Текст книги "Морис"

Автор книги: Эдвард Морган Форстер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

КНИГА ЖИЗНИ ЭДУАРДА ФОРСТЕРА

Произведения, вошедшие в эту книгу, можно назвать потаенной прозой Форстера. Роман «Морис» – самая ранняя из этих вещей, но и он относится к тому периоду, когда Форстер был уже зрелым мастером. Рассказы же были написаны много позднее – начиная с двадцатых и заканчивая второй половиной пятидесятых годов. В 1924 году вышел в свет последний (и, пожалуй, самый известный) роман Форстера «Поездка в Индию», после чего он отказался от крупной литературной формы, выступая преимущественно как эссеист и публицист.

Форстер умел создавать эстетически и человечески значимые характеры, обладал незаурядным воображением и широким культурным кругозором. Его произведениям присуща философская точность и нравственная строгость, ироничность и остроумие, интеллигентность и гуманизм. В последнее десятилетие своей долгой жизни Форстер отошел от активного участия в литературном процессе, однако его авторитет среди читателей и критиков продолжал оставаться незыблемым. С новой силой о Форстере заговорили в связи с посмертной публикацией произведений, которые мы предлагаем нашему читателю. «Потаенной» эту прозу можно назвать хотя бы потому, что она не предназначалась для печати, несмотря на то, что отношение автора к своей работе, как всегда, выверялось по самым высоким стандартам. И если публикацию «Мориса» в пуристской Англии той поры, когда создавался этот роман, действительно трудно себе представить, то рассказы вполне могли бы увидеть свет своевременно. Живому классику английской литературы не только не стали бы чинить каких-либо препятствий – любое его произведение было бы желанным приобретением для издателей. Однако, согласно воле автора, все эти вещи стали доступны широкому читателю, только когда Форстера не стало. «Морис» вышел ровно через год после его смерти, в 1971 году. Еще через год появился сборник рассказов «В жизни грядущей», снабженный обстоятельной вводной статьей и текстологическим комментарием.

Причина столь необычной судьбы этой прозы очевидна: в ней нашли отражение существенные для автора размышления о различных аспектах гомосексуальности. Эта важнейшая сторона его натуры не нашла сколько-нибудь явного отражения ни в одном из его знаменитых романов. Ему приходилось часто писать совсем не о том, что волновало его в личной жизни. И даже в самых откровенных своих вещах, собранных в этой книге, Форстер порой прибегает к форме притчи, перенося действие в далекие, нереальные страны и упрощая психологизм повествования. Литературовед И. Дюшен после прочтения «Мориса» заметил, что «автор сделал попытку сказать гораздо больше, чем знал сам».

Чтобы лучше понять исповедальную, и тем не менее остающуюся несколько отстраненной, прозу Форстера, необходимо проследить его жизненный путь. Один из театральных критиков, размышляя о забытом киноактере тридцатых годов, сказал, что его все уважали, но никто не любил. Эту формулу можно, с некоторыми оговорками, применить и к Форстеру. Его поведение, обусловленное особым воспитанием и впечатлениями детства, его сентиментальность и застенчивость, его внешняя сдержанность и книжность мешали ему испытать разделенную любовь. Любовь – понятие взаимное, и, в отличие от вражды, ее нельзя объявить в одностороннем порядке, иначе это будет мука и томление сердца. Подобно Адриану Леверкюну (герою «Доктора Фаустуса» Т. Манна), Форстер сознательно пожертвовал простым человеческим счастьем ради искусства. Но и в искусстве двойная жизнь не позволила ему достигнуть предельных высот.

Эдуард Морган Форстер родился 1 января 1879 года в Лондоне, в семье Эдуарда Моргана Луэллина и Алисии (Лили) Клары Уичелоу Форстер. Родственники по отцовской линии, Торнтоны, строго придерживались высоких моральных принципов. Форстер и восхищался этим, и внутренне протестовал. Эдуард Луэллин скончался от туберкулеза, когда его единственному сыну (предыдущий ребенок родился мертвым) не исполнилось и двух лет. В дальнейшем Форстер воспитывался исключительно женщинами, что не могло не сказаться на его сексуальной ориентации. По настоянию одной из теток, маленького Форстера одевали и причесывали как девочку.

