Текст книги "Комерс: Тем, кто не дожил"

Автор книги: Ефим Дикий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Композитор и теплоход

Вот только Китайца нам в Москве и не хватало! Теперь Доктор регулярно зависал с ним суток на трое, причем к стандартной программе «водка-шмаль-телки» прибавилась, похоже, и удачно импортированная кислота.

Как-то в начале июня мы сидели с Максом на Чертани после очередного подобного загула. Вид у партнера был на редкость потрепанный.

– Слушай, дядь! – Доктор изобразил на лице глубокомыслие. – По-моему, мы с тобой занимаемся какой-то ерундой.

– В каком смысле? – насторожился я. Знаем мы этих докторов, они без подвоха не могут. – Никак очередную сделку века наколядовал?

– Да нет. По делам все нормально, ты же знаешь. А вот отдыхаем мы неправильно.

– Пить решил бросить, что ли? Это без меня, пожалуйста.

– Сам дурак. Нет, я не про то. Ну прикинь: кабаки, телки, теперь вот еще Тема с этим ЛСД…

– А что, по-моему, не самый плохой вид досуга – кроме кислой, разве что.

– Ну да, но сам посмотри: лето, солнышко, а мы тут, как лохи, на пыльной хате.

Я огляделся. Ну в общем, да: несмотря на открытые окна, у Сашки было душновато, да и привычный бардак не особо вдохновлял.

– Ну и чего?.. В Серебряном бору были дней пять назад, можно и прямо сейчас съездить, делов-то.

– Не, не то. Москва эта, будь она неладна…

– Макс, имей совесть! Ты же месяц как из Коктебеля и через месяц опять поедешь.

– Ну, Коктебель, Коктебель, так все ведь одно и то же! – Доктор ловко опрокинул в себя полтинник коньяку и сделал длинную паузу. – Нет, я тут придумал мульку поинтереснее. Тебе понравится.

– А поподробней можно?..

– Можно, чего ж нельзя. Короче, мы с тобой отправляемся в круиз.

– Дурак, что ли?! Это ж месяца полтора – и денег немерено, даже по нашим средствам.

– Э-э-э, ты не понял! Большие деньги – за большой круиз. А за маленький круиз – деньги ма-аленькие! – Макс хихикнул и налил себе еще.

– Что еще за «маленький круиз»?.. Ты про речные пароходики, что ли?..

– Ну, не настолько маленький, конечно, – по рекам пусть лохи плавают. А мы поплывем по морю. По Черному, вот.

– Это что еще такое?

– Да ты, голубчик, за жизнью не следишь. По Черному морю плавают большие туристические суда. С заходом в портовые города – Крым, Сочи, Сухуми. И между прочим, по вполне совковым расценкам. Не ссы, не разоримся.

– Это что, типа, «кометы»?..

– Сам ты комета! Здоровенные многопалубные лайнеры. Самый большой – «Дмитрий Шостакович». На нем мы, собственно, и поплывем.

В части отдыха за базар Доктор обычно отвечал. Через пару недель мы уже стояли в неприятно памятном мне после таможенного инцидента одесском морском порту.

В Одессе на сей раз обошлось без инцидентов: изрядно нетрезвые после поезда, мы тут же оторвались от общей группы туристов. Нашли «комок» с венгерским ликером, изрядно им загрузились и пару часов бродили по городу, пугая своим видом одесситов.

И не только видом: на подходе к Привозу я вдруг обнаружил человека с огромной вяленой рыбиной и привязался к нему, уговаривая немедленно ее уступить.

– Мужчина, да вы что! – возмущался абориген. – Я таки взял домой рыбки покушать, и тут вы как с неба на землю, перед моим носом. Сходите и купите, Привоз – вот он!

Одессит махнул рукой: до легендарного рынка и впрямь оставалось не больше двухсот метров.

– Да ладно, мужик! – поддержал меня Доктор. – На пароход опаздываем, не успеваем. Мы у тебя по хорошей цене рыбу возьмем, а ты себе еще купишь.

И ведь уговорили. В лайнер вообще грузились со стратегическими запасами: в устроенном под каютным столиком баре только коньяку было три сорта. Не говоря о водке, ликерах и прочем. Шмали прихватили как бы не два стакана, потом полсудна угощали.

