Текст книги "18 Дождик осенний, поплачь обо мне (СИ)"

Автор книги: Эгерт Аусиньш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Ты сама себя сливаешь, ты понимаешь это или нет? – сказал он вместо "здравствуй".

– Валя, мы все себя слили еще в ноябре восемнадцатого, – пожала плечами Полина. – Просто теперь пришла моя очередь. Я предпочла бы пулю, да. Но – не повезло. Со мной будет долго и грязно. А вам я шанс сделала. И пожалуйста, не продолбайте его бездарно.

– Хорош тебе себя хоронить, может, обойдется еще, – с нажимом сказал Валентин.

– Для вас уже обошлось, что и было моей целью, – парировала Полина. – Ты не смотри, что он сааланец, он нормальный парень, хорошо работает с документами, и с точки зрения всех коллизий совершенно чистый. Даже если пресса до него докопается, проблем не будет.

– Поля, не пыли. Ты совершенно зря лезешь в бутылку, возвращайся на портал.

– Валя, уже никак. Для начала, по нашим законам то, что со мной сделали этим доносом, не тяжелое преступление. То есть, они выйдут и продолжат делать, что делали. Кроме того, они же не одни. И всех не пересажаешь. А я уже мишень. Вам просто не надо стоять со мной рядом, и с вами все будет хорошо. И с порталом тоже. Вам с него еще жить и жить, и людям без него еще долго будет кисло.

Валентин слушал, шумно дыша и глядя в пол, потом посмотрел Полине в глаза:

– Витыч просил присмотреть, чтобы тебя не обижали, а как, если ты сама себя обижаешь?

– Я еще надеюсь это ему объяснить при встрече, – еле заметно улыбнулась она. – Но если нет – вы сделали все, что могли.

– То есть, ты хочешь сказать, что теперь с наместником работать можно, а заплатишь за это ты? – с каким-то едким интересом уточнил байкер.

– Я хочу сказать, – с легким раздражением произнесла Полина, – что сейчас надо выбирать, работаете вы для города или бодаетесь с наместником, который со своей стороны для города тоже работает. И заплатила я именно за это. Как, кстати, и Витыч, и Димон с Юркой, и Саня, и все остальные.

– Мгм, – кивнул Валентин. – А "Манифест" как же?

– А он свое отработал, – легко сказала Полина. – Суд же начался. Когда закончится, будут другие документы.

– Поль, а ты вернешься вообще? – с тоской спросил он. – Или так и останешься в Приозерске?

– Валя, для начала, я скорее всего, буду присутствовать на суде там, за звездами, – вздохнула она. – И если так, то обратно, хотя бы и в Приозерск, вернуться я смогу только при одном условии: если империя подтвердит реабилитацию всех репрессированных. Шансов не до фига, но заявлять это требование необходимо. Или пусть доводят до конца и мое дело тоже. Исключений не будет.

– Ты дура или жить не хочешь? – с интересом спросил Валентин.

– А то мне дадут, можно подумать, жить-то, – усмехнулась Полина. – Пока приговоры не отменены и люди не восстановлены в правах хотя бы посмертно, мое положение остается более чем двусмысленным. Я уже ничем не лучше этих, которых в сентябре босиком в одном белье по городу пустили. И чтобы вернуть честное имя в глазах горожан, мне надо умереть, причем как можно быстрее, желательно до следующего нового года. А пока я жива, даже если реабилитация пройдет, во мне все равно будут сомневаться.

– Ясно, – мрачно кивнул байкер. – В общем, с тобой мы поговорили, пошел я к Марине, может, она что умное скажет.

К Марине Валентин пришел злой как черт, а ушел в мрачном изумлении. Марина показала ему очень небольшую часть всего, что в сети в адрес Полины уже летело по сети в крае, в Московии и в Финляндии. Больше всего его поразило то, что Полина оказалась уже виновата в том, что "сдала сааланской администрации своих людей", в которых без труда узнавались Игорь и Федор. Ее обвиняли в сотрудничестве с саалан и прямо называли двурушницей и продажной тварью. Признавать, что Полина права, Валентину очень не хотелось, но вариантов он не видел.

