Текст книги "Трудный возраст (Зона вечной мерзлоты)"

Автор книги: Егор Молданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– Ну его…

И тут на стол упала записка. Там было только одно слово: “Спасибо!” Я понял, кто мне написал, стало тепло и приятно на душе.

Большой Лелик оставил меня в классе для профилактической беседы. Вид у него был угрюмый, я понял, ему уже настучали на меня.

– Объяснись, май либен, – потребовал Лелик.

– Разве что-то произошло?! – спросил я, стараясь сохранить на лице безобидное выражение.

– Разве нет?! – в унисон мне ответил Большой Лелик. – Ты ничего не хочешь мне рассказать о происшествии на самоподготовке?

– Ничего, – я отрицательно потряс головой. Мои невинные глаза честно смотрели на воспитателя.

– Что произошло у тебя с Каблуковым? – Лелик пристально посмотрел на меня.

Я сделал вид, что до меня наконец-то дошло, чего от меня хочет воспитатель.

– Пусть не пристает к девчонкам! – отрывисто произнес я.

От восторга Большой Лелик издал какой-то неописуемый звук.

– Сафронов, растешь на глазах, – на лице воспитателя появилась мягкая, добродушная улыбка. – Пора нравиться девчонкам.

Мне стоило больших усилий сохранить безразличный вид.

– Разве я им могу понравиться?

– Еще как, – воскликнул Лелик, выпятив и без того объемистую грудь так, что пуговицы на черном жилете грозили оторваться, и с широкой улыбкой раскинул руки, как будто хотел обнять всю Клюшку. – Все, май либен, зависит только от тебя.

– Учту, – вежливо ответил я, но на душе было приятно от Леликовых слов.

Сумрак Клюшки словно подернулся рябью, сам его воздух дрожал. Во всем чувствовался приход зрелой осени.

Стюардесса выползла из будки и неторопливо поплелась в сторону свинарника. Там и теплее, и она уже унюхала запах еды.

Обитатели обожали старую колли. Она появилась на Клюшке лет десять назад. Ее с собой привела Надька Кротова. Собака – это все, что у нее осталось от дома. Старый директор не возражал против собаки и разрешил ей жить на Клюшке. Надька была красивой девчонкой и мечтала стать стюардессой. После выпуска она поехала поступать в авиационное училище и добилась своего: стала стюардессой на Ил-62. Лотта осталась на попечении Клюшки, в честь Надьки собаку переименовали, стали называть Стюардессой. Годы шли, колли старела, дряхлела, но обитатели продолжали ее безумно любить, лучшие куски мяса из столовой всегда приносили для Стюардессы. Месяца три назад собака заболела и ослепла. Больше всех Стюардессу обожал Никита. Он ухаживал за ней, на свои деньги возил ее в город к ветеринару, надеялся спасти от слепоты, но ветеринар покачал головой и посоветовал собаку усыпить.

– Ни за что, – ответил Никита и привез собаку обратно.

Он понимал – Стюардесса свое отжила и медленно умирает. Каждый день он по несколько раз бегал к ней на свинарник, где практически и жила собака. Кормил, подолгу ее расчесывал, гладил, говорил нежные и ласковые слова. Стюардесса за километр чуяла Никиту и визжала от радости.

Клюшка медленно погружалась в отбой. Валерка накинул на себя старые тянучки и футболку, прихватил мыло с зубной пастой, направился наводить вечерний марафет: чистить зубы и немного попугать лицо водой на сон грядущий. Я поплелся за Комаром. Меня прикалывала надпись над умывальником: “Умойся!” В углу на плиточном полу сидел и плакал маленький Тоси-Боси из четвертой группы. Их воспитатель был невзрачный на вид, невысокого роста, с двумя залысинами, которые проникали в глубь его жиденькой шевелюры, весь какой-то сладкий и жеманный, за что получил на Клюшке кличку Дуремар.

– Пацан, че надрываешь глотку? – сурово спросил Комар.

Тоси долго не мог выговорить ни слова.

– Ну? – крикнул Комар и вывел Тоси-Боси из ступора.

– Меня достает Дуремар, – выдавил он из себя, шмыгая носом. – Он меня каждую смену лапает!

– Где этот педрило? – вскипел Комар.

– В пятой спальне, – заикаясь, ответил Тоси-Боси.

– Я ему счас покажу! – завелся Комар с пол-оборота.

