Текст книги "Фиолетовый снег (СИ)"
Автор книги: Екатерина Бердичева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
– Перестаньте говорить ерунду! – зашипела я. – Ваня – замечательный мальчик, его любит вся школа. И я люблю его тоже. Он мне дорог… как ребенок, которого у меня никогда не было!
– Вам что-то мешало? Или кто-то?
– А Вы, Александр Иванович, оказывается, ревнивый хам. Так бывает, что дети вырастают и их начинают увлекать новые люди и их возможности. И человеческая натура, обаяние, характер, в конце концов. Это все равно, как ревновать к другу. А что будет, когда он влюбится по-настоящему? Вы будете рассказывать его девушке, как она нехорошо поступает, оттягивая на себя все внимание? У Вас нет повода для беспокойства. Сейчас начнется очень трудное полугодие. Подготовка к ЕГЭ. Это отнимает у ребят все свободное время. А потом он поступит в университет и уедет обратно в Питер. И я никогда не увижусь, Александр Иванович, ни с Ваней, ни с Вами. Наши прямые больше не пересекутся. – У меня тряслись руки, и предательски дрожал голос. Я несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
– Вот как Вы думаете?
– Я, Александр Иванович, думаю, что сейчас встану, одену свое платье и туфли, и Вы меня отвезете домой. К мужу. Вы же в курсе, что я замужем?.. Не хотела бередить Вам душу. А Ваня… пусть он спит. Вы абсолютно правы. У меня нет прав, чтобы привязываться к этому чудесному чужому ребенку. – Я потихоньку выползла из длинных Ваниных рук и прикрыла его одеялом. – Пока он спит, Вы меня отвезете. А завтра что-нибудь придумаете. Скажете, что муж забрал или ушла пешком в город. Наверное, обманывать не впервой?
Я прямо в этой же комнате, при постороннем человеке, сняла свитер с джинсами и надела свое синее платье. Нашла на вешалке пальто. На тумбочке у двери лежал ключ от машины. Я взяла его, и отдавая Бортникову-старшему , сказала: – Вставайте. Ночь сказочного обмана закончилась, и наступило безнадежное утро. Нам пора.
Он аккуратно поставил чашку на стол, положил ключ в карман и вышел за дверь. На улице заурчал мотор. Я запахнула поплотнее пальто и вышла на мороз, стараясь ни о чем не думать. Бортников подал машину боком к крыльцу. Я открыла заднюю дверь и села. Мы поехали в город. Там, где дорога в поселок поворачивала с трассы, я обернулась и прочитала название “Подсосенки”.
Через полчаса джип стоял у моего подъезда.”Qui a déjà été” – подумалось мне. ( уже было – фр.)
– Подайте мою сумочку, пожалуйста, она в бардачке. – Попросила я.
Александр Иванович перегнулся через сидение, достал мою сумку и, молча, подал мне. Я открыла дверь машины и выпрыгнула на снег.
– Прощайте, Александр Иванович. Спасибо за прекрасный вечер. – Вежливо сказала я, закрыла дверь и пошла к подъезду. Позади резким заносом развернулся джип и вылетел со двора.
Дом встретил меня темнотой и тишиной. Пальто Семена на вешалке отсутствовало. Не раздеваясь, я протопала в гостиную, села на пол и разрыдалась.
Семен объявился утром третьего числа и с порога заявил: – Собирайся, дорогая, завтра утром летим во Францию! Где там наши лыжи?
Я беззаботно улыбнулась и прощебетала, копируя Тамару: – Я так рада, дорогой!
В аэропорту, сдавая багаж, обнаружила, что на горнолыжный альпийский курорт мы летим с Игнатьевыми. Спасибо за новогодний подарочек, муженек!