Отец Форстера изучал архитектуру и был неплохим рисовальщиком. В личном плане он был мужчиной, что называется, не склонным к супружеской жизни. Примечательно, что в свое свадебное путешествие по Франции он отправился не только с молодой женой, но и с другом. Впоследствии Форстер старательно избегал говорить об отце, подспудно виня его в собственных проблемах. Дело в том, что отношение Форстера к своей гомосексуальности всю его долгую жизнь, за исключением, быть может, самого последнего периода, оставалось весьма непростым. В автобиографии он писал: «Отец всегда был для меня сторонней фигурой. Я ни разу не разглядел в нем себя, не помогли даже его письма и фотографии».

Мать Форстера служила в различных домах гувернанткой. Она была некрасивой женщиной. Волевая и властная, к концу жизни Лили превратилась в безобразное оплывшее существо с выпученными глазами. Ее влияние на сына было огромным и безраздельным. Он и любил ее, и жалел, и боялся, и ненавидел, до конца ее жизни сохраняя с ней теснейшую связь.

Двоюродная бабка Марианна Торнтон, умершая в 1887 году, завещала внучатому племяннику солидный капитал, позволивший ему получить солидное образование и не думать о службе ради куска хлеба по окончании университета.

Через два с половиной года после смерти отца Форстер с матерью поселились в имении Рукснест в Хартфордшире. Именно здесь зародилась любовь Форстера к провинциальной Англии. Годы, проведенные в Рукснесте, Форстер вспоминал с неизменной теплотой. Образ этого дома Форстер впоследствии дал в романе «Хауэрдс Энд», а имя мальчика-садовника из Рукснеста увековечил в одном из лучших своих романов «Самое долгое путешествие» и в рассказе «Анселл» из тематического сборника «В жизни грядущей». Эта новелла повествует о студенте-классике (каковым был в Кембридже и сам Форстер, специализировавшийся на греческой античности), забросившем свою научную карьеру ради ровесника-егеря, с которым он играл в детские годы, когда тот был помощником садовника в его поместье. Теперь они вместе странствуют по сельской Англии, не заботясь о будущем.

Детские годы, от четырех до четырнадцати, были земным раем для маленького Форстера. Жизнь омрачало лишь то, что приходилось ходить в приготовительную школу Кентхаус, где его дразнили маменькиным сынком за изнеженность и женственность.

В четырнадцать лет Форстер простился с Рукснестом (закончился срок аренды) и поступил в частную школу Торнбридж. В «Воспоминаниях» он писал: «Если бы можно было не уезжать из Рукснеста, я стал бы совсем другим человеком – женился и пошел воевать».

В Торнбридже ему пришлось еще трудней, чем в Кентхаусе. Он был там «дневным учащимся», то есть жил дома, посещая лишь школьные занятия. В семнадцать лет он поступает в кембриджский Кингс-колледж, начинает изучать классические науки, демонстрирует второй результат при сдаче государственных экзаменов, затем переходит на историческое отделение и вновь оказывается на почетном втором месте. Через шесть лет после окончания Кембриджа он пишет предисловие к новому английскому переводу «Энеиды». В отличие от героя рассказа «Анселл» Форстер не забросил диссертацию, и в 1910 году ему была присвоена степень магистра искусств.

Во время учебы в университете его захватывает литературная деятельность. Он участвует в студенческом альманахе «Базилеола». Огромное влияние на Форстера оказывает его университетский наставник Голдсуорти Лоуз Диккинсон, впоследствии ставший другом на всю жизнь, первым читателем и критиком его произведений. Диккинсон был гомосексуалистом, не выпячивавшим свои предпочтения, но наполнявшим общение с подопечными соответствующими мотивами и реминисценциями. Пребывание в Кембридже стало для Форстера праздником раскрепощения. Там если не царили, то были живы вполне античные традиции в духе Платона. Порой это принимало трагикомическую форму. Так, еще один университетский наставник, Оскар Браунинг, не скрывая своей любви к юношам, брал в секретари студентов, не обязательно имевших профессиональные качества, но непременно отличавшихся красивой внешностью. Обладатель безобразной фигуры, сам он обожал посещать вместе с юношами гимнастический зал и плавательный бассейн. Незадолго до своего появления в Кембридже, он был со скандалом изгнан из самой элитарной частной школы Британии, Итона, за растление тамошних воспитанников. Свою экстравагантность он не стал скрывать и в Кембридже, в результате чего вскоре был вынужден покинуть университетские стены. Впоследствии Браунинг обосновался в Риме, став заметной фигурой местной англо-американской диаспоры. Там он помогал юным итальянцам – подобно тому, как прежде юным англичанам – открывать их тайные желания. С Диккинсоном же у Форстера откровенное общение началось только по окончании университета. Под влиянием наставников Форстер постепенно выходил из состояния детского анабиоза. Его пробуждение включало в себя и утрату христианской веры, чему посвящено несколько глав «Мориса».

