Текст книги "Магия возмездия"
Автор книги: Екатерина Черкасова
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
После этого
Прочитав это послание, Василий Васильевич прервал рассказ Алены:
– Скажи, пожалуйста, что произошло в тот вечер, когда погиб твой отец?
– У него случился астматический приступ, с ним часто такое бывало,
но в этот раз все закончилось трагически. – Алена вздохнула.
Написав на чистом листе бумаги: "Почему ты не говоришь мне правду?" и пододвинув его Алене, он спросил:
– С кем ты сейчас живешь?
– Я живу с моей тетей, сводной сестрой моего отца, – ответила она, быстро написав ответ: "Сейчас нас прослушивают иностранные разведки, чтобы выяснить, что я знаю, и если не ведьма, то они все равно рано или поздно доберутся до меня".
– Какие у тебя отношения с тетей? – спросил Василий Васильевич, читая послание.
– Очень хорошие, она заботится обо мне. У меня, кроме нее, больше
никого не осталось, только любимый, но он далеко. Хотите я расскажу
вам о нем? – с надеждой посмотрела на него Алена.
– Нет, Алена, лучше в следующий раз, мы с тобой сегодня и так
слишком много разговаривали, ты, наверное, устала. Сейчас тебя проводят
в палату. – Он нажал на кнопку вызова и быстро написал: "Кто
такая ведьма?"
"ОНА" – крупно, во весь лист вывела Алена и приписала
внизу: "Голоса запрещают мне называть ее имя. Вы поможете мне?"
Девушка преданно смотрела на врача. Тот кивнул ей в ответ с доброй улыбкой.
Вошла медсестра, и Алена вместе с ней вернулась в свою палату. На душе у нее было хорошо и спокойно. Теперь ей было не так страшно: Василий Васильевич поможет ей. Она скоро выйдет отсюда и уедет к Джонни навсегда. "Скорее бы все кончилось!" – думала она.
Алена легла на кровать и попыталась уснуть, но сон не шел к ней – она была слишком возбуждена. Алена встала, вышла в маленький коридорчик и стала ходить из угла в угол. Через некоторое время появилась хмурая Марина Алексеевна.
– Гуляешь? – спросила она Алену.
– Да, хочется чем-нибудь заняться, – протянула
Алена и вдруг замерла.
Через прозрачную ткань халата в кармане Марины Алексеевны просвечивали листки, исписанные ее собственной рукой! Те самые листочки, которые она несколько часов назад отдала в собственные руки Василия Васильевича!
Стараясь не показать вида, она уловила последний обрывок фразы Марины Алексеевны:
– ...можешь телевизор посмотреть.
Алена торопливо закивала и пошла в холл, где стоял телевизор, обдумывая увиденное. Она поняла, что все в заговоре против нее и, чтобы перехитрить их, ей нужно что-то срочно придумать, что-нибудь, что помогло бы ей оправдаться за эти маленькие мятые листочки с самыми важными и сокровенными мыслями, которые сейчас лежали в кармане халата Марины Алексеевны.
"Интересно, она их уже успела прочитать? – думала Алена,
глядя на экран, но не улавливая происходящих там событий.
Наверное, не успела, иначе бы она меня уже напичкала таблетками. Что же мне делать?"
Собравшись с силами, она закрыла глаза и направила свою мысль в космос. Так, как ее учил Джонни. Она мысленно позвала его и неожиданно увидела перед собой его лицо. Оно было очень печально. Откуда-то издалека раздался незнакомый женский голос:
– Как мы уже сообщали, самой скандальной историей на прошлой
неделе было убийство в Тель-Авиве советника президента США Джона Гершовича, который приехал в Израиль с целью...
Женский голос стал тише, а потом совсем пропал. Не отрываясь,
Алена смотрела на Джона, а он протянул к ней руку и сказал:
– Прости меня, маленькая, все произошло из-за меня. Девочка моя,
я правда любил тебя! Теперь ты осталась совсем одна. Но не печалься,
мы все равно будем вместе, ведь у нас с тобой впереди другая жизнь.
До свидания, Аленушка!..