– Ничего вы ему не докажете, он же воспитатель.

Мы смотрели на Тоси-Боси и понимали, что, в общем-то, он прав. Что мы можем? Ну, сделаем Дуремару темную, ну и что?! Это не остановит его, он продолжит творить свое гадкое дело по ночам с другими, а может, и дальше будет домогаться бедного Тоси, пока морально не сломает его.

– Пойдем к Марго, все ей расскажем, – предложил я. – Марго – власть, она старший воспитатель! – доказывал я.

Валерка с сомнением посмотрел на меня, но я сумел его переубедить. Всей толпой мы пошли к Марго, она еще не ушла с работы, и мы обо всем ей рассказали.

Воспитатель Варфоломеев, маленький человечек с неприятными черными глазами и большим ртом, сильно растерялся, когда в полутемной спальне после отбоя увидел возникшую Железную Марго и нас за ее плечами.

– Паша Антонов, – металлическим тоном обратилась Марго к съежившемуся возле нас Тоси-Боси. – Тебя обижает воспитатель?!

Тоси-Боси, нахохлившись, угрюмо молчал.

– Ну, что вы такое говорите? – голос Дуремара звучал томно и напоминал шипение спускаемого воздушного шарика. – Павлик у нас славный мальчик, никто его не обижает, напротив – все любят.

– Я не вас спрашивала, – резко осадила вспыхнувшая от негодования Марго.– Помолчите, – строго предупредила она.

Я не без удовлетворения заметил, как побледнел Дуремар, как ему резко поплохело, стало не по себе. Он весь сразу скукожился, закашлялся и стал невыносимо противным.

– Да, – с трудом, пересиливая себя, прошептал Тоси-Боси. По его лицу побежали слезы. – Он меня щупает каждую смену. Садится на кровать и лезет руками к трусам, если я сопротивляюсь, наказывает, – Тоси-Боси еще больше расплакался. Марго пришлось заботливо его прислонить к себе. – Я его боюсь, – заикаясь, произнес Тоси-Боси.

– Больше тебе нечего бояться, Пашенька, – решительно заявила Марго, смерив Дуремара гневным взглядом. Казалось, она готова была вцепиться в него и разорвать на мелкие части.

Дуремар стоял ни живой, ни мертвый. Он что-то тихо лепетал в свое оправдание, чем еще больше вызвал раздражение старшего воспитателя.

– Я даю вам ночь, чтобы вы навсегда испарились из Клюшки! – брезгливо произнесла Марго. – Если завтра я узнаю, что вы еще в поселке, вас ждет неприятная встреча с прокуратурой.

– Спасибо, – выдавил из себя обалдевший от счастья Дуремар, его моментально смыло из спальни.

– Паша, пойдешь к парням в комнату и в группу Леолида Михайловича.

Глазенки Тоси-Боси засверкали от радости. Он счастливо мотнул головой в знак согласия.

– Забирайте к себе сына полка, – улыбаясь, произнесла Марго.

Так у нас появился младший братишка – Тоси-Боси.

Подъем на Клюшке всегда начинался с голосистого и противного, как сирена, звонка в 7:30. С минуту Клюшка еще машинально спала, но вот кирпичное здание медленно и со скрипом начинало шевелится. Слышалось хлопанье дверей, шлепанье тапочек на босую ногу, крик воспитателей, шум смывных бачков в туалетах, бурчание труб. Шум с каждой минутой усиливался, разрастался, пока не становилось окончательно ясно: Клюшка проснулась.

Второй звонок призывал всех обитателей на зарядку.

Третий звонок зазывал в столовку на завтрак, потом звонок на построение в школу, на обед, на самоподготовку, на ужин, на отбой…

И так каждый день.

На следующий день после самоподготовки я пошел в свинарник отрабатывать трудовую повинность – наказание, наложенное Колобком. К своему удивлению, обнаружил там Никиту Смирнова, носящегося по всему пространству свинарника с ведрами.

– Ты что здесь делаешь? – спросил я озадаченно.

– Работаю, – деловито ответил он. – Это мой объект.

– Объект? – тормознуто переспросил я.

– У каждого на Клюшке есть постоянная работа, за которую он конкретно отвечает, – просветил Никитон. – Я выбрал свинарник.

– Почему?

