Текст книги "Смерть под занавес"

Автор книги: Екатерина Красавина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Он самый.

– Ну и ну! Когда я с ним говорила, на какие-то доли секунды его лицо показалось мне знакомым. Кто бы мог подумать! Он ведь куда-то внезапно пропал много лет назад, никто не знал, что с ним – умер или заболел.

– Читай дальше!

– "Был осужден на пятнадцать лет за развратные действия в отношении десятилетнего мальчика. После освобождения уехал в неизвестном направлении".

– Значит, он педераст?

– Теперь трудно что-либо говорить. Все знали, что Мартемьянов был любителем женщин, донжуаном, так что этот факт весьма странен. Покрыто, как говорится, мраком. Помимо работы в кино, которая и сделала его звездой первой величины, актер много лет играл на сцене Львовского театра. Кстати, этот театр сейчас на гастролях в Москве.

– Да? Я пойду туда, мне интересно узнать, что там было на самом деле.

Львовский театр давал спектакли в помещении киноконцертного зала. Афиши были напечатаны плохо, кое-где типографская краска размазалась, отчего нельзя было правильно прочесть ни название спектакля, ни фамилии актеров.

Катя наугад постучалась в первую дверь.

– Открыто, заходите.

В маленькой комнате было накурено. Плотный мужчина в бейсболке внимательно рассматривал Катю.

– Вы за билетами? Они уже распроданы.

– Нет, я – журналистка, – представилась Ка-тя, – собираю материал об актерах старшего поколения. Можно с кем-нибудь побеседовать?

– Почти никого не осталось. Кто умер, а кто ушел на пенсию. Вам именно актеры нужны?

– Нет.

– Тогда обратитесь к Розалии Брониславовне, гримерше. Она сейчас на месте. Третья дверь по коридору справа.

Розалия Брониславовна суетилась вокруг баночек, фиолетовых кистей и нежно-голубых пуховок.

– Я хотела бы с вами поговорить...

– Присаживайтесь, – гримерша говорила с едва уловимым акцентом.

– Я журналистка, собираю материал о корифеях львовской сцены. Мне бы хотелось узнать некоторые подробности биографии Леонида Романовича Мартемьянова. Вы застали его?

– А как же! – Розалия Брониславовна села напротив и положила руки на колени. – Такой красавец был и умница, да не повезло.

– Значит, это правда, что его осудили за раз-вратные действия в отношении несовершеннолетнего мальчика?

– Официально это так. Но на самом деле все было как-то подстроено. Ему отомстил новый директор театра, который пришел на место прежнего. Леонид завел амурные дела с его женой, тому это, естественно, не понравилось. Решил избавиться. Ах, как мы все плакали, когда узнали об этом. И никто из нас, вы слышите, никто не поверил. Простите, – усмехнулась Розалия Брониславовна, – ну, посудите сами. Если он безумно увлекался женщинами, зачем ему мальчик, это просто смешно. Но у директора были влиятельные знакомые в милиции, они и помогли все состряпать... Жалко его безумно, загубили жизнь человеку, да теперь уже и ответить некому.

– А что с ним сталось?

– Не знаю, возможно, уехал куда-нибудь, а может, уже и умер. А как его любили женщины, вы себе просто не представляете. Помню, как к нему одна молоденькая актриса все бегала, даже травилась из-за него. Как же ее звали? Кажется, Элла, но я могу и ошибиться. Она приезжая была, гастролировала с другой труппой, приехала к нам, во Львов, и влюбилась без памяти, просто голову потеряла.

Катя внезапно похолодела.

– А фамилия этой актрисы – Гурдина?

– Не помню, – Розалия Брониславовна ре-шительно покачала головой, столько времени прошло. Худенькая такая, с огненными волосами, а глаза синие-синие, как море. Она, по-моему, и была откуда-то с юга. Знаете, от Мартемьянова осталась небольшая коробка с пустяками. Вот так и вожу ее с собой, вдруг кто-то объявится. Может, вы возьмете ее? Там программки спектаклей, фотография даже есть...

– А он... Леонид Романович любил... эту... Эллу?

– Да кто его разберет, наверное. Он многими увлекался. Я помню, что из-за нее он бросил нашу приму, Аду Львовну. Как она переживала!

