Текст книги "Сказочное Рождество"

Автор книги: Элен Кэнди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Ты самая чуткая женщина. Просто я сам не понимал, чего мне нужно, дорогая. Я был слеп. Я, а не ты! Не вини себя ни в чем! Это глупо! Это больно. Невыносимо больно! Теперь все будет по-другому, дорогая! – Бен сжал в объятиях хрупкие плечики Пейдж. Он с нежностью поцеловал ее в обе щеки и почувствовал на губах соленые слезы. – Не плачь, дорогая, не надо. Все позади. У нас будет новая жизнь. Ведь всегда есть шанс все исправить и начать сначала. Давай отпустим прошлое. Пусть оно останется, а мы пойдем дальше. Ведь мы сможем помочь друг другу – разве не так?

Пейдж молча кивнула и положила голову на его плечо. Потом она обвила руками его шею и запустила пальцы в его седые волосы.

– Давай сделаем вид, что ничего не было. Конечно, поначалу будет трудно. Но мы справимся, Бен. Правда? – Она целовала его в шею и нежно шептала на ухо: – Мы ошиблись. Оба ошиблись. Но мы все исправим. Мы покажем детям, что нам вместе хорошо. Тогда они поймут, что, разлучив нас, сделают нам еще больнее. Но они нас любят. Любят тебя и меня. Разве они поступят так с нами? Они простят. Мы снова будем полноценной семьей. Семьей, как на картинке Мэган, которую она хотела тебе подарить на Рождество три года назад. Никогда нет тупиковой ситуации, всегда есть выход. Только слабые верят, что жизнь необратимое колесо времени. Все всегда можно изменить, как бы трудно это ни было. Мы вместе, мы одна команда, нам все по силам! Мы справимся. Так, Бен?

– Конечно, дорогая! – Он поражался, насколько она мудра. Насколько сильна. Он полюбил ее именно за это. За ее стойкость перед трудностями, за рвение сделать мир вокруг себя лучше. – Мы справимся! Мы все сделаем правильно.

– Я ждала тебя. Я ждала тебя все эти годы. Каждый день, каждый час. Мне было без тебя плохо, Бен. Мне всегда без тебя плохо. Ты помнишь, как нам было хорошо? Помнишь, когда я была беременна Томасом, ты не отходил от меня ни на шаг. Бегал ночью на кухню, готовил мне мороженое с шоколадной крошкой. Помнишь? А я сидела в постели и ждала тебя. Ты никогда не ругался. Ты всегда был рядом. Я привыкла к этому. Я помню, как мне было хорошо с тобой. Я всегда чувствовала себя защищенной. А это так важно. Помнишь, когда я узнала, что снова беременна, мы с тобой так обрадовались. Мы не пошли в ресторан, не пошли в кино. Мы зашли в супермаркет, купили персики. Мне тогда показалось, что это самые сочные и спелые персики на свете. Я до сих пор помню их вкус. Вот так с пакетом персиков мы и отправились домой. В наше гнездышко. Наш приют. Мне никогда не хотелось его покидать. Это было самое теплое и спокойное место. Дом всегда меня звал. И я летела на крыльях с работы домой, чтобы провести еще один короткий будний вечер с любимой семьей. Ведь мы были счастливы. Мы были счастливы все вместе. Я могу с уверенностью сказать, что картина, которую создала Мэган, была сделана с натуры. Это мы были на той картине. У нас была идиллия. Но я не виню тебя за то, что ты захотел попробовать что-то новое. Зато теперь ты знаешь, что ближе нас у тебя никогда никого не будет и что этот дом твоя единственная пристань. И здесь будет еще лучше, когда ты вновь сюда вернешься. Мы будем счастливы. Но для этого нужно время. Может месяц, может год или десятилетие. Я не знаю. Но уверена в том, что спешить нам нельзя.

– Я с тобой согласен, Пейдж. У нас все будет хорошо. Так же хорошо, как и раньше. Я люблю тебя. Люблю еще больше, дорогая. Я всегда знал, что ты сильный и добрый человек. Спасибо Господу, что он дал мне возможность встретить тебя на жизненном пути. Боже, благослови эту святую женщину!

Томас крепко держал Оливию за руки. Она смеялась и осторожно передвигала ногами, чтобы не упасть. Томас повернулся к ней лицом и поехал назад.

