Текст книги "Стратегия. Логика войны и мира"

Автор книги: Эдвард Николае Люттвак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

«Трение»

Суть стремления добиться внезапности состоит в том, чтобы снизить риск столкновения с силой врага – то есть риск боя. Но есть и другая разновидность риска: сама по себе она, может быть, и не смертельна для каждого отдельного из подразделений, участвующих в бою, но для всех боевых сил в целом еще более опасна, чем ошибочный маневр.

Данная разновидность риска проявляет тенденцию возрастать с каждым отклонением от простоты прямого хода и лобовой атаки. Это организационный риск, риск ошибок в исполнении запланированного, то есть неудачи, вызванной не реакцией врага, а, скорее, самыми заурядными ошибками, недопониманием, задержками и механическими поломками при разворачивании, задержками в снабжении, в планировании – в командовании вооруженными силами и в ходе самой операции. Когда предпринимается попытка снизить ожидаемый риск боя посредством любой разновидности парадоксального действия, включая маневр, секретность и введение противника в заблуждение, вся операция в целом будет проявлять тенденцию к усложнению и растяжению во времени, тем самым повышая организационный риск.

В промежутках между эпизодами сражения, которое может быть совсем кратким, именно организационные аспекты военного дела представляются самыми угрожающими тем, кому поручено этим заниматься. Опять-таки, каждое отдельное действие, которое нужно совершить, чтобы снабдить и поддержать вооруженные силы, командовать ими и выполнять боевые операции, может быть очень простым. Но в своей совокупности эти простые действия становятся столь сложными, что естественное состояние любых вооруженных сил, независимо от их размера, – паралич и неподвижность, и только сильное лидерство и дисциплина могут превратить это состояние в способность целесообразно действовать.

Представим себе группу друзей, собравшихся поехать на пляж на нескольких автомобилях, по одной семье в каждом. Они должны были встретиться возле дома, расположенного наиболее удобно, в 9 часов утра, чтобы сразу же выехать и очутиться на месте назначения в 11 часов. Одна из семей уже была в машине и готовилась выехать на место встречи, но вдруг ребенок заявил о своей неотложной нужде. Пришлось заново отпирать уже запертый дом, ребенок пошел по своим делам и возвратился, машину снова завели – и в итоге эта семья прибыла на место встречи с небольшим опозданием, в 9.15. Другая семья, которой предстояла более дальняя поездка до места встречи, опоздала уже серьезнее, забыв захватить корзину с провизией для пикника. Ее отсутствие обнаружили уже на самом подъезде к месту встречи, и к тому времени, когда эти люди вернулись домой, нашли корзину и присоединились к остальным, было уже значительно ближе к 10 часам, чем к 9.

Третья семья стала причиной еще более значительной задержки: когда все было погружено, и все сидели в машине, она не завелась: разрядился аккумулятор. Когда доступные средства были испробованы (время между тем шло), пришлось долго дожидаться грузовика-буксировщика с более сильными аккумуляторами. Когда двигатель наконец завелся, ехать пришлось неимоверно быстро, но к тому времени, когда семья добралась до места встречи, было уже далеко за 10. Но даже тогда немедленно отправиться в путь оказалось невозможно. Некоторым детям пришлось ждать больше часа, и теперь настала их очередь просить о краткой задержке. К тому времени, когда все было готово, по дороге на пляж уже шло оживленное движение, и вместо запланированных двух часов путешествие продлилось больше трех, включая непредусмотренные остановки, поскольку одна машина нуждалась в дозаправке, а одна из семей – в прохладительных напитках. В конце концов, до пляжа добрались, но запланированное время прибытия, 11.00, к этому моменту давно прошло.

Нашей воображаемой группе ни в чем не препятствовала активная недружественная воля; все случившееся было следствием непреднамеренных задержек и маленьких поломок – наподобие трения, мешающего работе всех движущихся машин. Этот термин, конечно же, взят из книги «О войне» Карла фон Клаузевица, чьи интонации узнаются сразу: «Все на войне очень просто, но эта простота представляет трудности. Последние, накапливаясь, вызывают такое трение, о котором человек, не видавший войны, не может иметь правильного понятия»[6]6
  Clausewitz, Carl von. Vom Krieg (1832/34), I. 7; рус. пер.: Клаузевиц К. О войне. М., Госвоениздат, 1934. С. 53; переиздание: М., Эксмо, 2007.


[Закрыть]. Трение – та самая среда, в которой разворачивается любой вид стратегического действия, и самый постоянный спутник войны.

