Текст книги "Зубрилка для Чёрного (СИ)"
Автор книги: Екатерина Котлярова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
– Ты всё никак не ответишь на мой вопрос, Катя, – слышу искушающий шёпот в волосы.
– Как и ты на мой не дал ответа, – я вскидываю глаза на парня. – Чего ты хочешь от меня? К чему всё это?
– Что именно, Зубрилка? – ухмыляется и склоняет голову к плечу. – Что конкретно тебя не устраивает?
Его взгляд скользит по моему красному лицу, останавливается на губах. Я хочу провести по ним языком, но сдерживаюсь. Я боюсь, что он решит, что я привлекаю его внимание.
– Я хочу знать, чего ты от меня хочешь? Зачем ты… постоянно так… касаешься? И говоришь? – не знаю, откуда беру смелость, чтобы произнести эти слова.
Игнат запрокидывает голову назад и заливисто смеётся.
– А ты, Зубрилка, недогадливая. Ты, – становится серьёзным, – реально не догоняешь? Не понимаешь, чего, – выделяет, – я хочу?
– Нет! – отвечаю твёрдо. – И, честно говоря, я знать не очень хочу! У тебя есть девушка! А я… А у меня… чувства к другому парню!
– Да ты что, Зубрилка? – шагает так близко, что носки его ботинок касаются моих сапог.
Мой лоб оказывается у его груди, волосы шевелятся от надсадного дыхания Игната. Я не поднимаю голову, потому что боюсь, что вновь попаду в плен его глаз и утону в них.
– Ты, дрожишь, как мышь, только от холода? – миллиметр отделяет его губы от моего лба. – Ты вся покрыта мурашками, – пальцами прикасается к шее, которую я не успела обмотать шарфом, – только от холода? Постоянно облизываешь губы, только по одной причине, – он чуть сгибает колени и присаживается так, чтобы лица оказались на одном уровне, а дыхание касалось моих губ, – от мороза пересохли. Так всё, Зубрилка? – хриплый смешок.
– Д-д-д-а-а-а, – заикаясь, выдавливаю из себя. – В-в-в-сё т-т-так.
– А зубы стучат от холода, – продолжает с издёвкой.
Я делаю шаг назад. Качаю головой и с горечью выдыхаю:
– Ни к чему все эти игры, Игнат. Я знаю, что ты привык выигрывать. Знаю, что любишь вкус победы. Но я не твой противник, Чернышев. А это не ринг. И я не твой противник. Я уже говорила тебе, но повторюсь – я не трофей. И не стану очередной галочкой в твоём списке. Ты уж прости, но, если ты всё это не перестанешь делать, я…
Замолкаю. Судорожно пытаюсь хоть что-то придумать, но у меня не выходит. Я не умею угрожать, не умею говорить гадостей. И сейчас корю себя за излишнюю доброту и мягкость, за неумение постоять за себя.
– Что ты сделаешь, Зубрилка? М? – хмыкает.
– Я брату скажу, что ты меня преследуешь. И папе! – звучит глупо и смешно, но промолчать я не могу.
– Я сделаю вид, Зубрилка, что мне страшно, – выплёвывает Игнат.
Повисает тяжёлая тишина между нами. Я тяну руку для того чтобы забрать свой чемодан, но молодой человек не позволяет мне этого сделать. Перехватывает мои пальцы и сжимает.
– Я ясно сказал, что провожу.
– Спасибо… Но я сама справлюсь.
Не слушает. Надевает куртку, снимает с полки свой рюкзак, закидывает себе на плечо и берёт мой чемодан за ручку.
– Шуруй вперёд, Зубрилка.
Я кидаю на него взгляд исподлобья, тяжело вздыхаю и иду на выход, понимая, что спорить с парнем бесполезно. Я не такая боевая и вспыльчивая, как мой брат. Совсем не умею постоять за себя. Поэтому направляюсь в отель.
– Почему ты ныла, Зубрилка? – летит в спину вопрос.
Я на мгновение застываю. Слова обидные и грубые. И я проглатываю их. И игнорирую вопрос. Ускоряю шаг. Спешу в отель.
– Что тебе твоя подружка сказала? – нагоняет ещё один вопрос.
– Ничего, – лгу.
Чернышев хмыкает, но больше вопросов не задаёт. Я захожу в отель, где на ресепшене Марк забирает электронный ключ от комнаты. Я подхожу к стойке, протягиваю приветливо улыбающейся женщине паспорт. Она быстро вбивает в базу данные и протягивает мне ключ.
