355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Элен Стюарт » Мой лорд » Текст книги (страница 2)
Мой лорд
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 23:12

Текст книги "Мой лорд"


Автор книги: Элен Стюарт



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– Почему я вам это показываю?.. А почему бы и нет? – улыбнулся краешками губ Людвиг. – Вам нравится?

– Да. Очень. – Николь говорила убежденно и тихо. Необычно тихо. Что-то происходило в ее душе, только пока она не могла сказать, что именно. Всегда яркая и живая, Николь расплескивала свой свет вовне, словно раскручивала спираль радужной энергии, оживляя ее прикосновением тех, с кем она общалась. Но при этом зачастую где-то в глубине ее души оставалось тоскливое ощущение пустоты, которое нельзя было заполнить ни дружеским общением, ни бешеным темпом жизни, ни авантюрными выходками. А теперь у нее возникло странное чувство внутренней наполненности. Теплота и свет золотистыми волнами окутывали ее сердце. Что это? Благодарность за неожиданное доверие?

Она обернулась к Людвигу. В его глазах плескались блики от огня. Она не заметила, как он подошел. И теперь стоял рядом. Так близко…

– Николь, вы…

Шум в коридоре не дал ему закончить. Тяжелый топот по лестнице, приглушенные голоса перед дверью… Как во сне Николь отступала к камину. Это был конец.

– Вот она! – Полицейский, сопровождаемый охранниками, ввалился в комнату.

Николь сжалась, взглянула затравленно на Людвига и повернулась к огню. Если хотят, пусть волокут ее силой. Сама она с места не сдвинется.

А потом она просто кожей почувствовала, как между ее беззащитной спиной и полицейским возникло препятствие, несокрушимое, как скалы Бристольского залива. Людвиг.

– Офицер, в этой комнате находятся только те, кого я хочу видеть, – отчеканил ледяной голос.

– Н-но…

– И вы к их числу не относитесь.

Где-то в коридоре за распахнутой дверью тревожно пыхтел тучный охранник. Полицейский помялся, очевидно колеблясь между желанием поспешно ретироваться и необходимостью сохранить честь мундира.

– Простите, сэр… – просительно проговорил он, – но эта девушка притворилась курьером…

– Офицер, вы меня слышали? – Голос Людвига Эшби приобрел интонации, от которых у Николь по спине побежали неприятные мурашки. Не голос, а бокал с охлажденным ядом, который приказано выпить. И нет возможности сопротивляться приказу.

– Ваша фамилия, офицер?

– Бэнксон, сэр, Сэм Бэнксон. Вас понял, сэр. Извините за беспокойство, сэр.

Послышалась какая-то возня – очевидно, в дверях произошло маленькое столпотворение. Впрочем, оно поразительно быстро рассеялось. Раздался мягкий стук закрываемой двери.

– Вот и все. А вы боялись. – Веселый голос Людвига вывел Николь из окоченения. – Николь, с вами все в порядке?

Николь прерывисто вздохнула. Попыталась улыбнуться… И разревелась. Ей было неимоверно стыдно перед ним, и оттого слезы катились еще сильнее.

Людвиг растерянно смотрел, как она плачет. Что с ней? Ведь все хорошо, она в безопасности. Отвернулась к огню, закрыла ладонями лицо. Беззвучно вздрагивают плечи. Долю мгновения он боролся с собственным смущением. И с правилами этикета, которые вопили у него в голове о том, что он должен отойти и сделать вид, что ничего не происходит, дабы не доставлять дополнительного дискомфорта человеку, который находится в столь неловкой ситуации. К дьяволу правила! Обнять за тонкие плечи, защитить, заслонить от боли и обиды.

Первым импульсом Николь было вырваться. Убежать и больше никогда не видеть этого человека. Он не просто видит ее слезы, он ее утешает, что стократ хуже. Дернулась. Но Людвиг не опускал рук. И молчал. Она просто чувствовала спиной его тепло, сильные ладони бережно согревали ее плечи. Постепенно напряжение отступило. Свернутая пружина страха и унижения медленно растворилась в течении спокойного тепла, исходившего от Людвига. Николь подождала, пока успокоится дыхание, вытерла мокрые щеки. Хорошо, что подводку она смыла еще в машине, сейчас бы все лицо было в черную полосочку. Шмыгнула носом. И почему она оставила сумочку с зеркалом и платками? Людвиг, очевидно, догадался о проблеме Николь и, легонько сжав плечи, отпустил ее. Несколько приглушенных шагов по ковру. Щелчок выключателя.