В нашем простом примере исходная задержка начала поездки составила более часа, а общая задержка оказалась гораздо большей. Легко представить себе, как может возрасти задержка, если в план будет включено больше семей. В конце концов, если добавить к нашей группе достаточное число семей, можно достичь точки, на которой поездка вообще не сможет начаться, поскольку все должны будут дожидаться прибытия последней семьи. Сколько семей нужно включить в план отъезда, чтобы задержка продлилась до конца дня, сказать невозможно; но нескольких дюжин, пожалуй, было бы достаточно. Однако даже это громоздкое скопище не сможет состязаться в численности даже с самыми маленькими армейскими подразделениями: ведь в одном-единственном батальоне, в скромном экипаже военного корабля, в одной-двух эскадрильях авиации насчитывается по нескольку сотен человек.

В вооруженных силах нет детей, которые могли бы стать причиной задержки; военная дисциплина может пресечь любой каприз, но во всем остальном дело здесь обстоит, кажется, гораздо хуже, чем в случае наших незадачливых семей, мечтающих о поездке на пляж. Прежде всего, потребности снабжения принимают совсем иные размеры, причем упущенного в предварительных расчетах нельзя наверстать, ненадолго остановившись на обочине. Флот, находясь в открытом море, может быть снабжен самым тщательным образом – но, если чего-то недостает, придется дожидаться следующего пополнения; равным образом для любого военно-воздушного или сухопутного подразделения, находящегося вдалеке от своих хорошо снабженных баз, окружающая местность будет равносильна пустыне, поскольку в наше время продовольствия и фуража уже недостаточно для того, чтобы поддерживать войска.

В нашем примере шла речь всего об одной механической поломке, но их будет гораздо больше в вооруженных силах, где основные виды оружия и транспортных средств, радары и радиостанции, а также все остальное электронное и механическое оборудование лишь в редких случаях столь же надежны, как большинство современных автомобилей, рассчитанных на использование в быту. Военное оборудование производится в гораздо меньших количествах, используется оно несравненно реже, и по большей части оно несопоставимо сложнее. Боевые танки, хорошо защищенные от вражеского огня, удивительно хрупки в своем внутреннем устройстве (особенно в трансмиссиях, как хорошо известно); каждое из тысяч электронных устройств одного-единственного боевого самолета подвержено поломкам с той же вероятностью, что и система зажигания легковой машины.

В задержке поездки на пляж не повинны никакие оперативные ошибки: мы предполагаем, что все водители были на высоте. Но, несмотря на усиленные тренировки, строгие проверки и частые упражнения, ни одно из подразделений вооруженных сил не может надеяться на то, что такое совершенство проявят все, кто должен иметь дело с различным оборудованием. Действительно, требуется немалый автоматический навык для того, чтобы вести машину в потоке дорожного движения, но гораздо больше нужно для того, чтобы управлять большинством военных машин. К тому же вместо многих лет ежедневной практики, доступной даже водителям-новичкам, большинство военных водителей располагают лишь несколькими месяцами на приобретение опыта, когда схожие операции повторяются лишь изредка, а поставленная задача абсолютно нова либо для самих водителей, либо для их оборудования.

В нашем примере план был очень прост: одна отправная точка, одна дорога и строго установленное направление. Кроме того, он был безупречен – если не принимать в расчет одну ошибку: отсутствие запаса времени, достаточного для, того, чтобы избежать часа пик на дороге к пляжу. В составленных в согласии со здравым смыслом военных планах видно стремление к подобной простоте, но достигнуть ее удается редко, потому что нужно координировать работу нескольких составных частей каждого военного подразделения, вследствие чего приходится выполнять несколько различных действий в определенной последовательности. Хотя военные, обладающие опытом планирования, будут стараться изо всех сил, чтобы учесть допуск на все иные виды трения, их собственные ошибки лишь прибавят к ним еше один.