Розалия Брониславовна рылась в ящиках в углу комнаты.

– Вот она.

Катя открыла картонную коробку. Программки спектаклей "Дон-Карлос" Шиллера, "Гамлет" Шекспира, "Прекрасная Роза" без автора. Большая фотография с широкой размашистой надписью наискосок: "Моим почитателям". Мартемьянов. Гордый разлет бровей, большие глаза... лицо, словно вылепленное резцом талантливого скульптора. Пожелтелые листы бумаги. Все... все, что осталось. Один листок был исписан. Катя поднесла его ближе к глазам.

"Она улетела вдоль синего моря, и мне не вернуть ее вновь, доверчивой чайке расставила сети другая большая любовь! Чайка, черноморская чайка, белокрылая чайка, моя мечта!"

Значит, он действительно любил Эллу Гурдину – черноморскую чайку!

Катя бережно положила коробку в пакет и торопливо попрощалась с гримершей. Кате не хотелось, чтобы Розалия Брониславовна заметила слезы, не-ожиданно выступившие у нее на глазах.

***

На другой день Катя с Алексеем запланировали поездку в косметологическую клинику "Вечная Венера". С утра Валька позвонил Алексею и сообщил, что ему удалось выйти на крупного чиновника в Департаменте здравоохранения, так что врача припрут к стенке. Был уже и личный звонок чиновника главврачу клиники.

С утра, как на грех, жигуленок Алексея закапризничал. Он с ужасом представил себе, что его машина выйдет из строя в самый неподходящий момент и им с Катей придется тащиться в метро. Некоторые коллеги Алексея прозрачно намекали, что ему неплохо бы сменить "жигули" на более приличную машину "БМВ" или "ауди". Были и такие, кто советовал непременно "рено" или джип "гранд-черокки". Причем тот, кто рекомендовал джип, как бы невзначай обмолвился, что у него есть телефон владельца "почти нового джипа в отличном состоянии и за недорогую цену". Твердо памятуя, что бесплатным бывает только сыр в мышеловке, Алексей отклонил "заманчивое" предложение.

К счастью, машина наконец-то завелась, и Алексей, вытерев пот со лба, сел за руль и двинулся в сторону Большой Бронной – за Катей.

Катя не знала, что ей надеть. Кажется, эта проблема – одна из самых простых по сравнению с озоновой дырой или правами чернокожего населения в Америке. Но эта маленькая проблема могла в одночасье испортить или, наоборот, поднять настроение любой женщине. После недолгих раздумий Катя остановила свой выбор на темно-зеленом брючном костюме, который она приобрела неделю назад в ГУМе на первом этаже, в галерее "Лафайет". Под костюм Катя надела светло-серую водолазку, поверх выпустила тонкую серебряную цепочку, доставшуюся еще от бабушки. С утра было пасмурно. "Не забыть прихватить зонтик, а то недавно чуть не промокла до нитки, – сказала Катя, в последний раз бросая взгляд в зеркало. – Забыла подушиться. Так, две капли на запястья, на виски, шею... Теперь полный коленкор, вперед!"

Врач встретил их в своем кабинете, извинился, что ему надо отойти на пару минут, и выскользнул из комнаты, оставив Катю с Алексеем в небольшом сером помещении с голубым столом и синими стульями. На столе лежали рекламные проспекты. Катя взяла наугад один из них и стала перелистывать.

В клинике "Вечная Венера" могли все: убирали жировые складки, сглаживали торчащие коленки, уши-лопухи превращали во вполне благородные детали лица, а кривые и горбатые носы делали точеными и прямыми.

– Фу, какое страшилище! – испуганно зашептал Алексей, показывая пальцем на какую-то девицу с неприятным оскалом и обвисшей грудью.

Катя перевернула страницу.

– Это буклет фильма ужасов, – успокоила она Алексея, – как он сюда затесался – непонятно. А, нет, подожди, это – реклама клиники. Вот написано: "Даже такое чудовище мы превратим в Памелу Андерсон", и сама кинодива рядом красуется. Да, с юмором люди тут работают, – протянула Катя, – хохмачи.

Врач бесшумно вошел в кабинет.

– Слушаю вас, – залебезил он, – мне звонили от Волкова.