– Ванная здесь. Вы можете привести себя в порядок, а я закажу кофе. Вы же будете кофе, Николь?

– Буду, – благодарно пробормотала Николь, проскальзывая в ванную. – И можно на «ты».

Кофе был замечательный. Темный, с тонкой золотистой пенкой и очень насыщенным вкусом, который хотелось смаковать, медленно раскатывая по нёбу.

Николь сделала еще один небольшой глоток, полуприкрыв от удовольствия глаза.

– Людвиг, а ты сова, да?

– В каком смысле?

– То есть работается тебе лучше ночью, правда?

Он искоса посмотрел на Николь, с небрежным изяществом поднося к губам тонкую фарфоровую чашку.

– Верный вывод. А на чем он основан?

Николь заулыбалась.

– Ты, совершенно не задумываясь, предложил мне выпить кофе. А ведь час уже поздний. Значит, ты привык долго не спать.

– Дэвид говорит, что это все оттого, что в нашем роду нет крестьянской крови, то есть не вошла в гены привычка вставать ни свет ни заря, – с усмешкой пояснил Людвиг. – Но, сдается мне, это меня разбаловал мой свободный график работы.

– Ты художник? – Глаза Николь поблескивали живым интересом.

Людвиг улыбнулся. Какая она славная! Без притворства и лицемерного обаяния, с молоком матери передающихся всем обитательницам высшего света. Неожиданный сюрприз принесла ему помолвка брата.

– Художник? Скорее нет, чем да. Я архитектор. – Людвиг поставил пустую чашечку на поднос. Приглушенно звякнул тонкий фарфор.

Красивая посуда, молочно-белая, но, если посмотреть на свет камина, почти прозрачная, как матовый лунный камень. Николь где-то слышала, что это свойство очень редкой глины, которая идет для изготовления самой утонченной и дорогой посуды. Николь еще раз посмотрела сквозь чашку, улыбнулась.

– А что ты рисуешь? – Где-то в глубине души она понимала, что может сейчас затронуть слишком личную тему и тогда Людвиг закроется и отстранится. Но она ничего не могла с собой поделать. Слишком уж сильный интерес вызывал в ней этот человек. А другого случая поговорить с ним – это совершенно ясно – ей уже никогда не представится.

– Я проектирую туристический комплекс. Он мог бы быть построен на берегу Эйвона, простой, в классическом стиле. С парой нюансов, которые напоминали бы об эпохе Возрождения. Тогда Глостершир был удивительно красивым графством. – Людвиг задумчиво посмотрел на огонь. – Если честно, пока это еще не проект, а только набросок. И, думаю, он никогда не воплотится в реальность.

– Почему? – Николь удивленно вскинула ресницы. Ей казалось, что для такого человека, как Людвиг Эшби, не существует ничего невозможного.

– Потому что создание проектов не моя обязанность… – Людвиг улыбался уголками губ, и не было понятно, что скрывается за этой его улыбкой.

– А что входит в твои обязанности? – не дождавшись продолжения, спросила Николь.

– Бизнес-администрирование, управление сделками, определение перспективных и актуальных путей развития компании «Ashby Collins»… Да мало ли что еще. – Людвиг развернулся к Николь. – Это тоже интересно, потому что моя фирма занимается именно строительством. Но…

Николь молчала, стараясь не пропустить ни одного слова. Он ей доверяет! Но разве мало вокруг людей, которые с ней откровенны? Всего лишь слова о работе. Отчего же у нее на душе так хорошо, словно она получила какой-то невообразимый подарок, о котором и мечтать не смела.

– Но?

– Сейчас, когда я стою во главе компании, это почти похоже на компьютерную игру. Ты, наверное, знаешь: игра-стратегия. Я управляю тем, что происходит на экране. Можно сказать, моделирую новую реальность. Но я не живу в ней.

– Недосягаем, как боги Олимпа.

