355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Элен Фисэль » Микеланджело Буонарроти » Текст книги (страница 10)
Микеланджело Буонарроти
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 14:08

Текст книги "Микеланджело Буонарроти"


Автор книги: Элен Фисэль



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Глава 12
Проклятие папской гробницы

Предсмертное завещание Юлия II

После окончания работ в Сикстинской капелле Микеланджело и не думал об отдыхе. У него на это просто не было времени, ибо наконец-то он получил возможность заняться своей любимой скульптурой, от которой был оторван на долгие годы. Это оказался один из немногих моментов счастья, которые дарила ему судьба.

О скульптуре Микеланджело всегда говорил, что «это первое из искусств». При этом он опирался на библейскую легенду о том, что Бог именно «вылепил» фигуру первого человека из земли.

«Мне всегда казалось, – писал Микеланджело, – что скульптура – это светоч живописи и что между ними та же разница, что между солнцем и луной» 137.

А еще Микеланджело придумал для себя такую формулу: скульптура – это «искусство, которое осуществляется в силу убавления» 138. Под этим он имел в виду убавление всего лишнего. То есть в глыбе мрамора красота заложена изначально, нужно только уметь извлечь ее из каменной оболочки. Эту мысль Микеланджело выразил в таких замечательных стихах:

 
И высочайший гений не прибавит
Единой мысли к тем, что мрамор сам
Таит в избытке, – и лишь это нам
Рука, послушная рассудку, явит 139.
 

Так вот, не дав себе отдохнуть и пары дней, он вернулся к своему любимому мрамору, лежавшему грудой вот уже более шести лет в его импровизированной мастерской на площади Святого Петра. Оказывается, у него уже имелись некоторые эскизы «Рабов», придуманных им для основания монумента.

«Мне хорошо, – объявлял он без всяких иных комментариев в письме, адресованном своему отцу, – и я работаю» 140. И ни слова о смерти папы Юлия II, случившейся в феврале 1513 года 141.

В самом деле, надменный Юлий умер всего через четыре месяца после окончания росписи свода Сикстинской капеллы.

Конечно, неожиданный уход этого человека, который был так похож на него самого, произвел на Микеланджело глубокое впечатление. Впрочем, почему неожиданный? Папе было семьдесят, по тем временам весьма преклонный возраст. И тем не менее Микеланджело потребовались годы для того, чтобы он смог вызвать в себе добрые воспоминания о его страшных вспышках гнева и почти детских капризах.

– Джорджо, – сказал он почти полвека спустя смущенному Вазари, – ты меня утомляешь своей генеалогией Христа. А что если нам поговорить о его наместнике? Ведь все восходит именно к нему.

– Что ты хочешь этим сказать, Микеланджело, – мягко переспросил тогда его друг, – не думаешь же ты, что Юлий II был возрожденным Иисусом?

– Конечно же нет! Я говорю о своде Сикстинской капеллы. Это же все-таки Юлий решил его создать, хотя мы и не пришли с ним к согласию по поводу сюжета. А какой у него был темперамент! Я предвидел малейшие его прихоти и смеялся над ними, я же все это так любил!

На самом деле Микеланджело ненавидел подобные излияния. Поэтому после этих слов он вдруг встал и, сопровождаемый дружеской улыбкой своего биографа, который иногда так его утомлял, удалился, и глаза его при этом были полны слез.

Юлий II, в миру Джулиано делла Ровере, на смертном одре успел сделать то, что Микеланджело потом посчитает своим личным проклятием: папа поручил своим исполнителям завещания, кардиналам Лоренцо Пуччи и Леонардо делла Ровере (племяннику папы Сикста IV), передать художнику десять тысяч дукатов. Сумма это была огромная и, надо признать, весьма своевременная для того, кто мечтал наконец приобрести себе мастерскую подходящих размеров. Но эти десять тысяч должны были не просто компенсировать годы, проведенные художником под потолком Сикстинской капеллы, они еще и подразумевали создание гробницы! А оба вышеназванных прелата пообещали умирающему проследить за тем, чтобы монумент был возведен за семь лет после его смерти. Вот этот-то срок и будет преследовать Микеланджело, как проклятие, до самого последнего его дня.

