Текст книги "Сестра мисс Ладингтон (из сборника"Роковая женщина")"

Автор книги: Эдвард Белэми

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Глава десятая

В последующие дни Ида стала для мисс Ладингтон и Пола объектом столь глубокого преклонения, что их поведение было сравнимо лишь с чистой воды идолопоклонничеством. Случившееся с нею могло произойти лишь с божеством, спустившимся с небес, дабы в человеческом образе пожить среди своих почитателей и лично принять участие в торжественных церемониях и молебнах, которые прежде так расточительно проводились перед его изображением.

У мисс Ладингтон это почитание, если не обожествление, было почти что истовым. Дело в том, что здесь можно было провести параллель с некоторой возвышенной формой самовосхваления, подобной прославлению ребенка, которого каждая мать воспринимает как часть, и часть наиболее удачную и возвышенную, своей сущности. А так как у мисс Ладингтон ее материнский инстинкт ввиду отсутствия детей никогда не реализовывался, то теперь он с особой силой изливался на эту сияющую своей молодостью и красотой девушку, чье существование было связано с самой мисс Ладингтон гораздо теснее, а узы, объединяющие их, были гораздо прочнее, чем у ребенка и матери. Жизнь Иды чудесным образом была ее собственной, но в то же время и не совсем ее. Поэтому, если она любила Иду, то тем самым любила и себя и, восхваляя девушку, поднималась тем самым в собственных глазах. Она не могла бы точно описать словами испытываемое ею, но чувство общности и чуть ли не идентичности с этой девушкой при всех их различиях вызывало у нее сладостное упоение.

Восхищение очарованием и грацией этой изумительной девушки рождалось из смеси восторга, который испытывает женщина от сознания собственной красоты, со счастьем, опьяняющим ее при виде любимого существа. В результате смыслом жизни мисс Ладингтон были любовь к Иде, восхищение ею и желание во всем ей угодить.

Для нее не было большего счастья, чем служить ей. Не существовало таких, самых ничтожных, обязанностей, которые бы она не выполнила для Иды с величайшим удовольствием. И она искренне завидовала своим слугам, которые по праву и обязанности выполняли все желания Иды, обслуживая ее. Трудно описать счастье, переполнявшее ее сердце. Это не было тем удовлетворением, которое может дать представление об ожидающем нас на небесах. Но вместе с тем она и на самом деле испытывала что-то вроде настоящего небесного блаженства.

В глазах же Пола обстоятельства возвращения Иды несомненно поднимали ее над остальными смертными. Благодаря тому, что он обожествлял любимую, это странным образом несколько приглушало его страсть.

Нет и не может быть для влюбленного более сладостного чувства, чем то, которое он испытывает от мысли – его любимая скроена из того же материала, что и он, но существенно более совершенна в сравнении с ним. Для большинства влюбленных это представление является не более чем игрой воображения, не имеющей под собою никаких оснований. Однако в данном случае таинственность, окружавшая Иду, придавала обожанию далеко не прозаического влюбленного необычный оттенок странной робости.

Мысленно Пол сам себя сравнивал с теми счастливыми и достойными восхваления юношами древности, которых удостаивали любви богини Олимпа и в сердцах которых религиозный восторг сливался воедино с земной страстью.

После той ночи, когда Ида узнала трогательную историю необычной любви Пола, она стала относиться к нему с тем дружественно-благосклонным расположением, которое обычно выпадает на долю несомненно любимых. Однако же, далекий от самой мысли воспользоваться каким-либо образом этой благосклонностью, Пол казался довольным уже самой возможностью видеть ее, касаться ее платья, локтя или локона волос и тем более – когда у него хватало смелости – поцеловать ей руку. О том же, чтобы запечатлеть поцелуй на ее губах, он мог только мечтать.

Если в день своего возвращения домой Ида производила впечатление человека, сомневающегося как в себе самом, так и во всех, кто его окружает, и выглядела крайне смущенной и робкой, то теперь манера ее поведения полностью изменилась. Но все-таки определенная озабоченность сохранялась. И когда она улыбалась, то это была улыбка человека, которому хорошо, но не очень-то радостно. В ее глазах постоянно читалось что-то вроде тревоги. Создавалось впечатление, что ее не покидают смутные воспоминания о тайне, сопровождавшей ее возвращение к жизни.