Людвиг бросил на нее удивленный взгляд.

– Неожиданное сравнение. Но, наверное, по своей сути похоже. Будешь еще кофе?

– Нет, хотя и вкусно. Пожалуйста, продолжай.

– Продолжать в общем-то и нечего. – Людвиг налил себе дымящийся напиток, аккуратно взял чашку.

– А чего тебе хочется? – осторожно спросила Николь. – Я имею в виду, от работы?

– Мне хочется… – Людвиг задумался. – Наверное, мне хочется увидеть момент, когда то, что предстало перед моим внутренним взором, то, что однажды явилось под моим карандашом, будет полностью воплощено в материальном мире. – Немного помолчал, отпил кофе. – Да, именно так. Увидеть, создать на бумаге, рассчитать все до мельчайшей черепицы, до последней вентиляционной трубы, подобрать команду… И перерезать ленточку перед парадным подъездом.

Требовательный стук в дверь заставил Николь вздрогнуть. Лицо Людвига приобрело непроницаемо-холодное выражение.

– Войдите.

Он не просто вошел. Он ворвался, разумеется настолько, насколько это позволяли правила приличия.

– Людвиг, конечно, ты здесь, раздался хорошо поставленный, с очень правильным классическим произношением голос. Молодой высокий мужчина уверенно прошел к камину. Повернулся так, чтобы видеть сидящих в креслах. Сложил руки на груди. Высокий лоб, холодный взгляд, надменная линия губ.

Людвиг оставался невозмутим.

– Дэвид?

– Самое время еще раз поздороваться, брат. – Голос Дэвида был полон плохо сдерживаемого недовольства.

– Позволь тебе представить леди, Дэвид, – спокойно проговорил Людвиг вставая. – Мисс Николь Конноли, мой хороший друг.

Дэвид мазнул по Николь коротким оценивающим взглядом: вместо многочасового макияжа – ненакрашенное лицо, вместо драгоценных камней – тонкая нитка жемчуга на шее, вместо замысловатой прически – распущенные волосы. И платье «ни-от-кого». Николь очень захотелось немедленно нагрубить или сказать какую-нибудь непристойность. Это ж надо, так унизить одним взглядом.

– Дэвид Гордон Эшби, мой брат, – невозмутимо продолжил Людвиг.

Дэвид сузил глаза. К чему эти церемонии? «Леди» явно не их круга. С такими весело проводят ночи, оставив супругу под предлогом посещения воскресного клуба или дружеской пульки у Фредди. И это поймет каждый. Но никто не поймет появления подобной особы в приличном обществе. Не собирается же он тащить ее на люди? Похоже, Людвиг совсем одичал со всеми этими своими художествами.

– Людвиг, ты разве не слышал звонка? Гости уже садятся за стол! – Дэвид возмущенно дернул породистыми ноздрями. – Мать страшно расстроена тем, что ты пренебрегаешь элементарными правилами приличия.

– Настолько расстроена, что послала тебя вместо кого-нибудь из прислуги.

Глаза Дэвида недобро блеснули.

– Спасибо тебе, брат, что соизволил посетить мою помолвку. Был чрезвычайно рад тебя видеть, – процедил Дэвид. Но, как ни странно, не ушел.

Наверное, в глубине души ему глубоко начхать на мнение Людвига, решила Николь, но очень нужно привести его с собой. Тогда Дэвид предстанет в очень выгодном свете, заслужив одобрение родителей и уважение гостей как здравомыслящий и надежный молодой человек. К тому же имеющий влияние на своего строптивого братца.

– Умница, Дейв! – Людвиг хлопнул брата по плечу, и тот недоуменно отодвинулся. – Именно для этого тебя и послали: чтобы я почувствовал себя страшно виноватым. Перед тобой, женихом, и перед нашими бедными родителями. Тогда я немедленно примчусь и буду паинькой весь вечер. Правда, брат?

– Ты всегда был бестактен, Людвиг Эшби, – произнес Дэвид, отступая в тень, – но сейчас это уже перешло все границы.

– Я просто хам! Хам или сумасшедший, да? Скажи же мне то, что ты про меня думаешь. Скажи прямо, Дэвид! – Людвиг улыбался зло и весело.

