Текст книги "Магия возмездия"

Автор книги: Екатерина Черкасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Похоже, девочка ему не нравилась, – сказал Снегирев,

глядя, как Сима задумчиво рассматривает рисунок. – Что скажешь?

– Можно отпускать понятых, – произнесла она, – пусть

только распишутся в протоколе.

Сев в приехавший за ними "уазик", Симка привычно поздоровалась

с Семенычем – заслуженным бравым водителем, и, несмотря на протесты Снегирева, сразу же сунула в рот "Яву" и жадно затянулась.

– Володь, ты забрось все на работу, а я попозже подъеду, – как будто очнулась она, когда до прокуратуры оставалось не больше пяти минут.

– Чего это тебе вдруг приспичило? – всерьез разозлился Володька. Куда ты опять намылилась?

Поскольку Семеныч был человеком "своим в доску", Снегирев не стеснялся в выражениях.

– В Бутырку, – скривилась Симка.

– А что у тебя там, свидание? – съехидничал Володька, которому совершенно не хотелось одному возиться с бумагами.

– Ладно, не злись, я потом все сама сделаю, а сейчас не могу.

Чувствую, что мне пора побеседовать с этим доморощенным художником

и поэтом, – натянуто улыбнулась Сима.

– Тогда все о'кей, жду тебя с нетерпением за чашкой горячего

кофе, – сразу подобрел Снегирев и, наклонившись к Симкиному

уху, прошептал: – Если будешь его бить, все время помни, что

у мальчика самое сильное и больное место – голова, а самое слабое гениталии!

Он довольно захохотал.

"О, Снегирев, Снегирев, – подумала Симка, – у тебя,

конечно, все наверняка наоборот!" Но вслух выражать свои мысли

не рискнула...

Семеныч, как и обещал, оказался на высоте. Почти за полчаса они долетели до "Новослободской".

Входя внутрь старой московской тюрьмы, в которой еще сидел Дзержинский, Сима инстинктивно поежилась от промозглой сырости, царившей здесь. Проходя по освещенным коридорам, она замечала, что со времени ее последнего визита сюда ничего не изменилось, впрочем, как и за последние десятилетия. Страшные, обшарпанные стены, выкрашенные грязно-зеленой краской, затхлый запах, крошащиеся потолки, словно сумасшедшим абстракционистом, расписанные причудливым узором плесневого грибка.

Наконец она вошла в маленькую комнату для допросов. Щурясь от сигаретного дыма, она смотрела в большое, многие годы не мытое окно, и свет с улицы казался ей привлекательным и манящим.

Прикинув, сколько у нее осталось сигарет, Сима решила пока больше не курить, однако сидеть в пропитанном потом, мочой и запахом давно не мытых тел помещении без сигареты было невозможно. На ее счастье, ждать пришлось недолго, и она с облегчением услышала звук открывающейся двери.

В первую минуту она не узнала Станислава. Сгорбившийся, с еле передвигающимися ногами, грязными спутанными волосами, разбитой в кровь опухшей губой, он медленно опустился на тяжелый, привинченный к полу стул. Загнанным взглядом посмотрел на лежащую на краю стола пачку сигарет и отвернулся.

– Спасибо, можете идти, – обратилась Сима к конвоиру и, оставшись с подозреваемым наедине, сухо продолжила: – Ну, Станислав Николаевич, вижу, вы не в лучшей форме, так что давайте постараемся покончить с этой неприятной ситуацией как можно скорее.

– Что вам от меня нужно? – произнес Станислав

глухим голосом.

– Мне нужно допросить вас, – сказала Сима, демонстративно закуривая. – Доказательств вашей вины по трем убийствам и одному покушению на убийство у нас предостаточно.

Сима посмотрела на худощавую фигуру, скорчившуюся в какой-то неестественно скорбной позе, на грустные, затравленные глаза за круглыми стеклами очков, и темная волна отвращения захлестнула ее. Она вспомнила истерзанное мертвое тело Анны, кровавое месиво, оставшееся от лица погибшей Инкиной подруги и постаралась поскорее прогнать эти образы из памяти, чтобы не дать волю эмоциям.

– Спрашивайте, что вам нужно.

