Текст книги "Фиолетовый снег (СИ)"
Автор книги: Екатерина Бердичева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
Так случилось, что входя в двери школы, первым на кого наткнулся мой взгляд, был именно Бортников. Он расслабленно стоял у колонны на первом этаже напротив входа и переговаривался с одноклассниками, которых, как магнитом, втягивало в его мощное энергетическое поле. Он сразу меня заметил и слегка улыбнулся. “Урок легким не будет”, – обреченно поняла я. Подходя к двери своего класса, я увидела всю их группу, собравшуюся у дверей. Прозвенел звонок.
– Опаздываете, Светлана Васильевна, – наклонившись ко мне, мягко сказал Иван.
– Звонок существует для учеников. Прошу в класс. – отперла я дверь. Дети быстро прошелестели мимо меня и заняли свои места. Я села за стол, отметила в журнале посещаемость и достала стопку прошлых работ.
– Что хочу вам сказать. Кто-то меня порадовал, как всегда. Кто-то огорчил, тоже как всегда. Дроздова! – та подняла голову. Я продолжила: – Свежий маникюр на руках – вещь, конечно необходимая. Но ты, такая красивая девушка, разве не хотела бы поразить иноземный мир не только своей ослепительной внешностью, но и грамотной речью? Представь, – продолжила стимулировать я ее, – ты прилетаешь с мужем-бизнесменом в Лондон. – Та представила, и улыбка заплясала на ее губах.– Он уехал на переговоры, а ты отправляешься… куда, Наташа? Конечно, в клуб! А там не сможешь даже спросить, где дамская комната… – Все захихикали, Дроздова нахмурила в размышлениях лоб.
– Кузнецов! – обратилась я к свергнутому с пьедестала фавориту, – Неправильные глаголы надо заучивать. Все три формы. А так, все более-менее. – Ободряюще улыбнулась ему, и раздала всем листочки с моими пометками. Когда я начала урок, Бортников демонстративно достал из сумки какую-то книгу и, положив на стол, начал читать. Все начали переглядываться. Я хлопнула ладонью по столу: – Либо внимательно меня слушаем, либо самостоятельное изучение материала. В конце урока проверочная работа.– Все подравнялись и посмотрели на меня. Кроме Бортникова. Душа Петровой не выдержала первой: – А Ваня книжку читает!
– Параграф первый, прочитать. Упражнение 2. Сделать. – металлическим голосом отозвалась я и подошла к парню. Все уткнулись в учебники.
– Что читаем? – спокойно спросила его. Он мило показал ровные зубы и протянул мне книгу: – Вы, Светлана Васильевна, сами прошлый раз сказали, что меня Вам учить нечему. Я решил самообразовываться.
Я взяла том и открыла заголовок: Guy de Maupassant “Clair de Lune”. Книга была на французском.
– Не знала, Бортников, что вы любите Мопассана. Обычно его читают девушки. – Вернула я книгу ему.
– А Вы, Светлана Васильевна, не любите? – светлые глаза спокойно смотрели на меня, лишь где-то глубоко внутри их невообразимой прозрачности плясал маленький и нахальный чертенок. – Или не понимаете по-французски?
– Бортников, – я нежно посмотрела на него, – sit u ne veux pas faire, tu peux partir de la class. Nous nous retrouverons sur les examens. ( Если ты не хочешь заниматься, можешь уйти из класса. Встретимся на экзаменах.– фр.) – повернулась я к нему спиной. “Два – один”, – подпрыгнула маленькая девочка внутри. Бортников закрыл книгу и начал делать задание.
Дальше все пошло как по маслу. Я спрашивала, мне отвечали. Напоследок, перед звонком, еще раз пробежала по сегодняшней теме урока и задала на дом. Прозвенел долгожданный звонок, я выдохнула, а мальчики и девочки, переговариваясь, потянулись на математику. Следующим у меня был 7-б, в котором был лидером лентяй и оторва Степанов, и посему преподаваемые педагогами дисциплины у них не считались обязательными не только к запоминанию, но иногда даже и к прослушиванию. Поэтому учительский коллектив в этом классе боролся за каждого, кто хотел и не боялся учиться.