– Не знаю, что на тебя нашло, Людвиг. – Дэвид бросил в сторону Николь многозначительный едкий взгляд. – Но говорить с тобой прямо сейчас я не собираюсь. Может, ты пьян? Тогда выпей аспирин и спускайся к гостям. – Он быстро пошел к двери и обернулся на пороге. – В любом случае тебе стоит обратиться к врачу. – Дверь захлопнулась.

Людвиг рассмеялся. Потянул спину, несколькими пружинистыми шагами смерил комнату. Подошел к креслу Николь, сел перед ней на пол, глядя веселыми глазами.

– Тебе никто не говорил, что ты муза революции?

Николь покачала головой, убрала с лица непослушную прядь.

– Да-да… – темные, осенние глаза Людвига теперь искрились рыжими бликами от огня, – самая настоящая муза. Только одни музы приходят, чтобы дать образы, а другие – чтобы подарить свободу.

– Людвиг, перестань. Мне неловко…

– Это мне должно быть неловко, что устроил при тебе семейную сцену. – Он широко улыбнулся. – Но ведь ты сама хотела посмотреть, как живут аристократы, нет?

Николь закусила губу. Да уж, посмотрела. За такой материал Лесли бы душу прозакладывал: баснословная роскошь, тайная помолвка в аристократическом стиле и в качестве острой закуски скандал между наследниками.

Николь поднялась.

– Спасибо тебе, Людвиг. За полицию. И кофе был очень вкусный.

Людвиг тоже поднялся.

– Ты как будто прощаешься? А как же банкет?

Николь бесцветно улыбнулась:

– Мне пора.

– Что с тобой? – Людвиг взял ее за руку, посмотрел в глаза. – Я тебя обидел?

– Нет, что ты. – Николь осторожно убрала руку. – Но я хочу уйти.

– Как внезапно ты захотела уйти… – Людвиг на несколько мгновений замолчал. Внимательно вглядывался в лицо Николь, хмуря брови.

Николь поняла, что еще секунда – и она не выдержит.

Но Людвиг, словно решив для себя что-то, тепло улыбнулся.

– Хорошо. Только, пожалуйста, дай мне свой телефон. И в воскресенье я жду тебя на главной пристани. Круизный катер вверх по Эйвону. Это очень красивая экскурсия. Ты придешь?

Господи, какие у него глаза! Невозможно отказать, нет сил сопротивляться. Николь до боли стиснула кулак. Ногти впились в ладонь. Держи себя в руках, дура! Ты сломаешь ему жизнь!

– Нет, – произнесла она как можно тверже, как можно безразличнее. – И телефон… Нет. Не будем больше об этом.

Николь не знала, что думает теперь Людвиг. Не видела его недоуменных глаз. Она быстро шла к выходу, почти не замечая ничего по сторонам. Скорее уйти, покинуть этот злополучный особняк и – никогда, никогда! – не вспоминать о нем.

– Я провожу тебя. – Голос у Людвига был очень спокойным. Сказалась выработанная годами привычка контролировать свои эмоции.

Он догнал ее в несколько шагов и молча шел рядом до самых ворот особняка. Убедился в том, что охрана беспрепятственно ее пропустила, несколько мгновений смотрел на удаляющуюся фигурку, развернулся и пошел в дом. И никто бы не смог сказать по лицу Людвига Эшби, что происходит у него в душе.

3

Воспоминания, о вчерашнем вечере заставляли ее сердце болезненно сжиматься. Какой был красивый сон! Только вот глаза после этого сна слишком уж красные и опухшие. Николь стояла перед зеркалом, задумчиво разбирая пальцами спутанные за ночь волосы.

Брайан был вне себя от волнения, когда она наконец-то добралась до припаркованной в проулке машины. Еще бы, битых два часа он переживал, нервно дергал футляр телефона, ожидая звонка Николь и не решаясь позвонить самостоятельно, чтобы не помешать ее предприятию. Он едва не пошел выяснять, куда упекли его напарницу, когда наконец из-за угла появилась Николь. Она ковыляла нетвердой походкой, так что Брайан, изрядно накрутивший себя за это время, решил, что ее просто избили и выставили вон. Николь слабо помнила, как отбивалась от его вопросов, как вяло отказывалась от настойчивых предложений «развеяться у них с Молли». Брайан как всегда оказался незаменимой опорой, причем на этот раз в прямом смысле слова. Он транспортировал Николь до общежития, уже закрытого на ночь. Самолично ругался с охранником, размахивая удостоверением журналиста и угрожая оглаской неизвестно чего, для того чтобы ее пустили. На прощание Брайан обещал Николь, что будет молчать об их сегодняшнем демарше, при условии что она ему все расскажет завтра в редакции.

