Текст книги "Сказочное Рождество"

Автор книги: Элен Кэнди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

5

Оливия вышла из кафе «История», проводила взглядом подругу, которая уже перешла дорогу, и помахала ей рукой. Кимберли показала жестом, что позвонит, и, запахнувшись в коротенькую шубку из черно-бурой лисы, зашагала на высоких каблуках в сторону центральной площади.

Оливия завязала длинный шарф потуже и начала ловить такси. Как назло, все желтые машины с шашечками проезжали мимо. Оливия уже отчаялась и пошла к пешеходному переходу. Но вдруг услышала визг тормозов и оглянулась. Пустое такси подъехало к кафе «История» и остановилось.

Какое чудо Рождество! Все желания сбываются! – иронично усмехнулась Оливия и быстрым шагом пошла к такси.

Но ее опередили. Высокий мужчина в нелепой вязаной шапке-ушанке уже открыл дверь и о чем-то спросил у водителя. Оливия решила не сдаваться без боя. Ведь не зря она проторчала на морозе больше пятнадцати минут. А у нее еще статья не закончена! И Оливия решительно подошла к машине и тоже схватилась за желтую дверцу.

– Простите, мистер, но я первая остановила эту машину! – сухо заметила Оливия и полезла на заднее сиденье желтого автомобиля.

Только она собралась удобно устроиться на сиденье, как мужская рука небрежно взяла ее за воротник пуховика и потянула наружу.

– Что вы себе позволяете, мистер?! – возмущенно воскликнула она.

– Простите, прекрасная леди, но я жутко опаздываю! И прошу заметить, что, когда я остановил такси, вас тут не было! – Мужчина был настойчивым и чересчур наглым, как показалось Оливии.

– Может, пропустите леди вперед, великодушный сэр? – с ядом в голосе спросила она и вытащила мужчину из такси за руку снова на тротуар. – Я очень опаздываю! У меня два младенца дома, и оба ненакормленные! – придумала предлог Оливия.

– А у меня утюг включенный! Мне очень, очень жаль! – не задумываясь выкрикнул он. Незнакомец вновь взял Оливию за воротник и потянул на улицу, пытаясь сам залезть в автомобиль.

– О, мистер! Ко мне приехали родственники из Африки, и я боюсь, что, если не успею приготовить им ужин, они съедят мою бабушку! – неожиданно вспомнила она, с силой вытолкнула мужчину на дорогу и закрыла за ним дверь.

– О, миссис Сама Доброта, у меня жарится гусь в духовке, и, если я не выключу газ, в доме начнется пожар! – Мужчина снова залез в салон автомобиля и начал выталкивать Оливию на улицу.

– Эй! Не май месяц! – не выдержал водитель. – Собачий холод, а вы вздумали тут в игры играть!

– Плачу двадцать баксов – и едем до Прогресс-авеню!

– Тридцать – и в восточную часть города! Там недалеко!

– Сорок!

– Пятьдесят! – начала торговаться Оливия.

– Продано! Я так больше на обогреве сожгу! Мистер, покиньте машину!

Незнакомец недовольно фыркнул и вышел из машины. Натянув искусственную улыбку, он с силой захлопнул дверцу и наигранно помахал рукой.

– Привет бабушке и младенцам! – сквозь зубы процедил он.

Оливия только победоносно улыбнулась и вальяжно развалилась на сиденье.

Когда водитель рванул по газам, из-под колес полетел грязный снег и запорошил незнакомца с ног до головы.

– Что за черт! – выругался он так громко, что проходящий мимо человек остановился.

– Вам помочь? – поинтересовался мужчина лет сорока, очень похожий на француза. Но, замечу, не француз.

– Нет, спасибо! – отмахнулся мужчина в вязаной шапке-ушанке. Ему сегодня не везло.

Этого человека в нелепой вязаной шапке-ушанке зовут Томас Джус. Ему чуть больше тридцати лет. Точно не могу сказать. Тридцать два, если не ошибаюсь. Но выглядит он намного моложе своего возраста. Может потому, что еще не определился в жизни, кем ему быть и к чему стремиться?

В школе он собирался стать художником. Кто-то внушил Томасу, что ему с его телосложением, худым и непропорциональным (у него слишком длинные руки и ноги, а также сутулая спина), успеха можно достичь только в искусстве. Будто бы деятель от искусства не может быть атлетом! Какая глупость!

