Текст книги "Зло той же меры"
Автор книги: Екатерина Тевервоский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
Сто метров, шестьдесят, сорок… И всё так же плевать. Правда, у одного или двух я успел мельком увидеть татуировку дракона, но эта банда в последнее время дико популярна в этом секторе, потому это было неудивительно. Двадцать метров…
– Ну что, либо пан, либо пропал? – услышал я напряжённый голос напарника, донёсшийся словно откуда-то издалека.
– Главное – просто проходим мимо. Не думаю, что нам стоит вмешиваться, раз нет ни драки, ни оружия.
– Согласен.
Десять метров. И вот мы уже проходили крайних людей из этой толпы. Они просто общались меж собой, кидая теперь, правда, косые взгляды в нашу сторону. Но опять же, это вполне обыкновенная и ожидаемая реакция на этой улице в отношении полицейского патруля.
– Нет, всё же Керчев молодчина… – прошептал в микрофон напарник.
– Угу.
– Он разрулит всю эту дребедень с отношением к нам как каким-то тварям и гадинам.
– Угу, – повторил я, стараясь не отвлекаться и сохранять концентрацию.
– Как будто это мы мрази, а не грабители, насильники и убийцы.
– Угу.
Он никак не мог успокоиться, всё бормоча и бормоча о том, что всё же Керчев – наш единственный спаситель. По всей видимости, его обыкновенная разговорчивость переросла из-за нервного напряжения в самую настоящую раздражающую болтливость. Я лишь угукал в ответ и думал, когда же он, чёрт возьми, заткнётся, так как его голос в ушах мешал мне сосредоточиться. А волнение тем временем усиливалось, вот-вот казалось, что кто-то из толпы нанесёт удар в спину или собьёт с ног…
Но вот толпа начала редеть, мы вышли к её другому краю. Живые и невредимые. Ещё несколько секунд, и мы уже идём дальше по обыкновенной улице, где мимо нас идут самые обыкновенные прохожие, спешащие по своим делам. Лишь теперь я почувствовал, что, несмотря на всю систему кондиционирования тяжёлого костюма, по моей спине стекает холодный пот, из-за которого к ней неприятно прилипает футболка. Я старался не слишком часто оглядываться, чтобы не давать оставшейся позади толпе какого-либо повода для «взрыва». Конечно, среди неё я насчитал ровно семь человек с татуировкой, быть может, их было больше, просто они не поворачивались, но всё же это окончательно позволило мне выдохнуть, осознавая, что конкретно сейчас у нас проблем возникнуть не должно. Правда, кто мог нам гарантировать это в дальнейшем? Даже в течение ближайших пары секунд… А до окончания патрулирования оставалось ещё два с небольшим часа. Произойти могло многое.
– Фу-у-х… – произнёс напарник, выдыхая. И затем уже счастливым голосом добавил: – Неплохо так бодрит, да? А как ты…
Его голос в мгновение прервался, и в шлеме я слышал теперь булькающий звук, от которого волосы по всему телу встали дыбом. На одном лишь животном инстинкте я упал на правое колено – по шлему проскользнуло что-то твёрдое с неприятным металлическим скрежетом. В ответ я со всей силы ударил кулаком в бок колена, метя в сустав стоявшему рядом человеку, который сразу же упал, крича от боли. На левой стороне его лица красовалась треклятая татуировка дракона.
Время словно замедлилось. Бросив взгляд на напарника, я заметил, что из стыка шлема с грудной пластиной торчал нож, с рукояти которого вытекала теперь уже слабыми импульсами алая кровь. Судя по уже утихшим звукам, напарник был мёртв. И следующей была моя очередь. Тот, кто нанёс удар ножом, упоённый кровью, бросился на меня. Но я уже выхватывал пистолет и, переведя его в режим стрельбы боевыми патронами, без лишних колебаний выстрелил ублюдку в лицо. По протоколу действий в критических ситуациях в случае смерти напарника разрешалось использовать любые средства для выживания. Решение было принято сразу же – я не собирался колебаться, тем самым подставляя свою жизнь. Моей обязанностью было вернуться вечером к дочери и жене, которые ждали меня и надеялись, что я буду целым и невредимым. Я не имел права подвести их.