С рыбой получилось смешнее. Огромный экземпляр, реквизированный у одессита, бросили под шконку с еще одной рыбиной размером чуть меньше, купленной прямо у здания морпорта. «Большому компания требуется», – заявил Макс.

Компания из двух бывших обитателей моря пролежала под шконкой дня три, после чего я испугался, как бы все не протухло.

– Ерунда, – отмахнулся лежащий на соседней койке Доктор. – Мы их проветривать будем!

– Это как?..

– Как-как… Да по коридору прогуливать.

Первые «рыбные» прогулки не носили очень уж демонстративного характера. Тем более что мы и так успели надемонстрироваться: чего стоили хотя бы регулярные дуэли (в коридоре, само собой, – там удобно) на игрушечных пистолетах. В пластиковые шарики мы вставили иголки, так что дуэли были не то чтобы совсем бескровными. Туристы шугались, моряки смотрели мрачно, но не без зависти: «Умеют люди отдыхать!»

Умели, само собой, – с таким-то количеством бухла и дури.

Двое на судне, не считая всех остальных

У Грека как-то раз угнали машину – так больше всего он расстраивался из-за пропажи не честно купленного дорогого «крайслера», а содержимого бардачка.

– Прикинь! – жаловался он мне. – Когда от мусоров косил, три недели пролежал в дурке. Люди там, конечно, нервные – парочку даже успокаивать пришлось.

– Не навечно, надеюсь?..

– Да нет, проникающий удар левой в печень – и успокоение наступает надолго, проверено, – несколько зловеще ухмыльнулся Дима. – Но это все порожняк, а вот то, что некоторые там несли, – это были натуральные вилы. Я три кассеты бреда в этой дурке записал.

– И чего?..

– Так я же их, блядь, в бардачке «крайслера» как раз и хранил! Тачку-то я новую возьму, а кассеты такие где надыбать?

Подобная пропажа приключилась и у меня. В числе прочего на лайнер мы прихватили пару блокнотов: записывать умные мысли.

– А то обидно получается, – резонерствовал Макс. – По обкурке такие телеги нажористые рождаются, а если не запишешь, сразу все и забывается. Надо с этим делом как-то бороться.

Летописным рукописям было присвоено название «умники», и вели мы их на редкость добросовестно: к концу круиза каждый из толстых блокнотов был заполнен более чем наполовину. В дальнейшем пытались практику ведения подобных записей продолжать. Но вскоре все сошло на нет, а потом пропали и сами «умники». Очень жаль: вот что надо большими тиражами издавать!

Однако не телегами едиными. После захода в Севастополь (где по набережной ходили на редкость симпатичные местные телки) Доктор начал, как водится, жаловаться на отсутствие женского общества.

– Без женщин неправильный отдых получается! – заявил он. – А на лайнере они какие-то неправильные.

С прекрасным полом на судне и впрямь как-то не сложилось. Одинокие туристки, даже на наш не шибко взыскательный вкус, для романтических приключений никак не годились. Симпатичная горничная, убиравшая по утрам каюту, соглашалась на приглашение слегка похмелиться – но и никак не более. О заходах в порт, в силу их краткости, и речи не было: чего такого можно отчебучить за три-четыре часа, да еще и на незнакомом месте?

В общем, уже в Ялте Макс ломанулся на пункт международных переговоров и после пары-тройки звонков выцепил двух проверенных подруг.

– Мы завтра в Новороссийск прибываем, – объяснял он девкам. – Берите самолет и из аэропорта дуйте прямо к морвокзалу, там мы вас и встретим. Местами обеспечим: у нас целая каюта лишняя.

Насчет каюты Доктор не врал. Польстившись на дешевизну, мы забронировали аж две каюты (причем четырехместные). Плыть вдвоем в каюте на четверых – это как раз нормально: практика, проверенная на железнодорожных купе. Но ситуация, когда во второй каюте путешествуют только отселенные туда две вяленые рыбы, – это все-таки некоторый перебор.

Так что с местом вопрос действительно решался более чем положительно. Чего нельзя сказать об аэропорте.

