Текст книги "Убить ее!"

Автор книги: Эльчин Гасанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Глава 14

Утро тянулось бесконечно.

Люди начальника приходили и уходили. Занимаясь своими делами, они искоса поглядывали на нее, но заговорить, казалось, почему-то не решались. Было четверть первого, когда в коридоре появился Акиф.

– Твой муж хочет тебя видеть, Нонна. Не поленился принести еще одну корзинку с едой. О чем он думает, хотел бы я знать? Или, может, у них там, в Подмосковье – или откуда он там....? – считают, что арестованных, тем более женщин не принято кормить?!

– Принято, только чтобы они не умерли с голоду.

– Н-да, об этом мы не подумали. Ну, как дела? Нонне этот вопрос уже начал немного надоедать.

– Прекрасно, – раздраженно буркнула она. – Только что вернулась с рыбалки. Клев обалденный! Форель просто сама вешается на крючок! Наловил их много, а потом одна мерзавка весом в три кило оборвала леску и ушла!

Акиф щелчком сдвинул кепку на затылок и придвинул к решетке лицо.

– Все такая же прикольная! – фыркнул он. – Ну а теперь хватит! Хватит про свои удочки, лучше послушай, что я скажу. Потому что, тебе это вряд ли придется по вкусу!

Нонна стиснула в руках прутья решетки.

– Ну, что я еще там натворила?

– Ничего нового. Старик говорил тебе, что я с самого утра первым делом отправился поглядеть на ту прогалину, о которой ты толковала?

– Говорил.

– Так вот, кое в чем твой рассказ подтверждается, а в чем-то нет. Я обнаружил смятые кусты как раз там, где ты и сказала. Тот, кто поджидал тебя, должен был притаиться именно там, подкарауливая, пока ты будешь возвращаться в город с Борей Абоевым. И если он существует, этот убийца, то носит ботинки размера 41 с половиной. Точь-в-точь как ты, Нонна!

– Да ну?!

– Так что он вполне мог быть и твоего роста. Если, конечно, действительно был.

– Послушай, я что-то так и не поняла, ты-то сам на чьей стороне?

– Хрен его знает, – смущенно признался Акиф. – Сам не пойму. По мне, ясно как Божий день, что тебя подставили, а через минуту я уже в этом сомневаюсь. Да и потом, существует еще такая подозрительная вещь, как найденные нами отпечатки пальцев.

– И что с ними не так?

– Джейхун и я все утро, можно сказать, на карачках облазили трейлер, снимая отпечатки. Их оказалось только три вида, точнее, принадлежали они троим разным людям: Цыбину, его жене и... тебе, Нонна.

– Но я ведь и не скрывала, что была в трейлере! Только раньше, вот и все! Когда привезла их обоих.

– Да, помню. Как раз тогда эта рыжеволосая крошка и напоила тебя кофе, верно?

– Так оно и есть.

– Ты уже тогда положила на нее глаз?

– Да нет, не совсем так.

– А что тогда?

– Видишь ли, она почти сразу же принялась намекать, что, дескать, не слишком-то счастлива с Цыбиным. Точнее, девчонка ясно дала понять, что ее престарелый муженек – обычный импотент.

– То есть ты это выслушала и.., ничего?

– Ничего.

– А почему?

– Хотела поразмыслить хорошенько.

– Ну, значит, ты поразмыслила и решила вернуться? А девчонка возьми да и передумай! И вот пришлось тебе поучить ее уму-разуму. Так ведь все было, Нонна?

Руки Нонны разжались, она бессильно опустилась на кровать.

– Если ты и впрямь считаешь, что все случилось именно так, то пошел ты на фиг, Акиф!

– Ладно, ладно, скоро пойду! Но как все же быть с этим непонятным фактиком, а? Почему в трейлере отпечатки всего лишь вас троих?

– Может быть, на нем были перчатки? Тонкие резиновые перчатки, вроде тех, что носят хирурги?

Акиф прикурил и задумчиво выпустил дым.

– Знаешь, Нонна, а ведь в этом что-то есть! Может быть, именно поэтому он не оставил ни единого отпечатка на колесе твоей машины, когда загонял ее задом в болото?