Иде доставляли несомненное удовольствие ежедневные прогулки за пределы деревни в сопровождении мисс Ладингтон. Видя это, та для постоянного обслуживания Иды выделила коляску с пони. Когда Пол на деревенском лугу стал практиковаться в. игре в лапту, то мисс Ладингтон позволила ему обучить этой игре Иду и даже с интересом наблюдала за ними.

Когда наконец были получены первые из заказанных платьев и костюмов, Ида обрадовалась им в не меньшей степени, чем это сделала бы любая земная девушка, поскольку шились они в самом модном и дорогом ателье и стоили немалых денег. И все-таки создавалось впечатление, будто мисс Ладингтон была очарована этими покупками в существенно большей степени, чем Ида. Для себя же старая женщина не заказывала на сей раз ничего. В течение последних сорока лет ей так и не пришло ни разу на ум позаботиться о том, как она выглядит. Но вот мысли о туалетах Иды вытеснили теперь все остальные проблемы. Именно поэтому она с таким энтузиазмом изучала журналы мод, и, не начни девушка решительнейшим образом возражать, мисс Ладингтон ежедневно приобретала бы ей по крайней мере по платью.

Как бы ей хотелось, чтобы с утра и до вечера Ида меняла свои туалеты. И при этом ей не нужно было иной награды, кроме как выступать в роли камеристки девушки. Ах, как бы ей хотелось расчесывать и укладывать ее дивные волосы и, улучив момент, незаметно целовать их! Как она мечтала наряжать ее в блестящий атлас и ароматный муслин, украшать ее шею драгоценностями, а запястья – браслетами. Потом же, когда одевание будет завершено, любоваться ею, нежными прикосновениями поправляя детали. Подобное времяпрепровождение никогда не утомило бы старую даму.

Когда умерла мать мисс Ладингтон, то ее дочери, бывшей тогда совсем еще молодой девушкой, остались в наследство все ее драгоценности, включая великолепный бриллиантовый гарнитур. В один прекрасный день мисс Ладингтон вытащила эти благородные камни из ящичка, в котором они хранились на протяжении половины ее жизни, и, надевая гарнитур на Иду, сказала ей:

– Все это принадлежит тебе, моя дорогая.

Та решительно воспротивилась столь дорогому подарку.

– Но почему же, моя дорогая? Они ведь и на самом деле твои, – удивилась старая дама. – От меня ты не получаешь никакого подарка. Ведь это именно тебе мама оставила драгоценности. Я же просто возвращаю тебе твою собственность. Когда ты покинула этот мир, я наследовала их от тебя, а теперь, поскольку ты вернулась, я возвращаю их хозяйке.

Девушка не могла скрыть радости, получив украшения.

Не прошло еще и недели, как пребывание Иды в доме перестало восприниматься окружающими как нечто особенно таинственное и необычное. Они, по крайней мере, не испытывали более от ее присутствия чувства сопричастности какому-то страшному таинству, а рассматривали его как некую несказанно дорогую и радостную данность.

Если бы кто-то чужой приехал к ним в гости, ему в любом случае бросилось бы в глаза, что центральной и главной фигурой проживающего в доме общества является молодая девушка и что вся жизнь в доме определяется ею. Но не исключается, что, принимая во внимание мягкость характера и красоту девушки, эта ее роль в доме и показалась бы понятной подобному гостю, привыкшему к своеобразию американских семей. В этом случае ему наверняка не пришло бы на ум никакое основанное на мистике объяснение.

Слугам сообщили, что Ида является родственницей мисс Ладингтон. И хотя многим хотелось бы знать более определенно, какова степень этого родства, различные предположения на сей счет не выходили за пределы обычных в подобных случаях возможных родственных отношений. И все-таки домоправительница, служившая у мисс Ладингтон на протяжении многих лет и полагавшая, что ей известно все обо всех ее родственниках, находила удивительным, что не может вспомнить ни одного из членов этой семьи, кто хоть немного был бы похож на молодую даму. В конце концов она поняла, что напрасны все ее самые ухищренные усилия почерпнуть на сей счет какую-либо полезную информацию из расспросов мисс Ладингтон, Пола или самой Иды. Так что ей приходилось мириться – как, впрочем, и остальным – с тем непреложным фактом, что новый обитатель дома носит имя Ида Ладингтон и состоит в каком-то родстве с ее господами. Кроме того, все достаточно быстро поняли, что самым надежным способом завоевать расположение мисс Ладингтон или мистера Пола было постараться чем-либо угодить мисс Иде. И не приходилось удивляться, что милое лицо Иды и ее уважительное отношение к слугам вскоре сделали ее всеобщей любимицей.