Так вот. Томас начал рисовать, но быстро отказался от этой идеи, так как рисование не принесло ему ни успеха, ни удовольствия.

В колледже Томас решил записаться в театральный кружок. Но так как он не являлся обладателем привлекательной внешности, таланта или харизмы, эта затея тоже провалилась.

Потом ему взбрело в голову окончить курсы бухгалтеров. Но сидеть над бумагами и все время что-то считать тоже не пришлось ему по вкусу.

И тогда он решил писать рассказы. Вдруг из этого что-нибудь выйдет?

Кстати, у него сегодня очень важный день. Нет, он не ждет чуда от Санты, не готовится сделать какой-нибудь девушке предложение, просто сегодня решится, правильный ли он выбрал жизненный путь.

А в чем он заключается, пусть останется пока в секрете. Ведь Рождество теряет свою сказочность, когда все тайное в одно мгновение вдруг становится явным.

Томас снял шапку-ушанку и зашел в свое парадное. Его квартира с тремя спальнями, гостиной и маленькой кухней находилась на третьем этаже. Жил он не один, а с матерью и сестрой. Отца он не видел ровно три года.

Как раз три года назад, в канун Рождества, Бенджамин Джус решил сказать семье, что завел роман на стороне и эта женщина способна помочь ему осуществить все его планы. Бенджамин Джус всегда мечтал попасть на телевидение.

Томас видел отца пару раз в программе «Своими руками» на одном из местных каналов. Бенджамин вел рубрику «Полезные советы» и рассказывал, сколько видов молотков существует, как правильно вкручивать в стену шуруп и как очистить с помощью ацетона ржавчину на пиле. И что-то еще в этом духе.

Томасу показалось, что его отец выглядит счастливым, и он перестал надеяться, что Бенджамин когда-нибудь вернется домой.

– Отец? – Томас от удивления схватился за лестничные перила.

Бенджамин Джус сидел возле двери на своем старом чемодане, с которым три года назад уехал в Чикаго. На нем была поношенная кожаная куртка, явно не по погоде. Седые волосы торчали в разные стороны. Глаза красные и уставшие. В руке у Бена была почти допитая маленькая бутылочка текилы.

– Здравствуй, сын! – Бенджамин встал и, пошатнувшись, прислонился к стене. – Никого не было дома. Я решил подождать. Я так рад тебя видеть, Томми!

Томас еще несколько секунд постоял на лестнице, потом медленно шагнул навстречу отцу.

– Что ты тут делаешь? – спокойно спросил он. – Зачем ты вернулся?

– Я не смог! – подавленно произнес тот. Бенджамин развел руками, бутылочка текилы выскользнула у него из пальцев.

Томас подхватил на лету пустую бутылочку, взял чемодан отца и открыл входную дверь.

– Заходи! Поговорим дома!

Бенджамин попытался обнять сына, но тот отошел в сторону, чтобы пропустить отца. И Бену ничего не оставалось делать, как зайти в квартиру.

К его удивлению, в квартире мало что изменилось после его ухода из семьи. Те же висевшие на стенах картины, которые Бен подарил своей жене, когда та родила ему дочь. Тот же ковер в гостиной пестрой расцветки. Журнальный столик, книги, расставленные в прежнем порядке, рамки с фотографиями всей семьи. Как будто и не было этих трех лет!

– Зачем приехал? – холодно спросил Томас отца. Он поставил его чемодан в прихожей и зашел в гостиную, на ходу стягивая шапку и расстегивая черный пуховик с мехом.

– Я хотел поговорить... – виновато произнес Бенджамин. В его голосе была слышна надежда, что все же сын сможет его простить. Он неуклюже упал на диван, не переставая озираться вокруг.

– После трех лет молчания? – раздраженно буркнул Томас.

– Я написал письмо. Вы получили его?

– А телефона не существует? Или ты забыл домашний номер? – недоверчиво спросил он Бена, прошел на кухню и выбросил в мусорное ведро бутылочку.

– Письмом легче... – Бенджамин сконфузился и обхватил руками колени.

– Кому легче, отец? Нам или тебе?! – взорвался сын, который вернулся в гостиную и начал ходить по ней. Три шага – и он у окна, столько же – и он у дивана, на котором сидел отец.