– Расслабься, не бойся упасть!

Но Оливия все равно не могла избавиться от напряжения в ногах и в корпусе. Она чувствовала себя беспомощной, как будто ее заставляют идти по воде пешком. Странное чувство. Стоять перед пропастью и пытаться сделать шаг вперед.

Для нее это было очень сложно.

– Я боюсь! – призналась она. – Я боюсь упасть.

– Так ты точно не расслабишься. Кто ни разу не падал, тот не поднимался. Каждое падение дает бесценный опыт. Это не только про лед. Это правило применяется и в жизни. Я очень много раз падал, Оливия. Сначала было больно, Но потом синяки и ссадины стали заживать быстрее с каждым разом. Поверь мне, Оливия. Доверься мне!

И Оливия доверилась. Она расслабилась и отпустила руки Томаса. Сделав робкий шаг, она покачнулась, но смогла устоять. Следующий шаг было сделать еще легче. Потом она оттолкнулась и проехала вперед на несколько метров. Остановилась. Отдышалась, как будто пробежала стометровку на скорость.

Конечно, ее не поймет тот человек, который с самого детства ходит на каток. Оливия видела фигурное катание только по телевизору. Однако сегодня она набралась смелости и встала на коньки в первый раз за свою жизнь.

На экране казалось, что все так просто и легко. Что скольжение не требует никаких усилий. Встал и поехал. Оливия ошибалась. И теперь она чувствовала себя годовалым ребенком, который недавно научился ходить.

– Ты замерзла? – заботливо спросил ее Томас. – Пойдем погреемся. Я не хочу, чтобы ты заболела.

Оливия согласилась. Но до выхода со льда катилась сама без помощи. Поэтому это заняло чуть больше пяти минут.

Оказавшись в тепле, она почувствовала, как ее щеки запылали. Она сняла перчатки и потерла лицо.

Томас с улыбкой наблюдал за ней. Он был так рад, что сегодня днем случай свел его с этой девушкой.

Он любовался ею до тех пор, пока мобильный телефон не заиграл во внутреннем кармане куртки.

Томас улыбнулся Оливии, расстегнул куртку и достал телефон.

– Это издатель, – пояснил он Оливии и быстро ответил: – Да, Джо-Джи.

Оливия не хотела показаться любопытной. Она отошла от Томаса к пластиковым сиденьям и уселась, вытянув перед собой ноги в коньках.

Разговор молодого писателя с издателем был недолгий. Найдя глазами Оливию, Томас поспешил к ней.

– Джо-Джи хочет, чтобы я вернулся на вечеринку и дал интервью. Давай вернемся вместе. Ненадолго.

Оливия расстроенно опустила глаза. Чтобы не показывать своего огорчения, она наклонилась к конькам и обтерла лезвия от снега.

– Что скажешь?

Оливия мельком взглянула на него, потом перевела взгляд на угол, где стояли стройматериалы.

– Возвращайся один. Так будет лучше и для тебя, и для меня. Знаешь, это знак. Я думала уже об этом. Нам не нужно быль вместе, рядом. Это неправильно. – Оливия потянула за шнурок и начала снимать коньки. Она не хотела смотреть на Томаса. Ей было одновременно и больно, и стыдно. Она боялась увидеть в его глазах то, что будет мучить ее еще долгое время, а именно разочарование. – А где моя обувь? – спросила она его.

Томас ничего не ответил. Он вернулся спустя несколько минут с сапогами Оливии и своими ботинками.

Молча сев рядом с ней, он быстро расшнуровал коньки и переобулся. Потом встал, взял коньки обоих и снова куда-то ушел. Когда он вернулся. Оливии уже не было.

Томас сначала подумал, что она зашла в буфет или туалет. Но, подождав ее минут пятнадцать, он понял, что она ушла.

За окном начало светать. Небо окрасилось в нежно-розовый цвет. Снегопад почти прекратился, снег еще шел, но теперь совсем чуть-чуть. Казалось, небо стало засыпать. Его работа на сегодня закончилась. Пора отдохнуть.

– Уже рассвет, – тихо сказала Габриель, не сводя глаз с окна. – Слышишь, в холле стало тихо. Все разошлись.

Она сидела на краю кровати Брендона и держала его за руку. Он нежно поглаживал тыльную сторону ее ладони своими пальцами и иногда крепко сжимал ее, как будто боялся, что она уберет руку.