В Кембридже Форстер встретил свою «первую большую любовь» – однокурсника Мередита, красивого, спортивного молодого человека. Чувство Форстера было прекрасным, тайным и, увы, безнадежным. На последнем году обучения Мередит вводит Форстера в дискуссионное общество «Апостолы», ведущее свою историю с 1820 года. Членами этого кружка в то время состояли Бертран Рассел, Альфред Норт Уайтхед, Литтон Стрейчи и Леонард Вульф (супруг Вирджинии Вульф). Форстер восторженно вспоминал об «Апостолах» и подобных ему кембриджских обществах. Многие из участников литературной группы «Блумсбери» вышли из «Апостолов». Женщины туда не допускались, хотя Вирджиния Вульф была близка идеям и духу этого кружка. Примечательно, что когда обсуждался вопрос о возможном участии женщин в «Апостолах», Форстер голосовал против.

Из участия в «Апостолах» Форстер вынес ощущение принадлежности к элите и предчувствие собственной исключительности. Ему было приятно, просто и легко проводить время в преимущественно мужской компании после женского окружения детских лет. Это, конечно, не означает, что «Апостолы» вели открытые дискуссии на тему гомосексуализма – как в современных университетах с их гей-сообществами. «О сексе в Кембридже тех лет открыто не говорили, – вспоминал Форстер, – во всяком случае, в том маленьком кружке, в который я входил». Когда Джордж Баргер, профессор химии из Эдинбурга, приехал с выступлением на некую щекотливую тему, председатель дискуссионного общества Диккинсон принял все меры предосторожности, чтобы на это заседание попали только «серьезные юноши».

Форстер был некрасив внешне. Он стеснялся своей фигуры, носил закрытые купальники и вообще, как выразился один из его знакомых, своим обликом напоминал крота. Ему и кличку такую дали – «Крот». Правда, оговоримся, – прежде всего за его интеллектуальные и эмоциональные искания, невидимые для остальных, покуда он не возникал внезапно «с тонким наблюдением, которое обнаружил в глубоком подземелье своей души» (Литтон Стрейчи).

Как уже было сказано, по окончании Кембриджа Форстеру не надо было немедленно искать работу. Марианна Торнтон завещала ему 8000 фунтов, которые он мог получить только в двадцать пять лет, а до той поры их можно было тратить лишь на образование. На эти деньги он обучался в Торнбридже, на эти деньги жил в Кембридже и затем путешествовал по Европе. Форстер посвятил Марианне Торнтон одноименную книгу, в которой писал: «Она, и только она, сделала возможным мою карьеру писателя, и ее любовь весьма ощутимо сопровождала меня даже после ее кончины». Но забота Марианны Торнтон по иронии судьбы не позволила Форстеру стать поистине великим романистом. Если бы ему пришлось окунуться в житейское море, он почерпнул бы куда больше, нежели сидя в кресле, которое Марианна купила для него на тихом берегу.

После Кембриджа Форстер отправился в Италию. Разумеется, под присмотром матушки. Они останавливались в пансионах Тосканы, Рима и Ривьеры, заселенных престарелыми вдовами скромного достатка со своими пожилыми незамужними дочерьми. Атмосфера таких пансионов замечательно передана в романе «Комната с видом».

В Риме Форстер сломал руку, споткнувшись на ступеньках собора св. Петра. Таким образом, некоторое время ему пришлось довольствоваться исключительно компанией обитательниц пансиона во главе с его матушкой, которая купала его, как малого дитя.

В Италии Форстер получил письмо от историка Тревельяна, в котором тот призывал его как можно скорее вернуться в Англию и приступить к работе в качестве преподавателя колледжа для молодых рабочих. Форстер принял это предложение с особой охотой еще и потому, что его университетский друг Мередит также получил место в этом колледже. Мередит был в основе своей гетеросексуален, Форстер несмел, так что можно предположить, что их отношения не вышли за границы чувственного платонизма. Форстер становился все более нетерпим к Мередиту, который держал в руках ключ от темницы, где находилась в заточении сексуальность Форстера.