Николь дернула спутанную прядку. Ойкнула. Расскажет она ему, как же! Пожалуй, на свете есть только два человека, с которыми она хотела бы поделиться тем, что с ней произошло. Полли и Сьюзен. Они все поймут. Они помогут ей собраться с духом и выбросить из мыслей недосягаемого Людвига Эшби. Вот только нужно привести голову в порядок. А это не так-то просто. Медно-рыжие упругие завитки делают вид, что послушно распрямляются под привычными ловкими руками, но стоит их отпустить, как снова пружинисто подскакивают, сводя на нет все надежды на какую-либо упорядоченность. Что в сердце, то и на голове. Сплошной хаос. Не зря, видимо, Полли провозглашает равенство внешнего и внутреннего.

Полли Стоун, их доморощенный философ, всегда была полна идеями, в различной степени бредовыми, но применимыми на любой случай жизни. Особенно по отношению к другим. Бывало довольно забавно наблюдать, как Полли внимательно слушает, склонив голову набок, чей-нибудь душещипательный рассказ (в роли кого-нибудь, как правило, выступали Николь или Сьюзен, их третья подруга). Потом Полли обычно кивала, с самым серьезным видом поправляла очки и выдавала очередную сакраментальную фразочку, которая рождала в душе собеседника неудержимое желание стукнуть «философа» по его умной голове. Фразочки были прилипчивыми, поэтому имели обыкновение всплывать из памяти в самый неподходящий момент, спустя много времени после того, как их автор был в очередной раз осмеян циничной толпой. В ответ на ехидные замечания Николь и Сьюзен Полли обычно дулась, но потом быстро отходила и в следующий раз со всем пылом своей отзывчивой души снова влезала в чужие беды.

Если уж совсем честно, сама Полли вовсе не являла собой олицетворение внутреннего и внешнего соответствия. В отличие от тонкой Николь и фитнес-подтянутой Сьюзен Полли производила впечатление уютной домашности. Казалось, все твердое, что отмерено человеку, у Полли Стоун было сосредоточено в ее имени. Чуть пухлые ухоженные белые руки Полли замечательно справлялись со своей работой: выбором пряностей, приготовлением крема, декорированием пирожных и тортов. Полли стажировалась на повара-кондитера в одном из ресторанов Бристоля и частенько баловала подруг вкусностями собственного приготовления.

На мыслях о еде живот Николь оживился. Она вздохнула, еще разок дернула своенравную прядь. Сделаем вид, что так и задумано, решила она, закалывая волосы на висках. Выразительные изумрудные глаза, почти прозрачная кожа, которая кажется еще белее на фоне темной меди волос. Вполне подходящая внешность для того, кто решил к ближайшему Рождеству завоевать сердце красавца Бристоля.

Сердце красавца… Николь вспомнила внимательный взгляд сумеречно-серых глаз, и ее сердце сжалось. Что-то он сейчас делает, красивый мужчина с красивым именем?.. Пожалуй, ей еще не приходилось встречать таких людей. Конечно, в ее жизни были более или менее знакомые мужчины, внешность которых можно было бы назвать привлекательной, сексуальной и даже неотразимой. Но ни один из них не вызывал у нее гаммы столь сложных и ярких чувств. Такое необычайное сочетание утонченности и мужественности, изысканности и силы встречалось ей впервые. Накануне вечером, сидя рядом с ним у камина, Николь была зачарована и зла одновременно. Ей нравилось и не нравилось то, что присутствие этого чужого мужчины заставляет ее сердце колотиться от волнения. Даже сейчас при воспоминании о нем ее Щеки порозовели, а дыхание участилось. Он слишком хорош, чтобы ломать своим присутствием его жизнь. Даже первая встреча с родственником вызвала такую бурю, что едва – Николь очень надеялась, что всего лишь едва, – не испортила праздник. Людвиг Эшби принадлежит другому миру. И было бы наивным предполагать, что у них могли бы быть какие-то серьезные отношения. Но он стал слишком дорог для нее, чтобы все началось и закончилось одним сексом. Николь никогда бы не променяла то чувство, которое рождалось в ее душе при мысли о Людвиге, на короткую пустую интрижку, единственно возможную в их положении.