Алена открыла глаза: какая-то девочка смотрела по телевизору
мультфильм, герои которого говорили отвратительными писклявыми голосами.
Алена протянула руку, как будто хотела удержать ускользнувшее
видение, но поняла, что ничего не видит сквозь пелену слез, застилающую
глаза.
Решение пришло само собой. Подойдя к стоящей на низком
столике вазе с цветами, она схватила ее и со всей силой ударила
об пол. Взяв из груды осколков наиболее острый, попыталась с размаху
воткнуть его себе в живот, но в этот момент кто-то крепко перехватил
руку. Алену как будто спеленали и поволокли в палату. Отчаянно
сопротивляясь, она кричала:
– Они повсюду, они снова повсюду! Боже, дайте же
мне умереть, я хочу быть с Джонни! Я не могу ждать! Ну пожалуйста,
помогите же мне умереть! – причитала Алена, но, почувствовав
холодное прикосновение иглы к коже, истошно завизжала: – Не-е-е-т!!! Это опять они! Они снова нашли меня. Теперь они будут ставить на мне опыты.
Прогоните их, пожалуйста!
– Сейчас прогоним, – вкалывая внушительную
дозу транквилизатора Алене в вену, пробормотала медицинская сестра.
ГЛАВА 10
Москва, 1999 год
Апрель в Москве не всегда напоминает о том, что пришла весна. Эвелина торчала в пробке на Ленинградском шоссе, направляясь в сторону Шереметьева. "Дворники" не успевали счищать с лобового стекла липкий мокрый снег и грязные брызги, летевшие из-под колес соседних машин.
Эвелина включила приемник, пощелкала клавишами станций, но отовсюду неслись звуки русской попсы. Нервным движением толкнула кассету, и из динамиков полились мягкие, успокаивающие звуки. Эвелина была раздражена всем: и погодой, и московской грязью, и пробками на дорогах, и хамством водителей, и плохим освещением улиц. Она подумала о том, как было бы замечательно провести начало весны где-нибудь в Северной Африке, где в это время года еще не так жарко и много цветов. Можно было бы съездить в Марракеш, побродить по узким улочкам и полюбоваться древним городом. Купить какие-нибудь необыкновенные специи, зайти на экзотический огромный рынок, едва ли не самый большой в Северной Африке. А затем посидеть в уличном кафе на площади с крошечной чашечкой крепчайшего кофе и посмотреть представление восточных факиров. Представив все это, Эвелина расслабилась, откинулась на сиденье и почувствовала, что напряжение спало. Машина плавно двигалась в плотном потоке машин, и Эвелина еще раз мысленно поблагодарила того менеджера в автосалоне, который порекомендовал ей машину с автоматической коробкой передач.
Эвелина немного опаздывала, но, зная порядки, царившие в Шереметьеве, была уверена, что успеет. Она, не переставая, думала о Джонни и об их многолетней дружбе. У них было столько общего, они так понимали друг друга, но любовью их отношения назвать было нельзя. Интимная сторона никогда не доминировала в их отношениях. Эвелина знала, что Джон женат на русской женщине, бывший муж и дочь которой живут в Москве. Но то, что именно эта семья и есть Голубевы, она не могла себе представить. Эвелина еще раз убедилась в том, как тесно бывают переплетены судьбы людей. Недаром во всех, даже малозначительных событиях она искала мистические признаки и взаимосвязи. Мысли о Джоне раздражали ее. Хотя Эвелина и не любила его, ее больно резануло по самолюбию, что он был любовником своей падчерицы Алены. Эвелина не было ханжой
и привыкла доверять Джону, но такие отношения казались ей чем-то вроде
инцеста. Теперь, после всего этого, она еще не знала, как себя вести
с ним. Она опустила боковое стекло, достала из "бардачка"
пачку сигарет "Собрание" и, выбрав нежно-сиреневую, закурила.
Эвелина частенько предлагала клиентам эти сигареты, наблюдая, какой цвет они выберут. Спокойные и уравновешенные люди предпочитали голубые, недоверчивые – зеленые, наивные – розовые. Некоторые женщины выбирали сигареты просто под цвет своей одежды.