Всю апатию Нонны как ветром сдуло. И вдруг ей пришло в голову еще кое-что.

– Послушай-ка, Акиф...

– Да?

– В ее левой руке доктор нашел мое удостоверение. Верно?

– И что же?

– Но ведь если она сорвала его с моей рубашки, пока отбивалась, то оно должно было бы быть зажато не в левой, а в правой руке. Как ты думаешь?

Акиф немного подумал.

– Да-а, догадываюсь, о чем ты думаешь. Тот парень, что оглушил тебя, мог сунуть ей его в руку уже после того, как крошка потеряла сознание от боли. Неужто же кто-то ненавидит тебя до такой степени?

– Хотела бы я знать, кто этот ублюдок! А Элла, она по-прежнему уверена, что это была я?

– Ты же слышала ее показания. Девчонка поклялась, что выступит на суде главным свидетелем обвинения, чего бы ей это ни стоило.

– А ты сам что об этом думаешь?

– Ну, как тебе сказать? Старик за тебя горой. Сказал, что верит каждому твоему слову. А я.., черт его знает. Сам не понимаю. И тому есть несколько причин. Твой собственный шурин, к примеру. Вернее, то, что он мне рассказал. Я уже успел с ним поговорить. По его словам, вы с мужем в последнее время не очень-то ладили друг с другом.

– А что говорит Альберт?

– Ничего. Вообще ничего, так, произнес несколько ничего не значащих слов. Правда, у меня сложилось впечатление, что у него на родине, по крайней мере в тех кругах, в которых он вращался, прежде чем стать твоим мужем, обсуждать отношения между супругами вообще не принято.

– Что-то вроде этого. Да и я этого, признаться, не люблю. Могу сказать только одно: когда я вышла из дому, то была полностью удовлетворена. И мне не было никакой нужды кидаться на Эллу.

Акиф высказался по этому поводу еще категоричнее, чем Назиев:

– Тогда пусть Семен Рохман вызовет твоего супруга как свидетеля и заставит его все это подтвердить! И если они поверят ему, то признают тебя невиновной в ту же минуту! Господи ты, Боже мой, имея мужа, прекрасную перспективу, надо быть полной идиоткой, чтобы заглядываться на кого-то еще! Искать нетрадиционный секс! – Высказавшись, Акиф повернулся к выходу. – Ладно, пока. Завтра постараюсь заглянуть!

– Почему завтра?

– Собираюсь смотаться в "Катамар".

– Зачем?

– Хочу полюбопытствовать, что за репутация была у этой дамочки, пока она еще не стала госпожой Цыбиной. Пока что у меня нет ни малейшего понятия, с чего бы ей вздумалось с таким усердием подталкивать тебя к расстрелу или долгой отсидке в тюряге. Но когда имеешь дело с женщиной, всякое возможно, сама знаешь.

– Ты едешь один?

– Нет, Джейхун вызвался съездить со мной. Так мы вернемся куда быстрее. Идея, честно говоря, Семена Рохмана, но мне она пришлась по душе.

На лице Нонны отразилось неподдельное изумление.

– Знаешь, а не слишком ли ты усердствуешь, особенно для человека, который еще сам не решил, во что ему верить? Сняв кепку, Акиф утер вспотевший лоб.

– Может, ты и права, – признался он. – Я ведь в общем-то не стыдливая лилия, сам знаешь. Но в одном могу поклясться – упрятать за решетку невинного человека никогда еще не старался. Если это ты прикончила Цыбина, позабавилась с его бабенкой, то я первый буду рад, когда тебя отправят в колонию. Даже предложу свои услуги, чтоб сопровождать. Но сейчас, даже несмотря на показания Эллы, а к ним вроде бы не придерешься, все равно сдается мне, что-то тут нечисто. Ну и поскольку, вероятнее всего, это последнее дело, над которым нам со стариком придется работать вместе, мы решили во что бы то ни стало докопаться до истины.

– А с чего ты взял, Акиф, что это – ваше последнее дело?