– Спасибо, что ты провела эту ночь со мной. Не отходила от меня. Ты очень добрый человек, Габриель.

– Ты прекрасно знаешь, почему я так поступила. Мне самой не хотелось никуда уходить. Мне очень понравилось разговаривать с тобой. Легко и непринужденно. Ты понимаешь меня, Брендон. Чего бы ты сейчас хотел? Я исполню любую твою просьбу.

Брендон приподнялся на подушке и посмотрел в окно. Потом он задумчиво взглянул на Габриель. И только через минуту молчания на его губах появилась озорная улыбка.

– Мне можно выйти на улицу?

– Я бы не советовала. Ты еще слаб.

– Это мое единственное желание. Я хочу прогуляться по белому снегу. Хочу вдохнуть полной грудью холодный утренний воздух Рождества.

– Хорошо. Я постараюсь тебе помочь. Сейчас я вернусь.

Габриель вышла из палаты и пошла по коридору. Заглянув в холл, она увидела двух пациентов. Но те не обратили внимания на медсестру, потому что были заняты разговором.

Тогда Габриель вернулась к своему дежурному столу и, открыв ящик, достала связку ключей.

Первым делом она направилась на четвертый этаж, чтобы взять одежду Брендона. Открыв дверь и оглядевшись по сторонам, она вошла в небольшую комнату.

Нащупав выключатель, Габриель зажгла свет и начала искать по шкафам куртку Брендона.

Через пять минут она снова вышла в коридор и заперла дверь на ключ. В ее руках был пакет с вещами и теплое одеяло.

Теперь ей оставалось спуститься на первый этаж и взять инвалидное кресло.

Когда двери лифта раскрылись, Габриель быстрым шагом направилась к комнате, где, по ее расчетам, могли быть кресла.

– Вам нужна помощь? – вдруг окликнул ее мужской голос.

Габриель обернулась и увидела пожилого охранника.

– Мне нужно инвалидное кресло. Нужно перевести пациента в палату.

Охранник почесал затылок, потом взял ключи, которые лежали у него на столе, и направился к дверям другой комнаты.

– Здесь склад. Тут костыли и кресла. Мы все перевезли, – пояснил он, открывая дверь. – Выбирайте.

Габриель зашла в тусклое помещение и увидела то, что искала.

– Большое спасибо! – улыбнулась она охраннику. – Это то, что нужно!

Охранник ответил на ее улыбку и сладко зевнул.

– Говорят, у вас там был праздник.

– Да. Именно по этой причине мне нужно кресло. Один пациент перебрал с алкоголем. Мне нужно перевести его в палату.

Охранник звонко засмеялся.

– Ну с Рождеством!

– С Рождеством! – ответила ему Габриель и поспешила к лифту.

Кимберли с трудом открыла глаза. Первое, что она увидела, это было ее платье, брошенное в углу кабины. Голова раскалывалась от боли, в висках стучало, перед глазами плыло.

– Если бы не похмелье от этого мерзкого шампанского, я бы удивилась! – шепотом произнесла Кимберли.

Вокруг была разбросана одежда: джинсы, футболка, ее сапоги и платье. Только шубка была аккуратно сложена и лежала рядом с Кевином. На полу лифта лежал пуховик, как шкура убитого медведя перед камином. Он и послужил постелью.

Кимберли передернуло. Как она могла так опуститься? Переспать с мужчиной в лифте!

Это все под воздействием алкоголя! Во всем виновато шампанское! – успокаивала себя она.

Потом она закрыла глаза и сильно помассировала виски. Боль немного утихла, но сразу же вернулась, когда она попыталась встать.

Она схватила платье и с ужасом посмотрела на него. Мятое, в пятнах и чуть порвано у замка.

И Кимберли вспомнила, как резко рванула молнию, чтобы произвести на Кевина впечатление, будто она Афродита, только что появившаяся из морской пены.

Она быстро оделась. Схватила сумочку, натянула сапоги, набросила шубку и прислонилась к стенке лифта.

Она стояла и смотрела на спящего Кевина. В нем не было ничего такого, что могло бы привлечь Кимберли, если бы они не оказались запертыми в лифте.

В нем вообще не было ничего привлекательного. Сейчас он лежал на животе, без капли смущения демонстрируя свой голый зад.

