Текст книги "Тайна озера Сайсары"

Автор книги: Егор Неймохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Телефонограмма

В прокуратуру Якутской АССР. Эленеву.

На ваш запрос отвечаем. В опечатанную квартиру гражданки Александровой Г. С. в ночь на восьмое ноября пробрался неизвестный. Замок взломан. Приняты все меры поиска виновного.

Салдын, следователь Васюков.

«Жизнь – вот сон...»

1.

После такого сообщения Эленеву в Якутске было трудно усидеть. Он решил вечером же ехать в Салдын. Заказал билет на самолет, наскоро перекусил в буфете и опять засел листать уже знакомое до мельчайших подробностей дело Александровой. Оно застопорилось, ничего нового не удавалось узнать. И вот... Появилась новая ниточка... Удалось отвести беду от Давыдова. Кто же убийца? Кто полез в ее квартиру? Что было между ним и Александровой? Что их связывало? Что послужило поводом для ее смерти? Месть? Или она знала такую тайну, что жить ей с нею не дозволили? Эти вопросы мучили Захара уже который день... Надо обязательно переговорить со всеми ее знакомыми, друзьями. Узнать, как они к ней относились. Надо выяснить, кто ей звонил в то утро последнего дня. Есть ли судимые среди ее знакомых? Кроме этого, он занимался всеми хулиганами, живущими в районе озера Сайсары, анализировал их, встречался с участковым. Обошел все ближайшие дома вокруг озера и поговорил с жителями. Ничего... Ни единой зацепочки. Убитая покинула дом Федора Давыдова в девятом часу... Почему она не уехала на автобусе, где она была до полуночи? Вопросы, вопросы, вопросы... Он так задумался, что резкий звонок телефона заставил испуганно вздрогнуть. Отрешенно поднял трубку и услышал радостный голос жены:

– Заха-ар! Я все-таки достала билеты. Такая огромная очередь. «Вооружен и очень опасен!»

– Где! Кто вооружен? – Эленев вскочил от неожиданности. – Тьфу-ты! Это название кино? А я уже подумал невесть что... Чокнусь скоро со своей работой. Марианна, извини, сходи в кино со своей Дусей. Я сегодня вечером улетаю в командировку в Салдын.

– Опя-ять... – только и вздохнула жена. Он представил сейчас ее огорченное лицо. – А я так обрадовалась, когда купила эти билеты...

– В следующий раз обязательно сходим. Прости меня, работа.

– И долго будешь там?

– Как будут продвигаться дела.

– Я приготовлю вещи, когда заедешь?

– Часика в четыре. Рейс в восемнадцать вечера.

– Счастливой дороги, – она опять грустно вздохнула. – Звони оттуда. Проводить тебя не смогу, я к пяти поеду к родителям.

– Буду звонить. Не беспокойся. – Эленев положил трубку телефона и подумал: «Все-таки люди с моей профессией, – пропащие для семьи. День ненормированный, постоянные командировки. Бедные жены... Работа без выходных и праздников. Так надо!»

Эленев приказал привести Давыдова. Когда он вошел в сопровождении конвойного, Захар дал понять, чтобы оставил их наедине. Милиционер вышел. Долго смотрел следователь на сидящего перед ним человека. На его спутанные и грязные волосы, на отечное лицо и красные глаза начинающего алкоголика, на грязную и мятую одежду бича. Да, это был опустившийся, отвратительный для многих и проклинаемый всеми тип. Но это был все же человек! И эти глаза, с природной хитринкой, таили в себе хоть и хлипкую, но волю... человека. Нельзя отметать и таких людей. Пути их неведомы, много случаев было, что и они вступали на благой путь и «завязывали» с прошлым. Давыдов внимательно разглядывал стенку кабинета с таким интересом, словно перед ним была диковинная картина.

– Давай-ка знакомиться, – прервал обоюдное молчание Эленев. – Меня зовут Захар Захарович... мне поручено следствие...

Давыдов не повел даже бровью в ответ на эти слова, все пялился на стену, да мял пальцами замызганную кроличью шапку.