– Я хочу знать, по какой причине вы совершили все эти убийства.

– Вы любите кого-нибудь? – вдруг поинтересовался Станислав и недобро улыбнулся.

Перемена в его настроении и эта ледяная улыбка, больше похожая на гримасу, были настолько неожиданны и устрашающи, что Сима мгновенно подобралась, внезапно поняв, насколько этот изломанный, тонкий юноша может быть опасен.

Не ожидая ответа на свой вопрос, он стал рассказывать:

– Я слишком силен и слишком слаб для этой жизни. Я не такой,

как все. Меня нельзя превращать в бессмысленную игрушку в чужих

руках, это нелепо. Человек – непонятное скопище грязной крысиной возни и возвышенных мечтаний, я понял это раньше, чем кто-либо другой. Человек не боится умереть, он почти не задумывается над этим. Не так страшит сам процесс умирания, сколько его прелюдия. Слышите? – Он замер на мгновение. – На языке словно перекатывается капелька воды, эти слова – они как музыка. Прелюдия смерти. Это органное произведение Баха, очищающее душу от греха. Громада, которая все смывает на своем пути, и я пью последнее наслаждение из умирающих глаз... – Станислав прикрыл глаза и слегка прикусил губу.

– Вот что, юноша, – оборвала его монолог Сима, перестав записывать за ним, – ваши мистические бредни интересуют меня меньше всего, и, если вы не в состоянии собрать собственные мозги, я помогу вам это сделать. Отвечайте на вопросы, по возможности коротко и ясно.

Он покачал головой, давая понять, что устал.

– Хорошо, – на удивление легко согласилась Сима, – можете полминуты отдохнуть, а потом начнем.

Неожиданно Станислав резко вскочил и бросился на нее, вытянув вперед

руки. Бдительная Сима была готова к такому продолжению событий и встретила его сильным ударом в челюсть снизу. Все получилось настолько технично, что Станислав с перекошенным от испуга и боли лицом рухнул на пол. Сима медленно встала и подошла к нему, выразительно разминая кулак правой руки. Как же ей хотелось ударить его еще раз!

Но она только выразительно посмотрела на подозреваемого:

– Если вы готовы, можем начать работать.

– Позвольте мне закурить? – тихо спросил Станислав.

– Конечно, – разрешила Симка.

Пока он курил, Симка быстро набросала список вопросов для допроса, чтобы не тратить потом время на запись.

– Итак, – начала она, – 15 декабря вы совершили убийство Натальи Сергеевны Пескаревой?

– Я не знаю, кто это, – равнодушно сказал Станислав.

– Это та женщина, которую вы убили в квартире Инны Соколовской... закончить фразу Сима не успела.

– Вы ничего не понимаете, – перебил ее Станислав, – жертва – это я. И я никого не хотел убивать. Я просто следил за этой девкой, Соколовской. Кстати, почему вы сказали, что я убил какую-то Пескареву? Наверное, вы все-таки имеете в виду ту проститутку, хозяйку квартиры? Как оказалось, следил я ненапрасно, хотя она всего лишь жалкая шлюха и к тому же воровка. Я был ее тенью, знал о каждом ее шаге, а она даже не подозревала о моем существовании. Конечно же, она была одна, а вот у меня был друг, который помогал мне во всем.

– Все дело в том, что в квартире, которая принадлежала Инне Соколовской, вы убили ее подругу Наталью Пескареву.

– Почему вы опять говорите о какой-то Наталье? – снова

перебил ее Станислав. – Ту шлюху, которую я зарезал, звали Инна.

– Нет, Станислав, женщину, которую вы убили, звали Наталья, а

квартира, в которой она находилась, действительно принадлежала Инне

Соколовской. И она, слава богу, жива.

– Этого не может быть! – воскликнул Станислав, вскочил

со стула и снова сел. Засунув ладони под бедра, он стал ритмично раскачиваться

из стороны в сторону. – Значит, это была не она. Ну конечно,

это была не она. Я убил другую, и поэтому у меня ничего не получилось.

Что же мне делать? – Он испуганно посмотрел на Симу.

– Почему вы оказались в квартире Инны Соколовской?

– Это была не она, – продолжал Станислав как во сне,

но я же был так уверен, что я...

