Текст книги "Дом (ЛП)"

На ней была растянутая футболка, из-под которой проглядывались аппетитные груди, и рваные джинсы, которые были так популярны в Сиэтле. Мелвин уже прекрасно знал, на что будет мастурбировать, когда ему подвернётся удобный момент.

Наконец он ответил ей:

– Oссариальная? Что это такое?

– Кости, – сказала она. – Я делаю мозаики и работаю только с оссариальными материалами вместо более обычных, таких, например, как плитка, витражи, и цветной металл. – Она так и не подняла на него глаза, пока объясняла детали своего хобби, вместо этого сосредоточив своё внимание на том, что казалось куском кости, зажатым в резиновых тисках. – Потом я продаю свои работы на “EBAY” коллекционерам. Возьми мою визитку на столе.

Смущенный, но заинтересованный Мелвин подошёл и взял белую визитную карточку:

Гвинет Смит

Oссариальная Мозаикa и Иконография из кости.

Интересно, – подумал Мелвин, – она чокнутая или действительно знает своё дело?

Теперь он увидел примеры её работы, стоявшие на полках в задней части комнаты. Работа оказалась гораздо сложнее, чем он себе представлял. Тёмно окрашенные, обрамлённые бляшки носили множество вариаций крестообразных конструкций, которые все были составлены из тщательно вываренных, вырезанных фрагментов костей. На первый взгляд Мелвин нашёл её работу довольно красивой, но на второй она казалась довольно однообразной. Лампы, домашние животные, увы, всё это как правило оказывается в мусорном ведре через несколько недель после покупки.

Мелвин задался вопросом: если она продаёт эти штуки, то кто, чёрт возьми, покупает эту дребедень?

– Эм... Очень красиво, – сказал он.

– Большинство людей так не не понимают это… Этот символизм, – ответила она и сделала глоток сиропа через соломинку. – Но, спасибо за комплимент.

Когда он оглянулся в её сторону, всё, что он увидел, был её затылок с длинными пшеничного цвета волосами и провокационной грушевидной формы задница, сидящая на стуле.

Вау, а она действительно хорошенькая, – подумал он.

– Ты имеешь в виду христианский символизм?

– Нет-нет... – ее тон напрягся до короткого раздражения. – Для любой мифологии, даже личной. Самопожертвование, мессианское избавление. Это то, к чему мы все стремимся, разве не так?

– Ох... конечно.

По крайней мере, у нее приличный словарный запас, – сказал себе Мелвин. Но он сам не был дурачком – он был «отличником», когда учился в колледже. Он мимолетно вспомнил старый класс теологии, вспомнив своего преподавателя Кьеркегора: «Только голый экзистенциальный скачок веры отдаляет дух человечества от порочных ограничений деноминационализма и приближает его к Богу через Христа.»

Гвинет перестала работать и несколько мгновений ничего не говорила. Она сделала глоток "Херши" из соломинки:

– Это очень глубокомысленно, Мелвин. Большинство людей не видят этого в моей работе.

Как и я, – признался он себе. – Но звучит хорошо.

Почему-то он почувствовал внезапную потребность произвести на неё хорошее впечатление. Обратиться к её фальшивой-грануле-левосторонней-вычурной-вонючей-лицемерной-псевдоинтеллигентности. Это было что-то новое для него. Он копался в своей памяти, подбирая правильные слова:

– Это напоминает мне о том, как некоторые диалектические идеалисты и феноменалисты пытались преобразовать художественную истинность в функциональную философию. Знаешь Джасперса, Спинозу, Иммануила Канта? Художественный образ, если его преследовать, становится бессмертным символом, частичкой художника, который, в некотором смысле, будет жить вечно. Бессмертие равно спасению, а природа, по Спинозе, равна Богу. Поэтому, когда ты используешь части костей для создания своих произведений, они равны Богу, потому что фрагменты костей происходят из природы. Остальное сходит к общему суммированию Кантовского художественного трансцендентного идеализма, по существу, к частям философии, в которых говорится: спасение для художника равно бессмертию, кости происходят из природы, а природа равна Богу; Христос, символизируемый крестами во всех твоих работах равен спасению. Уравнение заканчивается там, где оно начинается, и решает себя через свой собственный вопросительный цикл.