Спустя сорок минут Эвелина подъезжала к Шереметьеву. В зале прилета, как всегда, суетилась толпа встречающих. У многих в руках были таблички с написанными от руки именами. Они пристально всматривались в лица протискивавшихся сквозь человеческий коридор пассажиров, в конце которого их буквально хватали за руки нахальные водители. Эвелина встала чуть поодаль и через несколько минут увидела Джона, вышедшего из VIP-зала. Как член президентской команды он имел дипломатический паспорт, поэтому не проходил таможенного досмотра. Джон растерянно поглядывал по сторонам, пытаясь в этом столпотворении найти Эвелину. Она подошла к нему сзади и взяла за руку. Джон повернулся, радостно улыбнулся и обнял ее. Эвелина прижалась шекой к его щеке, таким образом уклонившись от поцелуя. Затем, критически оглядев его светлый плащ, сказала:
– Ты что, забыл, что Москва – это северный город? Может быть, у вас в Вашингтоне уже травка зеленеет и солнышко блестит, а у нас пока еще сырая зима.
– Но, может, ты меня согреешь? – банально сострил Джонни, пытаясь ее обнять.
– Времени нет, у меня куча неприятных проблем, так что извини,
милый, я не смогу уделить тебе много времени, – серьезно сказала Эвелина и, взглянув на него, подумала, что не больно он и расстроился.
Пока дошли до стоянки, Джонни изрядно замерз. Он кутался в легкий плащик, пытаясь спастись от порывистого ветра и снега вперемешку с дождем. В машине Эвелина сразу же включила печку, протянула руку, достала маленькую плоскую бутылку виски, которую всегда держала в "бардачке" на всякий случай, и протянула ее Джонни:
– Сделай глоточек, согреешься. Если хочешь, там где-то есть плитка шоколада.
До Тверской они добрались довольно быстро. В холле отеля Джон заполнил гостевую карточку и получил электронный ключ. Багаж он оставил внизу, взяв с собой только кейс. Они с Эвелиной поднялись в номер, оставив дверь открытой в ожидании носильщика. За это время он позвонил и заказал лед, который принесли одновременно с багажом. Джон, все еще в плаще, порывшись в карманах, нашел однодолларовую купюру и, отдав ее носильщику, с облегчением захлопнул дверь.
– Останешься со мной сегодня? – спросил он Эвелину, помогая ей снять пальто.
– Не могу, к сожалению, у меня полно дел. – Эвелина открыла свой кейс и достала оттуда папку. – Джонни, что касается твоей просьбы – здесь коммерческие предложения от фирм, которые тебя заинтересовали. Оставляю тебе все это вместе с кейсом. Посмотришь на досуге.
Джон встал и протянул Эвелине другой кейс:
– Можешь передать им встречные предложения.
– Встретимся завтра – поужинаем вместе, – сказала Эвелина, пытаясь смягчить свой скорый уход, и поцеловала Джона в щеку.
Выйдя из отеля, она села в машину и, отъехав на двести метров, потушила фары. Через полчаса она увидела, как Джон, очень заметный в своем светлом плаще, вышел из отеля и сел в сразу же подъехавшее такси.
Эвелина не спеша двинулась за ним. Как она и ожидала, таксист затормозил у дома Голубева. Джон расплатился и, выйдя из машины, исчез в подъезде. Эвелина медленно подъехала и аккуратно припарковалась на место такси. Джон появился через несколько минут. Она открыла переднюю дверь, и растерянный Гершович сел в машину.
– Ее там нет, – сказала Эвелина.
– А где она? – спросил обескураженный Джон.
– В психиатрической больнице. Увидеться с ней нельзя, – отрезала она, предвосхищая дальнейшие вопросы.
Джон промолчал. Он слишком хорошо знал Эвелину и не стал расспрашивать, откуда ей все известно о нем и об Алене. К тому же очень остро чувствовал ее разочарование. Он только поинтересовался:
– Что с ней?
– В лучшем случае – нервный срыв, в худшем – шизофрения. Ладно, я отвезу тебя в гостиницу.
