Текст книги "Проект "Ной" (СИ)"

Автор книги: Екатерина Степанидина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

  – Верно, – признался Эрниак. – Это наученное, на основе... эээ... вашей защиты...

  Йаллер усмехнулся.

  – Не надо чувствовать себя виноватым, я для этого вас и научил. Точнее, не вас, а Орден, но не суть. Так когда можно будет приступить? Я в последние почти двести лет отвык от безделья, и этот вынужденный отдых у вас на берегу океана меня несколько тяготит.

  ...В кабинет для допросов он вошёл следом за людьми, и допрашиваемый его не заметил.

  Это было странно, – он как будто смотрел в чужую душу из-за стекла, которое было прозрачным только в одну сторону, а с другой было зеркало, Когда-то такие зеркала устраивали во дворцах... какие дворцы, залы, просторы? Обитаемая земля съёжилась, загнав всех по каморкам, дворцов не осталось, – энтузиасты увезли то, что ещё уцелело, разобрав по камешку и собрав на новом месте, а что-то ушло под воду безвозвратно, человеку полагалось жизненное пространство по минимуму... Йаллер невольно вспомнил квартиру Ранны Та'ги, – тесно!.. Неудивительно, что человек рвался на простор хотя бы мыслью, и воображение болезненно рисовало ему то, чего он никогда не видел, но точно знал о том, что это – было. Перед Йаллером проходили один за другим задержанные, прибор ничего не показывал, а руниа в ответ на взгляд Эрниака отрицательно качал головой: да, прибор прав, очередная жертва нынешней жизни, и только... К вечеру поток свидетелей иссяк, а Эрниак с укором смотрел на всех подряд: на прибор, на Йаллера, на коллег, которые вели допросы, как будто искал, по чьей вине настоящие помнящие не попадаются. Робко вспомнил, что была теория, будто обучение владению Силой пробуждает сверхпамять. Йаллер тихо засмеялся: не заметил такого, связи нет... а если бы кто-то и нашёлся, то вряд ли Орден отдал бы своего человека на эксперименты Службе, пусть даже и на такие невинные.

  – А вы сам не хотите попробовать? – вдруг спросил один из тех, кто вёл допрос. – До сих пор эта штука ничего не зафиксировала, может, она и вовсе не работает?

  Эрниак открыл было рот для защиты своего изобретения, но Йаллер его перебил.

  – Что же... почему бы и нет. Хотя, боюсь, мои показатели настолько отличны от человеческих, что его заклинит, и на этом дело закончится.

  – Вот и попробуйте, – посоветовал службист. В его глазах читалась надежда, что после поломки прибора назойливый изобретатель отстанет от них хоть ненадолго.

  Йаллер, улыбнувшись, занял место задержанных. Поначалу ничего не понял, – положить руки на стол и так и держать, и всё... И всё?

  – Есть! – радостным шёпотом возгласил изобретатель. – То есть... как-то странно... Ох, стоп, стоп, убирайте руки, скорее!

  Йаллер тут же послушался. Эрниак сиял, как заглядывавшее в комнату солнышко.

  – Оно работает! Он работает! Теперь уже нельзя в этом сомневаться, я был прав!

  Йаллер отошёл от стола. Изменения ауры при наличии памяти о предыдущих воплощениях. У него не было других жизней, лишь прохождение грани Смерти... отпечаток на душе. А сколько их – у людей? И – зачем? Они все приходят из мира небытия, только никто не знает, в который раз. Разумеется, раз человечество увеличило свою численность, должны быть и новые души, те же, кто уже был, затеряются в людском море, как песчинка. Но открытая память – не прохождение грани Смерти, это – другое...

  – Постойте. Не радуйтесь прежде времени. Вы зафиксировали не то.

  Изобретатель чуть не подпрыгивал от воодушевления.

  – А вы можете... а можно вас... а...

  – ...на обследование, – добродушно подсказал следователь. – Йаллер, если вы хотите действительно облегчить нам жизнь – займите коллегу делом. Честное слово, у Службы и так работы полно, а он благодаря поддержке в верхах у нас уже столько времени съел...

  – Это важно!