Портовый Новороссийск нам не понравился категорически. Углубившись в город на какой-то километр, мы в течение получаса имели счастье наблюдать минимум три серьезные драки, и это посередь бела дня!

Но хуже было другое. До отплытия оставалось все меньше времени, а девки все не появлялись! Макс начал нервничать.

Запыхавшиеся барышни прибежали на набережную, когда теплоход уже начал издавать гудки. Успели, но совершенно без запаса. Причем виноватыми оказались именно мы, причем так, что и не поспоришь.

– Идиоты! – Раскрасневшаяся от беготни Катя-очередная наливалась теперь еще и гневом. – Какой еще аэропорт, нет в Новороссийске аэропорта! Через Геленджик добираться пришлось!

– Как нет?! – искренне изумился Макс. – Крупный портовый город, то-се. Да и матросы вроде сказали, что есть: в прошлом году кто-то из команды летал.

Уже в Москве мы выяснили, что прошлогоднюю информацию иногда полезно проверять: аэропорт закрыли месяца за два-три до нашего круиза. Сами дураки.

Впрочем, женщины – народ отходчивый. Тем более в таком антураже: кораблик плывет, в окошке иллюминатора море видно, погода всю дорогу солнечная.

И зря мы ругали Новороссийск: в Сухуми все сложилось (или могло сложиться) куда хуже.

Стремный город

Заезд в Сочи расслабил нас окончательно: все тихо, спокойно, знакомые места. На судне вновь прибывшие уже успели вписаться в развеселую жизнь: теперь рыб выводили гулять в коридор именно они, причем сопровождая прогулки громкими комментариями. Окружающие дивились еще больше, горничная стала обращаться с нами на редкость сухо.

До кучи выиграли конкурс «Мистер Теплоход». Тоже странно получилось: участвовал я, а выиграл Макс. После первых двух номеров с похмелья у меня начался приступ морской болезни – пришлось звать на подмену «меньшого брата». Который через час и ввалился в каюту с призом в форме штурвала с грамоткой внутри.

На сухумский причал мы вывалились вчетвером в превосходнейшем настроении. И сразу несколько обломались, спросив у огромного мента на входе в порт, как пройти к центральному рынку.

– Ринок там. – Смуглый усатый гигант махнул рукой. – Только ви это, дэвущек далэко не атпускайте!

– А что такое?..

– Да так. Нэспокойно в городе.

Девушек мы, от греха, построили – но не учли, так сказать, особенностей менталитета. Симпатичная «очередная Катя» шла сразу в двух темных очках: одна пара на лице, вторая – на козырьке бейсболки.

Примерно каждый пятый из встречных аборигенов интересовался: «Вах, пачиму дэвущка в двух очках?» Очень быстро нервной Кате это надоело, и она начала отвечать.

Преимущественно посылая в ответ прямым текстом на хуй, иногда добавляя по матушке.

Кавказцы очень таких слов не любят, а от женщины – так вообще испытывают культурный шок.

Как я все это разрулил – сам не понимаю: стремаков по пути на рынок было штук пять, после чего мы развернулись.

И уже на подходе к порту сорвался и Макс: он влез в очередную мою миротворческую беседу сразу с пятком южан и с ходу обозвал кого-то из оппонентов пидарасом.

Страх позволяет достичь чудес в области дипломатии. Свою группу я умудрился увести (Доктора – практически пинками), когда аборигены уже тянулись к карманам – похоже, за ножами.

Абхазы вообще народ, не лишенный агрессивности. А тут еще и политика, о который мы, само собой, слыхом не слыхивали. До начала войны с Грузией оставался месяц с копейками.

После возвращения на теплоход Доктор оперативно выписал Кате в дыню (у них такое было почти нормой), выгнал ее из каюты, после чего мы торжественно напились. Обсуждая вариант в Батуми на сушу вообще не сходить.

К утру, впрочем, все успокоились и помирились. «Слышал я, что абхазы все безумные, хуже меня, – вспомнил Макс. – А аджарцы, говорят, спокойные что твой удав».