Тем временем со всех сторон на меня бежали люди, у многих из которых в руках были куски арматур, ломы, цепи и ножи. Раздалось даже несколько выстрелов из пневматики, но пули просто-напросто отрикошетили от защитных пластин и шлема, не нанеся мне никакого урона.
– Вызываю подкрепление, срочно! Убит полицейский. Калининская, мать её, улица! – прокричал я, нажав на запястье кнопку вызова диспетчера.
Затем вырвал с пояса светошумовую гранату и бросил её в сторону бегущих на меня с оружием в руках людей. Сделал три выстрела из пистолета по тем, кто был ко мне ближе всего. Одному успел всадить пулю в шею, когда он уже замахивался красным пожарным топором. Следующей в ход пошла дымовая шашка. Бросив её себе под ноги, я рванул на проезжую часть, стараясь одновременно с этим не попасть под колёса проносящихся машин. Словно загнанный в угол зверь, я готов был рвать и метать, но выжить любой ценой. На удивление я не чувствовал ни паники, ни страха, ни боли. Все мои эмоции исчезли куда-то, осталось лишь чистое сознание и мерно колотящееся в груди сердце. Первая цель любого животного – выжить, и я целиком теперь посвятил себя этой цели.
Ответ диспетчера я не расслышал, так как он пришёлся на взрыв гранаты. Потому, вновь нажав на кнопку, я оповестил его ещё раз о том, что ситуация критичнее некуда и что я движусь в сторону центра города. Тем самым я хотел уйти из столь опасного сектора, который вмиг взорвался в намерении меня убить. Пистолет в левую руку, телескопическая дубинка-шокер – в правую. Преследователи с той стороны улицы также бросились через проезжую часть. Один из прохожих, то ли тоже участник, то ли просто очередной шизик (хотя они все были едины), попытался остановить меня, за что получил ударом дубинки в район челюсти и тут же упал как подкошенный.
По правую руку я заметил какой-то узкий переулок. Закрыв поворот в него дымовой шашкой, бросился туда, стараясь не сбиться с курса. Но мне не повезло – он изгибался, возвращаясь вновь на Калининскую, где меня ждала желавшая разорвать меня на части банда Дракона и её приспешники. Взвесив все «за» и «против», я всё же побоялся затаиваться в переулке – если обнаружат, мне точно настанет конец. А подкрепление бы наверняка пробежало мимо. Потому я вновь вышел на Калининскую, где меня сразу же заметили. Патроны необходимо было беречь, потому я старался стрелять лишь тогда, когда очередному преследователю оставались до меня считаные метры. Иначе меня могли бы сбить с ног. Так же я побаивался и тех, кто попадался мне навстречу. Держась бордюра, я нещадно бил шокером или дубинкой наотмашь тех, кто не прижимался к стене дома, тянущейся по другую сторону тротуара.
И всё же толпа нагоняла. В тяжёлом скафандре, защищавшем меня от ударов и пуль, я бежал сильно медленнее, да и расходовал силы много быстрее. Теперь я чувствовал металлический запах крови в носу и тошнотворный комок в горле, но старался держать дыхание ровным, делая вдох-выдох по счёту, как нас учили на многочисленных тренировках. Чёрт возьми, если бы я только знал, в какую жопу я попаду, то ходил бы только на беговые, забивая на все силовые, тренировки по стрельбе и даже столь любимый мною настольный теннис. Я усмехнулся этой мысли: «если бы да кабы». Оглянувшись, успел вовремя заметить, как один из догонявших, судя по всему, собирался прыгнуть на меня, чтобы остановить. Я резко соскочил на проезжую часть, и этот недоумок грохнулся на асфальт, как мешок, набитый дерьмом вместо мозгов, – что вполне соответствовало действительности. Я надеялся, что он как минимум сбил себе коленные чашечки, а лучше переломал все кости.