Под углом, под которым он стоял, Мелвин не мог видеть, как соски Гвинет под обтягивающей футболкой затвердели и приняли форму шипов футбольных бутс.

Она не смотрела на него, но прошептала:

– Наконец-то. Кто-то меня понимает.

Мелвин притворился, что больше сосредоточен на внешне интересных, но в конечном счете посредственных костяных мозаиках.

– Вау, ты действительно очень талантлива. Эти дощечки прекрасны... и так многозначительны тоже, – сказал он, но все время думал: Kостяные мозаики? Oссариальное искусство распятий? Что за хрень. Я бы не заплатил и пяти баксов за такую штуку.

– Ты очень умён, – похвалила его Гвинет.

– Я хорошо учился в школе.

– Можно сказать, что ты тоже художник, ты же журналист.

О, нет, я даже не настоящий журналист, – признался он себе. – Я пишу всякую ерунду для бесплатной городской газеты.

– Я стараюсь изо всех сил.

– Так приятно, что я стану частью твоей семьи, когда мы с твоим отцом поженимся.

– Да, думаю, это значит, что ты будешь моей мачехой.

Наступила пауза. Она закурила сигарету, которая пахла приторно; её бумага была розовой. Это была не марихуана, Мелвин пробовал это дерьмо, когда учился в колледже. В этот момент он поймал её очень оценивающий взгляд в отражении зеркала, стоящим за дверью.

Боже мой, – подумал он, его глаза расширились, он заметил её явно возбуждённые соски в отражении. – Они выглядят так, будто чьи-то большие пальцы торчат под футболкой!

Член Мелвина... начал вставать.

Она сказала очень спокойным и нежным голосом:

– У нас с тобой много общего.

– У нас...? – Ее соски были клепаными; на самом деле, они выглядели... как заклепки! – Ох, в смысле – искусство, философия, конечно, – он пытался казаться крутым.

– Ты знаешь, что ты очень привлекательный молодой человек.

Мелвин нахмурился. Дверное зеркало показало ему его детальное отражение: тощие, сутулые плечи, кривые зубы, шея, как у цыплёнка, с торчащим адамовым яблоком, как его пенис в штанах.

В общем, он был типичным ботаном.

– Я... Да?

– Спасибо тебе за приятные слова о моём искусстве, – сказала она. – Ты не только привлекателен, но и очень умён. Я думаю, мы будим хорошими друзьями.

Он попрощался, затем побежал в свою комнату мастурбировать.

6

Конечно, вышеупомянутый запутанный эпизод, смущающее описывающий первое впечатление Мелвина о работе Гвинет, произошёл задолго до его назначения писать о доме Винчетти, это был авторский инструмент для продвижения повествования таким образом, потому что это более интересно, чем если бы было начинать сначала писать линейно и продолжать так до конца. Однако иногда это не работает, оставляя повествование искаженным, свернутым и, казалось бы, бесцельным.

7

Это произошло за двадцать четыре часа до того, как Мелвин проедет достаточно большое расстояние и остановится возле китайской забегаловки, где и познакомится с проституткой по имени Чокнутая Ширли, которая сидела в мусорном баке и ела помои, и которая потом с радостью передёрнула Мелвину и рассказала ему кое-что об этом старом доме...

««—»»

Отец сначала как будто был озадачен чем-то, его и без того хмурый лоб стал ещё морщинистей.

– И где находится этот дом?

– В Пеннеллвилле, – ответил Мелвин, – ну, или точнее где-то в его окрестностях. Дирк хочет, чтобы я прожил там неделю или около того.

– А, так это поездка по работе.

– Конечно, па. – Мелвин быстро выдумал безобидную ложь. – Я пишу статью о классических домах в северной части штата. – Он подумал, что неразумно рассказывать отцу правду, что на самом деле он едет писать чушь о доме с привидениями в сельской местности. – В общем, я просто хотел предупредить, чтобы ты не волновался.