Хайшен, дожидаясь, пока доктора разрешат маркизу да Шайни участвовать в дознании, продолжала исследовать местные магические традиции. Ей казалось, что она ловит таящерицу, но никак не успевает за ее хвостом, мелькающим в густой траве, исчезая снова. То, что не давалось ей в руки, совсем не было истлевшими останками традиции или культа, но пряталось оно на совесть. Досточтимая искала и находила следы, но не видела того, что их оставляет. И погрузиться в эту погоню полностью она не могла: нужно было начинать допрашивать первого наместника края. Врачи наконец разрешили ему участие в процедурах дознания, пока по местным правилам, не больше часа за один раз, не ежедневно, и без шара правды, конечно. Кроме того, дознавателя отчасти сдерживало присутствие Полины, которая все так же молча сидела в углу во время разговоров с Унриалем, говоря только «добрый день» и «Хайшен, достаточно».

Разумеется, Унриаль да Шайни не любил Новый мир. С частью его доводов Полина была знакома по сетованиям своих друзей на окружающие реалии до аварии, часть встречала в программах "зеленых" и экологических движений, а от некоторых его высказываний ей становилось дико до потери дара речи, так что молчать при нем не представляло никаких проблем. Но в этом разговоре было нечто, действительно задевшее ее до такой степени, что она позвонила с этим Марине. Маркиз считал людей Нового мира существами без чести и достоинства. И именно поэтому не мог себя заставить принять всерьез и жителей края, и их ценности. И авария его всерьез удивила – он не предполагал, что на пренебрежение и презрение, с его точки зрения, вполне заслуженное, край ответит так. "Манифест убитого города" его испугал, как ни тяжело ему было в этом признаваться. Но не сам по себе, а как напоминание о чем-то, пережитом в крае раньше. На прямой вопрос Хайшен о том, что же это было, маркиз ответить не смог, попросил перенести эту часть разговора на другой день. Впрочем, все равно эту встречу было пора заканчивать. Хайшен записала в свою рабочую тетрадь краткое содержание беседы, дала маркизу прочесть запись и сделать пометку о том, что все верно, и поставила дату: восемнадцатое ноября.

Следующий день был целиком посвящен просьбе Полины, ее подарок на день рождения запоздал ровно на месяц, и на девятнадцатое число было наконец назначено исследование ее личности по методиками саалан, о котором она просила.

Димитри идея, конечно, не нравилась, но он обещал, так что приходилось выполнять. Для начала он попытался все-таки отговорить Полину с помощью Хайшен. Разумеется, ничего не вышло, и он мысленно махнул рукой – в конце концов, перед ним был человек, который полгода назад готовился умереть и шел к смерти абсолютно осознанно и бесстрашно. Теперь этот человек сам хочет залезть на предметное стекло и посмотреть, как и что работает внутри него с точки зрения саалан. Почему бы и нет, в конце концов. Тем более что остановить этот комок любопытства на пути к выбранной цели, похоже, не проще, чем убаюкать таящерицу.

Рабочая группа сформировалась сама собой: Дейвин, как невовремя сболтнувший про "она бы хотела то, что князь приказал бы ей хотеть", Хайшен, решившая посмотреть изнутри живого и бойкого местного, да еще и напрашивающегося на роль лабораторной мышки, Айдиш, как эксперт в местных системах работы с сознанием, и он, Димитри. Предполагая, что эксперимент может затянуться, князь выбрал окно в расписании и собрал всех в своей личной лаборатории. Хайшен очень вежливо сидела в кресле, но он не питал иллюзий – этой ходить и рассматривать не обязательно, все, что ей нужно, она заметит и так. И задаст вопросы. Потом. Айдиш смотрел в окно с кислым видом, ему не нравилась и сама идея, и энтузиазм Полины, но зная ее дольше всех присутствующих, он примерно представлял, чего от нее ждать. Этот опыт ему казался несколько за гранью этики, но она была в своем праве.