– Эх, девочка, да ведь сейчас на улице Багирова больше репортеров, чем пьяниц. И с каждой минутой их становится все больше. Приехали даже телевизионщики из Баку, воткнули свою камеру прямо напротив заведения "Хазар", представляешь?! Я-то сам не видел, но только что звонила жена Таира Урудова, она и рассказала. Похоже, бабенка все утро проторчала у телевизора – заявила, что просто не понимает, что это за городок, в котором она прожила всю жизнь! Забавная штука жизнь, верно? Когда мы с ног сбиваемся, чтобы обелить невиновного, в нас тычут пальцами все, кому не лень!

– Интересно, как это скажется на ребятах из Баку? Акиф снова нахлобучил кепку на голову.

– Сама знаешь. К тому времени как мы с Джейхуном вернемся из "Катамара" в кабинете старика станут орудовать люди из районной прокуратуры. Ну что ж, зато можно порадоваться хотя бы тому, что мы за последние годы нарушили столько всяких законов, что ему предстоит изрядно попотеть, прежде чем решить, что на нас повесить. Ладно, будь что будет! До завтра, Нонна.

Акиф зашагал по коридору. Минутой позже по цементному полу твердо прошмякали другие каблуки. И с той же самой корзиной в руках появился Альберт. Ухватившись за решетку, он с тревогой вглядывался в лицо жены.

– Ваш супруг решил принести вам обед, – объявил помощник шефа, отпирая дверь. – Шеф сказал, чтобы я его впустил. Только вот с какой стати? – недовольно проворчал он.

Передав корзинку Нонне, Альберт осторожно присел на самый краешек топчана.

– Спасибо, – горько процедил Альберт. – Вы были так добры.

Пожав плечами, помощник шефа удалился. Альберт повернулся к Нонне:

– На этот раз завтрак поплотнее. Времени было немного больше.

Нонна уселась возле него и приподняла с корзины крышку. Здесь были горячие, только что испеченные бисквиты, посыпанные сахарной пудрой, жареный цыпленок с аппетитно хрустящей корочкой. Нонна вдруг почувствовала зверский голод. Ей со вчерашнего дня не удавалось поесть по-человечески. Она принялась уписывать за обе щеки принесенное Альбертом, даже не замечая, что заедает куриную ножку или грудку пирожками со сладким картофелем.

– Тебе вовсе не обязательно таскать мне еду, милый. В нашем суверенном Азербайджане заключенным не дадут умереть с голоду, кормят.

– Но ведь не такой же вкуснятиной?

– Конечно! Ничего похожего!

Нонна продолжала поглощать все, что он принес. А про себя думал: нет худа без добра. По крайней мере, есть во всем этом хоть что-то хорошее: наконец-то они с Альбертом стали ближе. Ближе, чем когда-либо за те два года, которые прожили вместе. И разговаривать стало куда легче.

– Как тебе понравилось предварительное слушание? – спросила она.

– Впечатляюще, – отозвался он честно. – Особенно когда этот человек стал читать, как девушка описывала все, что ты с ней делала. Молодец!

– Прости. Мне очень жаль, что тебе все это пришлось выслушать.

– Мне было стыдно.

– Но она просто ошиблась! Я не делала этого. Поверь! Но Альберт все еще колебался:

– Так ты и раньше мне говорила. Но если ты не виновна, почему тебя не выпустили?

– Потому что меня еще будут судить.

– За что?! За убийство старика? Или за то, что ты якобы сделала с этой бедняжкой?

– За все вместе. Ничего не поделаешь – таков закон.

– Но почему Семен Рохман не убедил их, что ты тут ни при чем? Нонна попыталась объяснить:

– Адвокат сделал, что мог. Заявил о том, что я не виновна. Альберт упрямо покачал головой:

– Не понимаю. Семен – он ведь твой защитник, так? И имеет право обращаться к судье, верно?

– Да.

– Тогда почему он утром не заявил, что ты не могла сделать ничего подобного?!

– Он прямо так и сказал;

– Вовсе нет. Все, что он сделал, – это сказал речь, после которой люди возненавидели тебя еще больше. Я сидел в зале. Я чувствовал, как эта ненависть обжигает меня! Почему он не мог сказать им всем, что эта девчонка тебе вовсе не нужна, потому что ты женщина, у тебя есть муж!

– Во-первых, потому, что я ему этого не сказала.

– Тебе было стыдно признаться, что ты занималась любовью с собственным мужем?!