Волков был той самой "шишкой", из Департамента здравоохранения.

– Нам хотелось бы выяснить, – начал Алексей, – какую конкретно операцию вы сделали Анжеле Мартыновой?

– Надо посмотреть в архиве. Это нетрудно сделать. Подождите несколько минут, я быстро вернусь.

Через пятнадцать минут Катя с Алексеем держали в руках подробную медицинскую карту Анжелы.

– Значит, ей подтянули веки и сделали армиро... вание, – с трудом выговорила Катя незнакомое слово, – золотыми нитями? А что это такое?

– Золотые нити вводятся под кожу для омоложения лица.

– А зачем?

Врач снисходительно усмехнулся:

– Для того, чтобы кожа долгое время сохраняла свою эластичность и упругость.

– Она и так была... не старой, Анжела, – вставил Алексей.

– О себе надо начинать заботиться еще в молодости. К нам, бывает, приходят и подростки. Просят убрать лишний жир с подбородка или подтянуть обвислые щеки.

– Понятно, – Катя вертела в руках карту Анжелы, вчитываясь в записи.

Неужели они всполошились понапрасну? Ну что здесь мог обнаружить Михаил? Может быть, он просто хотел высмеять молодую актрису, уже подтягивавшую себе лицо, как престарелая примадонна. Могло быть и такое. Во всяком случае удивление этот факт, несомненно, вызвал бы. Катя переглянулась с Алексеем. Он слегка кивнул, что означало: отчаливаем.

– Спасибо, – Катя протянула карту врачу.

– Еще вопросы есть?

– Пока нет. Если возникнут, мы опять с вами свяжемся, – бросил Алексей уже в дверях.

– Неужели проездили зря? – хмуро спросил Алексей, когда они уже сидели в машине.

– Все может быть.

– Значит, Касьянников блефовал?

– А кто его знает. Цену себе заранее набивал, поэтому и делал многозначительные намеки о сенсационном материале.

– Вдруг он имел в виду совсем другое?

– Может быть, – повторила Катя. – А как идет твое расследование убийств, связанных с кукольными вдовушками?

– Слушай, ты не географ, а филолог прирожденный. То дело ты назвала делом "театрального убийцы", это – "кукольных вдовушек". Бьешь не в бровь, а в глаз. Точнее не скажешь. Топчусь на месте, бьюсь, но никаких улик пока больше нет. Может, это вообще случайные смерти. Ну а... вдовушки по вполне понятным причинам испарились. С деньгами сейчас можно в любом городе осесть и жить безбедно какое-то время.

– Но ведь нашли же потом трупы этих девушек. Значит, не все они исчезли в неизвестном направлении?

Они выехали на Тверскую.

– Сплошная иностранщина. Как в Париже или Лондоне.

– А ты там что, была?

Катя замотала головой:

– Еще нет.

– А что же тогда сравниваешь?

– Просто так. Вон там остановись. На углу. В театре, видимо, тоже предпочитают похожих блондинок, – рассмеялась Катя. – Повальная мода на них. Я помню, фильм есть американский с Мерилин Монро – "Джентльмены предпочитают блондинок". Так и у нас. И джентльмены, и театры. Мне даже покойная Миронова говорила, что не то она похожа на Анжелу, не то Анжела на нее. Я точно уже и не помню. Короче говоря, типаж. Тормози.

Машина остановилась.

– Пока. Звони, – сказал Алексей, захлопывая за Катей дверцу.

Катя помахала ему рукой.

Дома она целый час сидела на диване, поджав ноги. На нее нашло странное оцепенение. Кате казалось, что ее тело стало легким, почти невесомым. "Так расслабляются индийские йоги, – подумала она. – Впасть бы в нирвану и не возвращаться на грешную землю с глупыми блондинками и сумасшедшими "театральными убийцами".

***

Ганнибал объявил голодовку и вообще выказывал хозяину свое явное пренебрежение.

– Ты чего, глупыш? – Алексей наклонился к нему. – Ревнуешь к работе? Сейчас я тебя покормлю. Может быть, тогда сменишь гнев на милость. Вчера не ел, сегодня утром отказался. Так и копыта откинешь, вернее, лапы.