Наконец, есть трение, затрагивающее командование акцией – или, если говорить подробнее, отслеживание и оценку поступающих разведывательных данных, сам процесс принятия решений, связь, а также общий надзор («контроль»), что в целом и составляет функцию командования. В нашем примере план действия был, но не было ни командования, ни разведки, ни связи, ни общего надзора; если бы все это присутствовало, остальная часть группы могла бы быстро узнать о бедственном положении, в котором очутилась третья семья, и позаботиться о том, чтобы достать другую машину взамен. Военные командные структуры с их разведкой и средствами связи существуют именно для того, чтобы обнаружить и преодолеть большие и малые очаги трения благодаря своевременному вмешательству, а также использовать подворачивающиеся в ходе боя возможности и бороться с возникающими при этом неожиданными опасностями. Но их собственная деятельность поставляет трению немало заложников: неверные, устаревшие или сбивающие с толку разведывательные данные приводят к ошибкам в принятии решения; даже при наличии крайне передовых, надежных и безопасных во всех отношениях средств связи сообщения могут искажаться, направляться не по адресу или вообще не отправляться. Так, единственной задачей корабля радиоэлектронной разведки ВМФ США «Либерти», по ошибке атакованного израильскими ВВС в июне 1967 года, был перехват сообщений, но сам он не получил приказов покинуть военную зону до того, как его атаковали. С тех пор был достигнут значительный технический прогресс в разных областях, но плачевные ошибки в сфере связи продолжаются – в основном из-за перегрузки сетей. Кажется, никогда не бывает никакой запасной информационной емкости или же она существует лишь недолго: как только новые системы или технологии обеспечивают эту дополнительную емкость, обмен сообщениями, в свою очередь, возрастает, по мере того как сообщения, которые прежде вверялись бумаге и почтовым ящикам, получают новые технические возможности для передачи (можно много сказать о пользе молчания, когда дело доходит до телекоммуникации, находящейся в полном распоряжении тех, кто ею пользуется). Что же касается ошибок «контроля» в военных командных и контрольных структурах, то они практически неизбежны, если учесть тонкий баланс между необходимостью осуществлять общий надзор над боевыми подразделениями и противоположной ей необходимостью предоставлять каждому из них некоторый простор для инициативы.

Если все источники трения приняты во внимание, если признано, что их совокупность обычно оказывается больше их простой суммы, поскольку одни виды трения взаимодействуют с другими, что еще больше ухудшает результат, то проясняется значение организационного риска во всей его полноте. Как наша воображаемая группа семей может вообще потерять целый день, чтобы добраться до пляжа, если станет достаточно многочисленной, так и любая военная акция может завершиться неудачей по внутренним причинам, даже если в ее ходе не придется напрямую столкнуться с сознательным противодействием противника[7]7
  Но умный противник будет стремиться осложнить внутреннее трение, нападая на линии снабжения, если снабжение уже на исходе; на средства связи, если они уже перегружены; на командные центры, если вражеские офицеры не проявляют инициативы, – и т. д. Все это – примеры самого амбициозного вида военной операции: реляционного маневра, то есть применения силы против намеренно обнаруженных слабых мест противника. Эта разновидность военных действий, речь о которой пойдет ниже, сама по себе очень подвержена трению.


[Закрыть]. Поломки, ошибки и отсрочки, каждая из которых, возможно, сама по себе и незначительна, могут скопиться, образовав собою непреодолимое препятствие любому целесообразному действию. Ничто на войне не встречается так часто, как непредусмотренные отсрочки, длящиеся часами, а то и днями (возможно, критическими), а то и целыми неделями. Ими полнятся анналы мировой истории, они стали причиной многих поражений. Именно в этом контексте – то есть в контексте неизбежного трения войны – нужно рассматривать все попытки достичь внезапности: всякое парадоксальное решение, принятое ради того, чтобы застать врага врасплох, в силу неизбежного отклонения от самого легкого и простого хода действий будет лишь повышать трение, а вместе с ним – и риск организационного поражения.

Когда риск боя становится реальным, он принимает кровавые формы: ранений и смерти. Когда овеществляется организационный риск, акция терпит провал, который может быть и бескровным. Поэтому возникает иллюзия, что организационный риск можно уравновесить в соответствии с риском боя, когда решается, на какие усложнения следует пойти ради внезапности. Но это верно лишь относительно единичного военного действия – например, акции коммандос, проводимой в мирное время. В ином же случае один риск нагромождается на другой. Конечно, и военный корабль, сбитый с пути непродуманными приказами и не попавший на место битвы, и танковый батальон, у которого по пути на фронт закончились все запасы горючего из-за трения в снабжении, и самолет-истребитель, не способный выполнить перехват, потому что трение в ходе текущего ремонта не дает ему подняться в воздух, на время останутся в целости и сохранности. Поэтому защитники парадоксального обходного маневра, чьи мысли сосредоточены на одной-единствен-ной схватке, столь охотно осуждают прямой подход и лобовую атаку, весьма ясно усматривая проистекающее из этого снижение риска боя; но они лишь очень смутно осознают проистекающее отсюда же возрастание организационного риска.