Брови Нонны поползли вверх.

– Конечно же нет! Но если ты сам этого хочешь, я могу попросить его вызвать тебя как свидетеля. И ты сам расскажешь суду о том, что случилось перед тем, как я ушла.

– Зачем тебе вообще понадобилось туда идти?

– Хотел убедиться, что с девушкой все в порядке.

– Ты Семену об этом говорила?

– Говорила.

– Тогда почему он не сказал об этом судье?

– Потому что это всего-навсего предварительное слушание. Семен решил, что будет лучше пока поберечь силы.

– Силы?!

– Ну, я имею в виду мою версию того, что случилось.

– То есть пусть пока думают что хотят? То же самое, что и все в городке?

– И что же думают в городке?

– Что ты и есть тот человек, который надругался над тремя девушками и которого так и не нашли после совершения преступления.

У Нонны разом пропал аппетит.

– Где ты это услышал, Альберт?

– Тарик сказал, а он сам узнал, когда был в баре.

– С него станется!

– Но ведь это не правда?

– Конечно нет.

– То есть тебе не за что краснеть? – продолжал допытываться Альберт.

– Нет.

– Тогда почему сама не скажешь им в лицо? Почему не кричишь об этом всем и каждому? Почему позволяешь всем продолжать думать то, что им вбивают в голову?

– Я так и сделала, заявила, что не виновна. Альберт мотнул головой:

– Это не одно и то же! Тот, кому нечего стыдиться, на весь мир кричит о том, что не виновен!

В том, что он говорил, была своя логика. И Нонна готова была с этим согласиться.

– Может, я была не права. Может, было бы лучше сразу объяснить, как все было на самом деле... Но ведь так мне посоветовал Семен.

Альберт озабоченно облизал губы.

– Он ведь твой друг, да?

– Близкий друг.

Он уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал.

– А те девушки, которых изнасиловали раньше?..

– И что же?

– Это ведь не ты?

– Нет.

– Ты клянешься?

– Клянусь.

Практичный как всегда, Альберт слегка пожал плечами:

– Конечно, к тому же, если бы тебе просто нужна была женщина, ты бы нашел бы ее в Баку, ведь правда? И зачем кого – то насиловать, если в Баку много лесбиянок.

Оставалось надеяться, что дежурившему не придет в голову подслушивать. Смутившись, Нонна хрустнула пальцами. Что ей ответить?! Что она слишком горда для того, чтобы ждать его внимания, как милости? Что каждый раз, когда они были близки, она корчилась потом от стыда, чувствуя его презрение? Да разве могло быть по-другому? Что, кроме презрения, мог Альберт испытывать к жене, грубо настаивавшей на своих супружеских правах даже после того, как все ее обещания оказались фальшивыми?

– Это трудно объяснить, – с трудом пробормотала она.

– Но ведь так оно и должно быть. – Альберт понизил голос. – Или я чего-то не понимаю? Разве я когда-нибудь отказывал тебе?

– Нет.

– А прошлой ночью?

– Нет, – вынуждена была признаться Нонна. И сделала неуклюжую попытку объяснить, что она чувствовала. – Это было замечательно.

И вдруг увидела, как Альберт взгрустнул.

– Так почему же ты мне об этом не сказала? Почему просто встала, оделась и ушла, а ведь была ночь? Тарик сказал, что на это может быть только одна причина!

– И какая же?

– Что тебе просто на меня наплевать, что ты уже жалеешь, что вышла за меня. Что ты попросту используешь меня, когда под рукой нет других мужчин!

– Но это не так! – возмутилась Нонна. – У меня нет никого, кроме тебя!

– И я должен этому поверить?!

– Ты должен верить мне, милый, – тихо сказала она и замерла, потрясенная, вдруг сообразив, что чуть ли не впервые за последние годы назвала его так. Он всегда была для нее просто Альбертом. – Так оно и есть, любовь моя. Я...

Она протянула к нему руки, но он оттолкнул ее. Привстав, Альберт молча смотрел ей в глаза. Одно мгновение ей казалось, что сейчас он ударит ее.

– Ну да, теперь я для тебя и милый и любимый! Долго же пришлось ждать, пока ты соберешься меня так назвать! И где? В тюрьме! Перед судом за убийство и изнасилование! Ты дура!!!

