Текст книги "Тайна озера Сайсары"

Автор книги: Егор Неймохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Опять в тупике

Когда Сурен увидел своего младшего брата, то совсем раскис и весь затрясся в рыданьях. Обвил дрожащими руками за шею испуганного Назара, который был на голову выше. Что-то лепетал неразборчиво по-армянски, и только одно имя можно было разобрать: «Назарик». Сурен выговаривал имя брата ласково, по-отечески нежно и все заглядывал в глаза его, о чем-то умолял и ждал...

Назар держал себя скованно, он никак не мог поверить, что этот полусумасшедший лысый старик со слезящимися глазами – его брат, которого он запомнил веселым и сильным песенником. Невольно отстраняя от себя его цепкие, дрожащие руки, смятенно выдавил по-русски:

– Ну, успокойся, Сурен... встретились ведь... Как ты мог не дать о себе весточки?! Я ждал тебя все эти годы...

Старик опять запальчиво стал что-то говорить по-армянски, но Эленев прервал его:

– Я прошу говорить на русском языке...

Братья оба сразу замолчали, но потом Сурен опустился без сил на стул и начал умолять простить его тяжкий грех... Он сам сказал о плене и школе абвера, что заброшен был и теперь пойман. Что опозорил весь свой род и брата... Назар слушал его молча, только желваки ходили по скулам. Он поражался самому себе, что слушает этот рассказ совсем равнодушно, словно говорит не его старший и любимый с детства брат, а совсем чужой человек, нарочно назвавшийся этим святым для него именем. Еще теплилась надежда, что вдруг окончится эта нелепая встреча, выяснится истина. Не мог этот предавший родину человек быть Суреном... Но тот все плакал, всхлипывал и вдруг стал вспоминать их родителей, их дом, проклинать себя. Назар коротко рассказал о себе, слова исходили нехотя, он наконец убедился, что это действительно Сурен, ибо услышал такие вещи, о которых знали только они двое.

Когда закончилось время свидания и конвойный уводил брата, Назар все же не сдержал свой темперамент и глухо промолвил:

– Лучше бы ты погиб на фронте... лучше бы не было этой встречи... Как ты мог предать свои песни и свою землю... Нет у меня больше брата!

– Инч?![2]2
  Инч – что?! (арм.)


[Закрыть] – испуганно промолвил Сурен, а когда смысл сказанного дошел до него, в отчаянии проговорил: – О-о-о, моя черная, проклятая богом жизнь... Ты прав, нет мне прощения!

На следующий день после этой встречи, Эленев вызвал Сурена Казаряна на допрос. До этого Глухарь вел себя развязно, пытался шутить на допросах и явно находился в нервном возбуждении, но сейчас зашел в кабинет понурый, измученный бессонницей и молчаливый. Это сразу бросилось в глаза.

– Казарян, – проговорил Захар, закладывая в машинку чистый лист бумаги для протокола, – на прошлом допросе мы говорили о войне и плене, как вы были завербованы абвером, как прибыли в Суруман и кем работали. Сегодня меня интересует суть дела. Вспомните, когда, у кого вы покупали золото и кому продавали, сколько металла прошло через ваши руки.

– A-а? О ком это вы? – прошептал Казарян, бессмысленно глядя на следователя. Видимо, в мыслях своих он был далеко-далеко...

– Вы что, не поняли вопрос? Я упрощу его... Расскажите все о своей деятельности по скупке и продаже золота. Все! Начните с первого «хищника», который принес вам металл.

– Какое золото, какой «хищник»? – Казарян сердито выговорил эти слова, все еще плутая в своих мыслях. Потом вдруг судорожно привстал, выпучил глаза и, ловя ртом воздух, упал головой на стол.

– Продавал ли золото шоферам из Якутии? – спросил Эленев.

– Нет!

– А этих людей знаешь? – Захар показал ему фотокарточки Засыпкина и Свистунова.

– Нет! Вижу впервые.

– Посмотри как следует, может, случайно где их встречал?

– Мне нет смысла темнить. Не видел! Моей памяти дивились еще инструкторы в разведшколе. Я не забуду тех, кого хоть раз видел.

– Значит, вы утверждаете, что никуда, кроме Сурумана, не вывозили золото и не продавали?

– Так и есть.

– Ну ладно, прочтите свои показания и распишитесь.

Когда подследственного увели, Захар несколько раз прочитал протокол допроса и тяжело вздохнул. Основное расследование – по убийству Александровой – опять зашло в тупик...

За какие грехи...