Но, если мы рассматриваем не отдельную схватку, в которой участвует единственное подразделение, а войну как целое, становится ясно, что организационный риск с большой вероятностью может наложиться на боевой риск. Флот в бою ослаблен из-за отсутствия заблудившегося корабля, причем остающиеся в сражении корабли больше подвержены риску боя; то же самое происходит и с танковыми батальонами, наступающими в отсутствие одного из них, задержанного отсутствием горючего, и с другими истребителями эскадрильи, которым все же удается взлететь. В следующий же раз боевой риск возрастет и для пропустивших сражение, потому что им, вероятно, придется сражаться бок о бок с войсками, которые оказались слабее, чем могли бы быть, из-за дополнительных потерь, вызванных недостатком сил во время предыдущей битвы.

Преобладание парадоксального действия

Таким образом, преимущества внезапности, предоставляемые парадоксальными схемами, сводятся на нет не только из-за утраченного боевого потенциала, сознательно принесенного в жертву неожиданности, но и вследствие дополнительного организационного риска. Но полностью определяемые линейной логикой бесхитростные военные действия, где самыми простыми методами на всю мощь используются все доступные ресурсы, не так уж часто встречаются в анналах военной истории и еще того реже избегают критики впоследствии. По крайней мере, хотя бы некоторые элементы парадоксальной логики всегда будут наличествовать при подготовке и проведении самых удачных военных действий.

Правда, военных лидеров, войска которых обладают абсолютным преимуществом, вполне можно оправдать за отказ от внезапности ради полномасштабной подготовки, для того, чтобы применить всю свою силу самыми прямолинейными методами и снизить организационный риск. Так обстояло дело, например, на первых этапах колониальных войн, где бы они ни велись; до тех пор, пока туземные воины не научились рассыпаться перед лицом хорошо обученных европейских солдат, снаряженных скорострельным оружием, лобовые атаки были очень эффективны. Это происходило и в течение последних месяцев Второй мировой войны в Европе, когда американская, британская и советская армии, обладавшие огромной огневой мощью, отдавали предпочтение открыто готовившимся атакам на немецкую армию, пребывавшую в упадке; точно так же ВВС этих стран отбросили все ухищрения и приступили к массированным дневным бомбардировкам, которым почти не сопротивлялись немецкие и японские силы ПВО. Это все еще были военные действия, но логика стратегии больше не применялась, потому что реакцию врага (да и само его существование в качестве сознательного живого организма) можно было попросту не принимать в расчет. Если враг настолько слаб, что его войска кажутся просто пассивными мишенями, которые вполне могут быть и неодушевленными, то обычная прямолинейная логика промышленного производства со всеми своими обычными критериями производственной эффективности вступает в полную силу, а парадоксальная логика оказывается неуместной. Клаузевиц говорил: «Существенное различие между ведением войны и другими искусствами сводится к тому, что война не есть деятельность воли, проявляющаяся против мертвой материи, как это имеет место в механических искусствах, или же направленная на одухотворенные, но пассивно предающие себя его воздействию объекты – например дух и чувство человека, как это имеет место в изящных искусствах. Война есть деятельность воли против одухотворенного реагирующего объекта»[8]8
  Клаузевиц К. О войне, II. 3. 4; М., Госвоениздат, 1934. С. 80.


[Закрыть].

Хотя стратегия включает и предотвращение войны, и ее ведение на всех уровнях, от тактики и до большой стратегии, из нее нельзя почерпнуть никакой информации о сугубо административном аспекте военных действий, в котором воля реагирующего врага не играет ни малейшей роли. Бесполезно натягивать на ногу ботинок на три размера меньше нужного или применять оружие не по назначению – в этих случаях от парадоксальных действий не будет прока; точно так же не стоит обходить стороной и застигать врасплох врага, который настолько слаб, что любой его реакцией можно просто пренебречь. Однако столь благоприятные условия встречаются крайне редко: ведь мало найдется тех, кто примет осознанное решение сражаться со значительно превосходящими их силами противника.

Несколько более распространено иное явление: вооруженные силы считают себя значительно превосходящими противника и поэтому следуют прямолинейной логике, чтобы оптимизировать управление своими ресурсами, и даже не пытаются застичь врага врасплох, предприняв подобающие парадоксальные ходы. На деле роль, отводимая парадоксальному началу в ведении войны, должна отражать осознаваемый баланс сил, и часто так и происходит.