Наскоро перекусив бутербродом с колбасой и выпив огромную чашку кофе, Алексей решил еще раз прослушать записи бесед с родственниками умерших "светил". "Не надо было гнаться за эликсиром вечной молодости. Как же, как же, "седина в бороду, бес в ребро!"

– ...Люда произвела странное впечатление. Ну, представьте себе – глупа как пробка. Уж я-то в людях разбираюсь, столько лет проработала в закрытом спецателье. Поверьте мне, вижу всех насквозь. Так вот, Люда интересовалась театрами. Господи, думаю я, с твоими-то мозгами только в цирк ходить. Однажды я ей так и намекнула. "В цирке еще не была?" – спросила ее. Она глазами захлопала и сказала: "А где это? Надо сходить!" Представляете, даже и не оскорбилась!

– ...Ирина была ничего, надо думать, племянника профессионально окрутила. Что? Двоюродного брата? Ах, да, я уже все путаю. Ну, сами посудите, месяц назад юбилей справила – восемьдесят стукнуло! Мордашка, фигурка, все при ней. Только часто по поликлиникам бегала. Как ни позвоню, все в какой-то "Афродите" торчит!..

В этом месте Алексей глубоко вздохнул и выключил диктофон. Стоп-стоп. Возможно, престарелая бабулька и перепутала название. Ведь Венера согласно греческой мифологии – Афродита. Римляне, завоевав Грецию, переиначили греческих богов на свой лад. Зевс стал Юпитером, Гера – Юноной, а Афродита, соответственно, Венерой. Значит, получается, что с "Вечной Венерой" каким-то образом связана не только Анжела Мартынова, но и Ирина Зубарина, жена видного театроведа, лауреата Госпремии России. Алексей потер лоб. Сам он плохо верил в случайность таких совпадений. Этот факт следовало тщательно проверить.

Он набрал Катин телефон.

– Знаешь, завтра нам надо посетить театральный фонд "Мольер". Неофициально.

Получив подробный инструктаж от Алексея, Ка-тя оделась построже.

– Не вздумай надушиться, – предупредил он, – духи сразу выдадут твое присутствие.

– Ладно, не забуду, – пообещала она.

– И обувь бесшумную, что-то вроде кроссовок, чтобы не стучать каблуками.

– Есть.

Встретившись с Алексеем в девять вечера на "Маяковской", Катя не удержалась от расспросов:

– Не напускай тумана, объясни, в чем дело. По телефону ты говорил странными намеками.

– Я сам еще толком ни в чем не разберусь, – Алексей попытался сдержать вздох, – понимаешь, когда я прослушивал, уже в который раз, диктофонные записи с родственниками и знакомыми почтенных "шишек", женившихся на легкомысленных блондинках, я наткнулся на упоминание клиники "Афродита". Учитывая, что это сказала престарелая бабулька, можно предположить, что она неправильно запомнила название. Я думаю, что это наша "Вечная Венера". Я и раньше обратил внимание на рассказ одного родственника умершего. Он тоже мимоходом брякнул, что новоиспеченная жена часто проводила время в косметологической клинике с названием "Вечная". Не слишком ли часто встречается нам эта "Венера"?

– А при чем здесь театральный фонд "Мольер"?

– Его тоже неоднократно упоминали опрошенные. Оказывается, именно там знакомились некоторые из "романтических парочек". Видишь, какая странная вырисовывается связка: "Мольер" – "Вечная Венера" – блондинки.

– Ну хорошо, а что ты хочешь найти в "Мольере"?

Они по-прежнему стояли на "Маяковской", прислонившись к колонне.

– Не знаю. Ты не думаешь, что медицинская карта Анжелы Мартыновой была поддельной? После того как ты сунулась в клинику, у врача было достаточно времени, чтобы сделать новую карту или изъять из старой какие-то страницы.

– Да, – согласилась Катя, – такое могло быть. Иначе непонятно, почему Колдобаба так накинулся на меня в первый раз, а потом был любезен и внимателен.

– И главное, спокоен, – подчеркнул Алексей, – очевидно, ему уже не надо было ничего бояться: ни порочащих улик, ни подозрительных фактов...

– А что все-таки, ты предполагаешь, это может быть?

– Преступная организация, занимающаяся отправкой богатых старцев на тот свет.