Видел я этого удава: Комиссарову как-то раз на квартиру принесли, маленького такого. На Чертани вообще постоянно заводилась какая-то живность. И если бы только кошки с собаками – однажды там месяца полтора макака жила. Довольно шкодливая, и гадила где попало; Сашка ее с пьяных глаз даже пару раз учил уму-разуму электрошокером. Да ладно макака: мы на Птичке, куда регулярно ездили на зверей посмотреть, едва натуральную рысь не купили. Хорошо, Краб отговорил («ты посмотри, на какой она цепи сидит»), а то кто-нибудь из нас точно стал бы жертвой хищника со смешными ушами.

А удав реально был спокойный. Пока его в духовку засовывать не начали: кто-то из гостей удумал змейку запечь. Ну, если б меня в духовку засунуть пытались, я бы тоже нервничал и вырывался.

Так что Доктору насчет Батуми мы поверили и правильно сделали: подобной безмятежности и патриархальности я лично вообще особо не припомню, а на Кавказе – так и подавно.

Милая картинка. Солнышко припекает. Улица с щебенкой вместо асфальта, по ней бредет корова. Посреди дороги стоит местный житель и флегматично смотрит в небо.

– Уважаемый, а как в центр пройти?.. – В ответ молчание.

И такие флегматики попадались постоянно. А мы всего-то и хотели дойти до улицы Сталина: в городе она была как бы не центральной.

– Они что тут все, обкуренные? – удивился я.

– Ну, шабят (курят анашу) потихоньку, это точно, – пояснил Макс. – Но им тут своей дури хватает, по-моему. Восток, никто никуда не торопится.

Вот так: полторы-две сотни километров на юг и вместо агрессии – сплошное благодушие, даже несколько апатичное. Зато и воевать в 90-е не пришлось.

Концовка круиза у меня смазалась: после легкого шторма всерьез разыгралась морская болезнь. Девок в Одессе посадили в самолет, сами еще долго шлялись по городу. В общем, все как обычно: пьяные, накуренные. Единственное сильное впечатление – поход в комнату смеха тамошнего ЦПКиО после хорошего «напаса» шмали. Насмеялись на месяц вперед, чего уж там.

Уроки толерантности

Сашки встретили нас хмуро.

– Что случилось? – поинтересовался довольный после поездки Макс.

– Да Антона Балбеса подрезали. На глушняк.

– Чего?! – Тут уж оторопел я. Антошка, персонаж из коктебельской тусовки, заслужил свою кличку дурашливым поведением и смешной внешностью. По жизни он был архитектором и в бизнес вообще нос не совал.

– Да на «Парке культуры» за какую-то бабу впрягся. Полез с черными в разборы, они его и загасили. Простые ребята, хули.

«Ну да – простые», – подумалось мне. А на исторической родине – так и вовсе простые донельзя. Нет, хороший отдых, просто замечательный. Из Сухуми еле ноги унесли, а ведь наговорили, поди, больше Антона. В смысле такого наговорили, за что и грохнуть могут.

– Короче, в четверг похороны, – подвел невеселые итоги Краб. – Отпевание рано утром в церкви рядом с «Арагви». Беленькая такая, дорогу знаете.

Доктор явился в храм в состоянии, близком к невменяемому. Антон и впрямь был ему человеком не чужим, да и кличку Безумный Макс носил не просто так. Когда священник в проповеди заговорил о том, что сейчас называют толерантностью, Доктор повернул ко мне зареванное лицо.

– Сейчас я ему в ебало садану!

– С ума сошел!

– Нет, ну а хули он!..

– Держи себя в руках.

Обстановка была нервная. На похороны я решил не ездить: не люблю это дело, а отрицательных эмоций и так получено по самые не балуйся. Захотел слегка развеяться – зайти потереть по делам к Акулюшину: его новая контора находилась поблизости, на Никольской (только-только переименованной из улицы 25-го октября). Прошел по залитой солнцем Тверской, потом через Охотный ряд – вот и узкий проход у метро «Площадь революции».

Миша со своими ингушами занимал первый этаж уютного особнячка по диагонали от ГУМа, в двух шагах от Кремля. Остальную площадь занимала нашумевшая контора с загадочным названием «Идигов продукт». Тоже ингушская, как потом выяснилось, а «Идигов» – всего лишь фамилия хозяина фирмы. Ничего таинственного.