Ещё одна светошумовая граната – последняя, – за ней дымовая. И я вновь бежал через потоки машин на другую сторону улицы. Это был мой единственный шанс: петлять зигзагами, как заяц, удирающий от охотничьих собак, запутывая следы. Я уже почти добрался обратно, до той стороны улицы, где всё начиналось, как вдруг незадачливый водитель со свистом тормозов и следами шин на асфальте, видимо, заметивший меня в последний момент, потерял управление и по касательной слегка задел меня, сбив с ног.
– Проклятье! – чертыхнулся я, с трудом поднимаясь и чувствуя саднящую боль в правом бедре, которое встретилось с дверью машины.
Чуть отдышавшись, я уже собирался вновь побежать, пусть и хромая, как один из преследователей навалился на меня всем телом, пытаясь прижать к земле. Я успел извернуться и вместо падения на живот грохнулся на спину, теперь пластинами на запястьях пытаясь отбивать лезвие его ножа, которым он метил мне прямо в шею. И несколько раз скользнул по краю шлема. Прорычав что-то невразумительное, я смог двинуть кулаком в перчатке с железными, наподобие кастета, вставками ублюдку в кадык. Добивать его не было ни сил, ни желания. Я вновь попытался подняться, но на меня навалилась ещё одна сволочь. В чёрной толстовке, с выкрашенными в ярко-розовый патлами, хлипкая и хрупкая девчонка буквально впилась когтями в мою броню. На мгновение я даже замер, ошарашенный, – откуда в ней было столько ярости? Чего она хотела добиться, будучи вдвое или даже втрое легче и мельче меня? Есть ли ей вообще восемнадцать? Ударом наотмашь я отбросил её в сторону. Но потеря драгоценных секунд стоила того, что теперь на меня навалилось ещё двое ублюдков. Им удалось сбить меня с ног. Я попытался отползти, чтобы занять более удачную позицию, но у меня не вышло этого сделать – один из них был просто огромным, хоть и его массу составляли не мышцы, а жир, но, навалившись сверху, он, буквально используя чёртову гравитацию, не давал мне сдвинуться с места. Второй же, блондин в синей рубашке, теперь пытался стянуть с меня шлем, а очухавшаяся девчонка, которую я отбросил в сторону, утерев тыльной стороной руки капающую из носа и разбитой губы кровь, занесла над моей головой металлическую трубу. Их план был предельно ясен: размозжить мою голову. Но ушибы и усталость начали сказываться… Силы покидали меня. Я извивался, брыкался, несколько раз мне удалось сбросить руки паренька в синей рубашке – но всё же в какой-то момент шлем предательски соскользнул с моей головы, делая меня совершенно беззащитным перед этой девушкой с розовыми волосами и арматурой в руках…
Воздух, наполненный запахом гниющих мусорок и потного тела парня, прижавшего меня к земле, ударил мне в нос. Неужели это конец? Я ещё старался как-то отбиваться, так просто сдаваться не собирался. Столько раз я выкручивался из, казалось, совершенно безвыходных ситуаций. Неужели удача оставила меня на этот раз? Мне вновь вспомнились испуганные глаза Лизы утром… Она что-то почувствовала? Что вечером её муж не вернётся к ней и дочери? В голове путались мысли и воспоминания: как счастливые, так и полные разочарования, горя, утраты. А ведь всё могло быть по-другому… Сколько в нашей жизни каких-то моментов, зачастую совершенно не зависящих от нас, которые тем не менее совершенно меняют наше будущее. Хотя надо признать, что любая мелочь, любое мгновение так или иначе воздействует на нас, нашу жизнь и жизнь тех, кто нас окружает, особенно на тех, кто нам дорог. Интересно, есть ли что-то там, после смерти? Или меня ждёт лишь пустота… Чёрт возьми, неужели я готов смириться…
– Открой его лицо, я хочу увидеть его и запомнить! – заверещала девчонка, и кто-то из удерживавших меня парней стянул с моей головы и балаклаву.