И еще Николь знала точно: она слишком ценит свою свободу, чтобы стать зависимой от кого бы то ни было.

Желудок Николь снова печально пискнул. Пожалуй, зависимости от еды еще никто не отменял. Не выступай, а то я тебя отправлю на лекции! – пригрозила она ему. На сей раз живот благоразумно промолчал. Кому захочется тащиться в университет, если на улице такая великолепная весна. Когда нет ветра с залива, то тепло, как летом. Даже, пожалуй, можно загорать. Николь еще раз придирчиво осмотрела себя в зеркале. Все-таки немного бледновата. Повертела в руках полупустой тюбик с кремом «бронзирующий эффект загара» и с удовольствием поставила его на место. На сегодня у нее были другие, более приятные варианты. Кажется, настроение понемногу приходило в норму. А если еще придумать какой-нибудь праздник…

Мурлыча себе под нос, Николь переместилась в комнату. Как хорошо быть единственной лежебокой в блоке. Все остальные уже давно приняли душ и умчались на занятия. А Николь вчера слишком поздно вернулась и слишком долго потом роняла слезы в подушку, чтобы встретить сегодняшнее утро в учебной аудитории. Сейчас она чувствовала себя полновластной хозяйкой и в ванной, и в маленькой комнатке, которую делила с Денизой Уайт, спокойной и деловитой северянкой, учившейся вместе со Сьюзен на отделении дизайна. Кстати, о Сьюзен. Николь извлекла из полочки над микроволновкой горсть орехов и, жуя, полезла в сумочку за телефоном.

Здравый смысл подсказывал, что обе подруги сейчас, скорее всего, на парах. На всякий случай набрав номер Сьюзен, Николь флегматично прослушала серию гудков. Набрала эсэмэску с просьбой перезвонить и сенсационным известием по поводу новой гениальной идеи. Какая именно идея, Николь предусмотрительно сообщать не стала, надеясь на эффективность личных переговоров.

Звонок не заставил себя ждать.

– Ты почему не на занятиях? – Сьюзен как всегда обошлась без формальностей.

– И тебе доброе утро, – ухмыльнулась Николь. – А с чего это ты решила, что я не на паре?

– Если бы ты в данный момент занималась делом, то говорила бы сразу, что тебе нужно. И не просила бы перезванивать, – брюзгливо заявила Сьюзен. Всем было известно, что у нее по утрам плохое настроение, особенно если ночью ее посещало вдохновение. Или очередной бойфренд.

– Ты вот учишься, – обвинительно заявила Николь, – и совершенно забыла про праздник.

– Не поняла?

– День первого загара, – торжественно провозгласила Николь.

– А может быть, лучше вечером отметим Праздник очередного солярия?

– Сьюзи, ты предаешь саму идею праздника.

С первого курса у них сложилась замечательная традиция отмечать что ни попадя. Поводом могло послужить что угодно – от устройства на новую работу и до окончания затянувшихся отношений, которое именовалось началом новой жизни. Способ празднования обычно предлагался инициатором торжества, поэтому, как правило, было три основных варианта: уютное домашнее чаепитие с чем-нибудь вкусным, тусовка в каком-нибудь модном клубе, флайеры в который умела достать только обаятельная разгильдяйка Сьюзен. Или что-нибудь из ряда вон выходящее, вроде кофе с коньяком за кулисами театра, куда их проводил какой-нибудь малознакомый осветитель, жаждущий засветиться теперь уже на страницах прессы.

– Так. День первого загара… – В голосе Сьюзен послышались нотки обреченности. – Ника, давай после занятий, а?

Николь мысленно поздравила себя с тем, что идея как таковая прошла.