– И по-твоему, Колдобаба стоит во главе этой организации?

– Кто знает. Посмотрим. Ты хорошо помнишь дорогу?

– Найду.

В переулке, где находился театральный фонд "Мольер", никого не было. Но Алексей сделал Кате знак, чтобы она не подходила к зданию.

– Не торопись, вдруг кто-нибудь забредет сюда. Через двадцать минут станет совсем темно, тогда и приступим.

Они обогнули дом и оказались в небольшом дворике.

– Садись, – Алексей показал на низенькую скамейку.

Катя села, взяла тоненький прутик и стала вычерчивать на земле буквы. Алексей встал напротив. Он был одет в черный тренировочный костюм.

– Как Фантомас, не хватает только маски.

– Пошли.

Подойдя со двора к дому, они прислушались.

– Тихо, – прошептала Катя.

Алексей молча потянул на себя дверь. Он расстегнул молнию сумки, и в его руках оказалась связка ключей.

Через минуту дверь скрипнула.

– Старайся не отставать от меня, смотри под ноги. – Алексей достал из сумки фонарь и зажег его.

Катя молча кивнула.

Винтовая лестница стремительно взлетала вверх.

– Второй этаж? – уточнил Алексей.

– Да, по коридору сразу направо.

В комнате царил идеальный порядок. Пахло вымытыми полами и сладковатым запахом пудры.

– Театральный запах. Уютно здесь... Вот за этим компьютером сидела Кира?

– Да. А там ее машинка.

– Сейчас посмотрим. Возьми второй фонарь.– Они переговаривались шепотом.

Пока Алексей просматривал файлы, Катя прошла в кабинет Игоря Святославовича. В нем все отвечало вкусам его хозяина – суховатого, подтянутого мужчины. Темная стильная мебель, оригинальный полированный стол с инкрустацией, на стене висела картина, изображающая сцену охоты на тигра. "Не случайно он с первого взгляда напомнил мне английского полковника", подумала Катя. Она подошла ближе к столу и потянула на себя один из ящиков. Бумаги, рекламные проспекты, записи. Катя пробежала их глазами. Рецензии на спектакли, план работы, отчет о деятельности фонда... В следующем ящике она наткнулась на картотеку.

Алексей подошел сзади, незаметно.

– Ничего нет.

– Смотри, картотека. Давай быстренько про-листаем. – Катя поставила фонарь на стол. – Вот, Колосова-Сакальская.

Алексей достал блокнот и раскрыл его.

– Сейчас сверим фамилии. Так... так... ищи. Ямпольская, Зубарина, Нурадян, Гаранина, Печорская... Что-нибудь есть? Нашла?

– Подожди, сейчас... Нет, таких фамилий здесь нет.

– Ах, да! – Алексей почесал в затылке. – Это же их "замужние" фамилии.

– А девичьи?

Алексей пожал плечами:

– Ну кто же мог это знать? Ведь они из провинции. Во всяком случае, опрошенные девичьими фамилиями своих новых родственниц не интересовались. Надо теперь идти в загс и просить, чтобы просмотрели записи регистрации. Постой, я захватил две фотографии – Зубариной и Печорской. Случайно передали родственники. Посмотри внимательней.

Просмотрев два ящика, Катя покачала головой:

– Здесь их точно нет.

– Непонятная картина получается. Выходит, театральный фонд "Мольер" никакого отношения к этим серийным убийствам не имеет.

– А то, что блондинки знакомились с "шишками" в "Мольере"?

– Ну, всякое бывает, почему бы им не позна-комиться в театральном фонде? Совпадение.

– Зашли в тупик?

– Просто одна версия отпала, а вторая...

– ...Не родилась? – подхватила Катя.

– Примерно так. Ставь ящик обратно. А Мартыновой нет тут?

– Нет.

– Ты не могла ее пропустить?

– Честно говоря, я подумала об этом и поэтому имела в виду Анжелу, когда просматривала картотеку.

– Хорошо.

Катя задвинула средний ящик стола и отряхнула руки.

– Выходим?

– Да. Погаси свой фонарь, обойдемся одним. Давай я уберу его в сумку.

Спускаясь по лестнице, Катя чуть не упала.

– Держись крепче за перила.