– Отвечайте на мой вопрос, – потребовала Сима.

– Эта девка взяла кое-что, что ей не принадлежало. Я почти дышал

ей в спину, когда она... Вы можете занести это в протокол. 10

декабря она совершила кражу из квартиры 35 дома 12 по

Тверской улице. – Станислав старательно диктовал адрес, а потом

вдруг неожиданно громко захохотал. – Даже хороших девочек наказывают,

когда они берут чужие вещи.

– Зачем вы пришли к ней в квартиру? – в третий раз повторила

Сима, теряя терпение.

– Я не хотел никого убивать. Мне этого не позволяли делать, я

мог только мечтать, жить в мире своих снов и грезить. Я никогда бы

не стал ужасным монстром. – Он снова рассмеялся, и Симе показалось,

что Станислав издевается над ней.

– Что вы искали у нее в квартире? – решила она по-другому

задать вопрос, чтобы как-то изменить сложившееся положение.

– Это очень ценные вещи. Она их украла, а я должен был их вернуть.

Я должен был выполнить все, что обещал. Я не мог подвести друга.

– Вы нашли у нее эти вещи?

– Нет. Но мой божественный друг сказал мне, что если я убью эту

шлюху и лишу ее лица, то из другого мира, специально для меня,

возродится священная женщина, которую я мог бы полюбить. Все просто.

Я был блуждающим во тьме, а потом прозрел. И когда я совершил священное жертвоприношение, она пришла ко мне. У этой женщины должна была быть отметина. И я ее видел.

Станислав замолчал. Перед глазами Симы всплыло испуганное лицо Алены на фотографии, найденной в комнате Станислава при обыске. Неожиданно Сима почувствовала себя виноватой перед этой девочкой, на которую свалилось столько несчастий. Сима посмотрела на Станислава, который беззвучно шевелил губами, словно продолжая разговор сам с собой, и подумала, что обязательно навестит Алену в больнице.

– Я поняла идею священного жертвоприношения для рождения "женщины вашей мечты", – стараясь сохранять спокойствие, сказала Сима, – но ведь вы совершили еще два убийства. С какой целью? Вы снова искали бумаги и не нашли?

– Вы не понимаете, мне было дано разрешение на смерть в ее честь.

Я убивал только тех, кто был с ней как-то связан, кто мог навредить

ей. Поймите, бумаги были для меня не важны, я просто делал то, чего

от меня ждали.

– От вас ждали убийства?

– Нет, я все делал сам. Ведьма не высшее существо, ее тоже кто-то

направлял в желаниях, но она вела меня по пути наслаждений и сама

не знала об этом. Мне обещали осуществление всех моих желаний, за

это я готов был уничтожить весь мир. – Станислав заплакал.

"Мерзкий слизняк, – подумала Сима. – Какая-то амеба,

питающаяся людьми. Как же мне все это надоело!"

– За что вы убили Фатиму Бабанкаеву? – спросила она, не

обращая внимания на его слезы.

– Эвелина сказала мне, чтобы я поехал к этой сутенерше и нашел

у нее карты.

– Что за карты просила найти Эвелина? – слегка осипшим

голосом спросила Симка.

– На этих картах указан путь в вечный рай, это выход в другие

миры. Без них даже такая сильная ведьма, как Эвелина, не могла стать

владычицей мира. – Станислав перестал плакать, и теперь на его

лице играла холодная улыбка.

– Эвелина посылала вас за картами ко всем трем убитым вами женщинам?

попыталась направить его мысли в нужное русло Симка.

– Да, – кивнул Станислав.

– Но зачем же было убивать? Ведь вам же были нужны только карты?

– Первых двух я принес в жертву моей любимой, а Анну я должен

был убить, – Станислав затряс головой, – хотя Алену уже

достали из другого измерения, но она была по-прежнему холодна со мной.

А когда я нашел у Анны карты, я был совершенно счастлив, потому что теперь Эвелина сделала бы для меня все, что бы я ни попросил. Алена должна была стать моей. Но...

– Продолжайте. Почему после нескольких часов пыток вы все-таки решили убить Анну Рогозину?