Новая концепция папской гробницы

Чтобы хоть как-то забыть о тяжести завещания, Микеланджело купил себе в квартале Мачелло деи Корви, что неподалеку от Форума императора Траяна, обширный дом с садом, в котором он проживет до самой смерти. Он обставил его удобной мебелью, приобрел во Флоренции самое дорогое белье, нанял слуг, стал заказывать себе великолепные блюда.

Слухи сделали из «Божественного Микеланджело» легенду, которую он сам всеми силами старался поддерживать. И кто теперь вспомнил бы о человеке, выходившем, пошатываясь, из капеллы? Кто вспомнил бы о бедняге, покрытом с ног до головы мраморной крошкой и заляпанном красками, который даже не мог распрямить спину и сфокусировать взгляд? Теперь заслуженный художник перемещался по городу, словно какой-нибудь принц, на великолепном жеребце, закутанный в голубой плащ.

Впрочем, это все была внешняя сторона. Как бы сейчас сказали, «имидж». Картинка для окружающих. На самом же деле Микеланджело жил затворником в компании трех своих новых помощников-флорентийцев. И он был всецело захвачен своими скульптурами и мраморными глыбами, которые приказано было доставить к его дому с площади Святого Петра. Фантазия не подводила Микеланджело никогда: он задумал изваять ни много ни мало сорок персонажей для папской усыпальницы.

Чуть позже, осознав масштабы предстоящей работы, он наймет скульпторов, литейщиков и плотников, которые, надрываясь, с раннего утра и до поздней ночи будут под его руководством сооружать во дворе его дома фасад гробницы. Одно лишь изготовление скульптурных изображений займет годы.

«Восставший раб» и «Умирающий раб»

Между маем 1513 года и июлем 1516 года Микеланджело закончил скульптуры «Восставший раб» и «Умирающий раб», показывающие разные состояния человека, оказавшегося перед лицом смерти. «Умирающий раб» с его едва видимыми мускулами, казавшийся еще тоньше из-за элегантности своей позы, выглядел уже отдавшимся на волю Леты, реки забвения из подземного царства Аида. Массивный, более грубый в изготовлении «Восставший раб» не мог не вызывать в памяти отчаянное сопротивление Лаокоона, персонажа скульптурной группы, выполненной из мрамора в I веке до н. э. и случайно найденной в январе 1506 года в земле на месте Золотого дома императора Нерона.

«Моисей»

«Моисей», размера еще большего, чем «Давид», скорее всего был задуман и сделан под впечатлением от «Святого Иоанна Евангелиста» Донателло и проникнут божественным вдохновением величайшего из пророков. Как пишет Надин Сотель, «он воплощал одновременно волю, гений и власть; Господь доверил ему передать смертным Скрижали Завета с Десятью заповедями, ставшие основой Моисеева законодательства, – «Моисей» Микеланджело аккуратно держит Скрижали в руках. Божественное избрание роднит его с могущественным Иоанном Богословом, с несговорчивым папой Юлием II, с обаятельным Лоренцо Великолепным, с самим неукротимым Микеланджело – но также и со всей героической Флорентийской республикой, театром вечной трагедии» 142.

Сидящий «Моисей», в которого Микеланджело вложил всю свою душу, имел более двух метров в высоту. Понадобилось множество дней и ночей, озаренных свечами на бумажной шляпе скульптора, чтобы окончательно определиться с тем, как распределить приложение сил в ходе создания этой невероятной статуи, чтобы уравновесить выступающие точки глыбы – что, в свою очередь, было необходимо для приведения гигантского монумента в стабильное состояние.