Полина вошла в лабораторию и огляделась. Она категорически отказалась смотреть помещение до эксперимента – мол, тогда реакции обусловятся, а это не интересно. Была, когда прыгали на Кэл? Замечательно, конечно, но тогда ей было не до деталей обстановки – несколько отвлекало восприятие момента. Комната оказалась довольно большой, с личный кабинет наместника, а может и побольше. Но в ней не было ни ковров, ни камина, ни даже фонтанчика, хотя бы символического. Большое окно на противоположной стене, перед ним – пустой круглый стол с пятью креслами, в трех из которых уже сидели Айдиш, Хайшен и Дейвин. На правой стене – полки с книгами, свитками, какими-то бумагами и артефактами. Вот такое Полина уже видела – кабинет в Институте истории материальной культуры, куда она не раз заходила к знакомому, выглядел так же. Разве что вместо кремней и черепков лежали, стояли, были сложены в башенки, пирамидки, объемные многоугольники разноцветные кристаллы. Димитри проследил за ее взглядом и сказал:

– Иди посмотри. На Земле таких крупных камней я почти не встречал, у нас их больше.

Полина подошла к полкам, присмотрелась...

– Вы не выращиваете камни, а пользуетесь природными для технических целей?

– Теперь выращиваем, – улыбнулся Димитри. – Точнее, покупаем у ваших производителей. А так – да, мы всегда ими пользовались. Это все же важнее, чем украшения. Ну и чисто практически с натуральными приятнее работать.

– Натуральный кристалл никогда не бывает равномерным, – заметила Полина, – всегда есть волоски, перекосы решетки, инклюзы, трещины, ирридизация от внутренних напряжений, да мало ли что...

– Да, конечно. Но у нас все технологии создавались именно под работу с уникальными камнями. Поток, знаешь ли, тоже не всегда одинаковый и неизменный. Ты или работаешь с тем, что есть, подстраиваясь и реагируя на изменения, или ты не, – князь хмыкнул, – технический специалист с правом на самостоятельную работу.

– Понятия не имею, – ответила Полина. – Но надеюсь узнать хотя бы в общих чертах.

Хайшен тихо рассмеялась. Полина обернулась, улыбнулась ей и подошла к левой стене, которую использовали, похоже, как доску для записей. Человек, не знакомый с магией саалан, принял бы ее за выставочный стенд художника-авангардиста: от листов, покрытых разноцветными узорами, карандашными набросками спиралей, многоугольников и окружностей рябило в глазах. Ближе к окну висела большая пробковая доска. На ней царил полный хаос. Где бог на душу положил, были воткнуты булавки с разноцветными головками, и их бессистемно оплетали цветные нити так, чтобы можно было сосчитать, сколько именно оборотов сделано вокруг каждого стержня. Полина знала, что именно так саалан записывают свои расчеты и заклинания, и ее каждый раз это умиляло не меньше, чем одновременное использование двух систем счисления: пятеричной в быту и семеричной в магии. Аналог десятков и дюжин был слишком очевидным, только сааланцам были милее нечетные числа. Тут все было понятно, то есть, ничего не понятно, и Полина повернулась к терпеливо ждавшей Хайшен, а потом улыбнулась Димитри:

– Начинаем? Или – начинайте?

Хайшен кивнула и позвала ее своим мягким певучим голосом:

– Иди сюда, будем начинать.

Полина села в кресло и с интересом посмотрела на пластиковые мисочки с драгоценными кристаллами. На ее собственном рабочем столе опалы и беломориты порой ждали своей очереди не в лучшей таре, но не в таком количестве. Здесь камни больше напоминали краску или какую-то другую субстанцию. Хайшен положила свою ладонь на запястье Полины и сказала:

– Полина. Я понимаю твое любопытство и твой интерес, но мне по-прежнему не нравится эта идея, как и всем присутствующим здесь. Если тебе интересно посмотреть наши методики работы с сознанием – это можно сделать более безопасным способом. Например, через шар правды.

На лице Полины отразилось некоторое замешательство. Айдиш повернул голову в ее сторону почти с надеждой, но...

