Текст книги "Космопорт, 2014 № 03 (4)"

Автор книги: Эдвард Фредерик Бенсон

Соавторы: Сергей Игнатьев,Дэшилл Хэммет,Дмитрий Калюжный,Владимир Марышев,Михаил Деревянко,Андрей Бударов,Яцек Савашкевич,Иван Глотов,Мария Познякова,Артём Агеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

Мишаня хмыкнул.

– Мало ли что какой-то фраерок базарит. Они мастера пургу гнать – работа такая. Всё уже давно решено и обговорено с макаками. Тебе дадут пожизненное, тут и гадать нечего. Будешь сидеть, пока не зажмуришься.

– Пусть! – упрямо тряхнул головой Гаврилов. – Я знал, на что шёл. Главное, что не прикончили – тогда всё было бы впустую.

– А так – не впустую?

– Так – нет. Уже объявлено, что суд будет открытый. Сами турриане настояли. Думают, мир посмотрит на меня и ужаснётся, детей станут пугать таким чудовищем. А чудовищу только этого и надо! Я уже давно приготовил речь, которую скажу на суде. Она здесь, – Гаврилов ткнул себя указательным пальцем в лоб, – вся, до последнего слова.

– И что будешь втирать?

Гаврилов с неприязнью посмотрел на Мишаню. Он злился на себя, как любой неглупый человек, сознающий, что мечет бисер перед свиньями. Но остановиться уже не мог:

– Люди не любят правды. Им приятно себя обманывать, делать вид, что всё прекрасно, а завтра будет ещё прекраснее. Но я встряхну заплывшие жиром мозги. Докажу на пальцах, что турриане собираются прибрать нашу планету к рукам. Наверное, сделать это силой им запрещают какие-то моральные устои. Тогда они придумали хитрый ход – уничтожить земную экономику. Сделать так, чтобы мы стали зависимы от этой чёртовой фири, как наркоман – от дозы. С тем, кто прочно сидит на игле, можно делать что угодно, правда ведь? Поэтому я не жалею, что стрелял в Раунага. Пусть для кого-то он милый, обаятельный, пушистый – мне плевать. Тот, кто пришёл к нам с камнем за пазухой, другого не заслуживает. Но ещё больше ненавижу толстосумов из Ф-корпораций. Вот кто самая мразь! Они не дураки – видят, к чему всё катится. И при этом продолжают как ни в чём не бывало делать миллиарды. Жадность – сильное чувство! Видно, рассчитывают уцелеть под обломками, когда весь мир рухнет. Крысы и тараканы самые живучие, верно? Но я об этой падали много чего знаю – у нас на каждую корпорацию собрано досье. И когда я озвучу хотя бы главное…

– Порожняк толкаешь, – лениво перебил его Мишаня. – Сам же говорил – никому твоя правда не нужна. Кругом одни лохи. За то, что собрался у них микстуру отнять, ещё и в гады запишут.

– Кто-то запишет, а кто-то и задумается. Я сам был таким лохом, верил, что пришельцы прямо-таки откровение принесли. Даже представить не мог, что путь, который они нам указали, ведёт прямиком в пропасть. Так и ходил блаженным дурачком, пока мне мозги не прочистили. Теперь настала пора другим прочищать.

– Думаешь, получится? Ну-ну. – Подойдя, Мишаня покровительственно хлопнул сокамерника по плечу, и тот почувствовал, как что-то легонько кольнуло его в основание шеи. Сперва он не придал этому значения, но через несколько секунд место укола начало неметь, как от заморозки.

– Что это? – выдавил Гаврилов, цепенея от догадки, и попытался массировать деревенеющую шею.

– М-м? – Мишаня поднял брови, изображая непонимание. Затем повернул руку ладонью вверх, и в кургузых пальцах что-то блеснуло. Между средним и указательным была зажата крошечная ампула, от которой отходила тонкая, как комариный нос, игла.