– Великолепно, – oдобрил его отец. – Это будет отличный опыт для тебя – отправиться на новое место, познакомиться с новыми людьми, заняться чем-нибудь.

Мелвин боялся заводить новые знакомства, и он не потрудился сообщить своему отцу, что, скорее всего, ни с кем он там не познакомится, если опять-таки верить словам риэлтора, то дом этот был в жопе мира.

– Да, пап. Я и правда хочу развеяться и поработать над чем-то новым.

– Хорошо, я понял тебя. Ну, если тебя не будет около недели, то, может быть, тебе понадобятся деньги?

Бинго. Когда его отец был в хорошем настроении, он был очень щедрым и великодушным.

– Было бы здорово, – cказал обрадовавшийся Мелвин. – Может, подкинешь мне долларов сто, сто пятьдесят?

– Чушь, – oтец открыл бумажник. – Тебе понадобится больше, потому что я хочу попросить тебя кое о чём.

Прежде чем Мелвин успел спросить отца о его просьбе, тот передал ему две тысячи долларов сотнями.

Замечательный у меня отец, не так ли?

Но что это была за "услуга"?

– Так уж вышло, что я буду в Провиденсе всю следующую неделю на деловой конференции. Там проходит ежегодное собрание американских автомобильных производителей.

– О, вот так совпадение, – сказал Мелвин.

– Да, сынок, и именно поэтому я не хочу, чтобы Гвинет была одна всё время в этом большом доме.

Отец наклонился и прошептал ему на ухо:

– Она немного взбалмошная, Бог знает, что у неё на уме...

– Я всё слышала! – раздался голос Гвинет, спускающейся с верхнего этажа.

Отец нахмурился. Он прошептал ещё тише:

– Поэтому я хочу, чтобы ты взял её с собой. Я не хочу, чтобы она мешала мне на конференции.

– Я и это слышала!

Теперь отец вздохнул.

– В общем, присмотри за ней для меня.

Мелвин поднял голову и посмотрел на два "косаряя".

– Конечно, пап, я всё для тебя сделаю.

– Хороший мальчик. Можешь взять любую машину, какую захочешь.

“Хаммер”, – подумал Мелвин.

– Мы возьмём “Порш”, – снова раздался голос Гвинет.

– Всё, что захочешь, милая, – согласился отец.

Голос Гвинет звучал безучастно:

– Так и куда мы едем?

Мелвин замямлил:

– В один старый дом на холмах.

– Звучит интересно. В такой обстановке я ещё не работала, – продолжал звучать её голос откуда-то сверху.

– Как Торо на Уолденском пруду⁵,– проницательно добавил Мелвин.

Гвинет визжала от восторга, где бы она ни была наверху. Отец положил руку на плечо сына.

– Я прекрасно понимаю, что ты не рассчитывал на компанию в этой поездке, но, сынок, ты сделаешь мне большое одолжение…

– Да, без проблем пап, так даже веселее будет.

– И мне нужно сказать тебе кое-что ещё по её поводу...

Мелвин почесал голову

– Да, и что же?

– Она натуралистка.

Раздался возражающий голос Гвинет:

– Я говорила тебе миллион раз! Не натуралистка! А натуристка!

– Я знаю, что такое натурализм, – сказал Мелвин, тоном бывшего английского майора. – Кинорежиссер вроде Бергмана или писатель вроде Ибсена. Литературное движение, олицетворяющее соцреализм на фоне конкретной современной объективности...

– Твой сын такой умный! – откликнулась Гвинет.

Мелвин продолжал:

– Но... натуризм? Интерес к природной красоте? Преданность земле? Я не знаю, что такое натуризм. Что такое “натуристка”?

Глаза отца указали на второй этаж.

– Посмотри...

– Натуризм является синонимом нудизма, – ответила Гвинет. Теперь её голос был гораздо ближе.

Когда Мелвин поднял голову, выражение его лица было таким же, как у подростка, который в первый раз увидел голую бабу.

