Текст книги "Они писали на глине"

Автор книги: Эдвард Кьера

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Глава четвертая
НАЧАЛО ПОНИМАНИЯ

Турист, путешествующий сегодня по Ираку, может побывать во многих районах страны, но если только он случайно не наткнется на археологическую экспедицию, ему даже в голову не придет, что окружающие его холмы – это древние города. В стране нет величественных памятников, способных привлечь внимание туристов, и им трудно вообразить, что во время своих бесцельных скитаний они, возможно, ступали по базарной площади бывшей столицы или по развалинам некогда величественного храма. Невозможно представить, что пустыня вокруг тебя была когда-то цветущим садом, а давящую тишину в древности нарушали городской шум и разноязыкие голоса.

Если современные туристы после всего, что было написано о древних культурах Вавилонии и Ассирии, не могут составить точного представления о прошлом этого края, то не приходится удивляться тому, что первые путешественники, неоднократно пересекавшие страну, не подозревали, как близко они находятся от местоположения Вавилона и Ниневии. Даже ученые-путешественники, которые знали из Библии о существовании этих двух городов и пытались отыскать их, несколько раз пересекали их руины, не догадываясь об этом. Местные жители нередко находили покрытые значкам глиняные таблички и предлагали их путешественникам, но никто не обращал внимания на эти надписи, так как не мог и представить себе, что множество сочетаний клинообразных оттисков – не что иное, как система письма. Одним из первых опознал письмена на «кирпичиках» Пьетро делла Валле, он приобрел такой «кирпичик» и отправил его в музей А. Кирхера [6]6
  Афанасий Кирхер (1601–1680) – ученый-ориенталист; собранные им коллекции легли в основу музея его имени в Риме.


[Закрыть]. Там он хранится и сейчас, самый первый клинописный документ в собраниях европейских музеев. Не все, однако, отличались проницательностью знаменитого путешественника, и долгие годы ученые спорили о том, считать ли эти мелкие оттиски простым орнаментом или же неизвестной системой письма.

По моему мнению, европейские ученые в эти годы оставались далеко позади «невежественных» мусульман. В Коране упоминаются «обожженные в аду и исписанные демонами кирпичи»; у меня нет сомнений в том, что это замечание относится к многочисленным покрытым надписями кирпичам, которые можно найти повсюду в Месопотамии. Объяснение происхождения этих кирпичей, данное Мухаммедом, пусть не совсем правильно, но он хоть знал, что они покрыты письменами.

Постепенно стало ясно, что Месопотамия – это древняя Вавилония и Ассирия, однако и такое открытие оставило археологов равнодушными. Говорили, что ассирийцы были «испорченным» народом и господь решил наказать их и стереть с лица земли даже саму память о них; воскрешать их было бы просто богохульством! Кто знает, сколь долго держалось бы такое мнение, если бы за дело не взялся один предприимчивый любитель. Эмиль Ботта, французский консул в Мосуле, заинтересовался любопытными обломками скульптуры, которые местные жители нашли на высоком холме вблизи Мосула. Он начал раскопки, и оказалось, что он копает городище древней Ниневии. Его усилия не были вознаграждены сколь-нибудь важными находками; однако благодаря энергии и настойчивости Ботта удалось добиться того, что французское правительство стало оказывать содействие раскопкам. Местные арабы, узнав о том, что Ботта интересуют каменные рельефы, рассказали ему о соседнем холме, где можно найти их в большом количестве. Ботта помчался туда и убедился, что его не обманули; с удвоенной энергией он начал раскопки дворца царя Саргона в Хорсабаде.

Первые раскопки велись по-дилетантски. Сами раскопщики редко бывали учеными, да и каких-либо научных методов – с точки зрения современной археологии – еще не сложилось. Неразумно было бы упрекать, например, Ботта за то, что он вел раскопки не так, как это принято теперь, – ведь он был пионером в данной области науки. Научные методы месопотамской археологии были выработаны уже после его смерти. Но хотя мы и не можем одобрить всего, что было сделано им, работал он с энтузиазмом и благодаря его усилиям мир понял, что обнаружена великая цивилизация древности. Вот когда началась раскопочная лихорадка. Англичане продолжили прерванные Ботта работы в Ниневии, а французы – в Хорсабаде. Многочисленные исследователи на свой собственный страх и риск разъезжали по всей стране в поисках предметов древности. Главным образом они охотились за большими каменными рельефами и огромными статуями; если но ходу раскопок попадались кирпичи и таблички, на них чаще всего не обращали внимания и выбрасывали в отвалы. Но и большие каменные рельефы были покрыты странными клинышками, и теперь уже не было сомнений в том, что это надписи, хотя содержание их по-прежнему оставалось тайной.