– Я не мог оставить ее в живых, со мной был мой друг, и она его

видела, а каждый, кто его видел, должен умереть, иначе он убьет меня, – глухо сказал Станислав.

– Что же такого необычного в вашем друге?

– Он убийца, и он бог, это он убивал их всех, а я жив до тех

пор, пока о нем никто не знает, даже Эвелина.

– Алену тоже хотел убить он, а не вы, и пальчики ваши он везде

вместо вас оставил, – завелась Сима, видя, что юноша пытается,

как обычно, избрать самый примитивный способ защиты: это, мол, не

я, а кто, не скажу, иначе меня убьют.

– Нет, Алену хотел убить я сам, я понял, что она никогда не будет принадлежать мне в этой жизни. Мы должны были с ней умереть вместе, чтобы переместиться в другой, потусторонний мир, где бы мы стали настоящими любовниками. – Станислав немного помолчал.

Но неожиданно появился он. Он хотел все сделать за меня. Мы хотели это сделать вместе, вдвоем, одновременно, чтобы стать одним целым.

– Может быть, вы все же назовете мне его имя? – спросила Сима.

– Нет, но я вам его покажу...

Сима, стараясь получше расслышать то, о чем бормотал Станислав, сидела в крайне неудобной позе – выдвинувшись всем телом вперед и опираясь на стол локтями. Поэтому, когда он бросился на нее во второй раз, мгновенно среагировать она не успела. Он с размаху ударил ее своей головой в переносицу и с силой схватил за шею. Первое мгновение Сима сопротивлялась, пару раз ударила его кулаком в висок, но это не ослабило его железной хватки. Потом пальцы нащупали на столе пепельницу. Сима хотела ударить ею Станислава по голове, но не смогла – пепельница была вмонтирована в поверхность стола. Она чувствовала, что теряет силы. На счастье, рука соскользнула, и под пальцами оказалась спасительная кнопка вызова охраны. Сима из последних сил впилась в нее пальцем...

Сознание она все-таки не потеряла, что тоже являлось

признаком ее высокого профессионализма. Станислав получил несколько

раз дубинкой по голове и в полуотключенном состоянии был отправлен

в камеру. По дороге он что-то бормотал про своего божественного дружка.

Симе оказали первую медицинскую помощь, заметив, что она легко отделалась,

поскольку нос, кажется, не был сломан, а шея практически не пострадала.

После этого она сипло поблагодарила всех за свое спасение и честно пообещала осматривавшему ее врачу, что она непременно посетит специалиста в своей поликлинике, и для пущей убедительности поклялась в этом, положив руку на Уголовный кодекс.

ГЛАВА 18

Таити, 1999 год

Самолет был заполнен самой разной публикой, среди которых выделялись несколько русских. Отличаясь от остальных обилием золотых украшений на татуированных руках и груди, вначале они вели себя чинно и с достоинством, но спустя буквально полчаса они стали шуметь, пить крепкие напитки и курить, хотя это был салон для некурящих. Постоянно требуя от стюардессы то лед, то чистые стаканы, они пытались объясниться с ней на пальцах, помогая себе при этом забористой руганью. Видимо, им казалось, что так будет понятнее. К радости окружающих, компания довольно быстро упилась и уснула.

Полет был утомительным и долгим. Во Франции Эвелина чувствовала себя очень уязвимой, ей казалось, что Париж находится недостаточно далеко от ее дома. Обилие соотечественников раздражало ее, она вздрагивала от русской речи. Хотелось уехать так далеко, чтобы никто и никогда не смог найти ее. Хотелось побыть одной, успокоиться и подумать. Ей казалось, что еще немного такого напряжения и она сойдет с ума. Эвелина подумала, что она очень вовремя – еще два года назад оформила двойное гражданство. А Москва... Неизвестно, когда теперь она сможет вернуться. Эвелина с тоской вспомнила свой с любовью отделанный и обставленный дом, картины, которые собирал еще ее муж. Особенно было жаль бесценные предметы магических ритуалов, которые она привозила из различных уголков мира. Она подумала о матери, которая, наверное, сходит с ума от беспокойства. "Надо будет оформить ей новые документы и купить домик где-нибудь в Чехии, это несложно", – думала Эвелина, прикидывая, во сколько это может ей обойтись.

