Текст книги "Костер на горе"

Автор книги: Эдвард Эбби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

 – Засадите этого мальца в машину, – вопил он, – и уберите с глаз долой.

Его помощник склонился надо мною.

– Остальным, – рычал шериф, – отставить гранаты. Прошьем-ка трассирующими этот дом, авось спалим тамошнего ветхого психа!

И тут наших ушей достиг гул мотора. Все услышали. Помощник, стоявший надо мной, заколебался, шериф закрыл свой рот, остальные пялились на спуск с гребня, где дорога вилась меж каменных глыб.

Солнце отразилось от стекол большого автомобиля кремовой окраски, появившегося сверху, он мчался вниз по дороге с самоубийственной скоростью. Машину всю трясло, она вздымала султаны пыли, ее занесло при повороте возле ограды выгона, и вот она близится, уже въехала под деревья. На переднем сиденье рядом с Лу было видно бледное лицо, широко раскрытые глаза перепуганной женщины. На какой-то миг я со страхом подумал, что это моя мама, но потом распознал Мариану, мою аламогордовскую тетю.

Лу пригнал машину прямиком на открытое место между домом и осаждающими, с маху дал тормоза, выпрыгнул, пока пылища бешено вертелась вокруг автомобиля и скрежет резины о камень еще висел в воздухе. Он быстро все оглядел, застыл – высокий, несгибаемый – на солнце, во внезапной тревожной тишине.

– Лу! – позвал я.

Он меня увидел, сознание беды обожгло ему лицо.

– Освободите мальчика, – приказал он.

Помощник шерифа поспешно отстегнул наручники. Тетя Мариана теперь вылезла из машины и, заметив меня, побежала навстречу, неловко спотыкаясь на своих высоких каблуках, протянув вперед руку и заливаясь слезами. Она прижала меня к себе, да так крепко и тесно, что я едва дышал и не мог видеть дальнейшие действия Лу. Но я больше не беспокоился, страх как рукой сняло, а с ним и ярость, обжигавшую меня, пока дожидался Лу.

– Ох ты, бедный мальчик, бедненький мальчишечка, – плакала она надо мной. – Что ты тут делаешь? Почему тебя не услали отсюда? Почему он позволил тебе остаться? – И все обнимала меня и покрывала мои глаза поцелуями. Надо было высвободиться.

– Пожалуйста, – сказал я, – пожалуйста, дедушка там у себя в доме. Дай, пожалуйста, дай возможность мне видеть.

Лу с вытянувшимся в гневе лицом заговорил с шерифом, но так тихо, что я ничего не расслышал. Вдруг он резко отвернулся от шерифа и двинулся в сторону дома. В руке у него был топор.

– Джон! – крикнул он. – Пора подчиниться. Впусти меня. Это Лу. Как себя чувствуешь?

Изнутри донесся голос дедушки, непривычно глухой:

– Не подходи, Лу. Не подходи.

– Я войду к тебе, старый коняга, и не пробуй меня остановить. – Лу упрямо шагал к крыльцу, сбив шляпу на затылок, и под рукой поблескивало лезвие топора.

– Стой, Лу! – закричал старик. – Сейчас же остановись.

– Не остановлюсь. Валяй стреляй.

Старик выстрелил поверх головы Лу. Пуля простонала, срезала еще несколько листьев с тополей.

– Стой, Лу. Не подходи.

Лу шел себе.

– Не буду стоять, старый дурень. Давай-ка выходи оттуда.

Послышался грохот падающих досок. Дверь распахнулась, и мой дедушка появился на пороге, наставив карабин прямо в Лу.

– Стой. Стой, Лу, что это еще ты затеял?

А Лу был уже почти на ступеньках крыльца.

– Стреляй, старый коняга, – сказал он. – Чего там, пристрели меня. – И отбросил топор.

Дедушка вскинул ружье и вновь выстрелил, над самой шляпой Лу. Эхо не успело замереть, как старик перезарядил карабин.

– Последний раз говорю, Лу. Последний. Тронешь мой дом – и я убью тебя.

Лу, похоже, смутился на миг. Почти не двигался. Наконец сказал:

– Значит, так, – и ступил на веранду, от деда его отделяли три шага, и тот прицелился прямо в живот Лу.

– Я убью тебя! – вскричал старик.

– Вот он я, – ответил Лу. Остановился и развел руки. – Вот он я.