– Сьюзи, ты же знаешь, шеф меня убьет, если я не явлюсь на работу. Да и Полли, если ты помнишь, сегодня на смену.

Сьюзен помолчала.

– Ладно, – наконец сдалась она. – Только обещай, что это последний раз, когда ты выдергиваешь меня с занятий. – Снова замолчала, осознавая нереальность своего условия. – Хотя бы в этом месяце.

– Идет, – легко согласилась Николь. Оставшуюся неделю она как-нибудь продержится.

– И Полли ты сама позвонишь, – поняв, что продешевила, проворчала Сьюзен.

– И Полли я сама позвоню, – пропела Николь. – И камамбер я для тебя сама куплю.

– Подлиза, – заключила Сьюзен. – Время и место?

– Ворчунья, – в тон ей ответила Николь. – Через час у меня.

К этому времени должна была закончиться первая пара. А Николь планировала успеть раздобыть все необходимое для Праздника загара.

Распрощавшись со Сьюзен, Николь повторила процедуру приглашения с Полли. Правда, делала она это уже на ходу, будучи совершенно уверенной в том, что подруга с удовольствием присоединится к общей компании.

Полли и вправду позволила себя уговорить сбежать с занятий гораздо охотнее, чем это сделала Сьюзен. Более того, она сразу же активно включилась в подготовку к предстоящему торжеству, пообещав принести своих фирменных дуврских булочек. После пары минут препирательств остановились на том, что Полли освобождается от всех кулинарных обязанностей с условием своевременного прибытия на пункт сбора. Обычно опоздание на пятнадцать минут для Полли считалось верхом организованности. Поэтому ей частенько сообщали о времени вечеринки с приличной форой на девичью ветреность.

К тому моменту, когда разговор был закончен, Николь уже стояла на пороге комнаты, полностью одетая и готовая к выходу. В руках у нее был листок с размашистыми загогулинами, которыми были обозначены необходимые покупки. Николь пробежалась по нему глазами, добавила пункт «апельсины для смэша» и, засунув список в карман джинсов, вышла из комнаты.

Для осуществления ее сегодняшних планов требовалось навестить несколько магазинов. Или один супермаркет. Остановив прагматичный выбор на последнем варианте, Николь спустилась на стоянку. «Жук» приветственно гукнул сигнализацией. Николь коснулась рукой матово-изумрудного бока своего «опеля». Славный старый друг. Несколько лет назад они купили его вскладчину у одного из студентов старшего курса. Подруги рассчитывали на то, что раз уж не передрались из-за последнего бойфренда Сьюзен, который, как выяснилось, ухлестывал параллельно сразу за всеми тремя, то какую-то машину они поделят без проблем. Видавший виды «опель» оказался вовсе не каким-то там, а замечательно неприхотливым и трудолюбивым. У него в принципе существовало только три варианта поломки: спустило колесо, кончился бензин и «забыла-как-переключается-коробка-передач». В этом месте рассуждений Сьюзен обычно закатывала глаза, а Полли старалась перевести разговор на другую тему.

Одним словом, очень скоро «жук» перешел в полное распоряжение Николь. Она гоняла на нем так лихо, словно это было ралли с призом в миллион фунтов стерлингов. Если бы не регулярные штрафы за превышение скорости, то, как утверждала Сьюзен, Николь уже давно бы подарила своему «жуку» скромный ракетный двигатель.

Николь закинула рюкзак на соседнее кресло и щелкнула ремнем безопасности. Теперь, пожалуй, стоило поторопиться, чтобы успеть выполнить все задуманное и при этом не потерять кайфа от приготовления к празднику.