– Из-за Стюардессы, – с нежностью и теплотой в голосе произнес Никитон. Из глубины свинарника выползла старая облезлая колли.

– Хорошо, когда собака – друг человека, – сказал я.

– Угу, – согласился Никитон, – плохо, когда наоборот. – Он достал из кармана брюк расческу, принялся расчесывать Стюардессу, говоря ей при этом нежные, ласковые слова.

– Что мне делать? – поинтересовался я.

– То же, что и я: разносить свиньям корм, потом почистить в каждом хлеву, особое внимание уделить Фросе.

– Это кто такая?

– Наша кормилица. Свиноматка. Каждый раз приносит не меньше двенадцати поросят.

– Вот это мать-героиня! – присвистнул я.

Часа через два мы управились со всеми делами. Никита остался доволен моей работой. Я увидел в углу сваленные в кучу велосипеды и несколько мопедов.

– Это что за свалка? – спросил я.

– Кузи нет, чтобы починить, без нее никто не сделает.

– Кто такая Кузя?

– Скоро сам увидишь, – Никитон приятно усмехнулся. – Она у нас единственная и неповторимая, даже Щука с ней не связывается.

Меня удивила такая характеристика, тем более данная пацаном, близким другом Щуки.

– Комар мог бы починить велики, он любит в технике ковыряться.

– Без Кузи не дам, но ей скажу.

– Однако, – выдавил я из себя.

– Что – однако? – ухмыльнулся Никитон. – Удивлен, что Клюшка не такая страшная, как кажется на первый взгляд? Будь Чеком, и Клюшка тебя примет.

– Быть кем? – не понял я.

– Человеком, – глухо ответил Никита.

Возвращались мы в корпус, когда уже было темно. На следующий день я попросил Железную Марго выделить мне в объект свинарник. Она была крайне удивлена моим выбором, но не отговаривала, утвердила его.

В октябре директор решил спилить старые дубы. Он нанял рабочих из ЖКХ, те приехали с бензопилами. День был холодный, но солнечный, и деревья напоминали большие костры на фоне далеких серых полей и холмов. На их защиту высыпала как горох вся Клюшка.

– Я не дам вам спилить деревья! – порывисто воскликнула Железная Марго. – Это недопустимо, – кричала она.

– У меня есть предписание пожарников, – нервно доказывал Папа. В нем была какая-то слепая, даже глупая решимость. – Деревья закрывают окна, воспитанники по ним постоянно лазят, подвергают свою жизнь опасности.

– Нет! – крикнула Марго. – Этим дубам больше ста лет. Не вы их сажали, не вам их спиливать. Я вам это не позволю сделать, – у Марго был странно неподвижный взгляд. – Я отдала Клюшке двадцать лет, вы пришлый человек, хоть и директор, и не понимаете, что для нас эти деревья.

Папа понял, что Марго не переступишь.

– Хорошо, – недовольно произнес он, – ваша пока взяла, – и он отступил, дал команду рабочим уйти.

Мы, как дураки, радостно заголосили. Впервые мы чувствовали себя сопричастными к великому делу сохранения гордости Клюшки.

Мы любили с Валеркой вместо утренней зарядки спрятаться в клюшкинском лесу. Однажды слева от тропинки мы увидели пацана, обнявшего дерево. Вокруг ни души.

– Чудило какой-то, – заключил Комар.

Мы подошли поближе.

– Ты чо делаешь? – развязно спросил Валерка.

– Не кричи, – по голосу мы врубились, что перед нами девчонка. – Мешаешь слушать, как дышит дерево, – блаженно ответила она.

– Чокнутая? – присев на корточки, произнес Комар.

– Сам такой, – возмутилась девчонка, открывая глаза. – Я тебя трогала? Звала сюда? Че приперся? Катись, пока зубы целы! – она окрысилась не на шутку.

– Какая грозная! – опешив, ответил Комар.

Интуитивно я понял, кто перед нами.

– Ты Кузя? – спросил я миролюбиво.

– Ну, и что из этого?

– Это мой друг Валерка, а меня зовут Аристарх.

– Новенькие, которые заставили Колобка закрыть изолятор и выгнали с помощью Железной Марго Дуремара, – Кузя с интересом посмотрела на нас. – Еще вы вдвоем спасли Никитона, – более дружелюбно добавила она.

– Там был еще Зажигалка, – уточнил я.