– Крутые ступеньки. Ой! – вскрикнула она.

– Что там?

– Мне показалось, что кто-то пробежал по ногам. Ах, да, – тихо рассмеялась Катя, – я совсем забыла, здесь же еще есть живой уголок...

Через два дня позвонил Алексей.

– Ты знаешь, я подумал, что мы проверили только одну часть версии, то, что касалось "Мольера", но, чтобы поставить все точки над "i", надо проверить и "Вечную Венеру". Алло! Ты слышишь меня?

– Да. Опять фонари и кроссовки?

– Нет, что ты! – Катя была готова биться об заклад, что Алексей улыбнулся. – Там будет подключена специальная служба агентства. Это уже не твоя забота. Ребята достанут необходимые материалы, ну а просматривать и копаться в них будем мы. Я тебе позвоню, когда материалы будут на руках.

Осень наступила неправдоподобно рано. Прошло еще одно лето, дождливое, с редкими жаркими неделями, поманившее москвичей африканским зноем в июне и постепенно заставившее их расстаться с мечтой о тепле. В разговорах его будут вспоминать как "то самое ураганно-дождливое лето 1998 года". В августе стремительно желтели трава и деревья, небо подергивалось серой дымкой, и уже не ожидалось ясной сухой синевы. Катей овладела грусть. Ей не хотелось никого видеть, она замкнулась, ничего не отвечала на осторожные вопросы своих соседей.

В те дни Катя много гуляла. Она бродила по любимому Гоголевскому бульвару: влажный звенящий воздух, желто-зеленые листья. Ей нравилось смотреть на незнакомые лица, молчаливые, застывшие деревья.

Самый иррациональный город в мире, невиданный мираж, возникший на пересечении любви, варварства, нежности и смерти, медленно, как град Китеж, раст-ворялся в призрачной дымке рубежа веков. Его жители еще и не подозревали, что они обречены стать последними атлантами уходящего века. Ведь что бы ни говорили захлебывающиеся от восторга певцы нового, Москва умирала, вместо нее рождался иной город. Никто не знал, будет ли он хуже или лучше старой Москвы, но что это совсем другой мегаполис, не сомневался ни один из его жителей. Все границы стирались. Легендарная Таганка, уютная Полянка, сентиментальная Покровка постепенно превращались в безжизненные территории, декорации, где не было актеров, а бродили безмолвные статисты. Москвичи никак не могли привыкнуть к мысли, что мир, который окружал их всю жизнь, безвозвратно утерян и надо учиться жить заново.

А иногда казалось, что Москва замерла в ожидании невиданного взрыва, который смел бы с ее лица все наносное, ненужное. И тогда она стала бы той очаровательной незнакомкой, в которую можно влюбиться до беспамятства...

Глава 14

– Все! – сказала Катя вслух и с шумом захлопнула папку. – Все ясно как божий день, и почему это только раньше я не сообразила...

Все просмотренные фотографии слились в одну бесконечную череду миловидных пухлых мордашек. Они все были на одно лицо. Метаморфозы происходили постепенно, как при монтаже кинопленки. А в конце концов со всех фотографий на нее смотрела Анжела Мартынова, трагически погибшая в автомобильной катастрофе.

Катя подошла к зеркалу и провела пальцем по щеке. "Как это ужасно и кощунственно – делать из собственного лица чужое подобие. Забыть свои глаза, губы. Прав был кто-то, сказавший, что еще ни один мужчина не влюбился в женщину по-настоящему только из-за ее внешности. Но здесь преследовалась определенная цель. Это не было суетное желание понравиться кому-либо".

Катя почувствовала прилив странного вдохновения.

– Где моя карта? Я загоню убийцу в Средиземное море, окружу его со всех сторон моей Непобедимой Армадой. Я поставлю ему шах и мат в этой бирюзовой луже! Так, – Катя расстелила карту на полу, – сначала я завожу свои корабли сюда... – Из старой картонной коробки она высыпала на карту игрушечные кораблики, которыми играла в детстве.

***

Катя поднялась по ступенькам и решительно нажала кнопку звонка, рядом с которой была нарисована белая мышь, державшая в лапах огромный кусок сыра. "Подавится", – подумала Катя.

Дверь распахнулась.