Прошло около десяти – четырнадцати дней после приезда Иды в дом, когда мисс Ладингтон получила письмо от доктора Халла, в котором этот господин оповещал о том, что в ближайшие дни он будет иметь честь нанести ей визит. Далее он писал, что у него есть для хозяйки дома кое-какие новости. Так, он с помощью медиумов получил известие от миссис Легран, которая якобы была вполне удовлетворена тем, что ценой своей смерти смогла доказать – бессмертие связано не с индивидуумом, а с личностью. Ее очень радовало, что ее смерть не была бесполезной, как это бывает в большинстве случаев. Более того, ее смерть позволила ей стать второй матерью новой и существенно более блестящей жизни, чем была ее собственная. В любом случае, она уверена, что весьма удачно поменяла свое преисполненное болезней и страданий земное бытие на иное существование.

Доктор Халл заметил также, что из сообщений миссис Легран смог сделать вывод, что она видела многое, чему смертным следовало бы поучиться. Так, якобы не следует печалиться об умерших. Тем же, кто все-таки остается опечаленным, миссис Легран может сообщить, что их дорогим усопшим, ушедшим из земной жизни, на небе составляют компанию и дают утешение их собственные предшествующие личности. Она уверена, что для всех усопших их собственные предыдущие личности являются несоизмеримо более приятным обществом, чем личности ныне здравствующих скорбящих, которые за прошедшие после расставания годы из-за происшедших в них изменений могли к тому же полностью потерять расположение ушедших в мир иной. Это можно было бы показать на следующем примере. Преклонных лет супруг, всю жизнь скорбевший по поводу давнишнего ухода из жизни его молодой супруги в расцвете юности и красоты, наверняка убедится в том, что при встрече с нею окажется ей почти что чужим человеком. Его печаль была излишней, поскольку в течение всех этих лет ей составляло компанию его собственное «я», дух предшествовавшей стадии развития, то есть тот, кого она любила в юности.

В заключение доктор Халл писал, что, как, по всей видимости, уже догадалась мисс Ладингтон, причиной, заставившей его потревожить покой этого дома, явилось желание вновь повидать юную даму, которая столь удивительным образом наследовала земную жизнь его подруги. Он был бы рад узнать что-нибудь новое о развитии событий, если, конечно, действительно произошло что-то, имеющее значение. Он надеется, что мисс Ладингтон не отнесет его визит за счет простого любопытства. Кстати, он занят в настоящее время написанием книги, посвященной как раз этой проблеме. И намерен, не упоминая, естественно, имен участников необычных событий, познакомить потенциальных читателей с тем, свидетелем чему он оказался. Он убежден, что его публикация будет означать новый подъем в науке, посвященной спиритизму.

Мисс Ладингтон громко зачитала это письмо Иде и Полу, когда они втроем сидели внизу в ярко освещенной галерее. Когда во время чтения письма Пол время от времени поглядывал на Иду, он заметил, что девушка слегка отвернулась.

– Я очень рада, – заметила мисс Ладингтон, закончив чтение письма, – что миссис Легран там счастлива. Но в то же время было бы действительно крайне странно, если бы она не чувствовала себя счастливой. Как она сама сказала, ее смерть была не напрасна, поскольку в результате появилась другая жизнь. И она дала жизнь не нежному крошечному существу, будущее которого может быть весьма неопределенным, а женщине в расцвете юных сил и красоты. До сих пор подобного не было дано ни одной матери.

– Да. Пока не было, – вставая, в необычном воодушевлении, как эхо, повторил Пол. – Но кто осмелится утверждать, что в самое ближайшее время женщинам не суждено достаточно часто повторять это, если отношения между нашим миром и миром духов станут более понятными? Та темная и таинственная тропа, на которую вступила Ида в знаменательную ночь, чтобы вернуться в наш мир, в любом случае станет в будущем светлее и доступнее.

Внезапно он заметил сильнейшую печаль на лице Иды и прервал свой монолог.

– О, прости! – сказал он. – Конечно же, тебе не следовало бы слушать разговоры на эту тему.