  – Не сомневаюсь. А сейчас – не ушли бы вы оба отсюда, пожалуйста? Официально рабочий день окончен, но вы можете продолжить его где-нибудь ещё.

  Йаллер широко улыбнулся и потянул Эрниака за рукав.

  * * *

  Они долго сидели в каморке с видом на мёртвые дома, пили, – в основном пил Йаллер, Эрниак попытался за ним угнаться, но не смог и сдался, – и обсуждали, что именно такое фиксирует несчастный прибор, что не так и как должно быть. Память. Открытая. Закрытая. У человека. У Владеющего Силой за долгую жизнь. У руниа. Отчего взбесился прибор при соприкосновении с Йаллером? Чем отличается память о прошлых жизнях от памяти человека с раздвоением личности?

  Ему было интересно, почему люди очень быстро переходят с ним на «ты». Эффект, производимый его вечной молодостью на тех, кто выглядел старше? Или нет, – уважительность растворялась, когда люди начинали чувствовать себя с ним на равных и даже в чём-то выше?

  Каким образом они вырулили на его прежнюю жизнь, Йаллер потом не мог сообразить. Эрниак пытался доказать Йаллеру тактические и стратегические просчёты, сделанные им в войне ха-азланна с Йосаяном, потом незаметно переехал на предыдущие войны, и Йаллер неожиданно обнаружил себя рассказывающим о том, что Прародитель Зла сотворил, кроме него, ещё двоих руниа, но из его брата выросла последняя гадина, сестра же дважды спасла Йаллеру жизнь, а потом погибла и больше не вернулась. Эрниак долго чесал в затылке, убеждал Йаллера, что в Легендах никакого брата у него нету, сестра там не сестра вовсе, хотя кто вас, руниа, разберёт. Йаллер возмутился, но ему налили ещё, и он притих. Эрниак заявил, что Йаллер, несмотря на свою материальность, всё равно какой-то странный, что дух просвечивает сквозь плоть, запутался в формулировках и в качестве аналогии привёл Нельо, в котором, судя по тем же Легендам, пылал этот самый дух. Этого Йаллер уже снести не смог и завёлся.

  – Вы из Нельо культ сделали, нашли из кого! Мальчишка дерзил, как обычный дурноголовый подросток, его отправили остудить горячую голову, считай – выкинули! Если бы просто отпустили, свои не поверили бы, решили, что Прародитель Зла напустил порчу! Он же на пути у элиа торчал, не пропустили бы, даже если бы очень захотели! А его недоумок-кузен не справился с простейшим замком и махнул мечом не глядя! Нет, как же! у вас это великая дружба и великий подвиг! И никому в голову не приходит задуматься, как же мы все дружно прохлопали ушами и прошляпили такую долгую возню! Вот так внезапно все ослепли и оглохли, так?

  Эрниак слушал его гневную речь и блаженно улыбался.

  – Ты не представляешь, как шикарно слушать живого свидетеля! Особенно после того, как наслушался всех этих, которые считают себя самим Нельо, кузеном Нельо, десятиюродными братьями третьего слуги...

  – Что?!

  – Я говорю о ребятах, на которых есть досье. У каждого своя история в голове, а то и не одна. Могу показать записи, оценишь. Хочешь?

  Йаллер махнул рукой, – мол, давай. Поначалу не заинтересовался, хмурился, – какие-то странные люди, где они живут, как, по подвалам прячутся, что ли? Припомнил, что те, кого провели перед ним накануне, тоже не отличались цивилизованностью... а потом вслушался в их рассказы и обмер. Эрниак, вполголоса комментировавший запись, оглянулся на Йаллера и осёкся на полуслове.

  – Почему Нельо у этих придурков всегда не такой, каким был на самом деле?! – яростно поинтересовался Йаллер. – У них всех это какой-то озлобленный истеричка, который только и делает, что ищет, кому бы голову срубить! Или вовсе предмет для обожания и жаления, за которым уже и личность не разглядишь!

  – Йаллер, успокойся. Я пытался копаться в этом вопросе. Понимаешь...

  – Пока нет!

  – Погоди. Дай сказать.