Мой дедушка молчал. В тени веранды можно было рассмотреть, что он трясется всем телом, а лицо его побелело от ненависти, ожесточения и безнадежности.

– Ты предатель! – разгневался он. – Ах, Лу, грязный ты предатель! – И он швырнул карабин сколько было силы на пол веранды. Колени его подкосились.

Лу не дал ему упасть и помог подойти к нам – к тете Мариане, ко мне и к машине, которая увезет его с ранчо.

Казалось, дедушка плачет: плечи дергаются, голова поникла, пальцы сжимаются до боли, но глаза, когда я заглянул в них, были выжжены насухо. Он напоминал слепого.

Лу и Мариана усадили его на заднее сиденье автомобиля. Я не сводил глаз со старика. Лу положил свою сильную руку мне на плечо.

– С ним все будет в порядке, Билли. Отправляемся.

Я скинул с плеча его руку и сверкнул глазами:

– Не тронь меня, Лу Мэки. Мы с тобой больше не разговариваем.

10

Тремя днями позже старик исчез.

Мы, он и я, остановились у тети Марианы в Аламогордо, спали в комнате для гостей, тетя нас старательно кормила. Мне предстояло отправиться на Восток уже на следующий день, а дедушке – никуда не уезжать. Но он уехал. Скрылся. И я видел, как это было.

Первые сутки после того, как его разлучили с ранчо, он болел. Ни с кем ни слова, ни на кого ни взгляда. Просто сидел на стуле или лежал в постели, глаза широко открыты, смотрят в никуда.

Тетя Мариана вызвала врача, тот обследовал у старика глаза, пострадавшие, но не то чтоб серьезно, от жгучего слезоточивого газа. Врач осмотрел и прослушал дедушку, не обнаружил ничего особенного, кроме временного, как выразился, нервного шока. Назначил успокоительные таблетки и основательный отдых.

Дедушке, похоже, стало лучше через день. Он съел легкий завтрак, сел в тени на крыльце, поглядывал, как соседи гоняют бензиновые газонокосилки по своим крохотным лужайкам, перекинулся словом-другим со мной и с тетей. Спросил, кормлены ли лошади. Тетя Мариана ответила, что с лошадьми все в порядке, Лу держит их на одном участке восточнее Аламогордо. Старику пришлось переспрашивать – под почти непрерывный рев реактивных самолетов над головой трудно вести беседу. Тетя повторила свой ответ, старик никак не откликнулся. Не думаю, чтоб он долго спал во вторую ночь – дважды будил меня, что-то бормоча и поднимаясь с кровати побродить по дому.

На третью ночь он нас оставил. Вскорости после того, как все легли и везде погасили свет и стало тихо, если не считать воркотанья разных домашних устройств, визгливых сигналов машин на городских улицах, грома реактивных самолетов поверху, он выполз из постели, в темноте оделся и, пересекши комнату, приблизился ко мне. Наверное, чувствовал себя намного лучше, в том смысле, что в руке у него была горящая сигара.

– Не спишь. Билли?

– Да-да.

Он сел на край моей кровати, ласково положил свою крупную руку мне на плечо. Помолчал, дымя сигарой. Наконец произнес;

– Уезжаю я отсюда, Билли.

– Я понял, дедушка.

– Как?

– Сам не знаю как. Просто догадался.

– Ладно. Да, затеял я уехать. Бежать среди ночи, словно какой мальчонка. Нет, ни дня больше не останусь. Надо выбираться. Ты знаешь, куда я нацелился?

– Куда?

– Хочу спрятаться, Билли, и ты, думаю, знаешь, где именно. Верно?

Я на миг задумался.

– Да-да.

– И отлично. Обещаешь не выдавать им?

– Обещаю, дедушка.

– Прекрасно. В том вся суть. – Он собрался вставать.

– Позволь мне с тобой.

– Чего-чего?

– Я хочу отправиться вместе с тобой, дедушка.

– Нет, Билли. Этого нам нельзя, сам знаешь. Тебе домой теперь надо. Разве что следующим летом...

– Что значит домой?

– То самое. Так о чем я? Авось на следующее лето навестишь меня. Поглядим, как дела пойдут.

– А я так хочу с тобой...

– Вижу. Но на сей раз я должен идти один. – Он медленно поднялся. Слышно было, как вздохнул, поглядев на меня. – Прощай, Билли.