– Ох-ох-оx!

Гвинет стояла на лестничной площадке, одетая лишь в обручальное кольцо и небольшие туфли. Её длинные кудрявые белокурые локоны ниспадали на плечи, и белая алебастровая плоть стекала вниз к женским прелестям. Ее пупок был восхитительной дырочкой, а между белыми бедрами торчала тонкая полоска светлых лобковых волос цвета мокко. Глаза Мелвина на самом деле начали слезиться при виде этих грудей: шифоновые шары, самые большие, какие он видел в жизни, со свинцово-розовыми болтами плоти по центру. Перед ним стояла ожившая картина Питера Пауля Рубенса...

Мелвин отчаянно хотел эякулировать на её гладко выбритый лобок.

– Вот та женщина, на которой я женился, сынок, – объяснил Папа.

Рот Мелвина беззвучно раскрылся. Невозможно ничего сказать перед лицом ангела, не так ли? Это было лучше, чем ангел, это было видение почти небесной красоты.

Проявление Гвинет на лестничной площадке длилось всего несколько секунд, потребовавшихся ей, чтобы продемонстрировать определения натуризма. Она исчезла в сумраке этажа, как привидение.

Мелвин пробормотал:

– Она-она-она... Ты хочешь сказать, что она будет ходить голой всё время, пока мы будем в Пеннеллвилле? С таким телом?

– Да, это факт, мой мальчик, – сказал отец. Потом отечески рассмеялся и хлопнул Мелвина по спине. – Я знал, что с этим не будет никаких проблем.

Конечно, нет. Мелвин о таком даже и мечтать не мог.

Он извинился, сославшись на необходимость паковать чемоданы, и вместо этого побежал дрочить в свою комнату.

Часть Вторая

1

Через два часа езды по бесконечным зелёным пастбищам, холмам и лесам они наконец выехали к хибаре Винчетти. Мелвин ехал в серо-блестящем “Xаммере”, в то время как Гвинет следовала за ним в яблочно-красном “Феррари”. Как только они проехали небольшой торговый центр на перекрестке 10го шоссе, они больше не видели никаких транспортных средств в округе. Дом Винчетти действительно находился в жопе мира.

– Какая замечательная помойка! – взволнованно воскликнула Гвинет, когда они припарковались на едва целой подъездной дорожке. Она вальяжно пошла по гравированному тротуару, не подозревая, что почти тридцать лет назад героиновая наркоманка по имени Сисси выползла из входной двери, таща за собой свои же внутренности. Бедная изможденная женщина была перерублена топором напополам чуть выше талии...

Ну, это, собственно, другая история.

– Вот и всё, – пробормотал себе под нос Мелвин, как только вышел из “Хаммера”. – Это большой плохой дом с привидениями.

– Что? – cпросила Гвинет с крыльца.

– Я сказал, что это старый дом!

Боже, у неё локаторы вместо ушей! – подумал он, качая головой.

Яркий солнечный свет высвечивал каждый изгиб её тела. Конечно, сейчас она была одета в кеды и до неприличия короткие шорты, из штанин которых было отчётливо видно красное пятно на ягодицах от долго сидения за рулём. На ней так же была надета розовая футболка с портретом Владимира Ильича Ленина и решительными словами: "РАБОТА СДЕЛАЕТ ТЕБЯ СВОБОДНЫМ!" Думаю, именно поэтому ты женилась на миллионеpе, – подумал Мелвин, – и тебе больше никогда не придется работать. Ее лицемерие было соизмеримо... с ее грудьми…