– Так легче мне. – Бен опустил глаза.

– Зачем ты пил?

– Мне так легче поговорить со всеми вами.

– Ты всегда думаешь только о себе, отец! Ладно, я, возможно, когда-нибудь тебя прощу. Но вот мать... А Мэган?! Скажу правду: она тебя ненавидит! Всем сердцем! Ей было тогда семнадцать. Она долго не могла поверить, что отец, которого она так любила, решил уйти. Ты ее предал. Предал каждого из нас! – Томас остановился у окна и раздернул плотные шторы.

За окном ярко светило зимнее солнце. На дороге была пробка, а у продуктового магазина сидел бездомный и звенел в колокольчик, протягивая шапку замерзшими руками. И Томасу стало жаль и этого бездомного человека, и отца, который молча опустил глаза и вжал голову в плечи, и себя, и Мэган, и мать.

Стало жаль всех. Но этого мало, чтобы простить человека.

– Но сегодня же канун Рождества! Все друг другу прощают!

– Да, но это не День прощения! Ты опоздал! – отрезал Томас и тяжело вздохнул.

В прихожей послышались женские голоса. И Томас понял, что сейчас не время прятать отца. Почему-то он невольно сравнил его с ненужным старым шкафом, громоздким, мешающим свободно передвигаться по комнате. И куда этот шкаф не поставишь, он всегда будет мозолить глаза.

– Сиди здесь! Не высовывайся, пока я тебя не позову. Ясно? – сухо сказал ему Томас. Он сделал три больших шага и вышел из гостиной.

Бен по-прежнему молчал и смотрел в пол, словно провинившийся школьник.

– Как настроение? – Томас потрепал сестру по руке.

Мэган расстегнула молнию на сапоге и с ненавистью швырнула сапог в угол прихожей.

– Паршиво! Я готова любого стереть в порошок! – не скрывая своего раздражения, начала Мэган. – Чертов Тики заставил меня в канун Рождества подготовить документы к ревизии! Чтоб он провалился, старый хрыч! Чтоб в его сигаре оказалась петарда! Чтоб...

– Солнышко, успокойся! Ты успеешь вернуться домой до Рождества! Я обещаю, что буду ждать тебя! – Пейдж повесила пальто на крючок и провела рукой по красным от мороза щекам, глядя на свое отражение в зеркале.

Мэган недовольно фыркнула и бросила сапог на пол. И тут ее глаза остановились на старом чемодане отца.

Она подняла взгляд на Томаса, который уже понял, что сестра обо всем догадалась, и медленно сглотнул слюну.

– Это чье?! – громко крикнула Мэган. – Неужели рождественские ангелы принесли нам пожитки блудного папаши?

Пейдж замерла у зеркала и медленно повернулась к дочери. Проследив за ее взглядом, Пейдж опустила глаза и увидела старый чемодан бывшего мужа.

– Томас, это что? – тихо спросила Пейдж. Теперь на ее щеках пылал румянец, вызванный далеко не морозным ветром. – Бен... – Она закрыла рот ладонью и округлила глаза, глядя на сына.

– Здравствуйте! – Из гостиной вышел Бенджамин и, стараясь ровно держаться на ногах, сделал несколько шагов вдоль стены.

– Да он в стельку пьян! – Мэган подбоченилась.

– Я трезв, – еле проговорил Бен.

– Да ты вдребезги пьян! – Мэган даже пнула его чемодан и, взяв мать за руку, направилась в гостиную.

Мэган вдруг возомнила себя защитницей. Эдакая Жанна Д'Арк, готовая сражаться против всех английских захватчиков в лице собственного отца.

– Мэган, успокойся. – Пейдж положила руки на плечи дочери. – Что тебе надо, Бен?

– Я хотел с вами поговорить. – Бен переступил с ноги на ногу и опустил глаза в пол.

– Говори, все в сборе! – Томас сел на диван и облокотился на острые, худые колени. – Ну же, отец!

– Сегодня канун Рождества, и... я хотел попросить прощения. Вы единственные, кто у меня есть. Самые родные люди...