– Ваша комната триста девятнадцать.
– Спасибо большое, – я широко улыбаюсь и поворачиваюсь к классной руководительнице, которая следит за тем, чтобы все ученики заняли свои комнаты.
– Катюша, ты делишь комнату с Юлей. Я в триста двадцать пятом номере остановилась. Если возникнут вопросы или что-то нужно, стучись и заходи. Через час спускайся на обед. Потом пойдём в бассейн.
– Хорошо. Спасибо.
– Пойдём, Зубрилка, – на поясницу ложится рука молодого человека, который уже получил ключ от номера.
Вижу, как Дарья Игоревна окидывает нас заинтересованным и немного удивлённым взглядом, но ничего не говорит. Я следую за Игнатом в лифт. Радуюсь, когда вместе с нами в кабинку заходит ещё четыре человека. Оставаться с Чернышевым наедине в замкнутом пространстве я боюсь. Потому что взгляд молодого человека снова сверлит меня. Снова скользит по лицу. Я смотрю вниз, на свои ногти, будто впервые вижу их. И выскакиваю из лифта, когда он останавливается на третьем этаже. Нахожу свой номер и замираю у двери.
Рядом останавливается Игнат и ставит передо мной чемодан.
– Знаешь, Катя, на твоём месте я бы к чёрту послала такую подругу.
– Что? – я совсем не ожидаю таких слов от парня и вскидываю на него глаза.
– Бежать от таких друзей нужно, Катя. Когда подруга называет тебя серой мышью и высмеивает твои увлечения, – пальцами обхватывает мой подбородок и заглядывает в глаза, – это максимально фиговый друг.
– Но…Может, я её чем-то обидела? – я пожимаю плечами.
– Тем, что не дотягивает.
– Чего? – хмурюсь, не понимая.
– Будь осторожна, Зубрилка, – криво ухмыляется и одёргивает руку.
Теряет ко мне всякий интерес и удаляется в свою комнату. Я провожаю его взглядом. И только тогда, когда молодой человек скрывается в комнате, прихожу в себя, провожу языком по губам, на которых остался вкус и запах Игната, открываю дверь и захожу в номер.
Глава 9
Глава 9
Катя
Стоит мне переступить порог, я тут же замираю. Потому что обе кровати заняты. На одной сидит Юля, а другую заняла Марина Соколова.
– Привет, – окидываю девушек рассеянным взглядом и медленно направляюсь к кровати.
– Это моя кровать, – кидает резко Юля, поднимаясь и преграждая мне путь.
– Хорошо, – я хмурюсь, смотрю в полные злости и презрения глаза подруги, нервно поправляю очки на носу. – Я займу другую.
– Она уже занята, Катя, – выплёвывает Юля. – Марина будет жить в этой комнате.
– Но… Я не понимаю, Юля. Мы же договаривались, что будем жить вместе, – я качаю головой.
Внимательно смотрю в лицо девушки, которую считала подругой. И осознаю, насколько глупой я оказалась. Насколько слепой была. В моей голове никак не желало укладываться, что я всегда дружила только в одну сторону. А мной бессовестно пользовались.
– Я передумала, – фыркает девушка и вздёргивает с вызовом подбородок.
– Ладно, – я веду плечом.
Ссориться или спорить я не хочу. Нет смысла в этом. Я подхватываю свой чемодан и выхожу из номера. И как только захлопывается дверь, я кривлю губы и, сползая по стене, начинаю горестно плакать. В груди растёт дикая, всепоглощающая обида. Сердце болезненно колет. Губы дрожат, с них слетают громкие и горестные всхлипы. Мимо кто-то проходит, я закрываю лицо ладонями, пытаюсь спрятаться от чужих любопытных взглядов.
– Катюш, – над головой раздаётся знакомый голос, который я сейчас хочу слышать меньше всего. – Что случилось? Этот отбитый тебя обидел?
Я мотаю головой, не отнимаю рук от лица.
– Что тогда? Кать, ответь.
Чужие холодные пальцы обхватывают мои запястья, отнимают руки от лица. Я смотрю в глаза Марка, которые блестят от тревоги за стёклами очков.
– М-м-м-не жить негде, – я пытаюсь успокоиться, сказать фразу ровным голосом, но эмоции берут верх, я вновь всхлипываю.
– Так. Пойдём ко мне в номер. Дэн ушёл в бассейн. Решим твой вопрос.