Микеланджело великолепно умел это делать. Его «Моисей» несет в себе «устрашающую силу», так поражавшую и его современников, и представителей следующих поколений. Например, Василий Суриков так описал эту статую в одном из своих писем к художнику Чистякову:

«Его Моисей, скульптурный, мне показался выше окружающей меня натуры. Был в церкви какой-то старичок, тоже смотрел на Моисея, так его Моисей совсем затмил своей страшно определенной формой. Например, его руки с жилами, в которых кровь переливается, несмотря на то что мрамор блестит 143<…> Тут я поверил в моготу формы, что она может с зрителем делать, я за колорит все готов простить, но тут он мне показался ничтожеством <…> Уж какая была красная колоритная лысина с седыми волосами у моего старика, а пред Моисеем исчезла для меня бесследно. Какое наслаждение, Павел Петрович, когда досыта удовлетворяешься совершенством. Ведь эти руки, жилы с кровью переданы с полнейшей свободой резца, нигде недомолвки нет <…> У Микеланджело никакой зацепки нет, свет заливает все тело, и все так смело – рука не дрогнет» 144.

Говорят, что, когда мастер закончил «Моисея», он упал перед ним на колени и закричал: «Говори, прошу тебя, говори!»

Новый папа Лев X и перемены в Риме

Микеланджело все работал и работал. Как заведенный, как машина, не нуждающаяся в отдыхе. Лишь иногда он сбрасывал свою импровизированную шляпу, и тогда он вытягивался в белой мраморной пыли, как в песке, и в полусонном состоянии начинал размышлять. Он представлял себе Моисея с лицом, словно вырубленным топором, как у «папы-солдата», метавшего анафемы на Флоренцию, изгонявшего гонфалоньера Содерини и членов Синьории. Он думал о сменившем Юлия II папе Льве X, в миру Джованни де Медичи, и о кардинале Джулио де Медичи.

Сейчас это выглядит удивительно, но когда кардинал Джулио де Медичи – будущий папа Климент VII – в память о детских годах, проведенных во дворце Лоренцо Великолепного, предложит Микеланджело свою протекцию в борьбе против Браманте, тот откажется.

– Но, послушай, Микеланджело, – воскликнет тогда кардинал, – нужно, чтобы тебя видели при моем дворе, в противном случае Браманте и Рафаэль всегда будут иметь преимущество перед тобой!

Микеланджело тогда посмотрит на тонкое лицо Джулио и спокойно ответит:

– Доброта кардинала меня трогает. Но он не сможет навязать мне жизнь, полную развлечений, несовместимую с моим предназначением. Я из другого мира.

Как же все изменилось, когда папы Юлия II не стало!

Марсель Брион пишет:

«Разумеется, Юлий II был авторитарным и тираничным; они часто ссорились, но это был гениальный человек, и он имел право приказывать. Микеланджело пронизывала нежность при воспоминании о вечерах, когда папа приходил к нему, окруженному мраморами, попросту усаживался на табурет и смотрел, как тот работал. В Сикстинской капелле бывали и бурные сцены, крики, проклятия, удары палкой. Сегодня Микеланджело думал обо всем этом с улыбкой: Юлий II был великим папой и великим человеком, ему можно было простить все. Пока он точными ударами обтесывал мрамор, мысль скульптора возвращалась к образу этого ворчливого и раздражительного старика в белом, сидевшего рядом с ним на табурете. Лучшего друга, который когда-либо у него был, несмотря на постоянные ссоры. Возможно, единственного друга. Друга его уровня» 145.

Теперь место Юлия занял толстый Лев X, избранный консилиумом кардиналов 11 марта 1513 года. Он стал последним папой, не имевшим священного сана на момент избрания. В отличие от «папы-солдата», он был смешным.