  – Хорошо. Извини.

  – Ты же знаешь про теорию Вестей, Приходящих Издалека? Она же энтидская, должен знать.

  – Должен. Знаю.

  – Так вот. Это не собственная память о предыдущих жизнях. Это – улавливание.

  Йаллер малость остыл. Он хотел, чтобы в истории с толпой несчастных был хоть проблеск истины, а до сих пор выходило только, будто это всё самообман – или обман. Талант же к умению видеть у людей встречался довольно часто, и он был подлинным, и от этого становилось немного полегче, хотя Йаллер ещё не совсем понимал, какое отношение он имеет к массовому самозванству.

  Эрниак приободрился.

  – Я дам аналогию. Мы здесь включаем канал новостей. Ранна Та'ги тоже включает этот канал. И Рионель. И Ма-Истри. Только у тебя хороший приёмник, у Ранны похуже, а Рионель вообще ни до чего с вашим зверинцем, у неё стоит машина, которой уже лет двадцать как пора на свалку. И все они смотрят один канал. Представляешь, что они там насмотрят?

  – Представил. Только это всё равно не объясняет...

  – Погоди. Это не всё. Ты же читал наши книги, да? Про историю...

  – О да. Читал.

  – Иногда лучше бы этого не делал, да?

  – Не то слово.

  – Так вот! Был оригинал. Историческая, так сказать, личность. В своё время его любили, ненавидели, или же он просто тихо проспал свою жизнь, никаких особых эмоций к себе не вызвав, – как сложилось, так и сложилось, но имя есть и какие-то факты тоже. А потом, представляешь, какой-нибудь писатель написал про него пьесу. Но не про него! Оригинальный деятель был совсем не нужен. Из личности сделали героя – ну, допустим, такого, как ты описал. Озлобленного, истеричного, машущего мечом направо и налево за правое дело. Или – с точки зрения врагов – за совсем неправое, но убеждённо. А написали хорошо. Даже отлично. И герой оказался весьма привлекательным – не для всех, но для многих. И гремела эта пьеса на ура веками. И эти самые, смотрящие своим внутренним взором неизвестно куда, в результате ловят не оригинал, а вот это! Понимаешь?

  – С трудом, – честно признался Йаллер. – Но я попробую вникнуть, обещаю.

  – И вообще, Йаллер, скажи спасибо, что ты не видел, как они считали себя тобой!

  Йаллер несколько мгновений растерянно смотрел на Эрниака и пытался не верить своим ушам. Не получилось.

  – Как же так...

  – А вот так. Понятно, когда Арелат объявил о том, кто ты такой, такие явления как-то быстро растворились. Видимо, присутствие оригинала резко отсекает возможность для таких игр. Но большинству исторических личностей так не повезло.

  Йаллер сидел как оглушённый. Мысли разбежались, будто забыли, по какой дороге следует приходить в голову. Бедный учёный замолчал и не мог понять, как вернуть Йаллеру душевное равновесие, – похоже, в отличие от Ма-Истри, у него подобного опыта не было вовсе.

  – Так я же... – Йаллер наконец обрёл дар речи. – Я же этот... как его... ну, правая рука Прародителя Зла. Как же они... Вы же и на ха-азланна зуб держали, пока их Орден в себя не втянул, а остальные на нас смотрят как на врагов, так сказать, исторически...

  – Понимаешь... Когда вдруг обнаружился ты, я тоже задумался, как же это они могут, и чего стоят все их байки. В общем, благодаря этой истории я наконец понял, что энтидская идея улавливания Вестей, Приходящих Издалека имеет смысл. И что эти люди просто живут с настройкой на что-то. Не обязательно на оригинал. Впрочем, на тебя их образы всё равно оказались мало похожи... большей частью. Я хотел было их опросить, для чистоты эксперимента, только они поспешили исчезнуть. Видимо, испугались.

  – А... – Йаллер вдруг обнаружил, что забыл слова, хотя язык выучил уже давно. – Как же так... они считают... себя – кем-то другим, когда они – не он... то есть не они... то есть...