Каждый день я вставала в семь часов утра, завтракала в звонкой пустоте ресторанного зала с еще зевающими официантами, и с первыми яркими лучами уезжала покорять различные спуски. Я облазила все помеченные участки, но сердцу хотелось чего-то необычного и дерзкого. В моих жилах кипели и никак не могли выкипеть злость и тоска. Да я сейчас пешком бы взошла на Эверест! Мне так отчаянно не хотелось вспоминать новогоднюю ночь, но невыносимая печаль накатывала на меня снова и снова тяжелыми и мутными валами. Да, я не должна лезть к чужим людям в семью. Да, это не мой ребенок. Но, Боже, как же я хотела его увидеть. Почувствовать еще раз, как он сопит носом у моей руки…
Это безумное наваждение я пыталась вытолкнуть безумными спусками с утра и до вечера. Как-то, сидя в кафе и смакуя бесподобные местные пирожные, я обратила внимание на группу французов, мнущихся за соседним столиком и поглядывающих на меня. Заметив мой косой взгляд, одна из женщин отделилась от компании и подошла ко мне: – Можно присесть?
Я пожала плечами. Говорить ни с кем не хотелось.
– Мы здесь постоянно катаемся и заметили, что Вы ищете интересные трассы.
Я подняла на нее глаза.
– Мы хотели бы пригласить Вас в свою компанию! Мне кажется, у нас много общего! – разулыбалась француженка.
– А давайте! – улыбнулась и я. И оставшиеся пять дней мы птицами летали там, где летают только птицы. Жан, это старший и самый опытный в их команде, раздобыл вертолет, и нас выбросили на совершенно диком склоне. Какой же это драйв! И я начала оттаивать. А вечерами мы катались на санках среди фиолетовых сугробов и малиновых недосягаемых вершин.
Моего дорогого во всех смыслах мужа я видела только в ресторане за ужином. Причем для них, вероятно, это было завтраком. Игнатьева сидела между двух мужчин и сверкала бриллиантами. Мужчины скромно светились опухшими физиономиями. Семен, мне кажется, так ни разу не вышел на склон.
По ночам, если я не могла заснуть, меня мучил еще один вопрос: кто из нас изменился больше, я или Семен? Или просто раньше не замечали, насколько мы разные? Или были моложе?
В последний день нашего пребывания во Франции я поведала своей компании, что завтра уезжаю. Они огорчились, пошушукались и предложили провести последний вечер в маленьком городке где-то у подножия Альп. Почему бы нет? Мы загрузились в фургон Жана и поехали. Пара часов – и мы вшестером сидим в маленьком ресторанчике и потягиваем местное виноградное вино.
После чистого воздуха заснеженных и равнодушных к делам мирским гор, городок показался тесным и каким-то маленьким, скученным и скучным. И тут я увидела его – большой и манящий к себе рояль в углу зала, заставленный какой-то растительностью. Подозвала хозяйку: – На этом рояле можно играть? Он в порядке?
– Да, мадам, если хотите, мадам.
Желание клиента – закон для хозяина. В нашей замечательной стране почему-то все наоборот.
– Я хочу сыграть для вас музыку, – начала объяснять я своим знакомым, – это подборка мелодий из наших народных песен. Вы обязательно их узнаете!
Я села за рояль, пробежалась по клавишам. Действительно, настроен. И я начала играть попурри из русских и украинских песен. Французы побросали вилки-ложки и начали хлопать в такт музыке. Мои знакомые повскакивали и даже начали танцевать. Я стала играть кусочки из известных песен французских исполнителей. Подпевали хором. Потом меня от рояля оттеснил какой-то немец и заиграл нечто баварско-народное. Мы хохотали и плясали. Даже не так. Отплясывали. Ресторан ходил ходуном. Народу набилось!
На базу возвращались глубоко за полночь. И только тогда Жан уточнил: – Ты полька?
– Нет, Жан, – разочаровала его я. – русская.
– Вау! – округлились у всех глаза. – Телефончик нам оставишь? Съездим куда-нибудь еще.
Я еле открестилась, мотивируя тем, что отпуск у нас, русских, всего один раз в год, и то зимой. Мне до кучи к моим проблемам еще французов не хватало!
– Приезжай к нам еще! – никак не могли они со мной расстаться. Пришлось обещать.
Я зашла в комнату. Муж, в кои-то веки был на месте. И, к моему изумлению, трезвый.
– Где тебя носило? – поприветствовал он меня.
– В другом месте. – ответила я, раздеваясь.
– В каком другом? – сорвался он на крик.
– По отношению к тебе. Сам говорил, что мы люди взрослые и имеем право выбирать себе увлечения.
– Ты вечно где-то пропадаешь. Из-за тебя я не покатался на лыжах!