Парень помогает мне подняться. Хватает мой чемодан, а меня под локоть, и ведёт по коридору. Открывает дверь в свой номер, проводит меня к креслу, в которое помогает сесть. Присаживается передо мной на корточки, с тревогой смотрит в глаза.
– Что случилось?
Я мотаю головой, стираю со щёк слёзы. Говорить сейчас я не могу. Все силы уходят на то, чтобы сдержать поток слёз. Марк поднимается и отходит к холодильнику. Берёт стакан и наливает мне воды.
– Держи. Выпей.
Я благодарно ему киваю и беру в руки стакан, стуча зубами о его край, делаю несколько глотков. Жиглов неотрывно следит за мной. Я ёжусь под его внимательным взглядом, потом опускаю глаза на колени.
– Я понял, что сейчас к тебе с расспросами лучше не лезть. Поговорим, когда ты успокоишься. Сейчас у нас обед, Кать. Ты переодеваться будешь?
– Да, – киваю.
– Хорошо. Я пошёл вниз, а ты можешь переодеться в моей комнате. Дэн не вернётся.
– Хорошо. Спасибо тебе большое, – шмыгаю носом и вытираю слёзы со щёк.
– Не за что, Катюш, – парень расплывается в улыбке.
Подходит ко мне, склоняется и вдруг целует меня в щёку. Я крупно вздрагиваю и отшатываюсь. Смотрю на парня с недоумением и испугом. Марк делает вид, что ничего не замечает. Выходит из номера, а я, убедившись, что осталась одна, подхожу к чемодану. Кладу на пол, открываю и достаю джинсы и свитер. Сначала кладу на край кровати, расстёгиваю свою тёплую кофту, но кидаю взгляд на дверь, которая в любой момент может открыться и в номер кто-то зайдет.
Я подхватываю вещи с кровати и захожу в ванную комнату. Кидаю взгляд на себя в зеркало и отшатываюсь. Всё лицо красное, губы опухли, глаза стали узкими и сильно покраснели. Я снимаю очки, собираю волосы в пучок на макушке, умываюсь прохладной водой.
Снимаю с себя тёплую одежду, в которой ехала. Складываю аккуратной стопкой на полке, тянусь к джинсам и вздрагиваю, с огромным трудом сдерживаю испуганный вскрик, когда раздаётся громкий грохот. Будто кто-то выламывает дверь. Я выпрямляюсь. Пячусь к раковине, пока не упираюсь в неё поясницей. За дверью в ванную комнату раздаются тяжёлые шаги. Как в замедленной съёмке, вижу, как опускается ручка. Кто-то с той стороны дёргает дверь. А когда осознаёт, что она заперта на замок, дёргает со всей силы.
Заглушить испуганный вскрик не выходит. Вижу, как вырывается кусок косяка, когда дверь распахивается. Широко распахнув глаза, я смотрю на вошедшего. И переступаю ногами на месте, глядя на разъярённого, тяжело дышащего Игната.
Он облачён в белую майку, которая облепляет его торс. Я перестаю слышать звуки. Я перестаю видеть окружающий меня мир.
Всё сейчас концентрируется на нём. На этом огромном и доведённом до крайней степени бешенства парне. На его широких, невероятно широких плечах. Они бугрятся мышцами. Под смуглой кожей, резко контрастирующей с белой майкой, будто тугие канаты перекатываются. Его ноги широко расставлены. Кулаки сжаты с такой силой, что даже без очков я вижу, как сильно побелели костяшки пальцев. Нервно сглатываю. Облизываю потрескавшиеся губы. Чувствую, как тут же начинает щипать абрис. Но я не обращаю на это внимание. Весь мой мир сейчас сосредоточен на парне, который ледяной скалой застыл в проёме.
Я поднимаю глаза на его лицо. И забываю, как правильно выполнять самое простое, жизненно необходимое действие – забываю, как правильно дышать. Как правильно делать вдох, чтобы воздух поступил в лёгкие. Я теряю себя. В его зрачках. Двух чёрных провалах, которые поглощают. Которые утягивают на самое дно, как две воронки. Как две чёрные дыры. Окажешься в них – никогда не вынырнешь. Никогда не вернёшься. Это верная погибель.
Молодой человек смотрит на меня так, будто готов кинуться вперёд и растерзать меня. В его карих глазах столько эмоций, что меня будто в котёл с кипятком опускают.
Игнат выдыхает сквозь стиснутые зубы, а взглядом начинает медленно скользить по мне, застывшей в нелепой позе у раковины и заламывающей пальцы от страха и волнения. Игнат не прикасается ко мне. Стоит в семи шагах от меня. Но мне кажется, что его взгляд осязаем. Будто не глаза изучают мои стопы с поджавшимися пальчиками, а шершавые подушечки пальцев скользят медленно. Изучают. Царапают.