Легкий туман волшебно таял и светился под яркой луной, над гладью огромного озера. Сквозь него плыл человек в лодке, он стоя отталкивался шестом. Что-то было знакомое в его облике. «Может быть, это мой отец?» – с радостью подумал Захар, с нетерпением топчась на берегу озера. Внезапно его встряхнули за плечо. Всё: лунная ночь, озеро, человек в лодке, разом исчезло, и он проснулся. Еще не открывая глаз и плутая в полумраке улетевшего сна, он с трудом разлепил отяжелевшие веки и услышал голос жены:

– Захар, тебя срочно просят к телефону.

Он быстро вскочил, растирая лицо руками и сгоняя остатки сна, прошел босиком к телефону в прихожую.

– Захар Захарович, здравствуй, – донесся близкий и энергичный голос Хомподоева. – Когда ты прибыл?

– Только что, полчаса назад. Что случилось?

– Ты явился вовремя. Сейчас за тобой заедет машина и дуй на место происшествия. ЧП! Представь, чуть не убили Капитолину Александрову!

– Ка-ак?! – изумленно вымолвил Захар и потряс головой.

– Вот та-ак... Капитан Бобин тебе все объяснит. Езжай!

У Эленева усталую сонливость как рукой сняло. Быстро умылся, стал бодрым и расторопным. Жена с удивлением смотрела, как он стремглав одевается.

– Что случилось, Захар, куда ты?

– Вызвали с работы, мне нужно немедленно ехать.

– А как же чай? Поешь что-нибудь... Ужин готов.

– Потом, потом...

Застегивая на бегу пуговицы зимнего пальто, он выскочил во двор. На улице темно, только ярко горят окна соседних домов. Вечернее время, пора свободного отдыха после работы. Люди смотрят телевизор, ужинают, читают книги... Редко выдаются ему такие беззаботные вечера. Ослепив фарами, из-за угла вынырнули милицейские «жигули». Захар пошел навстречу, махая рукой. Из машины вылез крупный человек в черном полушубке с погонами.

– Захар Захарович? Я – Бобин. Пожалуйста, садитесь.

Когда машина рванула с места, Эленев повернулся к милиционеру.

– Что случилось? Объясни кратко.

– А вот так и случилось, – крякнул Бобин. – Вечером, в половине восьмого, нам сообщили, что была попытка убийства женщины. Потом выяснилось, что к Александровой пришла подруга Изамира Полякова с мужем Аркадием. Это было около семи часов. Они позвонили, но дверь им никто не открывал. А изнутри шел запах газа. Поляковы, обеспокоенные этим, подняли шум. Вместе с соседями, они взломали дверь и вошли в квартиру. Хозяйку обнаружили в бессознательном состоянии на диване. Все четыре конфорки газовой плиты были открыты, еще бы минут двадцать и Александрова наверняка бы задохнулась. К нашему приезду она пришла в сознание, рвалась и кричала на весь дом: «Помогите! Спасите!» В общем, от испуга находилась в полупомешанном состоянии.

– Где она сейчас?

– Дома. Врачи скорой помощи осмотрели и дали заключение, что ничего страшного нет, раны отсутствуют. Сильное потрясение. Врач сделал ей укол. Короче, ничего страшного. Стукнули по голове.

В это время машина остановилась у пятиэтажного панельного дома. Они поднялись по лестнице и вошли в квартиру. Было прохладно, форточки и балконная дверь все еще открыты. Захар молча осматривался, он отметил, что квартира полна импортной мебелью и коврами. В чешской стенке горки хрусталя, на телевизоре видеомагнитофон и коробки с кассетами, много импортных безделушек. Эленев заглянул во вторую комнату и увидел там двух женщин. Лицо у Капитолины было бледным и измученным, на голове марлевая повязка. У Захара шевельнулось чувство жалости к ней, он расстроенно подумал: «Кому же они перешли дорогу? Как же найти этого убийцу. В этом нападении и моя вина, что не смог раньше обнаружить преступника... Нужно работать скорее!»

Они вдвоем с Бобиным прошли на кухню. Там колдовал судмедэксперт и недовольно ворчал:

– Печь вся грязью и жиром замазана, тут столько рук побывало, что сам черт не разберет. До милиции соседи все истоптали и излапали.

– Им же пришлось выключать газ, чтобы спасти Александрову, – проговорил Эленев и повернулся к Бобину. – Протокол оформили?

– А как же, дело свое знаем, – он протянул несколько исписанных листков.