– Знаю, – уверенно произнесла Кузя. – Мне Никитон сказал, что твой друг разбирается в технике, – она снисходительно посмотрела на Комара. – Приходи после самоподготовки в гараж, поможешь.

– А если не приду? – встал в позу Комар.

Кузя смерила его осуждающим взглядом.

– Потери не будет, – сказала она, чем окончательно озадачила Комара.

Вечером Валерка восторженно произнес:

– Кузя такая девчонка, ну, просто класс, – и все лицо его осветилось, точно озаренное солнцем.

– Ты втюрился? – вытаращил я глаза, потому что никак не мог поверить в услышанное.

– Я это знаю! – с лица Комара не сползала счастливая, довольная улыбка.

Я разинул рот. Вот уж чего я никак не ожидал, так это услышать от Комара, что он влюбился.

– Стой, – все еще недоумевая, воскликнул я, с подозрением глядя на Валерку. – Повтори это еще раз, только лицо состряпай проще.

– Я влюбился, – чуть слышно повторил Комар.

– Ты конченый человек! – нетерпеливо перебил я Валерку.

– Аристарх, – Комар светился. – Тебе также надо влюбиться, и ты все поймешь!

– Ну да, – скучающим тоном протянул я. – Где-то я слышал, что любовь – это как большая заковыристая морковь, – и притворно засмеялся.

– Ну, тебя, – возмутился Комар. – Любовь – это кайф!

– Еще один наркоша, – я добродушно посмотрел на Валерку. – Не многовато ли для одной Клюшки?

– Побольше таких наркош, – с жаром воскликнул Комар, – и на Клюшке можно было бы даже жить.

– М-да, – обескураженно произнес я.

Таким счастливым Комара я еще не видел. Было странное чувство, будто над Клюшкой взошло солнце.

Железной Марго пришла в голову умопомрачительная идея устроить на Новый год грандиозный бал – вечер вальса, даже Колобок дал ей зеленый свет. Эту чудесную новость она сообщила всем нам на еженедельной субботней линейке.

– Никаких отлыниваний, – Марго взглянула на приунывших обитателей своим особым железобетонным взглядом. Щука ехидно хмыкнул.

– А мы не умеем танцевать… Маргарита Николаевна, я просто хотел сказать, что мы очень любим танцевать.

– Я так и поняла, Щукин, – произнесла холодным тоном Марго. – Девочки сами себе в мастерской шьют платья, ткань мы закупим. Мальчикам будут куплены парадно-выходные костюмы. Пары каждый выбирает по своему желанию. Все должно пройти на высоком уровне, будет телевидение, – Марго окинула обитателей выразительным взглядом. – Предупреждаю, участвуют все воспитанники детского дома с седьмого класса и выше. Я понятно выразилась? – произнесла Марго строго. – Репетиции начинаем сразу после осенних каникул. Я буду крайне недовольна, если кто-нибудь из вас попытается испортить этот праздник, мало тому вундеркинду не покажется. Вы меня знаете, – Марго умела быть убедительной.

У меня внутри все екнуло и оборвалось. На мгновение я представил себя всего такого уматного, в новом костюме, белой рубашке, даже с бабочкой под горлом, расфуфыренную, к примеру, Сазонову и ехидные улыбки вокруг, как только я сделаю первый хромой шаг. Такого позора мое самолюбие не смогло бы перенести. Я дождался звонка с линейки и поперся в кабинет Железной Марго.

– Маргарита Николаевна, – отважно начал я. – Я не буду участвовать в вечере.

– Почему? – сухо и недовольно поинтересовалась Марго. – Ты же занимался танцами, насколько я знаю?

Большой Лелик сказал бы, что так не смотрят даже на врагов советской власти. Я смутился и сбивчиво принялся объяснять.

– Я не буду танцевать, – жутко покраснев, выдавил я из себя, опустив голову. – Не хочу быть посмешищем на всю Клюшку.

– Маресьев, когда хотел летать, танцевал перед медицинской комиссией на протезах, – едко произнесла Марго. – Так что, Сафронов, это не причина, чтобы я тебя освободила от вечера, – категорически заявила она, не глядя на меня. – Не надо разводить комплексы, ты меня понял?

Я понял: что-либо доказывать дальше бесполезно. Комар с сарказмом поинтересовался:

– Отпустила?!

– Разбежались, – огрызнулся я.

– Ну, что ж, значит, будем танцевать!