Он уже прикасался ко мне. И я точно знаю, что чувства, которые вызовут его прикосновения, будут именно такими. Обжигающими. Вызывающими дрожь и мурашки.
Мне бы вспомнить про правила приличия. Прикрыться руками. Схватить полотенце и обмотаться им. Но… Но я не могу. Взгляд Игната сковал меня. По рукам и ногам. Невидимой рукой сжал горло, не позволяя сделать ни единого вдоха.
Тёмные глаза скользят выше. По щиколоткам, к коленкам. Слышу хруст – это Игнат сжал кулаки. А затем сглотнул тяжело, будто в горле что-то мешало. И продолжил скользит взглядом дальше. По бёдрам.
Игнат криво усмехается и с хрипом, будто он простудился, выдыхает:
– С котятами…
Я вздрагиваю от звучания его голоса. Мне мерещится, что тысячи острых иголочек вонзились в мою кожу. Огненных. Жгучих. Превращающих и без того горячую кровь в лаву. В грудной клетке, где сердце часто бьётся, так странно всё опаляет. Что даже хочется голову опустить и проверить – не развёл ли кто-то там костёр. Но я слишком заворожена взглядом Игната, его кривой улыбкой, которая совсем не кажется весёлой. Скорее напряжённой. Вымученной. Болезненной.
Создаётся ощущение, что молодой человек с огромным, просто титаническим трудом держит себя в руках. Что любой звук, любое неосторожное движение с моей стороны сорвёт все стоп-краны. Поэтому я не шевелюсь. Только в красивое лицо вглядываюсь. Отслеживаю направление его взгляда. Вот он скользнул с бёдер выше. На подрагивающий живот, обвёл пупок и заскользил выше. К часто вздымающейся и опадающей от частого и надсадного дыхания груди, скрытой тканью спортивного телесного топа.
Мне кажется, что меня ударяют по затылку чем-то тяжёлым, когда Игнат пробегается языком по губам. Они настолько соблазнительно начинают блестеть, что я думаю лишь об одном: что, если сократить расстояние и прижаться к его рту губами? Узнать, насколько мягкие его губы. Насколько горячие. И насколько вкусные.
Но я не осмеливаюсь пошевелиться. Продолжаю стоять в нелепой, смешной позе, как мышь под веником.
Глаза Игната ловят в губительный плен мои. Молодой человек вскидывает руку и проводит ладонью по волосам. Взъерошивает их, приводя в полный беспорядок.
– Какого чёрта ты здесь забыла, Зубрилка? – грубо выплёвывает молодой человек, отворачиваясь ко мне спиной и разрывая контакт глаз.
– Что? Я-я-я переодеваюсь, – заикание входит в привычку, стоит этому парню оказаться подле меня. – Ты ворвался в ванную, Игнат. Ты сломал дверь.
– Я вижу, чёрт тебя побери, что ты переодеваешься, Зубрилка! – выплёвывает с презрением. – Что ты делаешь в комнате этого задохлика! Какого чёрта, мать твою, ты в одних трусах?
Он преодолевает расстояние между нами в три шага и хватает меня за плечи. Грубо. Сильно. На грани боли. Но стоит его рукам коснуться моей обнажённой кожи, мне тут же кажется, что меня насквозь прошибает ударом молнии. От макушки до пят.
Остро.
Горячо.
Больно.
Слишком-слишком сладко.
Настолько сладко, что хочется смаковать ещё и ещё.
– Я задал вопрос, Зубрилка! – повышает голос. Рявкает на меня. И встряхивает за плечи так, что у меня голова мотается, как у болванчика. – Отвечай, твою мать! Не беси меня!
– Я просто переодеваюсь, Игнат, – шепчу непослушными губами.
– Какого чёрта ты не в своей комнате?
– У меня нет комнаты, – глаза снова наполняются слезами.
Руки Игната на плечах перестают сжимать меня настолько сильно. Перестают причинять мне сладкую, такую необходимую боль.
– Я тебя проводил до комнаты, Зубрилка, – понижает голос и с тревогой всматривается в моё лицо. – Что успело произойти? Почему ты ныла? Губы раскисли, нос опух.
Я шмыгаю носом. Часто начинаю хлопать глазами, понимая, что вот-вот снова разрыдаюсь. От накатившей на меня обиды.