– Просить два, конечно, было бы слишком большой наглостью, и я смущаюсь. Но все-таки попрошу. В конце концов, это только вопрос. – Она посмотрела на князя, заметив что он слегка вздрогнул, или поежился, послала ему вопросительный взгляд и немедленно прикрыла глаза ресницами, заметив интерес Дейвина и Хайшен.

Хайшен подняла бровь.

– Ты в любой момент можешь отказаться от продолжения.

– Да, спасибо, я поняла. Можно начать с этого второго, с шара?

Айдиш посмотрел на нее очень кисло, а Дейвин прикрыл глаза и отвернулся на секунду. Хайшен слевитировала деревянный сундучок, стоявший на одной из полок в шкафу, положила ладони с боков и, похоже, что-то сделала, потому что резная крышка вдруг откинулась. В артефакте на первый взгляд не было ничего особенного – не очень интересный на вид шар, темный, с зелеными искорками внутри. Размером эта штука была с большой грейпфрут. Хайшен отлевитировала его в вытянутые и сложенные лодочкой руки Полины, предупредив, что опускать и опирать их ни на что нельзя. Полина приподняла брови и чуть согнула руки в локтях. На ощупь шар был теплый и как будто живой, слегка похожий на шкурку кота-сфинкса – но это было все-таки небольшой увесистый шар, сделанный из чего-то похожего на стекло или хрусталь, судя по весу.

Последовавший процесс больше всего напоминал настройку полиграфа перед долгим допросом. Из ряда выбился только один вопрос, заданный сразу после установления имени: "считаешь ли ты это имя достаточно своим", – а так все было довольно стандартно. Имя, фамилия, год рождения, место, время года, день недели, общие факты биографии. Но до биографии они не дошли, потому что любопытство Полины выдало первую свечку на вопросе про день недели. Вместо календарного четверга она уверенно назвала субботу. После чего ойкнула и принялась ловить шар, который вдруг изменил цвет на нежно-бежевый и, по ее ощущениям, похоже, начал выворачиваться у нее из рук. Вернув шар в равновесие, Полина посмотрела на Хайшен:

– Прости меня, пожалуйста, я не могла не попробовать. Мне хотелось знать, что будет. Надеюсь, я его не испортила?

Хайшен ничего не ответила, лишь улыбнулась, и продолжила задавать вопросы. Никаких бумаг перед ней не лежало, так что, похоже, протоколы она знала наизусть. Потом вопросы чуть изменились, как будто Хайшен пыталась нащупать тему беседы, и наконец она неожиданно сказала:

– Давай поговорим о твоем замужестве.

Полина прищурилась.

– Мое замужество продлилось полгода, с сентября по март. В марте муж со мной развелся. И свадьба и развод были его инициативой. Мне было двадцать три года в день свадьбы и двадцать четыре ко дню развода.

– Что муж подарил тебе на день рождения?

– Ребенка.

– Кто была его мать?

– Я. Он должен был родиться летом.

– Что с ним случилось?

– Он умер. Я не выносила беременность.

Айдар Юнусович явно заерзал в своем кресле, собираясь вмешаться, но Хайшен бросила на него такой взгляд, что он замер и, кажется, забыл как дышать. Дейвин увлеченно возился с камнями, выкладывая ими на столе что-то замысловатое.

Димитри сидел, с интересом прищурясь на Хайшен и откинувшись на спинку кресла. В его взгляде и позе были видны вызов и любопытство. На Полину он не смотрел. Хайшен продолжила исследование.

– Как ты узнала об этом?

– Дошла до врача и узнала от врача на осмотре.

Хайшен озадаченно посмотрела на Полину, потом на шар в ее руках, потом снова на Полину.

– Как из тебя изгнали мертвый плод?

– Не изгнали, а вырезали. Не знаю как, я была под наркозом и проснулась только в палате.

– Что ты делала потом?

– Пять дней спала и принимала лекарства. Еще три дня принимала лекарства и лежала, потом немного ходила. Потом меня отпустили домой.