Я достала материал и, разложив на столе самостоятельные работы, крепко задумалась.
– Светлана Васильевна! – неожиданно окликнул меня мягкий и вкрадчивый баритон, от которого по телу поползли мурашки. “ Ну что еще?!” – застонала внутри душа.
– Ты что-то здесь забыл, Бортников? – произнесла я вслух.
– Я просто хотел задать один маленький, но важный для меня вопрос, – начал он, подойдя ко мне сбоку, и опершись на спинку моего стула рукой. Я встала. Ненавижу, когда надо мной нависают!
– Задавай, – грустно сказала я, глядя на него снизу вверх.
– А почему Вы не ведете французский?
– Его нет в школьных часах. – сказала я, а про себя подумала: “Плохо знаю. Надо бы подтянуть”.
– А частные уроки даете?
– Бортников, звонок на урок. У вас сейчас математика. У меня – другой класс! – семиклассники входили и садились, удивленно поглядывая на зависшего рядом со мной кумира местной молодежи.
– Мы же еще поговорим об этом? – спросил он, разворачиваясь к двери.
“Два– два”– уныло констатировала я, поскольку одна из девочек оценивающим взглядом пройдясь по моей фигуре, спросила: – А что, вы желающим частные уроки даете?
– Мамедова, тебе еще рано думать о частных уроках, – задумалась я. Класс заржал. Получилось двусмысленно.
Когда вечером, вместо того, чтобы заняться с мужем репетиторством, я открыла учебник французского, то поняла, что жизнь перестала сверкать праздником, и начинаются трудовые будни.
Школа, с появлением в этих стенах господина Бортникова, стояла на ушах каждый день. Ваня с ребятами и классным руководителем ездили в на родину великого поэта. Ваня достал билеты на концерт… Придешь утром в учительскую, сразу вываливают последние новости: Бортников выиграл городскую олимпиаду по химии. Я упорно учила французский. Сумасшествие какое-то! Даже наш бесценный и неподражаемый Владимир Леонидович рассказывал на ушко Анне Петровне не очередной анекдот фривольного содержания, а о том, как замечательно Бортников разбирается в его предмете. У меня же с ним продолжались мелкие стычки и затяжная позиционная война с переменным успехом.
Я шла перекусить в буфет на большой перемене, когда ко мне подлетела красавица Дроздова. Вид у нее был возбужденный и одновременно испуганный.
– Светлана Васильевна! Там, – она махнула рукой в сторону гаражей, – Кузнецов с Тищенко и Терентьевым пошли Ваню бить!
– Глупости какие-то, – не поверила я.
– Да! Ваня сказал про Вас, что Вы чересчур много на себя берете и считаете себя выше всех, а Костька сказал, что Вы умная, грамотная и красивая, и не ему судить! И вообще мы с Вами всю жизнь учимся, а Вы всегда были объективны! – выпалила она на одном дыханье.
Я резко затормозила. Приехала, голубушка. Ученики дерутся из-за учительницы… Позор какой! Не отмоешься. Хотя причиной этому уязвленное самолюбие самовлюбленного юнца, но говорить-то будут не о причинах, а о следствии. А там и до выговора недалеко! Мой Бог!
– Куда, говоришь, пошли? – переспросила ее.
– За гаражи!
– Дроздова, найди нашего физрука, позови Ольгу Александровну, и бегом туда. Только чтобы тихо!
– Да, Светлана Васильевна! Уже бегу, – она ланью, вернее, северным оленем, пронеслась через толпу учеников, сметая со своего пути не успевших отпрыгнуть в сторону. Я оделась и спокойно вышла на улицу, стараясь не привлекать внимания охранника. Хотелось бы обойтись без скандала.
За задворками школы есть одно злачное место – гаражный самострой восьмидесятых годов прошлого века. Туда наши самостоятельные, взрослеющие с каждым годом ученики обычно ходят курить на большой перемене. Там же обычно происходит и выяснение отношений между группировками и отдельными личностями. Неторопливо выйдя из подъезда, за воротами я сразу перешла на бег рысцой. Зато к гаражам я подкрадывалась чуть ли не на цыпочках. Вдруг Дроздова соврала, или ей померещилось? Они здесь курят, а я вылетаю! Комедия. Прижавшись к стеночке, я аккуратно заглянула за угол. Стоят, голубчики. Разговаривают. Костик Кузнецов кричит, Бортников слушает.