– Ах, это… – Мишаня расплылся в издевательской ухмылке. – Не узнал? Наша знакомая микстурка, только и всего. Главное – как её разбавить. Сделаешь так – будет лекарство, этак – отрава. И не только для тараканов.

Грудную клетку Гаврилова словно сжали огромные ледяные ручищи, заставив лёгкие омертветь на вдохе. Он захрипел и, опустившись на койку, с отчаянием уставился в угол, где под потолком виднелась камера видеонаблюдения.

Мишаня перехватил его взгляд и осклабился ещё шире.

– Ага, красивая штучка. Только на деле – туфта. Дело ведь не в железках, а в том, кто их включает и выключает. Ты что, в натуре такой наивняк? Думал, те, кто ворочает баблом, дадут кому попало рот разевать? Жаль мне тебя, Гаврик. Не догнал умишком, на кого наезжаешь, а мог бы жить бы да жить…

Голос Мишани звучал всё тише, а лицо расплывалось, пряталось под наползающими со всех сторон полупрозрачными узорами – они напоминали изморозь на оконном стекле. Когда узоры соединились, Гаврилов издал последний хрип, повалился на койку и избавил от себя счастливый мир, напоённый живительной фири.

Яцек Савашкевич
Клад

Приятель с размаху вогнал штык лопаты в землю.

– Здесь, – сказал он. – Точнёхонько в этом месте.

– Ты уверен? – спросил я.

– Уверен, – кивнул приятель, подсовывая мне карту. – Смотри. Именно тут лежит этот клад.

Мы дружно взялись за работу. Через какие-нибудь полчаса, когда гора выброшенной земли нависла у нас над головами, я почувствовал, что лопата стукнулась обо что-то твёрдое.

– Есть, – прохрипел я.

Мы принялись грести землю руками. И мгновением позже перед нашими глазами предстала богато инкрустированная крышка.

– Ну вот, – сказал приятель. – Клад наш.

Ящик оказался длинным и жутко тяжёлым.

– Ничего удивительного, – пояснил я. – Золото и драгоценные камни.

Когда мы вытащили ящик наверх, я поддел кончиком лома проржавевший замок, а приятель откинул крышку. На дне ящика лежала весьма странно одетая молодая девушка.

– Нет никаких сокровищ, – разочарованно сказал я.

– Тут какая-то ошибка, – пробормотал приятель, заново изучая пожелтевшую карту. – Ничего не понимаю.

– А кто она вообще такая? – спросил я, кивая в сторону девушки.

– Не знаю, – ответил приятель. Он нагнулся и поднёс зеркальце к её губам. Оно запотело. – Живая.

Мы растерянно стояли, не сводя глаз с девушки. Вдруг, неведомо откуда, прискакал соседский сын, пронырливый щенок.

– О! – воскликнул он. – Спящая Царевна.

– Кто?

– Спящая Царевна, – повторил этот чёртов всезнайка. – Стоит её поцеловать, она тут же проснётся.

– В самом деле? – спросил я.

– Точно. Было про это в одной такой книжке.

– А когда проснётся, то что дальше? – спросил приятель.

Щенок почесал в затылке.

– Ну-у… тот, кто её поцелует, станет королём. И это самое… возьмёт её в жёны.

– И это обязательно?

– Обязательно.

Я глянул на приятеля, тот – на меня. Мы прогнали щенка прочь, дождались, пока он исчез с наших глаз и закопали ящик. Только гораздо глубже.

Из книги «Между прочим ужас» (Jacek Sawaszkiewicz. Miedzy innymi makabra, 1985).

Перевод Владимира Аникеева.