  – А у них в голове бардак, – радостно сообщил Эрниак. – Талант ловить Вести, Приходящие Издалека, увы, не всегда сочетается с умением разбираться в улове. Ну, и туда же аналогия про разного качества приёмники...

  – Так приёмник – это не тот, кто смотрит! – возмутился Йаллер. – Ты же не отождествляешь себя с приёмником, как бы тебя ни задевало то, что ты видишь на экране.

  – Ну я и говорю – бардак, – вздохнул Эрниак. – Чего ты хочешь от больных людей? По большинству из них горькими слезами плачут заведения Управления духовного порядка и душевного покоя. Они даже не в состоянии отличить своё собственное от уловленного!

  – Так они всё-таки больные или талантливые? – уточнил Йаллер.

  – Одно другому не мешает. Может, потому и разобраться не могут. Была бы голова здоровая – было бы легче, а так...

  – Арелат вот со здоровой головой, – с тоской заметил Йаллер. – Только вот кому от этого хорошо?

  – Арелат! – Эрниака скривило. – Да если бы такой Арелат лет сто назад вылез... нет, всё-таки сто пятьдесят... его бы тогда никто слушать не стал, послали бы куда подальше, и на этом дело закончилось.

  – Почему? – удивился Йаллер.

  – Как, ты не знаешь?

  – Про что?

  – Про войны за землю? Про эпидемии, которые вдруг вспыхивали в центре материка? Знаешь, тогда ещё после эпидемии кого-то даже хватали. Искали, кому выгодно, кто же очищал заражённые районы для того, чтобы туда переселяли жителей опасных земель. Ошибались. Некоторых сажали безвинно, а тех, кого нужно было, пропускали... Тогда как раз Орден и начал разведку Переходов, а после эпидемий и вовсе поднялся вой: мы так все друг друга перебьём, никто не выживет. Понятно, всем хотелось умереть до того, как затонет его кусок суши, но всё-таки ни один нормальный человек не мечтал о том, чтобы его смерть была мучительной и гадкой. Ты не знал?

  – Нет.

  Ему очень ярко представилось: эпидемия, пустеющие центральные районы – такие, как у Рионель или Ранны – и трупы, трупы, которые вывозят и хоронят в море. А потом – дезинфекция квартир, нет, не квартир, – клетушек... и новые заселения. Людьми, которые не знали, какой ценой оплачено их спасение из опасных земель. А кто-то, может быть, догадался? И что же – успокоил себя тем, что прежние хозяева умерли до того, как затонула их суша?

  Йаллера захлестнуло чувство вины. Когда это было? Когда он сидел в горах? Или раньше, когда он ещё не собрал себя заново? Эрниак говорит про сто пятьдесят лет, тогда он уже вовсю занимался разведкой Переходов... прошляпил что-то важное?

  – Когда это было? – тихо спросил Йаллер.

  – Дату окончания последней войны за землю будут отмечать через две недели. Триста восемнадцать лет. А отмечать будут обязательно, – ситуация такая, сам понимаешь. Фильмы будут. «Ценою жизни» повторят... Жаль, конечно, что люди редко дольше двухсот протягивают, да и до двухсот добраться тоже не каждому дано. Было бы легче. Арелата вмиг заткнули бы, дескать, плевать, кто такой этот руниа, главное, что он дело делает, обратно в прежний безвыходный кошмар мы не дадим себя утянуть. А тут привыкли к хорошему, начали нос воротить: не из того лагеря, не такой... Тьфу.

  Йаллер покачал головой. Да, он тогда ещё довершал воссоздание тела. Когда выбрался, замирение уже состоялось...