– А где твоя шлюшка из Чикаго? Разве она не смогла осуществить все твои мечты на старости лет?! Старый мужик, весь седой, с лысиной, морщинами и брюхом, возомнил себя Казановой, звездой! В Голливуд не пробовался?! Кстати, Мадонна на развод подала! Не упускай шанс, папочка! – Мэган высвободилась из материнских объятий и вышла из гостиной.

– Что мне сделать, чтобы вы простили? – Бен прижался к стене и виновато посмотрел на бывшую жену. – Только скажите, что сделать...

– Уехать! – резко выпалил Томас и тоже покинул комнату.

– Хорошо. Я как раз взял обратный билет на самолет. В час ночи... самолет... в час ночи.

– В городе полно гостиниц! – послышался из соседней комнаты голос Мэган.

– Можно, я позвоню? – спросил Бен у Пейдж, кивнув на телефон.

– Да, конечно, справочник на журнальном столике.

Полчаса Бенджамин дозванивался до гостиниц и отелей. Но все было тщетно. Все номера оказались занятыми или забронированными.

Тогда Бен натянул кожаную куртку, обмотался шарфом и неслышно вышел из гостиной. В прихожей он оглянулся, никто не вышел его провожать. Он шагнул на лестничную площадку и медленно закрыл за собой дверь.

Томас стоял у окна в своей комнате и смотрел, как на улице суетятся люди, как машины выдыхают темно-серый газ, как холодный ветер выдувает снег с крыш домов. И эти мелкие как крупа снежинки переливаются серебром в свете яркого солнца. Словно кто-то выпустил конфетти.

Томас опустил глаза на дорогу, и сердце его сжалось. Рядом с бездомным уселся его отец и предложил бедолаге свои перчатки погреть руки.

– Я иду за отцом! – не выдержал Томас и направился в прихожую.

– Нет, ты этого не сделаешь! – В гостиную вбежала зареванная Мэган. – Чтобы ноги его здесь не было! Я его ненавижу!

– Он на улице сидит рядом с бродягой!

– Он всего-навсего корчит из себя Христа, чтобы его пожалели и простили! Он наглый и хитрый, будто ты не знаешь!

– Я не могу на это смотреть! – Томас накинул пуховик и натянул шапку-ушанку.

– А как же мама? – Мэган показала пальцем на спальню Пейдж.

– Мэган... – дверь открылась, и на пороге появилась Пейдж, – если ты его ненавидишь за его бессердечие, то не будь сама такой. Прошу тебя, Мэган. Он побудет в спальне твоего брата. Ты его даже не увидишь.

– Да что с вами такое?! – Мэган схватила сумку с дивана и начала натягивать сапоги. – Хорошо, я уйду! Приятного Рождества! – Она толкнула брата и выбежала из квартиры.

– Мэган! – окликнула ее мать, но девушка не вернулась.

– Будто бы ты ее не знаешь! Остынет и вернется! – сказал Томас и тоже вышел следом.

И, когда Пейдж осталась одна, она дала себе волю. Слезы текли по ее щекам, но она так и не смогла понять, то ли это от прошлой обиды, то ли от радости, что бывший муж наконец-то вернулся. Ведь она его ждала.

– Эй, вы мистер Джус? – на лестничной площадке Томаса остановил рыжеволосый парень с огромной сумкой.

– Да. А что вы хотели? Я очень спешу. – Томас застегнул на пуховике молнию и посмотрел на парня, который принялся рыться в своей сумке.

– Распишитесь за письмо! Простите, что немного задержали. У нас в офисе был пожар! Ну месяц – это не срок, так ведь?

Томас получил два письма и расписался. Оба конверта были подписаны рукой Бена. Томас сразу же узнал подчерк отца.

– Счастливого Рождества! – крикнул рыжеволосый почтальон и начал спускаться по ступенькам, но его огромная сумка зацепилась за перила и с треском порвалась молния.

– Мне жаль! – сказал ему Томас и, перепрыгнув через присевшего на пол почтальона, помчался вниз по лестнице.

6

Иногда, чтобы избавиться от неприятных мыслей, которые не желают просто так покидать твою голову, следует всего лишь затеряться в толпе. Большой поток людей со своими проблемами, интересами, желаниями помогает забыться и спокойно плыть по течению.