– Из-за водки и Игнатьевых. Не переживай и ложись спать. Виды гор я нафоткала. Дома тебе скину. Вот и будет чем отчитываться перед сотрудниками и партнерами. – Уговаривала я его, накрывая одеялом. Он свернулся калачиком и прижмурил глаза: – Все-таки классно оттянулись!
Я устроилась на краю постели и приказала себе спать. Автобус вниз уходил рано.
Родина встретила ожидаемо хмурым небом, метелью, местами капелью с крыш, плохо заизолированных летом. Явным признаком этого служили огромные ледяные наплывы, грозно висящие над головами прохожих. Одиннадцатого января начались школьные занятия, рефлексировать было некогда, и я с головой ушла в учебный процесс. Наши выпускники девятых и одиннадцатых классов серьезно взялись за учебу, готовясь к тестам и сочинению по русскому языку. Остальные привычно валяли дурака, а в свободные минуты от этого благородного занятия пытались как-то учиться. Обласканный учителями 11-в на всех парах стремился наверстать упущенное за всю школьную программу и ученики уже подыскали себе высшие учебные заведения. Кузнецов вместе с Тищенко и Дроздовой накрепко прилипли к Бортникову и вместе с ним собирались ехать учиться в Питер. Ваня ко мне специально не подходил. Если видел издалека, просто кивал головой. “Вот и хорошо”,– думала я. – “И впрямь, так будет лучше всем”. Праздник прошел, и мы перевернули его нереальную страницу. Я уже привычно зубрила французский, поскольку месье Жан все-таки впихнул мне свой контакт, и вечерами мы болтали по скайпу. Периодически его веселило мое произношение, и он меня поправлял. Я старалась. Недавно съездила к матери и забрала из их квартиры свою старую гитару. Этот момент тоже необходимо было подтянуть. Мало ли где и когда пригодится?
Спросила у матери про Марину. Мать поджала губы и сказала, что Мариночка очень благодарна Семену Алексеевичу за хорошее место.
– Как благодарна и каким местом? – привычно скаламбурила я на ее счет. Мать привычно рассердилась.
Прошло недели две с начала учебы, уже заканчивался январь, когда я обратила внимание, правда не сразу, на какое-то вечное утреннее столпотворение в вестибюле школы. Входишь, и невозможно протолкнуться. Учителя, родители с малолетками идут в раздевалку, буквально протискиваясь между крепкими спинами старшеклассников.
Как-то утром, придя в учительскую, я пожаловалась нашему завучу на эту толкучку: – К нам что, старшеклассников из других школ подселили? Откуда их так много берется?
Та обещала разогнать. На следующее и последующее утро история повторилась. Пришел физрук, увидела я краем глаза, попрыгал вокруг, народ пошел кругами, и все вернулось обратно. Однажды мне все-таки стало жутко любопытно: ну не было раньше такого в нашей школе!
Войдя в дверь с улицы, я не раздеваясь, осторожно начала ввинчиваться в центр этой толпы. У колонны, подперев ее плечом, смотрел на меня Иван. Рядом, как телохранители, вились Кузнецов и Тищенко. Тарасов стоял с другой стороны колонны. Дроздова висела на бортниковской руке. “Белый пушной зверек”, – подумала я и, опустив глаза, пошла в раздевалку. Спины расступались, а потом снова смыкались за мной.
И вот теперь так начинался мой каждый рабочий день. Я входила в школу, дети расступались, и мои глаза намертво прилипали к Ваниным. Длилось это секунды две-три, но за это время между нами проскакивали мегаватты энергии. Мне иногда реально казалось, что в воздухе пахнет озоном. Я раздевалась и уходила в класс. Ваня, с прилепившейся намертво к нему Дроздовой, тут же покидал свой пост, и дети хвостом утягивались за ним. А у меня еще с полчаса иголочками кололо подушечки пальцев.
Горячо любимый подростками Валентинов День подкрался неожиданно. Во всяком случае, для меня. Вечером засиделась за подготовкой очередных тестов с седьмого по девятый классы, потом полуночничала с Жаном. Утром, полусонная, я тихо вползла в знакомый двор и припарковала Марчик. А взбодрили меня шарики с сердечками, прицепленные по всей школьной ограде. И разноцветные ленточки, которыми кто-то старательно обмотал столбики калитки. Я подняла нос кверху, нацепила на губы дежурную улыбку и легко взбежала по школьным ступеням. Холл радовал всеми оттенками розового: розовые банты, ленты, сердечки… Дроздова! Это перебор!