Она получила достаточно, чтобы обеспечить и себя, и свою мать до конца жизни. "В конце концов, мне только тридцать три, я еще могу начать все сначала", – утешала она себя, слушая размеренный шум двигателей. Пассажиры спали.

Таити! В этом названии было что-то от ее детских мечтаний,

когда длинными зимними вечерами она представляла себе белоснежные

пляжи, пальмы и бирюзовый океан. Может быть, поэтому она подсознательно выбрала именно этот уголок земли. Папаэте поразил ее обилием ярких красок. Местные жители были веселы, дружелюбны, беззаботны и неторопливы. Служащие аэропорта улыбались, но очередь на паспортном контроле от этого не уменьшалась. Эвелина пересела на маленький двенадцатиместный самолет местной авиакомпании, который должен был доставить ее на остров Бора-Бора, где она собиралась провести в одиночестве по меньшей мере месяц. Она отключила мобильный телефон и засунула его подальше в багаж, чтобы никто не мог ее потревожить.

В крошечном аэропорту, который даже аэропортом назвать было сложно,

ее встретил полный улыбчивый шофер из отеля, на котором едва сходилась

униформа. Он с легкостью положил в багажник белого лимузина ее чемоданы

и открыл дверь прохладного салона. Несколько минут по извилистой дороге

и они подъехали к отелю. Небольшие белые бунгало, стилизованные под

местные хижины, были разбросаны по огромной утопающей в буйной зелени

территории. Около каждого из них был собственный бассейн, напоминающий

маленькое живописное озеро. Некоторые бассейны соединялись каналами,

через которые были переброшены легкие мостики. Поражало обилие ярких

неестественно крупных цветов. Отдыхающих не было видно. Эвелина подумала,

что этот отель как нельзя более соответствует своему названию "Pacific

Paradise" – тихоокеанский рай.

Ее встретила служащая, одетая в яркое шелковое одеяние, напоминающее парео. Она надела на шею Эвелины, восхищенной окружающей красотой, гирлянду живых розовых и желтых цветов и пригласила следовать за собой. В прохладном холле отеля Эвелина заполнила карточку гостя.

– Мадам, что вы предпочитаете, – спросил ее портье, – стандартный номер в основном здании, бунгало в парке, бунгало на пляже или бунгало на воде?

Хотя бунгало на воде было значительно дороже, Эвелина, не колеблясь, выбрала именно его.

Уже знакомая ей девушка, пухленькая, как и все островитянки, проводила

ее на пляж. Она критически оглядела кремовый льняной костюм от Сен-Лорана и туфли на высоких каблуках и, улыбаясь, предложила:

– Может быть, мадам лучше снимет обувь, нам придется идти по

песку. Кстати, в отеле есть магазин, где прекрасный выбор шелковых

парео ручной работы. Вы могли бы что-нибудь выбрать.

Эвелина с радостью последовала ее совету и с облегчением скинула туфли.

– Спасибо, я обязательно зайду.

Эвелина подумала, что парео, так же как и купальник, и пляжная обувь, придется как нельзя более кстати, ведь она покидала Париж в спешке и, конечно же, не позаботилась об этом. Было ясно, что в этом отеле ей даже не придется распаковывать часть багажа.

С виду хлипкие мостки вели к внешне непритязательной хижине с крышей из пальмовых листьев. Около бунгало была большая тенистая терраса с лесенкой, ведущей прямо в бассейн. Эвелина босиком прошла по мосткам, и служащая, открыв дверь, пригласила ее войти.

При всем комфорте бунгало нельзя было назвать стандартным. Интерьер был выполнен в колониальном стиле: огромная кровать под прозрачным пологом, стилизованная мебель периода колониального владычества, вытканные вручную ковры на нарочито грубом полу, бронзовые светильники, вазы с яркими, лишенными запаха цветами. Не было даже намека на пластик, ковровые покрытия и галогеновый свет. О том, что это конец двадцатого века, свидетельствовали современного дизайна телевизор, телефон и кондиционер.