Эвелина завела мотор и направила машину в сторону центра. Когда подъехали к отелю, она сухо произнесла:
– Мне очень жаль, но завтрашний ужин отменяется.
Когда на следующий день Эвелина позвонила в отель и ей ответили, что господин Гершович вылетел утренним рейсом в Тель-Авив, она подумала, что это даже к лучшему.
Уже несколько дней Эвелина чувствовала себя беспокойно.
Она отменила все визиты клиентов и бродила по огромному пустому дому,
не находя себе места. Попыталась разложить карты Таро, пробовала использовать другие способы гадания, но была слишком взвинчена и нервозна, чтобы сосредоточиться. Эвелина была уверена – случится что-то непоправимое.
Ближе к вечеру она позвонила на работу Марине Алексеевне.
– Мариночка, ты очень занята сегодня вечером?
спросила она подругу.
– Да вроде свободна. А ты хотела встретиться?
– Собираюсь где-нибудь поужинать. Может, составишь
мне компанию? – с надеждой спросила Эвелина, которой до смерти
не хотелось в этот вечер оставаться одной. Получив согласие, она с
облегчением положила трубку.
Без двух минут семь Эвелина въехала на территорию психиатрической больницы. Ровно через две минуты из старого здания вышла Марина Алексеевна. Эта женщина была страшно пунктуальна и требовала этого от окружающих. Сев в машину, она вдруг засуетилась, стала что-то искать в сумке и карманах пальто.
– Черт, забыла сигареты на работе, – раздосадованно сказала она. Остановишь где-нибудь у ларька? Курить хочется ужасно.
– Тебе всегда хочется курить, – рассмеялась Эвелина. – Если бы ты могла, то, наверное, и во сне курила бы.
Она протянула Марине пачку своего любимого "Собрания".
Марина выбрала лиловую. Затянувшись, она недовольно фыркнула:
– И как ты куришь такую траву?
– Это, конечно, не "Ява". – Эвелина
иногда посмеивалась над пристрастием подруги к крепким пролетарским сигаретам. – Предлагаю тебе маленький корейский ресторанчик.
А кофе с ликером поедем пить ко мне. Все равно нигде в
Москве не варят такой кофе, какой я люблю.
С точки зрения обеих дам, ужин удался на славу. Болтая
о пустяках, они старались не касаться болезненных тем. Уже подъезжая к дому, Эвелина включила радио. Ведущий новостей бесстрастным голосом сообщил, что в столице Израиля совершен очередной террористический акт.
– Опять, поди, арабы с евреями что-то не поделили, прокомментировала Марина.
Эвелина безразлично пожала плечами. Новости все чаще напоминали сводки боевых действий.
Дома Эвелина отпустила молчаливого Станислава и пошла
на кухню варить кофе. Марина с сигаретой в руке уселась на стул и
следила за манипуляциями Эвелины. Создалось впечатление, что кофе это единственное, что Эвелина могла и любила готовить самостоятельно. Поставив на поднос крохотные чашечки и кофейник с узким высоким горлом, хозяйка предложила Марине перейти в гостиную. К кофе они обе выбрали ликер "Бейлис".
Расположившись на мягком диване, Эвелина нажала на кнопку телевизионного пульта.
– Ну вот, везде новости, – досадливо сказала
она, собираясь переключить программу. Вдруг что-то привлекло ее внимание.
На экране появилась картинка с изображенной на ней искореженной машиной
на фоне улицы какого-то восточного города. Затем она сменилась фотографией
улыбающегося лысоватого мужчины лет сорока пяти. Эвелина побледнела
и осторожно, почти беззвучно, поставила рюмку с ликером на журнальный
столик. Она почти не слушала комментариев за кадром – все
было ясно и так. Тем временем голос диктора бодро произнес,
что сегодня в результате взрыва машины погиб советник президента США
Джон Гершович. По версии правоохранительных органов, он прибыл в Тель-Авив с некой миссией, касающейся арабо-израильских переговоров, и этот террористический акт, видимо, был направлен на их срыв.
– Что с тобой? – забеспокоилась Марина.
Тебе плохо? Может, давление низкое?