– Говорю же тебе, я не убивала Цыбина! И жену его пальцем не тронула!

– А мне все равно, – выпалил Альберт. – Если хочешь знать, я вообще об этом не думаю. И мне нет дела до того, в чем тебя обвиняют. – Он уже почти кричал. – Я не могу забыть о том, что ты сделала со мной, с нами обоими!

Нонна потянулась к ней, чтобы обнять, успокоить, снова он отошел в сторону.

– Нет, – холодно процедил Альберт. – Прошу тебя, давай не будем! Может быть, верный и преданный муж и должен так поступать, но ведь я тоже человек! И имею право вести себя как нормальный мужик!

Он круто повернулся и вышел из камеры. Его каблуки мрачно простучали по коридору.

Нонна провожала его взглядом, пока он, не обернувшись, не исчез за тяжелой металлической дверью, которую предупредительно распахнул перед ней дежурный. Потом устало присела на край кровати, невидящим взглядом уставилась сквозь решетку.

Если она правильно угадала причину гнева мужа, значит, она еще больше дура, чем покойный Цыбин, подумала Нонна.

И что самое обидное – из-за ее глупости они напрасно потеряли целых два года.

Глава 15

Солнце постепенно клонилось к закату, по земле протянулись вечерние тени. Альберт не принес ей поужинать, Нонне пришлось довольствоваться тюремной баландой. Она с трудом прожевала жесткий, как подошва, кусок мяса, заедая его неизбежной безвкусной овсянкой. Потом заставила себя выпить жидкий, простывший чай. Кусок не лез ей в горло, но она заставляла себя глотать, и не потому, что была голодна, а твердо намереваясь сохранить свои силы.

Может быть, еще придет время, когда они ей понадобятся.

Если ее не обманывали предчувствия, с наступлением ночи толпа желающих расправиться с ней без суда и следствия начнет шнырять вокруг здания тюрьмы. А может, и не только шнырять.

Она давно уже поняла: в том, что случилось с ней, время играло главенствующую роль. Кто бы ни желал ее смерти, этот человек явно не мог ждать. Не сумев прикончить ее, он сделает все, чтобы разделаться с ней чужими руками. И почему-то он так спешил, что даже не мог дождаться суда.

"Собака!"... – выругалась про себя Нонна. И сколько она ни ломала голову, так и не могла понять, что этот таинственный убийца выгадывал от ее смерти. К тому же если она сама все это время ошибалась в Альберте, то он вовсе не стремится жениться на другой. Таким образом, из подозреваемых можно исключить и Тарика.

Полковник Назиев и Акиф Алиев оказались вне подозрений. Если же она и встала поперек горла какому-то юному хулигану, так какая разница, когда она умрет?

Не считая наводнивших город репортеров и переносную телестудию, в остальном все шло как обычно. Так же ослепительно сияли неоном яркие вывески и гремела музыка, так же оживленно было на улице Багирова. Соседние камеры одна за другой стали потихоньку заполняться первыми возмутителями общественного порядка.

Назиев и его люди больше ничего не могли сделать. Пав жертвой порочного круга, который сами же и создали, они были уже бессильны что-либо изменить. И с этой самой минуты они совершали одну ошибку за другой.

Ни у одного из задержанных не нашлось для Нонны ни единого доброго слова. Пьянчужки и скандалисты открыто презирали ее, потому что в их глазах служитель закона, который говорит одно, а делает другое, не достоин ничего, кроме веревки на шею. А девицы по вызову и уличные шлюхи ненавидели ее по совсем другой причине. Для них секс был тем, что открыто продается и покупается, но по доброй воле, а отнюдь не силой. И в насильниках они видели открытую угрозу своему бизнесу.

Брюнетка с длинной стрижкой "под пажа" и обрюзгшим лицом лучше всех выразила то, что они все чувствовали.