– Эй, Катя, – грубые и подрагивающие пальцы прикасаются к щеке. – Не плачь. Объясни мне, что случилось. Какого чёрта ты переодеваешься в комнате этого… задохлика?
– Юля… Она… Она выгнала меня из комнаты. А я… Игнат, – я вскидываю руки и пальцами вцепляюсь в крепкие плечи, ладошками чувствуя безумно горячую кожу молодого человека. – Что я сделала ей, Игнат? Я в жизни ничего плохого не делала. Я же ей всё… абсолютно всё, а она… За что? – снова всхлипываю и пальцами сильнее сдавливаю надёжные плечи.
Я цепляюсь за Игната, как за спасательный круг. Сейчас мой мир сосредоточился на нём. Сейчас я боюсь отпустить его. Убрать руки хоть на миг. Мне кажется, что он растворится.
Обнажённой кожи на талии касаются горячие пальцы. Оба вздрагиваем. Молодой человек с громким свистом выпускает воздух сквозь стиснутые зубы.
– Поэтому ты попёрлась к этому задохлику в комнату? – шипит Игнат.
– Он мне помог, – шепчу, теряя голову от близости Чернышева, от его запаха и прикосновений. – Я не знала, куда мне идти.
– Кто занял комнату, Катя? – лоб опаляет горячее и частое дыхание.
Я прикрываю на мгновение глаза, потому что мне кажется, что горячие и влажные губы прижмутся сейчас к моей коже.
– Марина, – прикрываю глаза, облизываю губы.
– Ясно, – цедит сквозь зубы Чернышев.
Его горячие пальцы скользят по моей коже. Оказываются на спине, ведут вверх, пересчитывают позвонки. С моих губ срывается тихий стон, когда держать чувства в себе не выходит. Эти прикосновения нечто запредельное, внеземное. То, что невозможно описать словами. Простые. Даже невинные. Но они вызыввают во мне такие чувства, что кажется, будто я разлечусь сейчас на осколки. На миллиарды крохотных частиц. Каждая из которых осядет на коже Игната.
Чтобы слиться с его кожей. Впитаться. Проникнуть в каждую клеточку его тела.
– Черт, Зубрилка мелкая… Я же… Чёрт… Зубрилка… – голос Игната срывается, рука запирает между лопатками.
Молодой человек раскрывает ладонь. Прижимается серединой ровно там, где чувствуется каждый удар сердца.
– Что в тебе такого, твою мать? – обхватив пальцами другой руки мой подбородок, заглядывает в глаза. – Что?
Глава 10
Глава 10
Катя
Вглядывается в красные глаза, опускает взгляд на губы.
– Ничего. Ничего в тебе, Зубрилка… Ничего, – давит большим пальцем на губы, оттягивает нижнюю.
И шепчет что-то настолько тихо, что даже на таком близком расстоянии разобрать невозможно. Я не понимаю, на что он злится. О чём он говорит.
Мне и неважно. Сейчас всё потеряло значение, кроме него. Кроме близости его тела, что находится настолько близко. Что пахнет так одуряюще вкусно. Что заставляет мысли путаться, а колени подгибаться.
Мои ладони соскальзывают на грудную клетку молодого человека. Замирают у сердца. И я, затаив дыхание, с восторгом чувствую, как сильно и часто оно колотится. Немного подаюсь вперёд и лбом прижимаюсь к плечу Игната. Его кожа оказывается настолько близко, что я подаюсь соблазну и в необъяснимом порыве губами прижимаюсь к ямке. Невесомо. Едва заметно. Но этого оказывается достаточно для того, чтобы вкус Чернышева осел на языке. А следом спустился вниз живота. Сладким спазмом там отозвался.
– Слушай сюда, Зубрилка, – хрипит мне в волосы молодой человек. – Сейчас ты натянешь на свою попку джинсы, возьмёшь чемодан и пойдёшь со мной.
– Куда? – вскидываю голову, смотрю в злые карие глаза снизу вверх.
– В мой номер. С этим задохликом я тебя не оставлю.
– Но… Игнат, ты же мальчик…
– Да ты что? – хмыкает иронично. – Ты только заметила, Зубрилка очкастая?
– Зачем ты меня оскорбляешь?
– Одевайся, Катя. И перестань ко мне так прижиматься, если не хочешь лишиться остатков одежды и сидеть на этой раковине.
Как всегда, я не сразу понимаю смысл его слов, потому что к подобным хамским и пошлым намёкам я не привыкла.