Мелвин пытался посмотреть на дом, но ее физическое присутствие на крыльце – в основном факт, что ее тело занимало место перед домом – оставило Мелвина безнадежно сбитым с толку. Его мастурбационные импульсы бушевали, в то время, как его зрение было приковано к её образу. Ох. Здорово. Нет..., – подумал он прерывисто. Бушующий солнечный свет опалял ее образ на крыльце в нечто настолько четкое и такое подробное, что это было похоже на самое высокое разрешение, макросъемку: контуры её тела ниже талии, очень тугие вельветовые брюки, покрывающие ее тело, фактура ткани, определяющая ее крестец, мягкие бедра, выпуклость лобка, натягивающая материал. Ее идеальные шаровидные груди в тонкой футболке горели в его глазах еще сильнее, каждая деталь каждого пухлого соска подчеркивалась ярким блеском солнца: молочные узлы торчали, как первый сустав указательного пальца человека, затем градуированные ареолы, выступающие как покерные фишки. Остальная масса грудeй Гвинет, казалась будто идеально округлые скульптуры, окрашенныe в пастельно-розовый. Мелвин чуть не застонал вслух, когда его пенис начал твердеть, а уретра заполнилась предэякулянтом.

– Интересное место, – заметила Гвинет. – Ты чувствуешь, какая здесь чудесная атмосфера? Я уже начинаю получать вдохновение для своих новых скульптур!

Мелвин предпочел не называть её безделушки скульптурами и тем более говорить ей об этом. Вместо этого он оторвал своё внимание от её грудeй, как будто это были его руки. Дом, дом, – продолжал говорить себе он. Сосредоточься на доме! Это то, для чего ты здесь!

– Выглядит он довольно невзрачно, – наконец сказал Мелвин.

Гвинет ходила по крыльцу, мечтательно осматриваясь

– Он прекрасен. Я чувствую, как его эстетическая истинность тянется ко мне!

Мелвин нахмурился.

Дом был... Простым старым одноэтажным зданием, вероятно, построенным в конце 50-х. Свежая белая покраска сделала его стены сияющими, а крыша, похоже, недавно заново была перекрыта черепицей, к тому же ясно было видно и новые окна.

Входная дверь была вишнево-красного цвета с блестящей глянцевой ручкой. Риэлторская компания явно приложила все усилия, чтобы придать дому это яркое новое лицо, но все же... Он выглядел, как помойка, которая вряд ли привлекла бы потенциальных покупателей. Сам дом находился на вершине самого высокого холма в окрестности с видом на потрясающе живописную панораму.

Этот дом тaк же опасен, как собачье дерьмо, – подумал Мелвин. – Hичего страшного не могло в нем таиться.

Гвинет вернулась в машину за сигаретами и большой бутылкой шоколадного сиропа “Херши”. Она остановилась и повернулась:

– Что это там внизу?

Мелвин держал руки перед штанами, чтобы скрыть эрекцию. Вниз по холму, примерно в миле от них, он увидел огороженный периметр, полный серых зданий, похожих на казармы. Мелвин вспомнил, что ему сказал брат Дирка.

– Какое-то старое поселение. Риэлтор упомянул об этом, сказав ещё, что это единственные строения, кроме этого дома, на двадцать миль в любом направлении.

Гвинет шумно втянула сироп через соломинку.

– Поселения?

– Раньше это было ранчо или что-то в этом роде.

– Хм. – Затем её глаза уставились на что-то во дворе. – О Боже мой! Смотри!

Мелвин вздохнул, наблюдая, как она бросилась к кустарнику возле крыльца. Она присела на корточки и с энтузиазмом посмотрела вниз. Гвинет что-то начала лихорадочно собирать с земли.

– Что там? – cпросил заинтересованный Мелвин.

– Птичьи кости, – ответила она, – посмотри только на них, они идеальны!

Да ладно тебе...

– Ты хочешь из них что-то сделать?

– Птичьи кости отлично подходят для маленьких деталей, – сообщила она ему, продолжая собирать крошечные останки.

Мелвин по-прежнему был сосредоточен на ее груди и на том, как она выпирала из майки Ленина.

Она взглянула на него с возбужденной улыбкой.

– Бьюсь об заклад, здесь есть все виды костей. Животные, которые умерли тут зимой, разве никто не должен был убрать их останки?

– Ты первый человек, которого я когда-либо встречал, кто волнуется из-за костей мёртвых животных.

– Кости животных гальванизируют истинный смысл оссариального искусства, фактически передавая дух животного в работу.

