Текст книги "Вырванные Страницы из Путевого Журнала (ЛП)"

Автор книги: Эдвард Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Что-то в воздухе сегодня вечером, а?

Очевидно, я начал дремать. Потому что распутная женщина казалась размытой, в то время как ее черты плодовитости (то есть груди, изгибы и, конечно, живот) казались преувеличенными, как в мультфильме.

– Прошу прощения? – пробормотал я.

Ее лицо сияло, хотя глаза казались плоскими, и в зернистом полумраке она повернулась к маленькому окошку, чтобы выглянуть наружу, и, казалось, увидела больше, чем было на самом деле. Ее английский акцент был похож на шипение сальной свечи.

– Иногда звезды… Это судьба выбирает нас.

Странные слова разбудили меня.

– Что вы имеете в виду, мисс?

– О, знаете, мистер. Кажется, она выбрала сегодня вас. Как радиоантенна, да?

– Или громоотвод? – не подумав, прохрипел я.

Она повернулась, улыбнулась мне и кивнула, но потом её улыбка стала дьявольской.

– Те трое, они все еще на озере, рыбачат. Я собираюсь трахнуть их всех еще раз за бесплатный рыбный ужин, то есть, если в их Хэмптонских писуликах осталось что-то, чтобы трахнуть меня. Надеюсь, что предыдущая ебля оставила им немного сил для следующей.

Я сглотнул от этого комментария.

– Птичка должна делать то, что она должна делать в эти тяжелые времена, да? Домашние гусыни – редкость сейчас, как дерьмо деревянной лошадки, – и она захихикала, как стая грызунов.

Странность момента наполнила мою голову гулом. Ее поза так привлекла мое внимание, что часть меня испугалась, как будто дух какого-то другого существа переселился в сосуд ее плоти. Мой взгляд застыл в оцепенении, когда она нагло провела руками вверх по толстому животу, затем погладила свою грудь; и через мгновение она действительно задрала свой сарафан над грудью, чтобы показать мне все. И все же, именно ухмылка пригвоздила меня к стулу.

– Он часто выбирает меня, – ее слова, казались кудахтаньем, – но сегодня он определенно выбрал тебя. Пальцы одной руки сжимали сосок, плотный, как соска младенца; другая рука неторопливо перебирала мех между её ног.

Я поежился.

– Право же, мисс, вы причиняете мне немало неудобств…

– О, я уверена в этом, дорогуша. Ты мне очень понравился, скромняга, это доказывает, что ты не бандит, – и она рассмеялась. – Я видела тебя сегодня – ты прятался за кустами у озера. Тебе ведь понравилось, что ты увидел, не так ли?

В следующий миг мое лицо покраснело.

– О, да, дорогуша, я видела, как ты смотрел, как эти три подонка трахают меня, в том числе и в задницу, и как один из них воткнул в меня удочку, и тебе понравилось то, что ты увидел, не так ли?

Хоть убейте, но я не мог ей ответить, и я мог только надеяться, что не вся ее рука исчезла в ее же лоне. Нет, это было только мое воображение, измученное странностью момента…

Она прекратила самоистязание и поправила свое поношенное платье. Шевелился ли ее большой, натянутый живот, когда я смотрел? Было слышно какой-то слабый звук, похожий на ветер.

– Я надеялась, что ты присоединишься, – сказала она, поворачиваясь ко мне спиной и снова смотря в тусклое окно. – Ты высокий и красивый. О, да, настоящий софист. Но, потом ты будешь дрочить, думая обо мне. И если ты думаешь, что дрочка на мысли о беременной женщине – это извращение… подожди до вечера…

Несмотря на тепло, я вздрогнул от холода.

– Сегодняшнего вечера? – спросил я умоляюще.

Но она уже вышла из захудалого кабинета и пересекла дорогу, ведущую к озеру.

О, Боже.

Неужели ее коснулось какое-то предчувствие? Она говорила так, словно меня ждало что-то мрачное, а что касается ее? Я почувствовал отвращение к своему неудобному, но несомненному возбуждению.

Как это эксцентрично: эта органическая машина, называемая человеческим мозгом, чьи нейротрансмиттеры и гормональное зелье держат хозяина в противоречии с самим собой. Ночь была слишком странной, тошнотворной. Тогда я подумал о беспомощной погоне де Квинси[6]6
  Английский писатель, эссеист, автор знаменитой «Исповеди англичанина, употребляющего опиум».


[Закрыть] за «драконом», ибо именно сквозь пелену этого наркотика он, несомненно, размышлял о каком-то другом мире гиперреальности, служившем пищей для его искусства; и о бродячих духах, которые взывали к его нищенской кончине, но чьи духи показывали ему его истинную музу, которая живет вечно, в то время как он сам превратился в прах. Что же мне оставалось делать? Язвительному, ворчливому, лицемерному фанатику. Я не мог чувствовать себя ещё более опустошенным. Желание в паху напряглось, порождая стыд и отвращение к самому себе. Чтобы отвлечься, я выглянул в окно. Не было никаких признаков того, что она вернулась к своим поклонникам-реднекам, чтобы удовлетворить свои первобытные потребности. Хотя при дневном свете лес выглядел ярким и роскошным, теперь он казался первобытным, заросшим и искривленным. Сумерки, пробивающиеся сквозь тьму более тягостной глубины, казалось, невозможно было разглядеть в унылом деревянном здании. Я чуть не вскрикнул от внезапного грохота позади меня. Там вспыхнул свет.

– Не нужно сидеть в ентой чертовой темноте, – усмехнулся механик Нейт.

Он вошел через заднюю дверь.

– О, вы напугали меня, – запнулся я.

Мужчина сделал глоток из бутылки.

– Шо вы всё время пишете в ентой книге? Вы писатель?

– Я просто веду дневник моих путешествий, – ответил я, давно научившись никогда не раскрывать свою неуловимую профессию. – Кажется, уже поздно, – заметил я, – но на самом деле это не так. Время – чуть больше восьми.

Он махнул рукой.

– Ой, да шо нам время? Если вы спросите меня, то я скажу, шо ещё очень мало времени. И я чертовски хотел бы, шоб сегодня вечером было чем заняться.

Ругательства раздражали меня.

– Хорошая книга – отличное средство от скуки, – сказал я. – Вы когда-нибудь читали…

– Не, енто не оччень весело, да и у каво есть на енто деньги, а? – а потом он громко расхохотался, хотя я не нашел в его словах ничего смешного.

Затем, однако, почти в унисон мы оба напряглись при звуке длинного деревянного скрипа, как от тяжелой ноги, ступившей на крыльцо снаружи. Мне показалось, что высокая тень начала изгибаться, как лихорадочная галлюцинация. Что-то огромное начало вырисовывается в лунном свете прямо за сетчатой дверью.

– Господи Иисусе! – воскликнул Нейт себе под нос. – Хто, черт возьми…

В нашу обитель бесшумно вошел человек, почти согнувшийся пополам: человек в одежде, сделанной из материала, похожего на брезент палатки, и, кроме всего прочего, он был в фуражке посыльного. Он вошел, согнувшись из-за шокирующей аномалии физического роста; даже внутри он не мог стоять прямо. У меня не было никаких сомнений, что его рост должен быть по крайней мере выше 7 футов[7]7
  2м 15 см


[Закрыть].

Бусинки, чрезмерно круглых глаз, казалось, щурились прямо из головы, которая казалась слишком маленькой, почти сморщенной. Эти глаза были обращены к Нейту.

– Вечер добрый, сэр. Я прошу прощения и отпущения грехов за любое вторжение, которым я мог бы вас обременить, – произнес он на самом странном древнем диалекте. – Могу ли я поинтересоваться, кто здесь хозяин?

Нейт почесал голову при виде огромного сутулого человека.

– Я управляю заведением, если ты енто имеешь в виду, и… святые угодники, приятель! Никогда в жизни не видел никого выше тебя!

– Бывают гораздо выше, чем я, добрый сэр, вы ещё никогда прежде не видели таких, да? – под мышкой у него было зажато несколько бумажных трубок, и одну из них он развернул одним взмахом огромной руки. – Я прошу вашего разрешения повесить это объявление на окне в обмен, замечу, на бесплатный вход для вас.

Это был плакат с замысловатой иллюстрацией, озаглавленной:

СТРАНСТВУЮЩЕЕ ШОУ О’СЛОНЕССИ!

ЗАГАДКИ ПРИРОДЫ!

ОСТРЫЕ ОЩУЩЕНИЯ ДЛЯ ВСЕЙ СЕМЬИ!

ПРИХОДИ ОДИН, ПРИХОДИТЕ ВСЕ!

– Ну, пощекачи мою палку, карнавал! – в восторге взревел Нейт. – Ентот самый, шо был тута в прошлом году?

– Действительно, сэр, он самый.

– У меня никогда не было вазможности сходить из-за работы, но пара друганов сказали мне, шо енто было охренительнейше! Вы дадите мне халявные билеты и повесите енто на окне?

Высокий мужчина благоговейно кивнул и передал механику пачку билетов.

– Такое великодушие щедро вознаграждается, добрый сэр, и я постесняюсь задерживать вас больше, пользуясь вашей доброй натурой. Bы можете положиться на мое слово истинного джентльмена, что странствующее шоу О'Слонесси будет самым прекрасным, самым совершенным и самым поразительным из всех, какие вы когда-либо могли видеть, – и затем человек повесил плакат за окном так, чтобы он был виден отовсюду.

Мы с Нейтом вышли вместе с ним на улицу, где он теперь мог стоять без помех. Воистину, он был прирожденным великаном, особенно в других местах, когда я заметил, как Нейт бросил короткий хмурый взгляд на промежность титана, после чего мои собственные глаза рефлекторно последовали его примеру. Он пожал каждому из нас руку, его собственные были вдвое длиннее и шире моих, в конце он сказал:

– Джентльмены, я с нетерпением буду ждать встречи с вами на представлении…

На то, чтобы отвлечься, у меня ушло несколько мгновений, потому что, видите ли, промежность его брюк казалась непропорционально большой.

Он ушел широкими шагами Левиафана, рухнул в ожидавший его грузовик со спицами на колесах и уехал.

– Разве енто не здорово? – заметил Нейт, уперев руки в бока. – Похоже, нам свезло в конце концов.

– Удача, кажется, исполнила твое желание, – сказал я, разглядывая плакат.

– Черт, да, большой-большой гребанный сапог мне в задницу!

Я нахмурился.

С взъерошенными от явного сна волосами появился водитель автобуса, и так начался нескромный рассказ Нейта относительно шоу и бесплатных входных билетов.

– Хах! Я бывал на курновале! – сказал водитель. – Он был в…

– Я тоже, – поддержал я, вспоминая подобные бродячие представления, которые периодически посещали район Стэмпер-Хилл. Однако чаще всего я не мог присутствовать на них из – за проклятия писательства, то есть у меня не было на них денег!

Нейт заострил свою вечно ехидную ухмылку.

– Мой друган трындел мне об ентом шоу в прошлом году, и сказал, шо у них была команда карнавальных шлюх!

– Э-э-э, верю, – сказал водитель. – Я ходил на курневул в Брэттлборо, и лилипуткха осушила мои яйца досуха. Да-да. Если бы член был мусором, то кхиски были бы свалкхой. Спросите меня, нет ли луччего места для парня, шобы послать свою сперму на рожи курнешлюх? И я отвечу, да сэр, кур-не-вул!

– Или в их выхлопные трубы!

– Э-э… и в животы, если уж на то пошло!

– Или сразу! Все три!

Я чувствовал себя беспутным. Уровень вокальной вульгарности и в целом испорченного морализма ошеломил меня, хотя, будучи незнакомцем в незнакомой компании, я изо всех сил старался сохранить хоть какую-то манеру поведения. Только когда водитель счел нужным хлопнуть меня по спине, я побледнел.

– Разве не такх, Тощий? – он хрипло рассмеялся. – Тебе когда-нибудь доводилось пристроить своего «питера-соплякха» в пизде курнешлюхи?

Ошеломленный, я смог только неуверенно ответить:

– Мне грустно говорить, но у меня никогда не было подобного опыта…

– Но ты бы не отказался, правда? – спросил Нейт с некоторым беспокойством.

Что же касается возможности пристроить моего «питера-сопляка» в подобное существо, то я хотел ответить, что мысль о том, чтобы такое сделать, была совершенно невозможна. Будучи джентльменом, я должен был промолчать. Однако, будучи «своим парнем», я ответил:

– Ну, конечно…

Механик, раскачиваясь взад-вперёд на каблуках, объявил:

– Шо ж, севодня тебе свезло, патаму шо мы едем! Тот здоровяк дал мне три билета – по одному на каждого из нас.

Водитель разразился радостным криком:

– Я уверен, шо это будет ночка кончуна!

– Мы там немного повеселимся! – и с этим восклицанием Нейт выполнил вокальную демонстрацию, которую, я думаю, называют «мятежным криком»[8]8
  У жителей США также ассоциируется с криком в баре после первой стопки: ЕЩЁ! ЕЩЁ! ЕЩЁ!


[Закрыть].

Я вопросительно поднял указательный палец.

– Я полагаю, вы упомянули что-то о том, что ваш коллега одобрил это шоу в прошлом году?

– О, да, чувак! – глаза Нейта сверкнули, как у лисы в куртнике, когда он посмотрел на билеты. – И видишь ли, моего другана звать Долман Нэйл, он живет в лесах, и он рассказывал мне об ентом самом карнавале в прошлом году, о том, шо там есть денди-шлюхи, но, сечешь ли, он не мог перестать бредить именно об одной из тех шлюх…

Интерес водителя был надлежащим образом задет. Мой, однако, нет.

– Он сказал, шо у них есть одна мелкая блондиночка, шлюха с улыбкой, которая могет остановить тысчу кораблей, и сиськами такими, шо от одного их виду Монсеньор спустит себе в штаны…

Водитель расхохотался.

Нездоровая ухмылка Нейта склонилась к нам.

– Но знаете, шо ишшо?

– Шо? – взмолился водитель.

– Я не смею даже думать об этом, – послышался от меня скрытый сарказм.

Голос Нейта опустился до шепота:

– У неё руки вместо ног…

И без того странное лицо водителя в ответ на загадочные слова Нейта стало ещё более странным.

– Я, наверное, не совсем правильно расслышал. Ты скхазал, руки…

– Я говорю, шо у неё руки тама, где должны быть её проклятые ноги!

– Не может быть!

– Это факт. Долман Нэйл не из тех, хто будет врать.

Хотя моя собственная вера в доверчивость этого мистера Долмана была явно ниже веры Нейта, я слышал о подобных аномалиях, очевидно, основанных на увлекательных исследованиях Йоханнсена и Менделя много лет назад. Теория такова: как только яйцеклетка положительно оплодотворена, дискретные компоненты, называемые «генными маркерами», таинственно активируются. В результате происходит эмбриогенез; однако дефектные генные маркеры могут по множеству причин вступить в игру, вызывая аномальное развитие.

– Едрён-батон, я не шучу. Девка родилася с руками вместо ног и без зубов…

– Без зубов, какх так-то? – удивился водитель.

– Ни одного ублюдка в её хайле, нет, сэр! – Нейт развратно заулыбался и закивал головой. – И поэтому она сосет члены лучче всех в стране. Долман рассказывал, шо в своё время знавал немало хороших членососок, но он грит, шо эта девка – луччая и она не берет много денег. И он также рассказывал, шо она показывает крутое шоу…

Водитель скрестил руки на груди.

– Шоу говоришь…

– Ага-ж… И у них там куча «смотровых палаток», как они их называют. За десять центов можно заглянуть и позырить.

Эти слова невольно подтолкнули меня к вопросу, который я не смог подавить:

– Позырить…? Посмотреть. Посмотреть на что?

– Позырить, как шлюхи прыгают на членах и проделывают всякие трюки, ну ты знаешь…

– Уверяю вас, я не знаю. Трюки…

Он театрально схватился за промежность и поднял её.

– Это шлюший карнавал для парней с большими херами!

– Ээ-йуху, – дополнил водитель. – А для парней, у которых нет денег, хо-хо-хо… они какх раз зырят и работают рукхой.

– О, – пробормотал я.

– Едрён-батон, – раздраженно продолжил Нейт, – и ента блондиночка, ента девка с руками вместо ног? В своей палатке она обслуживает сразу четырёх парней. Сечёшь?

Сначала дедуктивный вывод, потом ужасная картина сформировалась в моём сознании.

– А, понятно…

– И, как я уже сказал, у этих парней очень большие херы, и они, видите ли, шлепают на неё своей спермой и называют это «камшотом». Бля. Долман сказал мне, шо бедная девка выглядела, как чертова булка с ромом, когда эти каскадёры кончили.

Водитель рассмеялся.

Конечно, это не было моей стихией, но я твёрдо решил пойти с ними, поскольку Нейт сделал вывод, что на бесплатном билете было и моё имя. Меня интересовала только смена обстановки и, возможно, если позволят финансы, засахаренное яблоко. А «смотровые палатки» и «хо-хо-хо» я, пожалуй, оставлю им.

Нейт хлопнул в ладоши, будто сделал пистолетный выстрел.

– Ну, так шо же мы ждём, парни? Это недалеко, и у меня есть грузовик.

– Премного благодарен, что берете меня с собой, – ответил я.

– Иии… – в который раз добавил водитель, и, ради Бога, он снова потёр промежность! – Мне точно нужен хорошей кончун.

Нейт нащупал в кармане ключи.

– Я надеюсь, шо блондиночка с руками вместо ног будет там в ентом году.

За мгновение до этого мой взгляд вернулся к рекламному плакату.

– Если он актуален, я бы сказал, что нам повезло.

Оба мужчины подошли ближе, когда мой палец привлёк их внимание. Плакат оказался сложным художественным произведением и, в частности, спиралью подробных эскизов-иллюстраций, которые обеспечили привлекательную границу для сенсационной надписи. Также добавлю, что художник продемонстрировал выдающийся талант, сродни гибридизации Dore и Brundage: вызывающий воспоминания и, если угодно, слишком подробные представления репертуара персонала карнавала. Именно сейчас я погрузился в изучения плаката, как и мои спутники. Это была богатая и гротескная картина, которая сформировала куртиляж плаката, начиная с, во-первых, типичных: Бородатая женщина, Русалка из Понапе, Старейший в мире человек, Шпагоглотатель и 500-килограммовая женщина; с вкраплением двуглавого скота и странной комнаты, предлагающей банки с различными аномальными плодами; затем более детально прорисованная женщина с мертвенно-бледной кожей и впалыми глазами (Трупесса, воскрешённая из лап смерти Африканской магией!), озорная маленькая девочка (45-летний ребёнок!), призрачный трёхглазый мужчина (Три-Клопс!) и в самом низу – причина моего удивления: Блисс! Девушка с руками вместо ног!

Именно этот рисунок мы и рассматривали втроём.

Крошечная, но замысловатая причуда искусства изображала пышногрудую молодую женщину, ангельского облика, сидящую, широко раскинув руки, и широко улыбающуюся с блаженным выражением лица; её руки были вытянуты так же, как и ноги, последние щеголяли кистями рук там, где природа обычно располагает ступни.

– Чёрт возьми, это ж она! – вскрикнул Нейт.

– Кончун, какх сказал твой друган, – добавил придурок водитель.

Вполне правдоподобная история, предположил я. Большинство таких диковинных карнавальных экспонатов после более тщательного изучения оказывались полным мошенничеством и, следовательно, приманкой для дураков. Но какое мне дело? Несколько часов отвлечения, несомненно, улучшили бы мое настроение, и к тому же билет достался мне бесплатно.

Несколько минут спустя мы уже были в пути. Мятый, ржавый и весь в заплатках грузовик Нейта шумно двигался по дороге, вьющейся через темнеющий лес. Нижняя подвеска автомобиля вызывала хмурую улыбку на моих губах при каждом наезде на кочку, сопровождавшуюся сильным хрустом, в то время как остальные мои хмурые взгляды были прикованы к моим двум компаньонам, которые смердели запахом давно немытых тел, не говоря уже о непрерывном дискусе, изобилующем словами, которые могли бы побудить самых ужасных горгулий наложить на себя руки. Простая порядочность требует, чтобы я не повторял никаких выдержек из этого «скромного» разговора.

Сумерки принесли с собой успокаивающую тишину, медленно опуская яркую темноту на причудливые сельские пейзажи впереди. Я усмехнулся, когда пара летучих мышей пролетела перед нами, потому что Нейт и водитель на мгновение прервали свой грубый разговор, как будто крошечные чёрные хироптераны предвещали нашу погибель. На дороге, за все время нашего пути, мы не встретили ни одной машины и ни одного пешехода, хотя мы несколько раз проехали мимо горстки ветхих деревянных домиков с сенокосцами, сидящими в креслах-качалках на крыльце своих лачуг; все те домишки располагались в некотором расстоянии от дороги и наполовину скрывались в лесу, как будто специально избегая чего-то. Однако, когда мы завернули за следующий поворот, лес внезапно сменился обширным открытым пространством, которое, по моим прикидкам, было площадью в квадратную милю.

– Енто Тактон Филдс, – объяснил Нейт. – Тута нету ничего, акромя грязи, потому шо почва истощилась после войны с агрессорами Северянами.

Я подумал, что было бы благородно не указывать на то, что упомянутый конфликт был вызван Южной агрессией, поскольку я был «Янки», но это его нисколько не касалось.

– Вероятно, из-за отсутствия достаточного количества циклов севооборота, – предположил я. – Если бы здесь выращивали попеременно хлопок и сою, то почва всё ещё обладала бы жизненной силой.

Нейт смущенно ухмыльнулся.

– Здесь иногда устраивают ярмарки и ещё кое-какие развлечения.

Я почти уверен, что водитель автобуса, наклонившись вперёд и прищурившись, разглядывал обширную полоску земли, потирая при этом свою промежность.

– Я не вижу никакого кернервула, парень, – но как раз в этот момент нам показалась сумеречная панорама, эпицентр которой излучал цветение разных цветов. Казалось, что колоссальный живой огненный шар пульсировал посреди бесплодного роля.

– Вот оно, приятель! – взвыл Нейт. – Шлюхи ждут!

– Ииииииии-йеха! – добавил водитель. – Да! Да! Да! Да! Да! Точно в дырочкху!

Я не мог бы вздохнуть с более решительным унынием.

Единственная изрытая колеями дорога пересекала обширное поле, ведущая прямо к этому цветку яркого света. Подъезжая ближе, цветок странно увеличивался в размерах и добавлял детали, ранее рассеянные расстоянием: спиральные башни с мерцающими шпилями, гирлянды сверкающих лампочек, гигантское чертово колесо, вращающееся, как приземлившаяся звезда; аура сияла вокруг всего Голиафа, в разные стороны разносились звуки смеха и ликующих криков вслед за парящими американскими горками и сталкивались с радостной мелодией из множества трубочных органов. Устрашающее зрелище несло с собой самый пик празднества.

Мой собственный страх заставил меня смотреть во все глаза, когда наше приближение замедлилось; площадь карнавала растянулась на десятки акров. Нейт остановил грузовик в общей зоне, где стояло огромное множество разных автомобилей; после того, как он припарковался, мы вышли наружу.

Я почти содрогнулся от необъятности этого карнавала. У входа – деревянной арки, расписанной сценами легкомыслия, мы встали в конец длинной очереди; на этот раз я смотрел на головокружительные сооружения рельсов, балок, и сверкающих огней, в этот момент я понял, что это передвижное шоу затмевает все те немногие, на которых я был в прошлом.

Его границы были огорожены транспортными грузовиками и трейлерами персонала шоу, каждые 10 ярдов или около того стояли вооруженные головорезы в одинаковой одежде, они выполняли роль часовых и следили, чтобы никто не проник на карнавал без оплаты. Пока я ждал, я размышлял о неисчислимом труде, связанном с такими усилиями, как огромное количество транспорта, логистика, разборка, а затем монтаж всего этого; мне также пришло в голову, насколько неквалифицированным я был бы в такой труппе.

Вскоре раскрашенная арка поглотила нас, как пасть, после чего Нейт предоставил нам билеты, и это был сущий ад, в который мы были извергнуты.

– Мож, сразу отправимся искать шлюх, шо думаете? – нечестивый вопрос Нейта превратил чудесный английский язык в кровавое безобразие.

Водитель автобуса ответил с энтузиазмом:

– Иииии-йеха! – и снова потер промежность. – Особенно, эту блондиночкху с рукхами вместо ног и без зубов. Можете себе представить, шо за отсос она нам устроит?

– Я думаю, что первым делом отправлюсь на разведку, – объяснил я, – потому что, по неопытности, мое присутствие будет обременительно для вас. Мы скоро встретимся…

Водитель автобуса выглядел взволнованным.

– Ты имеешь в виду, шо у тебя нету интереса нафаршировать своим спермакхом какхую-нибудь местную курнешлюху?

Любой ответ был почти невозможен, однако мне удалось выдавить:

– Возможно, в скором времени, джентльмены.

– Пошли же, – поторопил Нейт водителя. – Давай найдём блондиночку! – и с этими словами они ушли, но не раньше, чем я смог расслышать, как он вполголоса прокомментировал: – Шо, черт возьми, не так с этим парнем?

– Черт его знает. Наверно, он педик.

Нейт зашагал прочь, посмеиваясь.

– Ага-ж! Держу пари, у ентого парня в жопе было больше треклятых хуёв, чем у меня было дерьма!

Действительно.

Их собственный декадентский смех сопровождал их, когда они пробирались сквозь толпу в поисках необычной женщины с рекламного плаката.

Я повернулся лицом к кипучей деятельности. Среди «зазывал», жонглеров, гномов, ходунов на ходулях и миниатюрных гимнасток, совершавших перед всеми колесо, большая часть толпы была сразу же скормлена широкой дорожке, которая образовывала расселину между главной артерией карнавала. Наблюдение было моей главной целью (плюс засахаренное яблоко), но толпа была так велика, что я чувствовал себя подавленным из-за неё, несмотря на мое желание быть здесь. С робостью я сделал один робкий шаг, когда…

– Сэр, сэр? – спросил сзади чей-то весёлый голос, а потом кто-то постучал пальцем меня по спине.

Я испуганно обернулся.

– Да?

Прямо позади меня стояла молодая блондинка с глубокими адриатическими голубыми глазами и лицом, чья красота сияла, как маяк в ночи. Она была невысокого роста, не более пяти футов[9]9
  1,52 м


[Закрыть], и только после того, как я увидел ее привлекательное лицо, я заметил, что она стоит на деревянных костылях.

Ее голос тёк, как мед для ушей.

– Первый раз на карнавале, сэр?

– Ну, э-э… нет, хотя, наверно, так может показаться… просто… я чувствую себя не в своей тарелке…

– Могу себе представить, – прощебетала она. – Здесь в основном только реднеки, а ты определенно не из них!

Нет, но рэднеки ПРИВЕЗЛИ меня сюда, – подумал я с внутренней улыбкой.

– Я был на нескольких карнавалах в далёком прошлом, однако весьма скудных по сравнению с этим. И однажды на Кони-Айленде я попробовал сахарную вату.

– О, она есть у нас…

– И засахаренные яблоки тоже, надеюсь?

– Конечно! – завизжала она, глядя на меня с высоты своего роста.

Я сразу же был очарован, настолько очарован, что мои обычные способности к дедуктивному мышлению не позволили мне сделать самое непосредственное случайное наблюдение. Ее улыбка скользнула слишком широко, обнажив полное отсутствие зубов. Она не могла быть никем иным, кроме той, что показывал плакат высокого мужчины: Блисс, Девушка с руками вместо ног.

Оправившись от запоздалой догадки, я сразу же спросил:

– Не могли бы вы, мисс, показать мне, где находится нужный продавец? Буду весьма признателен.

– Примерно в трех четвертях на полпути, – она указала на заполненный толпой человеческий коридор, – слева от вас. Я бы сама отвела вас туда, но, к сожалению, я высматриваю щипачей.

– Прошу прощения? – я растянул слова.

Она хихикнула, и это было очень трогательно (и даже, признаюсь, эротично).

– Поэтому я и окликнула вас, сэр. Ваш защип… Ну, знаете… бумажник? Никогда не носите его в заднем кармане брюк. Всегда держите его спереди.

Шоковый рефлекс отбросил мою руку назад, где бумажник уже почти наполовину свисал из кармана. «Щипачи» – должно быть, жаргонное название для воров-карманников. Как глупо с моей стороны! Я немедленно последовал ее совету.

– Я не могу выразить вам благодарность в полной мере, мисс. Чистота вашей честности должна быть примером для подражания.

Она снова хихикнула.

– Меня зовут Блисс, – объявила она то, что я втайне уже знал; с минимальными трудностями она протянула изящную белую руку, в то время как подушечка одного костыля оставалась согнутой в ее руке.

Когда я пожал ее, то чуть не растаял от мягкости её рук. У меня перехватило дыхание.

– Говард.

Она вздохнула с облегчением.

– Говард, для разнообразия так приятно встретить кого-то умного и милого! Боже мой!

– Я польщен, Блисс, – ответил я, подозревая, что покраснел. – И как я рад с вами познакомиться, – но тут меня охватило странное отчаяние, ибо я знал, что должен отправиться к прилавку с засахаренными яблоками…

Я больше не буду в ее компании.

– Жаль, что я не могу пойти с тобой… как я уже сказала…, – и затем она опустилась на свои деревянные подпорки.

– Конечно, ваша трудовая деятельность в качестве стража «щипачей», – сказал я, – требует вашего присутствия здесь.

Она кивнула, наполовину утратив улыбку.

Я чуть не вскрикнул, когда массивная рука мягко опустилась на мое плечо. Я сразу узнал красноречивого гиганта, говорившего на очаровательном древнем языке: вешатель плакатов.

– Прекрасный эсквайр, хочу засвидетельствовать ваше удовольствие от знакомства с нашим верным стражем, Блисс.

– Для меня это исключительное удовольствие, сэр, – заверил я его.

– Весьма польщен тем, что я вижу вас сейчас, ибо доверяю своей уверенности в вашем доверии к бродячему цирку О'Слонесси.

– Мои ожидания многократно превзойдены, потому что ваши усилия здесь намного более полны, чем я видел или мог себе вообразить, – крики вслед за взлетающими американскими горками устремили мой взгляд вверх. – В самом деле, это потрясающе похвальное зрелище, и я в неоплатном долгу перед вами за вашу щедрость.

Человек-гигант низко поклонился.

– И, – продолжал я, поддавшись шокирующему порыву, – я теперь вдвойне в долгу, ибо мое пребывание здесь по вашему милостивому приглашению предоставило мне эту возможность, – я сделал паузу и посмотрел прямо в глубоководные глаза Блисс, – познакомиться с Блисс.

Теперь Блисс покраснела. Этот комплимент, казалось, застал ее врасплох, после чего она, казалось, допустила оплошность с ответом:

– Мой друг Говард спрашивал, как добраться до киоска с яблоками.

Словно по волшебству на кончиках пальцев улыбающегося великана появилось несколько пятицентовых билетов, которые затем были предложены мне.

– Этот маленький знак, о великолепный сэр, я прошу вас принять со всей моей благодарностью, – во второй раз за сегодняшний день великодушие этого виртуального Голиафа повергло меня в восторженный шок; однако этот шок поразил меня трижды, т. к. он провозгласил: – и это Блисс будет сопровождать вас к сладкому плоду, который зовется – Желание.

Блисс поднялась на костылях.

– О, спасибо, Септимус! – взвизгнула она.

Септимус! – подумал я. – Великое имя с первых колониальных дней! Мне придется им воспользоваться.

Гигант-Септимус занял место Блисс в качестве стража. Ничто не могло бы сделать меня более восторженным, и в дикции, почти столь же отчетливой, как у него, я излил больше благодарностей, Блисс и я пошли по направлению к лотку – в людной суматохе где-то «на полпути».

Эта женщина-ребёнок показалась мне одной из самых грациозных существ даже на её жалких костылях.

Искалеченный ангел, – подумал я в туманной задумчивости. Внезапно мои опасения по поводу угрюмой, вернее, реднековской толпы рассеялись, как тонкий иней на утреннем солнце. Запах мыла, исходящий от волос Блисс, опьянял меня очарованием и влечением; до сих пор я даже не позволял своему взгляду блуждать ниже её плеч, но теперь поредевшая толпа позволила мне не по-джентельменски продолжить беглый осмотр. Пушистое платье из белого хлопка идеально облегало её женственные изгибы; и было бы приуменьшением сказать, что её грудь выпячивалась вперёд весьма внушительно и без каких-либо дефектов. Присутствие этой женщины оставляло меня в плену, который я мог описать только как либидозно-неумолимый; это также факт, что я никогда прежде не был так охвачен влечением к женщине.