– Как тебя встретил муж?

– Никак не встретил. Он уже уехал из дома и забрал свои вещи, – Полина покосилась на шар. – Все вещи, которые считал своими.

– Дом был твой, Полина?

– Он и остался мой, Хайшен. Если мне отменят надзор, я туда и вернусь. Это квартира бабушки, я должна была туда уехать с мужем жить после свадьбы, так решили, когда мне исполнилось четырнадцать.

– Как узнала твоя семья?

– От мужа. – Димитри подумал, что Полина ведет себя, как человек, проходящий процедуру не первый раз. За досточтимой он наблюдал с отстраненным любопытством, зная, что без сюрпризов от подруги не обойдется. Ему было интересно, как Хайшен отреагирует на них. Пока что все шло довольно гладко.

– Кто о тебе заботился после больницы?

– Подруга.

– Она помогла тебе вернуться домой?

– Нет, никто не помогал.

Дейвин, выкладывая фигуру, уронил несколько кристаллов и накрыл их ладонью. Айдиш сидел неподвижно и вполне расслабленно, но выглядел как человек, у которого в ботинке гвоздь, и колется этот гвоздь уже не первый час. Димитри все с тем же интересом смотрел на Хайшен, то ли делавшую вид, что не замечает этого взгляда, то ли увлеченную процессом и не видящую ничего, кроме Полины и шара в ее руках.

– Как твоя подруга узнала, что ты дома и что тебе нужна помощь?

– Я известила ее звонком.

– Почему не мать?

– Мать я тоже известила.

– Почему она не помогла тебе? – слово "она" Хайшен слегка выделила голосом.

– Она, – усмехнулась Полина, глядя в шар, – сказала, что если мой брак был только средством обрести самостоятельность, то я должна сама справляться со всеми своими сложностями, и что женщина сама должна платить за свободу не иметь детей, если уж она решает это мимо мужа.

Хайшен запнулась, подбирая следующий вопрос. Димитри знал, что с ней такого не случалось уже много лет. Что до него, в историю брака Полины он был посвящен, но представить себе настолько точное сходство со своей собственной судьбой оказался не готов. Он мельком удивился точности сходства, брезгливо поразился причине, по которой развернулась коллизия, и продолжил наблюдать за Хайшен. Айдиш смотрел на Полину так, как будто видел ее впервые, и за ее спиной ожидал увидеть патруль Святой стражи с протоколом изъятия этой деточки с улицы. Дейвин по-прежнему раскладывал камни по белому платку на столе.

Хайшен наконец собралась и спросила:

– У вас что, в принципе не принято предохраняться? Или только в твоей семье?

– Нет, моя семья не исключение, – вздохнула Полина. – Предохраняются женщины, уже имеющие детей или не имеющие постоянного партнера. В браке предохраняться считается приемлемым только если уже планируешь развод.

– То есть, вступая в брак, ты знала что забеременеешь и родишь вскоре после этого?

– Ну, знала... в общем, предполагала, что так может быть, да.

– Ты хотела ребенка, Полина?

– Да, хотела.

– Что же помешало тебе выносить?

– Я не рассчитала нагрузки, Хайшен. Просто неверно оценила свои силы.

– Что ты делала, когда была беременна?

– Работала, училась и тренировалась. Но тренировалась меньше обычного, а работала больше, потому что надо было как-то вести хозяйство, а у мужа работы не было.

– Ты говорила ему о сложностях? – уточнила Хайшен.

– Да, – кивнула Полина, – он сказал, что хозяйственные вопросы это женское дело.

Дейвин резким движением головы отбросил волосы на спину, не поднимая глаз от очередной геометрической фигуры из камней. Айдиш едва заметно пожал плечами и чуть слышно вздохнул.

– Хорошо. – Хайшен собралась удивительно быстро. – Давай вернемся к тому, что было после больницы. Как быстро ты известила подругу?

– Не помню, – ответила Полина глядя в шар.

– Что было между твоим разговором с матерью и разговором с подругой? Что ты делала?