Некоторые сердечки были выполнены в форме книжки-распашонки. Любой мог к ним подойти и анонимно написать признание девочке или мальчику. И там уже толпились ребята. И везде, по всей школе, шарики, шарики…
Уроков у меня сегодня было на диво мало, и я хотела побыстрее поехать домой и отоспаться. Когда я провожала на выход последний класс, ко мне в кабинет заглянул Бортников с Дроздовой.
– Светлана Васильевна! – томным голосом протянула Дроздова. – Вам понравились украшения?
– Молодцы ребята, идея хорошая, розового многовато.
– Ну, это же праздник влюбленных! – многозначительно взглянула на Ваню Наташа.
– Я же и говорю – молодцы. – Я внимательно посмотрела на Ваню. В его глазах опять стоял какой-то вопрос. – Что случилось? Я слушаю!
– Наташенька!, – Ванька попытался отодрать от своего локтя девчачьи пальчики. – Постой, пожалуйста, в коридоре. Мне со Светланой Васильевной надо поговорить!
– Ну и говорите! – не сдавалась Наташа.
– She`s stuck as a sheet… (прилипла, как лист. – англ.)
– Anything can happen in life… Be ready. (в жизни случается всякое. Будь готов – англ.)
– Я так не играю, – надула Дроздова губки. – Так не честно!
– Во-первых. Тебя попросили выйти. Во-вторых. Дополнительный тест по языку, Дроздова! А в-третьих, мы разговариваем. Ваня, ты ведь за этим пришел?
– Yes, of course.
Дроздова демонстративно встала и, не оглядываясь, вышла из класса.
– Так что случилось, Ваня?
– Светлана Васильевна! У моего отца завтра День рождения. Я хотел Вас пригласить к нам в гости!
– Ваня-Ваня, – я выставила перед собой руку. – Я не думаю, что твой отец обрадуется моему приходу, скорее наоборот.
Ванькина губа опять поползла наружу.
– Иван, что ты как маленький?
– Это вы как маленькие, никак песочницу поделить не можете!
– Вань, он уже немолодой человек с устоявшимися привычками…
– Значит тогда, на Новый год, вы повздорили… – сделал правильный вывод Иван.
– Вань, не обижайся, но я к вам не пойду. Но! – я посмотрела на его хмурую физиономию, – я знаю, какой подарок мы с тобой ему купим!
– Правда? Вы ему хотите сделать подарок?
– Подаришь ты. Но выберем вместе. Согласен?
– Заметано.
– У тебя еще сколько уроков? Два? Тогда сделаем так. Я поеду домой и переоденусь. К окончанию уроков приеду за тобой. Приходи на угол дома. Только уж постарайся без свиты, пожалуйста…
Ванька вскочил, крутнулся на ноге и полетел к двери. Там резко остановился, обернулся и сказал: – Тогда до встречи?
Я кивнула головой. Иван резко толкнул дверь наружу. В коридоре что-то упало. Дроздова все-таки перед ним не устояла!
К концу седьмого урока я сидела в машине за углом пятиэтажки и ждала Ивана. Марчик тихонечко урчал мотором, в салоне было тепло. Мои куртка и шапка лежали сзади. Рабочий день уже закончился и я, с чистой совестью, переоделась в джинсы, ботинки и свитер. Косметику тоже смыла. Я смотрела в боковое стекло, из-за дома был виден кусочек школьных ворот, и ждала Ваню. Я догадывалась, что понравится Ваниному отцу. А раз они переехали сюда только этим летом, основная часть необходимых и не совсем вещей наверняка осталась дома, и приедет сюда или нет, никому не известно. Я же хотела подарить ему совершенно ненужный для тела, но важный для души предмет. Пусть этот человек несправедлив ко мне и относится, в-общем, плохо, но я ему благодарна за поддержку в непростые часы моей жизни, а также за любовь к своему сыну и искреннее желание ему счастья.