Ты сумасшедшая, – подумал Мелвин. – Просто на всю голову сумасшедшая...

– Мелвин, эти кости великолепны; мне нужно начать прямо сейчас. Забери мои вещи из машины и отнеси их в дом... Пожалуйста.

– Конечно.

Теперь я понимаю. Я ведь просто мальчик на побегушках, – oн покачал головой, посмеиваясь. – Птичьи кости для птичьего мозга.

Открыв багажник, он обнаружил тяжелые коробки из красного дерева, пакеты с едой и да, ещё кучу костей, расфасованных по разным пакетам. Мелвин принялся вытаскивать всё это и переносить в дом. Поскольку он не был экстрасенсом, он не мог знать, что 28 лет назад 33-х летний мужчина, очень похожий на него, вытаскивал кинооборудование из багажника “Кадиллака” и тащил его по той же гравийной дорожке.

– О, и Леонард? – позвала Гвинет.

Мелвин нахмурился.

– Леонард? Кто такой этот Леонард?

Её лицо казалось смущенным.

– Я что, назвала тебя сейчас Леонардом? Я даже не знаю никого по имени Леонард.

Мелвин стоял возле машины, держа тяжелые сумки.

– И я понятия не имею, – ответил он.

– В любом случае, я хотела попросить тебя, чтобы, когда разберёшься с багажом, ты съездил за китайской едой. Я уверенa, что где-то здесь есть китайский ресторан. Я просто умираю с голоду!

На расстоянии не меньше двадцати миль в любом направлении, – он знал.

– Прекрасно, – пробормотал он.

– И пока ты занимаешься всем этим, я пособираю кости.

Увы, Гвинет не нашла много костей, но она нашла одну особенно интересную кость.

2

Интерьер дома Винчетти был прост, но при этом аккуратен. Стены, как и на улице, были свежевыкрашенными, на полу лежал новый ковёр, а комнаты украшала скромная мебель. Несколько небольших спален отделялись от холла гостиной. В самой гостиной стояла новая, но такая же дешёвая, как и все вокруг, шоколадно-коричневая кушетка, книжные полки, стол и кресло. Над диваном висела картина с изображенным пастбищем. Она висела криво, и Мелвин не потрудился её поправить. Кухня занимала заднюю часть дома.

Явно дому пытались придать товарный вид, – подумал он, – но все равно он выглядит, как помойка.

Гвинет забила за собой самую большую спальню, окна которой выходили в лес.

Мелвину досталась комната поменьше, с маленькой кроватью и комодом. Он поморщил нос. Что-то в ней плохо пахло...

Место давно не выходило в эфир, он уволился.

– Мелвин, не мог бы ты положить мой рабочий инструмент в третью комнату? – раздался холодный голос Гвинет.

Бля, oна все прибирает к рукам... – подумал он.

Там он хотел поставить ноутбук и работать, хотя он все ещё не знал, о чем писать и с чего начать. Теперь это не имело значения. Но потом она сказала что-то еще, он не расслышал.

– Чего? – спросил он, толкнув дверь в спальню.

Eго сердце замерло на несколько секунд.

Гвинет стояла к нему спиной в одной лишь футболке. Она склонилась над чемоданом, лежащим на кровати, и вытаскивала из него одежду. Глаза Мелвина впились в красивую, выбритую маленькую расщелину ниже отбеленного ануса.

– Ты слышал меня, Мелвин?

Мелвин потерял дар речи. Затем одним изящным движением она выпрямилась, сняла футболку и развернулась, чтобы посмотреть на него.

– Я сказала, что мне нужен будет кухонный стол для работы. Почему бы тебе не перетащить его туда, пока ты не поехал за едой.

Мелвин автоматически ответил:

– Хорошо, – в то время как его глаза продолжали пожирать её наготу.

Гвинет посмотрела на него в замешательстве.

– О, надеюсь, у тебя с этим не будет проблем? – cказала она и провела руками по гладко выбритому лобку. – Тебя же предупредил отец, что я хожу голая в помещениях? Но если тебя это будет стеснять, то я оденусь, только скажи.