Другой работы, кроме класса в колледже для рабочих, Форстер найти не смог, и тогда он задумывает второе путешествие на континент – на сей раз в Грецию. Матушка, само собой, не отпустила его одного в такую даль. К счастью, до места назначения она не добралась, оставшись во Флоренции с подругой, и Форстер впервые ступил на борт корабля без Лили. Поездка в Грецию носила академический характер. Время было посвящено исследованиям, а не развлечениям. В состав группы входили кембриджский преподаватель Натаниел Ведд, а также выдающийся археолог того времени Гарднер.

По возвращении в Англию Форстер начинает сотрудничать с журналом «Индепендент Ревью», первый номер которого вышел в свет в 1903 году. В составе редколлегии были все те же Тревельян, Диккинсон и Ведд.

Весной 1904 года Форстеры поселились в квартире на Дрейтон-Корт. То был первый опыт проживания матери и сына на квартире, а не в отдельном доме. Комнаты были маленькие, с улицы проникал назойливый шум. Но это было удобно, так как Форстер получил приглашение читать лекции по итальянской истории и искусству в местном отделении Кембриджа. То были одинокие годы – годы осознания того, что он приговорен быть гомосексуалистом. Он боялся, что никогда не обретет Идеального Друга, найти которого страстно желал. Но одиночество способствовало его литературной активности. Короткие рассказы посыпались, как из рога изобилия.

В 1905 году Форстер опубликовал свой первый роман «Куда боятся ступать ангелы», навеянный поездкой в Италию. В нем он, в частности, писал: «Когда человек понимает нас с полуслова, никогда нас не раздражает и не наскучивает, когда ему можно излить все наши мысли и желания и не только вслух, но и молча, без слов, – такого человека я и называю simpatico… Я знаю, есть такие мужчины. Говорят, есть такие дети. Но где ты возьмешь такую женщину?»

Радость успешного литературного дебюта омрачалась трудными отношениями с Мередитом, который к этому времени уехал преподавать в Манчестерский университет. Там же, в Манчестере, вскоре состоялась его помолвка. Форстер понял, что существует в мире, в котором сексуальное удовлетворение постоянно ускользает и будет от него ускользать, и почти примирился с этим. Он словно нарочно влюбляется в мужчин, которые не могли стать его возлюбленными в полном смысле этого слова. Следующим большим увлечением Форстера становится индиец Саед Росс Масуд, сын блестяще образованного основателя «мусульманского Итона» в крупнейшей британской колонии. Саед учился в Оксфорде и брал у Форстера уроки латыни. Юный ученик пленил своего учителя. Как часто происходило с Форстером, ни о какой физической близости в данном случае не могло быть и речи.

Тем временем выходит его второй роман – «Самое долгое путешествие» (1907), который многие критики считают лучшим у Форстера. В этой книге он многое сказал о себе. Далее выходят «Комната с видом» (1908) и «Хауэрдс Энд» (1910). Форстера провозглашают крупнейшим британским романистом. Ему тридцать один год. Амбиции удовлетворены. Он действительно стал неотъемлемой частью той элиты, влиться в которую мечтал с ранней юности, – не семьи политиков, а весьма закрытой касты рафинированных интеллектуалов. Но больше всего он мечтал о простом человеческом счастье. И мог вообще ничего не писать. Однако будучи уверен, что личное счастье для него недостижимо, он искал достойной замены, которая виделась ему в литературном труде и общении с близкими по духу людьми.

Он не мог говорить открыто. Искал метафоры. При этом у него плохо получалось описание любви между мужчиной и женщиной. Ему вообще нелегко давалось изображение глубоких чувств, но не потому что он не испытывал их сам. Испытывал, но держал их глубоко внутри, и это не могло не сказаться на манере его письма. В одном из своих произведений он обронил знаменательную фразу: «Общество действительно незыблемо, но ваша подлинная, внутренняя жизнь целиком принадлежит вам, и ничто не может на нее повлиять».

Лили не могла не осознавать сексуальную природу своего сына. Прежде она ревновала его к Мередиту. Но влюбленность в Масуда, по ее мнению, превзошла все границы! Кроме того, Лили ревновала сына к его растущей славе. Его приглашали на разнообразные публичные мероприятия, звали читать лекции, выступать на радио. Так много успеха и в таком раннем возрасте!