Внезапно раздался выстрел – девочка-подросток упала рядом со мной навзничь, железная труба со звоном, отскакивая, завертелась по плитке тротуара. Ещё выстрел – с меня соскользнул жирдяй, вопя как свинья и извиваясь от боли. Не медля ни секунды, я вскочил на ноги, лбом ударил в нос тому, который стянул с меня шлем, – раздался малоприятный хруст, говоривший о том, что я достиг цели, – и вырвал свою собственность обратно из его рук, после чего наконец закрыл своё лицо. Чёрт возьми, успел ли кто-то запомнить меня? По идее, нет, мы разбирались лишь с этими тремя, следующие преследователи остановились на расстоянии минимум тридцати метров, не зная, что делать дальше. Лишь один из нападавших всё ещё живой, хоть и серьёзно ранен. Мне придётся это сделать… Ради безопасности моей семьи, ведь он видел моё лицо вблизи. Подняв свой пистолет, я, вытянув руку, выстрелил в держащегося за разбитый нос паренька. Теперь все трое свидетелей мертвы.
Я повернулся в ту сторону, откуда раздавались выстрелы. Держа наготове пистолеты, двое полицейских в полной экипировке и в чёрных «скафандрах» двигались ко мне. Несколько раз они выстрелили чуть выше голов преследовавших меня психов, чтобы разогнать их. По всей видимости, моя удача всё же вновь не отвернулась от меня. Я наткнулся на патруль из соседнего сектора.
– Всё нормально? – спросил меня один из них.
– Да. За это вам спасибо, ребят.
– Своих не бросаем. Где напарник?
– Мёртв… – ответил я. Лишь теперь у меня в голове пронеслась мысль о том, что напарник мог быть ещё жив, когда я принялся спасаться сам. Чувство вины начало разъедать мои мозг и сердце, но я попытался спрятать его, задвинуть как можно глубже – сейчас не время, нельзя терять концентрацию.
– Надо убираться. На нас троих в таком количестве они бросаться не решатся, но, если толпа сейчас поднаберётся, мало не покажется, – констатировал второй полицейский. – Идти можешь?
– Так точно, – отчеканил я. Нога ныла и саднила в месте ушиба, но некритично, хотя к вечеру наверняка распухнет. После чего мы начали отходить. Я сразу же нажал на кнопку вызова диспетчера. – Диспетчер, приём, как слышно?
– Вас слышу, приём. Назовите ваш номер.
– Номер восемь-ноль-два-два-три-один. Сообщал минут десять назад о смерти напарника на Калининской.
– Да, обращение зафиксировано, к вам движется кавалерия.
– По моему местоположению – сколько нам нужно времени?
– Они близко, пара минут. Ожидайте.
– Понял, спасибо!
И действительно, спустя несколько минут из-за поворота выехала колонна полицейских бронеавтомобилей. Увидев её, мои даже самые храбрые и бравые преследователи бросились наутёк, бросая своё незамысловатое и близкое по духу к средневековому оружие и также оставляя тела тех, кому не повезло попасть под полицейские пули.
– Крепко потрепало? – спросил меня, судя по званию капитана, командир кавалерии.
– Живой – уже неплохо… На том спасибо, как говорится.