  * * *

  Он чувствовал зверскую усталость, – не физическую, которая порой доставалась и ему, хотя для этого нужны были в прямом смысле слова нечеловеческие нагрузки. Он устал ждать – неизвестно чего, устал ожидать от каждого нового человека напряжённый подозрительный взгляд, по которому стало бы ясно, что человек из своего стал чужим и в любой момент готов нанести удар в спину, примкнуть к тем, кто ненавидит и боится. От этого спасала только мысль про Ранну Та'ги – если после всего не испугалась она и захотела встречи, значит, она не одна такая, значит, есть надежда... та самая, что есть и у Ма-Истри, затеявшего грандиозную кампанию по оправданию правой руки Прародителя Зла. Йаллер улавливал только обрывки – фразы из передач по каналу новостей, обсуждения у тех, кто работал в зоне отселения и не считал нужным замолкать при его появлении. Он мог бы настроиться, «смотреть вдаль» и подслушивать, но не хотел. Во-первых, не знаешь, кого слушать, во-вторых... он слишком дорожил тем доверием, которое ему оказывали люди по доброй воле, чтобы поступать так – и переступать грань, когда для тебя люди становятся только носителями информации, которую нужно тем или иным способом добыть. Сейчас – нет. Не то. Впрочем, с врагами он бы не церемонился...

  В зоне отселения вдоль моря было мало освещения, и оттого виднелись звёзды, их не заслонял тревожно-дежурный свет нескончаемых поселений. Звёзды, Расселение, люди, из которых многие так и не поддались на искусственно раздуваемую ненависть, – и от этого до боли хотелось, чтобы это видел тот... кто осуждён навеки. Да, сложно, да, тяжело... и почему-то безумно тянуло поделиться, чтобы он стоял за спиной, и ночь улыбнулась бы надёжно и ярко. Но ночь уйдёт, звёзды погаснут, и ты останешься – осознавать, что один, и что твоё «навсегда» гораздо длиннее, чем у людей...

  * * *

  Это была бывшая квартира деда – маленькая, как и все, теперь уже запущенная и давно нежилая. Он не был здесь много лет, и только отголосками детства вспоминались слышанные здесь рассказы: дед сидел с молодыми, – тогда казалось, совсем взрослыми, теперь он понимал, что они были ещё очень молоды, – странными ребятами и внимательным, чуть насмешливым взглядом встречал их безумные речи о том, как кого-то где-то убили в далёких битвах. Они курили, – позже он узнал, что это лёгкие наркотики, узнал, когда уже стал учиться на журналиста. Тогда – он просто нырял вслед за чужими словами в вихрь приключений, почти видел чужими глазами искры, летевшие от скрещенья мечей, почти слышал их лязг... и страстно мечтал, чтобы в его голове тоже стали роиться навязчивые картины, от которых невозможно избавиться, которые переживаешь вновь и вновь каждую ночь перед тем, как заснуть. У гостей деда – в основном девушек, но попадались и парни, а порой было не разобрать, – казалось, не было никаких занятий, они сидели днями и ночами, приходили и уходили, а он ловил вязь их слов, пытался записывать, отчего становилось стыдно: как будто он подсматривает за людьми, они же ничего не поручали... Потом, когда он стал старше, мать вдруг приехала за ним, увезла из этой квартиры и отдала учиться... и деда он стал видеть редко, а позже дед и вовсе куда-то пропал. Ему сказали – уехал. Он не поверил, заподозрил, что с дедом случилось что-то нехорошее, а ему не хотят говорить, его обманывают... не спал несколько ночей, пытался разгадать, где обман, не мог избавиться от мучительного чувства безнадёжного проигрыша... И в черноте внезапно ставшей враждебной ночи перед глазами поплыли лица, засверкали клинки, близко-близко летели искры от ударов, среди других были глаза – светлые, хищные, жуткие от ненависти и ярости боя, нечеловеческие глаза верного помощника Прародителя Зла, а потом стало почти физически больно от осознания того, что ты проиграл, и цена твоего проигрыша – жизнь... и что это не в первый раз, что уже он выходил на путь защитника, бился с таким же мечом в руке, и было имя... имя, которое звучало похоже, но всякий раз немного иначе. И легенда, что убитый защитник раз за разом воскресает, что за подвиги он стал бессмертным, или – возвращается, вспоминая и выбирая прежнее имя...

  Он вскочил. Было страшно, и замирало сердце: неужели правда, неужели вдруг – свершилось, и теперь у него есть своё, драгоценное, пусть и тяжёлое, но – есть... Он тяжело дышал. Надо было как-то жить дальше – с этим. Зная. Помня. Понимая.