Форстеру очень хотелось вновь увидеть Масуда, который к тому времени возвратился на родину. Первое путешествие в Индию состоялось в 1912 году. В Порт-Саиде к Форстеру присоединился Голдсуорти Лоуз Диккинсон. Задушевного общения с Масудом не получилось – помешала многочисленная родня последнего, оказавшая гостю чересчур радушный прием. Зато огромное впечатление на Форстера произвела остановка в Чхатарпуре у магараджи Бахадура Сингха, в котором Форстер обнаружил родственную душу. По возвращении в Англию происходит еще одно важное событие в жизни Форстера – визит в Милторп и беседа с Эдуардом Карпентером, о которой упоминается в авторском послесловии к «Морису». Карпентер считал необходимым для каждого человека установить единство духа и тела. Сам он оставил церковь, привычный ему круг и стал открыто жить с рабочим Джорджем Меррилом. Меррил был настолько необразован и простодушен, что спросил как-то, с кем Иисус спал в Гефсиманском саду. Впрочем, не исключено, что это было только лукавство.

Период с ноября 1915-го по январь 1919-го года Форстер провел в Александрии, где работал в местной организации Международного Красного Креста. В этом «самом европейском» из городов Египта Форстер отчасти расстался со своей робостью. Он знакомится с Мохаммедом-эль-Адлем, красивым молодым египтянином, работавшим кондуктором трамвая. Впервые любовь Форстера прошла все стадии – от чувственного восхищения до физической близости. Правда, и этой любви не суждено было стать долгой. После отъезда Форстера Мохаммед женился. В 1922 году, возвращаясь домой из второго путешествия по Индии, Форстер встречается с ним в последний раз. Недолго спустя Мохаммед умер от рака.

В Александрии Форстер посещает салон Кавафиса, греческого поэта, которого высоко ставил Оден и многие другие ценители, но который до сих пор мало известен нашему читателю. Дом Кавафиса был открыт для друзей ежедневно с пяти до семи вечера. Гостям предлагалось два сорта виски и интеллектуальное общение. Кавафис с его своеобразной поэтикой гомосексуальности произвел большое впечатление на Форстера, сделавшего все, чтобы стихи александрийского гения появились в английских переводах. Заметим, что в ответ Кавафис даже не удосужился прочитать произведения Форстера. Впрочем, у Кавафиса был хороший вкус, но дурной характер.

Средний возраст стал для Форстера благодатной порой освобождения от вседовлеющего влияния Лили. Он снимает для себя отдельную квартиру и перестает отчитываться перед матерью о каждом шаге.

После второй поездки в Индию он пишет одноименный роман, ставший последним в его творчестве. Среди причин ухода Форстера из большой литературы назывались и такие, как «отказ быть великим» (Лайонел Триллинг), медлительность и лень. Сам Форстер объяснял это тем, что «ему нечего больше сказать». Но, как нам представляется, причины были личного свойства: расширение круга друзей, включая лиц с гомосексуальной ориентацией, и уменьшение влияния матери и родственниц.

В апреле 1922 года Форстер прочитал в «Лондон Меркьюри» стихотворение «Призраки» малоизвестного двадцатишестилетнего поэта Джо Эккерли и направил ему восторженное письмо. Завязалась переписка, и вскоре они стали близкими друзьями. Эккерли никогда не скрывал своих наклонностей. Скорее, наоборот. Он тоже искал Идеального Друга, но, по собственному выражению, «находил их только в мире собак». Тем не менее, он мог соскочить с поезда вслед за ускользающим лицом, приветливой улыбкой, накачанными плечами и крепкими ягодицами. Тщедушный Форстер не мог привлечь Эккерли, поэтому любовниками они так и не стали. Однако Эккерли раскрыл перед Форстером новые горизонты. Их дружба продолжалась сорок лет – вплоть до кончины Эккерли.

В 1929 году он познакомил Форстера с молодым лондонским полицейским Бобом Бакингемом. Запись Форстера в дневнике тех лет: «Я хочу любить сильного молодого мужчину из низших слоев общества, быть им любимым и даже сносить от него обиды. Таков мой жребий». Бакингем был женат и имел сына. Довольно долго отношение Мэй Бакингем к интимному другу мужа оставалось сложным и, скорее, неодобрительным. В конце концов все же наступило примирение. Втроем они ездили в заграничные поездки, Форстер много времени проводил в доме Боба и Мэй. Он дал образование их сыну Робу, который, к сожалению, скончался в возрасте 33-х лет от лимфогранулематоза. Это произошло в 1962 году, но и после Форстер помогал вдове и детям Роба Бакингема.