– Товарищ Давыдов, – опять заговорил следователь. – Я сейчас собираюсь идти к прокурору, чтобы подписать бумагу о твоем освобождении. Меня интересует только один вопрос... Зачем ты взял на себя вину за убийство? Зачем?

Глаза Федора забегали, он недоуменно повернулся к следователю и хрипло спросил:

– Что вы сказали? Повторите...

– Тебя освобождают. Ты никого не убивал.

Давыдов уронил голову на колени и закрыл лицо ладонями. Следователю были видны лишь его спутанные черные волосы. Они вдруг задрожали от тихого рыданья.

– Ну-ну, успокойся, Давыдов... Ты ведь мужик, перестань!

– М-м-м... У-у-у... – мычал тот в ответ. Потом вытер руками слезы и промямлил: – Геля, Геля... Да разве я мог поднять на нее руку. У меня дороже ее...

– А почему же ты признался в убийстве?

– Геля-Геля, только она одна была для меня святым... – Давыдов вскинул голову и уставился на следователя. – Признался? Спьяну! В тот вечер я так надрался, что утром с похмела ничего не соображал. Голова гудела, как котел... Тошнило, белый свет казался с овчинку. А тут милиция... Схватили, скрутили, запихали в машину... Я и не знал за что. Но раз они так уверенно меня повязали, наручники одели – значит была вина. Привезли во второе отделение и втолкнули в какую-то комнату... Я слышал через тонкую дощатую перегородку их разговор и ужас меня сковал... Гелю убили! Я пытался вспомнить: «Может, я сам?» А они всё в подробностях описывают: ударили ножом, на озере, в камышах, в кожаном пальто. Тогда и припомнил, что она приходила. Мне как-то стало все безразлично с ее смертью... Пропала последняя надежда... Ну и все выложил на допросе, что слышал... Подумал, уж коль она не могла меня отвадить, может, в тюряге от водки спасусь!

– Да-а... – Эленев пристально поглядел в его мутные от слез глаза. – Ну и дурак же ты, братец. Значит в тюряге решил отсидеться, а в это время убийца будет свою водочку попивать и еще резать людей?! Я изучил твое дело, а биографию не хуже своей знаю... И пришел к выводу, что все страсти-мордасти в твоей судьбе от чрезмерного честолюбия и эгоизма. Зажалели тебя в детстве и дали повод наслаждаться страданиями других людей за тебя... Прости за резкость, но ты получаешь наслаждение и удовлетворение, когда с тобой кто-либо нянчится, уговаривает, старается помочь. Чем ты отплатил приемным родителям? Они ведь любили тебя, даже больше родного сына... А может быть, надо было и ремешка когда испытать. Безнаказанность и потакание во всем своему чаду – прямой путь к эгоизму его и преступлению. По статистике, шестьдесят процентов мальчишек, которые воспитаны матерьми-одиночками, становятся на преступный путь.

Они так тебя «обидели», что отрекся от родителей. Да и Гелю доводил пьянками, ты их нарочно провоцировал, чтобы вызвать жалость и участие... Перегнул палку. А все твои дружки рядом только тогда, когда у тебя есть деньги на выпивку. В другом случае их не сыщешь днем с огнем. Уйми свое непомерное честолюбие, свою гордыню... Вспомни тех людей, которые тебя любили и которым ты нагадил своим поведением. А их не так уж много... Не ломайся перед людьми, ты уже вышел из школьного возраста... Опомнись!

Давыдов сидел молча, только желваки бегали по его скулам. Ох, тошненько было ему слушать эту проповедь! Взгляд его уперся в пол, руки судорожно сжимали облезлую шапку. Наконец выдохнул севшим от волнения голосом:

– Поздно меня учить, гражданин следователь. Единственный человек, который мог бы меня вывести из пике... мертв. Поздно!

– Я тебя не стану уговаривать и жалеть. Ты рожден, чтобы выбрать свою судьбу... Только дерьмо плывет по течению. Человек способен преодолевать все! Думай... посмотри на себя в зеркало, посмотри на свинарник в своем доме.

– Спасибо, начальник... мне так, в лоб, еще никто не говорил. Может и впрямь... мало били в детстве? Думаю...

2.

