Текст книги "Комерс: Тем, кто не дожил"

Автор книги: Ефим Дикий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Процесс пошел!

Проклятый финансовый вопрос измучил вконец, и просаженные Ивановым доллары ситуацию отнюдь не облегчили. То есть мало того, что денег нет, – так теперь и долги. При том, что надо где-то изыскивать еще средств.

Женя сообщил, что он как-то решил вопрос с векселем. Правда, подробностей, как обычно, не сообщил. До такой степени, что не только со схемой и ценой ясности не было – партнер даже не смог объяснить, идет ли речь о прямой продаже, или имеются в виду более сложные схемы. При этом Иванов не преминул напомнить, что вексель не «общаковый», а «чисто его» и нам с Володей предоставляется максимум право совещательного голоса. В принципе логично – но как-то и совещаний особо не наблюдалось.

Курочка по зернышку клюет. Пока решалась судьба миллионов, пришлось дальше влезать в небольшие долги (там сто долларов, сям двести – благо Комиссаров пока не требовал возврата и даже был готов подбросить еще: Сашка – человек добрый).

И начались разъезды. Причем чаще – именно в Иваново. В какой-то момент непостижимым образом удалось дожать «Ивэнерго». До сих пор не совсем понятно как: похоже, мы их просто достали. Боря обещал помочь звонками, но, видно, продинамил. Так или иначе, санкция была получена, при том что на АЭС, как оказалось, были уверены, что дальше энергетиков ушлые москвичи точно не пройдут. Возможно, пройти удалось просто потому, что мы не знали, что это невозможно.

Зато дальше было уже проще. В сравнении с чудовищной конторой, где в живой очереди стояли вперемежку мы и, к примеру, представители Инкомбанка, бояться было уже нечего. Хотя воспоминания сохранились прескверные: скамеек в коридоре предусмотрено не было и хвост человек на семь напоминал о гастрономе советских времен.

Месть энергетикам, выраженная в форме мелкой пакости, была подсказана самой жизнью. Здание «Ивэнерго» находилось в двух шагах от вокзала, и дорога к улице Ленина на предмет поимки машины (вокзальные бомбилы объявляют беспредельные цены не только в Москве) пролегала строго мимо него. Согласно дурацкому расписанию, московский поезд приходит в районе полпятого утра, а туалеты в нем закрываются чуть ли не за час до прибытия. Соответственно каждый раз, проходя мимо ненавистного здания (в это время суток – идеально пустого), я с особым удовольствием изливал на него содержимое мочевого пузыря. Пустячок, а приятно – и даже вдвойне.

Отношения с камвольщиками потихоньку переходили в деловое русло. Мы уже представляли себе номенклатуру комбината и получили от Альберта заверения, что, как только появится партия ткани наиболее ликвидных марок, она достанется именно нашей фирмочке. За полтора процента отката, конечно.

Альберт был довольно неприятной особой – выраженный представитель провинциального «красного директората». Почти всегда или пьяный, или с похмелья (насчет цвета лица я все угадал правильно), хамоватый, любящий тупые пошлые шутки. Не в меру самоуверенный и крайне необязательный. Но как партнер это был совсем не худший вариант, а в самом начале он нас, сам того не желая, даже крепко выручил.

Из ивановской ткани смежники в Твери шили форму для работников прокуратуры. Взаимозачеты дошли и туда: прокурорские расплачивались за мундиры не живыми деньгами, а банковскими векселями с гарантией Минфина.

Часть этих векселей швейники и передали ивановцам в оплату за ткань. Финансисты такие бумаги просто обожали (вексель на раз погашался по номиналу) и покупали их процентов по 97. Но для Альберта ценные бумаги были темным лесом, и их реализацию он повесил на нас: тем более что нужны ему были именно наличные, не все же зарплату натурой выдавать. Комиссионных с этой сделки нам хватило на пару месяцев работы, при том, что банкиров мы нашли только что не по объявлению.

Однако еще до получения основных вексельных денег мы успели угодить в довольно неприятную историю – хотя и очень смешную. Иванов, так сказать, сумел продемонстрировать сразу несколько граней своего таланта. Мало мне лично не показалось.