– Нет, нет, – последовал его следующий автоматический ответ. – Я не стесняюсь. Я просто... Не очень... Привык...

– Ладно. Пока ты поедешь за ужином, я осмотрюсь тут снаружи.

– Ты пойдёшь голая на улицу? – cпросил он.

– Конечно, нет, глупенький, – oна прижала к себе бежевое платье. – Как тебе оно? Не слишком откровенное?

Колени Мелвина задрожали, его зрение снова стало гипер-ясным. Он видел каждую ниточку бледной ткани платья, наполовину прикрывавшую роскошную грудь. Его глаза устремились вниз к плюшевому животику; он даже мог видеть тонкие прозрачные волосы, поднимающиеся от ее паха в восхитительной линии, чтобы окружить ее пупок.

– Нет, оно то что надо.

– Хорошо, – ответила Гвинет и натянула его на себя, поправляя грудь при этом.

Мелвин не был уверен, но ему казалось, что он был близок эякулировать себе в штаны.

– Я чувствую себя здесь странно, но при этом хорошо, а ты? – cпросила его Гвинет

Теперь, когда на ней было платье, к Мелвину начал возвращаться разум.

– Странно? Нет, ничего такого.

Она огляделась

– Знаешь, на самом деле мне нравится этот дом. Я получила здесь такой прилив творческой энергии, у меня такого уже много лет не было. Я не могу дождаться, чтобы начать делать инсталляцию с этими костями. Kогда ты поедешь за едой, я ещё поищу их.

Я чувствую себя ПОХОТЛИВЕЕ, чем за все эти годы, – подумал Мелвин без всякого сомнения.

Гвинет начала возбуждено расхаживать по комнате и оценивать её.

– Ты... Чувствуешь запах мускуса? – cпросила она, не смотря на него.

Может это твоя вагина?

– Нет, – сказал Мелвин.

– О, но... – oна закрыла глаза и вдохнула. – Я знаю, что мне не кажется. Здесь что-то есть. Это заводит меня каким-то странным образом.

Глаза Мелвина сузились. Он почувствовал что-то странное в своей спальне, но это было что-то неприятное. Просто затхлый воздух. Эта женщина ненормальная, – решил Мелвин. Он наблюдал, как призрак ее идеальной попки скользит под солнечным платьем.

– Смотри!

Угол новых обоев отошёл. Когда Гвинет его немного отодрала, то под ним стена казалась чем-то забрызганной.

– Как думаешь, это кровь?

– Это водные потёки, – заверил её Мелвин.

Когда она повернулась в его сторону, он ничего не мог с собой поделать. Он сжал свою промежность и чуть не застонал. Если я не подрочу в ближайшее время, у меня будет инсульт, – подумал он.

Теперь она смотрела в окно на задний двор, оттягивая пальцем занавеску. Солнечный свет показал четкие очертания ее обнаженного тела под бежевым платьем. Когда она обернулась, увидев что-то снаружи, Мелвин не мог избавиться от необъяснимого чувства макро-видения, которое он, казалось, приобрел сегодня; он не мог избежать мысли, что его глаз – когда дело дошло до Гвинет – превратился в зум-объектив самого высокого качества. Теперь изображение застыло: он мог видеть каждую выступающую деталь ее сосков под бежевой тканью платья...

– Там что-то интересное, – сказала она.

Мелвин посмотрел ей через плечо.

– Это собачий загон, – ответил он, увидев небольшой огороженный вольер.

Она хихикнула, а затем сказала возбужденным, томным голосом:

– Я думаю... Они раньше... Держали... Здесь животных.

Затем она быстро вышла из комнаты, не сказав больше ни слова.

3

Мелвин дрочил в тесной, маленькой ванной, скрежеща зубами от цунами фантазий, бурлящих в его голове. Всего через несколько взмахов – это ровно столько, сколько ему потребовалось – он кончил в унитаз. Завитки его спермы медленно плавали в туалетной воде. Это был солнечный силуэт голого тела Гвинет под свободным платьем.