Мне не хотелось в эту минуту особо разговаривать ни с кем. Пусть даже и со своими спасителями, без которых сейчас я бы лежал на том треклятом тротуаре в луже крови и своих же мозгов, вытекающих из проломленной той психопаткой черепушки. От этой мысли меня пробила дрожь. Главное, что всё было позади. Единственное же, что волновало меня, – это стянутые с моей тупой головы шлем и балаклава. Как я мог позволить им сделать это?! Но, с другой стороны, кроме тех троих, которые теперь лежали мёртвые на асфальте, никто больше разглядеть меня не мог. Только если камеры… Но они все принадлежат полиции, частные охранные системы запрещены уже как лет пять. В любом случае наверняка я всё узнаю вечером, в одном из новостных репортажей… Стоит ли рассказывать жене о том, что это именно меня вновь вытаскивали из заварухи? Особенно если мы решили делать попытку с зачатием ребёнка, мало ли… Мне предстояло крепко поразмыслить над этим по пусти в «Офис», а также при заполнении очередной груды отчётов и объяснительных о произошедшем со мной и теперь уже мёртвым напарником.
Глава 4
Четверг, 3 дня до…День
Забежав в какой-то тёмный переулок, заваленный мусором и деревянными обломками шкафов и кроватей, Дима наконец остановился и, упёршись рукой в стену одной из многоэтажек, теперь блевал на небольшую, и без того вытоптанную и полную мусора клумбу. Он хотел бы убежать ещё дальше, но не мог больше: сердце бешено колотилось, во рту стоял привкус крови, а каждый вдох, казалось, совершенно не наполнял более лёгкие кислородом. Футболка липла к телу, по которому градом, крупными каплями стекал пот. Отбросив волосы с мокрого лба, Дима ударил себя по щекам, тем самым попытавшись привестись в чувство. Затем ещё раз и ещё. Но эта нехитрая экзекуция не помогала – перед глазами всё плыло и двоилось, а расшатанные нервы вызывали новые и новые позывы рвоты.
– Что же… Что же за… – прошептал испуганным голосом Дима, после чего вновь поддался рвотному позыву. Но теперь из него вышла лишь какая-то горькая тягучая слизь.
Смахнув остатки с губ, Дима сделал несколько шагов, прижимаясь, а вернее даже опираясь плечом о стену, затем повернулся к ней спиной и буквально сполз на землю, всё так же тяжело дыша. Не привыкшие к физическим нагрузкам мышцы ног теперь подрагивали – чтобы успокоить их, Дима подогнул ноги под себя и прижал их к земле.
– Что же я наделал…
Одна мысль о том, что о его участии в устроенной охоте на полицейских непременно узнают отец и мать, буквально сводила Диму с ума. Он закрыл глаза и сжался в комок. Ему так хотелось исчезнуть, испариться – всё что угодно, лишь бы не чувствовать того страха, что наполнял теперь каждую клеточку его тела. Как же будет больно матери и как же убедится в своём презрительном отношении к сыну отец…
– Чёртов Андрюха… Вот тварь! – ударив кулаком по асфальту, процедил сквозь зубы Дима. Боль отдалась в запястье, но он не обратил на неё никакого внимания. Закрыв руками лицо, он беззвучно рыдал, крупные слёзы стекали с его полных щёк и капали на сухой, весь в трещинах, асфальт.