Педро Камачо
Инженер Витрувий и другие

^{(«Мэнск», рис. Язэпа Дроздовича, 1920)}

Не всякий город может похвастаться тем, что его основание происходило в духе фэнтези. А если даже так оно и было, то это не афишируется. Вот, например, Минск. Официальная история утверждает, что город основан 3 марта 1067 года. Ну, или, тут же добавляется, точнее будет так: первое упоминание Минска в летописях датируется 3-м марта 1067 года. В тот день три сына Ярослава Мудрого, Изяслав Киевский, Святослав Черниговский и Всеволод Переяславский, взяли штурмом Минский замок (град), сожгли его и «иссекоша всех мужей, а жён и дети взяша на щиты», как образно изъяснился летописец. Но уже через несколько дней князь Всеслав Полоцкий, он же сюзерен Минска, с небольшой, но весьма мобильной дружиной, тайно подошёл к окраине города, к так называемой Старой Менесковой запруде, дождался ночи, и напал на лагерь (стан) ничего не подозревавших Ярославичей. Там началась паника. Когда же братья начали понемногу приходить в себя и организовывать правильную оборону, Всеслав дал свой дружине приказ – и полочане бесследно исчезли. Оправдывая свои тяжёлые потери и постыдное замешательство в битве (и это при многократном численном превосходстве), Ярославичи клятвенно утверждали, что там не обошлось без вмешательства нечистой силы, ибо это никто иной как мерзкий колдун Менеск помог своему правнуку Всеславу, а иначе бы…

Ну, и так далее. Но не будем углубляться в дальнейшее описание той княжеской междоусобицы, а только отметим, что к 3-му марта 1067 года Минск был уже довольно крупным, укреплённым городом, если его приходилось осаждать объединёнными силами трёх княжеских дружин. То есть Минск был основан значительно раньше указанной в летописи даты.

Но вот когда именно это произошло, история умалчивает. Зато об этом существуют две легенды. Они разнятся между собой в оценках описываемых событий, но в основе сходны: Минск был основан неким могущественным демиургом (или, по другой версии, жестоким колдуном) по имени Менеск, который построил самую первую в наших краях водяную мельницу, способную молоть не только зерно, но и камни, превращая их в муку. По одной версии легенды, Менеск был щедр, вокруг его мельницы очень скоро образовался небольшое поселение, жители которого ни в чём не знали нужды, поэтому они провозгласили Менеска своим князем, поселение быстро превратилось в город, а город обнесли надёжными стенами. По другой версии Менеск был жаден и жесток, его мельница, чтобы перемалывать камни в муку, требовала постоянных человеческих жертв, и чтобы таковые всегда имелись под рукой, Менеск вместе со своими дружинниками разъезжал по округе и забирал тамошних жителей в полон. Горожанам, в этой версии, жилось очень плохо. Зато сам Менеск был несметно богат. Таким образом, мы имеем два взгляда на одно и то же историческое событие – взгляд победителей и побеждённых.

А истина, как всегда, находится где-то посередине. Итак, если убрать оценки и эмоции, мы имеем вот что: на место будущего Минска является некто, умеющий строить водяные мельницы. Произошло это ориентировочно в конце Х-го века. В дальнейшем мы обоснуем эту датировку, а пока только скажем, что первые упоминания о строительстве водяных мельниц в наших краях появятся только в XII–XIII веках, а в описываемые нами времена муку мололи либо в ручных жерновках, либо, на княжеских дворах, в новомодных ножных жерновах. А тут вдруг такое чудо – водяная мельница! Слаженный механизм! Система передач, горизонтальное вращение передаётся в вертикальное, зазор между верхним и нижним жерновом полтора-два миллиметра, зазор можно регулировать – и это при том, что жёрнов весит десятки пудов. Кстати, сам жёрнов ещё нужно выточить, а далеко не всякий камень пригоден для этого. Твёрдый не поддастся обработке, мягкий начнёт крошиться и его обломки попадут в муку, где найти желаемую середину? Зато когда всё это сделано, мельник сидит на завалинке, а мука сама по себе мелется – только подставляй мешки. Разве это не чудо для наших далеких предков? А тут ещё знающие люди поговаривают, что Менескова мельница может молоть и камни, мука получается вполне съедобная, сам пробовал… Что ж, вполне может быть! Ну а о том, что такое чудо даром не бывает, что нужно мельницу время от времени умасливать, так и это не такое диво.