Я не отвечал – боялся произнести слова прощанья и рад был, что он не видит моих слез. В темноте едва виднелась его высокая фигура. Он повернулся, взял небольшой сверток с тумбочки, двинулся к двери, тихо ступая, пропал из виду, удалился по коридору, к входной двери. Старательно вслушиваясь, я различил звук мотора – дедушка завел пикап и уехал.

Долго в эту ночь не мог я заставить себя уснуть. А когда заснул-таки, то пришел тревожный сон: светляки, чудные звезды, мерцающие голубым светом и все отдаляющиеся от меня, пара желтых глаз, горящих в сумеречной тиши.

Волнения начались наутро, когда я пришел завтракать в кухню. Моя тетя и ее муж пили там кофе.

– Где твой дедушка? – спросила она.

– С ним все в порядке.

– Кто-то ночью угнал его грузовик, – сказал ее муж. – Ну да не волнуйся, – добавил он, поскольку я был в смущении. – Не говори старику, это может его расстроить. Я уже сообщил в полицию. Наверняка отыщут грузовик в течение дня. – Он допил кофе, пока я усаживался за стол. – Сколько раз я его предупреждал, чтоб не оставлял ключ в зажигании, дурная это привычка, надо ему отвыкать, коль предстоит жить в городе. – Свернул газеты и поднялся. – Увидимся вечерком, и ради бога, пусть он о грузовике не беспокоится. Не знаю вот, страховка у него есть? Ну, надо бежать. – И он заторопился на работу.

Тетя поставила передо мной миску горячей каши.

– А дедушка твой с нами завтракать не собирается?

– Видимо, так.

– Чувствует себя нормально?

– Вполне.

– Схожу-ка я гляну.

– Он спит.

– Я его, Билли, будить не стану. – Она отправилась в нашу комнату. Я, уставясь в ложку с кашей, напрягся в ожидании вопля. Но такового не последовало, хотя она, вернувшись через минуту, была бледна и страсть как серьезна. Схватила меня за локоть и самым строгим образом посмотрела прямо в глаза. – Где он?

– Не знаю.

– Не лги мне, Билли. Где он?

– Не знаю.

– Знал же, что его там нет, так ведь? Знал ты, что он уехал?

–Да.

– Так куда же он уехал?

– Не знаю. Мне он не сказал.

Она пошла к телефону, позвонила мужу на работу, позвонила в городскую полицию и местному шерифу, в полицию штата и Лу Мэки:

– Он исчез. Что? Нет, мы не знаем. Не знаем, когда – где-то ночью. Да, пикапом... Кто? А, он здесь. Но не желает ничего говорить. Мол, не знает... Да, я так думаю. В полицию заявили. Сможете заехать?.. Мы все время дома. Хорошо. Да. До встречи.

Через час позвонили из полиции штата и сообщили тете Мариане, что пикап, принадлежащий Джону Воглину, обнаружен в Эль-Пасо, брошен там в каком-то переулке, с него сняты шины и прочие детали.

Затем прибыл Лу.

– С какой стати ему понадобилось в Эль-Пасо? – спросил он меня.

– Я с тобой не желаю разговаривать.

– Билли! – вмешалась тетя. – Ты бы хоть повежливее был.

– Конечно, конечно.

– Так-то оно лучше.

– Зачем ему было ехать в Эль-Пасо? – настаивал Лу.

– Не знаю. Он мне не сказал, куда едет. – Я уперся взглядом в стол и мечтал, чтобы оба они удалились.

– Уж не хитрость ли это, – пробормотал Лу. Взял меня за плечо, но я оттолкнул его руку и отъехал на стуле подальше. – Слушай, Билли, – он строго вперился в меня, – твой дедушка нездоров. Возможно, очень болен. Если знаешь, где он, лучше скажи нам.

– Не знаю.

– Он, может, в помощи нуждается. В беду, может, попал.

Я молчал. Лу и тетя сердито глядели на меня, тогда я отвернулся к окну и стал смотреть через окно соседа его телевизор.

– У старика есть приятели в Эль-Пасо? – Лу спросил мою тетю. – Не догадываетесь ли вы, какая причина толкнула его посреди ночи двинуться туда?

– Не ведаю причины. Вероятно, знакомые у него там есть, но вот кто, не скажу.

– Деньги он с собой взял?

– Не знаю. Почти всю одежду и прочие вещи здесь оставил.

Лу кивнул на меня:

– Когда этому мальчику домой лететь?

– Завтра.

– Так не сводите с него глаз. Уж ему-то не дайте улизнуть.