Ключом к расшифровке египетских иероглифов оказался Розеттский камень, найденный французскими солдатами во время похода Наполеона в Египет. Розеттский камень содержал одну и ту же надпись, переданную по-гречески и непонятными иероглифами, которыми, как было известно, писали египтяне. Зная содержание надписи, ученые со временем определили значение каждого иероглифа, научились их читать и проникли в тайны иероглифических текстов.

Нечто подобное случилось и с клинописью. Путешественники заметили многочисленные наскальные надписи в Персии. Каждая такая надпись делалась, как мы теперь знаем, на трех различных языках: древнеперсидском, вавилонском и эламском. Во всех трех случаях письмо было клинообразным, т. е. знаки состояли из различных комбинаций клиньев. Тщательное изучение показало, что в одном из них комбинации были проще, чем в других; письмо казалось менее сложным и одни и те же знаки встречались гораздо чаще, чем в других вариантах надписи. Ученые решили, что тот вариант надписи, в котором было наименьшее число знаков, написан алфавитным письмом. Каждая группа клиньев (знак) означает какую-то букву. Две другие системы письма были значительно сложней: число знаков в них было так велико и эти знаки были столь разнообразны, что дешифровку этих видов письменности отложили на будущее. Свое внимание ученые сосредоточили на простейшем варианте письма и постарались понять значение этих странных гвозде– или клинообразных значков.

В этой главе можно лишь кратко и в самых общих чертах рассказать о том, как работали пытливые пионеры дешифровки клинописи. В Германии один учитель гимназии [7]7
  Георг Фридрих Гротефенд (1775–1853).


[Закрыть]обратил внимание на то, что надписи поздних персидских царей начинаются одинаково: «Такой-то, великий царь, царь царей, сын такого-то…». Заметив, что в простейшей версии одной из клинописных надписей группы знаков идут примерно в таком же порядке, он начал подбирать имя царя, которое в древнеперсидском прочтении содержало бы столько же звуков, сколько было знаков в надписи. В результате он прочитал: «Дарий, великий царь, царь царей, сын Гистаспа». Таким образом он установил значение нескольких знаков; другие ученые продолжили его работу. Дешифровка подвигалась медленно: между учеными в то время не было столь тесной связи, как теперь, и случалось, что одни ученые месяцами впустую бились над проблемами, которые уже были решены их коллегами.

И все же пришло время, когда было объявлено, что одна из трех версий клинописи поддается прочтению и что она написана на древнеперсидском языке. Это послужило ключом к дешифровке двух других систем письма.

Дешифровка вавилонской версии надписи натолкнулась на большие трудности, так как эта система письма не была алфавитной. Среди пионеров новой науки шли ожесточенные споры, каждый старался убедить остальных в правильности своей теории или предлагаемых им путей дешифровки. Не скоро главные представители новой науки пришли к некоторому соглашению, когда можно было объявить о разрешении загадки вавилонской письменности.

Это заявление было, однако, встречено в научных кругах весьма скептически. Как можно удостовериться в правильности предлагаемых толкований и переводов? Ученые должны были доказать, что они действительно нашли ключ к шифру. Выло устроено испытание: четверым исследователям дали для перевода одну и ту же надпись. Результаты их работы должны были показать, достигла ли новая наука той степени зрелости, которая обеспечивала бы ей общественное признание. Первые ассириологи изучили присланные им тексты и представили свои переводы. Хотя они и расходились в некоторых частностях, но во многом совпадали; стало ясно, что ассириология, как назвали новую область знаний, может быть включена в круг наук.

Наука развивалась, и теперь вавилонский и ассирийский диалекты не представляют особого труда. Конечно, и сейчас еще встречаются скептики; время от времени кто-нибудь публикует книгу, в которой доказывает, что вся дешифровка пошла по ложному пути и только он один знает верное решение проблемы. Не так давно я получил только что вышедшую в свет книгу подобного рода и посмеялся от души, просматривая ее. Появись она лет восемьдесят назад, это было бы извинительно. Теперь же ее место только в мусорной корзине.