Дима понимал, что, разумеется, проще всего было винить затащившего его в банду Дракона Андрея. Хоть и ненавидел его в этот момент. Но всё же Дима осознавал, что сам мечтал, да и до сих пор всё равно мечтает вступить в эту треклятую банду. А также не сумел заставить себя слинять, как сделал хитрый Андрюша… Диму буквально трясло от бессильной ярости. Ведь он не хотел утром идти на этот сбор банды на Калининскую улицу. Утром он спокойно себе сидел в небольшой кофейне неподалёку от дома, в которой помещалось всего четыре небольших круглых столика, пил безумно вкусный клубничный раф. И мерно стучал пальцами по клавиатуре своего ноутбука, набирая текст эротического романа, сюжет которого не покидал его голову уже как три месяца. Это была некая отдушина, даже гордость Димы. Конечно, впереди работы был непочатый край, ведь, перечитывая раз за разом текст, Дима нещадно выбрасывал, перекраивал и переписывал огромные его куски. Поначалу было тяжело: в кофейне Диме казалось, что другие посетители следят за ним, читают его текст с экрана ноутбука, даже несмотря на то что он всегда сидел спиной к монолитной стене с различными полочками с книгами и горшочками растений, но без единого стёклышка или зеркала. Но нигде в ином месте писать он не мог, ведь главная героиня его романа работала в этой самой кофейне. Чуть полноватая высокая блондинка с объёмным бюстом, скрываемым под элегантным чёрным фартуком с принтом эмблемы кофейни, и с кристально чистыми голубыми глазами, в которых Дима тонул, когда в очередной раз произносил едва послушным языком: «Раф с клубничным сиропом и тремя ложками сахара… Спасибо». Да и сама идея романа зародилась у Димы именно здесь, когда, допивая свой кофе, он украдкой посматривал на неё, представляя у себя в голове совершенно безумные истории о том, как он познакомится с ней, спасая тёмной ночью от напавших на неё посреди улицы бандитов… И как она отблагодарит его, чувственно и страстно, в подсобке, скрытой от глаз за барной стойкой. От одних этих мыслей у Димы перехватывало дыхание, ниже пояса всё сжималось – и текст сам собой рождался у него в голове, оставалось лишь набивать его пальцами на клавиатуре, заполняя строчку за строчкой в текстовом документе… И вот именно в эту идиллию, когда Дима завершал самую важную и горячую сцену своего эротического романа, в кофейню – зная, где искать своего незадачливого и не умеющего держать язык за зубами друга, – нагрянул Андрей. Ему хватило пяти минут, чтобы уговорить Диму пойти с ним, так как последний очень боялся, что объект его любви и желаний услышит что-нибудь о тех ужасных вещах, в которых он собирался участвовать. А Андрей, чувствуя это, говорил специально всё громче и открытее о цели сбора банды Дракона. Теперь Дима думал о том, что ещё тогда должен был удивиться поведению Андрея, ведь тот сбежал после собрания в отеле, проводимого Колей, а тут вдруг был ни с того ни с сего полон решимости… Но тогда он об этом не подумал, поверил другу, что тот будет с ним плечом к плечу.
И вот они стояли вдвоём в той самой толпе, заполонившей весь тротуар, через которую и проходили те двое патрульных. План Коли был прост: толпа ничем не выдаёт своих намерений, тем самым лишая патруль концентрации и внимания, а как только полицейские пройдут мимо, на них нападут избранные для этой цели члены банды. Если же что-то пойдёт не так, люди из толпы должны будут схватить припрятанное за ближайшей дверью оружие и добить полицейских. И поначалу, когда всё шло по плану, Андрей стоял плечом к плечу к Диме, тяжело сопя и нервно поправляя сбивавшуюся чёлку. Когда же один из полицейских каким-то чудом умудрился увернуться от смертельного удара, пока все, включая Диму, ринулись за оружием, Андрей со всех ног бросился восвояси. Пропажу друга Дима осознал уже сильно позднее – ведомый толпой, он преследовал убегавшего полицейского. И был практически в первых рядах, когда к тому подоспело подкрепление – одна пуля даже просвистела в каком-то сантиметре от остановившегося в нерешительности Димы. Когда раздался первый выстрел и девушка, уже занёсшая железную трубу над головой полицейского без шлема, упала замертво – тогда Дима побежал со всех ног. Чудом ни одна следующая пуля, выпущенная полицейскими, не зацепила его. Если до этого он не чувствовал усталости, ведь адреналин хищника бил ключом, то теперь заполонивший всё его тело и разум страх, наоборот, сковывал движение, давил на горло и стискивал виски.