Акулюшина в конторе не оказалось, встретили меня его партнеры, те самые немолодые ингуши. История с Пряником была давно забыта – по крайней мере о ней давно уже никто не вспоминал.

– Что такой мрачный, Сергей? – спросил старший, Иса. По лицу моему было видно, что настроение и впрямь далеко от радужного.

– Да вот, с отпевания возвращаюсь.

– Что случилось?

– Да вот, приятеля зарезали. Отпели, на похороны не поехал: и так тоскливо.

– Кто зарезал?

– Да непонятно. Вроде кавказцы какие-то. – Слов типа «черные», а тем более «звери» употреблять явно не стоило. При том, что в общем-то хотелось.

Впрочем, хватило и нейтрального термина. Нет, никто не побледнел от гнева и не повысил голос: «расклад не тот». Зато пришлось выслушать еще одну лекцию, что люди разные бывают, а Бог у всех один, только называется по-разному. И среди русских-де есть хорошие люди, а есть нехорошие, и у нерусских то же самое. Не важно, кто ты по крови, – главное, чтоб человек был, а не говно. В общем, не надо всех, кто с Кавказа, мазать черной краской, как-то так.

Я почему-то вспомнил бешеные глаза Сулеймана и превращенное в кровавую пельменину лицо Пряника. Вспомнил, но виду не подал. Скомкал переговоры (собственно, особой конкретики и не было, разве что выяснить, что в Москве происходило, пока мы с Доктором по круизам разъезжали) и отправился домой. Развеяться явно не удалось.

По пути вызвонил из автомата одну из бесчисленных знакомых, зазвал на вечер к себе. Купил в ларьке, на углу напротив ипподрома, две бутылки водки для пущего веселья. В общем, все как обычно. Можно сказать, жизнь продолжается.

Кажется, вечером что-то подобное я и сказал. За очередным тостом с дамой, когда чокаться уже было можно.

Следующие полгода угар продолжался. Среди самых странных воспоминаний – поездка с Сашками в Мекку рыбаков Скнятино под Калязином.

Здоровый образ жизни, как же. Я потом посчитал: в день по две пачки сигарет и две бутылки водки на рыло, какая уж там рыбалка! До кучи культурная программа: пара книжек сумасшедшего конспиролога-антисемита Григория Климова и кассет шесть группы Kiss, которые прихватил меломан Марков.

И ладно бы водка. С собой на остров взяли стакан шмали, половину которого Краб на второй день отдыха запихал в плов.

Перло меня от этого плова долго. Суток трое до конца не отпускало, чуть ли не до возвращения в Москву.

А ребята остались на острове. «После чего приехал Макс, и тут оно началось», – рассказывали они потом.

Доктор прихватил с собой в Скнятино остатки того самого «американского» ЛСД. И как-то раз по ошибке заглотил добрую его половину. После чего начался, по описаниям, уже какой-то натуральный ад; хорошо, что я этого уже не застал.

Макс вообще нравился мне все меньше и меньше: у него откровенно ехала крыша. Природная агрессивность переходила уже в откровенный садизм заодно с постоянной готовностью затеять драку, не важно с кем. Как-то раз его едва не пристрелили в обычной (хоть и очень уж длинной) автомобильной пробке на Садовом: вольно же Доктору было послать на хуй ехавших по соседней полосе кавказцев, а потом еще и выйти на них из машины с ножом.

Загулам с непонятными персонажами и совсем уж левыми бабами Макс стал уделять все больше времени, работа отходила на второй план. Доходы падали, к тому же какая-то червоточинка появилась и в наших личных отношениях. Сыграла, конечно, и история с Настей, но дело не в этом: просто тусовка себя потихоньку изживала.

И к весне уже почти изжила. Нет, какие-то совместные проекты продолжались, но видел я Доктора все реже. Да и удовольствия от этих встреч особо не испытывал.

До завершения партнерства оставалось немного, но концовка получилась совсем уж неприятная, даром что сильно затянутая.

Часть вторая
Лихолетье

Человек-беда

Одна из главных моих ошибок 90-х – почти полное непонимание того факта, что если из-за человека практически всегда возникают проблемы, то нужно немедленно слать его как можно дальше – и, главное, ни под каким видом не иметь с ним дел. «Человек-проблема» – об этом Рон Хаббард писал, да и не только он.