– Вы к кому? – Невысокий мальчик в синей футболке вопросительно смотрел на Катю.

– К тебе. – Катя шагнула вперед. – Ты, наверное, видишь многих, кто приходит к твоим соседям?

– Да, покупатели сантехники тут постоянно толкутся, но я их плохо помню.

– Я не о них. – Катя опустилась на стул. – Ты знаком с частыми посетителями?.. – По ногам Кати медленно заскользило что-то. Она боялась пошевелиться. – Там... – осипшим голосом выдавила Катя и, не глядя, указала пальцем куда-то вниз.

– Да это наш Пилат, питончик, он еще совсем маленький и так рад гостям!

– Я понимаю, – Катя потихоньку отодвигалась вместе со стулом, – он, конечно, очень симпатичный...

– Вы же его не видите! – Мальчик нагнулся.

В руках нового Катиного знакомого извивалось желто-коричневое существо.

– Да не бойся, глупенький. Он так волнуется, нервничает.

– Да? – Катя глупо улыбалась. "Что же мне делать? – вертелось в голове. – Если я сейчас дам стрекача, то этот юный натуралист может обидеться, что я не познакомилась с его Пилатом. Надо как-то выходить из этого дурацкого положения". – Ты лучше отнеси его куда-нибудь в кроватку, он, наверное, уже спать хочет, – заискивающе сказала Катя, – а мне с тобой поговорить надо.

– Правда, красивый? – спросил мальчик, высоко подняв питона.

– Изу-ми-тель-ный.

Когда Пилат наконец был благополучно пре-провожден в свою обитель, Катя достала из сумочки фотографию и протянула ее Олегу, как представился натуралист.

– Ты видел эту женщину в театральном фонде?

– Сто раз. Я вообще дружу с этими театраль-щиками, они там славные. Кира все время чаем и домашним печеньем угощает, она так здорово печет. "В промежутках между музицированием на машинке", – мелькнуло у Кати в голове.

– ...Я часто к ним захожу, у меня мама тоже пекла, пока Руслан не родился.

– Это твой брат?

– Ну да, так тесно стало. Две комнаты, а там живем: я, мама, папа, Руслан и бабушка, она, правда, старенькая и почти уже не ходит. Поэтому я здесь и бываю целыми днями.

Катя внимательно посмотрела на него.

– Ты очень хороший, – она положила руку ему на плечо, – можно я иногда буду сюда приходить?

– Конечно, я вам все покажу.

– Только не Пилата, – улыбнулась Катя, – я его уже видела.

– Вы знаете, – Олег дотронулся до ее руки, – ко мне уже приходил один раз какой-то журналист и тоже спрашивал, видел ли я здесь эту женщину с фотографии. Его звали Михаил...

– Вы узнаете эту женщину?

Татьяна Львовна Артюнова прищурила глаза.

– Ваш вопрос несколько неуместен. Это Вера, бывшая жена моего брата, гм-м, эта девица... Она до сих пор не обнаружена?

– Нет.

В квартире Татьяны Львовны по-прежнему царила атмосфера подготовки к ремонту. На картонных коробках большими оранжевыми буквами было написано: "Стол. серв. фамильн.", "Торшер – три грации", самая большая коробка была отдана "Шубе реставрац.". От коробки сильно несло нафталином.

– Значит, никаких следов. – Пушистая собачонка со звучным именем Анэля ловко лавировала между коробок, брезгливо поджимая хвост. "Как мне все это надоело, – казалось, говорил ее вид, – когда же кончится этот бардак?" Испарилась, но, главное, успела квартиру продать, ловко обстряпала аферистка, хорошо хоть дачу не пустила с молотка. У меня ремонт, а тут еще эти наследственные дела...

Татьяна Львовна поправила золотую цепочку на шее и вопросительно посмотрела на Катю:

– Так и не удалось ничего найти?

– Пока нет. – "Лучше тебе не знать всей правды, как и другим людям". Катя посмотрела на Анэлю и добавила: – Замечательная у вас собачка.

– Да, – Татьяна Львовна расплылась в улыбке, – это мне еще Игорек подарил, такой доверчивый был человек, вот и поплатился за это. – На ее глаза навернулись слезы, она достала носовой платок. – Извините, как вспомню брата, так не могу удержаться.