– Этот погибший американец – отчим Алены,
слишком отчетливо, чтобы казаться спокойной, произнесла Эвелина очень
тихо и почти про себя добавила: – Эту семью преследует рок.
ГЛАВА 11
Москва, 1999 год
Симка, нагруженная тяжеленным рюкзаком, тряслась в промерзшей электричке. Вид у нее был весьма нерадостный. Отсутствующим взглядом она провожала пробегающие за окнами зимние пейзажи, а мысли ее в этот момент были заняты совсем другим.
Так же, как меняющиеся за окном картинки, казалось, что-то важное проплывает мимо нее. Симка несколько раз медленно прокручивала все имеющиеся в голове данные, пытаясь посмотреть на материалы уголовного дела с разных сторон, но ничего не получалось: в голове не возникало ни одной новой ценной мысли, за которую можно было бы уцепиться, и это ее жутко раздражало.
Она подумала, что совершенно напрасно потащилась сегодня на дачу да еще на электричке. Но соблазнить кого-нибудь с машиной поехать зимой за 100 километров от Москвы она не смогла, даже используя все свое обаяние. Виной всему была мать, непреклонная в своем решении отправить непокорную дочь проверить сохранность загородного дома и водопровода и снабдившая любимое дитя огромным рюкзаком со съестными припасами.
– Ты у меня спортивная девочка, так что довезешь! – сказала она на дорожку и добавила: – Лучше возвращайся сегодня, а то я буду волноваться.
"Нет, мамулик, – думала Симка, через пару часов сменив электричку на автобус и уже в крайне испорченном настроении наблюдая, как за окном начинается настоящая метель, – сегодня тебе точно придется поволноваться, потому что домой я вряд ли успею вернуться".
Решив, однако, быть до конца примерной дочерью, Симка вышла из автобуса около здания почты и все же позвонила Марине Алексеевне, кратко обрисовав погодную ситуацию. Слышимость, как всегда, была отвратительной, поэтому Симка привычно прокричала всю информацию в трубку и отключилась.
Выйдя из почтового отделения, она пригнулась к земле для очередного броска к автобусной остановке. Ветер был такой сильный, что Симке начало казаться, что сейчас она потеряет опору под ногами и неминуемо упадет в снег. Стараясь не сгибаться под ударами стихии, Симка выпрямилась во весь свой рост. Она лишь немного опустила вниз голову, чтобы спрятаться от колючей снежной крупы, которая нещадно хлестала ее по лицу.
Симка было подумала, что автобус или попутку придется ждать очень долго, но неожиданно ей улыбнулась удача. По дороге тарахтел старый дребезжащий "Запорожец", за рулем которого сидел дед Колька, проживавший с ней на одной улице. Симка резво замахала руками и выбежала на дорогу, чтобы остановить машину. На ее счастье, дед вовремя заметил ее, лихо затормозив в нескольких метрах от Симки. Выпустив радугу снежных брызг из-под колес, он открыл дверцу и, увидев уже смерзшуюся с рюкзаком девушку, приветственно проскрипел:
– Здорово, Фимка! Залезай!
Иначе он не называл Симу с самого детства. Тогда ей это очень не нравилось; она плакала, ругалась и ссорилась с ним, но отучить его от этой привычки так и не смогла. С возрастом дед Колька все больше "впадал в маразм", и Симка постепенно смирилась с мыслью, что научить его правильно произносить ее имя – задача непосильная, поэтому больше не спорила с ним и послушно откликалась на его зов.
– Привет, дед Коль! – радостно поздоровалась она.
– Чо, проведать приехала?
– Да, – кивнула Симка и поспешила задать волнующий вопрос: – Домик наш цел, надеюсь?
– А что ему будет под приглядом-то? – усмехнулся дед.
Но поболтать как следует они не успели, потому что дребезжащий "Запорожец" через пять минут уже остановился напротив Симкиного дома.
– Спасибо, дед Коль, что подвез, – поблагодарила Симка,
вылезая из машины. – Если чего нужно, я забегу вечером.