Эленев быстро пробежал их глазами и попросил:

– Пригласи сюда Александрову, – он пододвинул к кухонному столу табуретку.

Капитолина вошла через некоторое время, слабо охая и держась руками за голову. Он указал ей на табурет:

– Садитесь, Капитолина Семеновна.

Она, словно в беспамятстве, прошла мимо и плавно села.

– Капитолина Семеновна, я приношу искреннее сожаление в связи с сегодняшним преступлением. Думаю, что этот случай имеет связь со смертью Гелены. Я понимаю, что сейчас вам трудно говорить, но очень прошу дать ответы на некоторые вопросы.

Александрова сидела с отсутствующим видом, но все же прерывисто ответила:

– Захар Захарович... я только что все рассказывала вашим работникам... все сказала... Мне очень тяжело опять...

– Капитолина Семеновна, я все понимаю. Но у меня всего три вопроса, прошу ответить на них. Во-первых, в протоколе записаны ваши показания, что когда вы услышали звонок в дверь...

– Я спросила: «Кто там?»

– И вам ответили, что принесли телеграмму, надо расписаться?

– Да... Это сказал через двери мужской голос.

– Этот голос никогда не слышали?

– Нет... незнакомый.

– Второе... Из-за того, что вывернули лампу в подъезде, чтобы она потухла, и в коридоре была темнота, вы никого не увидели, когда открыли дверь? Они тут же оглушили вас тяжелым предметом? Вы упали после удара? Кричали?

– Не пом-мню-ю... Я страшно перепугалась.

– Неужели вы не заметили их облик, ведь из комнаты шел свет, хотя бы их рост, во что были одеты?

– Не-ет... Они были одинаковые... Вроде, один повыше... Нет! Не помню! Они сразу залетели в квартиру и один из них выключил в прихожей свет... Все было так быстро и страшно... Никого из них не помню, – Капитолина вдруг уронила голову на стол и зарыдала, закрыв лицо ладонями. Ее волнистые волосы рассыпались по плечам и столу. – За какие грехи я попала в такую черную беду?! Чью тень я перешагнула, что меня хотят убить! О, мучение...

– Капитолина Семеновна, успокойся... Капитолина... – Эленев встал и вышел в комнату. Там спросил шепотом у судмедэксперта: – Сильно пострадала Александрова?

– Ударили крепко по голове, но кожа осталась целой.

– Значит, ее оглушили на короткое время.

– Конечно.

– Результаты экспертизы срочно отправьте мне. Какие еще есть следы в доме?

– Я же говорил, – опять сердито засопел эксперт, – все следы уничтожены и затоптаны. Тут побывало полдома народа...

– Ладно, ладно, – следователь положил руку на его плечо, успокаивая, – я пошел. – Затем повернулся к капитану Бобину. – Давай сходим еще разок к соседям.

– Они ничего не знают, я их сюда приводил в качестве понятых.

– Все же сходим.

Они вышли на лестничную площадку и хотели уже позвонить к соседям напротив, но вдруг Эленев остановил руку капитана у кнопки звонка.

– Давай сначала спустимся в нижнюю квартиру, которая под квартирой пострадавшей.

– Я там тоже был.

– Пошли, – он спустился первым и нажал кнопку. Дверь открыла толстая старуха с морщинистым лицом и седыми волосами. – Простите за позднее вторжение, – он показал удостоверение, – вы слышали о происшествии наверху?

– Слышали, слышали... Сколько подлецов развелось, бандитов! Да вы проходите, проходите в дом, не стойте на пороге. – Она провела их в кухню и усадила. – Этот товарищ, – показала она на капитана, – недавно был тут, все выспрашивал... Но я ничего абсолютно не слышала.

Эленев внимательно разглядывал вентиляционное отверстие на стенке под потолком кухни. Спросил хозяйку:

– Через вентиляцию слышен разговор в кухне наверху?

– Если там говорят громко, особенно когда выпивают, то слышно все, до слова можно разобрать. Как радио...

– Сегодня вечером вы были дома?

– Конечно! Я же на пенсии, изредка хожу в магазин, а так сижу тут сиднем...

– С какого времени знаете Александрову?

– С тех времен, когда вселились в этот дом. Знаемся с ней не особо, она ж молодая. Забегает иногда что-то одолжить по мелочи...

– Что она одалживала?

– А что женщина может одолжить? То чай кончился, то соду... Или гость внезапно приехал, а угостить нечем, даже хлеба нет... Вот и бежит ко мне.

– Понятно, – остановил ее Эленев, – значит, никакого шума не слышали?