– И откуда ты нарисовался, такой умный? – донеслось до меня. – Мы учимся последний год, скажи, зачем тебе надо всех баламутить? Все было спокойно. Явился, чувак столичный, девки слюни распустили, весь пол в школе закапало…
– Завидно? – поинтересовался Бортников.
– Нет, – опустил сжатые кулаки Кузнецов. – Тебе-то не мешает? В подъезде почетный караул еще не все стены сердечками расписал?
– Тебе что с того? Твоя баба тоже там дежурит, а?
– Нарываешься, учительский любимчик! Ах, он талантливый, ах он такой, ах сякой, а на деле?
– Какой есть, не тебе меня воспитывать. Они на мне план делают, им премия, а мне – медаль. Всем хорошо.
– Тошно слушать. А англичанка молодец. Тебя раскусила, а ты ее доводишь, подонок.
– Смешная,– усмехнулся Бортников, – маленькая пигалица, а гонору… Ничего, я ее дожму.
– Зачем тебе все это? – отступил от него Кузнецов.
– Смешно на вас, человеков, смотреть. Пыжитесь, в дурацкие игры друг с другом играете…
– Ты, гад, не играешь? Это у тебя игра дурацкая, а у нас – жизнь. – Кузнецов взял оппонента за грудки и как следует тряхнул. – Мессия недоделанный !
– Трое на одного?
Кузнецов снял куртку и отдал другу.
– Давай, красавчик, иди, буду морду тебе подправлять.
Бортников тоже стянул свою куртку и повесил на ветку рябины. Они сцепились. Этого я допустить не могла. Драка в выпускном классе действительно может привести к печальным последствиям, особенно для нашего замечательного Сергея Вениаминовича. Придется вылезать из кустов и брать ответственность на себя. Оттолкнувшись от стенки, я пошла к ребятам.
– Что здесь происходит? – осведомилась я ледяным голосом.
– Ой, Светлана Васильевна, мы тут просто разговариваем… – застенчиво улыбнулся мне Терентьев.
– И о чем же, позвольте узнать?
Драчуны опустили руки и развернулись ко мне лицом. Кузнецов молчал, только сжимал и разжимал кулаки. В глазах Бортникова на секунду промелькнула какая-то искра и исчезла. Он усмехнулся: – Девочку не поделили. Дроздову.
– Костик, мальчики,– сказала я, – идите в школу. Если встретите Ольгу Александровну, уведите с собой. А мне с Ванечкой поговорить надо.
Кузнецов нерешительно посмотрел на меня.
– Быстро! – завопила я. Мальчишки, постоянно оборачиваясь, двинулись на выход. Я проследила за ними до поворота и повернулась к Ивану.
– Мы с тобой сейчас одни, – начала я, – и что хочу тебе сказать. Я не дам тебе испортить нашу жизнь. Играем мы в нее или не играем, мы в ней живем, и выйти из нее можем лишь на тот свет. Нравится тебе, или нет, но я буду бороться за этих девочек и мальчиков. За наших учителей. Буду следить за каждым твоим шагом. И любая ошибка, сделанная специально или неумышленно на твоем пути, обойдется тебе очень и очень дорого! Понял?
Бортников опустил голову, помолчал и выдал: – Я думал, Вы хотите казаться самой умной, самой правильной, самой интересной. А Вы действительно такая. – Он улыбнулся и посмотрел на меня. – Самая интересная и самая прекрасная женщина, встреченная мной за мою короткую жизнь. Простите за весь этот фарс. – Он махнул рукой в сторону ушедших соучеников. – Я просто хотел, чтоб Вы пришли. Хотел посмотреть Вам в глаза. Один на один. Понимаете? – Он потихоньку взял руками меня за локти и пристально посмотрел на меня. Я резко дернулась и прошипела: – Еще одно движение, и я тебя здесь прикопаю!
Тот отпустил мои руки и рассмеялся: – Маленькая злобная фея! – Потом помолчал и тряхнул волосами: – Клянусь, Светлана Васильевна, я больше не потревожу Ваш покой. И этих оболтусов тоже. Не трону.