А диво то, что колесо само по себе крутится и из-под камня сыплется мука такого мелкого помола, что просто не верится!

Откуда Менеск мог знать секрет строительства мельниц? Изобретены они были ещё в Римской империи примерно за тысячу лет до описываемых нами событий. Там они назывались мельницами Витрувия по имени знаменитого механика и архитектора, подробно описавшего их устройство в своем трактате «Десять книг об архитектуре». Кроме мельниц Вирувий подробно излагал принцип работы кузнечных мехов, водяного насоса, токарного станка, давильного пресса и множества других механизмов и приспособлений. Четыреста лет соотечественники Витрувия с большой пользой для себя изучали его сочинения. Затем пришла эпоха переселении народов, пал Рим, наступили Тёмные века… Так что во времена Менеска не только в наших краях, но и в более цивилизованной Европе немногие могли бы похвалиться тем, что знают, что такое водяная мельница. Не говоря уже от том, чтобы её поставить.

А Менеск поставил. На маленькой речке Переспе при её впадении в более крупную речку – Свислочь. Никакого города, ни даже просто мелких поселений там нигде и близко не было. Глухое место. Зато очень удобное – Переспа сбегала по крутому склону, энергия падающей воды вполне позволяла ставить колесо с так называемым средним боем, шестипудовый мешок намалывался меньше чем за час! Вот к Менеску и ехали со всей округи. И вскоре как-то само по себе получилось, что рядом с мельницей появилась одна полуземлянка, вторая, третья, а вот поселение обносится оградой, а вот при ограде стоят сторожа. Трудно сказать, чем приманивал Менеск удачу, может, порой ему и в самом деле приходилось задабривать мельничное колесо, чтоб оно «не скрипело». Но про жертвы говорится только в одной версии легенды, а во второй о них даже не упоминается, потому что какие там жертвы, когда и так всё есть, а если вдруг кончится зерно, всегда можно будет смолоть камни.

Но, тут же говорится в другой версии, чтобы перемолотые камни превращались в съедобную муку, нужно жертвовать…

Теперь мы, конечно, не знаем всей правды. Но в одном можно не сомневаться – в поселении, владеющем суперсовременными технологиями, уровень жизни намного выше, чем у не столь продвинутых соседей. А это рождает у соседей гнев. И сосед, рано или поздно, выступает войной. Но чем был вооружён сосед и его воины? Копьями, луками, дубинами, дротиками, князь (конязь) сидит на коне и у него, у единственного во всём их войске, есть настоящий меч. А Менеск, знающий, как устроена мельница, уже оборудовал при ней кузницу, мельничное колесо раздувает меха, можно ковать мечи, наконечники для стрел, тянуть проволоку для кольчуг. А можно, вспомнив древние чертежи из книг того же Витрувия, собрать катапульту. Да и мало ли что ещё! Так что соседей Менеск не боялся. Очень скоро все они признали верховенство Менеска. И вот уже князь Менеск собирает дань с ближних селений, берет плату с проплывающих мимо купцов. И так, мало-помалу, слухи о дерзком князьке доходят до многолюдного Полоцка, до его князя Изяслава. А тот давно уже собирается поставить под контроль верховья Свислочи, от которых лежит торговый волок к Вилии, то есть из бассейна Днепра в бассейн Немана, из Чёрного моря в Балтийское. Частично Изяслав там уже укрепился, основав град Изяславль (ныне Заславль), теперь хорошо бы, для большей надёжности, укрепиться ещё и в Менске (ныне в Минске). Вот мы и оказываемся в конце уже ранее заявленного нами Х-го века. Могущественный князь Изяслав Владимирович Полоцкий отправляет свою дружину проучить дерзкого выскочку Менеска. Но Менеск оказывается упрям. Сейчас трудно сказать, на какие ещё выдумки пустился он, пытаясь отбиться от княжеской дружины, может, дело даже дошло до всеиспепеляющего греческого огня, до катапульт, но всё равно финал этой борьбы был предсказуем – Менеск был схвачен и убит, а его дочь Изяслав взял себе в жёны. Тогда был такой обычай – дочь побеждённого передавала победителю захваченные земли в виде приданного. Так в своё время поступил отец Изяслава, киевский князь Владимир, когда напал на Полоцк, убил полоцкого князя Рогволода и взял в жёны его дочь Рогнеду. Теперь та же участь постигла дочь князя Менеска, мать будущего князя полоцкого Брячислава и бабку князя Всеслава, с ноторого и начинался наш рассказ.