– Когда все раскроется, мы вам позвоним, обязательно позвоним.

"А стоит ли говорить таким людям, как Татьяна Львовна, правду? Все очень скоро испарится из ее памяти. Закрутится со своим древнегреческим языком, сыном-студентом, повседневными хлопотами. Через пять-шесть лет она станет совсем бабушкой, будет выращивать на фамильной даче астры и рассказывать соседям о своем брате-академике. К тому времени он уже покроется для нее налетом легендарности..."

Издали Катя заметила Игоря, стоявшего возле новенькой ярко-красной "ауди" и вертевшего головой в разные стороны. Видимо, он поджидал ее. Катя моментально пригнулась, хотя он не мог ее видеть. "Что делать? Не хочу объясняться с ним, так он мне противен. Надо позвонить Лариске, вроде бы она сейчас в Москве, и пожить у нее денька два. Точно, так я и сделаю". И, повернувшись, Катя бегом направилась к метро.

***

– Значит, бесповоротно. "И разошлись они, как в море корабли", Лариска спешно кидала в сумку все, что находилось у нее под рукой: косметичку, диктофон, ручку, органайзер, пудреницу, ключи. – Подумай, все-таки, может, не стоит так рвать: сейчас он раскаивается, а потом перестанет.

– Да пошел он! – Катя вертела в руках что-то воздушно-кружевное. Красивый лифчик.

– Купила на последние баксики. Увидела и втюрилась. Просто отпад. Надоело на себе экономить: то мать, то брат... – Лариска была в семье единственной прилично зарабатывающей. Мать – пенсионерка, не работала уже лет пять, брат скакал из одной фирмы в другую, отовсюду его с треском выгоняли за полное безделье и настойчивое приставание ко всем без разбора, и к коллегам, и к клиенткам. "Тоже мне, донжуан, – кривила губы Лариса, вечно стреляет у меня то на кафе, то на новую рубашку, надоело быть благотворительным базаром". Сама она работала почти без выходных, не отказывалась ни от одной командировки, будь то Владивосток или какой-нибудь Урюпинск, что очень ценило начальство. Конечно, Лариса и получала хорошо, но какой ценой это доставалось! Расходы у нее тоже были не маленькие: она снимала квартиру, ей приходилось всегда тщательно и дорого одеваться, а ее "девятка", уже не первой молодости, тоже требовала полнокровных и регулярных денежных вливаний. Не говоря уже о том, что в отпуске Лариса бывала крайне редко, и то не больше чем две недели.

Кате было жалко свою вечно замотанную подругу, но она понимала, что сейчас все заняты одним – выживанием, работают на износ, так что уже не такой большой редкостью является инфаркт у еще совсем молодых людей. "А ведь она здорово осунулась, – Катя внимательно посмотрела на Лариску. Лоб подруги прорезала вертикальная морщина. – Я, правда, наверное, тоже не лучшим образом выгляжу, столько свалилось за этот год: и гимназия с дебильными детишками, и убийца-маньяк с закидонами..."

– Ну, побежала. Холодильник твой, бери все, что хочешь, жди часика через три.

– На пресс-конференцию?

– Угу, – во рту Лариски торчал кусок бу-терброда, – лечу, даже поесть не успеваю. Опять опоздаю. – Лариска чмокнула Катю в щеку и хлопнула дверью.

– Сумасшедший у нас с ней дом. – Катя откинулась на тахте, имевшей экзотическое название "Майами", и уставилась в потолок. Потом ее взгляд заскользил по стенам. Лариска терпеть не могла всякие ковры и помпезные картины, поэтому на стенах висели листочки с шутливыми надписями. "Остановись, мгновение, на минуту", "Не спи с работой", "Не забывай звонить забывчивым друзьям!"

Над письменным столом висел небольшой натюрморт, пасмурный день, низкое небо, озеро и деревья, согнувшиеся от порыва сильного ветра. "Что-то я раньше этой картинки не видела, – Катя подошла поближе, – довольно мрачная штуковина. Надо подарить Лариске более веселую натуру. Наверное, купила на Арбате или Измайловском вернисаже, там много продают подобных "шедевров". Это, правда, не художники, а ремесленники".