– На этот счет не беспокойтесь.

Пообещав вернуться к середине дня, если дедушка не объявится, Лу отбыл. Тетя. Мариана заказала по междугородней Финикс, чтобы переговорить с сестрой и рассказать ей, что произошло. Пока ожидала, занялась слегка по хозяйству, приготовила еду на нас двоих, так и подошел полдень. С меня она глаз не спускала.

К концу дня возвратился Лу.

– Что-нибудь слышно? – спросил он мою тетю.

– Ничего.

– А из Эль-Пасо?

– Ни словечка.

– Вы им звонили?

– Лу, я чуть не каждые полчаса звонила в полицию и шерифу. И следа его никто не обнаружил.

Лу пробежал рукой по своей густой темной шевелюре и обратил взгляд ко мне. Без улыбки.

– Мариана, – сказал он, – не могу понять, чего ради надо было ему в Эль-Пасо. Никто этого не понимает. Как ни посмотри, нет тому повода.

– И не было у него повода покидать мой дом среди ночи, даже не попрощавшись.

– Верно. Странно. Попытаемся представить, что у него в мыслях было. Может, сообразим, как все произошло. Если нам этот вот мальчик чуток подсобит.

– Хватит меня разглядывать, – сказал я. – Не знаю я, куда он поехал.

– Не в Эль-Пасо?

– Не знаю, – замялся я. – Возможно, туда.

– Как его машина оказалась там, если он туда не ездил? Не сама же прикатила. И ты ее не вел. Как же она туда попала?

– Говорю – не знаю.

– Билли, не кричи на Лу.

– Конечно, конечно.

Лу по-прежнему присматривался ко мне.

– Понимаете ли, – обратился он к Мариане, – когда вы мне утром позвонили, в голову сразу пришло: наверняка старый конокрад вернулся на ранчо. Вот о чем подумалось. Так что я позвонил федеральному шерифу и в военно-воздушную полицию. Думал, не затеялось ли у них там новое сражение. Но нет, все, говорят, тихо, никто не показывался ни ночью, ни днем.

Я улыбнулся. И слишком поздно прикрыл лицо ладонью. Они повисли на мне, будто два агента ФБР:

– Билли!

– Он туда направился, Билли?

Я выдержал паузу. С грозным видом. Загнали в угол.

– Ладно, – произнес, – скажу вам правду. Он сказал, что собирается в Старую Мексику.

– Это и есть правда? – уставились они на меня.

– Сказал, что опротивела ему наша страна.

После короткого молчания Лу попробовал взять меня за руку, но я отстранился.

– Билли, – сказал он, сверля меня взглядом, – ты, думаю, самый большой врун из попадавшихся в Гвадалупском округе, пожалуй, и на всем юго-востоке Новой Мексики. А не то вообще во всем штате, исключая Санта-Фе. – Он вздохнул. – Поеду-ка я на ранчо.

– Я тоже хочу ехать, – тут же заявил я.

Впервые за целый день он по-настоящему улыбнулся.

– Надевай свою шляпу.

– Я тоже поеду, – сказала тетя Мариана.

– Нет, не надо, – ответил ей Лу. – Это мужское дело.

И мы оставили ее мыть посуду.

Когда влезали в его большой автомобиль, Лу проговорил:

– Пожалуй, придется обменять эту машину на джип. Как считаешь, Билли?

– Зачем? – угрюмо бросил я.

Он со всей пристальностью посмотрел на меня.

– Потому что, по-моему, дедушка твой где-то высоко на горе.

С горечью глядел я в окно, пока автомобиль выезжал на улицу.

– Неужели нельзя оставить его в покое?

– Билли, я только хочу убедиться, что старик в полном порядке. Мы похищать его не собираемся. Хочет там оставаться, пускай. – Он коснулся моей руки, и я на сей раз ему это позволил. – Успокоил тебя?

Я не отвечал. Не успокаивало это меня, а совсем наоборот. Выходит, я изменник. Предатель.

Миновало три четверти часа, и уже мы пулей летели по шоссе на юг – в нанятом джипе, держа направление на Пекарский и дедово ранчо. Въехав в поселок, Лу остановился около заведения Хайдука и бара «Колесо фургона», чтобы порасспросить людей; все тут знали, что дедушка пропал, но видеть его никто не видел. Снова сели в джип. Свернули на знакомую грунтовую дорогу. Лу вглядывался, не найдутся ли следы, а их оказалось слишком много.