Он быстро схватил мои ладони в свои и, склонившись, поцеловал. И сразу отпустил.
– Надо идти, а то соберется народ. Вы идите, я приду потом.– Он схватил куртку, накинул ее на плечи и исчез между гаражей.
Я медленно побрела к школе. Голова шла кругом. Что это было? В страсть или, как угодно, нежное чувство ученика к учительнице в два раза его старше, простите, не верю. Идиотизм какой-то. В один момент захотелось поменяться классами с другой нашей англичанкой. “ Довыделялась”, -горько думала я. Но если я откажусь, струшу, я потеряю себя как личность, которую шлифовала и доводила до ума годами. Я сама себя сделала умной, независимой, красивой. Как же, оказывается, просто все это разрушить. Во мне начала снова поднимать голову та самая, маленькая и невзрачная девочка с крысиными хвостиками на голове. Соберись, Светка. Жизнь, она такая. Кажется, все у тебя хорошо, паришь в небесах, а пролетит высоко за облаками маленькая птичка под названием неожиданность, нагадит сверху и уже кажется, небо затянуто тучами и легли безнадежные осенние снега. Я – боец. Я разберусь и не дам никому себя сбить с толку.
Пришла в себя я вовремя. Из-за поворота навстречу бежала группа поддержки в лице Оленьки и физрука.
– Что случилось, кто дрался? – окружили меня они.
– Все уже в порядке. Мальчики не поделили девочку. Бывает. – Я пожала плечами. – Они раскаялись и обещали, что это больше не повторится. Так что, коллеги, прошу, давайте забудем эту досадную неприятность, тем более что все разошлись.– Я подцепила Оленьку под руку, и мы двинулись в школу. Длинная перемена закончилась, а я даже чаю не попила.
Бортников держал данное мне за гаражами слово. С группой Кузнецова у него отношения наладились, более того, похоже, Костик тоже перешел в ряды верных поклонников нашего гения, поскольку всякие мероприятия они теперь придумывали и воплощали в жизнь вместе. К Кузнецову вернулся привычный за эти годы статус лидера, которым щедро поделился с ним его новый друг. К безграничному нашему учительскому удивлению, отстающие в этом классе резко подтянули хвосты, и теперь даже троечников у них не осталось. Соревновательный инстинкт проснулся и в 11 –а, и в 11-б. Выпускники дружно вгрызлись в гранит науки. Как же нас это радовало! Наш удивительный директор, Сергей Вениаминович, всегда объяснял нам и наставлял, что это мы работаем для учеников, а не они посещают школу ради нас. Мы, в большей мере, отвечаем за то, какой выйдет из стен нашей школы человек, какие жизненные ценности будут превалировать в его сознании, и какую дорогу в будущее нарисует себе его воображение. Мы, педагоги, были коллективом, и выпускали в свет тоже коллективы, состоящие из таких разных и в социальном положении, и в осознании своего места в жизни, ребят, но все равно, раз в год, где-то в середине сентября, эти, взрослые уже, люди встречались, заходили в школу, и дарили нам цветы. А мы тихо за них радовались. Кстати, Олечка Александровна тоже выпускница нашей школы. А Бортников… Он мне больше не дерзил. Спокойно ходил на занятия и помогал с отстающими ребятами. В углах не отлавливал и не изъявлял желания поговорить наедине. Класс покидал вместе со всеми. Я успокоилась. Только, даже не видя его в толпе учащихся, я точно знала, когда меня настигал взгляд его серых глаз. Или мне это мерещилось?