Уроки закончились, и старшеклассники неторопливо выходили из ворот. Вон и Ванькина ярко-синяя куртка. Ребята окружили Ваню и, не расходясь, что-то обсуждали с ним. Потом, видимо, они пришли к соглашению, Наташа отлепилась от его локтя и поцеловала в щеку. Он махнул рукой и побежал ко мне. Добежал, рванул дверь и плюхнулся на сидение.
– Тяжелы лавры Цезаря? – поприветствовала я его.
– В кафе собрались. Все-таки праздник! Девчонки еще две недели назад запланировали и кафе заказали. Что? – удивленно посмотрел на меня прозрачными глазами.
– В кои веки не твоя инициатива!
– Так это вообще А-класс всех настраивал!
– А ты наблюдал? Ни в жизнь не поверю! – я выехала на центральную улицу и прибавила газ.
Он рассмеялся: – Но там не будет Вас!
– Подхалимаж по отношению к преподавательскому составу карается внеочередным дежурством!
– Вы не моя классная руководительница – это раз, а во-вторых, это правда!
На меня смотрел взрослый и красивый парень с таким по-детски счастливым выражением лица, что опять заныло сердце от невозможности изменить что-либо.
– А Вы без косметики выглядите моложе, – продолжал болтать он, – как будто Вам лет двадцать!
– Я уже расплылась лужицей от твоих комплиментов.
– Нет, это в салоне жарко! И как Вы в такой машинке помещаетесь?
– Так ты из нее тоже вроде не торчишь никакими местами!
– Вот отучусь в Меде, работать устроюсь и куплю вам джип!
Я расхохоталась: – Я там до руля не достану!
– Ничего, – успокоил меня Ваня, – подушечку подложите!
– Тогда ноги не достанут! – я представила картинку и вытерла выступившие от смеха слезы.
– А куда мы едем? – наконец вспомнил Иван о цели поездки.
– Увидишь. – загадочно поведала я.
Мы повернули с главной улицы к домам старой, еще, наверное, дореволюционной застройки. Я сюда ездила в музыкальную школу. А в соседнем дворе, в сером кирпичном доме, располагалась цель нашей поездки: музыкальный магазин Мелодия. Я школьницей сюда приходила покупать ноты. Но был здесь один уникальный отдел: тут продавались не только новые инструменты, но принимались на комиссию и подержанные. Свою истинно итальянскую гитару я увидела именно тут. И сразу влюбилась в ее богатое и сильное звучание! Уговорила отца, и он мне ее купил на день рождения за три месяца до него. Как же я была счастлива! Так что с младых ногтей сюда захаживаю и очень уважаю этот магазинчик.
– Приехали! Вылезай, Ваня! – сказала я, припарковавшись за углом дома. Захотелось сделать маленький сюрприз.
– Ну и что здесь? – вылез Ванька и со значением потянулся.
– Голову о крышу не разбил?
– Нет. – Удивился он.
– Значит, машина большая. Что и требовалось доказать. – Я взяла его за руку. – Вань, закрой глаза на десять шагов. И не подглядывай!
Я осторожно повела его за собой. Мы встали у магазина.
– Открывай! – скомандовала я.
– Вау! – услышала сзади.
– Теперь пойдем внутрь. – Я толкнула маленькую входную дверь, испокон века обитую испачканным коричневым дерматином.
Магазин был небольшой и очень захламленный. Вообще-то у нас в городе два музыкальных магазина: один – современный, находится на длинной центральной улице. Там большой выбор дешевых музыкальных инструментов, нот, партитур, книг, сопутствующего товара. Но истинные ценители стекались именно сюда, в эту настоящую сокровищницу старого и мудрого гнома Иннокентия Кирилловича Бершицкого, бывшего виолончелиста и скрипача. Он однажды тяжело переболел, и его волшебные руки свело ревматизмом. И с тех самых давних пор этот магазин – его единственное и любимое детище.
И вот мы в этой пещере Али-Бабы.
– Иннокентий Кириллович! Ау! – негромко позвала я. Где-то зашуршало. Ванька с энтузиазмом археолога, нашедшего сокровища скифов, крутил головой.
Изнутри на зов к нам спешил хозяин – немолодой, маленького роста и изящного телосложения, седой человек.
– Ланочка! – воскликнул он. – Давно, давно к старику не захаживала!
– Вот, пришла. Очень важное и очень срочное дело, Иннокентий Кириллович! Выручить можете только Вы!