Последние годы жизни Форстер жил на казенной квартире в Кингс-колледже. Произошло возвращение в альма-матер, круг замкнулся. Раскрепостившему его в свое время Кембриджу Форстер завещал все свои денежные средства и обширный архив, куда вошли дневники разных лет и переписка с такими выдающимися деятелями литературы, как Форрест Рейд, Кристофер Ишервуд, Стивен Спендер, Томас Элиот, Гор Видал и многими, многими другими.

Умер он 7 июня 1970 года в Ковентри, в доме Боба и Мэй Бакингемов. Согласно последней воле Форстера, его прах был развеян в их небольшом саду – чтобы никогда не разлучаться с дорогими ему людьми.

«Мне суждено пройти сквозь жизнь, не вступив с ней в конфликт и не оставив в мире следа», – говорил персонаж одного из ранних романов Форстера, словно выражая тайные страхи автора. К счастью для всех нас, эти страхи не оправдались.

Успех, связанный с выходом первых трех романов был позади. Форстер принимается за новый, под названием «Арктическое лето», но работа не клеится. Он понимает, что должен быть честен хотя бы перед самим собой и наконец определяет тему – новый роман будет посвящен любви двух молодых людей, причем надо написать его так, чтобы эта любовь не воспринималась как извращение или отклонение от нормы. Скорее, извращенным следует считать отношение общества к такой любви.

Форстер принимается за работу и за три месяца пишет набросок первых двух частей. Он отдает рукопись Мередиту, но тот остается более чем равнодушен к прочитанному. Неизвестно, прочитал ли он ее вообще. Для Форстера это явилось ударом. На некоторое время он прерывает работу над «Морисом» и даже намеревается прекратить ее вовсе, но затем находит в себе силы продолжить и в июле 1914 года завершает роман.

По твердому убеждению Форстера «Морис» не может быть опубликован, «раньше, чем погибнет автор или Англия». Вскоре он начинает знакомить с рукописью избранный круг друзей, и прежде всего Диккинсона, который принял роман восторженно, хотя его не вполне удовлетворил счастливый конец книги. Форстер и сам понимал, что это наиболее слабая часть романа. Он не раз вносил изменения и переписывал целые главы, однако в его намерения не входило менять концепцию финала. Фактически, он правил «Мориса» до 1960 года, когда подготовил окончательный вариант машинописи и написал «Послесловие автора». На предложения друзей опубликовать роман неизменно отвечал отказом, хотя к этому времени уже не было причин, которые могли бы препятствовать выходу книги в свет. Он писал, что не желает «там, где речь идет о гомосексуальности, вставать и ждать, чтобы тебя посчитали» – скорее он предпочитал «отсидеться и не быть посчитанным».

Когда Джо Эккерли, еще при жизни Лили, в качестве довода приводил то, что «Андре Жид признался», Форстер говорил, что «у Жида уже не было матери» (забыв, что у того имелись жена и дочь).

Посмертная публикация была принята критикой довольно прохладно. Многие полагали, что роман безнадежно устарел. Некоторые ждали более автобиографичной книги, иные – более откровенных любовных сцен. Так, среди отзывов критики мы находим: «Сдержанность лежит в самой сути таланта Форстера, и это делает для него невозможным написание большого романа о сексуальности» (А. Альварес); «Книга подтверждает неспособность Форстера рассуждать о том, что ему наиболее близко. Или его гомосексуальность была для него менее важна, чем нам представлялось?» (Д. Барбер). Интересно, что ожидали уважаемые критики от романиста, действительно отличающегося благородной сдержанностью стиля – не иначе, как порнографии? Освелл Блейкстон заметил, что «Форстер писал «Мориса» в качестве самотерапии, и это подавило его творческий импульс». Б. Брофи заявила, что «Морис» был непубликуем в 1914 году, но, если бы не имя Форстера, он был бы непубликуем и сегодня. Интересен как документ эпохи, и только. Хотя и не хуже самого худшего у Форстера». Кто-то называл «Мориса» самым бледным произведением Форстера, кто-то высказывал мнение, что это набросок, а не вполне законченное художественное произведение. В том, как критика ополчилась на безусловно главный (во всяком случае, для него самого) роман покойного автора, чувствовался не только пресловутый снобизм этой публики, но и очевидное желание прослыть современными людьми, не делающими никаких скидок на деликатность темы. Верно, скидки в данном случае совершенно излишни, но не учитывать жизненный путь и особенности характера автора, придавшие своеобразное очарование его прозе, тоже нельзя. Эта книга удивительна тем, что при небольшом объеме она оставляет впечатление бездонности. Двухчасовая экранизация Джеймса Айвори не вобрала в себя и половины книги, воспроизведя лишь сюжетные ходы, да и то – адаптировав их в соответствии с требованиями кинематографа.