С другой стороны – полезный опыт. Когда бы еще удалось на практике ознакомиться с методами работы правоохранителей маленького среднерусского города?

На родине классика

В город Кинешму мы попали почти случайно, благодаря очередной мутке Иванова. Евгений таки запутал удомельскую сбербанкиршу и получил от нее доверенность на работу по задолженности здешней текстильной фабрики. Правда, с предупреждением: «Да нет там у них ничего, контора на ладан дышит», – но попытка не пытка.

Кинешемские бумаги мы тормознули до подходящего случая, добираться туда из Москвы на редкость неудобно: еще часа два езды на север от Иваново, один поезд в сутки. То есть поездки надо было как-то совместить.

Удобный случай вскоре представился. Прекрасно помню дату – 2 июля 1996 года. За сутки до второго тура президентских выборов.

К политике я в то время был совершенно равнодушен, а не голосовал вообще никогда – еще с советских времен. Но день выборов был объявлен выходным, и тут у Иванова возникла идея – как очень быстро выяснилось, весьма порочная.

– Смотрите, Сергей Юрьевич, – задумчиво объяснял он, рисуя одновременно на бумажке какие-то каракули. – Второго нас ждет Альберт. А в четверг-пятницу у него на складе может появиться наша ткань. Напоминаю, что среда выходной.

– И что вы предлагаете?.. Провести выходные в Иваново?.. Не мотаться же туда-сюда!

– Вы все понимаете правильно, но не совсем. На выходной мы… эээ… поедем в Кинешму.

– Это зачем бы?..

– Ну как же. Русская провинция, городок с пятисотлетней историей, пастораль, экология. Там, между прочим, рядом усадьба драматурга Островского, исторический памятник. Можно посетить обрыв, с которого Катерина прыгнула. Островский, кстати, был там уездным судьей.

Вот насчет судей Женя накаркал, как потом выяснилось. Но – потом.

– В общем, смотрите. Во вторник едем к Альберту, вечером на электричке в Кинешму. Городок маленький и наверняка очень дешевый, как-нибудь развеемся в среду, в четверг быстро решим деловые вопросы и вернемся в Иваново. Если повезет, в тот же день уедем в Москву.

План действительно выглядел вполне сносно. Что называется, дешево и сердито: и передвижений минимум, и по деньгам сплошная экономия. Опять же отдых на природе – погоды тем летом стояли чудные.

Началась поездка неплохо, но несколько стремно. С ходу поразила меня кинешемская электричка. Вдоль стен вагона – две длинные деревянные скамьи, больше сидячих мест нет; непривычно, прямо скажем. «Это что, «столыпинский вагон»?» – шепнул я Эдуардычу. «А хрен же его знает. Очень может быть».

Пассажиры были вида исключительно пролетарского. Ничего страшного, но мне не нравилось, что через карман белой рубашки довольно откровенно просвечивают стодолларовые бумажки. Но и пиджак не наденешь: вентиляция в вагоне отсутствовала, окна не открывались и было откровенно жарко.

– Кстати, Евгений… – мне вдруг пришла в голову неприятная мысль. – Городок-то маленький совсем, а ну как там и гостиниц нет?..

– Ммм… Вы знаете, вот об этом я как-то не подумал. Ну, разберемся как-нибудь на месте. Может, там бабушки комнаты на станции сдают, или что-то в этом духе.

Не могу сказать, что такая постановка вопроса меня особо обрадовала, но мы уже подъезжали. Никаких бабушек на станции обнаружено не было.

Куда деваться, двинулись по дороге в город. По пути торговали фруктами две симпатичные девчушки.

– Милые барышни! – Чего у Иванова не отнять, так это куртуазности. – А не подскажете ли вы, как нам добраться до гостиницы?.. И кстати, взвесьте, пожалуйста, пяток вот таких вот груш. По моим ощущениям они должны быть очень вкусными.

Пока девчонки клали фрукты на весы, Женя как-то обернулся в стоящий рядом ларек и купил им по маленькой шоколадке. Чем меня несколько удивил: копейки, конечно, но с какой бы радости?..

