Текст книги "Вырванные Страницы из Путевого Журнала (ЛП)"

Автор книги: Эдвард Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Не обращая внимание на бурлящую толпу и неестественную болтовню, я ждал у входа в отвратительную «Красную Аллею», мой мысленный взор был разбит от возмущения тем, что я видел внутри. С нашей последней встречи прошёл час, и она попросила меня подождать ещё час. Меня охватила нервозность. Что я собирался сказать ей? Как мне убедить Блисс – красивую женщину, несмотря на её увечья – уехать со мной, писателем из беднейших слоёв общества, тощим и в остальном нетрудоспособным затворником, не слишком красивым и вообще нервной развалиной?

Но час прошёл, затем прошла половина следующего, но Блисс все ещё не появилась. Я начал расхаживать взад-вперёд по краю прохода, не обращая внимания на зазывал, жонглеров, ходуляходов и т. д. Я был совершенно глух к пронзительному лязгу ограждённых аттракционов, грохочущих над головой. Вскоре мне показалось, что моя воля была экспроприирована какой-то сверхъестественной силой, и когда мои часы сказали мне, что Блисс опаздывает более чем на час, это чувство марионеткой вернуло меня в охраняемую пасть «Красной Аллеи». С ничего не выражающим лицом я заплатил ещё за вход, а затем пробрался сквозь знакомую красную мглу.

– Опять вернулись, мистер? – один из громил уставился на меня.

– Похоже, что так, – ответил я.

– Вернулись, чтобы ещё раз посмотреть, или делом заняться?

– Делом заняться, – выпалил я. – Предыдущий охранник сказал мне, что я могу провести время с одной из девушек после её выступления. Это правда?

– Предыдущий охранник, говоришь? – усмехнулся негодяй. – Если у тебя в кармане есть медь, то да. Туда. У нас есть девчонки, которые сделают то, о чем ты и мечтать не мог.

Я прошёл мимо него, как будто само его существование могло оскорбить меня, легким галопом направляясь к концу плотского лабиринта. Полог палатки, ведущий к тому, что могло быть только борделем, казалось, скользил скорее ко мне, чем я к нему, туда, где стоял на страже самый крупный из мускулистых мужчин, скрестив массивные руки на груди. Одна сторона его лица была покрыта шрамами; на чистом ирландском диалекте он спросил:

– Хорошего вам вечерочка, сэр. Чего изволите?

– Блисс, – сказал я.

– Да, мы бы все её трахнули, если бы могли, но только не ты, и не сегодня.

В одно мгновения я пришёл в ярость.

– А почему бы и нет, сэр? Это ведь деловое предприятие, не так ли? Где компания женщины может быть приобретена в обмен на средства, признанные достаточными?

– О, я знаю, чего ты добиваешься, парень. Отсос у Блисс действительно сладкий, она много раз сосала мой член и бумажник, – он засмеялся, в то время как я оставался невозмутимым. – Да, ты, должно быть, слышал, что у неё во рту нет ни одного зуба.

– Да, она родилась без них, она мне об этом рассказала.

Раздался смех с акцентом, похожий на грохот падающих камней.

– Может, она и говорила тебе это, но правда в том, что О’Слонесси сам вырвал их плоскогубцами много лет назад.

Эти слова превратили меня в камень.

– Он… умышленно… вырвал их?

– Конечно, парень! То есть, как только он женился на ней по-настоящему. Тогда ей было лет двенадцать, ну, может, одиннадцать. Но с её ногами, с такими, какие они есть, на неё западает и трахает каждый извращенец по эту сторону экватора! – затем он громко рассмеялся. – Только не говори мне, что ты не думал об этом. О’Слонесси очень умный мужик. Вырвав ей зубы, он сделал её в этом карнавале лучшей соской из всех, когда-либо отсасывающих здесь. Он зарабатывает на ней больше денег, чем на всех остальных шлюхах вместе взятых.

Ухмыляющееся лицо громилы, казалось, исказилось во что-то наполовину Мефистофельское. Я надеялся, даже молился, что его ужасное объяснение было просто ложью плотского дома, но почему-то явное зло в его актерских нотках сказало мне, что это не так.

Это была правда, и с этой правдой я мог бы упасть, бормоча вслух моё собственное отчаяние.

– Что же это за мир, в котором творятся такие ужасы? Девушка – чистая невинность, но судьба дала ей отца, который изувечил ей ноги, и мужа, который вырвал ей зубы? Конечно же, космос должен раскрыться и засосать этот вредоносный человеческий муравейник с нашей планеты в бездонные пустоты небытия.

Но теперь ирландский грубиян расхохотался ещё громче.

– О, мистер… Вы, янки – это что-то, а? Мы ведь не все из Новой Англии. Как ты можешь быть таким заинтересованным к Блисс, когда ничего о ней не знаешь?

– Уверяю вас, сэр, – огрызнулся я, – я не понимаю, что вы имеете в виду.

– Видишь ли, отец Блисс и её муж – это один и тот же человек, – и затем приступ смеха усилился.

Зло, зло, зло, – подумал я, и меня чуть не вырвало. Повеситься на скорую руку было бы лучше, чем узнать об этом.

– Вполне возможно, сэр, – дрожащим голосом ответил я. – Тем не менее я настаиваю на том, чтобы мне выделили время, и я мог бы принять участие в её компании, – я опустошил бумажник и потряс перед ним пачкой банкнот. – Сколько?

– На сегодня денег не хватит…

Мой гнев перерос в бешенство. Это были даже не «фокусы», которые я хотел, а всего лишь несколько мгновений, чтобы убедить её уйти со мной, не то чтобы я мог сказать ему это.

– Что вы хотите этим сказать? Во мне есть что-то неправильное? Как получилось, что прохиндеи, такие как вы и ваши карнавальные братья, отказываются от наличных денег?

– Лучше попустись, парень, – дружелюбно посоветовал билетёр, несмотря на нигилистический настрой. – Твои деньги хороши, как и у других, но Блисс сегодня не будет выкидывать никаких «фокусов» из-за…

Но прежде чем остаток объяснения был произнесен вслух, из темноты соседнего холщового коридора последовала короткая суматоха, а затем из темноты появились ещё два чрезмерно мускулистых громилы.

Они несли импровизированные носилки, сделанные из тяжелых листов ткани, обёрнутых вокруг двух шестов; на них лежало бледное тело под несколькими простынями.

Нет, нет, нет, – моя душа застонала ещё до того, как мои глаза осознали правду. Это Блисс лежала на носилках, скрюченная, дрожащая и избитая.

– Что, во имя в всего святого, произошло? – закричал я.

Большая рука легла мне на плечо и сжала его.

– Не высовывайся, приятель, а то я тебе покажу, как ты целуешься с моим кулаком. Блисс немного приболела, вот и всё…

Слюна полетела, когда я крикнул:

– Приболела? Кто-то избил её до потери сознания!

Когда я кричал, её быстро пронесли мимо меня, один её глаз заплыл, щека превратилась в гротескный багровый синяк, рот покраснел от крови. В ту последнюю секунду, когда я увидел её, её здоровый глаз открылся, расцвёл при виде меня; затем она улыбнулась и прошептала:

– Говард…

Затем её унесли, и я почему-то понял, что больше никогда её не увижу.

– За что её избили? – умолял я. – Что мог сделать такой исполненный благожелательности человек, как Блисс, чтобы навлечь на себя такой гнев? Это был клиент… э-э, я имею в виду, «Джон», любитель «фокусов» или как вы это называете?

– Это был не «Джон», дружище. Видишь ли, работа Блисс, когда она не работает в своей палатке, состоит в том, чтобы работать с «Джонами» и показывать «фокусы». Сегодня утром, когда она должна была обслуживать парней перед своим шоу, эта ленивая пизда слонялась и растрачивала время впустую с каким-то парнем, на которого она положила глаз…

– Каким-то… парнем? – спросил я, и у меня пересохло в горле.

– Да, так я слышал. Шлюхи делают это от случая к случаю, обслуживают «фокусами» налево, начинают откладывать какие-то деньги, а потом они начинают думать, что они какие-то особенные. Особенно такие, как Блисс, которые могут сосать член так, что мужику кажется, что ему до этого никогда не сосали, или трахаться с мужиком настолько хорошо, что он просто не может потом выбросить её из головы, поэтому он потом продолжает возвращаться сюда снова и снова, передавая ей тайком деньги.

Вот как с Блисс. Это неправильно, понимаешь? Время от времени она принимает свою жизнь как должное, забывая, что у неё не было бы жизни, если бы мистер О’Слонесси не женился на ней.

Из-за всех бесконечных и всех дьявольских оскорблений, кровь, казалось, закипала у меня в жилах, а внутренности погружались все глубже и глубже, словно в бездонную яму с бурлящим битумом.

– Итак, – продолжил ирландец, – понятно, что она была должным образом наказана. Ни одна кость у неё не была сломана, и ничто из её внутренностей не пострадало, согласно словам Дока. Она просто получила небольшую взбучку, вот и всё.

Получила взбучку.

От этих слов у меня свело живот. Это человеческое животное воспринимало женщин, как простую собственность, как домашних животных, которых можно использовать для получения прибыли, и когда они плохо себя ведут, то их просто бьют. Если бы у меня был револьвер, я бы наверняка разрядил бы его прямо в лицо этому подонку.

Но худшие инсинуации уже гноились во мне, как злокачественная опухоль.

– Так вы говорите, что её избили за то, что она потратила время впустую… из-за какого-то «парня» в частности?

– Какой-то тощий парень, вот и всё, что я слышал. Она даже не пыталась его обмануть. Она положила на него глаз, хотя сама-то замужем.

«Тощим парнем», конечно, был я. Следовательно, я был главной причиной её невыразимого избиения. Мне снова захотелось взять револьвер, но только уже приставить его к своей голове.

– Так что отвали от Блисс, парень, и выбирай себе любую из наших прекрасных шлюх. У нас есть все виды кисок, ты только посмотри. Ах, вон она!

В конце призрачного коридора я мельком увидел стройную девицу с обнаженной грудью, похожей на белые кексы. Она тут же скрылась за пологом.

– Вон ту девку, сэр, зовут Сквиджи, и она самое подходящее место для того, чтобы слить ваши сливки ей в рот!

– Сквиджи? – спросил я, озадаченный таким именем.

– Её киска такая тугая, что когда твой «петушок» входит и выходит из нее, – он кивнул, – она издает звук, как будто ты чистишь окно, это точно.

– Как… нерепрезентативно, – предположил я.

– Все наши шлюхи хороши, друг мой, они как китайский фарфор. Ни одного шлёппера среди них.

Любопытство не позволило мне устоять.

– Шлёппера?

– О, парень, ты что, сумасшедший? Девчонку, которую ты трахаешь? Её киска издаёт звук, словно солдаты маршируют в грязи. Шлёп-шлёп-шлёп. Врубаешься?

– Как… величественно…

– Я хочу сказать, что когда одна из наших девушек закончит с тобой, у тебя не останется ни капли спермы в двух шарах, которые Бог поместил в твои штаны.

Этот человек достоин сожаления, – подумал я, нахмурившись. Но прежде чем я успел отказаться, послышались шаги, и из соседнего коридора вышла эктоморфная[13]13
  Тип телосложения (по классификации В.Шелдона), который соответствует такому типу темперамента, как церебротония. Для этого телосложения характерны худоба, вытянутое лицо, высокий лоб, тонкие длинные руки и ноги, узкая грудная клетка и живот, неразвитая мускулатура, отсутствие подкожного жирового слоя, хорошо развитая нервная система.


[Закрыть] сутулая фигура. В тот же миг мое зрение было приковано к ней.

Фалды пиджака, галстук-шнурок и белый жилет, казалось, кричали на меня, как и худое лицо с прикрытыми глазами.

– Ну, мистер О'Слонесси, – поприветствовал его ирландец. – Теперь, когда жена вернулась в строй, может быть, вы захотите выпить? – и он достал вульгарную фляжку.

Голос шестидесятилетнего владельца шоу скрипел, как старые половицы.

– Нет, МакМаллен, я достаточно навеселе от радости, что избил свою глупую пизду, разве ты не знаешь?

– Не сомневаюсь, сэр. И это было самое прекрасное избиение, которое я видел за долгое время.

– Чем больше ты для них делаешь, тем больше они лгут и потворствуют. У человека нет другого выбора, кроме как окровавить их.

– Да, мистер О'Слонесси.

Прикрытые веками глаза повернулись ко мне.

– Какое совпадение! Будь я проклят, если джентльмен рядом с вами не тот же негодяй, который потратил столько времени Блисс и стоил мне кучи денег! – его костлявый палец указывал прямо на меня.

Как ни странно, меня охватил не трепет, а очень чистый и неподдельный фурор. Вид этого вероломного отца, который женился на собственной дочери, который теперь калечит ее и потворствует ей; на самом деле, тот самый человек, который только что безжалостно избил бедную Блисс, заклинил мой разум, оставив только мое физическое тело, подпитываемое яростью предков человечества времен варварства полуобезьян. Я пролетел мимо ирландского негодяя и в ту же секунду обхватил руками тонкую шею О'Слонесси, выплевывая ядовитые слова:

– Слизь худших человеческих испражнений из адской бездны! – я начал сжимать тонкую шею. – Да, пусть тебя сожрёт сифилис, ты, который калечил и насильничал собственную дочь исключительно ради прибыли на этом рынке плоти, который можно описать только как люциферический!

Но как раз в тот момент, когда моя хватка усилилась в этом безумном удушении негодяя, кулаки размером с грейпфрут принялись молотить меня сзади, пока весь мир не закружился вокруг меня.

– Настоящий крысиный ублюдок, сэр, – услышал я сквозь туман в голове ирландский акцент. Мое лицо было в грязи.

– Они есть в каждой толпе, мой добрый ирландец.

– Да, а вы знали, что он выуживал у меня информацию о вашей жене?

– Хм. Зная это, мне придется бить ее еще сильнее.

– Что сделаем с ним?

– Для таких подонков, как этот, мы должны позволять собакам жрать его член и яйца, но, нет, МакМаллен. Этот выродок не имеет никакого значения – он стоит меньше, чем кукуруза на бумажке после того, как я вытру ей жопу, и как бы ни было легко подкупить полицию, у меня нет желания на подобные неудобства. Он всего лишь муха, не стоящая того, чтобы тратить на неё время и силы. Просто вышвырните это с территории.

– С удовольствием, сэр!

– Но сначала…

От ударов ирландских кулаков по моей голове у меня задвоилось в глазах. Но следующее столкновение произошло вовсе не с кулаком, а с ногой О'Слонесси в тяжелом сапоге.

Прямо в пах.

– Вот, хороший мой, это тебе на память, – сухой смех. – Я бы сказал, МакМаллен, все это насилие подняло мне настроение. Думаю, сейчас я пойду в трейлер Блисс и еще немного поколочу ее, а потом выдавлю ей на задницу немного «винтажного крема». – Его нога грубо ударила мою качающуюся голову. – Слышишь, подонок-янки? За то, что ты поднял на меня руку, я еще долго буду пиздить Блисс. Подумай об этом.

Кажется, его слова вызвали у меня рвоту. Боль окутала мое тело, и среди темного смешка с акцентом меня унесли, как мешок с мусором. Мое сознание то появлялось, то исчезало, а агония между ног жила сама по себе. Я был уверен, что мои яички превратились в мякоть.

Я видел только изумленные моргания: любопытные лица, вытаращенные глаза, разинутые рты. Меня вытащили из входа в цирк и бросили на землю с колотящимся сердцем. Почти потеряв сознание, я услышал резкий звук…

КРРРХОК!

…угрюмый охранник обильно плюнул мне в лицо.

– Вот тебе свежая ирландская устрица, парень, с наилучшими пожеланиями. А если ты настолько глуп, чтобы вернуться сюда, ты не уйдешь отсюда живым.

Разбойник зашагал прочь, его смех походил на звон сатанинского колокола.

Прошло много минут, прежде чем я смог собраться с мыслями. С окровавленным лицом и полуслепой, я, спотыкаясь, отошел от толпы, которая ждала продолжения. Впереди было бескрайнее поле кустарника, забитое автомобилями, в сумеречном небе. Прижав одну руку к голове, другую – к паху, я, пошатываясь, побрел прочь от этой вопящей халдейской дервишской Сатурналии[14]14
  У древних римлян декабрьский праздник в честь Сатурна, с именем которого жители Лацио связывали введение земледелия и первые успехи культуры. Во время сатурналий общественные дела приостанавливались, школьники освобождались от занятий, преступников возбранялось наказывать. Рабы получали в эти дни особые льготы: они освобождались от обычного труда, имели право носить pilleus (символ освобождения), получали разрешение есть за общим столом в одежде господ и даже принимали от них услуги. Рабы в эти дни как бы уравнивались в правах с господами в воспоминание существовавшего при Сатурне всеобщего равенства


[Закрыть], прочь от злобной толпы с греховными лицами, прочь от бродячего цирка О'Слонесси…

Я не знал, что сильнее всего всколыхнулось в моей душе: унижение, ярость или ужас за Блисс. Неужели этот злодей О'Слонесси и в самом деле будет бить ее ради забавы? Изнасилует ли он ее, как намекал, и будет ли мучать её, потому что я напал на него? Эта перспектива заставила меня застонать в самом бездонном отчаянии.

Нахождение Нейта и бескультурного водителя автобуса было сродни пословице «иголка в стоге сена», так же, как и перспектива найти машину, на которой мы приехали. Вместо этого всегда склонный к долгим прогулкам я, спотыкаясь, побрел прочь от шума карнавала, толпы и адских огней, возвращаясь по немощеной дороге, которая привела меня в эту яму похоти, воровства и мошенничества. Вскоре злобный шум остался далеко позади, и каждый мой шаг становился все длиннее и устойчивее. Я вытер окровавленное лицо носовым платком и перевел дыхание, когда разум вернулся ко мне. Как бы сильно ни болели мои яички, короткий физический осмотр убедил меня, что они не были повреждены. Полиция! – решил я. У меня же ещё осталось немного денег? Вернувшись в гараж, я мог позвонить по телефону. Но потом данная перспектива уменьшилась. В такой глуши, как эта? Домен «алкашей», «реднеков» и «крикеров»? Местная полиция, несомненно, склонна к коррупции; сам О'Слонесси говорил, что они у него в кармане. Это будет мое слово против их, a я здесь чужак, – я понимал это. Полиция, скорее всего, арестует меня по сфабрикованному обвинению, взяв за это плату. Теперь я чувствовал себя безнадежно.

Неужели не было другого пути?

В душе я воевал сам с собой. Там, где нет справедливости, настоящий мужчина может добиться её. Большая часть моей совести не хотела ничего, кроме как вернуться в этот ужасный, пропитанный злом карнавал – этот котел жадности, потворства и распутства – проникнуть в его периметр и тогда…

Найти О'Слонесси и убить его.

Настоящий мужчина, да, но был ли я таким человеком? Мягкотелый писец без мускулов и бравады? Мог ли я действительно отойти от своих защищенных и чувствительных путей и быть крестоносцем, который положит конец пожизненному ужасу Блисс?

Я уставился на Луну, словно ожидая ответа, но его не последовало.

Тяжелые шаги привели меня обратно тем же путем, которым я пришел, вдоль густого леса, в то время как странная панихида играла в моей голове – литания[15]15
  Лита́ния (от греческого, означающее «молитва» или «просьба») – в христианстве молитва, состоящая из повторяющихся коротких молебных воззваний


[Закрыть] к неудаче. Я знал, что вернусь в гараж меньше чем через час, но что тогда? Провести бессонную ночь в неподвижном автобусе, волноваться о Блисс и о том, что ее извращенец отец/муж делает с ней? Густой, почти оглушительный хор сверчков и ночных птиц сопровождал панихиду в моей голове, но со временем эти естественные звуки дикой природы прекратились. Я остановился, заметив тишину, которой не должно было быть. А потом?

Меня охватило волнение.

Из леса донеслись яростные крики, но ближе послышался неторопливый топот, как будто кто-то бешено бежал по зарослям ежевики. Все произошло так быстро, что я едва успел среагировать.

– Боже Правый! – закричал я.

Из леса выскочила массивная обезумевшая фигура: за человеком, очевидно, гнались, потому что на заднем плане другие голоса усилились тенором; я услышал грубые восклицания с акцентом, вроде «Не отпускайте мерзавца!», «Куда он пошел? – Думаю, в сторону полей!» и «Моли Господа на небесах, чтобы мы не потеряли его!» Но человек, о котором говорили эти голоса, обезумевшая фигура только что выскочил из леса и направлялся прямо ко мне. Лунный свет высветил испуганное лицо неопрятного, растрепанного мужчины лет сорока, его глаза горели безумием и паническим страхом. Не думаю, что он заметил меня на дороге, потому что продолжал бежать прямо, бросая взгляды назад. Затем на заднем плане прогремел голос, явно обращаясь ко мне:

– Во имя Бога, остановите этого парня, не дайте убежать из леса! Он изнасиловал и убил ребенка!

Эти слова даже не успели осознанно запечатлеться у меня в мозгу, как мои руки взметнулись вверх, и, должно быть, я в полном изумлении схватил предполагаемого убийцу. Он был внутри моего локтя, который опоясал его прямо через горло. Послышалось бульканье, затем фигура отлетела назад и тяжело приземлилась на спину.

С полдюжины мускулистых мужчин, называемых «людьми с холмов», окружили место происшествия горящими факелами. Упавший человек со стоном упал к их ногам.

Мозолистая, как наждачная бумага, рука хлопнула меня по спине так, что я чуть не задохнулся, а затем раздался резкий голос на местном диалекте:

– Сэр, говорю вам, мы, в неоплатном долгу перед вами за то, что так храбро остановили этого убийцу, это белое отребье! Этот ублюдок чуть не сбежал! – и тут же вся деревенская компания забормотала слова благодарности и принялась пожимать мне руку. Однако первый «житель холмов» пожал мне руку с силой колодезного насоса. – Меня зовут Эймон Мартин, а это всё мои родственники, другие Мартины, Тактоны, Бишопы в основном. Мы живем вон там, в лесу, предпочитая не общаться с внешним миром, видя, какое зло он несет.

Предполагаемого беглеца подняли двое мускулистых мужчин в комбинезонах, а затем встряхнули. Возможно, сила внушения подтолкнула меня, но лицо этого человека в свете факелов было действительно лицом, полным злобы. На нем была одежда из плотной ткани с вышитым на рубашке номером; это наряду с железным кольцом на лодыжке не оставляло сомнений в его статусе: беглый заключенный.

– Эта куча болотного крысиного дерьма, должно быть, была в цепях, и ему удалось разорвать свои оковы. Потом он пришел туда, где мы все живем и-и… – и тут Эймон сглотнул, подавив печаль. – Без сомнения, это его дьявольское преступление, потому что именно Констанция Батлер, жена проповедника, поймала его с поличным. Он отнял у высоких небес Сари Мэй Бувер, и, достигнув вершины безумия, он изнасиловал Констанс тоже. Но бедняжке Сари было всего тринадцать, и он так сильно разорвал ей внутренности, что бедняжка истекла кровью до смерти.

– Это… это ужасно, – прохрипел я. – И, похоже, такие показания очевидца безукоризненно подтверждают вину этого человека вне всяких сомнений.

– Именно так, сэр. А теперь нам пора сделать все, что в наших силах, пока мы можем только молиться за бессмертную душу юной Сари. Следуйте за мной, мы с удовольствием предложим вам что-нибудь освежающее.

Среди моих собственных несчастий я уже готов был отказаться от гостеприимства деревенского жителя, но внезапно почувствовал сильную жажду и, думаю, мог положиться на своё суждение о людях, что эти «жители холмов» искренни. Поэтому я согласился и последовал за ними.

Эймон и вся группа направилась обратно в темный лес, покачивая факелами.

– Следите за своими факелами и будьте осторожны, – приказал Эймон, затем повернулся ко мне. – Идти недалёко, сэр. Теперь я могу сказать, глядя на вас, что вы человек в некотором роде обра-ззов-ванный, вероятно, городской, я прав?

– Да, я из Провиденса, штат Род-Айленд, и ценю комплимент.

– Нет, сэр, это мы благодарны, чтобы вы повергли этого бого-мерзз-кого дьявола. Если бы не ваша храбрость, его бы уже и след простыл.

– На самом деле, должен признаться, мне просто повезло; я только вытянул руку, чтобы схватить его за горло.

– О, вы слишком скромны, сэр! Bы остановили безбожного монстра на его пути! Но, будучи городским, вы должны кое-что понять. Здесь, в холмах, мир не оставляет нам выбора, кроме как заботиться о себе самим. А полиция? Чёрт, они сами ничем не лучше обычных преступников. И я хочу сказать, что городские дороги здесь не проходят, здесь только глушь. И городские правила здесь не работают, работают только правила глуши. Что правильно, то правильно – это же так просто. Вы понимаете, сэр?

– Полагаю, вы имеете в виду принципы того, что в просторечии называют «правосудием джунглей», или надлежащее участие закона там, где нет формальных законов, – сказал я.

– Все нужные законы есть здесь, – и великан достал из кармана потрепанную Библию. – Око за око, – говорит Библия. – Мне не нужен адвокат из большого города, чтобы сказать, что я должен сделать.

Несмотря на серьезность ситуации, я улыбнулся простой, но безупречной морали этого человека.

– Нет, конечно же, нет.

Поднятый вверх большой палец подчеркнул его слова.

– Всё, что я вам говорю, так это то, что вы должен знать на случай, если увиденное окажется слишком для вас.

Я последовал за ним, глубоко задумавшись. Он имеет в виду, что я стану свидетелем линчевания? Часть моего воспитания говорила мне, что это неправильно, но кто я такой, чтобы судить этих людей? Кто я такой, чтобы осуждать их? Это другой мир, далекий от меня и, возможно, более настоящий, чем мой. Я не имел права вмешиваться или возражать. Единственное…

Я хотел увидеть, как это существо умрёт. Хотите честно? Я бы с восторгом наблюдал, как этот насильник и детоубийца раскачивается на верёвке.

Всё глубже и глубже мы углублялись в тусклый, похожий на туннель, лес. То, как Эймон ориентировался в полумраке, поражало меня; это был ночной лабиринт без каких-либо визуальных ориентиров, но вскоре наши шаги вывели нас на просторную поляну, освещенную факелами, установленными на кольях, и среди них собралось по крайней мере ещё дюжина «жителей холмов», мужчин и женщин, все они были неряшливо одеты, неподвижные и с пустыми лицами. Когда они увидели, что преступник схвачен, общий вздох прозвучал, как порыв робкого ветерка.

– Мы взяли его! – объявил Эймон, затем повернулся ко мне. – И его поймал вот этот парень!

Все взгляды устремились на мое лицо.

Были ли это те самые «крикеры», о которых так непристойно говорил Нейт? Многие из этих деревенщин-женщин были довольно миловидны и крепко сложены, хоть и были преимущественно одеты в старое рваньё, которое открывало большую часть их стройных тел. Некоторые из них смотрели на меня с явным распутством после того, как Эймон, очевидно, глава клана, объявил о моем участии в поимке негодяя. Нет, эта идея явно абсурдная. О чем я только думаю?

Передо мной стояла фляга из двенадцатиперстной кишки кого-то крупного животного, причём весьма эффективная. Я перевернул ее и налил в рот холодной родниковой воды. Не было никакого другого способа попить из неё, но жидкость была мне очень нужна, и она сразу воодушевила меня.

– Подойдите сюда, мальчики, – снова проскрежетал Эймон, и словно из воздуха появились два мальчика с грязными щеками, застенчиво смотря вниз.

– Это… я не расслышал вашего имени, сэр.

– Говард, – сказал я.

– Это – Говард, – обратился он к мальчикам, – очень храбрый человек.

– В самом деле, ничего особенного, – неловко повторил я. – Больше удача, чем…

– Говард, для меня большая честь представить вам двух моих мальчиков: Клоннера и Джейка. Клоннеру – шесть, Джейку – пять лет.

– Bы оба – прекрасные молодые люди, – обратился я к худощавым детям и пожал их маленькие ручки. – И в самом деле, у вас обоих отец – сильный и справедливый человек.

Как ни странно, мальчиков, казалось, поразило моё присутствие, пожалуй, даже они испытывали благоговение; затем один из них шагнул вперёд и сказал, заикаясь:

– Йух-тыы, т-ты поймал ч-человека-дьявола, к-который сделал эт-ту у-ужасную ш-штуку с Сари?

– Так и есть, Джейк, и теперь весь наш род может спать спокойно, – сказал Эймон. – Говард из внешнего мира, из города, так что вы двое можете лицезреть, что не все городские такие же надутые хлыщи, как большинство из них.

– У городских, конечно, есть свои особенности, – сказал я, – но мне кажется, что подлинная жизнь гораздо лучше проживается на природе, так как вы, два замечательных мальчика, имеете честь наслаждаться ею не понаслышке.

Эймон погрозил пальцем.

– Теперь вы, ребята, слушайте Говарда, потому что он говорит правду, – и гордо улыбнулся.

Я собирался продолжить беседу с двумя парнями, но внезапно по поляне разнесся хруст кустарника. Все наши взгляды устремились в ту сторону, когда в стигийской щели между двумя лохматыми деревьями появились двое мужчин, с такими же серьёзными лицами, как и у других, каждый из которых удерживал конец деревянного стола, явно ручной работы.

– Пора, Эймон, – нараспев произнёс пожилой человек среди горожан; возможно, это был старейшена клана.

Эймон кивнул.

– Клоннер, Джейк, бегите назад в хижину.

– Ой, но па, – заныл младший. – А мы не можем остаться и поглазеть?

– Да, па, – взмолился Клоннер. – Мы хотим посмотреть…

Сила взгляда Эймона отрезала мольбу так же эффектно, как острый нож – колбасу.

– Это взрослое дело, и вы оба это знаете. Не заставляйте меня повторять, а то мы отправимся в дровяной сарай.

– Да, сэр, – хором прошептали мальчики.

Я попрощался с ними, и они послушно быстро удалились.

– Хорошие мальчуганы, – сказал я. – В их глазах я вижу инициативу, стойкость и ответственность.

– Это чертовски любезно с вашей стороны, и я уверен, что они стали ещё лучше после встречи с вами.

Комплимент Эймона поставил меня в тупик, так же, как и восхищенные взгляды женщин-«крикеров», окружающих нас. Это было жутко. Я знал, что здесь я – курьёз, горожанин среди глухих лесов, но едва ли герой. Я обратил особое внимание на одну молодую женщину, очаровательную альбиноску с розоватыми глазами и явно самым пышным бюстом, среди всех остальных собравшихся здесь женщин. Ее высокие, полные груди, казалось, стянуты простейшими заплатками ткани, в то время как ее пах был покрыт сшитыми обрезками джинсовой ткани, едва достаточным, чтобы скрыть все прелести ее интимных мест. Ее длинные, безукоризненно загорелые ноги спускались к маленьким, босым ступням; пояс ее шорт свисал так низко, что несколько прядей белесых лобковых волос выбивались из его границ. На обнаженном животе выступил пот. Она пристально посмотрела мне в глаза, потом изящно облизнула губы…

Боже мой, – подумал я.

Что-то тяжелое просачивалось на поляну, что-то тяжёлое в абстрактном смысле, неосязаемое, как могила. Это было из-за пары носильщиков, которые и привлекли моё внимание.

Эймон приказал этим двум мужчинам:

– Поставьте его прямо посередине, ребята.

И затем стол был помещен в центр этого жуткого, освещенного факелами, места.

– Стол, – пробормотал я. – Убийца будет… – но прежде чем я успел закончить слово «обезглавлен», заговорил Эймон.

– Вот, как делаются дела в данной сии-ту-аации, и как они делаются в течение долгого-долгого времени. Всё дело в том, как мы подходим к наказанию, Говард. Наименьшая справедливость – худшие преступления наказываются худшими наказаниями, – oн бесстрастно посмотрел на меня. – Око за око.

Я кивнул, сдерживая любопытство. Это, несомненно, будет обезглавливание, что вполне будет приличным наказанием для такого монстра, но я почему-то подсознательно чувствовал, что наказание будет каким-то другим; и когда я посмотрел снова, я заметил, что этому монстру заткнули рот, а затем надежно привязали к столу толстой веревкой.

– Так у нас делаются дела, – добавил Эймон более мягким тоном. – Это конечно не городское правосудие, но это верный способ преподать урок, – и с этим загадочным замечанием он направился к столу, все наблюдатели, казалось, собрались вместе, чтобы посмотреть поближе: мужчины чрезвычайно спокойны, в то время как женщины казались наоборот оживлёнными. Некоторые из них, видимо, нервничали в парадоксальном ожидании, держась за руки, даже дрожали.

Может быть, свет факела слегка потускнел? Медленно саван первобытности опустился на собравшихся, и прежде всего звенящая тишина, которая была почти призрачной, настроение у окружающих было как будто все собрались на похоронах какого-то древнего племени. Но это были не похороны, это была казнь.