– Утешил, – распсиховался я.

– Не бери близко к сердцу, – продолжал в том же тоне Комар. – Если вдруг не найдешь себе партнершу, всегда готов выручить друга, – и он чуть не подавился от смеха.

– Не дождешься, – закричал я, прекрасно понимая, что Комар просто прикалывается надо мной. – Мне хватает по уши нашего танца в Пентагоне.

– Разве мы плохо тогда станцевали?!

– Замечательно, – фыркнул я, – только повторяться больше никак не катит.

– Тогда у тебя только один выход – танцевать с Ивановой.

Легко сказать – танцуй с Ивановой. Я очень даже не против, но как ей об этом сказать? Это не с Марго побазарить. Ленка Иванова – это совсем другое…

– Аристарх, – чуть помедлив, произнес Комар. – Поговори с Кузей, чтобы она согласилась со мной танцевать.

Я чуть не поперхнулся от такой просьбы.

– Я серьезно! – не отставал Валерка.

– Комар, у тебя мозги совсем съехали набекрень. Во-первых, Кузя ни за что не напялит на себя платье, кроме своих джинсов, она ничего не признает. Во-вторых, она ни за что не согласится танцевать.

– Но Марго сказала, что все должны, – не уступал Комар.

– Да плюнет Кузя на Марго с высокой башни и смоется куда-нибудь на время, Кузю, что ли, не знаешь?

Комар понуро топтался на месте.

– Может быть, ты все-таки попробуешь? – Валерка с надеждой посмотрел на меня.

Я посмотрел на друга, как на безнадежного больного.

– Поговори с ней, ты умеешь, она тебя послушает, – упрашивал Комар. – Ты друг мне или сосиска?!

– Валерка, ты дурак!

– Спасибо, знаю, это мое нормальное состояние, – сыронизировал Комар в ответ.

– Ну тебя, с твоими приколами, – взорвался я. – Сам уговаривай. Кузя твоя подруга, не моя.

Комар некоторое время молчал, потом выдал ответ, потрясший меня до самых пяток.

– Я стесняюсь! – и он умоляюще посмотрел на меня.

На следующий день после обеда я зашел в детдомовский гараж, где Кузя, вся чумазая, вместе с дядей Колей перебирала мотор старого КАВЗика. Мне пришлось полтора часа помогать им. Быть “возьми-подай”, потому что по-другому вытянуть Кузю из гаража было невозможно. Только после того, как дядя Коля сказал святое слово “по домам”, я облегченно вздохнул. Вся моя одежда пропиталась солярой и маслом. Когда я сказал Кузе, зачем пришел, она посмотрела на меня, как на пришибленного.

– Аристарх, совсем с головой не дружишь?

– Я с ней очень дружу, вы сами между собой разберитесь, а меня нечего втягивать в ваши разборки, – я старался быть максимально спокойным.

– Передай Комару, что я не собираюсь с ним танцевать какие-то вальсы, – ощетинившись, ответила Калугина. – Надо ему, пусть с тобой танцует.

Моя миссия провалилась. Я обо всем честно доложил Валерке, меня удивила его героическая стойкость. Он словно был готов к такому ответу.

– Время еще есть, – сказал он тихо. – Она будет со мной танцевать.

– Да, – я старался поддержать друга. – Кузя такая непредсказуемая, – у Валерки был при этом такой огорченный вид, будто его лишили последней радости в жизни.

Началась напряженная подготовка к празднику. Каждая пара должна была разучить три танца: вальс, мазурку и полонез. Девчонки на трудах сами себе шили бальные платья. Парни во главе с Железной Марго несколько раз ездили в город, подбирали себе костюмы, рубашки, ботинки. Хореографом была Айседора, моей радости не было границ. Марго легко ее уговорила, и та взяла отпуск и переехала на время жить из города к нам на Клюшку вместе с Николаем Ивановичем. Репетиции проводились раздельно: пацаны еще не выбрали себе девчонок и поэтому репетировали друг с другом, вот тут по полной веселился Валерка. Он постоянно подтрунивал над напарником, себе он выбрал безропотного Чапу: “Нежнее… Крепче… Осторожней, не с бревном танцуешь… ну, и чего ты стоишь передо мной такой красивый”. Хохот в спортзале не утихал. Детдом погрузился в бесконечные репетиции, подготовка к празднику шла полным ходом. Железная Марго оказалась, как всегда, права: дурдома тогда нет, когда все заняты одним общим делом, которое всех объединяет. На репетиции ходил даже Щука.