Джованни де Медичи абсолютно не походил на своего отца Лоренцо Великолепного. В отличие от Лоренцо он был очень толстый, а его лицо, заплывшее жиром, казалось почти бесформенным – видны лишь похожие на две сардельки губы да выпученные глаза. Выглядел он удивительно тупым, но при этом был достаточно умен и образован, ведь в детстве его учителями оказались самые блестящие люди из окружения его великого отца. Первый папа из рода Медичи! Раскачиваясь в седле лошади, он чуть не свалился, проезжая под сводами триумфальной арки, воздвигнутой в его честь римской колонией флорентийцев. Такой молодой – ему едва исполнилось тридцать восемь – и уже такой уродливый!

Микеланджело, прекрасно знавший его по жизни во дворце Лоренцо Великолепного, входил в состав свиты нового понтифика. Прекрасная «живая модель» – этот Лев X! Он был достоин написания портрета, но в этом случае было бы трудно избежать карикатурности, ведь он и выглядел как ходячая карикатура. Зато его пиры были достойны римских императоров! Микеланджело встречал там Рафаэля с поседевшими раньше времени волосами. После смерти Донато Браманте, в 1514 году, живописцу доверили продолжить строительство собора Святого Петра. Стены, возведенные Браманте, дали такие трещины, что, без сомнения, все нужно было ломать до фундамента. Несчастный Рафаэль ничего не понимал в архитектуре. Он стал марионеткой нового «хозяина из хозяев», вынужден был прославлять его, параллельно изучая редкие манускрипты, которые доставлялись понтифику со всех концов света 146.

Очень сильной личностью был также кузен папы, кардинал Джулио (он захватит власть, когда ему едва исполнится тридцать два года!). «В принципе Лев X – человек неглупый и совсем не злой, испытывает ко мне симпатию. Кардинал Джулио тоже», – убеждал себя Микеланджело. «Но папа опьянен властью и недоволен тем, что слава ко мне пришла при его предшественнике. А что если его интерес состоит только в том, чтобы превратить меня в покорного слугу, как он сделал это с Рафаэлем?»

Он только что получил от своего венецианского друга, живописца Себастьяно дель Пьомбо, письмо, которое не предвещало ничего хорошего:

«Когда папа говорит о вас, создается впечатление, что он говорит об одном из своих братьев; у него почти наворачиваются слезы на глаза. Он мне рассказал, что вы учились вместе, и он заверяет, что любит вас: но вы вызываете страх во всех – даже в папах» 147.

Лев X, похоже, хотел закабалить всех знаменитых художников. Например, Леонардо да Винчи он заказал свой портрет – но Леонардо не пришел.

– Говорят, что да Винчи экспериментирует с новыми пигментами, – заявил один из его подмастерьев.

– Нет, просто утащили его машины, – ухмыльнулся его сосед, – вот и все!

– У него малярия, – заверил третий, пожимая плечами.

На самом деле Леонардо да Винчи был глубоко впечатлен росписью потолка Сикстинской капеллы, хотя он и выражал сожаление по поводу излишней драматизации Микеланджело. Как бы то ни было, он решил улучшить свои познания в анатомии и, как и Микеланджело в свое время, предался «радостям» препарирования трупов в госпитале Санто-Спирито. Эта новость привела его святейшество в неописуемую ярость. Он угрожал семидесятилетнему гению отлучением от церкви, всячески стыдил его, прилюдно насмехаясь над его работами. Закончилось тем, что в 1516 году Леонардо да Винчи вынужден был принять приглашение французского короля и поселился в замке Кло-Люсе, неподалеку от королевского замка Амбуаз. Там он провел последние годы жизни со своим другом и учеником Франческо Мельци. Во Франции Леонардо почти не рисовал. У него онемела правая рука, и он с трудом передвигался без посторонней помощи. Скончался художник 2 мая 1519 года, по словам Джорджо Вазари, на руках почитателя его таланта короля Франциска I, ставшего Леонардо близким другом. На могильной плите в замке Амбуаз была выбита надпись: «В стенах этого монастыря покоится прах Леонардо да Винчи, величайшего художника, инженера и зодчего Французского королевства».