За всеми сомнениями, переживаниями, радостями и страхами незаметно подкрался на снежных лапах долгожданный и любимый и взрослыми, и детьми Новый год. Я домой купила маленькую елочку в горшочке. Не люблю срезанные деревья. Такое ощущение, что дома у тебя находится тяжело больной человек, а ты радуешься в то время, когда он умирает. Я свято верю в то, что вся наша Земля и все, находящееся на ней, живое. Все имеет свое сознание и душу. И каково этим молодым, только начинающим жить, деревьям, когда их убивают для того, чтобы какой-то маложивущий человек попрыгал вокруг них пару дней в алкогольном угаре? А умирают они медленно и все видят…
Как же, наверное, они плачут! Я не принадлежу к партии зеленых и не призываю ходить босым и кушать только то, что выросло в огороде, но считаю, ко всему должен быть разумный подход и планирование будущего. Купи ты себе синтетическую елку, они сейчас такие красивые, наряжай каждый год и радуйся себе тихонько или шумно, как получится, и дай вырасти и увидеть небо еще одной живой душе, такой же, как и ты, только не говорящей и не умеющей себя защитить! И делать на этом деньги, я считаю, просто бесчеловечно. Построй себе дом из шлакоблоков, кирпича, утепли – и будет тебе счастье, тем более современные технологии создают не только вредные, но и дышащие материалы. И нажиться можно на чем-то другом. Как-то так.
Елочка моя была полита, наряжена шариками, дождиком и огонечками. Настроение было праздничное. Любимый муж обещал неделю во Франции или Андорре. Горы манили к себе заснеженными вершинами, голубым небом, ярким солнцем, чудесными лыжными спусками, удобными, никогда не ломающимися, как у нас, подъемниками и маленькими уютными гостиницами.
Как же я люблю этот прозрачный, чистый воздух, ослепительный скрипящий снег и алое закатное солнце, заполняющее ущелья фиолетовым насыщенным цветом!
Но это – впереди, а текущий момент был занят итоговыми контрольными, чьей-то, уже новогодней, ленью и витанием в облаках отдельных несознательных граждан. Наши выпускники всеми тремя классами, сговорившись, готовили Большой Новогодний Бал. Моя интуиция прямо-таки семафорила, что идея этого мероприятия принадлежала неподражаемому Бортникову. Вдруг появился не приглашенный, а наш, музыкальный коллектив, и практически каждый вечер они репетировали в актовом зале. По этому случаю директор прикупил синтезатор и ударную установку. Гитары у ребят были свои. Театральный кружок, кстати, действующий не один год, обещал разразиться новогодним премьерным спектаклем “про чудеса”, как поведал его бессменный режиссер и руководитель Борис Игнатьевич, наш учитель по рисованию. Собственно говоря, он и пришел к нам работать только из-за того, что директор пообещал ему “не мешать развивать творческие способности у подрастающего поколения”. Декорации к спектаклю мальчики и девочки весь предыдущий месяц делали на его уроках. Шептались, что получится что-то грандиозное. Увидим. Родители на собраниях сначала восхитились, потом призадумались. Обычно праздничный вечер мы делали небольшим: традиционный спектакль, поздравления директора, и ребята расходились по классам. Дальше кто как. Старшие шли в кафешки, младшим собирали угощение в классе. На балу хотели быть все. Волевым решением Сергея Вениаминовича было установлено: с девятого по одиннадцатый классы идут на бал обязательно, с пятого по восьмой – смотрят спектакль, дальше, как решат родители, классный руководитель и ребята. Я лично считаю, что малышей там быть не должно. Ну, а самым младшеньким – утренник, и до свидания в новом году. Так что родители старшеклассников оказались финансово нагруженными больше всего. Сейчас – бал, летом – бал. А для этого, как минимум, надо купить нарядные платья девочкам и костюмы мальчикам. И не все родители были готовы к подобным тратам, несмотря на умоляющие вопли своих чад. Но объединенный родительский комитет подумал и решил найти спонсоров из богатых родителей для малоимущих учеников, ибо, как говорила одна волшебная героиня, будет плохо всем, если сказка не получится.
Мои семиклассники заныли, когда я объявила, что бал пройдет без них. Но я настоятельно рекомендовала родителям сводить ребят в кафе. С одной стороны – все по-взрослому. С другой – до бала еще не доросли. Тем более массовость и беготню под ногами юношей и девушек, настроенных романтически, создавать совсем ни к чему. Остальные коллеги со мной согласились, и все получалось, как мы и планировали: на вечерний бал идут одни старшеклассники. Поэтому даже у нас, немногим более пожившим на этом свете, было предвкушение чудесного праздника.