Его тело было худым и полностью покрыто веснушками. И тут Ким вспомнила, как ночью говорила ему:

– У тебя тело Аполлона, Кевин! Как много веснушек! Я так обожаю веснушки! Хочешь, я поцелую каждую?

Кимберли сморщилась. Ей стало противно и стыдно одновременно. Ей хотелось убежать, скрыться, испариться.

И тут ее внимание привлекла панель с кнопками. Она горела! Значит, лифт работает!

Кимберли аккуратно перешагнула Кевина и нажала на кнопку десятого этажа.

Лифт тихо проревел и распахнул двери.

Как Кимберли была рада свободе! Она быстро выбежала и подождала, пока двери снова сомкнутся.

Лифт закрылся, и она направилась в свою квартиру.

Белый снег. Белая дорога. Белые деревья. Все в снегу. Мэган гуляет по лесу. Она одна, но ей не одиноко. Что-то теплое согревает ей сердце. Наверное, это любовь.

Мэган подходит к каждому дереву, с нежностью обнимает его и загадывает желание. Она верит, что все, о чем она попросит, сбудется. Непременно сбудется.

Она просит, чтобы семья снова воссоединилась. Как странно, а ведь еще недавно она хотела этому воспрепятствовать! Но теперь ей хочется другого.

Может, она простила?

И снова перед ее глазами дерево. Она опять с нежностью обнимает его. Дерево теплое, снег теплый, ветер теплый, хотя все вокруг белым бело.

Ведь этого не может быть! Снег всегда холодный! Он не может быть теплым!

Может, это сон? – спрашивает себя Мэган. Скорее всего, решает она. Но какой чудесный сон! Так не хочется возвращаться. А что мешает превратить жизнь в этот сон?

Гордость? Обиды? Проблемы?

Ведь от них так легко избавиться. В жизни нет ничего неразрешимого. Все меняется, все протекает так, как это должно быть. Но все можно изменить.

Мэган открыла глаза. За окном в кабинете Тики уже рассвело. Снег уже не шел, но небо до сих пор было в тучах.

Она приподнялась на кожаном диванчике и увидела рядом Кэмерона. Он лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок.

– Проснулась? – спросил он и повернул голову в ее сторону. – Ты уснула, и мне не хотелось тебя будить. Ты спишь как ангел.

Мэган рассмеялась и положила голову ему на грудь.

– Мне снился прекрасный сон. Я была такой свободной.

– Простить человека – это тоже обретение свободы.

– Ты думаешь, я мучаюсь из-за того, что не могу простить отца? – без раздражения в голосе спросила Мэган. Теперь она говорила на эту тему спокойно. – Ты думаешь, мне станет легче?

– А ты попробуй – и сама все поймешь.

Мэган села на диване и поправила рукой свои короткие черные волосы. Потом она задумалась и снова посмотрела в окно.

– А не поздно?

– Ничего никогда не поздно, Мэган. Люди должны уметь прощать. Если бы все на этом свете только хранили обиду и никогда не прощали, тогда на земле не было бы мира. А это очень страшно. Это уже зовется адом. Ты ведь знаешь, как это больно – держать обиду в себе. И никогда ее не отпускать?

Мэган развернулась к Кэмерону и серьезно посмотрела на него. Он закинул руки за голову и улыбнулся ей.

– Ты должна вернуть отца, Мэган. Умей прощать.

Мэган послушно встала с дивана и взяла телефонную трубку. Набрав номер домашнего телефона, она стала ждать, пока ей не ответят.

– Мам! – выкрикнула Мэган, как только услышала голос Пейдж. – Папа еще дома?

– Он уехал полчаса назад в аэропорт. У него в семь самолет. Всю ночь шел снег. Рейсы отменили.

– Мама, ты хочешь, чтобы я простила отца?

– Я всегда этого хотела, солнышко.

– Ты хочешь, чтобы я его вернула?

В трубке повисло молчание, потом снова зазвучал голос Пейдж, на этот раз он немного дрожал.

– Хочу, солнышко, хочу.

Мэган радостно улыбнулась кому-то за окном. Как будто благодарила за все снег.

– Я тоже хочу, чтобы папа вернулся. Я сделаю все, что от меня зависит!

После этих слов Мэган положила трубку. Ее руки дрожали от волнения, в глазах горели огоньки. Она вернет отца! Она простит его! И все будет как раньше!