Как только Эленев вошел в невзрачное здание аэровокзала Салдына, к нему с улыбкой двинулся высокий и плотный человек. Он без разговоров отнял у прилетевшего небольшой саквояж, а уж потом обнялись... Они были знакомы еще по Свердловскому юридическому институту, поддерживали там дружбу якутского землячества.

– Столичному сыщику привет! – пророкотал Васюков.

Разговаривая, вышли на улицу и уселись в служебный «уазик». Васюков сам вел машину по укатанной снежной трассе. Свет фар выхватывал по обочинам обметанные куржаком невысокие деревья, потом тянулся какой-то бесконечный забор.

– В гостинице заказал тебе одноместный номер, но можешь остановиться и у меня. Куда рулить?

– В гостиницу, не хочу тебя стеснять. Я прилетел работать.

– Начальству не прикажешь. Когда последний раз был тут?

– Давненько... Уж и не помню.

– У нас много перемен. Вон новый Дом культуры...

Захар глянул в боковое стекло и заметил множество светящихся окон в морозной дымке. Гостиница тоже была недавно построена, двухэтажная, с коврами по коридорам. Ему отвели хороший угловой номер, было тепло и опрятно, в отличие от многих северных гостиниц, которые он много раз обживал в командировках. Васюков подождал, когда приехавший умоется, и повел его ужинать в столовую. Они сидели за дальним столиком, Захар ужинал и с нетерпением поглядывал на товарища. Тот решил тоже перекусить за компанию, хлебал горячий борщ с завидным аппетитом, даже расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и расслабил галстук. Чувствовал себя Васюков просто и по-домашнему.

«Видимо, он еще ничего не прояснил со взломом квартиры Александровой, так, отмалчивается и говорит о пустяках, – подумал Эленев. – Неведомый взломщик, пока единственная живая ниточка во всем, омертвевшем, деле об убийстве. Кто и что искал в квартире? Гелену убили не случайные хулиганы, дело оборачивается совсем по-другому...»

– Товарищ следователь, – раздался рядом чей-то голос.

Эленев недоуменно обернулся и увидел седого мужчину среднего роста. Он был одет в чистый и выглаженный костюм, и Захар сразу определил в нем местного интеллигента, скорее всего учителя.

– Слушаю вас.

– Можно мне высказаться?

– Пожалуйста...

– И вас, и Степана Аркадьевича, общественность просит и обязует непременно отыскать убийцу Гели Александровой. Если мы не будем карать преступников, они обнаглеют до предела! Мы, жители Салдына, убедительно требуем поймать убийцу и заключить в тюрьму, а потом вынести самый суровый приговор. Его бы не мешало привести в исполнение здесь, прилюдно. Чтоб неповадно было другим!

– Ладно, ладно... обязательно поймаем, – закивал головой Васюков, – а вам поручим казнить на площади, – попытался он обернуть все в шутку.

Захар проводил взглядом удаляющегося с достоинством мужчину и недовольно промолвил:

– Ну и конспирация у вас! Не успел прилететь, а уже все знают цель моего приезда. Кто разболтал?

– Да это же деревня! – рассмеялся Васюков, – люди все здороваются друг с другом. Все на глазах, ничего не утаишь. А когда узнали об убийстве, Салдын неделю гудел, как улей. Ведь она была главой местной промышленности по пошиву унтов...

После ужина они вышли на улицу. В поселке тускло мерцали огни на столбах, откуда-то доносилась приглушенная духовая музыка, видимо, из Дома культуры.

– Захар Захарыч, ты бы отдохнул с дороги, а уж завтра займемся делами.

– Да нет уж, Степа, – усмехнулся он в ответ. – Куй железо, пока горячо. Давай-ка сегодня посмотрим бумаги, я все равно не усну спокойно.

– Так и знал... Поехали в мою контору, я все приготовил.

«Уазик» покатил центральной улицей, мимо райкома и кинотеатра, Васюков, как заправский экскурсовод, хвалился своим городом. Остановились у небольшого и тоже нового здания прокуратуры. Дверь открыл дежурный милиционер, отдал честь поздним гостям. Васюков довольно долго возился с ключами у своих дверей, отпер их и сразу включил свет. Посреди комнаты были два полированных стола, в углу громоздился старинный сейф. На столе телефон, пишущая машинка, графин с водой. Обычная служебная обстановка.