– Я ходила по квартире или стояла, придерживаясь за стену, и звонила людям, когда останавливалась.

– Тебе никто не хотел помочь? – У досточтимой брови мимо воли сходились к переносице, а глаза щурились, как от попытки рассмотреть что-то сквозь туман.

– Да, никто, – легко сказала Полина. – Муж первым успел рассказать всем друзьям о том, что мы поссорились. Никто не захотел вмешиваться в супружескую ссору.

– Почему ты не легла в постель? – спросила Хайшен.

– Потому что не было постели. И вообще кровати не было, и стульев, и стола. А на пол лечь я не могла, потому что опасалась потом не встать.

Хайшен искоса посмотрела на фигуры, выложенные Дейвином.

– Расскажи мне, что ты делала.

– Я ходила, разговаривала по телефону, иногда спала стоя, лицом в угол, потом начинала падать, просыпалась и снова ходила. Вот, еще пила воду. Несколько раз умылась. – Полина так смотрела в глубину шара, как будто видела там что-то.

– Было что-то еще, – уверенно сказала Хайшен.

– Я не делала больше ничего... – возразила было Полина, но прервалась. – А! Нечто происходило со мной. Я думаю, что это бредовые видения.

– Что именно происходило? – спросила дознаватель. – Что ты видела?

– Сначала мне стало казаться, что у меня в доме есть лишняя дверь, ведущая в какой-то подвал, и что мне очень нужно не открыть ее случайно. Я понимала, что это бред, знала его причины, но не могла ничего поделать с этим. Потом я начала видеть эту дверь, она иногда появлялась на другой стене, не той, на которую я опиралась. Потом я начала чувствовать ее под руками, опираясь на стену. А еще через немного времени она начала открываться под моими руками, и я стала видеть, что за ней. Было очень трудно не упасть туда, но я знала, что это будет очень опасно и плохо. И понимала, что это не настоящее, но не могла сделать ничего ни с видением, ни со страхом, который оно вызывало.

– Что было за дверью?

– Ночная пустыня и темное небо без звезд над ней, – медленно сказала Полина.

– Что было после? – вопрос Хайшен прозвучал звонко, как фарфоровый колокольчик.

– Приехала подруга, сделала постель, напоила меня водой, помогла лечь, оставила запас еды и уехала. Закрыв глаза, я поняла, что лежу в этой пустыне, и увидела, как эта дверь закрывается за мной. Я побежала к ней, но не успела, и дверь начала отдаляться, а потом потерялась, и я осталась в этой пустыне одна. Я понимала, что лежу в постели и брежу, но не могла прекратить это видеть.

– Сколько это продолжалось? – голос Хайшен все так же звенел от напряжения.

– Долго, – кивнула Полина, глядя в шар. – Я успела выздороветь полностью и встретиться со всеми своими потерями, прежде чем это прекратилось.

– Как это прекратилось?

– Я просто прошла эту пустыню насквозь. Со всем, что в ней было.

– Что в ней было? – спрашивая, досточтимая внимательно смотрела на шар в руках Полины.

– Песок, пепел, темнота и немного огня. А так – то же, что и наяву, в общем. Я видела людей, которые сгорают в угли и перестают быть теми, кого можно позвать, а наяву друзья отказывались от меня. Я сгорала сама и превращалась в существо из пламени и пепла, а наяву теряла возможности заниматься всем тем, что составляло мою жизнь. Я знала, что я не могу останавливаться, чтобы не превратиться в пепел, и продолжала идти, а наяву работала ради того, чтобы завтра был хлеб, и у меня не получалось заработать на хлеб на два дня.

– Что было после? – спросила Хайшен. Полина пожала плечами, удерживая шар.