– Ты… Какой же ты… – соплю обиженно.
– Какой, Зубрилка моя? М? – обхватывает подбородок и смотрит в красные припухшие глаза. – Когда начинаешь говорить, нужно заканчивать? Какой же я, Катя?
– Ты хам, Игнат. Грубиян, подлец и хам, – выдыхаю зло, дёргая головой и уходя от прикосновения. – Распоряжаешься мной, будто я твоя…
– Как знать, Бунтарёва, – с кривой усмешкой и с каким-то восторгом выдыхает мне в губы Чернышев. – У тебя две минуты на то, чтобы одеться, Катя.
Отстраняется, отходит и складывает руки на груди. Вновь окидывает меня взглядом с ног до головы. Усмехается, склоняя голову и рассматривая рисунок котёнка на моём нижнем белье.
– Если ты не будешь готова через две минуты, поедешь вниз головой на моём плече и с голым задом.
Я задыхаюсь от возмущения. Сжимаю кулаки, топаю ногой.
– Да ты… Ты… Я не позволю с собой так обращаться. Я всё… папе расскажу!
– Этой твари ты позволила обращаться с собой в разы хуже, – всю веселость Игната будто рукой снимает. – Ты или дура, или слишком доверчивая, чтобы не замечать столь очевидных вещей.
– Она… Юля просто…
– Просто сплетни распускает и ржёт над тобой, Зубрилка. Минута, Катя.
И прежде чем развернуться и выйти из ванной комнаты, его огромная обжигающая ладонь опускается на мои ягодицы, заставив подскочить и тихо взвизгнуть.
– Мягкая, – выдыхает со смешком и уходит, а мне остаётся только глазами хлопать и мучительно сильно краснеть.
Я вспоминаю его угрозу, кидаюсь к вещам и быстро натягиваю джинсы, не с первого раза попав в штанину. Следом натягиваю свитер. Беру сложенные аккуратной стопкой вещи и выхожу из ванной. Игнат сидит в кресле, неторопливо потягивает апельсиновый сок из бутылки.
– Котят любишь, Катёнок? – с хриплым смешком интересуется Игнат, рассматривая рисунок на свитере, где белый котёнок играет с мотком шерсти.
– Очень, – признаюсь я с улыбкой.
– Ясно, – хмыкает и криво улыбается.
Допивает сок, кидает пустую бутылку в мусорное ведро, поднимается, забирает стопку вещей из моих рук и кидает в чемодан. Захлопывает его, застёгивает и ставит на колёсики.
– Сегодня я твоя ломовая лошадь, Зубрилка.
– Игнат, я сама.
– Пупок надорвёшь, Зубрилка. В твою сторону дунуть страшно – от любого порыва ветра снесёт.
– Но с чемоданом я сама справлюсь, – говорю упрямо, поджав губы.
Чернышев только губы кривит, открывает дверь номера и выходит, таща за собой чемодан. Мне ничего не остаётся, как пойти за ним. Я смотрю в широкую спину, на мышцы, которые перекатываются от каждого движения. Создаётся ощущение, что молодой человек состоит исключительно из мышц.
Чернышев останавливается у двери через два номера от комнаты Марка. Прикладывает электронный ключ, заносит мой чемодан, ставит в угол, а затем меня затаскивает внутрь, видя, что я застыла.
– Это чей номер? – оглядываю комнату, которая ничем не отличается от тех двух номеров, которые я видела до этого.
– Мой, Зубрилка. Будешь жить со мной.
– Нет. Ты что, Игнат? Ни в коем случае! Я… Я не могу. Ты ведь парень.
Чернышев закатывает глаза и шагает ко мне. Склоняется к уху и выдыхает тихо:
– Зубрилка, ты всё равно окажешься в моей кровати. Рано или поздно. Так к чему сопротивляться?
– Нет. Не окажусь, – я сжимаю кулаки и с вызовом вскидываю подбородок. – Игнат, все эти игры не нужны. Я не стану с тобой… вот это всё делать, – неопределённо машу рукой. – Ты… Ты мне не нравишься!
– Каждый раз одно и то же, Зубрилка. Ты повторяешься. Ты можешь лопотать всё, что угодно. Но запомни одну вещь – этому прыщу дрожащему ты не достанешься.
– Так дело в Марке? – я вскидываю брови и горько улыбаюсь. – Марк хороший очень парень…
Договорить мне не даёт рука, резко нырнувшая мне в волосы и растрепавшая пучок.
– Я. Всё. Сказал. Если ты не хочешь, чтобы я его избил, держись от него подальше.