– Почему бы тебе было просто не заплатить десятку, а, психованная лесбиянка? – презрительно спросила она, схватившись за прутья решетки. – И позабавилась бы вдоволь! Девушкам вроде меня нужно лет десять, чтобы всему научиться, – деловито пояснила она. Судя по всему, материальная сторона волновала ее больше всего. – А потом появляется изверг вроде тебя и получает все задарма! Будь ты проклята, если уж ты такая крутая, неужели во всем городе не нашлось ни единого мужика, который бы тебя удовлетворил? Тебе же одного мужа ведь мало! Или, может, ты одна из тех паскуд, которые тащатся оттого, что кому-то больно? Был у меня один, который предложил мне полсотни, если я позволю себя отхлестать. Подонок, конечно, но, по крайней мере, честно предлагал заплатить.

Нонна сделала вид, что не слышит.

Жаркая влажная ночь, как всегда в этих местах, рано спустилась на землю. В камере стало совсем темно. Около восьми Амир Самиров впустил к ней Семена Рохмана и запер за ним дверь.

Адвокат выглядел усталым и встревоженным. Нонне показалось, что Рохман избегает встречаться с ней взглядом.

– Извини, Нонна. Весь день работал... все ломал себе голову, кому могло понадобиться втянуть тебя в эту историю. Поговорил, кажется, с каждым барменом на этом проклятом острове.

– И что?

– Пусто. Никто ничего не знает. – Усевшись рядом с Нонной, Рохман поставил на пол портфель и поднял на нее глаза. – Судя по тому, что я от них услышал, для всех ты была словно прыщ на ровном месте, поскольку из кожи лезла вон, чтобы закон воцарился там, где его отродясь не было. Но, уверен, ни один из них не решился бы зайти так далеко. А вообще, дела обстоят паршиво. Не хочу ничего от тебя скрывать, но похоже, они только и ждут сигнала, чтобы двинуться сюда.

– А что творится на улицах?

– Хочешь услышать честный ответ?

– Конечно.

– На улицах – не лучше, – коротко буркнул Рохман. – Собираются на всех углах, во всех барах. Послушать их, так это первая девушка, которую изнасиловали! – в сердцах выкрикнул Рохман, но тут же взял себя в руки. – А кроме того, они, похоже, уверены, что мы с тобой, как потомки самых старинных здешних семей, непременно должны сговориться, а стало быть, дело тут нечисто, – извиняющимся тоном добавил он.

– Ты же знаешь, что это не так.

– Я-то знаю, а вот они – нет. – Адвокат нервно хрустнул пальцами. – Боюсь, уж не совершил ли я ошибку, когда посоветовал тебе пока молчать! Не исключено, что было бы лучше, если бы ты сразу рассказала, как все случилось. Может статься, теперь нам вообще не представится такого шанса. Ледяные пальцы страха скрутили Нонне желудок, она почувствовала подступавшую дурноту. Горло мгновенно пересохло.

– Они не осмелятся, ведь я же женщина.

Рохман решил быть честным до конца.

– Рад бы я сам в это верить, Нонна. А тут еще заявление, которое Элла Цыбина сделала одному репортеру. – Он поморщился. – Только подлила масла в огонь! Судя по ее словам, такую негодяйку, как ты, еще поискать. А какие подробности! Послушать ее, так для удовлетворения своей мерзкой похоти ты использовала каждый клочок ее тела, только что не уши!

Нонну чуть было не стошнило.

Рохман сунул в рот сигарету.

– Но что самое скверное – так это то, что ее рассказ до мельчайших деталей совпадает с тем, что произошло раньше с другими девушками. Помнишь, которых изнасиловали почти два года назад? А это означает, что на суде на тебя могут повесить не только один этот случай, а все четыре! Вот ты, к примеру, сможешь вспомнить, где ты была пятнадцатого апреля и второго ноября прошлого года? Или шестого марта этого?

Нонна покачал головой:

– Откуда? Можно подумать, я знала заранее, что мне понадобится алиби!

– Это верно.

– Пару минут назад заглянул Акиф. Сказал, что ты предложила им с Джейхуном съездить в "Катамар".

– Так оно и есть. Пусть разузнают насчет прошлого этой девицы. Интересно, что у нее за репутация. А вообще, не исключено, что она сама или ее любовник пришили старика Цыбина, потом решили повесить это на тебя.

– Глупости!