  После этого он взял себе псевдонимом имя – Арелат. Стал специализироваться на острых делах, появлялся там, где была несправедливость. К нему пришла известность. Ему писали, звали на помощь. Он приходил. Никто не знал, что память жива. Никто не знал, что вместе с памятью в душе поселилась острая, неутихающая боль сомнения: ведь все, кого он видел в детстве, были неприспособенными к жизни, они не могли не то что подняться до достигнутых им высот, а и еле-еле находили работу.

  И был Йаллер. И Расселение. Мечта о новой жизни. И когда однажды ему, одному из самых известных журналистов Тайшеле, поручили взять у Йаллера интервью, он чуть не задохнулся от внезапно обжегшей мысли: а что, если... спросить? Он же руниа, должен всё знать... и легенду об Арелате тоже. А что, если – шагнуть в пропасть, высказать сомнения вслух: правда ли, что был такой... удостовериться или наконец оборвать мучительные сомнения, чтобы, пережив стыд и тоску по несбывшемуся, уйти с головой в обычную жизнь – навсегда.

  Йаллер не подвёл. Он действительно смог – ответить. И нечеловеческие глаза из видения внезапно оказались реальностью.

  После обрушившейся правды – он не помнил, как добрался до дома. Кажется, Йаллер кричал вслед, звал его мысленно, потом обрывал видеофон. На звонок Арелат смог заставить себя ответить только на следующий день – когда настойчивые, захлёбывающиеся, непрекращающиеся гудки наконец умолкли, и стало ясно, что звонит кто-то другой. Другим был главный редактор, удивлённый исчезновением своего сотрудника. Он мог ответить, что с интервью ничего не вышло, и его бы поняли: ясное дело, руниа, у них свои особенности, наверное, нелюдимый, может общаться только с Владеющими Силой, они ему как-то ближе... Арелат понимал: это только его правда – о помощнике Прародителя Зла. И только ему было – решать, отдавать её или нет.

  Его охватил страх. Одно слово – и наивная вера человечества в спасителя-руниа рассыпется. Великое благо и чистота идеи Расселения окажется сном. Обман... как и всё, что связано с именем Скарвина.

  Он был в ярости. Слившиеся воедино глаза из видения – и глаза из реальности приводили в смятение и почти в панику. Мало того, что Йаллер убил его когда-то, он и теперь покоя людям не даёт!.. В конце концов, раз ты тоже убит, так убирайся из мира живых и не тревожь их больше.

  И он заговорил. Сказал, что будет сенсация. Что ничего общего с обычными новостями его информация не имеет. Что Орден и Служба Безопасности будут всячески стараться доказать, будто открытое им – обычный журналистский вымысел для привлечения внимания. Редактор подобрался, как почуявший добычу падальщик, и велел выкладывать...

  Арелат подошёл к окну. Темнело, но включать свет и обозначать этим, что тут кто-то поселился, он не хотел. В квартире заканчивалась еда, он по-тихому собрался и спустился вниз – в магазин.

  Он не надеялся, что долго пробудет на свободе – после своего выступления. Удивился, когда кто-то из Ордена вышел на него и стал расспрашивать, что и откуда ему стало известно, вроде был действительно испуган, хотя старался не подать вида, и вроде бы не врал. Удивился, потому что думал: Йаллер давно уже подмял под себя Орден, и там все уже пляшут под его дудку, никто не посмеет даже подумать иначе. Но такие всё же нашлись... человек не представился... а вскоре в народе поднялась волна страха и ненависти к Владеющим Силой. Редактор мялся и путался, прежде чем вымолвить слова об увольнении, он ушёл на другой канал, стал независимым журналистом, продолжал гнуть своё, выступал... и в какой-то момент понял, что арест неминуем. У него не было никакой связи с бунтовщиками, ни одного знакомого среди тех, кто возглавлял протесты, но пару раз он попадал на стихийные митинги, – незнакомые приглашали выступить. Он чувствовал себя очень некомфортно среди толпы... Толпа была везде, к ней привыкали с младенчества – не жили люди иначе, иначе становилось только там, куда они переселялись, на простор и в свободу, – но толпа бунтовщиков была иной: опасной. Здесь не спрятаться в собственные мысли, нельзя заткнуть уши наушниками и отключиться, здесь ты поневоле переставал думать своё и начинал быть таким, как все, вливался в общий ритм, тебя уже куда-то несло... а ты цеплялся за остатки разума и пытался остаться на поверхности, не утонуть. Из его правды на глазах рождалось что-то другое, примитивное, мрачное и враждебное, он внезапно понял, что совсем не рассчитывал на такие последствия... да и вообще ни на что не рассчитывал. Как ни тяжело было признаваться самому себе, но из наивной веры в спасителя-руниа и справедливый Орден родилась такая же наивная противоположность... а реальность оказалась совершенно другой. Протесты росли, тот же человек из Ордена снова вышел на связь и посоветовал скрыться, тогда он и вспомнил про пустующую квартиру деда, разыскал у матери ключи...