Эвелина быстро сбросила одежду и, завернувшись в полотенце,

вышла на террасу. В обозримом пространстве она не увидела ни одного человека, а до ближайшего бунгало было метров двести. Не раздумывая, она сбросила полотенце и нырнула с мостков в прозрачную неестественно голубого цвета воду. Окунувшись в теплую соленую воду, она испытала неземное наслаждение. Эвелина представляла себя большой гладкой рыбой, разрезающей сильным телом плотную воду. Она так увлеклась, что не заметила, как принесли ее чемоданы.

– Я оставлю ваш багаж на террасе, – услышала она голос откуда-то сверху.

Она подняла голову и увидела служащего в униформе, который улыбался

и с интересом разглядывал ее. Прозрачная вода не могла скрыть ее наготы.

– Пожалуйста, занесите в дом и возьмите на столике доллар,

ответила Эвелина, берясь за перильца лестницы. "Ну и черт с тобой,

подумала она, – но все же надо купить купальный костюм".

Через час, посвежевшая и отдохнувшая, надев легкие брюки и топ, Эвелина отправилась в основное здание отеля. В лавочке она купила несколько ярких купальников и в тон им подобрала парео. По дороге ей встретился какой-то весельчак в униформе. Он сразу узнал в ней нового клиента и тут же сунул ей в руки кипу ярких проспектов, в которых рекламировались здешние увеселительные заведения. Посмотрев их, Эвелина решила для начала поужинать в рыбном ресторане "Терраса", в котором должно было состояться вечернее представление.

Эвелина ужинала в одиночестве на открытой веранде ресторана. Она заказала устрицы, лобстера и белое австралийское вино. К ней подошел метрдотель, за которым следовал высокий черноволосый мужчина. Эвелина отметила про себя, что он в ее вкусе. Метрдотель поинтересовался, не возражает ли мадам, если к ней присоединится господин. Эвелина не возражала. Мужчина представился:

– Чарльз Фридман, из Сан-Диего, Калифорния.

– Эвелина Гросс, – она приветливо улыбнулась. – Я русская.

– Неужели? – удивился американец, присаживаясь за ее столик. – Я здесь не в первый раз, но русских до сих пор не встречал. Хотя в Калифорнии много ваших бывших соотечественников. Правда, вы на

них совсем не похожи.

– Почему же? – поинтересовалась Эвелина.

– Вы выглядите по-другому, говорите по-другому, и вообще вы – другая. Вы здесь одна или с мужем? – с чисто американской непосредственностью поинтересовался Чарльз.

– Одна, – коротко ответила Эвелина и, поколебавшись, добавила: – Я не замужем.

– О! На самом деле? – чересчур эмоционально отреагировал

американец.

– На самом деле, – засмеялась Эвелина, ловко управляясь

с щипцами. Чарльз с завистью наблюдал за ее манипуляциями, явно не

обладая такими навыками.

– Вы много путешествуете? – спросил он, безуспешно пытаясь

вскрыть панцирь огромного морского рака.

– Обычно несколько раз в год я уезжаю. Меня привлекают тропические

страны, южные моря. Здесь мне очень нравится.

– Сколько планируете здесь пробыть?

– Пока не знаю, может, недели три. Пока не надоест.

– Вы не работаете, вам не нужно возвращаться? – поинтересовался

Чарльз.

– Я искусствовед. У меня есть небольшой бизнес, но я всегда могу

отменить какие-то дела и встречи. – Его интерес Эвелина сочла

вполне естественным.

– И что же это за бизнес? Галереи, антиквариат?

– У меня небольшой салон. Магия, гадание, предсказания.

Чарльз был восхищен:

– Как чудесно встретить в этом романтическом уголке на берегу

океана настоящую колдунью! А у меня все так прозаично... Банковское

дело.

– Никакая я не колдунья, – рассмеялась Эвелина.

Но кое-что в этом понимаю.

– А вы можете что-нибудь сказать обо мне? – допытывался

Чарльз, в этот момент напоминая любопытного ребенка.

– Ну хорошо, – сдалась Эвелина. – Дайте мне руки.

Чарльз протянул ей руки, она сжала их, закрыла глаза и сосредоточилась.

Перед ее закрытыми глазами проплывали смутные образы, мелькали неопределенные мысли. Вдруг Эвелина четко, но каким-то отрешенным голосом произнесла:

– Вы не тот, за кого себя выдаете. И вы – не американец. – Она открыла глаза.