– Раздевайся, Захар. У нас тепло. – Васюков снова загремел ключами и отпер громаду сейфа. Вытащил оттуда и аккуратно положил на стол новенький японский дипломат с номерными замками. – Ну, Захар Захарыч... мы тоже тут не лыком шиты. – Он ухарски хлопнул по дипломату своей огромной лапищей, – в этой штуке лежат такие интересные вещи! Закачаешься!

– Жаргон у тебя еще студенческий, – улыбнулся Захар, – не тяни за душу, что же там лежит?

– Имя человека, который побывал в квартире Александровой.

– Ты уверен в этом? – сразу оживился Эленев, – есть отпечатки пальцев?

– К сожалению нет... Или случайность, или...

– Или?

– Или такого ранга преступник, что в нашу глушь еще не попадал. Не помогла даже собака-ищейка. Он знал свое дело крепко... Первый обыск в квартире ничего не дал. Мы уже совсем опустили руки, но сегодня... Врач райбольницы Илларионова по своей инициативе приволокла мне вот эту штучку и говорит: «Александрова принесла мне этот дипломат, когда уезжала в город.» – Я на нее ругаться, что раньше не принесла. Но оказалось, что врач летала по дальним оленеводческим бригадам и только что вернулась. По ее словам, Александрова сказала: «Забегу, когда вернусь из Якутска. Там мои документы и еще кое-что...» Они с покойной были хорошими подругами.

– Так что там, не томи!

– Не спеши... дай поиздеваться над начальством вдоволь... В присутствии депутата поссовета Авдюшкина, самой Илларионовой и понятых, мною лично зверски была взломана эта импортная штукенция при помощи обычной советской монтировки.

– Все ясно, шифр знала только покойная.

– Так уж и быть, смотри, – Васюков открыл сломанные замки и стал аккуратно вынимать содержимое. – Сберкнижка за № 214/05, открытая в декабре прошлого года первым вкладом в двести рублей. Потом она каждый месяц добавляла по пятьдесят. Сейчас числится пятьсот рублей. А вот бухгалтерские счета и документы, проверили. Все в ажуре, комар носа не подточит. Никаких нарушений финансовых и прочих.

– Ну и удиви-ил. Я-то думал, что дипломат полон денег, или бриллиантов из Гохрана. С таким апломбом и вступлением...

– Не спеши-и... А личный дневник Александровой, не хочешь взглянуть? – Васюков царственно протянул Захару толстую общую тетрадь. – Это поинтереснее твоих бриллиантов... Документ, которому вообще цены нет! Все подробно расписано с 14 марта сего года. Я даже успел приготовить перевод с якутского языка... Тебя люто заинтересуют события, начинающиеся с 15 июля. Там есть и мои пометки красным карандашом. Ну?

– Сразил наповал... Сдаюсь. Почему сразу не сообщил, имея такие новости!

– Я что, в столовой тебе на пальцах должен был показывать?

– Но ты же на завтра все пытался отложить, вот жук! – Захар впился глазами в строчки дневника, позабыв обо всем на свете.

Васюков расхаживал по кабинету, довольно поглаживая волосы на голове, и мешал читать.

– К чему торопиться-то? Козел на мушке, как говорил мой дед охотник. Перед твоим прилетом связался с участковым деревни Томтогор, где живет искомый нами Засыпкин. Приказал выписать ему повестку прокуратуры и завтра помочь прибыть сюда. Посмотрим, что за гусь...

Глаза Эленева жадно глотали строчку за строчкой дневника. Написан он был убористым и аккуратным женским почерком. Сначала он пытался читать подряд, но потом не утерпел и стал выискивать абзацы, помеченные карандашом:

«15 июля. Наконец-то пришел долгожданный день моего отпуска! И начался он хорошо и загадочно. Утром проснулась с радостью, что наконец-то отдохну от запахов выделанных кож и клея, от нахального начальства, которые без совести клянчат всей своей родне унты. Как они мне надоели! Я даже сделала зарядку и закатила в квартире генеральную уборку. Потом до обеда провалялась в кровати с книжкой. Днем была невыносимая жара, как на юге. Решила идти купаться. На песчаном берегу кувыркалось несколько детей, а взрослых было мало. Работают. Я стала купаться, было так здорово, прохладно! Я плавала на спине и вдруг кто-то из-под воды прикоснулся ко мне! Как я заорала от испуга! И тут рядом вынырнул смеющийся молодой мужчина с горбатым носом. Виновато извинился. Я поплыла на другой берег, а он за мной. Обогнал и говорит: «Девушка, вам что, жить надоело? Под тем берегом быстрее течение и коловерть. Утонете!» Я подумала вернуться, но упрямство взяло верх и поплыла дальше. Он молча плыл рядом, словно страхуя. Мы вышли на берег усталые. Тогда я его разглядела получше. Высокий и сильный, плечи широкие, все в мускулах. Атлет. Только нос горбатый, как у кавказца. Он меня начал поддразнивать: «А вы смелая самоубийца... Но я знаю, почему вы не боитесь утонуть».

– Почему? – не удержалась я.

– Да потому, что вы свою жизнь застраховали на большую сумму. Хоть и утонете, но успеете крикнуть: «Есть пять тысяч»!

– Вот болтун, – засмеялась я, – тоже мне, теоретик госстраха.

– Хотите, я вам погадаю по руке? – он бесцеремонно взял мою руку и стал водить пальцем по ладони. – A-а, все ясно, у тебя есть ревнивый муж и пятеро детей.

Когда я засмеялась и замотала отрицательно головой, он вдруг стал серьезным и проговорил:

– Ты же ведь Александрова Гелена, директор промкомбината. Я тебя там видел. А меня зовут Панкрат, фамилия – Засыпкин. По профессии шофер, прибыл в командировку из деревни Томтогор и вот, загораю без груза...

Интересный и веселый парень. Он мне понравился сразу, бывает же такое! Мужественный, простой и добродушный. А столько всего знает, даже не верится, что шофер. И с высшим образованием не всякий так может говорить. Умный и спокойный. Расстались и он сказал: «До встречи!»

О, женская судьба! Кому из нас не приходит мысль о смелости и праве выбора мужчины! А наш удел – ожидание. Когда тебя заметит настоящий человек, сильный и добрый. Которого можно полюбить. У меня улетает молодость. Где он, мой спутник жизни? Отец моих детей, где? Отзовись...

25 июля. Как долго я не брала в руки свой заветный дневник! Обленилась ужасно, да и времени не хватает. Я отдыхаю у сестры в Якутске. Сестра должна первого августа двинуть в санаторий на юг. И я опять останусь одна. Как я боюсь одиночества!

В последнее время часто вспоминаю Панкрата, где его сейчас носит, по каким дорогам? Мы так и не встретились после того заплыва. Но я случайно встретила женщину из нашего филиала в Томтогоре и осторожно расспросила ее о нем, якобы, он приходил к нам подшивать унты. Какую она мне радость принесла, если бы только знала! «Наш лучший шофер, очень работящий. Дома его не застанешь, все в рейсах. Что может держать холостого человека...» Так и есть! Хо-ло-стой!!!

5 августа. Мне жутко везет! Тьфу-тьфу-тьфу! Чтобы не сглазить. Проводила сестру на курорт и решила набираться культуры. Одна сходила в Русский театр на концерт вокально-инструментального ансамбля, приехавшего издалека. Какой апломб у них, какую чушь они несли! Видимо, порешили, что мы забитая провинция и сплошь дураки. Искусством и культурой вовсе не пахло. Неопитекантропы. Халтурщики жалкие... А конферансье такую пошлятину извергал, что было за него мучительно стыдно. Так пыжился рассмешить нас бородатыми анекдотами. Ужа-ас! Куда мы катимся. Короче, с отвратительным настроением от «концерта», я плелась к автобусной остановке и нос к носу столкнулась с... Панкратом!!! Мы оба уставились друг на друга и слова от неожиданности не могли вымолвить. Он тоже прилетел в отпуск...