– Мне думается, что все так и будет, – тихо заметила Ида, не поднимая на него глаз. – Но мысли на эту тему странным образом расстраивают меня. Как бы охотно я забыла обо всем этом! Как бы мне хотелось чувствовать себя таким же человеком, как и все остальные…

И верно, ее настроение и самочувствие заметно ухудшились с того самого момента, когда начались воспоминания, связанные с событиями той самой удивительной ночи у миссис Легран. Во всяком случае, после того, как ей объяснили связанные с ее возвращением на землю обстоятельства, сама она никогда более не заводила разговор на эту тему, ее просто ужасала мысль о том, что ее могут рассматривать не как обычное человеческое существо. Естественно, подобная возможность в первую очередь была неприятна ей как женщине. К этому добавлялось еще и вполне понятное смущение от сознания, что были свидетели ее в высшей степени мистичного второго появления на свет и что она может превратиться в объект банальных исследований и праздного любопытства.

Глава одиннадцатая

Когда на следующий день после обеда прибыл доктор Халл, в доме оставался лишь Пол, поскольку незадолго до приезда гостя дамы выехали на прогулку. Пол захватил с собою несколько сигар, и они устроились со всеми удобствами в галерее.

Доктор Халл проявлял исключительный интерес ко всему, что было связано с Идой. Вопросы следовали один за другим:

– Как она выглядит? Что можно сказать об установившихся между нею и мисс Ладингтон отношениях? Сохранились ли у нее какие-либо воспоминания о ее прежнем бестелесном существовании? Не создается ли впечатление, что осознание окружающей ее мистической тайны каким-то образом повлияло на ее душевное состояние или настроение? Не ощущает ли она себя благодаря известным обстоятельствам изолированной от людей?

Эти и подобные изощренные и тщательно обдуманные вопросы так и сыпались из доктора. Они явно были нацелены на то, чтобы по возможности точнее оценить душевное и физическое состояние Иды. В не меньшей степени его интересовали ее спиритические возможности.

– Это то, – заметил доктор, – что в первую очередь вызывает мое любопытство. А как обстоят дела с ее воспоминаниями о предыдущей жизни на Земле? Было бы интересно узнать, не обрываются ли ее воспоминания внезапно, в определенный день и определенный час, когда ее дух освободил место своему преемнику, чтобы навсегда исчезнуть с Земли?

– Как раз наоборот, – возразил Пол. – Из ее бесед с мисс Ладингтон можно заключить, что она очень четко помнит все связанное с ранними периодами своей жизни. Но то, что было в конце ее земного существования, вспоминается ею очень нечетко и видится как бы в тумане.

– Именно так я себе это и представлял, – подхватил доктор. – Это как будто ее личность выходит за свои собственные пределы и по краям оказывается спаянной с последующей стадией развития. Все именно так, как я и думал. Естественно, юность, детство, отрочество или любая другая стадия в жизни человека не могут оборваться неожиданно и резко, чтобы перейти к следующему этапу. Души уходят постепенно. Вы согласны, мистер де Ример?

– В основном – да, – ответил Пол.

Как раз в этот момент их разговор был прерван подъехавшим к дому экипажем. Пол поспешил помочь дамам выйти из него. Мисс Ладингтон сердечно поприветствовала доктора Халла и так, как была, – в шляпе и шали, села под колоннами в галерее, чтобы поговорить с ним. Ида же принужденно поклонилась и с опущенными глазами прошла в дом.

Еще до того, как их позвали к чаю, Пол изыскал возможность шепнуть доктору, насколько чувствительна Ида к любым разговорам об окружающей ее персону тайне. В связи с этим он попросил доктора избегать любых намеков на это обстоятельство.

Появившееся на лице доктора выражение крайнего разочарования, вне всякого сомнения, свидетельствовало о том, что он был бы весьма рад устроить девушке что-то вроде перекрестного допроса в интересах спиритической науки. Однако ему пришлось пообещать, что он постарается выполнить просьбу Пола. Более того, он даже признал, что ее нежелание касаться болезненной темы вполне естественно, хотя он, в общем-то, и не ожидал ничего подобного.

За столом не прозвучало ни одного замечания, из которого бы следовало, что с появлением Иды в доме связано нечто необычное. И это при том, что доктор Халл не говорил ни о чем ином, кроме спиритизма и бессмертия предыдущих стадий развития индивидуума. Однако разговор касался этих вопросов лишь в общем и целом.

В течение всего времени, что они сидели за столом, Ида не проронила ни слова. Скорее всего она даже ни разу не подняла глаз от своей тарелки. Когда же они поднялись, Пол предложил ей сыграть в мяч, поскольку вечернее время весьма благоприятствовало игре.