Чарльз смутился и отнял руки.

– Я американец во втором поколении. Мои родители – эмигранты

из Европы.

– Мы все не те, за кого себя выдаем, – успокоила его Эвелина. – И все хотим выглядеть лучше в чужих глазах.

– Вы очень опасная женщина. Теперь я вижу, что вы – настоящая

колдунья.

– Надеюсь, на самом деле вы так не думаете. – Он нравился

Эвелине, и ей совсем не хотелось его напугать.

"А почему бы и нет?" – подумала она, глядя на его

сильные руки и стройное тело.

После ужина Чарльз пригласил Эвелину к себе немного выпить. Он остановился в уединенно стоящем парковом бунгало. Черноту южной ночи рассеивал только светильник на террасе. Официант принес шампанское.

"Опять шампанское", – вздохнула про себя Эвелина.

Она сидела на краю бассейна, напоминавшего заросшее цветами озеро, и болтала в воде ногами. Чарльз сел рядом и протянул ей бокал.

– Я так рад, что встретил тебя, – тихо сказал

он и обнял ее за плечи.

Эвелина не противилась, хотя ей показалось, что он действует слишком уж стремительно. Чарльз нежно поцеловал ее в губы, затем поставил на поднос бокалы, к которым они едва притронулись, и опустил ее на траву, пытаясь разобраться в складках шелковой ткани.

– Не торопись, – попросила его Эвелина. Она обняла его за шею и привлекла к себе, одним движением распахивая на нем рубашку. Их разделял только тонкий шелк ее одежды.

Было слышно, как в бунгало непрерывно звонит телефон. Но Чарльз, казалось, не слышал его.

– Может, подойдешь? – шепнула Эвелина.

– Ни за что, пусть звонит.

Чарльз наконец-то справился с ее платьем...

...Потом они пили шампанское, плескались в маленьком бассейне и болтали

о какой-то ерунде.

– У меня никогда не было русской женщины. Они все такие горячие?

– подначивал он Эвелину.

– Ты об этом никогда не узнаешь. Не смей больше заводить романы

с русскими! – шутя сердилась Эвелина.

Чарльз вылез из воды и принес Эвелине из бунгало махровый халат. Они с трудом нашли свою одежду в темноте. Эвелина чувствовала себя легкой и счастливой. Они как будто не могли оторваться друг от друга. И все же ее беспокоила одна мысль: "Почему мне вдруг пришло в голову, что он выдает себя за другого?"

Где-то под утро телефон вновь залился длинной трелью.

Чарльз ответил, и Эвелина, чтобы не мешать ему, вышла в ванную. Она оглядела себя в огромном зеркале, а затем зачем-то подняла параллельную трубку. Она услышала мужской голос, который произнес: "Через неделю в Тель-Авиве. Ты должен все успеть". Эвелина очень тихо положила трубку на рычаг.

– Звонили из дома, спрашивают, как я отдыхаю,

сказал Чарльз выходящей из ванной Эвелине. – О, если бы они

знали как! – Он мечтательно прикрыл глаза. – Иди

сюда. Я уже соскучился.

Эвелина скользнула в постель и прижалась к нему. Он доставлял

ей такое наслаждение, что она решила пока не думать об этом странном звонке.

– Я хочу быть с тобой. Всегда. – Чарльз приподнялся

на локте и жадно, с какой-то затаенной тревогой вглядывался в лицо Эвелины. – Я хочу, чтобы ты была только моей.

Она уже привыкла к тому, что в постели мужчины говорят и обещают ей что угодно.

– Я и так твоя, – улыбнулась ему Эвелина.

– Мне кажется, что, когда я проснусь, тебя уже не будет. Это как сон.

– Это не сон. И я никуда не уйду. Я живая и теплая. – В подтверждение своих слов Эвелина взяла его руку и положила себе на грудь. – Попробуй...

Чарльза не надо было уговаривать.

Когда через полчаса он скрылся в ванной, Эвелина быстро

поднялась с постели, нашла его бумажник. В нем она обнаружила американский паспорт на имя Чарльза Фридмана и служебное удостоверение, в котором была вклеена фотография Чарльза. Из удостоверения следовало, что его владелец работает в Центре политических исследований в Тель-Авиве.