– Ты не можешь бить всех, кто тебе не нравится, Игнат.
– Кто сказал, что я не могу? Особенно, когда хавальник открывают на моё? – склоняет голову к плечу и зло щурится. Я молчу, не нахожусь, что ответить. – Пойдём на обед, Зубрилка. Подозреваю, что ты часто пропускаешь приёмы пищи.
Он берёт меня за руку и тащит за собой в коридор. Только в лифте мне удаётся отвоевать свою ладонь обратно.
– Как твоя рука, Зубрилка? – кидает небрежно, пропуская меня вперёд, когда лифт останавливается на первом этаже.
– Ещё вчера прошла. Спасибо.
– Шарф ты оставила себе, Катёнок? – понизив голос до интимного шёпота, спрашивает на ухо. – Чтобы прижимать его к лицу, когда твои пальцы творят непотребство?
– Нет. Нет! Я забыла его дома. Хотела постирать и вернуть. Я тебе отдам его, Игнат. Как только вернёмся, я отдам.
Слышу тяжёлый вздох за спиной. Я вижу Дарью Игоревну за одним из столиков. Она машет мне рукой и улыбается. Я дарю классному руководителю ответную улыбку. Прохожу к зоне, где стоят столы с едой. Выбираю себе гречку и паровые котлеты из индейки. Накладываю на тарелку, ставлю на поднос и ищу свободное место, куда сесть.
Среди гостей ресторана замечаю Юлю, она сидит в обществе Даши и Марины. Девушка будто чувствует мой потерянный и влажный взгляд, поворачивает голову и брезгливо кривит губы в ухмылке. А во мне ярость поднимается. И чёрное чувство ненависти.
У меня возникает жгучее и пугающее своей силой желание причинить ей боль. Кинуть в её высокомерное лицо что-то тяжёлое. Облить её соком, а затем ударить.
Я верю словам Игната о том, что девушка говорит гадости за моей спиной. Учитывая то, насколько часто она подкалывает меня, смеётся над моими увлечениями, слова Чернышева кажутся правдивыми.
Я вскидываю подбородок, сжимаю зубы и отворачиваюсь от девушки, которую когда-то считала подругой. Слышу за спиной громкий девичий смех и кудахтанье. Качаю головой и криво улыбаюсь.
– Доверчивая и наивная Зубрилка сама всё увидела и поняла? – я даже не удивляюсь, когда слышу у уха голос Игната.
– Да, Чернышев. Можешь радоваться. Ты оказался прав.
– Чему мне радоваться, Зубрилка глупая? М?
– Ты же говорил. Предупреждал. Правда на твоей стороне, – я пожимаю плечами и иду к свободному столику.
Я жду, что Чернышев сейчас сядет рядом. Но он уходит. Уходит за столик к Даше, Марине и Юле. Я могу только порадоваться тому, что сижу к ним спиной. Я без особого аппетита ковыряю еду, с трудом запихиваю в себя треть.
– Катюша, почему сидишь одна? – я вздрагиваю и выныриваю из своих невесёлых мыслей, когда возле меня останавливается Дарья Игоревна.
– Всё хорошо, – улыбаюсь натянуто.
– Доедай, Катя. Переодевайся и иди в бассейн. Все собираемся там.
– Дарья Игоревна, я плавать не собиралась. Я хотела на лыжах покататься.
– На лыжах, к сожалению, покататься не выйдет. Сегодня погода плохая. Я не могу брать на себя такую ответственность и вести вас на трассу. Давай, Катюш, – женщина тянется ко мне и сжимает мою холодную ладонь. – Скоро Новый год, а ты сидишь здесь одна, грустишь. Пойдём. Расскажешь мне, куда всё же поступать надумала.
– Хорошо, – улыбаюсь уже искренне. – Сейчас приду.
Дарья Игоревна подмигивает мне и уходит в холл к лифту. Я встаю с подносом с грязной посудой, направляюсь к тележкам, чтобы сдать его. Я не ожидаю сильного толчка в спину. Очень болезненного и грубого. Я чудом удерживаюсь на ногах и не падаю вместе с подносом на пол. Оборачиваюсь. Смотрю в лицо Юли.
– Здравствуй, Юля, – окидываю девушку с ног до головы взглядом. – Моя одежда тебе не жмёт?
Взгляд замирает на толстовке и джинсах, которые девушка как-то взяла «на один разочек».
– Самое то, – я хотела смутить девушку, но у меня не вышло.