– А гостиница прямо по дороге, – радостно защебетали юницы. – Дойдете до реки, и сразу налево. А вообще погодите, мы вас сейчас туда проводим.

Мы переглянулись: «Какой милый, гостеприимный городок!» Барышни довели нас до дверей гостиницы (и впрямь рядом, минут десять ходу), после чего удивили еще больше:

– Ну, вы располагайтесь, а мы часа через полтора подойдем!

– Женя, мы что, по ошибке в рай попали? – изумлялся я спустя двадцать минут, разгружая вещи в милом, хоть и не очень просторном номере с видом на реку. Вдали виднелась беседка, а за ней – высокий обрыв: не тот ли самый, о котором писал Островский?..

Еще через час мы уже сидели в этой беседке, глядя на неспешное течение Волги внизу. Ветер с реки навевал прохладу и элегическое настроение – думать о делах не хотелось совсем. А вскоре появились и наши новые подруги.

Не знаю почему, но с кинешемскими девчонками было как-то удивительно легко; обычно мои отношения с «женщинами из народа» складывались куда более напряженно. Наверное, то были кинешемские флюиды; мы с Женей чувствовали себя как московские баре, попавшие в окружение очаровательных пейзанок. Все складывалось на редкость приятно и естественно – сначала в ресторане (кажется, единственном на весь город), а потом и в той самой беседке, куда мы переместились, прихватив с собой пару бутылок коньяку и нехитрой закуски.

Тем временем близилась полночь – и надо было придумывать варианты продолжения банкета. Девушки охотно принимали поначалу скромные, а потом и не очень ласки заезжих кавалеров. Собственно, единственной проблемой было разобраться, кому с кем продолжать общение «в более плотном режиме», но все решилось само собой – благо, что обе юницы были на редкость милы.

В чрезвычайно приподнятом настроении мы двинулись в сторону гостиницы: наше приглашение чаровницы охотно приняли. Ничто не предвещало облома.

«Знаете ли вы, что такое гостиница?»

Примерно представляя себе практику подобных заведений (хотя бы по тому же Иваново), особых проблем с представительницами гостиничной администрации я не ожидал: тем более что при заселении вели они себя на редкость любезно. Предложить им немного денег – и дело в шляпе. Примерно так рассуждал я, уверенно стуча во входную дверь.

– Это кто там приперся в полночь? – Голос дежурной звучал не просто сварливо, но и откровенно неприязненно. – Гостиница вообще-то до полдвенадцатого открыта!

– Это еще не самое страшное! – весело возразил я. – Мы тут к вам еще и с гостями пришли!

Нет, я и впрямь был уверен, что возвышенное благодушие (в сочетании с некрупной денежной суммой) способно растопить сердце гостиничной работницы. Вполне возможно, что так оно бы и получилось, но тут инициативу внезапно перехватил Иванов.

– Сергей Юрьевич, дамы этой возрастной категории – моя целевая аудитория, – зашептал он мне в ухо. – Оставайтесь с девицами, ждите – и – следите за работой мастера!

С этими словами он скрылся в открывшейся двери. Я поверил во власть его чар, да и просто не успел возразить. Кто же знал, что в течение какого-то часа ситуация так кардинально изменится.

Развлекать барышень пришлось минут сорок. Ничего страшного: интересные речи текли из меня как из рога изобилия, коньяку оставалось еще много – и хотелось только перевести общение в более интимную стадию.

И тут появился Иванов.

– Странная штука, Сергей Юрьевич, – задумчиво произнес он. – Удивительное дело… ммм… короче, сейчас сюда приедут менты!

Вот те на, экий реприманд: такого итога «работы мастера» точно не ожидал никто. Пока я пытался выяснить у Жени, что же у него там, черт возьми, произошло, на горизонте и впрямь нарисовался милицейский «козлик».

Что наболтал администраторшам Иванов, он мне в дальнейшем так объяснить и не смог. За исключением того, что в разгар дискуссии сам предложил связаться с милицией для прояснения ситуации. И когда правоохранители, услышав по телефону ивановские бредни, предложили «подъехать лично, чтоб разобраться на месте», сказал им, чтобы, конечно же, подъезжали.