Наконец все проверочные работы и контрольные остались позади, и я с легким сердцем завершала последние занятия. Мои сорванцы с воем и гиканьем убежали в раздевалку. Я собрала свою сумку, прикрыла форточки и пошла к двери, как вдруг она неожиданно распахнулась перед моей протянутой рукой. А в проеме обнаружились улыбающиеся Кузнецов с Бортниковым.
– Добрый день, Светлана Васильевна! – поздоровались они и дружно шагнули мне навстречу. Я подалась назад.
– Здравствуйте, молодые люди. Чему обязана? – поинтересовалась я и поняла, что быстро сбежать не получится: мальчики широкими плечами загородили мне путь к отступлению.
– Светлана Васильевна, – начал издалека Костик, – Вы же знаете, что мы готовим новогодний вечер?
– Да, только не представляю…
– Там сначала будет интересный спектакль, а потом бал… Мы хотели Вас пригласить. Вот приглашение. – Костик протянул мне маленькую открытку. Я взяла. – Вы откройте, откройте! – попросил он. Я открыла и прочитала:
Светлана Васильевна!
Приходите на Бал Новогодний!
Ждем с волнением именно Вас.
Легкий снег нам танцует сегодня,
Ну а с ним в такт закружится Вальс!
– Красивое приглашение. Конечно, приду. Разве возможно пропустить такое событие в нашей школе? – рассмеялась я и сделала шажок к выходу.
– Светлана Васильевна, мы еще хотели попросить…– Кузнецов взглянул на Бортникова, ища поддержки. – Вань, сам проси! – неожиданно выдохнул он и отступил, прячась за приятеля.
– Итак? – подняла я бровь.
Иван пристально смотрел мне в глаза, как будто надеясь в них отыскать для себя нечто важное, и, немного поколебавшись, попросил:
– Ольга Александровна сказала, что Вы классно поете. Спойте нам что-нибудь, пожалуйста. Не поймите неправильно, это не только наша просьба, но и всех учителей!
– Бортников! Учителя – люди уже не молодые. Им из русского народного споешь – и они счастливы. А я в модных течениях не разбираюсь. Вы же не станете слушать старый отстой?
Ваня усмехнулся и приложил к груди руку: – Пожалуйста, давайте попробуем хоть на репетиции! И – я уверен в вашем хорошем вкусе.
– Согласна, – сказала я, видя, что от меня просто так не отстанут. – Давайте сделаем так. Репетировать мне некогда. Домашние дела, знаете ли. Ваши ребятки, если что, за гитарой или клавишами мелодию подхватят?
– Вы еще играете? – восхитился с дальних позиций Кузнецов.
– Во мне, Костик, скрыто много талантов. Ну и…?
– Подхватят обязательно! – заверил Ваня, и эти двое хитрых чертяк быстро выскочили за дверь.
“Надо пробежаться по магазинам и прикупить новое платье.”– подумала я, спускаясь в вестибюль школы.
Наконец наступило всеми так долгожданное и желаемое тридцатое декабря. Я надела новое темно-синее платье и черные туфли. Все-таки последний школьный день в этом году. С утра отгремел праздник малышей, которых развлекали наши старшеклассники, крутя хороводы и устраивая конкурсы вокруг новогодней елки, стоявшей в середине актового зала. Короткова была Снегурочкой, высокий и уже разговаривающий басом Тищенко – Дедом Морозом.
Видимо, они заранее расписали и выучили текст, потому что представление шло как по нотам. Елка сияла ослепительной мишурой. Довольные мордашки ребятишек сияли улыбками. В веселые дикарские пляски и розыгрыши удалось втянуть даже наших учительниц младших классов. Почтенная Наталья Витальевна лихо отплясывала летку-енку, прицепившись за чей-то лисий хвост. А когда из мешка Дед Мороз стал доставать подарки и читать четверостишие, прикрепленное на мешочке, чтобы детки угадали, чей это подарок, на дружный гвалт ребячьих голосов сбежались и уборщицы, и бухгалтерши, директор и секретарша Валечка. Коля читал:
– Он затмит всех чемпионов,
Футболист – “Игнат Семенов”– кричали хором второклашки.
– Знает лучше всех науки
Всем помочь всегда готова
Ходит в школу не от скуки
Наша – “Таня Кулакова”– угадали первачки.
