девушка в ярко-голубой блузе. На ней были короткие белоснежные легинсы, которые подчеркивали великолепную стройность загорелых ног, а сандалии на высокой голубой платформе, казалось, совершенно не мешали ей двигаться легко, как в танце. – Людвиг! – снова пылко проговорила девушка, останавливаясь в ярде от них. Казалось, она не замечает более никого из присутствующих.

– О, Дебора! А я думал, что раз ты не выходишь, то еще не приехала из Лондона. – Людвиг говорил очень приветливо. Только зачем-то положил свою руку поверх пальцев Николь, невольно сжавшихся у него на предплечье.

Дебора несколько мгновений стояла в нерешительности, но потом, быстро взяв себя в руки, сама обняла Людвига.

– Здравствуй. Я так по тебе соскучилась.

– И тебе привет, сестричка. Николь, познакомься. Это Дебора Уайнфилд, моя подруга детства. Дебора, это Николь Конноли, одна из самых значимых для меня людей.

Как хорошо он ее представляет. Близкий друг, одна из самых значимых… А еще Николь отстраненно отметила, что, знакомя ее с тетей и дядей, Людвиг вначале представил ее, а потом уже их. Что же это значило по законам этикета?.. Прости, мама, вот бы где пригодилась твоя наука.

– Когда-то мы с тобой решили, что будем братом и сестрой, – нежно проворковала Дебора, мягко отстраняясь от Людвига, – но с тех пор прошло столько времени…

– Как хорошо, что некоторые вещи не меняются, сестричка, – спокойно ответил Людвиг, увлекая Николь к дому.

В холле их ждала Паула, которая сообщила, что велела накрывать обед к часу, поэтому у них есть около пятидесяти минут, чтобы принять душ. Она уже сняла свой живописный головной убор, под которым обнаружилась стильная стрижка вьющихся каштановых волос. Она извинилась, что покидает гостей, поскольку после работы в цветнике ей и самой не мешало бы привести себя в порядок.

– Людвиг, я могла бы показать тебе, как отремонтировали твою комнату. Пойдем, я помогу тебе обустроиться, – нежно проговорила Дебора, поднимая на него свой небесно-голубой взгляд.

Николь почувствовала, что у нее начинают пылать от ярости щеки. Почему эта девица так откровенно клеится к Людвигу, словно она, Николь, просто пустое место, которое держится за его руку.

– Ой, Дебби, – внезапно громко проговорила Николь, – это так мило с твоей стороны. Обычно этим занимаются слуги.

Дебора осеклась. Улыбка застекленела на ее красивом ухоженном лице. Но это длилось мгновение.

– А чей это я слышу голос? – приторно-ласково поинтересовалась Дебора. – Неужели это платье цвета, который был в моде два года назад, так хорошо разбирается в тонкостях этикета?

– Это не платье. Это я, Николь Конноли, спутница Людвига Эшби. Ты плохо слышишь или у тебя проблемы с памятью, раз ты не запоминаешь имена?

– Спу-утница, да? Теперь это так называется? – Дебора с уничтожающей улыбкой медленно осмотрела Николь с головы до ног.

Только присутствие Людвига удержало Николь от того, чтобы немедленно вцепиться в эти прелестные золотистые волосы.

– Дебора, ты преподносишь мне странные сюрпризы. – Голос Людвига был таким жестким, что Дебора, сверлящая Николь ненавидящим взглядом, отступила на полшага. – Между прочим, Николь гостья этого дома. И – моя девушка.

Счастливо ёкнуло сердце. У-ух… Николь сжала руку Людвига.

– Поменьше ревности, сестричка. – На сей раз слово «сестричка» прозвучало в устах Людвига холодно, едва ли не презрительно.

Николь почти пожалела красавицу Дебору. И ни за что на свете не хотела бы, чтобы такая интонация предназначалась ей самой.

Разумеется, после подобной «беседы» сопровождать гостей в комнаты пришлось Маргарет, жене Патрика, миловидной пожилой женщине в форменном платье. Николь извинилась перед Людвигом и попросилась в душ. Очень уж ей хотелось поскорее смыть с себя дорожную пыль и мерзкое ощущение от общения с сестричкой Людвига.

После целебного контрастного душа жизнь предстала в куда более привлекательном свете. Николь с интересом осмотрела гостевые спальни. Им отвели две сообщающиеся комнаты в правом крыле дома. Окна в комнатах второго этажа были не полукруглыми, а квадратными. Рамы, по старой йоркширской традиции, изнутри, так же как и снаружи, были выкрашены белой краской. Сами небольшие комнаты были со вкусом обставлены. Николь с удовольствием вдыхала запах уюта. Резная деревянная мебель, паркетный пол устлан мягким ковром цвета чайной розы. На прикроватном столике ваза из голубого стекла с букетом лилий. Николь вспомнила своих стеклодувов и хмыкнула. Какая-то никчемная суета, какая-то склочная начальница… Как, кажется, давно все это было. Словно в другой жизни. Ой, за всеми перипетиями последнего дня она совсем забыла про свой долгожданный триумф. Николь заулыбалась, представив себе, как удивится Людвиг, когда она покажет ему свою статью в воскресном номере «The Daily Mail». Только чуть позже. У нее есть еще впереди целый месяц для того, чтобы он смог узнать ее получше, чтобы смог поверить ей, несмотря на всю фамильную ненависть к людям ее профессии. Интересно, чем же им так насолили журналисты? Может быть, именно тогда он ей все и расскажет.

Николь с разбегу повалилась на широкую кровать. Она обожала спать на мягком, хотя сотню раз слышала о вреде этого для позвоночника. Зато как расслабляет…

– Эй, леди! Кажется, вы снова намереваетесь заснуть.