На этом элегия сразу и закончилась, началась крайне неприятная проза. После короткой беседы всех четверых погрузили в воронок и отвезли в казенный дом. Согласно предъявленному протоколу, мы нарушали общественный порядок, шумели в пьяном виде и громко матерились. С девчонками получилось еще хуже: для полного счастья они оказались несовершеннолетними. Вот уж кто бы мог подумать! Нет, дело даже не в явном жизненном опыте – но как-то и не выглядели они на выпускниц девятого класса. Впрочем, нет худа без добра, подумалось мне в этот момент: вот чего на выселках не хватало, так это голимой уголовщины. А ну как грехопадение успело бы произойти – скажем, на том же склоне речной долины?..

Дежурные начали названивать родителям ревущих в три ручья девиц. Больше мы их не видели – но хочу сказать, что если их действительно сдали с рук на руки старшему поколению, то этот вариант был едва ли не лучшим. Нравы в кинешемской ментовке царили самые скверные, в чем мы быстро убедились.

Так или иначе, после нашего неоднократного отказа подписать протокол (даже не знаю, было ли это поведение правильным) московских гостей препроводили в обезьянник, предварительно отобрав ценности и острые предметы, к которым почему-то отнесли и Женины очки. При этом мой значок «Креди Сюис» на лацкане с крепежом в виде длинной булавки решили не трогать.

И вот картинка с выставки. Миниатюрный обезьянник площадью метров шесть-семь (в Москве их делают попросторнее). И два благообразного вида семита из столицы в кашемировых пиджаках, причем один из них находится в глубокой прострации.

В прострации, как вы догадываетесь, был не я – и слава Богу. Потому что, когда камера начала заполняться людьми, к залетным москалям стали возникать вопросы. По счастью, навыки прежней жизни сработали безукоризненно: местные полугопнички были мгновенно «убраны на базаре», после чего мы с ними превратились в лучших друзей. Договорились даже после освобождения из темницы отметить это дело в ресторане. Том самом, единственном на весь город – где и начиналось наше приключение.

Но на этом плюсы и заканчивались. В каморку набилось как бы не двадцать человек, и места не хватало даже для того, чтобы присесть на пол. Спать стоя я в молодости умел, но тут как-то не сложилось. Иногда одного-двух человек выдергивали менты – через полчаса они возвращались, держась за почки. Повторюсь, нравы в этих местах на редкость поганые.

Нас, впрочем, рукоприкладство не коснулось: москвичей в провинции побаиваются. Отношение… ну, я бы сравнил с отношением к евреям (или кавказцам): однозначно не любят, но слегка опасаются, а потому скорее уважают.

Прибывший наутро начальник милиции был относительно вежлив, но суров. Каждому из нас был задан вопрос: «Знаете ли вы, что такое гостиница?» Завершились оба кратких диалога тоже одинаково: «В суд!»

– Кстати, – не без яда добавил начальник. – Сегодня выходной, выборы. Так что, может, судья и не придет. Придется тогда еще сутки посидеть, а днем можно и общественно полезным трудом заняться.

Оптимизма это сообщение никак не прибавило, но я еще пытался шутить.

– Прикиньте, Евгений Эдуардович, – хохотнул я. – Наша замечательная фабрика тут – как бы не градообразующее предприятие. Если трудиться отправят туда – надо заскочить в гостиницу, взять бумаги – и сразу требовать к досмотру директоршу. Взаимозачеты – это ведь тоже труд! Как вам такая идея?..

Идея моему компаньону крайне не понравилась. Он втянул голову в плечи, буркнул «ах, оставьте меня!» и окончательно замкнулся.

Вскоре, однако, пришел дежурный сержант и объявил благую весть: судья появился на месте и требует нас сей же час к себе.

Коллега драматурга, но не драматург

Не могу не отметить, что сразу по выходе из ментовки я как-то резко успокоился и развеселился. Ну а что: идти по свежему воздуху в здание суда всяко приятнее, чем корячиться на квадратном дециметре в душном обезьяннике. Даже если тебя с двух сторон сопровождают автоматчики.