– Словно армия здесь сегодня проходила, – отметил он.

Так мы и ехали под широким чистым небом пустыни. Солнце жгло со своей летней высоты, барханы источали зной, ярко-белые соляные блюдца сверкали как заиндевелое стекло, глазам было больно. Лу надел темные очки.

– Это что? – спросил я.

– Очки от солнца. Как смотрятся?

– Смотрятся безобразно.

– Времена меняются, Билли. Нынче такие очки даже индейцы носят. Не пора ли тебе оставить войну со всем миром да идти с ним в ногу? То есть нужно, наверное, точнее сказать...

– Попробуй.

– А ты очки попробуй. – Он протянул их мне.

Надел я очки, и к моему удивлению небо показалось более голубым, пески более каштановыми, острые листья юкки – более привлекательно зелеными. Что-то тут не так, подумалось. Непонятно. Я молча вернул Лу его темные очки.

– Действуют, а, Билли? Признайся, действуют, все кругом глядится красивее. – Он ухмыльнулся мне. – Надо нам быть сообразительными, как и прочие индейцы, Билли. Мы не все берем, что на нас белый человек пытается вывалить, мы берем с разбором, то, что полезно, а остальным пусть сам подавится. Понял?

Я кивнул. Понять не понял, но вроде бы приметил едва читающиеся следы.

– Ага! – вскричал Лу, сбросил скорость, остановил джип, дал задний ход в следовавшее за нами облако пыли.

– Затормозил и пристально всмотрелся в землю справа от нас: строго параллельные свежие отпечатки резиновых шин отклонялись от дороги в сторону скал, через пески, вились среди кустарника, уходили на северо-запад.

– Зачем было туда подаваться? – заговорил Лу. – А вот зачем, да будет тебе известно: чтоб объехать охрану, которая стоит там впереди. Твой дедушка доехал досюда, вспомнил про охрану у ворот и решил обогнуть их. Как и ты, когда шел пешком по этой дороге.

– Ты поедешь по следам?

– К чему? Куда он направлялся, мы знаем. И двинемся прямо к хибаре.

– Ну... а коли пикап в Эль-Пасо?

Лу погнал джип вперед.

– Ух и хитрюга твой дед. Он, видно, подыскал батрака или солдата в Аламогордо и заключил сделку, может, и заплатил, чтоб тот его сюда в предгорье доставил, а после взял себе пикап. А тот, кто получил этот грузовичок, само собой, пригнал его в большой город, чтоб раскурочить и продать по частям.

– Почему было не спрятать пикап в горах?

– Он же хотел сбить нас со следа. Не понял? Чистая хитрость. Лишь одно по сию пору до меня не доходит.

– Что именно?

– Как это он надеялся одурачить меня, – улыбнулся Лу.

Он тебе доверял, подумалось. Но вслух я это не сказал – сам тоже был виноват.

Снова прочитав мои мысли, Лу хлопнул меня по плечу.

– Хватит себя пилить, Билли. Мы вдвоем способны сохранить тайну. Никуда его не повезем,

– А что тетя Мариана?..

– Да-с, тут незадача. Ну, придется наврать ей, вот и все. Ты ведь врать можешь не хуже, чем хранить тайну.

– Вроде бы я ни в том ни в другом не силен.

– Ты совершенствуйся. В обоих направлениях.

Полиция ВВС остановила нас у ворот; Лу предъявил пропуск, которым пользовался в последние недели.

– Этот пропуск больше ни к чему, – сказал охранник. – Воглин здесь уже не живет, и это вам, мистер Мэки, прекрасно известно. По какой вы сегодня надобности?

У Лу не было готового ответа.

– Мы ищем коня, – высказался я.

– Верно, – поддержал Лу, – старого конягу.

Охранник бдительно поглядел на нас.

– Ладно, мистер Мэки, на этот раз дозволим въезд. Но при условии, что вернетесь до заката.

– Условились. Премного благодарен.

– Тогда все. Только чтоб наверняка обернулись дотемна.

– Что за прелесть жить в свободной стране, – сказал Лу, когда мы проехали ворота, – с вышколенными и обходительными полицейскими, куда ни повернись. Теперь полное внимание – чтоб не пропустить, где старик въехал опять на дорогу.

Но этого мы не увидели.

– Что ж, он решил избежать любых случайностей, вот и все, – объяснил Лу. – Наверное, прямиком двинулся в объезд ранчо. Не бойся, найдем его.