На пороге их общей ванной стоял Людвиг. Мокрые волосы зачесаны назад, свежая рубашка, узкий галстук.

Уже полностью одет. И почему он вышел так поздно? Шальная мысль заставила щеки Николь порозоветь. Она опустила глаза.

– Леди намеревается обедать в постели? – Людвиг шел к ней медленными пружинистыми шагами.

Николь почувствовала, что теперь уже пылают не только щеки, но и уши, и поспешила встать.

– Не надо, Людвиг, мы ведь должны идти, – проговорила она негромко.

– Что – не надо? – Он подошел совсем близко, Николь видела, как тонкая черная ткань рубашки трепещет от ударов его сердца. Осторожно поднял рукой ее подбородок. – Не надо – что?

Николь закрыла глаза. Горячие губы на ее губах. Сильные руки обнимают за талию. Дышать – им. Принадлежать – ему. Дарить и доверять – ему…

Бедной Маргарет, которая пришла звать молодых господ к обеду, пришлось несколько минут ждать под дверью, пока наконец чуть задыхающийся голос Людвига, доносившийся почему-то из комнаты Николь, не велел ей передать господам Уайнфилдам, что они сейчас спустятся.

Когда шаги Маргарет за дверью стихли, Людвиг, по пояс обнаженный, нехотя поднялся на ноги. О, эти незыблемые и ужасные правила приличия! Он сейчас всей душой ненавидел и обед, и радушных хозяев, ждавших их за столом. Потому что самое драгоценное и прекрасное в этом мире было здесь, прямо перед ним. Николь, не открывая глаз, лежала разметавшись на смятых одеялах. Рыжие завитки рассыпались по подушке, халатик распахнулся, обнажая напрягшуюся грудь. Людвиг издал нечленораздельный рык и рывком выбросил себя из комнаты. Скорее в душ. Очень холодный, очень успокаивающий. Но возбуждение было столь сильным, что даже магическая сила ледяной воды подействовала далеко не сразу.

– Николь, одевайся! – прокричал Людвиг, на секунду выключив обжигающую воду. – Или я за себя не ручаюсь!

Ответом ему было что-то вроде «я не могу, я лучше подожду тебя здесь». И полное отсутствие каких-либо намеков на сборы. Просьбу одеваться Николь выполнила, но весьма своеобразно. Она просто повернулась на бок и натянула на себя край одеяла, застилавшего постель.

Людвиг ворвался в ее комнату, подобно черному ветру. Он был уже в брюках, расстегнутая рубашка развевалась, а влажные светлые волосы непривычно падали на лоб. Николь поймала его дикий взгляд и, решив на всякий случай не рисковать, осторожно сползла с постели с противоположной стороны. Она запахнула халатик, тронула руками волосы. Потом бросила на себя короткий взгляд в зеркало и едва не полезла обратно под одеяло.

– Стой! Ты куда?! – свирепо поинтересовался Людвиг, застегивая последнюю пуговицу.

– Людвиг, нам нельзя показываться в таком виде, – попыталась урезонить его Николь. – Ты совершенно… невменяем! И я… Посмотри, как я выгляжу. – Николь беспомощно развела руками. – Мои волосы превратились в воронье гнездо. Мое дорожное платье похоже на мятую пыльную тряпку. А там еще твоя «сестричка»… Нет, я никуда не пойду, – решительно объявила она. – Ты скажешь, что я устала с дороги…

– Я уже сказал, что мы сейчас будем. Это раз. – Людвиг необъяснимым образом успел побывать в своей комнате и вернуться, держа в руках какой-то пакет. – А свое платье можешь отправить в корзину для мусора. Это два.

Николь хлопала глазами, с трудом понимая, что происходит. У нее в руках оказался бумажный пакет с лейблом фирмы Чарлза Ворта.

– Людвиг – это…

– Пожалуйста, примерь. Надеюсь, я не ошибся с размером.

Нежнейшая ткань фисташкового цвета почти ничего не весила. Николь бережно расправила на постели то, что она впоследствии назвала его первым чудом. Легкое платье из последней коллекции Ворта: гладкий лиф украшен узором из бисера цвета церковного вина, тонкие плетеные бретели, по левой вьется такой же бисерный узор, от груди ткань спадает мягкими складками. На дне пакета обнаружились еще две вещи: коробка с сандалиями того же фисташкового оттенка с тонкими бисерными подвесками вдоль щиколотки и маленькая шкатулка, в которой поблескивали темные шарики рубиновых серег.

Николь безмолвно села прямо на пол. Уронила голову на руки. Любой мужчина воспринял бы этот жест однозначно.

– Николь, что с тобой? – проскрежетал голос Людвига. Почему он не послушал свою интуицию! – Я тебя обидел?..

Она подняла лицо. Ему показалось, что ее глаза цвета молодой листвы стали еще больше. И эти глаза блестели. Но не от слез. Они были похожи на два портала в другой мир. Счастливые. Потрясенные. Любящие.

Если хотя бы одна женщина, которой Людвиг делал в своей жизни подарки, смотрела бы на него такими глазами, он бы уже был женат.

И если хотя бы один из мужчин, когда-либо делавших Николь подарки, вкладывал в них столько же внимания, искреннего тепла, она, наверное, уже носила бы другую фамилию.

И дело здесь было не в цене подарка. А в том, что это был именно подарок, а не валюта для покупки. Покупатель не тревожится так о самолюбии «товара» и требует своевременных поставок поклонения, восхищения, секса. Или что там еще принято покупать в отношениях?

Когда Николь, легко опираясь на руку Людвига, спускалась по ступенькам старой усадьбы, ей казалось, что на ней искрится белое платье и фата закрывает ее лицо. А за широкими дверями зала их ждет алтарь и торжественный седобородый священник радостно улыбается им.