– И связано это дело с молодым и красивым юношей. Так?
Ванька поздоровался и заулыбался.
– Твой, что ли?
– Ее, ее! – встрял Ванька.
– Ну, тогда я весь внимание!
– Иннокентий Кириллович, миленький, нам нужен саксофон. – Ванька округлил глазищи и с удивлением уставился на меня. Я придержала его за рукав. – Но не простой, не ширпотреб, а что-нибудь стоящее, настоящее! Может быть, чисто случайно…?!
– А зачем это тебе такая вещь? – ворчливо заметил бывший музыкант. – Ты у нас пианистка. А молодому человеку такими вещами распоряжаться рано. Не дорос еще…
– Нет, Иннокентий Кириллович, это подарок. Подарок Ваниному отцу. Понимаете, я играла с ним вместе, он настоящий виртуоз!
Кирилыч еще раз смерил Ваню взглядом. Тот хлопал ресницами, улыбался и молчал.
– А ты на чем играешь? – спросил он моего ученика.
– На гитаре, пианино – но не мастерски, на флейте с пяти лет.
Старый музыкант отвернулся, порылся под стеллажами, и достал флейту в коробочке. Открыл и протянул Ивану: – Сыграй!
Ваня аккуратно взял инструмент и приложил к губам. Маленький захламленный магазин наполнился чарующей мелодией из Орфея и Эвридики Глюка. Иван не просто выводил ноты, а импровизировал, наполняя известную музыку новым звучанием. Старый музыкант прикрыл глаза и слегка покачивал рукой.
– Джаз по Вам плачет, юноша. – Объявил он, когда Ваня закончил.
– Я немного играл в джазовом коллективе. – Скромно поделился Иван маленькой тайной.
– Так что там про саксофон? – Вернула я их на землю.
– Экая ты прыткая. Все бегом, бегом. Вы, молодой человек, не стесняйтесь, заходите в любое время. – Пригласил Ваню впечатленный Иннокентий Кириллович.
– Обязательно. – Согласился парень.
– Подождите. Я сейчас. – И бессменный продавец и хозяин магазинчика пошел куда-то внутрь. Мы присели на подоконник.
– Хорошая флейта. – Погладил Ваня инструмент и снова прижал к губам.
Я сидела и слушала необычную и очень мягкую обработку мелодий The Beatles. Мои четкие мысли смазались и превратились в поток сознания, который неотвратимо уносило в океан образов и чувств. Из мира грез нас вырвал Иннокентий Кириллович. Шаркая ногами и усиленно протискиваясь сквозь стеллажи, на которых что и где лежит, знал только сам, старый музыкант нес сильно потертый футляр. Ваня опустил флейту и посмотрел на мастера. Наконец застежки щелкнули, и мы увидели Его: старый, но все еще сияющий саксофон. Сбоку стоял логотип одной очень известной фирмы. Ванька не выдержал и потянулся к нему пальцами.
– Можно? – хрипло спросил он.
– Нужно. – ответил Иннокентий Кириллович.
Парень осторожно вытянул его из футляра, кашлянул, поднес к губам и заиграл.
Никогда до этого дня я не слышала Ваниной музыки. Но, положа руку на сердце, могу сказать: все, что он здесь творил, было просто великолепно. Ведь это – блюз. Настоящий американский блюз. Властелин музыкальных сокровищ молча вытирал слезы, текущие по морщинистым щекам…
Я доставала деньги, Ваня обнимал футляр, прикрыв ресницами глаза, когда Иннокентий Кириллович вдруг сказал: – Я одинокий и больной старик. Все, что держит меня за землю – вот этот магазин и мои инструменты. Но эти ценности, к сожалению, туда, – он показал пальцем в небо,– забрать невозможно. А музыка – она прекрасна здесь. Но там, думаю, прекрасней стократ. Мальчик! Я хочу подарить тебе эту флейту. Ты ее достоин. А она – достойна тебя.
– Но это очень дорогой подарок! – ответил Иван, глядя на меня.
– Это ты, мой мальчик, сделал мне бесценный подарок. Заходи иногда к старику. А флейта – она твоя!
Из магазина Ваня вышел довольный, с красными щеками, в обнимку с двумя потрясающими музыкальными инструментами.