Уже само по себе парадоксально следующее: именно те, кто оказывается материально слабее и потому имеет веские основания опасаться прямолинейного столкновения лоб в лоб, могут извлечь наибольшую выгоду благодаря самоослабляющему парадоксальному поведению – если, конечно, вследствие этого удается достичь преимущества внезапности, которое все еще может принести победу.

Если неблагоприятный баланс сил – не просто обстоятельство, обусловленное местом и временем в контексте отдельно взятого столкновения, битвы или кампании, но отражает собою постоянное положение того или иного государства среди других государств, тогда следование «наименее ожидаемой линии поведения» посредством парадоксального действия может стать определяющей характеристикой его национального стиля войны. Израиль представляет собою интересный современный пример такого явления. Поначалу его вооруженные силы систематически старались избежать любого прямого столкновения, ища взамен парадоксальные альтернативы, так как полагали, что их враги совокупно материально сильнее – и по численности, и в техническом смысле. Когда же с течением десятилетий общий баланс сил сместился в пользу Израиля, обстоятельства, в которых израильские войска действительно оказывались в численном меньшинстве или уступали противнику в огневой мощи, свелись к таким случаям, как рейды коммандос, когда небольшие силы сознательно внедрялись вглубь вражеской территории. Постепенно израильтяне получали все больше оснований рассчитывать на свое материальное превосходство, в дополнение к преимуществу в обученности, сплоченности и лидерстве. И все же в большинстве случаев они избегали прямого столкновения лоб в лоб – отчасти по привычке, но в основном потому, что надеялись уменьшить число жертв. Одна война следовала за другой, в промежутках между ними было немало отдельных столкновений, но израильтяне неизменно предпочитали идти на самоослабляющий и организационный риск, чтобы достичь внезапности. Израильские войска по факту оказывались слабее, чем им полагалось быть, – вследствие ограничений, налагаемых секретностью и маскировкой, из-за поспешной импровизации или чрезмерной протяженности театра военных действий, и оттого, что добровольно принимали на себя такое трение, что их состояние было близко к хаотическому состоянию их менее тренированных врагов. Тем не менее они регулярно побеждали захваченных врасплох противников, силы которых либо не были сосредоточены в нужном месте, либо не были готовы к сражению морально и материально.

Привычное предпочтение, отдаваемое израильтянами парадоксальному действию, идущему против здравого смысла, не могло долго продержаться, не обессмыслив в конце концов свою цель. С течением времени их противники стали пересматривать свои ожидания. Они на опыте научились не доверять своим оценкам предполагаемых ходов израильтян, ибо эти оценки диктовались основанными на здравом смысле расчетами «наилучших» действий, доступных израильтянам. В конечном счете в ливанской войне в июне 1982 года сирийцы вовсе не были удивлены попыткой израильтян отправить целую бронетанковую дивизию к ним в тыл по одной-единственной одноколейной дороге, вьющейся вокруг гор Шуф, и вовремя сумели перекрыть этот узкий проход[9]9
  Это дорога вдоль гор Шуф, выходящая на шоссе Бейрут – Дамаск, которое, в свою очередь, ведет на восток, к населенному пункту Штавра, бывшему в то время главной целью израильтян, поскольку там располагались штаб-квартиры сирийских войск в Ливане. Наступление израильтян было блокировано в Айн-Жалта, в нескольких милях от шоссе. См.: Schiff, Zeev & Yaari, Ehud. Israel's Lebanon War (1984) («Израильско-ливанская война (1984)»). P. 160–161.


[Закрыть]. Но следующего хода израильтян сирийцы уже никак не могли предсказать, и в течение последующих часов они, с недоверием взирая на происходящее, едва отреагировали на совершенно прямолинейную лобовую атаку массированных бронетанковых дивизий на Ливанскую долину[10]10
  Атака 446-го корпуса генерал-лейтенанта Бен-Галя, начавшаяся ранним утром 10 июня 1982 года. См.: Schiff, Zeev & Yaari, Ehud. Israel's Lebanon War (1984). P. 117, 171–173.


[Закрыть]. При крайне благоприятном балансе сил, притом не располагая лишним временем из-за близящегося срока прекращения огня, израильтяне уже без всякой надежды достичь внезапности атаковали в лоб среди белого дня – и были приятно удивлены, застав сирийцев не подготовленными к этому. Совершенно ясно, что к 1982 году для израильтян с их парадоксальным стилем войны, который они столько раз проявляли в предшествующих столкновениях, «линией наименее ожидаемого действия» мог быть только самый прямой, лобовой подход.