Хотя в настоящее время нельзя утверждать, что мы досконально знаем ассиро-вавилонский язык – множество терминов, обозначающих растения, камни, лекарства, инструменты и т. п., еще долго будут представлять трудность для понимания, – однако в основном он известен не хуже, а то и лучше многих других языков. Чтобы понять этот язык, уже нет необходимости прибегать к помощи родственных ему языков. Дело обстоит как раз наоборот: с его помощью мы лучше понимаем некоторые другие семитские языки, которые близки ему. Теперь ассирийское слово можно привлечь для уточнения значения какого-либо древнееврейского термина. Произошла и другая странная вещь. Прежде ассирийский считался «родственником» древнееврейского и вызывал интерес главным образом потому, что имел некоторое отношение к Библии. Его изучали в основном с той целью, чтобы искать в древних надписях подтверждения священным текстам, и долгие годы он оставался на положении бедного родственника. Ему приходилось «довольствоваться крохами со стола» давно изученного и, как считалось, более важного языка. Сейчас наметилась прямо противоположная тенденция: ассирийская литература важна сама по себе и представляет ценность, даже если бы не существовало Библии. В университетах и духовных семинариях даже намечается отход от изучения древнееврейского языка, и в некоторых учебных заведениях теперь в центре внимания стоит ассириология!

Глава пятая
ДРЕВНИЕ АЗБУКИ

О происхождении шумеров почти ничего не известно. До сих пор не удалось даже определить, были ли они коренными жителями Месопотамии или пришли туда откуда-то извне; вторая гипотеза представляется более вероятной, а ранее считалась совершенно бесспорной. Так как этот вопрос не получил еще окончательного решения, нельзя также сказать, возникло ли древнейшее письмо в Месопотамии или где-то вне ее. Некоторые исследователи начинают сомневаться в том, что честь изобретения письменности надо приписывать шумерам. Как бы то ни было, именно шумеры развили систему письма и превратили ее в клинопись; были ли они и изобретателями древнейшего письма – пока сказать нельзя.

Шумеры высоко ценили искусство письма и относили его появление к самому началу своей цивилизации. Они также считали свою цивилизацию очень древней: уже ранние тексты с презрением отзываются о кочевниках, «людях, которые не знают домов и не выращивают пшеницу». Возникает еще одна трудность: вполне вероятно, что в качестве писчего материала на заре истории письма использовалась не глина, а какой-либо легко разрушающийся материал.

Стараясь быть беспристрастными, мы все же считаем, что шумеры выработали свою собственную систему письма. Процесс создания ее был длительным и сложным. Не было человека, который первым сел и сказал: «Начну-ка я писать». Это высшее достижение человечества, благодаря которому знания ранних поколений передаются последующим поколениям и становится возможным само существование цивилизации, было результатом медленного естественного развития.

Если первобытный художник изобразил газель, это не письмо, а произведение искусства. Если он обнаружил в каком-то месте газелей и нарисовал одну из них на камне, чтобы подсказать товарищам, что тут хорошее место для охоты, тогда его рисунок уже не произведение искусства, а сообщение. Такой рисунок говорит: «Здесь водятся газели». Сообщение могло включать не один, а несколько рисунков. Художник мог, например, нарисовать рядом с газелью льва; тогда его послание означало бы: «Здесь хорошая охота, но будь осторожен!». В подобных случаях мы не можем решить, что перед нами – письмо или произведение искусства. Люди довольно рано поняли, что с помощью рисунков можно передавать сообщения. Поэтому рисуночное письмо признают первым шагом к созданию всех видов письменности.

Если в более позднее время неизвестно откуда вдруг появляется алфавит, то это результат предшествующей эволюции, продолжавшейся, быть может, тысячелетия. Никто не смог бы придумать ни единой буквы алфавита, не будь он знаком с хорошо развитой системой письма. Так и шумеры, или какой-то другой народ до них, начали писать с помощью рисунков.

Передавать простые понятия было легко. Если нужно было сказать «человек», просто изображали фигурку человека, точно так же можно было изобразить звезду, дерево и тому подобное. Абстрактное понятие представить было намного труднее, но здесь помогали ассоциации. Изображение ноги не всегда указывало на эту часть человеческого тела; иногда оно служило для передачи идеи движения, передавало глагол «идти». Изображение звезды означало звезду, но его можно было использовать и для обозначения неба, на котором находятся звезды, или бога, так как боги обитали на небесах и отождествлялись с небесными светилами. Сочетание рисунков тоже помогало выражать некоторые понятия. Изображение рта с куском хлеба означало «есть», тот же рот и вода, соответственно, означали «пить».

С помощью рисунков можно составить весьма пространные и сложные сообщения; рисуночное письмо столь удобно, что в отдельных случаях его используют и в наши дни. Череп и кости на пузырьке с лекарством передают сообщение, понятное каждому, даже неграмотному: «Выпьешь – умрешь!». Рисуночное письмо не связано с каким-либо языком и понятно людям, говорящим на самых разных языках. Это преимущество способствовало тому, что некоторые символы используются во всем мире и читаются как чистые идеограммы. Таковы, например, обычные цифры, служащие для передачи чисел; увидев цифру «5», человек сразу получает представление об определенном числе, на каком бы языке он ни говорил.