– Наяву я нашла постоянный источник дохода и навела порядок в доме. В бреду, который все еще продолжался, пустыня кончилась и началось болото. Затем кончилось болото и началось море. Это было странное море, больше похожее на озеро с множеством островов, но когда-то кончилось и оно. Потом была отмель во время отлива, и на ней я видела седую женщину с котлом, и она дала мне пить из своего котла. А наяву меня позвали работать в место, где хорошо платили, но приходилось видеть очень много горя и смерти. Потом было ощущение что где-то есть отец, и он меня любит, а виделись цветущий луг и сады, которые цвели и плодоносили одновременно, туманные луга и стрекозы над ними, а наяву я работала с людьми, потерявшими близких, дом и всю привычную жизнь. Потом были поля и деревни, полные счастливых людей, и ощущение, что где-то есть дом, в котором меня ждет бабушка, только не с лакомствами, а с луком и стрелами или какими-то другими игрушками из тех, что я любила. Наяву, конечно, все было не так радужно. Ребята разбирали завалы и доставали мертвые тела и части тел, я приводила в порядок родственников пострадавших, и задетых чувством вины за то, что не успел спасти жизни. Потом видение и реальность сошлись, виделся танцевальный зал и в нем люди, среди которых был один, чей взгляд надо было поймать, чтобы танцевать с ним, но я не видела его и не могла узнать среди прочих. И наяву один из сослуживцев привел меня туда, где так было. Потом был утес над морем и костер на утесе, и дверь внутрь, в холм, и там, за дверью, мастерские и библиотека. В этом месте бред и явь разошлись снова, но я уже знала, как их свести. В общем, так было три года, и однажды я наконец проснулась свободной. То есть, мне так показалось.

– А на самом деле? – дознаватель была сосредоточена. Димитри помнил ее такой.

– А на деле просто поменялся характер бредовых видений, – вздохнула Полина, глядя в шар. – Я начала видеть и узнавать места боев и места, где лежат потерянные мертвые, и стала думать, что могу понимать, что с ними случилось и почему они здесь. Было и другое подобное. А путь по странным местам закончился. Сначала мне было очень не по себе с этим, и я не знала, как пойти сдаться врачу, потом встретила людей, которые тоже это видели, и наши версии относительно нескольких мест сошлись. Проверка щупом и лопатой показала, что версии верны. Я решила, что если люди с этим живут годами и у них процесс не прогрессирует, то, наверное, и у меня не будет. Думаю, все дело в том, что наркоз не так зашел, или этот период на ногах без сна после наркоза так сказался. В общем, я как-то убедилась, что с этим живут и оно не очень мешает. Около дат событий эти видения, конечно, стучатся в голову довольно активно, особенно если не убраться от места событий, ну а как тут уберешься? Этот город весь место событий. Но я проследила за тем, как ведут себя другие и убедилась, что они делают то же самое, что и я, только хуже понимают, что ими руководит.

– Те люди, которые тоже это видели – именно их преследовала Святая стража? – уточнила досточтимая со вздохом.

– Да, – кивнула Полина. – Именно их. Были и те, кто попал по ошибке, например музейные работники или сотрудники библиотек, и ошибок было не меньше, чем попаданий, но среди преследуемых многие видели или чувствовали, как я. Правда в списки попали почему-то только те, у кого было что забрать – коллекции книг или оружия, хорошее жилье, дорогая машина, что-то ценное. А те, кто не был обеспечен или известен, все целы. Или умерли не так.

Хайшен аккуратно подвела ладонь под шар у Полины в руках, и приподняв его магией, сказала Димитри:

– Потрогай, князь. Он даже не нагрелся, – и обратилась к Полине. – Спасибо тебе, это был интересный опыт.

– Вы нашли что искали? – спросила Полина, – И можно ли мне уже видеть найденное?

Дейвин положил последний камень и кивнул Хайшен. Та показала рукой на мозаику.

– Вот, смотри. Так твое сознание выглядит для нас.

Это выглядело, как детский рисунок цветка: сердцевина, в которой кристаллы лежали странной переливающейся кучкой, и расходящиеся от нее разноцветные лепестки, наслаивающиеся один на другой. Разглядывая эту мозаику, Полина решила было, что она видит какие-то закономерности, но сопоставить их со своими представлениями о человеческом мышлении и поведении она не смогла.