– Забегай, забегай, Фимка! У меня хреновка, знаешь,
какая ядреная! Дам для вас с матерью бутылочку, – махнул рукой
дед Колька и, на прощание обдав ее снегом из-под колес, затарахтел
к своему домику.
"Дед еще бодрячок", – подумала Симка, глядя ему вслед.
Открывая ворота небольшого садового участка, она почувствовала, что настроение немного улучшилось. Начиналась самая настоящая пурга, и девушка заспешила к дверям маленького кирпичного домика.
Ключ, вставленный Симкой в замочную скважину, не поворачивался. Немного повозившись с замком, Симка надавила плечом на дверь и с ужасом поняла, что дверь не заперта.
Вооружившись железным ломиком, который нашла в сарае, Симка вновь подошла к дому и резким движением распахнула дверь настежь. Металл был настолько холодным, что обжигал руку даже через перчатку. Симка, ворвавшись внутрь дома, заглянула за дверь и быстрыми шагами направилась в большую комнату. Но ни там, ни на кухне, ни в двух других маленьких комнатушках она никого не обнаружила. Везде был идеальный порядок и никаких следов взлома. Оставалось проверить только комнату на чердаке. Стараясь тихо ступать на старые, местами рассохшиеся ступени, Симка медленно поднималась на второй этаж, прекрасно понимая, что в этот момент у нее крайне невыгодная позиция. Но отступать она не собиралась. Сверху до нее донеслось какое-то шуршание. В один прыжок заскочив наверх, Симка, прижавшись спиной к стене, замахнулась было ломиком и... по той же самой стене стала медленно оседать на пол.
На кровати, закутавшаяся в старое одеяло, сидела Симкина бывшая одноклассница, валютная проститутка Инка Соколовская собственной персоной, убитая больше месяца назад, и спросонья испуганно таращила размером с блюдца голубые глаза.
– Симочка, родненькая, это ты? – еле слышно спросила Инка.
– Нет, это мой фоторобот, – пробурчала Симка, уже приходя
в себя и выпуская наконец из рук железный лом. – И давно ты
тут тусуешься?
– С момента убийства, – всхлипнула Инка. – Я так
рада, что ты приехала! Ты не представляешь!
– Нет, это ты не представляешь, что я сейчас чувствую! Я думала,
что тебя убили! Уже похоронила тебя! На кладбище над фотографиями
твоими обрыдалась. Считала себя виноватой, что не смогла ничем
помочь тебе. А ты сидишь на моей даче и даже не соизволила позвонить,
чтобы рассказать, что произошло на самом деле и кого убили вместо
тебя в твоей квартире! – Распаляясь, Симка говорила все громче
и громче. – Отвечай немедленно, почему ты не позвонила мне из
Москвы, когда все случилось, и почему молчала все полтора месяца, что просидела здесь, в Боровске?
– Я не могла. Хотя у тебя автоответчик, я побоялась оставлять сообщение. Хотела прямо домой к тебе приехать, но заметила, что за мной следят. – Инка тараторила очень быстро, захлебываясь словами. – Я не знала, что мне делать. Я так испугалась! Оторвалась от них на машине и решила, что пока спрячусь на твоей даче, а потом как-нибудь свяжусь с тобой. Но мне было так страшно, что я даже в сортир ходила только глубокой ночью, а за ворота вообще боялась выйти. Я не хочу, чтобы меня убили, Симочка, не хочу-у-у! – Инка стала
тихонько подвывать.
– Господи, Соколовская, какая же ты дура все-таки. За ворота
выйти боишься, а сама дрыхнешь, как сурок, да еще при раскрытых дверях! – тяжело вздохнула Симка.
Инка стала медленно меняться в лице.
– Не может быть! Я что, правда не закрыла дверь? – прошептала
она. – И калитку?
– Нет, калитка была заперта, – ответила Симка в том же
тоне, – но ее можно любым гвоздем открыть. Ты что, про это не
знала?
– Нет, – протянула Инка и добавила: – Но теперь ведь
все в порядке, раз ты приехала. Теперь все будет нормально?
– Надеюсь, что так, – вздохнула Сима и, решив сменить
тему для разговора, спросила: – Инка, чем же ты тут питалась
целый месяц, если даже за продуктами не выходила?