Умело сочетая простые рисунки и символы, выражающие абстрактные идеи, можно составлять предложения. Современные ребусы – не что иное, как рисуночное письмо. Однако письмо с помощью рисунков и символов вызывает у многих людей возражение: трое читателей одно и то же послание могут истолковать совершенно различным образом. Точность понимания сообщения, совершенно необходимая любому виду письма, здесь слишком зависит от воображения читающего. Кроме того, во многих случаях совершенно невозможно выразить символами абстрактные понятия, скажем, такое, как «честность». Или, например, древнему «грамотею», пишущему рисуночным письмом, нужно написать имя человека, что-нибудь вроде Курака. Символами его не обозначишь. Первое, что приходит в голову, – изобразить этого человека как можно более похожим, так чтобы никто не мог ошибиться. Но это невозможно, да и потребовало бы от читателя личного знакомства с упомянутым индивидом. Система рисуночного письма явно непригодна для таких задач.

Но необходимость – мать изобретательности. Все рисунки шумеров неизбежно ассоциировались со словами, которыми они читались. Слово «гора» произносилось кур, и, соответственно, знак горы также предполагал звукосочетание кур. Знак воды читался как а,знак рта произносился как ка. Эти звуки стали тесно ассоциироваться со знаками, изображавшими соответствующие вещи. Единственный способ написать нечто такое, что невозможно изобразить, заключался в том, чтобы сгруппировать два или три значка, при произнесении которых подряд получалось бы нужное слово или имя. Таким образом, если писцу нужно было написать имя «Курака», он писал знак горы, затем воды и рта. Чтобы помочь читателю, писец ставил перед именем специальный маленький значок, который предупреждал: «Смотри! Дальше идет имя собственное: не читай „гора“ или „вода“ и т. д.!». В других случаях предупредительные значки означали, что далее идет название реки или горы, растения или камня. Эти предупредительные значки мы называем «детерминативами». так как они помогают определять характер последующего слова.

Но вернемся к истории письма. Использование звукового соответствия знака (а не только понятия, которое он передавал) явилось огромным шагом вперед. Я уверен, что такое развитие было неизбежным; однако первоначально этот принцип использовался лишь в самых необходимых случаях. Но древние писцы быстро сообразили, что если изображать звуки вместо понятий и идей, то можно передавать сообщения с большей точностью. Вместо самой общей идеи «идти» можно стало писать «я пошел» или «я пойду». Постепенно это в высшей степени важное новшество стало набирать силу. Оно не сразу вытеснило старую идеографию, так как и у последней было немало преимуществ: в частности, одним знаком можно было передать определенное понятие – удобство, которое способствовало сохранению идеографического принципа до последних дней существования клинописной системы письма. Но при передаче глаголов новое фонетическое письмо вытеснило старую идеографию.

Мы еще вернемся к истории взаимоотношений рисунков с понятиями и звуками, а сейчас обратимся к истории изменения внешнего вида рисуночных знаков. Сначала каждый писец делал свои рисунки довольно тщательно и подробно. Разумеется, часто изображение ненужных подробностей оказывалось пустой тратой времени. Предприимчивые люди стали задумываться над тем, как изобразить, скажем, сокола или звезду минимальным количеством штрихов. Какую часть рисунка можно превратить в упрощенную схему, чтобы при этом никто не принял сокола за гуся? Так постепенно рисунки утратили свою живость и красоту, сохранив, однако, основные черты, позволяющие без труда идентифицировать изображенный предмет.

Из Ассирии и Вавилонии до нас дошло очень мало образцов раннего письма. Несколько сот документов на глине, одна-две каменные таблички, – вот и все, да и на них многие знаки уже претерпели существенные изменения и отличаются от первоначальной формы. Вполне возможно, как мы заметили выше, что для самых древних надписей в качестве писчего материала использовали не глину. В развалинах древних городов Центральной Азии находят большое количество деревянных пластинок, покрытых письменами. Быть может, и шумеры использовали что-то подобное? В таком случае неудивительно, что самые ранние письмена погибли! Шумеры могли использовать и какой-нибудь другой поддающийся тлению материал – результат был бы тот же. В вопросе о самых ранних этапах письменности мы все еще блуждаем в потемках.