– Нет, нет...

– Ладно, спасибо, – Захар пошел к двери и вдруг задумчиво остановился, пропустив из квартиры капитана. Повернулся к хозяйке. – Есть ли многодетные семьи в вашем подъезде?

– У Мельниковых... шестьдесят третья квартира, у них трое ребятишек. Семья порядочная, не пьют, не шумят...

– Я у них тоже был, – проговорил Бобин.

– Сходим еще раз, – Захар распрощался со старухой и вышел на лестничную площадку. – И что сказали Мельниковы?

– Они тоже ничего не слышали и ничего не знают.

– А у ребят ты спрашивал? У детей?

– Нет, я разговаривал с их отцом.

– Ладно, – Эленев взглянул на часы, – я сам зайду к ним, а затем уеду домой на автобусе. Ты завтра утром мне принесешь копию протокола, показания свидетелей и Александровой.

– Слушаюсь! – по-военному четко ответил Бобин. – Мне можно ехать?

– Езжай, я сам доберусь.

Хозяева шестьдесят третьей квартиры радушно встретили позднего гостя. Мельникова оживленно затараторила:

– Мы и у детей своих расспросили, но никто ничего не видел и не слышал.

– Да-да, – вступил в разговор муж, – держа на коленях мальчика лет пяти, – школьники наши уже легли спать.

– А этот вот малыш? – Эленев погладил мягкие волосы на голове ребенка.

– Э-э, это наш вольный казак! Не можем устроить его в детсадик, приходится мне сидеть с ним вдвоем дома, – забрала его у мужа мать и усадила к себе на колени.

Мальчик что-то старательно рисовал, прикусив высунутый от старания язык.

– Молодец! Как он хорошо рисует, – похвалил Захар, – у него есть способности, смотрите, какие чистые и четкие линии.

– Это его каждодневное и любимое занятие, – улыбнулась мать, – бумаги и карандашей не напасешься. Уже их столько собралось, хоть выставку открывай.

Эленев еще поговорил с хозяевами и распрощался. Уже в коридоре, когда спускался по лестнице, шевельнулась еще робкая мысль... У него появилось такое ощущение, что преступник совсем рядом, в этом доме...

* * *

Федор Давыдов вяло плелся на работу, гудела с похмелья голова. Ноги казались ватными, чужими. Вчера, после работы, он шел мимо винного магазина и отворачивал голову. Ведь клялся, что не заглянет больше туда. Но какая-то неведомая сила тянула к дверям, в оправдание свое подумал: «Загляну на минуту и куплю курева».

В прокуренном и пропитанном перегаром магазине грязный пол и обшарпанные стены. В углу громоздились пустые ящики. Он стал в шумную очередь. Многие в ней были уже крепко выпивши, пришли за добавкой. У ящиков томились безденежные бичи, в надежде встретить знакомого и присоединиться к бутылке. Когда подошла очередь Давыдова, он неожиданно для самого себя проговорил: «Бутылку и сигарет пачку». Руки, оказывается, тоже сами давно приготовили нужную сумму денег... Он выхватил покупку из рук продавца, отстранив кинувшихся к нему знакомых алкашей, выскочил из магазина.

В доме было холодно и одиноко. Он включил свет, не растопляя печь и не раздеваясь, схватил со стола большую кружку и вылил в нее всю бутылку. Выпил ее за два раза. Закурил, присел на кровать. Водка оглушающе ударила в голову, сразу прояснилось все вокруг, поднялось настроение. Даже смерть Гелены в этот момент ему показалась дурным сном, что это было давно и неправда... Ему почудилось, что если сейчас пойти к ней домой, то откроет дверь именно она... Улыбнется и посмотрит так, как могла ласково смотреть только она. Потом, стройная и прекрасная, легко и грациозно пройдет через прихожую, приглашая в дом. И тогда исчезнет навсегда его пьянка и одиночество... шараханья с одной работы на другую. Геля вытащит его из этой беспросветности...

Настолько реальными были эти мысли, он так уверовал, что Геля жива, и его просто обманывали, что вскочил на ноги и выбежал на улицу. Он пошел быстро к ее дому... но ноги сами привели в тот же винный магазин. Денег едва хватило на вторую бутылку. Вернулся домой в своих радужных мечтаниях о Геле. Надо бы позвать своего дружка Хамсеева и поговорить за выпивкой... Но-о... Теперь их дом он обходит стороной. Мало того, что кидается ругаться жена, как сорвавшаяся с цепи дворняга. Сам Хамсеев тоже удивил... Пару месяцев назад вдруг явился с бутылкой водки в гости, поставил ее на стол и вытащил из кармана конверт.