Как раз этого я и боялся.

А мы пересекали дно древнего озера, где стояли загоны – опустелые корали, брошенные на произвол погоды и ракет, для них как раз подходящие цели, – и увидели шлейф пыли, вьющийся по другую сторону низины, в передней же точке шлейфа – серую служебную машину, спешащую к нам.

Ее водитель дал нам знак остановиться. Мы затормозили бок к боку на дороге, и Бэрр выставил голову и локоть из окошка, чтобы побеседовать с Лу. На сей раз шериф был в одиночестве.

– Куда это вы вдвоем собрались? – спросил он, тон и вид его были враждебные.

– Думаем, не на ранчо ли старик, – ответил Лу.

– Я вам этим утром заявил, что здесь никого нету.

– Совершенно верно, – Лу стер пыль с лица. – Мне подумалось, он может объявиться к вечеру.

– Проку ему с того не будет. А явится, вы опять свезите-ка его отсюда.

– Для этого и приехал.

Шериф взглянул на наш джип, на меня, на загорелое лицо Лу.

– После того как солнце сядет, вам тут находиться не разрешено,– напомнил он.

– Уедем.

Шериф всмотрелся в нас еще разок своим бесстыжим ленивым ящеричьим взглядом, втянулся в свою стальную раковину и отъехал. Мы продолжили путь, и я обернулся, чтоб удостовериться, что шериф не развернул машину и не следует за нами. Лу тоже не сводил глаз с переднего зеркальца.

 – Думаешь, он увяжется за нами, Лу?

– Подумал было. Но нелегко ему Саладо на своей машине пересечь. Даже если это удастся, по проселку ему особенно далеко не заехать.

– Он пешком может пойти.

– Слишком толст и ленив для пешего похода. Это его убьет.

– Эх, попытался бы он.

– Понимаю, чего тебе хочется, Билли. Меня всего выворачивало, когда пришлось соблюдать вежливость с этой жабой. А в тот день я его чуть не убил. И убил бы, тронь он Джона.

Мы въехали на гребень над строениями ранчо, остановились, пригляделись. Ни знака человеческой активности внизу – ни дыма из трубы, ни огонька в окне, ни пикапа, ни легковой во дворе под тополями. Нет ни собак, ни цыплят, равно как лошадей и дойной коровы. Активность проявлял лишь ветряк, медленно крутясь и по-прежнему качая воду в цистерну, откуда она растекалась по канавам, орошавшим сад, наполняла поилку в корале, остаток же поливал выпас за коралем. Пока мы глядели, ветерок замер, серые лопасти ветряка приостановили свой круговорот. Все кругом стало недвижным, беззвучным, безжизненным.

– Было жилье людское, – шептал Лу, – дом дюжины разных людей, их детей, их живности. А теперь все это достанется паукам и гремучим змеям. И государству. – Он заметил, что солнце клонится к горам на западе. – Поехали, Билли.

Мы спустились к ранчо, миновали ворота, распахнутые, им теперь незачем затворяться. Вот и Саладо. На обеих ведущих осях мы погрузились в песок и выбились из него, прокатили по сухому дну реки и вскарабкались на противоположный берег. Бледные тополиные листья дрожали у нас над головой, издавая сухой шорох, казавшийся отныне бессмысленным. Два ворона, усевшись на сухом суку, словно колдуны, прокаркали нам вслед. Начиналось путешествие в горы.

– Джипы повсюду наследили,– сказал Лу. – Можно подумать, целая армия маневры проводила. Если и ехал тут старик, не распознаешь. – Он мчал с наивозможной скоростью по каменистому проселку, через наносы рыхлого песка и через промоины, в точности на сверканье низящегося солнца. Нас качало и трясло, пыль позади висела занавесом в полмили длиной, золотясь в вечернем освещении, застя вид сзади.

Вот и другой ветряк показался, глядит себе в небо, рядом чан, кораль, помост для погрузки скота. Но ни скота, ни лошадей, никто нас не ждет. Мучили жара, пыль, жажда, но Лу, не сбавляя скорости, вел машину вперед по предгорью.

– Я уж и не ищу следов, – прокричал он мне сквозь шум, – твердо уверен, что он там, – и показал на верх Ворьей горы.