Бедные рисунки пережили и второе превращение: все они оказались «опрокинутыми на спину»! Первоначально надписи начинались в верхнем правом углу и шли вниз, как в китайском письме, причем все изображения людей, зверей и птиц были обращены вправо. Затем по не вполне понятной причине – вероятно, практического порядка, возможно, так было удобней держать при письме табличку в руке – все письмена повернулись на 90 градусов против часовой стрелки. Это был настоящий переворот! Все стоящие человечки оказали на спине, деревья повалились, а изображения птиц и зверей стали почти неузнаваемы. Такое превращение окончательно уничтожило художественную ценность рисунков; но к тому времени рисунок был уже просто символом, а на красоту изображения никто не обращал внимания.

Но дальше было еще хуже. Когда первоначальный писчий материал, каков бы он ни был, заменила глина, обнаружилось, что рисовать на ней легче, делая палочкой оттиски, а не процарапывая штрихи. Для этой цели использовали, по-видимому, трехгранную тростниковую палочку, которую и вдавливали в мягкую глину. Результат получился неожиданный: пропали все закругленные линии! Лучше всего получались короткие прямые черточки! При этом круг разбивался на несколько коротких прямых, образующих замкнутый многоугольник, изящная кривая превращалась в ряд коротких прямых штрихов и т. д.

Происхождение и развитие некоторых клинописных знаков

Древние писцы очень старались, чтобы их рисунки максимально походили на изображаемый предмет, и с этой целью применяли всевозможные виды клинообразных оттисков. Это требовало значительных усилий, а результаты были не очень удовлетворительными. Ри

(...)

слова (составленные из нескольких слогов): это экономило время. Например, имя чужеземного божества Марутташвавилонянин мог написать всего двумя знаками – Марут-таш. Так получалось быстрее и эффективней; это можно сравнить с нашими сокращениями. Но такое написание имело и свои недостатки, так как знаки «марут» и «таш» можно было прочитать и иначе. Написать слово всего двумя знаками можно было лишь в том случае, если при этом не возникало сомнений в их чтении. У нас, в Америке, мы, сократив название до «Fla», читаем «Флорида»; но как быть человеку, который не знает названий американских штатов? Поэтому писцы часто считали, что лучше выписывать каждое слово полностью. Имя Марутташможно было написать по меньшей мере двенадцатью способами, начиная с самого краткого, о котором я сказал, и кончая самым полным, по слогам – Ма-ру-ут-та-аш. Обычно вавилоняне избирали какой-то средний способ. Писец давал краткое написание, когда чувствовал, что контекст ясен настолько, что можно рискнуть на такое написание. Если же он опасался, что его могут неправильно понять, то использовал только известные знаки с простейшими фонетическими значениями.

Из самого длинного написания имени Марутташ ( Ма-ру-ут-та-аш) читатель уже догадался, что вавилоняне так и не выработали алфавита. Если не говорить о передаче гласных, то в лучшем случае они могли передавать одним знаком гласный и согласный (например, аб), или наоборот ( ба). Передать каким-либо знаком один только согласный было невозможно. Развитие вавилонской системы письма не было доведено до логического завершения.

Много лет назад, в беседах на эту тему, я обычно высказывал предположение, что вавилоняне и ассирийцы погибли слишком рано, т. е. их цивилизация погибла преждевременно, не успев развиться до конца. Теперь я думаю иначе. Дело не в том, что они не знали, как усовершенствовать систему письма, а в том, что они отказались производить дальнейшие изменения в ней. Те, кто посещал школу в Америке или Англии, знают, как трудно овладеть современным английским правописанием, в котором одни и те же звуки передаются на письме по-разному и великое множество ненужных букв ставит ребенка в тупик.

Почему же мы не изменяем английскую орфографию? Нас удерживает от этого отчасти наш консерватизм, отчасти опасения, что тем самым мы отрежем себя от своего наследия, английского языка и литературы. Все мы видим преимущества новой орфографии, но продолжаем писать по-старому.

Точно с такой же проблемой столкнулись ассирийцы и вавилоняне в последние века своей истории. Они прекрасно знали, что путем незначительных изменений можно получить алфавит; ведь из соседних стран к ним приезжали писцы, пользовавшиеся алфавитом и чернилами. Но местные ученые не уступили и не отказались от своих старых традиций; они погибли не спустив флага. Правда ли, что история magistra vitae [8]8
  Наставница жизни (лат.).


[Закрыть]? Означает ли это, что мы должны упростить нашу орфографию? Совершаем ли мы глупость, противясь такой реформе, или абсолютно правы, держась за старое? Возможно, одного урока мало и, чтобы научиться чему-нибудь у истории, понадобится несколько!