Я рискнула пригласить его домой. Назавтра он явился точно в три часа. Притащил такой огромный букет цветов и шампанское! Как мне долго никто не дарил цветы, боже мой... Как я была рада этому невинному пижонству! Сколько денег он на них ухлопал, у нас цветочки на рынке «кусаются». Не в деньгах суть! Мы провели прекрасный вечер, много говорили, танцевали. Я больше слушала и поражалась, сколько ему в жизни выпало бед! Когда он учился в столичном институте и был старостой курса, на практике, в море, утонул парень с их группы. За это он был отозван с геологической практики и исключен. Но все же очень сильный духом человек. Не сломался. Приехал на Север и стал лучшим шофером в совхозе.

10 августа. Я все сильнее люблю его! Он очень обходительный и скромный, не то, что другие, которые сразу лезут целоваться и думают только об одном...

25 августа. Как чудесно мы провели время с Панкратом! Отдыхали у реки, собирали ягоды и рыбачили. Он сумел договориться с капитаном «Ракеты», которая ходит в Хандыгу. Он высадил нас вдвоем в устье реки Алдан. Поставили палатку и зажили дикарями. Это был недельный рай! Сказка, которая заставила позабыть обо всем на свете: о людях, работе, обо всем и вся... Вчера мы вернулись в город. Мне даже не хотелось возвращаться. Мне кажется порой, что знаю Панкрата с самого детства, мы были с ним знакомы всегда! Это настоящее, удивительное по глубине и силе чувство любви. Вот сейчас, через несколько минут звякнет звонок у двери и полечу его встречать. Я чувствую, как он идет по улице и думает обо мне. Во мне родилась шаманка! Вот он уже поднимается по лестнице, сейчас открою дверь и он скажет: «Здравствуй, милая...» Поцелует и обнимет крепко-крепко... Какой он сильный. Сердце мое так стучит, что готово выскочить из груди. Как прав был поэт: «Как ждет любовник молодой минуты верного свиданья...» Это про меня...»

После этого записи обрывались, только 15 сентября исписана страничка вялой, словно чужой рукой:

«Жизнь – это сон» – как гениален был Шекспир! Я вошла в какое-то сонное, равнодушное состояние, я полумертвая... Зачем я узнала эту новость?! Такая беда навалилась, что мне ее не осилить... Как же так!!! Возможно, что это ложь... Ложь! А если это правда? Тогда что? Я постоянно твержу эти дурацкие слова: «Жизнь – это сон». Они успокаивают меня. Все забудется, теперь, через сто, тысячу лет... Забудется... А сейчас? Успокаиваю себя, что сплю, будто ничего не знаю и не хочу видеть. Как все это стерпеть! Нет, это не получится... Обязательно надо встретиться с С., все выяснить с этим делом. Объясниться! Жизнь дается один раз, нельзя ее превращать в кошмарный сон...»

После этого написала размашисто, крупным почерком по-русски: «Из вещества такого ж, как и сон, мы созданы, и наша жизнь на сон похожа, и наша жизнь лишь сном окружена». Шекспир, «Буря».

Эти слова жирно обведены кругом.

Эленев полистал дальше чистые страницы, закрыл и отложил тетрадь. Задумчиво уставился на нее, оглушенный прикосновением к чужой судьбе. У него было такое ощущение, что не он читал, а сама Геля тихим голосом поведала ему трагедию любви... Эта тетрадь – драгоценная находка. Начало лабиринта, который ему суждено пройти и погубить чудовище, надругавшееся над светлой мечтой. Она дала ему в руки ниточку сказочного клубочка, который приведет к цели... Засыпкин обязательно поможет открыть многое в судьбе Гелены. Откуда такая страшная печаль в конце дневника? Это даже не о разбитой любви, здесь что-то другое, более важное и неотвратимое. Что за новость, о которой она случайно узнала? Кто такой «С»? Где был Засыпкин в день убийства? Он ли был в квартире ее, что там искал? Врал ли он про исключение из геологоразведочного института? Столько новых вопросов, что голова идет кругом...

Эленев резко выпрямился и встал. Посмотрел на Васюкова, потом взглянул на свои часы.

– На который час вызвал Засыпкина?

– Прибудет к десяти часам.

– Ну ладно, – он положил тетрадь в дипломат и закрыл его, – спрячь это в сейф... Утро вечера мудреней. Будем ждать...