– Может быть. – Рохман заходил по камере. – Но нельзя же сидеть сложа руки! Сама знаешь, я неплохой адвокат. Но если все останется по-прежнему, это будет не суд, а обычный фарс! – Он принялся перечислять по пальцам:

– Пожилой человек, можно сказать, в открытую признается, что не в состоянии удовлетворить молодую жену. Потом напивается в стельку, так что тебе приходится везти их обоих домой. Его супруга ничуть не скрывает, что, пока она переодевалась, ты случайно заглянула в комнату и увидела ее обнаженной.

Сердце Нонны глухо заколотилось.

– От кого ты это слышал?

– Она сама рассказала об этом журналистам.

– А она, случайно, не добавила, что, можно сказать, в открытую предложила мне переспать с ней?! Что мы почти договорились наутро съездить в поселок Гала?

– В интервью об этом не было ни слова.

– Так оно и было. Можешь мне поверить.

– Интересно, если б это можно было как-то доказать. Не представляю только, как это сделать. А пока что мы можем только опираться на факты. – И Рохман принялся перечислять:

– Через несколько часов после того, как ты привезла ее и уехала, в два часа ночи, ее разбудил стук в дверь. Какой-то человек, которым, как она утверждает, была ты, попросил впустить ее. Поскольку девушка спала голой, ей потребовалось время, чтобы одеться. Через мгновение стук повторился, в эту минуту проснулся ее муж. Он ворвался в комнату и потребовал объяснить, что происходит. Прежде чем она успела ответить, дверь трейлера распахнулась и в темноте прогремели два выстрела. Затем убийца, предположительно ты, разорвала на ней рубашку, швырнула на пол и изнасиловала.

– Только это была не я.

– Я просто пытаюсь объяснить, как все это будет выглядеть в глазах суда. – Рохман перестал бегать взад-вперед и прислонился к стене. – Представь, как это будет выглядеть, когда ее вызовут в суд для дачи показаний, – спорю, что девчонка не замедлит выставить напоказ свои очаровательные грудки, похожие на спелые груши! И повторит слово в слово, что уже поведала репортерам, да еще в деталях! Только подумай, чем это обернется для тебя! Неужели не понимаешь?!

Нонна с трудом проглотила вставший в горле комок.

– Боюсь, что не совсем.

Рохман снова забегал из угла в угол.

– А потом, учти, нам еще придется как-то разобраться с той историей, которую твой драгоценный шурин уже поведал всему городу.

– Что еще за история?

– Он уверяет, что вы с ее мужем не очень-то ладили в постели и поэтому постоянно ссорились. Это так? Нонна испытующе посмотрела на Рохмана:

– Нет. Проблема вовсе не в этом, если хочешь знать.

– А тогда в чем?

– Все дело в деньгах. Мне всегда казалось, он презирает меня за то, что я не смогла сдержать ни одного обещания из тех, что давала ему перед свадьбой. Но теперь мне все чаще приходит в голову, уж не ошибалась ли я все эти годы? Я вообще, должна признаться, о многом сейчас начинаю серьезно задумываться.

– О чем же, к примеру?

– Знаешь, давай не будем об этом. По крайней мере, сейчас.

Открыв портфель, адвокат принялся рыться в бумагах.

– Я тут кое о чем подумал, Нонна. Мои услуги... словом, денег я с тебя не возьму. Забудь об этом. Знаю, что с тех пор, как выяснилось, что нефти на твоей земле нет, ты жила только на свое жалованье капитана полиции. Но все же кое-какие расходы тебе предстоят.

– Что за расходы?

– Ну, во-первых, я считаю, следует привлечь к этому делу лучшее в Баку детективное агентство. Это бывшие чекисты, они со связями, с острым нюхом.

– Для чего?..

– Пусть их люди поразнюхают в городке. Чем черт не шутит, может, набредут на какую-то ниточку, которая выведет нас на того негодяя, что хотел тебя пристрелить. Конечно, и Назиев и Акиф Алиев свое дело знают, но гениями сыска их не назовешь, верно? А если мы выясним, кто в тебя стрелял, у кого есть причины желать твоей смерти, то, может быть, сможем доказать и причастность этого человека к данному делу.

– Что ж, неплохо придумано.

Рохман взмахнул сигаретой. Красный тлеющий огонек описал в темноте широкую дугу.