– Спасибо Вам! – было первое, что он сказал, устраиваясь на сидении рядом. Я завела двигатель.
– Не мне, Ваня. Это тебе спасибо. Ты приносишь людям столько радости!
– А Вам? – снова непонятно чего хотел выпытать из меня он.
– Где ты живешь, Ваня?
– Новый микрорайон у госпиталя, я покажу, как подъедем. Вы не ответили.
– Вань. Ты взрослый человек. Умный человек. А задаешь вопросы, на которые практически невозможно ответить, не затронув чужих интересов.
– Глупости. – Сурово отрезал он. – Вы не правы.
– Чем мы дольше живем в этом мире, тем больше условностей нас связывают. И через некоторые из них мы перешагнуть не в состоянии.
– Вы, взрослая женщина, – завелся он. – Через чего Вы боитесь перешагнуть? Через фальшивую любезность? Может, через свои страхи? Вы знаете, что можно внезапно потерять человека, которого очень любишь, и не успеть ему об этом сказать? А он оставшуюся жизнь будет мучиться, считая себя виноватым, что в силу тех же страхов оттолкнул Вас однажды? Вы так боитесь быть искренней! А вдруг кто-то что-то скажет? Общество не прощает свободным их волю…– Ванька шмыгнул носом и отвернулся. Мы ехали и молчали.
– Там, за домом поворот направо.
Я повернула и через пятьдесят метров остановилась у их подъезда. Джипа на стоянке, слава Богу, не было.
– Вань, ты иди, спрячь подарок. Я подожду тебя и снова отвезу в центр.
Ванька посмотрел мне в глаза, и на его лице засияла улыбка: – И все-таки Вы меня любите, Светлана Васильевна!
– Иди, балбес малолетний! – вздохнула я. Ванька хлопнул дверью.
Весь оставшийся вечер я играла на гитаре. Разрабатывала пальцы, вспоминала несложные пьесы и все время видела перед собой одухотворенное лицо Ваньки, играющего на флейте. Вечером, около двенадцати, опять болтали с Жаном. Сказал, что вышел на работу, и будет звонить позднее. Я умоляла не делать этого каждый день. Часовые пояса, однако. Муж домой опять не пришел, и мне пришлось признать наличие у благоверного вероятной любовницы. Было досадно. Опять что-то сделала в жизни неправильно. Когда стала ложиться, то постелила себе на диване в гостиной.
А дни летели один за другим. Как всегда, пришла весна, и наши хронически нечищеные дороги ушли под воду. Машины катерами рассекали грязную сырость раскисшего снега. А кто-то изображал из себя крейсер. Проезжает мимо такая штука – ты мокрый с ног до головы. То-то радости водителю! Целый день хорошее настроение.
Солнышко появлялось на небе все чаще. На теплых веточках сирени откровенно веселились воробьи, бросая какую-то дрянь на облезлого кота, пробирающегося внизу. Люди счастливо улыбались и говорили друг другу: Лето не за горами!
А мы вовсю готовили выпускные классы к ЕГЭ. Галина Аркадьевна, наш светоч в мире русского языка и литературы, плакала над сочинениями. Я как-то спросила: – Что, так все плохо?
Она ответила: – Знаешь, Светочка, так хорошо еще ни разу не было.
Я вздохнула и мысленно перекрестилась. Наши бессменные лидеры Бортников и Кузнецов так прижали все три класса, что народ только кряхтел, пыхтел, ругался на всех доступных языках, но не сдавался. Это было хорошо. Директора в отделении Департамента очень хвалили и ставили в пример остальным.
Скоро потеплело окончательно, и после первомайских дождей на свет вылезла первая зелень.
Наша подзаборная ива немыслимо распушилась и снова начала прикрывать своими плакучими ветвями любителей подымить. Может быть, именно от этого она плакала?
Желающих сдавать английский в этом году нашлось только четверо. Они хотели подать документы в областной пединститут на языковой факультет. Заодно мне отдали и немцев, поступающих туда же. Вторую учительницу английского и обеих немок благополучно отпустили к любимым грядкам сажать рассаду. У меня одной не было дачи, поэтому страдала каждый год на экзаменах именно я.