– Мне нужно в аэропорт, Кэмерон!

Кевин еще в полудреме понял, что он куда-то падает. Как будто под ним нет земли и он летит вниз. Кевину стало страшно, но он не мог открыть глаза. Он еще продолжал смотреть свой сон, в котором была красавица Кимберли.

Кевин видел, как ее золотые волосы волнами спускаются на плечи, на спину. Как ее голубые глаза светятся счастьем. Чувствовал, как ее нежные губы касаются его щек, груди, шеи...

Он не хотел просыпаться. Но вдруг Кимберли завизжала. Этот визг больше походил на крик маленькой девочки.

Кевин вздрогнул от испуга и проснулся.

Не отрывая головы от пуховика, он смутно увидел маленькую фигурку, стоявшую между открытыми дверями лифта.

Только спустя несколько секунд картинка приобрела четкость и перевернулась из горизонтального положения в вертикальное. И только тогда мозг Кевина подал сигнал опасности.

Кевин присел на полу и внимательно посмотрел на девочку. Она все еще кричала, как будто увидела перед собой страшного монстра.

Кевин не мог понять, откуда взялась эта девочка. Что она вообще хочет? И почему так неистово кричит?

Но тут за девочкой выросла коренастая мужская фигура.

И Кевин понял, что это уже не сон. Что это происходит на самом деле.

Он осмотрел себя и ужаснулся, поняв, что сидит на пуховике абсолютно голый. Что находится в лифте, который, по-видимому, заработал, пока он спал.

– Что за черт?! – заорал мужчина и вошел в лифт. – Детка, отойди к двери нашей квартиры и закрой глаза ладонями. Папочке нужно разобраться с этим дядькой!

Девочка послушно отошла от лифта, и Кевин понял, что сейчас будет больно.

За несколько секунд из кабины вылетела одежда Кевина, потом сумка, а за ней и сам Кевин. Он ударился об стену и медленно сполз на пол, прикрываясь пуховиком.

– Когда я вернусь, чтобы тебя здесь не было! – рявкнул мужчина. – Детка, иди сюда. Не смотри на дядьку. Иди ко мне.

Девочка, отворачиваясь от Кевина, поспешила к отцу в лифт. Потом двери сомкнулись. Кевин остался один.

Габриель выкатила кресло из лифта и направилась к палате Брендона. Открыв дверь, она вошла, и он тут же ослепил ее благодарной улыбкой.

– Ты чудо, Габриель! – радостно воскликнул он. – Ты просто чудо! Мое рождественское чудо!

– Нужно спешить. У нас немного времени. Скоро закончится моя смена.

Она достала из пакета одежду Брендона и помогла ему одеться.

Чуть позже с помощью Габриель он сел в кресло. Она накрыла его ноги теплым одеялом и вывезла в коридор.

– Подожди меня здесь! – Габриель открыла комнату возле дежурного стола и, распахнув дверцы шкафа, достала свою куртку и переобулась.

Лифт приехал быстро. Габриель зашла в кабину и завезла Брендона на кресле.

– Это выглядит как побег! – пошутил Брендон. – Я чувствую себя беглецом!

– Это и есть побег! А я твоя соучастница!

– Самая лучшая соучастница! Тебя могут уволить?

– Не знаю. Но выговор мне точно обеспечен.

– Я возьму всю вину на себя.

– Нет. Если попадемся, мы оба виноваты.

Кевин медленно натянул на себя джинсы и влез ногами в ботинки. Потом надел пуховик и взял в руки сумку.

Почему она ушла? – не переставал задавать он себе вопрос. Почему Кимберли не разбудила меня и просто исчезла? Наверное, она жалеет о том, что провела со мной ночь. Я ей не нужен. Я не для нее. Она слишком хороша для меня. Может, стоит зайти и попрощаться?

Кевин медленно побрел к лестнице. Пройдя три пролета, он остановился у ее квартиры и прислушался. За дверью стояла тишина.

Может, она спит?

Он постучался робко и тихо. Потом еще раз постучался, уже сильнее. Но никто не вышел, даже шагов он не услышал.

– Прощай, Кимберли. Прощай, «Солнце среди туч». А я уж было подумал, что ты и есть моя судьба. Мне жаль, что так вышло, – сказал он громко, как будто знал, что его слушают.