Но так было в истории. А в легендах, конечно, иначе. В первой легенде, рассказанной с точки зрения побеждённых, события закачиваются на описании всеобщего благоденствия минчан под управлением мудрого Менеска. А вот зато легенда победителей не жалеет красок на обличение коварного колдуна Менеска. Недолго, утверждает она, упивался Менеск своей властью. Мельница требовала от него всё новых и новых жертв. А однажды повелела, чтобы Менеск отдал на смерть свою единственную дочь. И Менеск согласился и на это! Уже на следующий день Менеск должен был окропить её кровью ненасытное мельничное колесо, чтобы оно «не скрипело»… Но добрые люди успели дать знать в Полоцк, юный прекрасный князь прискакал (приплыл на быстрой ладье) в самую последнюю минуту – уже был занесён нож, когда просвистела калёная стрела и вонзилась в грудь злодея. Менеск упал под мельничное колесо и захлебнулся, никто и не подумал его спасать. А вот прекрасную княжну подхватили, поднесли князю, князь посадил её перед собой на коня (положил на персидский ковер, расстеленный на палубе), девушка открыла глаза, увидела перед собой благородного юного князя, густой румянец тут же залил её щеки – и влюблённые уплыли (ускакали) в Полоцк, где и обвенчались по христианскому обычаю.

А поселение возле колдовской мельницы быстро опустело. После смерти Менеска мельница быстро сломалась, никто не мог её починить, и, как бы сейчас сказали, мукомольный бизнес лопнул. Люди, собрав свои нехитрые пожитки, прошли вдоль берега вниз по течению и уже буквально за следующим поворотом реки увидели ещё одно очень удобное место для устройства поселения. Это там, где в Свислочь впадала ещё одна речка, Немига. Вскоре она будет упомянута в летописях, а потом и в «Слове о полку Игоревом» скажут о её кровавых берегах, а пока это был тихий маленький посёлок. Вскоре туда приехал княжеский наместник из Полоцка, поставили надвратную башню, открыли торг, учредили мытню. Посёлок быстро богател.

А место возле неисправной мельницы стало считаться заколдованным, его обходили стороной. Поэтому когда Все славу Полоцкому нужно было где-то укрыться перед нападением на Ярославичей, он посчитал, что лучшего места ему не сыскать. И не ошибся.

Шли годы, столетия. Минск время от времени сжигали, он вновь восстанавливался и расширялся. Но только не в сторону Менесковой мельницы, по-прежнему считавшейся недобрым местом. Только через четыреста лет там была возведена новая постройка. И это опять была мельница! Но на этот раз она перегораживала уже не Переспу, а Свислочь. Затем рядом с первой мельницей поставили вторую, третью…

Сейчас на этом месте – небольшая плотина, поверх неё пешеходный мостик, а чуть дальше, на берегу, установлен декоративный жёрнов. Ячея в нём такая большая, что в неё можно просунуть голову, гуляющие очень любят так фотографироваться. Что это за каменный бублик такой, почти никто из них не знает. Речки Переспы не видно, она давно спрятана под землю в коллекторную трубу, теперь о ней напоминает только название трамвайной остановки – Переспа. Вот, как говорил Витрувий: «Sic transit gloria mundi» – так проходит земная слава.