  В магазине он набрал продуктов, расплатился – и ощутил, как чья-то рука мягко, но настойчиво придавила его плечо.

  – Эретьенду Наирата?

  Арелат не повернулся. Имя по документам он ненавидел с детства. Спросили явно из чистой формальности, можно было не отвечать, но он всё же кивнул.

  – Вы арестованы. Вас обвиняют в подстрекательстве к массовым беспорядкам, повлекшим гибель людей и порчу имущества. Вы имеете право на защиту и будете судимы по закону во имя чести и справедливости.

  Арелат неприязненно дёрнул плечом – его почему-то отпустили. Резко протянул руки, на которые тут же надели наручники. Подумалось: ну и зачем он столько еды набирал, приходила же мысль, что не понадобится...

  * * *

  Об аресте Арелата он просто знал. Никто не сообщил ему, не поставил в известность. Он подумал, что мог бы даже «посмотреть вдаль» и увидеть, как это происходит. Но не стал. Просто вышел из дома, добрался до берега моря и опустился на камни, тут лил дождь, он тут же промок до нитки, но ему было всё равно, и не только потому, что руниа не может простудиться...

  Кто-то неторопливо подошёл к нему, остановился за спиной и раскрыл над ним тент от дождя. Йаллер не обернулся.

  – Йаллер. У нас была команда убить при задержании.

  – Да. Я так и думал. И как?

  – По каналам дружественного ведомства пришла настоятельная просьба не делать этого.

  – И вы послушались?

  – Да.

  – Почему?

  – Потому что... сейчас мы на одной стороне. Не Владеющие Силой – и простые люди. А проще. Мы на стороне жизни. Порядка. Мира, наконец. У нас общие интересы, Йаллер. И почему бы не выполнить просьбу дружественного ведомства, если она убедительно изложена.

  – Ясно. Мне не говорили о том, какие на него есть планы.

  – У вас другая специализация.

  Йаллер усмехнулся и наконец поднял голову.

  – Мне как-то не приходило такое на ум. Специализация, говорите...

  Службист засмеялся.

  – Пойдёмте куда-нибудь под крышу? У меня есть просьба к вам. Ответная. Как к представителю...

  – ...дружественного ведомства?

  – Именно.

  Позже – Йаллер вертел в руках адрес. На всякий случай проверил по базе данных: да, это имя в списках было, один из организаторов этих... кружков любителей прошлых жизней, вокруг него уже давно клубилась наполненная ускользающим смыслом жизнь, в которую стремились беспокойные умы. Служба Безопасности просила навестить человека. Поговорить. Выяснить причины, – почему старый, давно больной человек цепляется за всё это. Даже не так: с чего он решил, что имеет право говорить другим – я помню, я знаю, и вы, наверное, тоже можете помнить и знать. Без прибора. Без привода на допрос. Без ареста. Просто – прийти и встретиться. И путь лежал прочь от моря, в бесконечные путаницы стен, этажей, переходов, через подземелья с рельсовиками и выходы с толпами, туда, где высотки отнимают небо над головой, а люди ютятся в крохотных квартирах и ждут – кто эвакуации, а кто и просто...

  Просто – смерти.