Чуть позже он вызвал лифт, потом вышел на улицу и исчез за поворотом.

Он был прав, Кимберли действительно его слышала. Она стояла у двери, прижавшись спиной к косяку, и старалась не дышать, чтобы он ничего не услышал.

Ей стало стыдно за свой поступок. Кевин был с ней откровенен, добр и нежен. Она никогда не встречала таких мужчин. В его словах не было фальши, в глазах – хитрости. Он был прямой с ней, не строил из себя того, кем он никогда не являлся, не лгал. Он был таким, какой есть. Кевин. Почтальон Кевин. «Мой принц».

Кэмерон открыл дверцу такси и помог сесть Мэган. Она взяла его за руку, когда он сел рядом, и велела таксисту ехать в аэропорт.

– Как ты думаешь, мы успеем? – Мэган очень волновалась. Она не знала, что скажет отцу, как он себя поведет, что ей ответит. Может, он вообще не захочет с ней разговаривать.

– Не волнуйся. Мы успеем! Если нет, то сегодня же полетим за твоим отцом.

– Я не знаю, где он живет.

– Тогда можно ехать побыстрее? – попросил Кэмерон таксиста.

Таксист взглянул в зеркало заднего вида на пассажиров и молча кивнул.

Прибавив газу, он мчался по улице.

Мэган вжалась в сиденье, а Кэмерон задорно засмеялся.

– Вот так мы точно успеем!

Оливия остановилась у дороги и проводила взглядом мчавшуюся мимо нее желтую машину. Она уже несколько часов бродила по улицам. Она хотела, чтобы утренний ветер выдул из ее головы дурные мысли. Может, подсказал, как ей дальше быть.

Она ждала знака. Любого знака. Символ, подсказка, слово на рекламном щите. Разницы нет – главное, чтобы это был знак.

Если судьба свела их сегодня три раза, значит, это неспроста. Значит, она того хотела.

Может, дать ей, судьбе, еще один шанс?

У него другая жизнь. Я ему буду только мешать, говорила себе Оливия. Да, мы оба творческие люди. Но мы разные. Критик и писатель, лед и пламя, дождь и солнце. Две противоположности. Если будем вместе, мы погубим друг друга. Нас съедят.

Какая глупость, говорила другая Оливия. Что за вздор! Разве такого не бывает? Ты просто привыкла быть одна. Ты боишься ошибиться в человеке! Ты не хочешь открыться мужчине! Показать, что ты нуждаешься в защите. Привыкла сама себя защищать! Но тут тебе стоит защититься от самой себя. Ты говоришь глупости!

Так Оливия спорила сама с собой все это время, как ушла с катка.

Ей нужен был знак. И только он смог бы переубедить ту Оливию, которая противостояла своим чувствам и боялась открыться.

Оливия вышла к мосту и остановилась. Облокотившись на перила, там стоял Томас. У него был задумчивый вид. Он смотрел на покрытую льдом реку. Он не мог поверить, что эта река жива, что в ней и сейчас есть жизнь. Как будто она заснула или превратилась в дорогу, запорошенную снегом. Зима убила реку.

– Ты знаешь, что сердце самая сильная мышца? – спросила его Оливия, встав рядом с ним. Она оперлась на перила и взглянула на реку.

– А ты знаешь, что оно способно превращаться в хрусталь и разбиваться?

– Такого не бывает. – Оливия покачала головой. – Без сердца человек умрет. Почему ты не пошел на вечеринку?

– Почему ты ушла? – спросил Томас, игнорируя ее вопрос.

– Я задала вопрос. – Она взяла Томаса за плечо и развернула его лицом к себе. – Мне очень важен твой ответ.

– Я не хотел, чтобы этот замечательный вечер закончился в обществе Джо-Джи и его компании. Так почему ты ушла?

Оливия посмотрела ему в глаза и честно сказала:

– Я не хотела тебе мешать. Я боюсь снова что-нибудь испортить. С меня хватит критики. Я могла вообще все испортить. Представь, из-за меня у тебя бы не сложилась карьера писателя! Обрубила на корню! Это преступление! Ты прав, я, Оливия Уильямс, за всю свою жизнь не написала ни главы, ни строчки. Я умею только критиковать. Видимо, я не поняла твою книгу. Может, она на самом деле замечательная. Но я ее восприняла в штыки. Прости меня! Я боюсь сделать еще один неверный шаг. Вдруг я снова что-то испорчу. Я не хочу делать тебе больно. Не хочу, чтобы ты страдал из-за меня. Это нечестно!