Мисс Ладингтон и доктор Халл уселись внизу под галереей, что им позволяло наблюдать за игравшими.

– Какое вы ей дали имя? – внезапно прервал затянувшееся молчание доктор.

– То есть как это? – не сразу поняла мисс Ладингтон. – Естественно, мы зовем ее Идой. Как же нам ее еще называть? Разве ее имя не Ида Ладингтон?

– Собственно, – заметил доктор Халл, – мне не следовало бы спрашивать вас об этом, поскольку я в курсе событий ее возвращения к земной жизни и мне известно ее имя. Но подумали ли вы о том, как будете представлять ее тем, кто не знает всего этого? Вы понимаете, я имею в виду всех, кроме вас, вашего племянника и меня.

– Я полагаю, что именно так и буду представлять ее, – ответила мисс Ладингтон.

– Все правильно, – согласился доктор Халл. – Но… а если это будут люди, знающие вашу семью? Ведь если они заинтересуются Идой, то, наверное, захотят узнать, какие родственные отношения связывают вас. Быть вашей дочерью она не может. Сразу же возникнет вопрос об ее отношении к вашей семье. Раскрывать правду этим людям было бы полнейшей бессмыслицей, поскольку никто на Земле не поверит в возможность подобных событий. Лишь мы с вами знаем, что все это было на самом деле. И я не рискну никого упрекнуть в подобном неверии, так как и сам я, не окажись свидетелем случившегося, ни за что не поверил бы в подобное.

Некоторое время мисс Ладингтон сидела молча. Затем сказала:

– Это не такая уж и большая проблема. Мы общаемся с небольшим кругом людей. У нас почти нет друзей. Да и хороших знакомых тоже. Мы ведем крайне замкнутый образ жизни. Так что достаточно того, что нам известно, кто она такая.

– Ну хорошо, – согласился доктор. – Это упрощает дело. Было бы хуже, имей вы широкий круг знакомых. И пока вы живы, все это не будет иметь никакого значения. А мне хотелось бы надеяться, что у вас хорошее здоровье.

– Что вы имели в виду, говоря, что это не будет иметь значения? – потребовала объяснений мисс Ладингтон.

– Только то, что у нее должно быть имя, – ответил доктор, и его брови поднялись, выдавая удивление непониманием. – К великому сожалению, официальные власти и суды не захотят принимать в расчет тот вид родства, что связывает вас с этой юной дамой. В глазах закона именно вы являетесь единственной мисс Ладингтон, а вот ее просто не существует… В лучшем случае она является лицом без имени и фамилии. При отсутствии официального имени она не может быть даже вписана в книгу регистрации какого-нибудь отеля!.. Но до тех пор, пока вы будете оставаться в здравии и сможете поручиться за нее, эта девушка скорее всего не будет особенно страдать от этого.

– Да, но… я же могу и умереть! – воскликнула мисс Ладингтон.

– Ну а вот в этом случае для нее все будет крайне нехорошо, – продолжал свою мысль доктор. – В глазах закона она, определенно, умрет вместе с вами.

На этом доктор прервал рассуждения на эту тему и произнес прямо-таки фантастическую речь об изощренности законов и хитроумии специалистов в области права, к которым он, казалось, испытывал особую неприязнь.

– Простите, доктор, но что же мне предпринять в этом случае? Как мне дать ей имя, которое признает закон?

– Ах да, верно. Конечно. Видите ли, это можно проделать очень просто. Есть два пути. Либо вы удочеряете ее, либо она выходит замуж за какого-нибудь молодого господина. Уверяю вас, будь я молодым человеком – да простится подобное замечание пожилому господину, – не по моей вине она оставалась бы длительное время без законных бумаг на фамилию.

Вскоре доктор откланялся, с благодарностью отклонив предложение мисс Ладингтон отвезти его экипажем до парома.

Когда несколькими минутами позже доктор пересекал луг, на котором шла игра в мяч, он остановился, чтобы в течение некоторого времени понаблюдать за играющими. Была очередь Иды подавать мяч, и он подождал, чтобы посмотреть, как это у нее получится. Ей предстояло сделать очень простой бросок, однако она промахнулась самым жалким образом. Помедлив еще несколько мгновений, доктор пожелал остающимся доброго вечера и отправился в путь.