– К несчастью, услуги хороших агентов стоят дорого. И, как твой друг, я просто не имею права втягивать тебя в такие расходы. Поэтому придумал, как тебе раздобыть немного наличных.

– И как это сделать?

Вытащив из портфеля кипу бумаг, адвокат аккуратно разложил их на кровати.

– Вот смотри, что пришло мне в голову. У тебя ведь есть дом и почти три гектара земли, верно?

– Не земли, а сухой грязи, если точнее.

– Я это учел. Однако сам участок расположен на редкость выгодно. Когда-нибудь наш Артем остров станет совсем другим городком. Ну а поскольку мы с тобой как-никак друзья, я решил сделать тебе одно предложение. Сколько тебе в последний раз предлагали за эту землю? Я хочу сказать, уже после того, как выяснилось, что нефтью там и не пахнет?

– Восемь тысяч долларов.

Затушив сигарету, адвокат вытащил ручку.

– Ладно, так и быть. Может, это и рискованный шаг с моей стороны, но я готов дать тебе двадцать тысяч. Причем наличными. Этого вполне хватит, чтобы заплатить детективам, а если мы выиграем дело, тебе еще достанется неплохой куш. Вполне достаточный для того, чтобы бросить эту дурацкую службу и достойно жить с мужем, а самой в конце концов получить диплом юриста. А когда вернешься, я возьму тебя к себе в контору. Будем работать вместе до тех пор, пока не заведешь свою практику.

Предложение было на редкость щедрым. Нонна почувствовала, как у нее запершило в горле.

Все это так. Рохман – настоящий друг. Но с другой стороны, ее земля – это все, что осталось от некогда огромных владений Токаевых. Она переходила в их семье из поколения в поколение. И когда-то она мечтала передать эти земли своему сыну.

Тому, кто сможет вернуть этому дому былое величие. Как об этом мечтала она сама. Даже сейчас, запертая в этой клетке, она продолжала упорно цепляться за свою мечту.

Рохман, видимо, не правильно понял, почему она молчит и колеблется.

– Боюсь, я просто не могу предложить тебе ничего больше, Нонна.

– Я не о деньгах сейчас думаю, поверь. Спасибо, Сема. Поверь, я никогда этого не забуду. И не сердись, хорошо? Мне надо немного подумать.

Адвокат собрал бумаги и сунул ручку в портфель.

– Ладно, Нонна. Только побыстрей думай. Увы, я знаю немало случаев, когда на расстрел шли ни в чем не повинные люди. И мне страшно представить, что твоя жизнь оборвется... – Рохман с трудом выдавил из себя улыбку, но она получилась кривой. – Погаснет, как окурок, утонувший в грязи.

На лбу у Нонны выступили крупные капли пота.

– Да-а, и мне тоже будет жаль, – тихо сказала она.

Рохман стукнул в дверь, напоминая, что пришло время его выпустить.

– Обещай, что подумаешь об этом, хорошо? И дай мне ответ к утру.

– Ладно, Семен.

Нонна проводила адвоката взглядом до самой двери, потом подняла с пола одну из докуренных до середины сигарет, задумчиво посмотрела на нее.

Ему казалось, она сходит с ума. То, что пришло сейчас в голову, было сущим безумием. Этого вообще не могло быть!

Но они жили в человеческих джунглях, а там было возможно все. И звери, которые их населяли, повиновались только своим, звериным законам: сильные пожирали слабых, а слабые – тех, кто был еще слабее.

Она уже принялась было трясти решетку, собираясь потребовать, чтобы позвали полковника Назиева. Но потом ей в голову пришла еще одна интересная мысль, Нонна даже хмыкнула. А старик-то наверняка подумает, что он сошла с ума. Или спятила, или просто хватается за соломинку!..

Может, так оно и есть. Какие у нее доказательства?! Да никаких! Ничего, кроме на редкость точного описания своеобразной формы женской груди. Да пары окурков, не считая, конечно, весьма щедрого предложения от старого, верного друга.

Но даже если выяснится, что ее дикое предположение и есть истинная правда, все равно, к чему вдруг такая спешка? Кто бы ни пытался прикончить ее, кто бы ни был этот негодяй, который повесил на нее изнасилование и убийство, он спешил. Очень спешил!