Лишь спустя час, грязный и уставший, Дима добрался до родительского дома. Тот представлял собой трёхэтажный особняк, собранный из бетонных плит, обшитых поверху настоящими деревянными досками – так делалось теперь очень редко из-за безумной дороговизны материала. Вплотную к дому располагалась пристройка-гараж с двумя громоздкими железными дверьми для машин-иномарок четы Вроневых. Конструкция занимала практически весь участок в четыре сотки. Что и неудивительно, ведь бо́льшую долю цены всей постройки составляла как раз таки сама земля. Всё это не могли позволить себе девяносто девять процентов жителей Новоградска. Но отец Димы, Георгий Абрамович Вронев, соучредитель и акционер одного из банков, имевших отделение даже в самой Москве, мог себе это позволить. Свой капитал он заработал ещё семнадцать лет назад, когда не только в России, но и во всём мире разразился глобальный экономический кризис, лишивший сотни миллионов людей честно наколенных ими капиталов. И никогда и никому, в том числе своему сыну, не рассказывал о том, какими способами это сделал. А слухи ходили разные. Но в любом случае, бизнес-жилку в характере Георгий Абрамович проявил, приумножая свои средства даже в последующие, кризисные для страны годы, в том числе и во время очередной эпидемии, прикупив в самом её начале завод по производству масок. Правда, владелец не очень хотел продавать его, но Георгий Абрамович Вронев нашёл методы для урегулирования и этой проблемы.
Тихонько приоткрыв дверь, Дима убедился, что отца ещё не было дома, – в гостиной был включён телевизор, по которому шёл какой-то очередной сериал-мелодрама. Их безумно любила смотреть мама Димы, но вот отец совершенно ненавидел. Потому, когда Георгий Абрамович был дома, телевизор молчал, своим громадным чёрным стодюймовым экраном поглощая свет в гостиной. Стараясь не создавать лишнего шума, Дима сразу же юркнул на лестницу, ведущую на верхние этажи. Его комната располагалась на самом последнем этаже, под мансардой, на которой Дима часто прятался, когда хотел побыть в одиночестве, ведь мама никогда не поднималась по шаткой тонкой лесенке.
Окончательно выбившись из сил, он наконец добрался до столь заветной двери. Остановившись буквально на мгновение, Дима бросил взгляд на дверь напротив своей. Она вела в детскую комнату, полностью обставленную под новорождённого: яркие обои с изображением космических кораблей и планет, люлька посередине с разложенными в ней и вокруг многочисленными игрушками… Дима сам, будучи тогда ещё четырнадцатилетним подростком, помогал родителям собирать эту самую детскую люльку. Тяжёлое чувство вины и раскаяния охватило Диму. Опустив плечи и сгорбившись ещё больше, он поспешил отвернуться от злосчастной двери и нырнуть в свою родную уютную комнатушку. Но в его памяти вновь и вновь проигрывалась та ужасающая его даже спустя столько лет сцена: обидевшись на маму за какую-то мелочь, Дима впал в очередную в те подростковые годы истерику и, когда она попыталась обнять его и успокоить, толкнул её. Беременную на восьмом месяце… Из-за чего мама упала, преждевременно отошли воды – произошёл выкидыш. С тех пор она больше не могла забеременеть, сколько бы чета Вроневых ни пыталась. Георгий Абрамович платил огромные деньги докторам, пытался договориться, чтобы жену лечили за границей, – но всё впустую. С тех пор Дима больше не видел в глазах отца ни капли любви. А детская так и осталась в том же виде напротив его комнаты. Как был небезосновательно уверен Дима, в назидание и напоминание ему от отца о том, что он натворил.
Не переодеваясь, Дима упал на кровать с толстым мягким матрасом и зарылся в три подушки, обхватив их руками. Они помогали скрыть слёзы и глухие рыдания, несмотря на то что мама не могла услышать их. Так он и уснул. А на столе стоял поднос с печеньем, испечённым всего лишь часом ранее мамой, и термосом, наполненным кофе. С добавленным в него клубничным сиропом, который с самого детства так любил Дима.