– Знаете, Евгений Эдуардович, – начал вслух рассуждать я. – Последний раз, помнится, шел с автоматной охраной, когда мы нашего банкира привезли на биржу акции «МММ» сливать.

Рефлексию Иванов категорически не оценил: он нахохлился и еще больше сгорбился. Один из автоматчиков покосился на меня с неодобрением, но, кажется, уважительным.

Центральная площадь Кинешмы невелика, но вмещает в себя очень многое. С одной стороны – милиция, с другой – «тот самый» ресторан, а еще на одном углу – суд. Куда нас и привели вместе с местными дебоширами-пьяницами.

Большой зал суда. Всех размещают и по одному вызывают в маленькую комнатку, где сидит судья. И выносит каждому штраф по тридцать рублей за мелкое что-то там. Вся процедура – минуты три на человека, не больше.

Вызывают меня. Иванов на очереди, но вот уже полчаса, как никаких движений нет. Женя переволновался (не столько за меня, сколько за себя), но тут зайти предложили и ему. На входе он все сразу и понял.

Должен пояснить, что все эти полчаса я провел в исключительно плодотворной беседе с судьей. Решив, что представитель третьей власти по определению более интеллигентен, чем господа менты, московский гость решил немного расслабиться. А чего, Островский вон тоже судьей был.

Собеседник и впрямь попался удачный – делал прокол за проколом. За традиционным уже вопросом: «Знаете ли вы, что такое гостиница?» – с ходу последовало продолжение: «А вот у вас, в Москве, девушек же в гостиницы не водят?!»

В ответ служитель Фемиды получил длинную лекцию о нравах в московских отелях и отелишках. Получилось эффектно, я даже попытался присесть, но это дело пресекли.

После еще парочки познавательных историй судья впал в задумчивость. Решив хоть как-то восстановить статус-кво, он мрачно поинтересовался:

– Ну что – дать вам, что ли, суток трое?..

– Зачем, гражданин судья? – обретенная вальяжность начала переходить даже в некоторую наглость.

– А ЗАЧЕМ вы наших девчонок ТРАХАТЬ собирались?!

Пауза. Я счел, что в беседе с интеллигентным человеком следует цитировать классиков:

– А вам жалко?!

И присел. Садиться можно было спокойно: стрела попала в цель. Судья закрывал смеющееся лицо, и даже милицейский сержант сползал по стенке от хохота. Именно в этот момент дверь открылась и вошел Иванов. Оценив ситуацию, он, по-моему, тоже успокоился.

Получив по десять рублей штрафу на рыло, мы торжественно покинули суд. Пообедали в ресторане, пошли в гостиничку отсыпаться.

Но не таков Иванов. По пути в дивотворный отель он ухитрился склеить еще одну девку! Воистину битому неймется; впрочем, тут уж я разозлился и быстротечный роман на корню пресек. Вторичного вызова милиции тонкая душевная организация москвича могла бы и не выдержать.

Дальше все банально. Дождавшись следующего рабочего дня, мы совершенно впустую съездили на фабрику («директрисы нет, денег нет, ткани нет, что-то мы себя плохо чувствуем») и отправились в Иваново. Единственное – решили суд все же не кидать и штраф заплатить. В канцелярии тоже не обошлось без цирка. На вопрос, за какое правонарушение штраф, я распрямил спину и гордо буркнул: «Хулиганство и совращение малолетних!» Иванов же при оплате настолько ловко разменял крупную купюру, что мы вообще чуть было не ушли от судейских в плюсе.

В Иваново, как я и опасался, дело ограничилось болтовней. Альберт сообщил, что нашей ткани нет – но, конечно, будет, и велел приезжать в понедельник-вторник. В полпятого утра ивановский поезд выплюнул двух гастролеров на перрон, и мы разъехались.

Навстречу, так сказать, новым приключениям. Которые, само собой, не заставили себя ждать.

Минус три миллиона

Главная проблема работы с Ивановым, как я уже говорил, заключалась в его чудовищной непредсказуемости в сочетании с категорическим нежеланием сидеть на коротком поводке. Тем более что формально Евгений все еще оставался старшим партнером: все концы, по которым велась деятельность в регионах (и не только), были сугубо его. Опять-таки фирмы – и, конечно же, магический вексель на три миллиона. Женя и сам понимал, что нуждается в контроле, но на практике от этого почему-то постоянно отказывался. Что регулярно приводило к неприятным и просто обидным последствиям.