– Красиво. И, наверное, логично, но совершенно не понятно. Где тут что? И как увидеть, на что можно и нужно влиять, чтобы я, например, сама хотела того, что от меня требуют?

Айдиш посмотрел на Хайшен:

– Позволь мне, – и, дождавшись ее кивка, продолжил, уже обращаясь к Полине:

– Смотрите, коллега. Мы пошли от направленностей – он очертил карандашом, как указкой, не прикасаясь, границы внешней окружности картинки – через личностные черты и комплексы – он указал на следующий круг – к привычным паттернам (карандаш описал следующую окружность над картой), затем к базовым реакциям, слагаемым темперамента, потом под них, к аффективным реакциям и врожденным способностям, и наконец, пришли к первичным ритмам и склонностям. – Его карандаш продолжал двигаться по сужающимся кругам, и наконец остановился над центром картинки. Полина внимательно смотрела и слушала, соотнося излагаемое с привычным.

– Определив примерное количество идентичностей – он обвел карандашом, все так же, не прикасаясь к картинке, несколько лепестков цветка – мы выявили характер их связи с самостью, в вашем случае она прямая, без промежуточных конструктов. Это довольно редкий вариант для нашей культуры, во всяком случае теперь. И для этого варианта то, что вы хотели видеть в действии, как форму или способ влияния, рабочим методом не является. Досточтимая Хайшен честно попробовала определить путь интервенции. У нас она обычно производится, как и в известных вам методах, через место травмы, или через травмированную идентичность – он указал на лепесток странной формы, выложенный Дейвином в два цвета, кроваво-красный и бледно-зеленый – но вы предъявили такую проработку, через которую, и тем более мимо которой, интервенцию не осуществить.

– Ну да, убить проще, чем принудить, – усмехнулась Полина. – Но это я про себя знала сильно до знакомства даже с вами, Айдар Юнусович. Вот так всегда – как чудеса, так не мне... Но спасибо. Это было очень интересно и познавательно. Я вижу различие в методиках – как между арабской алгеброй и индийской яджур-ведой, примерно. А предмет работы один. Местами это может быть взаимозаменяемо, но только местами.

– Похоже, сегодняшние чудеса достались все нам, – улыбнулась Хайшен. – Я не первый раз спрашиваю человека, взявшего шар, это всегда бывает по-разному. В этот раз я не искала того, что ты хотела бы скрыть, потому что ты сама захотела этот эксперимент. Я рада, что саалан и земляне куда ближе, чем кажется на первый взгляд. Это дает надежду. И... Я никогда не думала, что увижу такой рисунок сознания снова.

Полина обвела глазами комнату, потом посмотрела на Хайшен:

– Я надеюсь, что мой вопрос не будет оскорбительным, но он точно неудобный. Ваши сородичи, похожие на меня, умерли от того же, что светило мне весной?

Димитри тихонько засмеялся, откинувшись в кресле. Дейвин очень внимательно смотрел на Хайшен. Айдиш потер лоб и тяжело вздохнул.

– Многие, но не все. Некоторые живут в моем монастыре, – ответила Хайшен, и, поймав взгляд Димитри, безмятежно улыбнулась.

– Я так и думала, – кивнула Полина. – Тупиковая ветвь эволюции, вот это что такое. – И, встретившись с вопросительным взглядом Хайшен, добавила. – я потом обязательно расскажу. Но это долгая тема, а я вас всех и так утомила.

Полина попрощалась с присутствующими и пошла к двери. Димитри проводил ее до коридора и на прощание сказал "пожалуйста, выспись". Взгляд у него был очень задумчивый. Затем он вернулся в лабораторию. Садясь в кресло, он пристально посмотрел на Хайшен. Та качнула головой, выгнула бровь и сказала:

– Даже не знаю, что я хочу видеть больше, лицо магистра, встретившегося с этой новостью или лицо Вейена да Шайни, читающего вердикт. Это именно то, чего, по их утверждениям, в крае не было. – Она протянула руку и смешала работу Дейвина в сверкающее пестрое полотно. – И этого в ее деле не будет. А если будет, то не от нас.