В конце ноября нагрянули снег и морозы. Кроме уроков, самоподготовок, репетиций, появилось еще одно занятие, объединяющее всю Клюшку – хоккей. Мы могли в него играть, как сказала бы Пенелопа, денно и нощно. После ужина всех с трудом загоняли в спортзал после хоккейных баталий на репетиции по танцам. Я долго не мог собраться с духом и попросить Ленку стать моей партнершей на празднике.

Раньше девчонки меня никаким боком не интересовали, пока не появилась Ленка. Первое время я не обращал на нее никакого внимания, потом, когда она прислала записку, что-то случилось. На уроках я только и делал, что пялил на нее глаза и отводил их лишь тогда, когда наши взгляды пересекались. Я страдал оттого, что хромой, что, как мне казалось, невзрачный. Я стал нервным, раздражительным. Каждый день подолгу изучал свое лицо в зеркале и оставался разочарован, комплексуя по поводу своей внешности, даже спросил у Комара:

– Я красивый?!

– Как моя жизнь, – ответил, давясь от смеха, Валерка.

С тех пор, как в моем сердце появилась Ленка, прежняя жизнь кончилась безвозвратно. Мне казалось, что у меня слишком длинный нос, неровные скулы, глаза слишком маленькие, волосы слишком безрадостно белобрысы, много угрей на лице. Я изменил отношение к одежде, стал ходить по Клюшке в брюках, а не спортивных тянучках, футболки заменил рубашками. Все эти изменения быстро заметили на Клюшке, больше всех прикалывался надо мной Комар, хотя сам был по уши влюблен в свою Кузю. Он беспрестанно при всех называл меня “влюбленным Ромео”, на себя бы посмотрел. Когда Ленка первый раз в клубе позвала меня станцевать с ней “медляк”, я настолько оробел, что ноги сделались деревянными, сердце же так по-дурацки громко колотилось в груди, что мне казалось, что все это услышат. Вот так мы стали дружить.

Пенелопа была против меня, и когда я приходил за Ленкой, всегда выслушивал в свой адрес много интересного. Не был исключением и этот раз. Я долго звонил в знакомую дверь, пока, наконец, ее не открыла Пенелопа.

– Мне бы Лену?

– Никаких Лен, топай себе на Клюшку, – озлобленно ответила Пенелопа.

– Не позовете Лену, я буду ночевать на пороге вашего дома, – твердо заявил я.

– Ну, и ночуй, если дурак, – и Пенелопа, собравшаяся закрыть дверь, вынужденно остановилась: на пороге появилась Ленка.

– Я сейчас, оденусь и выйду, – спокойным, уверенным тоном произнесла она.

– Никуда ты не пойдешь, – повысила голос Пенелопа.

– Тетя, я через час приду целая и невредимая.

Ленка накинула на себя полушубок, надела сапоги и подошла к двери.

– Елена, не смей выходить, – загородила ей дорогу Пенелопа.

– Я все равно уйду, – с горячностью ответила Ленка.

– Хорошо, иди, – как-то неожиданно обмякла Пенелопа, освобождая дверной проем.

Минуты три она провожала нас взглядом. Мы пошли гулять по вечернему поселку. Через минут сорок Ленка призналась, что замерзла.

– Домой? – спросил я. – Тетки не боишься?

– Нет, – ответила Ленка. – Она неплохая, только очень несчастная.

– Почему она такая в школе злая…

– Ты знаешь, кто такая Пенелопа?

Я пожал плечами.

– Это жена Одиссея, она долго ждала его, пока он вернется из походов. Моя тетка не дождалась своего Одиссея, поэтому у нее такой сложный характер.

Мы не заметили, как подошли к Ленкиному дому. Минуты две стояли у калитки, переминаясь с ноги на ногу.

– Отвернись, пожалуйста, я что-то спрошу у тебя, – смущенно попросил я.

– Для чего отворачиваться, – не поняла Ленка. – Спроси так.

Я посмотрел на Ленку, и душа моя ушла в пятки. Слова вылетели из головы.

– Ну, – подбодрила она.

Я с минуту собирался с духом.

– Cогласишься танцевать со мной на Новый год?