Мотор застонал, когда подъем стал круче, из-под задних колес летел щебень. На двух осях мы взобрались в заросли кедровника и можжевельника, по увядшим августовским травам, вслед за птицами, маячившими впереди, и улетевшими от истошного звука машины. Миновали тропу, отходящую по гребню на юг, и то место, где нам с Лу повстречались военные, наконец добрались до развилки проселка и старательской тропы. А тут должны были остановиться: несколько поваленных сосен преградили путь к хижине. Джип ткнулся в ближайший из стволов, Лу выключил мотор.

– Похоже, отсюда нам идти своим ходом, напарничек.

Вылезли из кабины, размяли колени, послушали тихий шелест деревьев, отдаленные птичьи крики, оглядели перегороженную дорогу.

– Гостей он не желает, – заключил Лу. – Во всяком случае, на колесах,—Он посмотрел по сторонам. – Господи, какая тишина. Помнишь, как тут жизнь кипела тогда, в июне?

– Помню. – Я глянул на север, вбок, за складки скал, вспомнил то жуткое место, где мы с дедушкой нашли потерявшегося коня – с пробитой головой, разорванным брюхом, с грифами, кормящимися его внутренностями.

 – Пошли на подъем к хижине, – заторопил я. – Ведь надо спешить.

– Вслушайся!

Я замер. Скрипел сук, несколько соек верещали где-то понизу. И вот стал различим рокот мотора, все ближе к горе.

– Господи, он следом за нами едет.

– По звуку – джип, – определил Лу. – Да, джип. Может, это вовсе не шериф.

– У тех военных полицейских есть джип.

– Есть. Ну да что нам делать. Надо идти вверх, к хибаре.

– Но мы же не хотели... – засомневался я.

– Айда, обойдется.

Я не был в том уверен, но Лу перебрался через поваленные сосны и зашагал по дороге, мне оставалось поспешить за ним. Мы поднимались, а солнце спускалось за вершину горы, ширящаяся тень поглотила нас, поглотила мои тревоги. Мы одолевали дорогу в призрачных прохладных сумерках, сосны шептались над нами. Огромная птица с черными крыльями вспорхнула с ветки, уплыла вдаль; ветка, дрожа, распрямилась.

– Кто это был?

– Не обратил внимания. Я за дорогой следил. Похоже, твой дед шел по ней прошлой ночью. Или рано поутру. Видишь отпечаток ботинка?

Мы заторопились. Тяжело дыша и не отвлекаясь на разговоры. Порой с предгорья долетал звук джипа, все приближавшегося.

Наконец-то одолели дорогу и вышли к ровному лугу, к коралю, к хижине, стоящей под утесами, громоздящимися до самой вершины горы. Остановились, чтобы передохнуть, успокоить дыхание. Посмотрели на хижину. У ее стены, близ открытой двери, сидел человек, лицом к нам, но свесив голову, глядя в землю промеж раскинутых в стороны ног. Нас он не заметил.

– Дедушка! – прокричал я и взмахнул рукой. Ответа не последовало. Да мой ли это старик? С такого расстояния, когда притом солнце бьет в глаза, не скажешь наверняка. Я снова окликнул: – Дедушка!

Отозвались лишь горы – принесли эхо моего голоса. Мы поспешили приблизиться, а человек сидел у двери, совершенно равнодушный к нашему появлению.

– Эй, Джон, – сказал Лу, когда мы были совсем близко, – ты здоров?

Дедушка не поднял головы, не пошевельнулся. Сидел он в странной позе, осевши, будто без костей, привалясь к стене, руки лежали на земле, очков ка нем не было, глаза полуоткрыты и бесчувственно уставлены между вытянутых ног. Шляпа лежала в траве поблизости, там, куда скатилась.

Мы неуклюже застыли перед ним.

– Дедушка, – еле выговорил я.

Муха прожужжала перед лицом старика, странный чудной запах повис в сумраке. Я присел, заглянул в глаза ему. Но ответного взгляда не встретил. Протянул было руку, но она самопроизвольно застыла на пол-пути, не коснувшись старика. Я ее хотел заставить двигаться, но руку словно парализовало. Так я и не притронулся к телу дедушки.

Лу снял шляпу, отер пот со лба. Выронил шляпу, взял меня за плечи и отвел назад.

– Твой дедушка умер, Билли. – Он обошел меня, нежно уложил старика на землю. Закрыл ему веки. Поднял просоленную шляпу и положил на грудь дедушке. – Он уже много часов как умер, Билли.

Я качал головой, не в силах заговорить. Попятился, все глядя на дедушку. «Нет», – звучало в мыслях, но произнести это я не мог.