– Федька, я сегодня получил письмо от сына из армии. Он стал чемпионом военного округа по боксу и выполнил норматив кандидата в мастера спорта. Ты послушай, что он пишет:

«Отец, в этот радостный и очень важный для меня день я прошу тебя только об одном! Брось пить! Сколько ты горя принес нам с мамой пьянками. Отступись хоть на старости от этого зла, поживи подольше, дождись внуков и правнуков. А я обязуюсь достичь того рубежа, о котором ты мечтал в своей юности. Буду мастером спорта, вот увидишь! Умоляю тебя, отец, не пей!»

Голос Хамсеева задрожал на последних строках письма. Он аккуратно свернул бумагу и положил в карман, тихо проговорил:

– Все, Федька! Завязываю! Это наш прощальный бал. Помянем мои пьянки. Я ведь только сейчас понял, что если бы не пил в молодости, мог бы заниматься боксом. А сколько страданий принес семье! Сколько денег пропил... боже мой! Все, с завтрашнего дня капли в рот не возьму. Баста!

Давыдов воспринял эти клятвы скептически, он не раз их слышал от соседа, от многих бичей, да и сам грешил этим. Сколько раз сам зарекался! И еще не довелось встретить пьющего, который сдержал бы свое слово.

После этого вечера все ждал, что Хамсеев не выдержит и придет выпить, даже звал его, но получал решительный отказ. На последнее приглашение тот зло выматерился и заорал: «Сказано тебе, что завязал с водкой!» Жена заметно радовалась таким переменам, ходила по двору и напевала, такого за ней ранее не примечалось.

Давыдов выставил бутылку, а пить одному не хотелось. «А если набраться силы воли и тоже завязать?» – пришла в голову мысль. Но бутылка так заманчиво блестела, так звала, а рука сама уже срывала пробку и наливала в кружку... Пил понемногу, что-то бессвязно бормотал и произносил тосты, вспоминая Гелену.

Проснулся рано утром совсем окоченевшим. Оказалось, что уснул прямо за столом, уронив голову на остатки закуски. Жадно пил холодную воду, мучаясь от страшной головной боли. Потом тащился улицей на работу, постанывая и проклиная все на свете. Толком ничего не соображая, сел в автобус № 2 вместо восьмерки и опомнился только в центре города. Вышел на остановке перед театром.

Брел, сам не зная куда, и вдруг услышал резкий голос. Кто-то произнес его имя. Федор обернулся и узнал следователя Эленева.

– Давыдов, куда ты идешь? Ну и видок у тебя, братец.

– На работу... р-работу...

– Сегодня к пяти вечера я буду ждать тебя в прокуратуре, есть дело, надо поговорить, – приказал он строгим голосом, – не вздумай опять напиться и не явиться! Доставлю при помощи милиции. Ясно?

Давыдов отмолчался, хотел уже идти дальше, но следователь добавил еще:

– Слушай, ты не знаешь кого-либо из знакомых Гелены, у которого имя или фамилия начиналась бы на букву «С»?

Давыдов отрицательно мотнул головой. Он ничего не соображал.

– Ну, ладно. Вечером жду в прокуратуре, – Эленев повернулся и ушел.

Перед Федором распахнулись настежь дверцы автобуса. Он тяжело поднялся в него и занял угол на задней площадке. Когда автобус поехал и его стало трясти, чуть не стошнило. Было так муторно, что он стал смотреть в окно, чтобы отвлечься. За окном проплыло здание прокуратуры. «О ком он спрашивал? О каком человеке на букву «С»? Я же никого не знаю из друзей Гелены... Девочка ты моя несчастная... Лучше бы я тебя вообще не встретил, приехала ко мне и погибла... – бормотал он себе под нос. – Помнишь, как мы вышли летом из кинотеатра «Мир» и попали под дождь? Потом мокрые ехали в автобусе. Кругом было солнце, а это маленькое облачко пролилось влагой словно только на нас двоих... Какими алмазами блестели эти капли на твоей одежде, на волосах, как ясно и радостно горели твои глаза! Какая была у тебя улыбка и глаза! Я тебе что-то тогда сказал и ты обрадовалась? Что я сказал? Что?!»

У Давыдова померкло все в глазах, голова бессильно ударилась об холодное стекло. Он почуял этот ледяной ожог на своем лбу и вспомнил: «Кстати... Да! Правда...»