Предвкушая славную утреннюю пробежку, радостно взвыл двигатель. Николь усмехнулась, вспомнив, как коченел от этого звука Джимми. Милый Джимми. Такой добрый и такой правильный. Такой послушный и благопристойный. Вначале Николь было с ним тепло. Спокойно. А потом… Она сама не заметила, когда это началось, но близость Джимми стала ей тесна. Николь чувствовала себя так, словно ее заперли в маленькую душную комнату. В то время Полли частенько укоряла Николь в том, что она становится бесчувственной стервой, уговаривала быть добрее и мягче. Ведь Джимми, по сути, не сделал ей ничего дурного. Николь соглашалась. Искренне пыталась быть для Джимми хорошей девушкой, изо всех сил убеждая себя в том, что он у нее замечательный и ей безумно повезло, что она его встретила. Но после нескольких дней (личный рекорд – две недели) мягкости и тщательно создаваемой гармонии в Николь словно бесы вселялись. Все в Джимми ее начинало раздражать. Его ласки казались ей излишне слащавыми и неискренними, его мягкость представлялась слабостью, законопослушность казалась трусостью и бесхребетностью. Николь начинала как сумасшедшая колесить по окрестностям Бристоля, находя для этого кучу нелепых поводов и уезжая все дальше от города. За все время их отношений, тянувшихся почти три года, Николь ни разу не изменяла Джимми. Словно это было ее оправданием перед самой собой. Да, я стерва, но я люблю его и никогда его не предам. Это не мешало Николь напропалую флиртовать с другими парнями, пользуясь тем, что, в силу своей привлекательной внешности и темперамента, она всегда находилась в центре внимания. А потом Николь снова становилось стыдно и все начиналось сначала. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, но семья Джимми перебралась в Дувр, и он поехал вместе со всеми. По виноватому прощальному взгляду Джимми, брошенному им через плечо в дверях аэропорта, и особенно по торжествующей улыбке его матери Николь поняла, что они расстаются навсегда.

И ведь ни разу не позвонил. Николь до отказа вдавила педаль газа, «жук» взвыл, скачком обгоняя какого-то недотепу, замешкавшегося перед сложной развязкой. Хоть бы слово на прощание. Но Джимми больше не появлялся ни в Сети, ни по телефону. Нельзя сказать, чтобы Николь особенно мучилась от неопределенности, в этом отношении как раз все было вполне однозначно. Расстались так расстались. Но эта его последняя трусость почему-то особенно ее задевала. Прошел уже почти год с его отъезда, но иногда Николь казалось, что она вытворяет что-нибудь особенно экстремальное со злорадным удовольствием именно из-за того, что это вызвало бы ужас у бедняги Джимми.

Кажется, сегодня был именно такой день. Николь вывернула руль и с ювелирной точностью вписалась в только что освободившееся место на парковке перед супермаркетом. Сзади зло тявкнул гудок менее расторопного соперника.

Напевая себе под нос, Николь выскользнула из машины. Скосила глаза, проверяя, кого она так удачно подрезала. Улыбнулась вслед уезжавшему черному «ягуару». Красивая машина, стильная. Совсем недавно она видела подобную. Точно. У особняка Эшби. Николь даже приостановилась, ёкнуло сердце. Или нет. Там был «ягуар» темно-вишневого цвета. Всего лишь машина, хмыкнула про себя Николь, и нечего тут впадать в ступор. Интересно, а как бы отреагировал на ее любовь к скоростной езде красавец Людвиг Эшби? Думаю, невозмутимо. Он сам, наверное, водит уверенно и плавно. Быстро и мягко тормозит, мгновенно набирает скорость. Мгновенно возбуждается, уверенно и плавно скользит руками по обнаженному женскому телу… Только кто эта женщина?

Николь перебежала узкую дорожку между супермаркетом и стоянкой. Пусть тучные домохозяйки, у которых слишком много времени, тащатся до ближайшего перехода, а потом обратно ко входу в супермаркет.

Первый этаж занимали торговые павильоны, напичканные самыми разнообразными товарами мыслимого и немыслимого содержания. Продукты питания, книги, посуда, кошачий и собачий корм, садовый инвентарь, пластиковая и деревянная мебель, комнатные растения… Похоже, для того чтобы хорошо ориентироваться в этом месте, нужно пользоваться специальным навигатором, картой или на худой конец просто здесь родиться. Николь выходила из положения очень просто. Если ей требовался товар, географию которого она плохо себе представляла, она вылавливала какого-нибудь менеджера младшего звена, из тех, что обычно деловито снуют между стеллажами и витринами, напоминая ярких обитателей коралловых рифов. Благо неоново-оранжевые жилетки бедолаг не позволяют им мимикрировать под окружающий пейзаж. А уж поймав ценную добычу, Николь, как правило, не отпускала ее до тех пор, пока не иссякал список покупок.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю