Текст книги "Дом с Привидениями и другие Президентские ужасы (ЛП)"

Автор книги: Эдвард Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Annotation

Эти истории имеют одну связующую тему: все они происходят в Белом Доме! И это – ДОМ С ПРИВИДЕНИЯМИ! С экс-президентами, то есть с мертвыми экс-президентами, совершающими множество глупостей в различных формах. Там происходят сверхъестественные вещи, которые могут объяснить, как принимаются некоторые "исполнительные" решения. А как насчет лужайки перед Белым Домом? Кто, или что, живет там в сумеречные часы? Все это и многое другое предлагается в видениях Эдварда Ли о запредельном ДОМЕ С ПРИВИДЕНИЯМИ и других президентских ужасах. Не для слабых сердцем... или желудком! Эта коллекция президентских ужасов впервые объединяет политически-тематические истории Эдварда Ли.

Эдвард Ли

"Ночь Живых Овощей"

"Секретная Служба"

"Комната"

"И – ИК!"

"Дом с Привидениями"

Эдвард Ли

"Дом с Привидениями и другие Президентские ужасы“

«Ночь Живых Овощей»

Он уже видел заголовки завтрашних газет: “ПРЕЗИДЕНТ ПРОВЕРЯЕТСЯ В «ЦЕНТРАЛЬНОМ АРМЕЙСКОМ ГОСПИТАЛЕ ИМЕНИ УОЛТЕРА РИДА»... НА МАНДАВОШКИ”. Господи Иисусе!

– Мандавошки, господин Президент…– сказал доктор Грин.

Самодовольное тыквоголовое чмо, как пить дать, ещё та паскуда. Подполковник, начальник Отделения Дерматологии скривил губы, изо всех сил пытаясь сдержать улыбку. Коренастый, мускулистый, просто, блядь, какая-то тумбочка, а не человек, наверняка ещё и сраный республиканец, если кому разболтает – до конца жизни будет мерить температуру медведям на ёбаной Аляске.

Ситуация была так унизительна, а что ему ещё оставалось делать?

Он объявил помощнику своего пресс-секретаря, что едет на обычный плановый мед. oсмотр. B наши дни уже ни от кого ничего не скроешь, с той самой минуты, как ты становишься Президентом, эти пидары готовы залезть тебе в жопу с блядским проктоскопом. Tвари! И, Боже, если прознает Первая Леди…

– Мандавошки?

– Вы правы, господин Президент, – кивнул Грин.

Интересно, как это выглядело со стороны?

Армейский доктор на коленях, с лупой в руке, исследует промежность лидера самой могущественной страны на Земле, стоящего перед ним со спущенными штанами.

– Да, сэр, всё пучком, это – мандавошки, ну, или формально – сально-лобковые клещи, похоже, они решили переехать к Bам всей своей столицей, господин Президент.

Забавный парень, тип с чувством юмора. Посмотрим, как ты будешь смеяться на Аляске.

– Послушай, док, сейчас не та ситуация, когда я мог просто заскочить в ближайшую АПТЕКУ и купить баночку мази “СМЕРТЬ МАНДАВОШКАМ!”, поэтому, как насчёт того, чтобы быстренько попрыскать мне туда какой-нибудь вашей ядерной хуйнёй, и я отчалю, а? Мне ещё страной надо рулить, если ты вдруг не в курсе.

– Ну, для начала я должен взять у Bас образец, господин Президент, – теперь доктор Грин вооружился пинцетом, – существует более пятисот разновидностей сальных клещей, и чтобы назначить Bам самое эффективное лечение мне нужно определить их род.

А что, если я сейчас отвешу тебе смачный подсрачник, хуев докторишка, сможешь определить его род, а?

– Хорошо, хорошо, валяй, только давай побыстрее. Через двадцать минут я должен представить свой новый законопроект по налогам Финансовому Kомитету Сената.

Ну, что за день такой, а?! День… Что за год?!

Этнические чистки в Македонии, три новых цветных революции в Африке, долбаные республиканцы опять грозят мне импичментом, а теперь вот ЭТО. Качок в белом халате стоит передо мной на коленях и выщипывает пинцетом волоски с моего хуя.

Интересно, это уже дно или мне есть ещё куда падать?

Быстрый стук в дверь, затем голос с той стороны пролаял:

– Господин Президент, только что оповестили, что у нас угроза четвёртого уровня, Bам звонок по “красной линии”.

Это был Клэг – начальник его группы сопровождения СС^[1].

Президентский член вяло качнулся, когда он заорал в ответ:

– Я занят!

Пауза за дверью, а затем:

– Это четвёртый уровень, сэр. Начальник Штаба Кетчам на связи, Bам лучше ответить.

– Сука, не еби мне мозги, скажи ему пусть повесит.

Президент, кипя от злости, быстро подтянул штаны и шагнул к двери, оставив доктора Грина в одиночестве балансировать на коленях с пинцетом в руке, который сраный Пентагон, наверняка купил ему баксов за пятьсот.

Похоже ещё не дно, а? Что ж, сейчас узнаем…

Кетчам не позвонил бы, не будь ситуация по-настоящему серьёзной. Он выскочил в холл, где в ожидании застыли сотрудники Cекретной Cлужбы: солнцезащитные очки, наушники и SIG Sauer P226 под пиджаками. Клэг стоял, вытянувшись по струнке, как железобетонный столб, прижимая к груди раскрытый кейс с переносным правительственным телефоном. Ещё один из “костюмов” расположился чуть позади него и держал в руке круглый чемоданчик, в узком кругу известный как “футбольный мяч”, с вмонтированным в него мобильным пультом, с которого отдавался приказ на запуск межконтинентальных баллистических ракет.

Боже, надеюсь мне не придётся сегодня жать кнопки на этой хуёвине, – подумал Президент. – На вечер у меня заказан столик в “Пекинском гурмане”.

Президент ткнул пальцем в телефон.

– Он не прослушивается? – раздражённо спросил он. – Я к тому, что не хотелось бы читать свой разговор в следующем выпуске “People”.

– Этот телефон работает в закрытом одноканальном режиме, господин Президент, – голос Клэга был такой же жёсткий, как его осанка. – Пятнадцать шифровальных устройств кодируют сигнал в Центральной серверной Белого Дома. Шифр меняется три раза в день. Каждый новый звонок идёт на смещённой частоте, которую в случайном порядке генерирует пять АТС в нашем бункере связи, другими словами, это – самая безопасная линия на планете, господин Президент.

Умный, да? Ты тоже едешь на Аляску, педрила, ты и тот качок докторишка.

– Кетчам, говоришь?

– Так точно, господин Президент.

Президент снял трубку, одновременно, непроизвольно почесав пятернёй лобок.

– Что там у вас? – вопросил он у телефона. – Я занят, у меня плановый мед. осмотр в "Центре Уолтера Рида".

– Плановый мед. осмотр? – отозвался на другом конце линии Кетчам – начальник Штаба “Даллас.” – Забавно, а мне доложили, что у Bас мандавошки.

Да ёб же вашу мать!

Но, начальник Штаба и не думал подтрунивать.

– Забудьте о своих мандавошках, господин Президент, у нас серьёзная проблема. П¨тонг, Северная Корея. Помните тот ядерный реактор, работающий на жидком металле, что они построили несколько лет назад?

Ну как он мог такое забыть?

– Да, я помню. Типа, новые технологии, наш “Совет по ядерным исследованиям” дал заключение, что они никогда не запустят эту хуёвину.

Начальник Штаба Кетчам сделал паузу, потом откашлялся, прочищая горло.

– Ну так вот, по данным нашей разведки, они эту хуёвину запустили, примерно неделю назад.

– Блядь, сука, охуеть, – проревел Президент Соединённых Штатов Америки. – Дай-ка угадаю, уёбок, сейчас ветер несёт всю эту радиоактивную поебень прям сюда, и я умру от рака?

– Эээ, ну, пока ничего такого нет, господин Президент, – eщё одна пауза, ещё одно откашливание. – Держите пальцы крестиком, и может быть пронесёт. На данный момент зона заражения, судя по всему, ограничена только западным побережьем.

– Зона заражения??? – Президент застыл, выпучив глаза. – Заражения? Чем?

* * *

Как морковь, – подумал Робби, – жесть, – более точного определения он подобрать не смог.

– Я не понимаю, что случилось с моей кожей, – пробормотала Кэрон Энн, – я же просто загорала на пляже.

Робби, нахмурившись, впился взглядом в баранку.

Просто загорала, да? От загара кожа не становится ярко-оранжевой.

Что если она больна какой-нибудь жуткой хуйнёй, и проходит курс химиотерапии? В конце концов, что он о ней знает? Они знакомы меньше недели.

Он свернул на бульвар Мартина Лютера Кинга.

Её кожа – цвета моркови! – продолжал он визжать про себя.

Неудивительно, что она согласилась пойти с ним сегодня вечером в тот кинотеатр под открытым небом, где можно посмотреть фильм, не выходя из автомобиля. Кэрон Энн ненавидела такие кинотеатры.

– Отвратительное место, – как-то сказала она, когда он предложил ей туда прошвырнуться, – для быдла.

Ну, а сейчас она вдруг взяла, да и согласилась, и ведь, ёксель-моксель, понятное дело почему. В “Пилигриме” никто не смог бы разглядеть её стрёмную, оранжевую кожу.

Это было их третье по счёту свидание, и парни из “Taco Bell”, закусочной, где они недавно познакомились, уверили Робби, что три – это счастливое число и сегодня ему точно повезёт. Пока же всё у них ограничивалось невинными шалостями: немного рукодрочки с её стороны, немного старых добрых писькачмоков от него в ответ. Но, Боже, как же она была красива. Стопроцентная калифорнийская блондинка, ну, в данный момент стопроцентное ярко-оранжевое нечто.

Робби время от времени искал взглядом какую-нибудь выбоину в асфальте дороги, в попытке заехать в неё колесом, и украдкой понаблюдать как подпрыгнут и затрясутся эти большие сочные дойки четвёртого размера. Правая рука Робби хорошо прокачалась за время, пока он думал о них, и сегодня вечером, если повезёт, я увижу эти сиськи во всей красе. Надежда Робби росла вместе с выпуклостью у него в штанах, но потом выпуклость немного сдулась.

Боже, прошу, пусть они не будут такими же оранжевыми как её кожа! – взмолился он про себя.

Робби интуитивно чувствовал, что она думает примерно о том же. Кэрон Энн была та ещё болтушка. Трещала о всякой херне не переставая, но сегодня она была необычно молчалива. Лишь изредка, жалуясь на свою внезапно окрасившуюся в апельсиновый цвет кожу.

– Ну, я правда не понимаю, – снова проныла она, разглядывая своё предплечье. – Три дня назад оно было коричневое, а сейчас оранжевое.

В небе над ними закровоточил закат.

– Стоп, я понял, – Робби с надеждой взглянул на неё. – Ну, конечно же, тебе просто попался какой-то левый лосьон для загара.

Она повернула к нему своё хмурое, оранжевое лицо.

– Чё?

– Ну, я про эту хрень, ну, как её, типа быстрый загар, втираешь в кожу и БАЦ! через пару минут ты загорелая, как негр, и не надо весь день валяться под солнцем.

– Ты в своём уме? – она чуть не задохнулась от возмущения, – я не пользуюсь этими штуками, у меня натуральный загар.

Ага, натуральный, ты похожа на ёбаную морковку, куда блядь ещё натуральнее?!!

Робби попытался взять себя в руки и успокоиться.

Ну, какая девочка признается, что мажется кремом для искусственного загара? Это для них равносильно признанию, что они ненатуральные блондинки, а перекрашенные, сто пудово это – хреновый крем.

Но, Робби разгадал загадку. Просто она втёрла его слишком много, вот и эффект – оранжевая кожа.

– Ну, и какие фильмы мы будем смотреть? – спросила она, словно стараясь быстро сменить тему.

Робби наконец увидел выбоину и крутанул руль. Бинго!

– Ну, “Сарай голых мертвецов”, “Трое на одном крюке для мяса” и “ Кладбищенские бродяги”.

– Что? Нет, только не фильмы ужасов, – Кэрон Энн скривилась.

Одновременно с этим она скрестила на груди руки, и её футболка натянулась ещё сильнее, подчёркивая аппетитные формы.

– Я терпеть не могу ужасы, Робби.

– Послушай, ты же сама предложила туда прокатиться, помнишь? “Пилигрим” – единственный кинотеатр под открытым небом в этом округе, все остальные снесли нахрен, ещё хрен знает когда, – Робби решил пойти ва-банк. – Но, не хочешь, как хочешь, нет проблем, пойдём в другое место. Можно потусить в “Hilltop” или пойти в “Multiplex”, там крутят кучу разных фильмов.

Ужас затопил её тёмно-синие глаза.

– В “Hilltop”, в ночной клуб? В “Multiplex”, где у билетных касс толпятся сотни людей?

Нет, вот как раз туда ей сейчас хотелось бы меньше всего, ни с кожей ярко-оранжевого цвета, в который её перекрасил этот самый долбаный контрафактный крем “Загорай легко!”. Она поёрзала в кресле и через какое-то время буркнула:

– Ладно, может эти фильмы будут не так плохи, как их названия.

Йес-с!

Робби припарковал “Mustang” подальше от экрана, в самом тёмном углу площадки, почему-то вспомнив, как ещё совсем недавно, где-то лет пять назад, его тайком привозил сюда Кейдж Джордж в багажнике своего “Plymouth Barracuda”, в обмен на упаковку дешёвого пива, купленного на деньги, которые Робби тырил из кармана пиджака своего папы.

Вот это были деньки! Но и сегодняшний день не промах. Ведь так?

Вот, какая сочная тёлка сидит сейчас рядом с ним. Перед началом первого фильма на экране появился Джеймс Вудс, который с серьёзным лицом предупредил американскую молодёжь о вреде кокаина. После чего потребовалось не так уж много времени, возможно всего пять минут, чтобы растопить лёд мрачного уныния Кэрон Энн. Темнота сыграла свою роль, и она наконец соизволила заняться старой доброй проверенной рукодрочкой. В темноте ведь не видно, что её кожа была цвета моркови.

Они слились в объятиях друг друга.

От одного только аромата её шампуня, к югу от брючного ремня Робби, тут же образовалась уже знакомая припухлость, а когда эти большие и сочные, умопомрачительного четвёртого размера, сиськи прижались к его груди и их губы встретились, Робби вздрогнул и замер. Всего один поцелуй, даже не поцелуй, а слюнявый школьный засос – и крепость уже готова была сдаться на милость победителя, но…

– Робби, в чём дело?

Но что он мог ей ответить?

Её губы на вкус были как… Как морковь.

* * *

– Ма-а-ам! – в глазах Джинни Страйкер стояли слёзы. – Гораций ничего не ест, я за него волнуюсь.

Прижав кролика к груди, словно это была ваза из драгоценного хрусталя, она шагнула на кухню, как предвестник Апокалипсиса, трагически вещающий о приближении конца света.

– Ну, думаю, ему не нравится новый корм из той большой коробки, которую ты купила на распродаже.

– Корм для кроликов, это корм для кроликов, солнышко, он везде одинаковый, – ответила её мать, пихая последнюю тарелку в посудомоечную машину “Kenmore”.

Папа лежал на диване в зале и смотрел бейсбол.

– Сраные “Янки”!^[2] – заорал он, – уберите с базы этого мудака, если долбаный Рипкен просрёт ещё один хоум-ран^[3], я лично добегу до “Camden Yards”^[4] и засуну биту ему в жоп…

– Фил! – прикрикнула на него мисс Страйкер, – прекрати немедленно!

Плечи Джинни поникли. Никому из её родителей не было дела до бедного Горация.

– Мама, он не ел целый день, ему не нравится эта еда.

И тут вдруг её осенило. Салат! Гораций всегда с удовольствием ел листочки салата.

– Мама, а у нас есть салат? Гораций его точно скушает.

– Сейчас я посмотрю, солнышко, – мать улыбнулась Джинни вымученной улыбкой и открыла дверцу холодильника.

– Ура! Сейчас мы тебя накормим, Гораций, – но улыбка матери быстро увяла, и она закрыла холодильник.

– Прости, Джинни, я забыла, что он у нас закончился.

Слёзы хлынули из глаз двенадцатилетней Джинни.

– Обещаю, я куплю салат завтра, плюс возьму ещё пару других коробок с кроличьим кормом, – мать погладила Джинни по голове, – не плачь, вот увидишь, завтра твой Гораций будет лопать так, что за уши не оттащишь.

– Я поспорил с долбаным Чиззмором на ящик пива, что вы выиграете эту игру, – не унимался в зале отец. – Мне опять поить его бухлом за свой счёт? И где, ёб вашу мать, Майк Мусина?^[5] Вы ж его купили. Из всех вас, криворуких уродов, он один может сделать нормальную подачу! Господи Иисусе, да вы там что, в штаны друг другу насрали?!

– Фил! – снова крикнула мисс Страйкер, – хватит орать на весь дом, ты пугаешь нашу дочь.

– Сраные “Янки”!

Джинни тоскливо побрела обратно в свою комнату, прижимая Горация к груди.

Им на него плевать, – думала она. – Бедный, бедный Гораций.

Она вскарабкалась на кровать, положила вялого Горация рядом и начала гладить его по голове, и чесать его за ушами.

– Не грусти, Гораций, – уверила его девочка. – Завтра мы купим тебе много-много свежих листочков салата.

Она растянулась рядом с ним на кровати, внезапно почувствовав себя дико уставшей, и, незаметно для себя, вскоре задремала. И тогда, всегда такой послушный и милый, белый и пушистый кролик Гораций прыгнул к ней поближе. Его розовый нос задёргался.

Когда маленькая Джинни проснулась, её крик чуть не расколол окна спальни.

Что с ней?

Она же вздремнула всего на минутку. Подняв руку, Джинни вытаращила глаза. Мизинца на руке фактически не было, на его месте белели лишь голые косточки, кто-то обглодал с пальца всю кожу и мясо, и что самое страшное, на том месте где недавно лежала её рука, расплывалось большое мокрое пятно, и это точно была не кровь, потому что Джинни знала, что кровь красная, а это пятно было светло-зелёного цвета, такого же светло-зелёного, как листья салата. Гораций сидел рядом и пялился на свою визжащую хозяйку, нос его всё ещё дёргался принюхиваясь, а крошечный розовый ротик был заляпан чем-то похожим на…

* * *

– Вы, что, блядины, надо мной издеваетесь?! – проревел Президент Соединённых Штатов Америки, в данный момент шло закрытое совещание прямо у него в Овальном Kабинете.

Начальник Штаба Кетчам тоже был здесь, как и временно уполномоченный секретарь Салли из “Департамента жилищного строительства”, как и Напмэн – представитель от “Комиссии по ядерному регулированию”, и ещё Ходж – начальник “Оперативного отдела Cлужбы Hациональной Безопасности”.

– Похоже у этой инфекции ограниченый ареал, господин Президент, – робко объявила Салли, – за всё время мы не получали ни одного сообщения, что кто-то заразился к востоку от Cкалистых Гор.^[6] Это хорошая новость.

– Хорошая новость?! – завизжал Президент. – К западу от Cкалистых Гор все превратились в ёбаные овощи, и это по-вашему хорошая новость?!!

– Ну, не совсем так, господин Президент, – продолжала Салли. – Во-первых, инфекция селективна, то есть поражает выборочно. Возможно, заражено не более десяти процентов населения из тех, кто в той зоне, и во-вторых, они не превращаются в овощи буквально, сэр. У них просто меняются хромосомы, ну, как бы замещаются хромосомами сельскохозяйственных культур.

– И где же вас таких рожают, ебанаты?! – заорал Президент. – Надо было сразу шлёпнуть вас всех, паскуды, и точка. Как меня переизберут на второй срок, если куча гандонов на Западном Побережье превратилась в мутантов, пока я рулил страной. Господи Иисусе. Да ведь там Калифорния! Вы, блядь, представляете скольких я лишусь голосов, и как такое вообще могло случится, ёб вашу мать?!!

У Напмэна, представителя от “Комиссии по ядерному регулированию”, был подозрительный британский акцент. Президент не любил англичан. Они напоминали ему евреев.

– Господин Президент, – начал Напмэн, – похоже, на той станции в П¨тонге произошла авария, очень серьёзная авария, вроде чернобыльской. По нашей шкале такие аварии оцениваются как четыре “икса”. По протоколу, первое, что делают в подобных случаях, это гасят очаг радиации, обычно реактор заливают бетоном с вертолётов, создавая так называемый саркофаг, но, видимо, у корейцев не было под рукой бетона и они засыпали его почвой.

– Почвой??

– Да, господин Президент, почвой с близлежащих полей, – Напмэн сделал паузу, прикуривая “Marlboro”, – и так уж вышло, что все эти поля были засеяны сельскохозяйственными культурами.

Следующим выступил Ходж, начальник “Оперативного отдела Cлужбы Hациональной Безопасности”. Говорил он невнятно, явно опуская мелкие детали, вставляя в предложения неуместные паузы.

– Мы думаем, господин Президент, что в недрах этого реактора произошёл, пока не совсем нам понятный, процесс генетической трансфекции^[7], сопровождаемый мощным выбросом, РОЖО – “радиоактивные остатки живых овощей”, как наши эксперты окрестили его. Далее, над местом аварии образовалась специфическая атмосферная аномалия, высокое давление подняло радиоактивные осадки вверх и сформировало из них фронт высокослоистых облаков, ну, а потом, мощный ураган перенёс эти облака к нашим берегам, где они и выпали в виде кратковременных, но чрезвычайно интенсивных ливневых осадков.

– Вот почему уполномоченный секретарь Салли из “Департамента жилищного строительства” назвала это хорошими новостями, господин Президент! – вскочил со стула начальник Штаба Кетчам. – Это значит, что худшее уже позади, более того, с уверенностью могу сообщить, что за последние сутки в очаге не зарегистрировано ни одного нового заражения, а значит больше волноваться не о чем.

Слюна полетела с губ Президента, когда он, блистая красноречием завизжал:

– Да, чтоб у вас на лбу хуй вырос, ёбаные парашники, в пизду, вы все уволены! Да, да, валите в подземный переход, блядины, торговать с лотков ебучими хот-догами. Американские граждане превращаются в сраные овощи, а вы, уроды, говорите мне, что волноваться не о чем!

* * *

Вообщем, дальше последовало то, что в учебниках “Новейшей истории” описано как “П¨тонгареакторная овощная эпидемия.”

Национальная гвардия оказалась бессильна, паника вырвалась на улицы, в родильных отделениях всё реже и реже звучали крики новорождённых младенцев, теперь палаты всё больше были заставлены корзинками с лежащими в них четырёхкилограммовыми овощами. Уличные банды грабили продуктовые магазины, тщательно кромсая весь товар в попытках проверить его на предмет живучести. Полы реанимационных отделений и пунктов неотложной помощи, ранее утопавшие в крови, сейчас…

Ну, тоже утопали в томатной пасте, ошмётках сельдерея, раздавленных кукурузных зёрнах, в чём-то похожем на свежевыжатый сок для диабетиков.

Хаос был, словом не описать.

Правительство не успевало принимать один закон за другим: “Cоциальный пакет для выживших в условиях зимы саженцев”, “Pеформа по уходу за рассадой”, «Oвощная поправка по ценным вкладам и недвижимости”, ну, и конечно же, всем известный, “Билль о гражданских правах помидоров”.

В конце концов, со временем и Божьей помощью, а может быть и без неё, всё постепенно вернулось на круги своя. “Центральное Бюро Переписи Населения”, основываясь на данных собранных “Национальным Институтом Здравоохранения” в Бетесде, штат Мерилэнд, подсчитало, что вирусом ТОРС – “трансфицированным овощным радиоактивным синдромом”, было заражено не менее двадцати шести миллионов семиста тысяч американцев, но, по крайней мере, как заверила всех временно уполномоченный секретарь Салли из “Департамента жилищного строительства”, ни один случай заражения не был зарегистрирован к востоку от Cкалистых Гор.

* * *

К сожалению, временно уполномоченный секретарь Салли ошиблась.

Барометрическая аномалия, известная науке, как “Феномен высокого давления” с фронтом высокослоистых облаков, за весь период инфекций ещё не раз проливалась коротким, но интенсивным ливневым дождём.

* * *

– Ах, ты, хуесос, мудила, пидар недоёбанный!! – орал Президент Соединённых Штатов Aмерики в трубку телефона, сидя у себя в Овальном Kабинете. – Ты что, гандон, надо мной издеваешься?!!

Это был доктор Грин. Hа другом конце провода, подполковник, начальник Отделения дерматологии “Центрального Армейского Госпиталя имени Уолтера Рида.”

– Мне прискорбно сообщать Bам эту новость, господин Президент.

– Я вырву твои глаза и нассу тебе прямо в голову!! – завизжал Президент в ответ на мрачные вести. – Отгрызу тебе яйца и повешу их на лобовом стекле своего “лимузина”, вместо плюшевых игральных костей.

– Эти мандавошки, – продолжал объяснять доктор Грин, – ну, то есть, мы думали, что мандавошки, помните, господин Президент? Те сальные лобковые клещи, так вот… Только что пришли данные из лаборатории и, сэр, это не сальные лобковые клещи, вообще это… Это – картофельная тля.

перевод: Пожелал остаться неизвестным

«Секретная Служба»

– Виктор четыре, шесть, сорок – шесть дельта, ромео девять, девять, сорок – девять танго, эхо восемь, семь, сорок – семь сьерра, – бормотал старик.

Он ненадолго поднял голову и поймал взгляд Карен одним из глаз, давно замутненных катарактой. Затем неуверенно улыбнулся, сморщив лицо.

Гаранд взял Карен за руку и громко объявил старику:

– Мисс Лаванда скоро вернется, господин Президент. Ей еще надо кое-что закончить.

– Было, гмм, приятно познакомиться, господин Президент», – сказала Карен.

Старик улыбнулся Карен.

– Да, да, приятно познакомиться, юная мисс. Мы будем смотреть телевизор?

– Конечно, господин Президент, любой канал, какой только захотите, – ответил Гаранд, после чего потянул ее за руку и отвел обратно в дом.

Ну и Президент, – подумала Карен, пряча ухмылку.

Точнее говоря: бывший Президент. Трудно поверить, но этот дряхлый, полуслепой старик, сидевший в шезлонге, являлся Роуландом Уилкоксом Рэймондом, два срока исполнявшим обязанности главы исполнительной власти Соединенных Штатов Америки. Какая хрень, – подумала Карен.

– Вы понимаете, что мы имеем в виду? – спросил Гаранд.

– Альцгеймер, – сказала Карен.

Бывшему Президенту Рэймонду поставили диагноз несколько лет назад – она вспомнила, что слышала об этом в новостях. Сейчас ему было девяносто два года, и других проблем со здоровьем у него не наблюдалось.

– Он просто кажется таким… я не знаю. Как чей-то дедушка.

Гаранд сухо усмехнулся.

– Ну, в таком случае, слишком болтливый дедушка.

– Болтливый? – спросила Карен. – Что вы имеете в виду?

Гаранд пожал плечами.

– Ради всего святого, раньше он был Президентом, обладателем самой важной информации в мире, а теперь у него болезнь Альцгеймера. Несет полную пургу. Все, что он скажет, извлечет из своей башки, может поставить под угрозу нашу национальную безопасность.

– Да ну, – усмехнулась Карен. – Вряд ли он вспомнит что-то важное, не так ли? Он старенький.

– Старенький? – Гаранд покачал головой. – Помните цифры, которые он бормотал? Это были индексы разрешающего действия. Коды запуска межконтинентальных баллистических ракет.

* * *

Блядь, – подумала Карен Лаванда. Как бы круто это не звучало, но мысль была бледная и безнадежная. Почти десять лет работы в Специальном Полицейском Подразделении – ночные дежурства в проклятом посольстве Омана на Массачусетском проспекте. Ближе всего Белый Дом она видела только на почтовой открытке. Ну да, ее оценки производительности были не такими высокими, и, видимо, “2,5” в Мэриленде не особо поспособствовали продвижению, но... Это все потому, что я никогда не спала с подходящими руководителями, – с уверенностью думала она. – Вот, почему меня никогда не назначали на службу в Белом Доме.

Сексистские свиньи. У них все мозги в портках. Единственная причина, по которой она поступила в Секретную Cлужбу, была, в первую очередь, возможность охранять Президента – настоящего Президента – важная работа, связанная с престижем и честью. А поскольку я не трахалась и не сосала каждый причиндал у начальства, то получила десять лет ночных смен для шоблы арабов.

Правдой являлось, по крайней мере, то, что Карен не соглашалась на плотские утехи со всеми подряд “причиндалами” у начальства. Просто те, с кем она соглашалась, оказывались неподходящими. В основном это был оральный секс – и Карен, конечно же, в конце процесса, после каждой эякуляции в рот, давали одинаковое обещание: несомненно, она очень скоро будет переведена на службу в Белый Дом, и может рассчитывать на это.

Не волнуйся, Карен. Ты можешь оказаться там в любой день.

Да уж.

Но правда заключалась в том, что за все эти годы единственное, что переводилось – это сперма из писюнов каких-нибудь парней в ее рот. Все эти годы, – с грустью думала она. – Сосать члены и больше ничего.

А теперь... это.

Ну что же, по крайней мере, она вырвалась из СПП^[8], да и ранчо в 2000 акров в Сакраменто оказалось классным. Но, когда она просила назначить ее в Службу Безопасности Президента... это было не совсем то, что она имела в виду.

– Я могу летать на всем, что сотворит Господь, – сказал Президент. – Я должен был разместить Армию США в Европе при объявлении максимальной боеготовности. Да и хуй с ней. Мороженое – вот ответ на все вопросы.

– Маразм и безумие, – прошептала она сама себе.

– Ты что-то сказала, девочка?

– Ничего, господин Президент. Я просто сказала, что сегодня пасмурный день.

– Ах, да, ты права. Это была техасская мафия. Линдон Бэйнс Джонсон^[9] знал о ней все. И, знаешь, что я могу тебе сказать. Всего было произведено четыре выстрела, но два из них были из здания “Даллас Тексас билдинг”.^[10]

Карен вытерла слюну с подбородка старика и снова наполнила чашку-непроливайку «Кул-Эйдом»^[11]. После двух дней работы она перестала ужасаться. Какой был в этом смысл?

– Вам нужно всего лишь оставаться с ним до восьми часов утра, – инструктировал ее Гаранд, ответственный агент безопасности. – Кормите, переключайте для него каналы, вот так. После постановки диагноза его график сна изменился, что является типичным проявлением болезни Альцгеймера. Он не спит всю ночь, любит смотреть телевизор.

Отлично, – подумала Карен. – Моя блестящая карьера успешно развивается... возвращаясь к «Трое – это компания» и «Острову Гиллигана».^[12]

– Но не позволяйте ему пропадать из вашего поля зрения. Он хитрый, и пару раз выходил из дома по ночам. Мы не хотим, чтобы Президент покинул особняк и свернул на шоссе № 40. Можете себе представить, если кто-то там подберет его? Он рассекретит все наши мишени для боеголовок или поведает кому-нибудь, что Брежнев был на самом деле убит контактным ядом на основе синильной кислоты, введенным полевым оперативником армии США.

Душа Карен чувствовала себя, как камень, упавший в колодец.

Шлеп...

– Не унывайте, – сказал Гаранд. – По крайней мере, он может сам ходить в туалет. Ну... обычно. О, а вы не возражаете, чтобы что-то ему приготовить?

Хуже этого не могло быть ничего… или могло?

Гаранд погладил подбородок, будто у него росла козлиная бородка.

– Всякие там пирожные, но... есть еще одна вещь.

– Да? – спросила Карен.

– Видите ли, он принимает всевозможные лекарства – от его болезни Альцгеймера – и некоторые из этих лекарств являются экспериментальными. В основном, сосудорасширяющие. Они усиливают циркуляцию крови в его мозге... но они также усиливают циркуляцию крови в...

– Да? – повторила она.

– Ну, вы понимаете. В других частях тела. Иногда он впадает в припадки, а мы этого не хотим. К нему надо... проявить заботу.

От этих слов у Карен отвисла челюсть.

– Послушайте, если вам не нравится эта работа, я отнесусь с пониманием, – добавил Гаранд. – Мы отправим вас обратно в посольство Омана и найдем на это место кого-то еще. – Еще одно прикосновение к невидимой козлиной бородке. – Но если вы действительно хотите эту работу… Я могу гарантировать вам перевод на службу в Белый Дом после того, как он умрет. Я имею в виду, сколько он еще проживет?

В словах Гаранда имелся смысл. И, если она правильно его интерпретировала, ее просили сексуально обслуживать девяностодвухлетнего экс-президента. Такого старого? – спросила она себя. – Проклятые сосудорасширяющие. Карен всерьез сомневалась, что у мужчины подобного возраста возможен какой-то стояк.

И еще припадки? Она могла справиться с этим.