Серафима не хотела пугать подружку раньше времени, к тому же Сима не знала, известно ли Инке об убийстве ее сутенерши.
Соколовская виновато посмотрела куда-то, и Симка, перехватив ее взгляд, остолбенела. Около стены стояли аккуратные ряды пустых бутылок: благородные – из-под виски, джина, пара литровых из-под водки "Финляндия"
и несколько скромных бутылок из-под настоек, собственноручно
приготовленных Мариной Алексеевной, которые, кстати, по качеству
были ничуть не хуже.
– Инка, я вообще-то имела в виду продукты питания. Еду, а не
алкоголь, – четко произнесла Сима.
– То, что я прихватила с собой из супермаркета, быстро закончилось,
ну я и открывала банки с соленьями. Те, которые в маленькой комнате
стоят.
– Закусывала, одним словом, – усмехнулась Симка.
– Ага, – легко согласилась подруга.
– Что же ты в погреб не спустилась? Там же куча припасов
войну переждать можно.
– Я мышей боюсь, – стыдливо потупилась Инка.
– Просто не знаю, что тебе сказать на это.
Девушки аккуратно спустились по крутым рассохшимся ступеням и устроились на диване в гостиной, собираясь продолжить разговор. Инка уже немного очухалась после сна и продолжительного пьянства, и Симке хотелось побыстрее расспросить подругу о том, что же с ней случилось, и узнать подробности. У Инки же в душе играла музыка, она ничего не хотела вспоминать и просто была жутко рада неожиданному приезду подруги.
– Вообще-то я с удовольствием поела бы чего-нибудь горяченького, заявила Инка, – супа, например, или жареной картошечки.
Внезапно воскресшая для своей героической подруги-следователя, она только было начала разглагольствовать, как перехватила восхитительно приторный Симкин взгляд, который явно не обещал никаких благотворительных жестов. С ходу оценив ситуацию, Инка продолжила миролюбивым тоном:
– Давай устроим домашний обед. Я сама займусь столом, ты только
мне продукты из погреба достань.
– Считай, что ты меня уговорила, – откидывая половичок, закрывающий крышку погреба, сказала Симка.
Спустившись вниз, она стала доставать гладкую крупную картошку, крутобокую свеклу, крепкую ядреную морковь, банки со всяческими соленьями. Выкладывая все эти яства перед Инкой, готовой исполнить танец голодных дикарей, Симка недовольно ворчала:
– Предупреждаю, ничего чистить и резать я не буду. Я тут и так
вся в грязи вывозилась.
Поднявшись из погреба, Симка уселась на диван и стала наблюдать, как
Соколовская, еще в школе известная своими кулинарными талантами, быстро
почти яростно – чистит, моет, режет и трет, не переставая, соперничая
в скорости с кухонным комбайном. Немного подумав и решив, что не совсем
честно с ее стороны пользоваться ситуацией, Симка обратилась к подруге
с предложением:
– Могу потом посуду помыть, чтобы ты не перетрудилась.
С Инкиной стороны предложение было встречено с необыкновенным энтузиазмом. Это очень обрадовало Симку. Накинув свой старый полушубок и перехватив удивленный Инкин взгляд, она заявила не терпящим возражений тоном:
– Я сейчас уйду ненадолго. Вернусь через полчаса, только ты, пожалуйста, не сбеги из дома за это время. Надеюсь, запирать тебя не придется?
Инка послушно кивнула и, когда Симка была уже в дверях, жалостливо попросила:
– Сим, не задерживайся, пожалуйста, ладно, а то я здесь от страха чокнусь.
– Не переживай, – подбодрила ее Симка, – вернусь быстро и с подарком.
Выйдя на улицу, Симка поплотнее запахнула шубейку и, увязая в снегу по колено, побрела по направлению к дому, где жил дед Колька.
Натюрморт получился необыкновенно живописным.