Узнаю стиль Инги Михайловны. Мы с ней пришли работать в один год, она – к малышам, я – к большим. Коля продолжал важно читать своим размеренным басом:
– Он в классе втором. И сидит тихо-тихо.
Спокойный и добрый – “Антон Шелепихин”– опять заорали дружные второклассники.
Все слушали и умилялись, хлопали в ладоши, а я признавала свое поражение. Я тоже была без ума от нашего самого лучшего ученика Вани Бортникова. В этом году и малыши счастливее, и старшеклассники пытаются учиться от всей души. Он действительно своей сумасшедшей и, безусловно, положительной энергетикой раскачал наше небольшое захолустное болото. Что же будет, когда он уйдет?
Когда закончился детский утренник, елку оттащили в уголочек, малышей отправили в буфет, а бригада под руководством Бориса Игнатьевича начала крепить декорации к спектаклю “Двенадцать месяцев”. По шепоткам, ходящим среди ребят и преподавателей, намечалось нечто замечательное. Посмотрим.
Через час в зале уже стояли сидения и нас пригласили занять свои места.
Конечно, в нашей стране каждый ребенок и взрослый знает содержание этой новогодней сказки. Что ж, посмотрим, сумеют ли удивить нашу искушенную публику артисты.
Занавес раздвинулся и на сцене мы увидели стоящую посередине, как бы деля эту сцену надвое, стенку избушки. На заднике была нарисована настоящая зимняя деревня, и даже дым шел из труб! С одной стороны стенки все задрапировано белым полотном – это снег, догадалась я, с другой стороны, то есть, в избушке, стоял стол, за ним на стуле сидела полная Буркова в махровом цветастом халате, а напротив – Данилова из 8-б и мазала ногти красным лаком. По залу плыл резкий запах ацетона. Из динамиков доносилась какая-то песенка Нюши.
– И вот, скажи на милость, где ходит до сих пор твоя сестра? – положила свой бюст на стол Буркова, по сценарию – мачеха. – Печка не топлена, гуси не кормлены… Хорошо, в том году в заграничном отеле халат прихватила, а то б озноб да трясучка прохватила!
– Маменька, – ответила Данилова – дочка, – вы из-за границы лучше бы мужа привезли, было б кому дрова порубить! А то сестра цельный день гуляет-гуляет, веток едва на одну растопку хватает!
С другой стороны сцены, где снег, к избушке подошла на лыжах Мартынова, из моего седьмого. За плечами лыжницы был большой рюкзак, из которого торчали три хворостины. Она сняла лыжи и бухнула кулаком в стенку избы. Та затряслась, народ захихикал.
– Матушка, Аннушка! Ваша Катя пришла, вам сучков принесла! – она вошла внутрь избушки, причем рюкзак попытался застрять, и отряхнула со свитера “снег”. Вокруг полетели маленькие белые перышки.
– Где ты, Катюша, была? Опять в курятнике спала?
– Да нет же, маменька, это снег такой, новогодний. Там, – она показала пальцем на потолок, – произошла реакция кристаллизации, а так как в это время я проходила рядом с курятником, – падчерица похлопала глазами и развела руками, – то и снег выпал соответствующий.
Ну а дальше понеслось: падчерицу отправили в лес за цветами для принцессы, где она встретилась с двенадцатью месяцами. Сцена выглядела так: все было задрапировано белой тканью, вокруг стояли маленькие елочки под серебряным дождиком. На заднике плечом к плечу стояли могучие ели. Посередине лежали попиленные сучья. Внутри них работал вентилятор с привязанными к решетке красными и оранжевыми ленточками разной длины. Он громко гудел. Малыши засмеялись. Из-за кулис под бодрую маршевую музыку к костру выходили двенадцать месяцев. Декабрь – наш Дед Мороз Тищенко, был одет в роскошную песцовую шубу, доходящую ему до колен, красно-белый шарф “Спартака”, на котором так и было написано, красную Дед-Морозовскую шапку с бородой, тренировочные штаны с лампасами и валенки. Он гордо нес перед собой длинную сучковатую палку, навершие которой обмотали ватой. За ним шел Январь, мальчик из девятого класса, тоже с бородой и шапкой Санта-Клауса, одетый в норковую шубу тоже длиной до колена. Интересно, чьи мамы так неосмотрительно пожертвовали своими шубами? Валенок Январю, видимо не нашли, поэтому он щеголял в трениках и кедах. Февраль отличался смуглявостью, черной щетиной на щеках и подпоясанной ремнем телогрейкой.