– Не вынес, – тихо сказал Лу. – Для семидесятилетнего слишком много испытаний. Пока ночью сюда ехал, деревья валил, ох, проклятый старый дурень. – И Лу, став на колени перед телом, поник головой, закрыл лицо руками и заплакал. – Ох, старый дурень, зачем он это делал? Клятый одурелый упрямец... – его голова совсем свесилась, спина тряслась от непроизвольных рыданий.

 Вид Лу Мэки, сломленного горем, ужасный его плач поразили меня, пожалуй, сильнее, чем смерть дедушки. Я отошел еще подальше, отвернулся. Хотелось удариться в слезы, разнюниться по-детски, но не получалось. Чувствовал я только стылую напряженность, черную безымянную злость. Завидовал Лу и его слезам, поняв в итоге, что он был ближе дедушке и любил его больше, чем я когда-либо.

Лу поднялся с колен и подошел ко мне, обхватил за плечи, и мы вместе глядели на освещенную равнину. Вдали на северо-востоке стали видны огоньки Аламогордо.

– Темнеет, Билли. Снесем-ка его вниз.

– Но постой... давай похороним его здесь.

– Нельзя. Нельзя, Билли. Его должны увидеть. Следователь, похоронный агент. Тетки твои захотят его увидеть, другие родственники... Сам знаешь, как это положено по нынешним временам.

Я молчал.

– Даже если и захотели бы, мы не смогли б его тут похоронить. По колено вглубь сплошной гранит.

– Его желание было остаться здесь, Лу.

– Знаю. Но не следует нам за это браться.

– Укроем тело под камнями. Разве не так делалось прежде?

– Камни, – бормотал Лу, – камни. Но их можно откатить, достать его. – Он в задумчивости почесал щеку, глаза его оживились, пока озирали луг, кораль и клеть, край леса, лавандовый вечер – в поисках решения, потом взгляд вернулся к хижине. – Да. Вот что мы сделаем, Билли: мы кремируем тело. Устроим костер, большой погребальный костер, какого ты в жизни не видывал. Так что поместим старика в его клетушке, на койке, и подожжем постройку. Почему бы нет? Отправим его к звездам, как викинга. Он же из них – фамилия ему Воглин, не так ли?

И Лу принялся за дело. Любовно поднял старика и отнес в каморку. Устроил на койке, а койку выдвинул на середину, отпихнув стол в сторону. Потом вновь застыл в сомнениях. Запустив пятерню в свои кудри, нерешительно воззрился на меня:

– Билли, что мы затеяли? Ты понимаешь, что мы затеяли? Про это никому никогда нельзя будет рассказать. Это наша тайна. По гроб жизни. Усвоил?

– Я усвоил.

– Так-то. Теперь возьмем-ка керосин из лампы...

– Ни с места! – резко возник другой голос. Шериф Бэрр стоял в дверях, скалясь на нас. – Это что это вы, друзья, делаете? – Он посмотрел на тело, распростертое на койке с закрытыми глазами и сложенными руками, со шляпой, подобно венку лежащей на груди. – Скажите, что... что делается, однако? – Он пригляделся к дедушке. —Что произошло?

– Сами видите, – отвечал Лу. – Он умер. Умер от разрыва сердца. Мы, когда добрались сюда, это обнаружили.

Шериф вошел в помещение, подозрительно рассмотрел тело старика. Стал рядом с койкой и пощупал ему пульс. Склонился, сняв шляпу, приложил ухо к его рту. Через минуту, удовлетворенный, отпустил руку деда и обратился к нам:

– Очень жаль, что так случилось. Очень сожалею. – Он строго глянул на Лу и нахлобучил шляпу. – Слишком поздний час, чтоб кого-то сюда доставить. Но я извещу окружного шерифа, и он с самого утра пришлет следователя и погребальщика. А пока запрем эту хибарку, чтоб всякие вредители не проникли. И что ему тут надобилось?

Я потихоньку отвертел горелку лампы от емкости с горючим.

– Видно, вернулся сюда умирать, – сказал Лу.

– Вы знали, что он тут?

–Да.

– Почему мне не сказали?

Лу ответил не сразу:

– Не хотелось узреть вас, и Де Салиуса, и всю эту грязнолапую военную полицию в новой погоне за стариком. Так что давайте отсюда, пока я не вышел из терпения и не изломал вам ребра.