– Да, – коротко ответила Ленка.

– Ну, с меня сейчас танцор, – промямлил я.

– Зря ты так, Аристарх, – перебила Ленка. – Ты очень хорошо танцуешь, я видела на репетиции, и не надо стесняться того, что ты прихрамываешь, – она подошла и прижала свои губы к моему холодному лицу.

Я засиял. От нахлынувшего счастья меня пробило на смех, я что-то Ленке говорил, говорил, она слушала и улыбалась, зараженная моими эмоциями. Наконец мы расстались. Я жадно глотнул холодный ночной воздух и долго молчаливо провожал ее взглядом, чувствуя, как мое сердце зашлось от радости, взлетело до небес и снова вернулось на свое прежнее место.

Я вдруг понял, что влюбиться – это быть в постоянном волнении. До сегодняшнего вечера я таких аномалий за собой не наблюдал.

Отбой. Я никак не мог уснуть, ворочался с боку на бок. В спальне было душно, я поднялся, открыл форточку, снова прилег. На соседней кровати беспокойно заворочался Тоси-Боси. Комара не было, он пропадал в спальне Кузи, и это надолго.

– Аристарх, можно я к тебе пойду, – заканючил Тоси-Боси. – Мне страшный сон приснился.

– Залазь.

Тоси-Боси с радостью юркнул в мою кровать. Его горячее дыхание что-то растопило во мне: я прижал к себе Тоси-Боси, заботливо укрыл одеялом.

– Аристарх, вы правда с Валеркой считаете меня своим братом? Я маленький, мне так хочется, чтобы у меня были старшие братья, – Тоси-Боси крепче прижался ко мне.

– Конечно, – шепотом выдавил я из себя.

– Здорово, – счастливо прошептал Тоси-Боси.

Сна как не бывало, все перемешалось в моей голове. Радостные воспоминания о проведенном вечере с Ленкой затопили всего меня, теперь еще восторг Тоси-Боси. Господи, как хорошо-то… Я чувствовал, как из груди выскочил комок и покатился по полу спальни.

Наверное, когда человеку на душе хорошо, он способен лучше понимать других, чем когда ему плохо. Я поймал себя на мысли, что Тоси-Боси, в сущности, очень одинок, и мне от этой мысли стало не по себе, и я почувствовал, как в эту ночь десятилетний Тоси-Боси стал для меня родным, дорогим, близким. Я прижал его к себе и погладил по макушке, он расплылся от счастья.

– А спинку почесать…

Стало вдруг так хорошо и спокойно, как бывает в кино, когда смотришь фильм.

– Тоси-Боси, хорошо, что ты мой брат!

Тоси от радости не закрывал рта, его голос звенел от волнения. Он по секрету сообщил, что собирается построить самолет, что в школе его не записали в драмкружок, потом еще что-то… Он так торопился мне обо всем рассказать, что проглатывал слова.

Я уже засыпал, а Тоси-Боси все продолжал говорить, и его дыхание согревало мне плечо.

До праздника оставалось чуть больше недели, когда после уроков ко мне подплыла Кузя. В ее поведении появилась легкая неуверенность. Она долго топталась вокруг да около, пока наконец решилась и смущенно выдавила из себя:

– Передай Комару, – она покраснела, – я согласна идти на праздник.

Нет, то, что Кузя с приветом, я всегда знал, но что с таким большим – не догадывался.

– И платье на себя напялишь?

– Без проблем.

– Клюшка выпадет в осадок.

– Ее проблемы! – Кузя лучезарно засмеялась.

Я быстро передал слова Кузи Комару, тот зацвел и мгновенно побежал к Кузе. Я посмотрел на друга: еще один потенциальный пациент для психушки. Через десять минут они явились передо мной сияющие и сказали, что готовы репетировать до потери пульса.

– Что? – дико заорал я. – Кузя, ты сумасшедшая!

– Мне это все говорят, – Кузя улыбнулась. – Готова уже в это поверить, – легко и непринужденно добавила она.

– Кузя, ты запарила меня своими заморочками, – фыркнул я в ответ.

– Ну, я не виновата, что я вся такая сложная, – парировала, улыбаясь, Кузя.

– Чересчур сложная!

– Аристарх, съешь сладенького, – Кузя подсунула мне мороженое. – Говорят, мозгам помогает, у кого они, естественно, есть.