Весенние месяцы выглядели более-менее прилично: мелкие пацанята из шестого класса в курточках, брючках и ботиночках. Зато летние поражали воображение истинным разнообразием: июнь – девятиклассник Федюнин, был выряжен в резиновые сапоги, маскировочные штаны и куртку-непромокайку. На его голове красовалась прорезиненная кепка рыбака. Почему-то в руках он держал тяпку. Учительницы с задних рядов тихо захихикали, наверное, вспомнилось что-то до боли в пояснице знакомое? Июль. Да, Вова Селиванов был действительно красивым мальчиком. В пляжных шлепках, рубахе-гавайке и шортах, продолжением которых являлись стройные, но очень волосатые ноги, он сразил наповал всех девочек от восьмого класса и старше. А когда, растянув губы в улыбке и, постреливая в публику глазами, он прикусил заушничек от дымчатых солнечных очков, и призывно взмахнул длинными черными ресницами, я услышала отчетливый скрип стульев, на которых ерзали девочки, силясь получше разглядеть образчик подростковой привлекательности. Августом был восьмиклассник Коля Савоськин, двумя руками прижимающий к животу корзину с одинокой поганкой, которую позаимствовали из кабинета ботаники. Остальные муляжи растащили на сувениры еще задолго до этого. На поганку не польстился никто. Сентябрем оказалась девочка Таня Морозова. В руках у нее были колоски, выдранные из гербария в том же кабинете. “Остальное с голодухи съела?”– раздался комментарий из передних рядов, – “говорят, в этом году урожай плохой, видишь, похудела, бедная!” Хохот раздавался отовсюду. А Таня и в самом деле была высокой и худощавой. Она обвела партер безумным взглядом сильно накрашенных глаз и прошипела: – Колобок, колобок, иди сюда, я тебя съем! – и щелкнула зубами. Впереди дети стонали и сползали со стульев.
Октябрем и ноябрем были братья близнецы Волошины из 6-а. Оба были краснощекими, упитанными мальчиками с искрой в глазах и статусом первых шалопаев на все шестые классы. Один из них держал зонтик над головой, второй был в плаще. Когда тот, что с плащом, повернулся лицом к зрителям, и откинул его полу, мы увидели длинный деревянный меч на его бедре.
– Это из какой же сказки? – изумилась завуч, сидящая рядом со мной.
– Это, возможно, Дарт Вейдер из Звездных войн? – ткнула я пальцем в небо достаточно громко. Народ опять заржал.
Декабрь громко стукнул посохом по сцене. Разогретая публика откомментировала: – Пол не продырявь, провалишься!
Тищенко нахмурил длинные ватные брови и громко сказал: – Гори-гори ясно, чтобы не погасло!
– Пожарных вызвать? – отозвался зал.
– Глянь на небо, птички летят, колокольчики звенят! – продолжил он.
– В костре конопля! – авторитетно заявил мальчишеский голос в середине рядов.
– Уже пробовал? – не выдержали нервы Тищенко. – Поймаю, уши надеру!
Тут на сцену выкатилась падчерица-Мартынова на лыжах и с корзиной. Слезы и сопли вытирали все.
– Ой, мальчики! – расплылась она в улыбке.
– Почто не сидится дома девице? Почто гуляешь одна по лесу, красавица? – спросил Декабрь.
– Так, это… Мачеха за цветами послала. Иду, иду, а Голландии все нету! – зал хрюкал.
– А зачем тебе, девица, в Амстердам? Посмотри, какие у нас хлопцы горячие!
– Ой, а этот, – она палкой ткнула в сторону Июля,– уже бледненький и холодный!
– Да, не подумал, срываясь с Пхукета, жары что тропической здесь уже нету! – Декабрь дунул, и Июль, махая замерзшими крылышками, отправился чартером обратно в Тайланд, то есть, за кулисы.