На старой, засиженной мухами клеенке, в центре стола – в качестве обещанного подарка – стояла запотевшая бутылка водки "Столичная", в которой плавали корни хрена. Рядом тускло отсвечивал внушительный ломоть холодца, который дед Колька присовокупил к бутылке самогонки. Натюрморт дополняла кастрюля с супом, сваренным из сухих подберезовиков. Он удался Инке на славу, казалось, что за это короткое время его ароматом успели пропитаться даже стены. В художественном беспорядке по столу были расставлены тарелки с яркими соленьями и всякими нарядными салатами, а на табуретке в чугунке дымилась обжигающая картошка.
Чередуя горячее с холодным, девушки маленькими порциями пили дедову "хреновку". Причем процесс происходил в глубоком молчании и сопровождался только стуком вилок и смачным жеванием.
Наевшись, что называется, до отвала и ополовинив бутылку, Симка поднялась из-за стола, чтобы поставить чайник, а Инка, откинувшись на спинку дивана, закурила. Они еще некоторое время помолчали, потом Симка негромко произнесла:
– Я плохо представляю, что ты сейчас чувствуешь, но тебе нужно рассказать мне все. Думаю, это не очень приятно, но лучше не тяни.
– Я не тяну, Сим, я просто не знаю, с чего начать. Раньше целый
рой мыслей был, а сейчас какое-то отупение нашло.
– Расскажи, как все случилось.
– Я пришла домой и увидела на полу в комнате убитую Наташку.
– Почему ты думаешь, что это была именно она?
– Во дворе машина ее стояла... И вещи в ванной ее были. Она переоделась в мой халат... Да нет, я точно знаю, что это была Наташка.
Инка сделала глубокую затяжку.
– И что было дальше?
– Дальше я поехала к Фатиме, спрятаться у нее хотела, что ли,
не помню сейчас точно, а ее уже убили... Задушили... Проволокой, наверное, тонкий такой след был на шее, как нитка багровая. – Инка говорила медленно, чуть растягивая слова. – Ты же знаешь, она нам с Наташкой как мать была. Налей мне водки, – попросила она без паузы.
– Нет, – пресекла ее просьбу Симка. – Ты свою норму
уже выпила. Если хочешь, я тебе крепкого чаю налью.
– Валяй, – вяло согласилась подруга.
– Ты кого-нибудь подозреваешь?
– Я не подозреваю, я точно знаю, кто это сделал. Ты думаешь,
почему я из города бежала сломя голову?
– И кто это?
– Фрол.
– А фамилии его ты, конечно, не знаешь, – язвительно заметила Сима.
– Не знаю я фамилии, – взбеленилась Инка,
я вообще ни у кого фамилию не спрашиваю. Не положено мне при моей
работе свой нос совать куда не надо.
– Не ори, – спокойно сказала Симка. – Кто такой этот
Фрол?
– Бандит. Он уже убил двоих человек, а теперь наверняка попытается убить меня. – На глазах у Инки выступили слезы.
– За что он хотел тебя убить? – продолжала спрашивать Симка,
не обращая внимания на слезы подруги.
– Не знаю. Думаю, он за мной следил, потому что однажды вломился
в сауну, где я была с клиентом, и стал орать, что я изменила ему.
Как будто не знал, что я проститутка. Кричал, что мужик этот взлетит на воздух, а меня он без лица оставит и без глазок.
– И все?
– Нет, мне потом Полинка – она встречалась с ним какое-то время показала свою спину и задницу, всю в старых шрамах от ремня и ножа. Сказала, что это его, Фрола, работа. Прямо садист настоящий!
– Скажи, почему ты все-таки думаешь, что это он?
– Бандит – это раз, – Инка начала загибать пальцы, – угрожал мне это два, Полинку изуродовал – это
три, хотя это к делу, может, и не относится. Он знал и Фатиму, и Наташку
это четыре. И ходил он всегда в черном, у него даже трусы были черного
цвета, я сама видела – это пять.
– Подожди! При чем здесь черные трусы?
– Трусы ни при чем, при чем рубашка. Потому что в руке мертвой
Фатимы был зажат кусочек черного шелка. Я только не смогла его достать, – с сожалением проговорила она. – Думаю, он сам это сделал, а следили за мной его люди.