  – Смерть некрасива, смерть – это всегда боль, если повезёт, то недолгая, если не повезёт – мучительная, непрекращающаяся, да знаешь ли ты, руниа, помощник Прародителя Зла, что испытывают люди? Знаешь, как тяжко умирать? – скрипучий голос не умолкал, как будто его обладатель боялся замолчать навсегда.

  – Знаю, – тихо сказал Йаллер.

  – Ничего ты не знаешь, – неожиданно злобно бросил старик и отвернулся к окну. Йаллер молчал. Очень хотелось развернуться и уйти, но было нельзя.

  Старик поднял глаза. Они были ясными, как предвечернее небо. Йаллер едва удержался от того, чтобы не ударить его.

  – Ты всё понимаешь, – яростно сказал он. – Ты всё понимаешь и не хочешь отвечать.

  – Я хочу умереть, – просто сказал старик. – Но умереть – тихо и без боли. Приведи мне Властительницу Смерти.

  Йаллер ошеломлённо замер, хотел было сказать, что никто не властен над Смертью, но передумал. Опасная идея появилась так внезапно, – ответом на злость и желание старика, – что он даже не стал разбираться, насколько именно она являет собой ложь.

  – А ты её узнаешь? – осторожно спросил Йаллер.

  – Ты руниа, – в голосе старика было презрение. – Если бы ты был человеком, то не догадался бы спрашивать такую глупость.

  – Ну хорошо, это глупость, – резко сказал Йаллер. – Но если ты не ответишь хоть что-то внятное, ошибусь – я. И приведу кого-нибудь другого. И ты не умрёшь так, как хочется тебе. Будешь умирать, корчась от боли, пытаться дышать, звать Смерть – а она, если и услышит, то придёт тогда, когда сама решит. Тебе это нужно?

  – Нет, – светлые глаза распахнулись, из них как будто на мгновение исчезла старость. – Слушай. Я расскажу тебе о ней.

  Костлявая рука схватила Йаллера за запястье, – ему внезапно стало страшно смотреть на собственную руку, стыдно за свою вечную молодость, беззастенчиво продолжающую существовать рядом со сморщенной кожей старика.

  – Когда было решено воевать с вами, душа Повелителя Мёртвых затосковала по тем берегам, которые будут разрушены войной, и он отправился с острова Бессмертных на землю людей...

  Йаллер не удержался: прерывисто вздохнул. Он ожидал услышать нечто подобное, но не знал, насколько именно история будет похожа на правду. Интересно, назовёт ли старик имя Кариаки, или у них этой памяти нет?

  – ...и у женщины из рода людей родилась дочь. Когда настал час признавать девочку взрослой, племя матери отвергло её. И она ушла на север – к Прародителю Зла, к руниа, живущему на земле, к родственнику её отца. И осталась там.

  Слабая рука дёрнула Йаллера за рукав.

  – Ты знал её?

  – Конечно, – медленно отозвался Йаллер, выныривая из вихря воспоминаний. – Но она давно умерла. Погибла во время той войны.

  – Её дети остались живы. Проклятый род... – старик закашлялся, костлявая рука оставила руку Йаллера и мучительно сжалась в кулак.

  – Проклятый, – Йаллер усмехнулся. – Как же иначе.

  – Не смей... не смей прерывать.

  – Хорошо.

  – Её дети остались живы и продолжили проклятый род... и хранят тайну. Когда ты проходишь по улицам и внезапно встречаешь бесстрашный взгляд Смерти, – то знай: ты видел кого-то из потомков Кариаки.

  Йаллер кивнул. Всё-таки знают.

  – Они Властители Смерти. Они исполняют приговор. Но не жди их там, где смерть мучительна: в больницах, у постели безнадёжных, кто умирает годами и десятилетиями. Нет, они не там. Они дают мгновенную смерть...

  Он снова закашлялся.

  – Ты уверен, что они не переехали с Тайшеле?

  – Я ничего не знаю. Я ни разу не встречал их, хотя, видит Создатель, – я ищу их всю жизнь...

  Йаллер встал. Крамольная мысль потускнела и угасла. Старик следил за ним.

  – Ты думал обмануть меня, правда?