Ноэл Аннан справедливо отметил, что «главная тема романа – это трудности, с которыми подобные Морису учатся доверять собственному сердцу. Роман не устарел, поскольку он выражает сомнения и страхи, присущие юности». Кейт Брейс увидел в этом произведении протест личности против общества – тему, которая интересовала участников группы «Блумсбери». По мнению критика «Форстер с неувядающей силой написал о своих самых глубоких переживаниях». Сегодня литература предпочитает трактовать тему однополой любви как стремление к интеграции с «нормальным» обществом, которая мучительно и даже трагически завершается нахождением некоего компромисса. Форстер дал иное решение этой темы, свойственное как его времени, так и лично ему – это «уход в леса», что, конечно, нельзя понимать буквально как отделение от общества в контексте этого романтического произведения.

Сборник рассказов «В жизни грядущей» получил более высокую оценку критики. Вошедшие в него произведения разнообразны по стилю, манере письма, авторскому отношению к теме, что легко объяснимо, поскольку писались они в разные годы. Любопытно, что, в отличие от «Мориса», в новеллах Форстера в гораздо большей степени присутствует юмор. Характерным примером может служить рассказ «Гривна», в котором автор с нескрываемой насмешкой пишет о «вечной девственнице» Перпетуе, сознательно отказавшейся от земных радостей ради сомнительной и никому не нужной святости. Ее брат Марциан, напротив, готов взять от жизни все, и это вызывает симпатию автора.

В рассказах «Доктор Шерстихлоп» и «В жизни грядущей», написанных в двадцатые годы, Форстер обратился к жанру притчи, чтобы, не будучи связанным необходимостью давать бытовые и психологические подробности, наиболее отчетливо и модельно выразить главную мысль – недостижимость счастья в этой, а не в загробной жизни. Композиция рассказа «В жизни грядущей» безупречна – всего четыре коротких главы, но перед глазами, как быстротечный день, проходит неудавшаяся человеческая жизнь. Эти две новеллы, особенно «Доктор Шерстихлоп», довольно пессимистичны и оставляют мрачное впечатление. Возможно, это связано со временем их написания: стареющий Форстер с горечью сознавал, что перспективы обрести личное счастье становятся все более призрачными.

«Артур Снэчфолд», также отразил возрастные особенности автора и его веру в высокие чувства – герой рассказа не предал своего искушенного и очень немолодого соблазнителя, хотя прекрасно понимал, что в жизни сэра Конвея встреча в папоротниках не более, чем случайный эпизод.

«На том корабле» – один из последних рассказов Форстера. Работа над ним была завершена, когда автору исполнилось семьдесят девять лет. Действие происходит в течение одной ночи на борту корабля, плывущего из Англии в Индию. И вновь любовная коллизия разворачивается между представителями различных социальных слоев – тема, занимавшая Форстера всю жизнь, и не только в искусстве. Ночной разговор в каюте, приведший к трагическому финалу, критики назвали маленьким шедевром, а угрюмую иронию последнего абзаца – достойным финалом всей прозы Форстера.

В последние годы жизни Форстер более открыто выражал свою позицию. Так, в 1958 году в программе «Первая встреча» на Би-би-Си он выразил восхищение сэром Джоном Вулфенденом, который подготовил законопроект, отменяющий уголовное преследование за гомосексуализм. И вместе с тем Форстер никогда не был «общественным человеком». Ему принадлежит высказывание, которое не было понято и принято его современниками: «Если бы пришлось выбирать – предать мою страну или предать друга, надеюсь, я нашел бы мужество предать страну». Нет никаких сомнений в том, что, перевернув последнюю страницу этой книги, читатель поймет и примет то, что хотел сказать Форстер.