"А, черт, моссадовец!" – раздосадованно

подумала Эвелина и быстро нырнула в постель, услышав, что

в ванной перестала течь вода.

Чарльз вышел с полотенцем, обернутым вокруг бедер.

– Может, искупаемся в океане, пока не наступил рассвет? – предложила Эвелина.

– Боже, откуда в тебе столько сил? – изумился

Чарльз. – Я с ног валюсь. Если я не посплю хотя бы пару часов, то просто умру.

– Тогда спи, а я пойду поплаваю, – сказала

Эвелина и обняла Чарльза, еще влажного после душа.

– Нет, не уходи, – попросил Чарльз, крепко прижимая

ее.

– Но ты же хочешь спать, – рассмеялась Эвелина, чувствуя, что он опять возбужден.

– И тебя я тоже хочу, – вздохнул Чарльз, пытаясь увлечь ее обратно в постель.

Эвелина наклонилась над ним и поцеловала.

– Спи, мое сокровище. Ты мне нужен свежий и бодрый. – Она нежно погладила его плечо. – Я буду ждать тебя, когда ты проснешься. Мы вместе позавтракаем, а потом будем купаться и заниматься любовью прямо в океане, как дельфины. – Она говорила все тише и тише, и Чарльз ее последних слов почти не слышал, проваливаясь все глубже в мягкую вату сна.

Убедившись, что Чарльз сладко посапывает, она стала рыться в его вещах и нашла папку с бумагами. Среди прочих документов она обнаружила в ней свою фотографию.

"Ну почему, почему мне так не везет?! – подумала Эвелина. – Ведь я почти влюбилась в него".

Вернувшись к себе в бунгало, Эвелина позвонила в аэропорт.

ГЛАВА 19

Москва, 1999 год

Уже несколько дней Сима безуспешно пыталась дозвониться до Инки, но

трубку никто не брал. Володя отказывался давать какие-либо объяснения

по этому поводу, и, если вначале он только томно закатывал глаза и

вздыхал, то в дальнейшем довольно резко сказал, что ничего не знает

и что Инка должна быть дома, поскольку больше ей быть негде. Однако

вскоре он стал молча топтаться вокруг Симы, чем довел ее до белого

каления.

– Снегирев, у нас один кабинет на двоих – я это понимаю, – поэтому скажи, пожалуйста, что тебе от меня нужно?

– Если что-нибудь узнаешь про Инну, сообщи, – выдавил наконец

из себя Володька и зарделся словно красна девица.

На мгновение Симке стало стыдно, и она, отвернувшись, буркнула:

– Ладно, договорились.

– Тогда я пойду, а то у меня там дел... – Выразительно

проведя пальцем по горлу, Снегирев еще раз шумно вздохнул и вывалился

из кабинета.

Через минуту после его ухода раздался телефонный звонок. Сима поспешно схватила трубку и услышала недовольный голос матери.

– Привет, мамуля! – поспешила на всякий случай подлизаться Симка.

– Привет, привет. Я хочу тебе напомнить, что я не автоответчик

и у меня достаточно своих дел, чтобы еще выполнять функции секретарши, которая, кстати, тебе не полагается по штату, – раздраженным голосом сказала Марина Алексеевна.

– Мам, ты чего? – удивленно спросила Симка.

– Тебе звонила какая-то школьная подруга, не пожелавшая представиться, и просила передать, что она хочет с тобой встретиться сегодня. Она будет ждать тебя вечером в каком-то "Эф-клубе". Сказала, что адрес ты знаешь.

– "Эф-клуб"? – переспросила Сима. – А

почему она сама мне не позвонила?

– Я предложила ей этот вариант, но он ее не устроил по неизвестным

мне причинам. – Марина Алексеевна уже немного успокоилась.

Я сегодня ухожу на дежурство в клинику, так что, будь добра, приготовь

себе поесть самостоятельно, благо ты уже не маленькая. Пока!

– Мам, ну ладно тебе, – примирительно сказала Сима,

но мать уже положила трубку. – Надо ехать к этой полоумной, посмотрев на часы, вслух сказала Сима. – И как она не боится в этом клубе появляться?