История с векселем стала одной из самых прискорбных во всей моей бизнес-практике – при том, что формально я к ней вообще никакого отношения не имел. Иванов вел какие-то переговоры глубоко на стороне, объясняя, что все полученные средства будут, конечно же, вкручены во взаимозачетные операции.

– Смотрите, – в который уже раз объяснял он нам с Графом. – Или мы получаем деньги, или вексель пойдет в оборот напрямую. В любом случае до возврата средств на АЭС мы успеем их несколько раз обернуть – еще и дисконт со станции слупим. А если все будет нормально, я занесу немного денег, и договор нам продлят.

– Женя, но у тебя переговоры тянутся уже месяца три. Может, нам своих финансистов подключить? Тут-то связей полно.

– Нет-нет. У меня солидные люди, и переговоры уже близятся к завершению. А что долго все тянется – так и сделка серьезная, и не только по деньгам.

Переговоры вскоре и впрямь завершились, но уж точно не так, как этого хотел Иванов. Как-то раз он явился ко мне домой совершенно убитый.

– Пиздец, Сергей Юрьевич, – заявил он, входя в комнату прямо в плаще и ботинках. – Налейте мне немедленно выпить. Чем крепче, чем лучше.

Я выпучил глаза от изумления. Евгений не любил материться, а крепких напитков и вовсе практически не употреблял. А тут не побрезговал скромным коктебельским коньяком, причем две рюмки проглотил на одном дыхании, после чего потребовал еще.

– В общем, похоже… ммм… с векселем меня кинули.

– Не понял?! Это как?..

– Да я сам не понял. Просто на хуй послали: иди, парень, гуляй!

Как мы с Графом ни старались, но подробностей из Иванова выудить так и не удалось. Звучит неправдоподобно – но поверьте, так оно и было. На предложение обратиться к бандюкам последовал жесткий отказ: «Да ладно, я сам во всем виноват». Более того: нам даже не удалось выяснить, каким образом дело в дальнейшем, начала раскручивать служба безопасности АЭС, – кажется, о пропаже Женя на станцию так и не сообщил.

Если кто не в курсе, за безопасность объектов ядерной энергетики в России отвечает ФСБ. Уж не знаю, какие у них там были терки с банкирами-кидалами, но вопрос был решен. Причем настолько радикально, что проблем в работе с Удомлей не возникло никаких, – в дальнейшем об этой истории нам даже не намекали. Не знаю, как это интерпретировать, да и знать не хочу: надо полагать, и в 90-е компетентные органы иногда вспоминали, что есть некие государственные интересы. А обижать государство не позволено никому – хотя, наверное, и тут бывают исключения. Судя по всему, ребятам просто объяснили, что кинули они не мелкого лоха, а государеву атомную станцию (собственно, так оно и было). И лучше, «во избежание», вернуть казенное добро хозяину, причем быстро и по-тихому. Ну а убеждать в компетентных органах умели всегда.

Да, работа наша не пострадала – пострадал Иванов. Опять-таки не знаю, о чем договорились между собой финансисты и силовики, но Пенсионный фонд Жене пришлось отдать. Равно как и финансовую компанию. Короче, отдать всё. Если честно, не самый плохой расклад: в такой ситуации запросто можно было и без головы остаться.

Впрочем, даже здесь нашлись положительные элементы. В конце концов, все, чего лишился Евгений, ко мне с Графом прямого отношения не имело, так что мы по крайней мере ничего не потеряли. А вот Иванов потерял, причем безвозвратно, право на звание старшего партнера. Приобретя взамен обидный эпитет «конченый», которым мы, конечно, не злоупотребляли, но в виду имели. То есть речь не шла о «разжаловании в топорники», но теперь компаньоны на какое-то время приобрели равный статус. К тому же Евгений поклялся мимо нас ничего не предпринимать. Другой вопрос, что Женины клятвы стоили не шибко дорого, но какое-то время его хотя бы можно было контролировать.