– Ты ушла только по этой причине? – удивленно спросил Томас.

Он прекрасно понял, что хотела сказать Оливия. Но он не разделял ее точки зрения. Наоборот, он думал, что если они будут вместе, то для карьеры обоих это будет только на пользу. Да при чем здесь карьера?! Им будет хорошо вместе. А это главное. Карьера на десятом месте.

– Я ушла только по этой причине... Не хочу, чтобы ты страдал из-за меня.

– Понимаешь, Оливия... – Томас положил руки ей на плечи, – я буду страдать, если тебя не будет рядом. Мне хорошо с тобой. А ты знаешь, такие чувства только помогают творчеству. Боль и одиночество рождают уныние и слезы, счастье и любовь – свет и радость. Я хочу творить радость, Оливия. Хочу, чтобы мои книги были чисты и светлы. Пусть их не поймет Джо-Джи, которому нужно лишь насилие, грязь, унижение. Пусть. А у меня отныне все по-другому. Я хочу, чтобы мои романы прежде всего нравились тебе, Оливия. До остальных мне нет дела. Главное, ты и моя семья.

– Хорошо, Томас. Я тебе верю. Я тебя понимаю. Но мне нужно знать, что так предначертано судьбой.

Томас удивленно свел брови и с ухмылкой спросил:

– Что тебе еще нужно? Ведь судьба нас с тобой не отпускает друг от друга. Ты пришла сюда, когда я уже здесь был. Ты не могла знать, что я здесь. Значит, это и есть судьба!

– Последний раз. – Оливия не отступала. – Если мы с тобой встретимся и на этот раз, то я поверю, что ты мне предназначен. И тогда мне станет все равно, что считают газеты, общество, критики. Все равно! Договорились?

Томас поднял перед собой руки, показывая, что он сдается:

– Хорошо! Что ты предлагаешь?

– Сейчас мы разойдемся в разные стороны. Ты пойдешь туда... – Оливия показала рукой, где заканчивается мост и начинается центр города, – а я туда. – Оливия кивнула в противоположную сторону, где начинается восточная часть города, в которой она жила. – Если через полчаса придем в одно и то же место, значит, это и есть судьба. Я это буду знать. Мне будет легче.

– Хорошо, Оливия. Будь по-твоему. Ну, тогда до встречи, мисс Уильямс!

– До встречи, мистер Джус.

Они попрощались, улыбнулись друг другу и разошлись в разные стороны. И каждый просил у неба лишь одного: подсказать, куда приведет в конечном счете их судьба.

Бенджамин, поставив старый чемодан на мраморный пол, смотрел расписание на табло. Казалось, что он вообще не видит ярко-красных электронных букв на дисплее.

Так оно и было. Он уже двадцать минут стоял перед расписанием и не мог сосредоточиться, чтобы прочесть, когда начнется посадка на его самолет. Но буквы расплывались перед глазами, шум в аэропорту сливался в один протяжный гул и полностью отвлекал от чтения.

Бен не мог сосредоточиться. Он также не мог перестать думать о своей семье. Он одновременно был счастлив и несчастен. Думаете, такого не бывает? Еще как бывает! Он был счастлив оттого, что эту сказочную ночь провел со своей любимой женщиной, а несчастен оттого, что ему пришлось уехать в аэропорт.

Они недолго прощались. Пейдж обхватила его шею руками, поцеловала в обе щеки и быстро исчезла в своей комнате.

Ей нужно было уйти, иначе она бы не смогла его отпустить. Прощание бы затянулось, и обоим было бы больно. Пейдж так не хотела. Бен тоже. И вот Бен сел в такси.

– Вам куда?

– В аэропорт.

– Улетаете? – спросил водитель, заводя машину и поглядывая на пассажира в зеркало заднего вида.

– Пришлось.

– Работа? – Водителю явно хотелось поговорить.

– Семья. – Все мысли Бена до сих пор были о Пейдж.

– С семьей нельзя разлучаться. Семья – святое! – Водитель снова взглянул на клиента и рванул вперед.