Случайный разговор, случайная улыбка, пойманный взгляд незнакомого человека – и кажется, что тебя уже не существует. Ты воздух, невесомое облачко, легкий ветер, у которых не может быть никаких проблем.

Томас Джус прекрасно это знал. Как только какие-нибудь неприятности сваливались на него как снег на голову – например, спящий в его комнате отец, которого он обратно привел домой, – он направлялся в огромный торговый центр на Гейн-стрит. Именно в этом месте можно было затеряться в толпе и пожить несколько часов чужой жизнью.

Большие праздничные плакаты манили посетителей торгового центра приобрести подарки со скидками, из кафе, которое находилось на первом этаже, аппетитно пахло кофе и выпечкой, а в витринах ювелирных магазинов, что расположились на втором этаже в конце зала, сверкали и переливались дорогие украшения.

Стеклянный лифт, похожий на каплю, и эскалаторы с медленно ползущими ступеньками не успевали развозить покупателей по этажам торгового центра.

Томас остановился в огромном холле у самого выхода из торгового центра и поднял глаза кверху. На высоте сорока метров, у самой люстры, которая поражала своими размерами и красотой, на гирляндах, спадающих вниз, висела кукла Санта-Клауса в человеческий рост.

Кукла как будто обхватила гирлянды руками, обвила их ногами и с опаской посматривала вниз на посетителей торгового центра, словно до смерти боялась высоты. А на пятом этаже вальяжно развалились шесть оленей, свесив лапы через перила. Их мордашки были веселы, один показывал на Санту копытом и, держась за живот, закинул голову назад в диком смехе.

Вот так декораторы торгового центра на Гейн-стрит видят Рождество: беспомощный Санта-Клаус и издевающиеся над ним олени.

Томас усмехнулся и, убрав руки в карманы Пуховика, направился на второй этаж, где, как ему показалось, столпилось много людей.

Он не ошибся. На втором этаже напротив книжного магазина подписывал свои книги Гарольд Пак, писатель, прославившийся историческим романом «Потеря из потерь».

Сегодня он ставил автографы на обложке нового романа «Старое Рождество». Желающих получить автограф известного автора оказалось много. Томас тоже купил книгу и встал в очередь. Ему показалось, что в такой важный день это очень хороший знак.

– Ваше имя? – спрашивал Гарольд Пак у поклонников его творчества, и, когда желающий протягивал книгу и представлялся, он оставлял автограф и небольшое напутствие на будущий год.

– Оливия, – представилась девушка, стоявшая в очереди.

– Красивое имя, – томным голосом сказал Гарольд, даже не поднимая глаз на девушку. – С Рождеством, Оливия!

Девушка улыбнулась ему. Взяла книгу и отошла от столика писателя.

И тогда Томас Джус смог разглядеть обладательницу столь красивого имени. Девушка стояла в четверть оборота от него. На ней был длинный пуховик, скрывавший фигуру. Черная шапка была опущена до самых глаз. Но Томас сразу же узнал ее, и ему захотелось извиниться за то, что случилось сегодня днем.

Когда его очередь подошла, Томас назвал свое имя, взял книгу и подошел к девушке.

– Как ваши родственники из Африки? – шутливо спросил он.

Девушка вздрогнула от неожиданности, быстро захлопнула книгу и подняла на него глаза.

– Отлично, – без эмоций ответила она и направилась к лифту.

– Я бы хотел попросить прощения. Я себя вел как...

– ...Упрямый наглец? – продолжила за него Оливия и, подойдя к лифту, нажала на кнопку вызова.

– ...как не джентльмен, я хотел сказать. – Томас остановился рядом с Оливией.

– А вы будто знаете, как ведут себя джентльмены? – Оливия убрала в сумку книгу с автографом Гарольда Пака.

– Знаю, поэтому и извиняюсь. Вы тоже, кстати, повели себя не как истинная леди! – Томас сунул под мышку книгу и убрал руки в карманы куртки.

– Послушайте... – Оливия поправила лямку сумки на плече и подняла глаза на незнакомца.

Томас смотрел на нее с улыбкой. Она вдруг поверила, что этот мужчина действительно хочет извиниться, а не испортить ей настроение.