Ванька впридачу к основным предметам сдавал биологию и химию. Разговаривала теперь я с ним редко и по существу. Но каждый день у колонны внизу он ждал моего прихода. Двухсекундный зрительный контакт – и я знала, что у него все в порядке.
И еще я чувствовала, что в этом году круто поменяется моя жизнь. Раньше она делилась на три простых этапа: Папа, после папы, Семен. Теперь она поделилась на два: До Вани и вместе с Ваней. Я просыпалась, видя его мордаху, и засыпала, представляя его фигурку с флейтой. Папа теперь спокойно занял свое место, отведенное ему в моем сердце. Семен? Я прочно обосновалась в гостиной. Мы практически не разговаривали. Он приходил – я спала. Я уходила – спал он. Закончатся экзамены, буду искать квартиру. Деньги у меня были. Часть оставил папа – он лично клал их на мой счет, что-то заработала и отложила я, пока жила у Семена.
Свою маленькую новогоднюю елочку в горшочке я отдала Ваньке. Как –то случилось, что в один из будних дней он меня отловил, когда я уже уходила.
– Светлана Васильевна, подождите! – догнал меня уже у выхода. – Нас сегодня отпустят пораньше и, если Вы не заняты, может, съездим на дачу, помните? Это недалеко. Мне сумку оттуда надо забрать! – он улыбнулся нахальной улыбкой ребенка, который точно знает, что отказать ему невозможно.
Я подумала, что как раз сегодня утром размышляла о судьбе моей зеленой питомицы. Ей пора в лес!
– Поедем, Ваня. – Ласковым оскалом улыбнулась ему. – Надеюсь, твой папа там отсутствует?
– Да на работе он, допоздна! – Ванька даже треснул по стенке кулаком. – Высох весь, один нос торчит! И что вы за люди такие?
– Я-то тут причем? – удивилась я. – Проблемы на работе твоего папы меня не касаются. Своих выше крыши.
– То-то и оно. – Уныло подытожил Иван. – Подъезжайте через два урока, я прибегу на стоянку.
Я съездила домой, вынесла елочку, поставила на заднее сидение. На всякий случай прихватила маленькую раскладную лопатку автомобилиста – ямку рыть.
Ванька прибежал сразу после занятий и, приземлившись на сидение, изумленно посмотрел назад: – Это что?
– Это, Ваня, мой маленький лохматый друг – Новогодняя елка! И я посажу ее на вашем участке!
Ванька заржал: – А снега прошлогоднего в холодильнике не припасли? – Я пожала плечами. – Что ж так опрометчиво? Говорят, хорошо влияет на мозговую деятельность!
– Бег с препятствиями за машиной тоже хорошо влияет на мозговую деятельность. Перед экзаменами самое оно. – Не удержалась я.
– А, – махнул рукой Иван. – Экзамены мы сдадим. А на выпускной решили ехать в Питер всеми тремя классами. А потом раскинет нас судьба по далям и весям…
– Дружочек, мозгами пораскинь на досуге: гостиницы к этому мероприятию бронируют перед Новым годом, сейчас уже май!
– Я все продумал! – заложил руки за голову этот малолетний аферист. – У нас под Питером большая дача. Места хватит всем. Деда уже предупредил и согласие тоже получил! А потом, едем мы всего на три дня!
– Значит, выпускного бала не будет?
– Зачем? Вы же выступать все равно откажетесь! А без Вас – совсем не то.
– Ваня! Не нарывайся на порку!
Он смерил меня с головы до пят и изрек: – Метр с кепкой против Мохаммеда Али.
– Вот чертенок! – не удержалась я.
Дача в Подсосенках встретила запустением и грустью.
– Вань, ты бы сказал отцу, дом любит человеческое тепло. Пусть приезжает сюда хоть в воскресенье!
– Он не был здесь после Нового года ни разу.
– Почему? – удивилась я. – Сосны так расслабляют после напряженной работы! Вот я бы с удовольствием здесь поселилась!
В Ванькиных серых глазах промелькнул хищный огонек. Или мне показалось?
Мы посадили у домика елочку, полили водичкой. Иван собрал сумку, бросил в багажник. Машинка ощутимо просела.
– У тебя там кирпичи? – спросила я.
– Инструменты. Хочу в прихожей плитку положить. Ну, и собственно, плитка.