– Мне пришлось на Рождество работать. А мне так хотелось быть с ними рядом. Моему сыну пять лет, а дочке годик. Жена красавица! Даже собака есть. Семья как с картинки. А меня на работу... в Рождество... Ну ладно! Через час заканчиваю. Приду, разбужу детей, жену поцелую. Будем подарки распаковывать. Дочке куклу подарил. Надеюсь, понравится. Сыну электрогитару игрушечную. Вырастет, будет песни сочинять. Будет как Джон Бон Джови. Мы с женой очень любим Бон Джови. А вы? Слышали его последнюю песню?

Но Бен пропустил все слова таксиста мимо ушей. Он смотрел в окно на заснеженные улицы и чувствовал, как сердце его сжимается. Он уже начал тосковать. Он не успел приехать в аэропорт, а уже чувствует себя одиноким и никому не нужным.

Когда Бен оказался в аэропорту, то понял, что, возможно, у него был один-единственный шанс сегодня вернуться в семью. Может, второго уже не будет. Но он не жалеет, что не до конца воспользовался возможностью, которая ему выпала. Главное, Пейдж его простила. Это было очень важно для него.

Бен снова попытался прочесть расписание, но перед глазами он видел только Пейдж, рождественскую елку с зажженными гирляндами и молочный свет окна, за которым шел снег, а потом начало светать.

Он молил бога, чтобы тот дал ему сил сесть на самолет и улететь. Он боялся, что не справится, что попятится назад к выходу, поймает такси и вернется к Пейдж. Но так и не сможет нажать на кнопку дверного звонка. Бен просто будет стоять и слушать, что происходит в квартире.

Там будет тишина, но он сможет представить, как Пейдж сидит за столом и смотрит в окно. В руках у нее чашка с кофе. Пар от которого тонкой струйкой поднимается вверх и распространяет аромат по всему дому.

А может, она шьет. Иголка быстро прокалывает ткань, потом показывается цветная нитка, которая сшивает края ткани. Карие глаза Пейдж внимательно следят за иголкой. Ее черные волосы спадают на плечи, на щеки. Пейдж их сдувает и продолжает шить...

– Папа? – услышал Бен за своей спиной и быстро обернулся.

Перед ним стояла Мэган. В глазах читалось волнение. Она теребила в руках свою шапку и все время поглядывала на мужчину в черном пальто, стоявшего с ней рядом.

– Что ты тут делаешь, дочка? – спросил Бен. – Что-то случилось?

– Да, случилось! – собралась с мыслями Мэган. – Так не должно быть!

– Что именно? Я улетаю, Мэган. Я больше не побеспокою вас, обещаю! – Бен положил руку себе на сердце.

– Вот именно, папа! Так не должно быть!

– Начинается посадка на рейс Кэплинг – Чикаго! – прозвучал женский голос на весь аэропорт.

– Это мой самолет. Мне нужно лететь! – Бен поднял свой чемодан.

– Не уходи! Мне нужно с тобой поговорить! – остановила его Мэган. – Ты считаешь ошибкой всей своей жизни, что уехал три года назад в Чикаго с тупоголовой Хилари?

– Считаю! Считаю, дочка! Это моя самая страшная ошибка! – с раскаянием в голосе признался Бен.

– А ты любишь маму? Ты любишь ее?

– Люблю. Очень люблю! И тебя с Томасом люблю! – Глаза у Бена покраснели, и казалось, что он вот-вот расплачется. – Люблю, дочка, я вас очень люблю!

Мэган посмотрела на отца. Она знала, что он говорит правду. Его глаза никогда не умели лгать.

– Папа! – Мэган бросилась на шею отцу. – Я тебя прощаю, папа!

– Мэган, девочка моя! Я так по тебе скучал! Прости меня! Прости меня, дорогая!

Кевин добрел пешком до офиса компании «Письмо за полсекунды» и остановился на крыльце. Сейчас он сдаст отчет и пойдет в свою квартирку, что в западном районе города, примет душ и завалится в постель, которую никогда не убирает.

А когда проснется, сядет за компьютер и удалит свое имя из чата «Кто так одинок». Больше он никогда и никому не будет цитировать Шекспира. А Кимберли останется в его памяти как самое светлое существо, как рождественский ангел, заглянувший на праздник.

Он запомнит ее как женщину, которой не существует в этом мире. То есть в его мире. Она с другой планеты. Ким слишком хорошо для Кевина.