У него были добрые глаза. Оливия даже подумала, что в таких глазах никогда не сможет промелькнуть вспышка ярости. Что в этих глазах можно прочитать все, о чем думает их обладатель. И Оливия решила, что перед ней стоит прямой и добрый человек, которого просто вынудили обстоятельства поступить сегодня днем... не как джентльмен.

– Послушайте... – уже другим тоном, более мягким, начала Оливия. – Вы меня тоже простите. Мне действительно нужна была машина. Я очень опаздывала. Признаюсь, никаких африканских родственников, бабушек и младенцев у меня нет. Просто сегодня очень важный день в моей карьере, и я сильно волнуюсь...

Томас вновь улыбнулся. Как ему знакомо это чувство! Ведь с самого утра он как на иголках! Сегодня тоже решится его судьба!

– Давайте выпьем кофе? – предложил Томас, когда двери лифта открылись. – Как вы на это смотрите?

– С удовольствием, – ответила она.

На первом этаже расположилось уютная кофейня. Уставшие после покупок посетители торгового центра любили отдохнуть в этом заведении. Здесь всегда играла тихая и приятная музыка. Интерьер кофейни действовал на посетителей успокаивающе. Песочного цвета стены, неяркий свет, аппетитные ароматы, удобные стулья и приветливый персонал.

Оливия и Томас выбрали столик возле окна. Оливия расстегнула длинный пуховик и, сняв его, повесила на вешалку. Убрав шапку и перчатки в сумку, она распустила русую косу и села на мягкий стул.

Томас тем временем заказывал у барной стойки два кофе с ромом и корицей. Когда он вернулся с чашечками в руках, то некоторое время стоял, не в силах оторвать взгляда от Оливии.

Ее длинные русые волосы мягкими волнами спадали на спину и плечи. А на свету переливались золотом. На зеленые, словно два изумруда, глаза падала длинная челка.

Вот она, героиня романа, подумал Томас. Как она красива! Ни строгий брючный костюм черного цвета, ни кардиган с высоким воротником, ни отсутствие косметики не могли затмить красоту, которую разглядел Томас.

– Кофе. – Он поставил чашечки на стол. – Сегодня я ваш официант! Чего еще изволите?

Оливия рассмеялась и покачала головой.

– Садитесь, кофе остынет, – сказала она и показала на свободный стул.

– Кстати, меня зовут Томас. – Он протянул ей руку. – А вас? Мы так и не представились друг другу.

– Оливия. – Она вложила свою ладонь в его руку и слегка пожала.

– Ну что, Оливия, расскажите, что сегодня вас ждет, отчего вы так волнуетесь? – Томасу действительно было интересно.

– Сегодня мой первый эфир! – От этих слов Оливия почувствовала дрожь. – О боже! Меня просто трясет! Взгляните!

Она подняла руку на уровень своих глаз и рассмеялась, когда ее рука затряслась.

– Я отменила несколько встреч, назначенных на сегодня. Думала, что так смогу немного успокоиться. А вышло еще хуже! Ведь дело отвлекает!

– Ну тогда бы мы не смогли извиниться друг перед другом и выпить этот чудесный кофе! – Томас поставил белую фарфоровую чашечку обратно на блюдце. – А хотите, я пойду с вами? Буду стоять недалеко от вас и поддерживать. Говорят, мой внешний вид всегда успокаивает. Не знаю почему.

Оливия благодарно улыбнулась. Глядя на Томаса, ей действительно становилось спокойнее. Его добрые глаза и мягкая улыбка были словно валерьянка.

Кимберли отказалась, Брендон в больнице, я одна буду в этой студии, принялась рассуждать Оливия. А этот молодой человек очень даже симпатичный. А вдруг все пойдет не так, как я планирую? Если я ударю лицом в грязь? Нет уж!

– Может, в другой раз? – мягко отказала Оливия Томасу. – Мне очень приятно, правда! Но...

Томас ей улыбнулся.

– Я не настаиваю, что вы! В другой так в другой! Я вас понимаю! Простите меня.

– А знаете, я уже совершенно не волнуюсь! – Оливия всплеснула руками. – Мне нужно быть в студии на Эйвинг-стрит через час, а я не волнуюсь! Вы меня успокоили! Правда!

– Вот и славно! – Томас подмигнул ей, пытаясь изобразить на лице спокойствие.