Борьба за проект переоформления церкви Сан-Лоренцо

Микеланджело был очень сильно обеспокоен: наследники Юлия II, в том числе бывший герцог Урбинский, были из рода делла Ровере 148. Скульптор чувствовал неодобрение нового понтифика и потому развил безудержную активность. Он отправил надежного человека в Каррару, чтобы отобрать и доставить в Рим новые глыбы мрамора, купил несколько тонн меди для фриза: нужно было закончить гробницу в течение года.

А тем временем Лев X сначала присоединился к антифранцузской Священной Лиге, а после смерти Людовика XII начал искать союза со сменившим его Франциском I. В 1516 году был заключен конкордат с Францией, по которому король получил право назначать всех епископов и настоятелей монастырей. Этот договор действовал во Франции вплоть до революции 1789 года. Таким образом Франция превратилась в верного союзника Ватикана.

После возвращения из Болоньи, где были подписаны мирные соглашения с королем Франции, Лев X подтвердил самые тревожные предчувствия Микеланджело. Во-первых, он отменил решение об оформлении гробницы своего недруга Юлия II. Во-вторых, он объявил о предстоящем переоформлении фасада церкви Сан-Лоренцо, домовой церкви семейства Медичи, построенной Филиппо Брунеллески рядом с дворцом тосканских герцогов во Флоренции.

Церковь имела довольно жалкий кирпичный фасад, уродовавший все здание, и, украсив его, папа самым великолепным образом не только прославил бы свое семейство, но и увековечил бы собственное имя. В то же время, заботясь о величии Медичи, он хотел помешать возведению гробницы, о которой мечтал его предшественник, а для этого было достаточно оторвать Микеланджело от работы, отправив его во Флоренцию.

В результате объявлили конкурс на новый проект, в котором участвовали Микеланджело, а также Джулиано да Сангалло, Баччо д’Аньоло и Якопо Сансовино, известный своим вкладом в архитектуру Венеции.

Естественно, Микеланджело был рад возможности вернуться в родную Тоскану, но подобное «совместительство» никак не устраивало мастера, привыкшего работать самостоятельно. В одном из своих писем Сансовино упрекает Микеланджело в недостойном поведении по отношению к соперникам. Это заставляет думать, что «Божественный», твердо решив работать в одиночку, не всегда настолько честен, как утверждают его преданные биографы.

Так или иначе, но Сансовино устранился сам. В октябре 1516 года умер Джулиано да Сангалло, и остался лишь один конкурент – Баччо д’Аньоло. Его макет церкви Сан-Лоренцо Микеланджело смахнул, как ненужную игрушку.

– Ребячество! – ограничился он насмешкой, смакуя удачно подобранное слово.

При этом сам он написал, что его будущее творение «своей архитектурой и скульптурой станет зеркалом всей Италии» 149.

По-видимому, увлекшись устранением неожиданно возникших конкурентов и впав в эйфорию от столь грандиозного проекта, он совершенно забыл о «скорбном наваждении» гробницы папы Юлия II.

Проблемы с мрамором

Не исключено, впрочем, и обратное – что Микеланджело настаивал на своих обязательствах перед Юлием II. Но это было бы тщетно, Лев X отверг бы все возражения одним жестом руки. Как бы то ни было, скульптор в конце концов отправился в Каррару, чтобы проследить за добычей большого числа мраморных глыб для украшения фасада церкви Медичи.

Это дело Микеланджело не хотел доверять никому: ни выбор камня, ни его обтесывание, ни предварительное завершение колонн на месте с целью уменьшения транспортных расходов. Поэтому в Карраре он провел больше года, пока в феврале 1518 года вдруг не был вызван письмом кардинала Джулио де Медичи, который открыто обвинил его в том, что он «куплен» каррарцами. В письме говорилось:

«У нас появились подозрения, что вы строите отношения с каррарцами, следуя личному интересу, а посему не желаете даже рассматривать цену продукции карьеров Пьетрасанты <…> Но его святейшество желает, чтобы для работы использовался мрамор, добытый именно в Пьетрасанта, а не в каких-либо других местах» 150.