Я посмотрел на Кузю, и на моем лице появилась улыбка. На нее нельзя было обижаться.

– Аристарх, не кипятись, ночи длинные, – успокаивал Комар. – Ты успеешь!

Начались упорные дополнительные репетиции. Кузя танцевала неуверенно и неуклюже.

Перед отбоем Комар на полном серьезе спросил меня:

– Аристарх, целоваться умеешь?

– Теоретически или на практике?! – иронично поинтересовался я.

– На фига мне твоя теория, – буркнул Комар. – Мне надо научиться целоваться. Я никогда с девчонкой не целовался.

– И что? – спросил я, интуитивно чувствуя в словах Комара подвох.

– Тренироваться давай! – серьезно произнес Валерка и пристально посмотрел на меня.

– Что?! – крикнул я. – Я смотрел на друга и не мог понять: он меня разыгрывает или все, что он говорит – это серьезно. – Комар, тебе адреналинчика не хватает. Скучно стало жить на Клюшке?

– Нет, просто я влюбленный, – признался Валерка. – Первый раз и так сильно.

– Как все запущено, – покачал я головой.

– У тебя разве не так с Ивановой?

Я промолчал.

– Тихий, давай договоримся: если у меня когда-нибудь родится сын, – Комар на секунду призадумался, – я его назову…

– Только не Аристархом, – взмолился я.

– Уговорил, как ты хочешь?

– Артуром! Мне это имя нравится.

– Заметано, – заверил Комар. – Когда у тебя родится сын, назови его Егором.

– Хорошо, сделаю по-твоему, – пообещал я.

Праздник неумолимо приближался. Проблема была с платьем. За неделю сшить было уже нереально, тем более что Кузя уроки домоводства злостно пропускала, и трудовичка заявила, что не стукнет ради Калугиной палец об палец. Я сразу понял, выход только в одном – сразу купить готовое. Марго опустила нас с Комаром на грешную землю: денег на покупку нового платья на Клюшке больше нет. Началась истерика. Каждая репетиция между Валеркой и Кузей превращалась в выяснение отношений. Я, как мог, сглаживал их разногласия, как ни странно, у меня это получалось. До вечера осталось три дня, платья не было.

– Все решено, – решительно произнес Валерка. – Я перебрал все варианты, – он сделал паузу. – Осталась только Санта-Барбара.

– Ни за что, – вскочил я как ошпаренный. – Если ты туда пойдешь – ты мне больше тогда не друг!

– Аристарх, не будь занудой, – взмолился Комар.

– Ты ополоумел. Ты обещал мне забыть дорогу в Санта-Барбару, – закричал я. – Думаешь, Кузя будет в восторге, если узнает правду?

– Она не узнает! – буркнул Комар.

– А если узнает? – продолжал давить я. – Что она подумает о тебе?! О Кузе подумай!!!

– Если ты такой умный, – вскипел Комар, – то придумай что-то. Она согласилась, понимаешь, – Комар посмотрел на меня, и я понял, насколько ему тяжело. – А я не могу достать ей платье, потому что я шляпа.

– Я достану тебе деньги. Завтра до обеда у тебя будут деньги.

Комар вытаращил на меня глаза, остолбенел, наверное, подумал, что у меня снова бред и температура.

– Аристарх, не чуди. – Где ты возьмешь такие деньги: сам, что ли, вместо меня пойдешь в Санта-Барбару?

– Я тебе все сказал, – тихо, но уверенно повторил я. – Деньги у нас завтра будут!

– Хорошо, если завтра их не будет… – Валерка со значением взглянул на меня. – Не держи меня тогда, харе?! Кузя должна быть в самом лучшем платье.

Я кивнул головой. Сразу после разговора с Валеркой я направился в воспитательскую. Мне нужен был Большой Лелик. Он был на месте, играл в поддавки с Тоси-Боси.

– Леолид Иванович, – обратился я, залившись проклятой краснотой. – Мне надо с вами переговорить один на один.

По моей интонации Лелик понял, что это серьезно.

– Паша, – обратился он к Тоси-Боси, – доиграем через минут пятнадцать. – И Большой Лелик посмотрел на меня, словно спрашивал: столько времени хватит? Тоси-Боси без обид оставил нас одних в воспитательской.

– Леолид Иванович, – кинулся я в бой. – Одолжите деньги. Кузе необходимо на вечер купить платье.