Однако его не отпускали мысли о собственной карьере. Сегодня ровно в восемь вечера решится его судьба. Некий Арнольд Каас, очень жесткий критик, оценит в прямом эфире его книгу «Лики прошлого», которую он написал под псевдонимом.

Томас даже не догадывался, что сидящая рядом с ним милая девушка и есть суровый критик Арнольд Каас!

В студии было шумно. Все готовились к прямому эфиру. Кто-то сидел за столом, уставленным мониторами, и настраивал свет. Кто-то перекладывал бумаги из одной папки в другую. Еще пара человек, стоявших за стеклянной ширмой, о чем-то горячо спорили.

– Мисс Уильямс, садитесь, вас нужно привести в порядок! – указала ей на кресло женщина с кисточкой и пудреницей в руках.

– Наверное, не стоит сопротивляться и отстаивать натуральную красоту! – посмеялась Оливия и махнула рукой.

– Привет, Оливия! – К ней подошел ее старый знакомый Шон Рилдон, невысокий мужчина с длинными вьющимися черными волосами.

Три года назад они познакомились на одной из вечеринок, посвященных выходу книги известного писателя. Именно в тот вечер Шон и Оливия горячо поспорили на тему: «Честно ли писать критику под псевдонимом?».

– Это похоже на темную комнату, черную кошку и аквариумную рыбку! – сказал тогда Шон.

– Не вижу связи! – усмехнулась Оливия. – Объясните!

– Черную кошку не видно в темной комнате. Никто не знает, есть ли она вообще. Но почему-то утром пропадает рыбка! Вы как та черная кошка. А автор рыбка. Пишите критику под псевдонимом, никто не знает, что Арнольд Каас и есть Оливия Уильямс. Остаются только ваши следы. А вас нет. Так не честно! Вы не ощущаете полноты ответственности за свои слова!

– Что за вздор?! – Оливия тогда очень возмутилась. – Все я ощущаю! Я пишу как есть. Как я чувствую. И псевдоним тут ни при чем! – Оливия даже собиралась уйти, но Шон ее остановил.

– Когда я попаду на телевидение, то непременно позову вас к себе в студию. Тогда вас узнают все!

– Но меня и так знают многие.

– Только лишь в узких кругах. А может, вы боитесь открыть свое истинное лицо? Думаете, что женская критика уступает мужской?

– Нет. Я так не считаю!

– Тогда обещайте мне, что придете в мою студию.

– Обещаю!

На том разговор и закончился. Прошло около трех лет. Шон и Оливия поддерживали отношения. Они часто пересекались на конференциях, на вечеринках, на съездах и стали приятелями.

И когда Шон Рилдон сдержал свое слово и пригласил Оливию в студию, этот жест с его стороны не выглядел вызовом на дуэль. Наоборот, по мнению Оливии, он протянул ей руку помощи, приняв которую можно дальше шагать по карьерной лестнице.

– Привет, Шон! – поприветствовала его Оливия и села в кресло. По ее лицу сразу забегала пушистая кисточка и стала разносить тонким слоем пудру.

– Как настроение? – спросил он. – Готова выйти на новый уровень?

Не дожидаясь ответа, он направился в комнату за стеклянной ширмой.

Оливия проводила взглядом Шона, мило улыбнулась визажистке и полезла в свою сумку для того, чтобы достать речь и снова ее прочитать.

Но блокнота не оказалось!

Она схватила сумку и начала шарить в ней рукой. Блокнота не было!

Это знак, поняла она. Черт, это плохой знак!

Расстроившись, Оливия откинулась на спинку кресла и, закрыв глаза, начала вспоминать текст и мысленно выписывать его на листок.

– Простите, но сюда нельзя! – послышался строгий женский голос.

Оливия открыла глаза и увидела Томаса. Она быстро соскочила с высокого кресла и побежала навстречу недавнему знакомому.

– Это вы?! – воскликнула она, и на ее губах появилась широкая улыбка.

– Вы забыли в кофейне блокнот. Хорошо, что вы упомянули, когда и где у вас эфир. Думаю, что блокнот вам необходим.

Оливия не отрываясь смотрела в его карие глаза. Он тяжело дышал. Видимо, бежал изо всех сил и искал ее по всему телецентру. На его щеках горел румянец. Тонкие губы растянулись в улыбку.

– Теперь я могу остаться и поддержать вас?