Юля только бровь выгнула в насмешке и вздёрнула подбородок выше, смотря на меня свысока.
– Поразительно, Ивашкина, как быстро люди скидывают маски, – я качаю головой. – Что изменилось, Юля? Что я сделала тебе?
– Мне просто интересно, чем такая, как ты, – окидывает меня презрительным взглядом с ног до головы, – могла привлечь Чернышева.
– Вот в чём дело, – грустно улыбаюсь я и отворачиваюсь, снова чувствую тычок в спину. – Самое подлое и омерзительное, что может сделать человек, Юля, – это ударить в спину. Хотя, меня уже ничего не удивит.
– Всё строишь из себя паиньку, Бунтарёва? – летит мне яростное вслед. – А сама читаешь книги, где мужики баб имеют во все дыры. Ты не такая, какой пытаешься казаться.
– А я ведь искренне с тобой дружила, Юль, – поставив поднос, всё же кинула на девушку взгляд через плечо. – И искренне тебя любила.
– А я увидела твоё истинное лицо, Катя. И я разочаровалась в тебе. Крутишь задом перед Игнатом.
Я теряю дар речи. Поражаюсь способности девушки выворачивать всё так, чтобы спихнуть вину на меня.
– Хорошего отдыха, Юля, – вежливо склоняю голову и ухожу.
Слышу, как девушка яростно шепчет что-то мне вслед. В горле снова встаёт ком, снова отчаянно сильно хочется плакать. Но я сдерживаюсь. Запрокидываю голову и часто дышу.
– Скажи, Зубрилка, как так выходит? – волосы на затылке шевелятся от чужого дыхания. – Третий раз за день я ловлю тебя в слезах. И третий раз за день ты ноешь из-за одной и той же шавки.
– Тебе было бы легче, если бы я плакала из-за тебя? – во мне просыпается злость.
Слышу тихий смех над головой. Игнат кладёт руку мне на талию и привлекает к себе.
– Игнат, скажи мне честно, почему ты два дня не даёшь мне прохода? – задаю волнующий меня вопрос и затаиваю дыхание. – Ты раньше никогда не смотрел в мою сторону. Я даже не уверена, что ты имя моё знал. Что изменилось сейчас?
Молчит. Пальцами проводит по животу, подталкивает к лифту, который приветливо распахивает двери. В этот раз в кабинке мы оказываемся одни. Я забиваюсь в дальний угол и испуганно смотрю на молодого человека, который скрестил руки на груди и привалился спиной к стене. Его взгляд изучающе скользит по мне, а мне кажется, что я вновь стою перед ним в одном нижнем белье. Я обхватываю себя руками за плечи и отворачиваюсь.
– Что она тебе говорила, Зубрилка? – цедит сквозь зубы.
– Игнат, а зачем тебе это нужно? – спрашиваю шёпотом, отводя взгляд.
– Зубрилка… – шагает вперёд и упирается ладонью в стенку над моим плечом. – Я открою тебе маленький секрет, доверчивая и слепая дурочка. Твоя недоподруга уже больше года бегает за мной и пытается залезть ко мне в кровать. И сейчас она так сильно взбесилась, потому что я… Кхм… потому что я по-прежнему интерес не проявляю. Вчера она пыталась залезть ко мне в штаны.
Я хмурюсь, когда чувствую, как в груди болезненно колет, будто… будто я ревную. Осознать свои чувства я не успеваю, двери лифта открываются. Я бы непременно кинулась бежать в другую сторону, если бы мне не нужно было идти в один номер с Игнатом.
– Знаешь, Зубрилка, то чёрное платье на твоей тощенькой фигурке смотрится куда лучше.
Вроде комплимент сомнительный, но в груди становится тепло, а на губы наползает счастливая улыбка. И я не сразу задаюсь вопросом, когда Чернышев успел увидеть меня в этом платье, которое я надевала всего два раза.
Игнат открывает дверь номера, пропускает меня внутрь.
– Игнат, а ты в душ пойдёшь? – спрашиваю шёпотом, склоняясь над чемоданом.
– Так сильно хочется увидеть меня в плавках, Зубрилка? – спрашивает с насмешкой.
– Боже, Игнат, – я так сильно смущаюсь, что снова начинаю заикаться. – Почему ты постоянно… почему ты постоянно так говоришь? Так… Так…
– Прямо, Зубрилка?
Я поднимаюсь с корточек и прижимаю купальник к груди. Кидаю взгляд на Игната, который уже стащил свою майку и предстал передо мной с обнажённым торсом.