Вот и с дивным Колей Гуревичем была такая байда. То есть по концовке он всегда отвечал имуществом за очередные косяки, но растягивалось это на месяцы. И главное – принцип: замутишь что-то с Колей – гарантированно наживешь грандиозный геморрой. Но кто же знал, что на сей раз гимор получится настолько глобальным.

Короче говоря, Николай объявил мне, что у него нарисовалась какая-то феноменально крутая контора, которая и обналичку умеет делать (причем быстро и недорого), и деньги в траст берет под какие-то нечеловеческие проценты – и вообще пальцы веером, сопли пузырями. А руководит всем этим некий финансовый гений с неимоверными связями – даром что ему 19 лет.

«Гения» я увидел, когда мы с Колей вышли из офиса покурить. Улица Гашека на Маяковке представляла собой летом 93-го тихий переулок, где и трафика особого не наблюдалось. Стоим у подъезда, курим – и тут со скрипом шин подлетают два «лендровера» – причем головной паркуется аккурат в задницу стоящему поблизости «ниссану». С водительского сиденья джипа в окружении охраны вываливается очень молодой, но уже успевший изрядно полысеть крендель и эдаким бодрячком бежит к входной двери. Зрелище комичное – и довольно странное: шесть здоровенных дядек-охранников и малюсенький плешивый юнец с горящими глазами.

– Э-э, уважаемий! – пошел было на перехват хозяин «ниссана», благообразный полный кавказец. – Зачем ви паврэдили маю машину?!

– Не сейчас, не сейчас, – бросил на ходу гений. – Очень тороплюсь, две встречи подряд. Вот моя визитка – свяжемся и все решим.

Гений, сопровождаемый эскортом охраны, скрылся в дверях. Все действо заняло не больше минуты-полутора.

– Вот это – Лазарь, – уважительным полушепотом пояснил мне Коля. Спасибо, я уже сам все понял. Ну да, похож на гения – что ж я, гениев не видел?..

Официально Лазарю Шестакову меня представили минут через сорок: Коля как-то пропихнулся через очередь в приемной.

– Так, обнал? Нет проблем! Ты почем сейчас делаешь? Ага, у меня на полпроцента дешевле, причем могу выдавать прямо по платежке. Засылай хоть завтра, реквизиты возьмешь у Коли.

Я видел много самоуверенных людей со сверхбыстрой реакцией, но тут был реально впечатлен. Еще и два охранника прямо в кабинете, пиджаки недвусмысленно топорщатся.

– Но обнал – это скучно, – все в том же телеграфном ритме продолжил Лазарь. – У меня проекты по нефтянке и недвижке – нужно оборотное бабло. Принимаю под двадцать пять процентов в месяц; что накрутишь сверху – все твое. Долю получать будешь прямо с меня, так что никаких проблем. Все, давай! У меня через полчаса чечены приезжают.

Ого! Вот это размах. Плюс еще в очереди в приемной увидел пару лиц, хорошо знакомых по теле– и киноэкранам. Кто же знал, что в ближайшее время предстоит увидеть в этих стенах целую кучу знаменитостей, вот только удовольствия никакого это не доставит.

Коля успел рассказать мне, что Лазарь совсем еще юношей был именно тем человеком, который в январе 91-го вел из Вильнюса репортаж для «Эха Москвы» во время штурма телецентра. Удивительное дело: при всей моей тогдашней нелюбви к журналистам (я их, собственно, и сейчас не очень, но как-то пообвыкся) этот штрих лишь усугубил общее впечатление: «Экий матерый человечище, даром что на вид хлипкий!»

Задним числом, конечно, легко себе пенять в духе гоголевского городничего: «Сосульку, тряпку принял за важного человека!» Но тут, наверное, что-то другое: Хлестаковы (в отличие от Шестаковых) на двух джипах с охраной не ездят, даже если с чеченцами встречаются. Да и сам я не городничий, чего уж там. «Нармальный комерс», но уж точно никак не городничий – и знакомство с Лазарем самооценки никак не прибавило. Ну разве что «чувство причастности», будь оно неладно.