– Конечно. Вы меня просто спасли! Я такая растяпа сегодня. – Оливия взяла блокнот и еще раз поймала на себе взгляд Томаса. Она смущенно опустила глаза и прижала блокнот к груди.

– Я буду рядом, – поспешно произнес Томас. Он всем сердцем хотел поддержать Оливию. У него было ощущение, что он знает эту девушку долгие годы, словно она его лучший друг или возлюбленная, которая стала с ним одним целым. – Вот там... за стеклянной дверью...

Оливия благодарно ему улыбнулась и села обратно в кресло визажистки. К ней сразу же подошел Шон.

– Ты пришла не одна? Это твой брат? – спросил он таким тоном, будто бы у Оливии не может появиться мужчина.

– Нет, не брат.

– Неужели? – Шон от удивления открыл рот и наклонился к Оливии. – Кто он? Ты наконец-то решила устроить свою личную жизнь?

Оливия только улыбнулась и покосилась на визажистку, которая, как ей показалось, затушевала ее лицо до неузнаваемости.

– Хорошо, поговорим после эфира.

– Пять минут до эфира! – крикнул кто-то так громко, что Оливия даже вздрогнула.

Она взглянула на стеклянные двери и увидела Томаса. Тот помахал ей рукой и, сжав кисти рук, выставил вверх большие пальцы, показывая, что все будет хорошо.

Оливия показала ему тот же знак.

– Минута до эфира! – опять прозвучал голос.

Она посмотрела на освещенный стол, увидела два стула и три камеры, и сердце ее забилось учащенно.

Томас стоял за стеклянной дверью и все прекрасно слышал. Вот Оливия садится за стол, ведущий Шон Рилдон кидает в ее сторону безобидную шутку, она смеется.

Томас тоже посмеялся и, сняв куртку, повесил ее на спинку стула.

Эфир начался. Томас даже почувствовал волнение, которая испытывала Оливия. Внутри его все затрепетало и от восторга и от испуга одновременно. Он глубоко вздохнул, как будто это перед ним включились камеры, и натянул на лицо улыбку.

Больше пяти минут Шон Рилдон рассказывал о новых книгах, поступивших в продажу. Потом он представил гостя программы Оливию Уильямс, а чуть позже... назвал ее псевдоним.

– «Арнольд Каас» больше пяти лет было вашим именем, Оливия...

Арнольд Каас? – Томас был шокирован. Он нащупал рукой стул, на спинке которого висела его куртка, и присел на твердое сиденье.

– Теперь все в прошлом! – Оливия усмехнулась.

– Мисс Уильямс подготовила нам критический отзыв на новую книгу Дика Шина «Лики прошлого», – обратился ведущий к телезрителям. – Оливия, прошу...

Оливия достала из-под стола книгу Томаса и поставила ее перед собой.

– Ну что я могу сказать об этой книге? – Она призадумалась, делая вид, что совсем не готовилась к эфиру. – Прочитав книгу «Лики прошлого», я поняла, что мужчины видят современную женщину иначе, чем есть на самом деле. Нет, я не из движения феминисток...

– И это хорошо! – пошутил Шон.

– Почему женщина у некоторых писателей – это всегда эгоистичное, стервозное существо, ищущее лишь материальных благ? – Оливия обратилась к ведущему: – Вы так же считаете, Шон?

Ведущий с улыбкой на губах поднял перед собой руки, как бы показывая: «Я такого не говорил!».

– А вот молодой писатель Дик Шин в своей книге «Лики прошлого» просто поливает грязью современную женщину. В этой книге столько негатива, столько боли, что читать этот роман можно только с сарказмом или слезами. У меня вышло второе. Я не могла не пустить слезу, слезу обиды за современную женщину. Ведь я ею являюсь, значит, камень брошен в мой огород! Значит, я подлая, наглая, кровожадная и извращенная! Но ни первого, ни второго, ни последнего за собой я не замечала. Да, как и многие женщины в нашей стране, я уверена в этом! А мужчина, оказывается, думает иначе! Еще чуть-чуть – и мы вступим в войну полов! И это все из-за непонимания! Мы не видим лиц друг друга! Не чувствуем движения душ... Это очень обидно! – Оливия положила на стол книгу и хлопнула по ней ладонью.