Микеланджело, конечно же, был личным другом маркиза де Альбериго, владельца Каррары. Но проблема была совсем не в этом: просто не существовало дорог, чтобы проехать в Пьетрасанту!

– Достаточно открыть одну, – сухо сказал кардинал Джулио.

Микеланджело уже не нуждался в дополнительных объяснениях, когда кардинал от имени понтифика объявил, что Пьетрасанта входит в число флорентийских карьеров, а посему там не надо оплачивать сам мрамор – только рабочую силу.

Но на этом сложности не закончились, а стали следовать одна за другой. Прежде всего, маркиз де Альбериго отказался отдать мрамор, уже добытый в его карьерах. Дорога до Пьетрасанты, ставшей конкурентом Каррары, была кое-как построена, но добыча там шла с бесконечными трудностями, а баржи с мрамором не доходили до Флоренции. Владельцы каменоломен и речники поддерживали друг друга. Это было сговор для поддержания монополии.

«Каррарцы подкупили всех владельцев судов. Я должен ехать в Пизу <…> Барки, которые я зафрахтовал в Пизе, так и не пришли. Меня одурачили – вот так идут мои дела. О, будь тысячу раз проклят тот день и час, когда я уехал из Каррары! В этом причина моего разорения» 151, – писал Микеланджело своему слуге и другу Пьетро Урбино весной 1518 года.

Очередная отмена заказа

10 марта 1520 года кардинал Джулио пригласил Микеланджело во дворец Медичи. Атмосфера была грустной, они встретились на выходе из часовни, где кардинал проводил поминальную мессу в первую годовщину смерти юного Лоренцо Урбинского 152, который скончался через три года после своего кузена Джулиано Немурского. В роду Медичи не было больше законного потомка, который мог бы его представлять.

Лицо кардинала было неподвижно, от голоса веяло холодом. Его длинный силуэт величественно выделялся на фоне безлюдной в тот момент паперти:

– Я должен осуществлять управление во Флоренции, и каждая минута моего времени стоит очень дорого. Поэтому в двух словах: его святейшество принял решение расторгнуть контракт на фасад церкви Сан-Лоренцо.

Сказав это, кардинал резко повернулся и ушел, и целая толпа придворных, устремившихся за ним, помешала Микеланджело догнать его и продолжить разговор.

О боже! Столько времени потеряно впустую! Преемники Юлия II просто решили добить скульптора!

Тем не менее в одном из своих писем Микеланджело написал:

«Я не имею претензий к папе за три года, потерянные мною здесь. Я не говорю ему, что я разорился на этой церкви Сан-Лоренцо. Я не говорю и про страшное оскорбление <…> Это можно резюмировать следующим образом: папа Лев забирает карьер с обтесанными глыбами. У меня остаются лишь карманные деньги, пятьсот дукатов, но мне возвращают мою свободу» 153.

В результате Микеланджело вернулся в свое флорентийское жилище, ненавидя сам себя. Потом он без всякого видимого интереса изготовил мрачного «Христа, несущего крест» для римского банкира Метелло Вари. Потом сделал еще что-то. У него к тому времени оставалось всего двести дукатов. А еще дамокловым мечом висела эта гробница, за которую ему в свое время заплатили аванс. Как утверждает Марсель Брион, у Микеланджело «желание отдать дань высочайшего уважения памяти Юлия II соединялось с честолюбивым стремлением сделать это надгробие колоссальным произведением его мечты. Оно должно было связать два имени: Микеланджело и Юлия II» 154.

Бывают же такие капризы судьбы!..


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю