Текст книги "Рассказы и сказки"

Автор книги: Эдуард Шим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– Не горюй, – кричу, – не печалься! Не заметишь, как вернётся Весна! А чтоб сны приятные снились, я тебе напомню, о чём птицы весенним утром поют!

Заплясал я на камушках, по-синичьи позваниваю, по-скворчиному булькаю, соловейкой разливаюсь-посвистываю.

Повеселел Медведь, подбодрился.

А я – дальше бегу, ведут меня круты бережки в светлую рощу, а из светлой рощи – в глубокий овраг, а из оврага глубокого – во мшистое болотце…

И везде встречи у меня, везде хлопоты.

Надо бобрам помочь воды запасти у запруды, надо уткам да гусям счастливого пути на юг пожелать, надо семена водяных трав разнести-расселить…

Зовут круты бережки, дальше и дальше ведут, в новые места, в новые края… Поговорил бы ещё с вами, поболтал бы, – да недосуг.

Прощайте, прощайте!

ОТЧЕГО ОСЕНЬ ГРУСТНА

Только Осень успела прийти, только хозяйничать принялась, как уже слышит недовольные голоса.

Люди говорят:

– Ах, жалость какая: лето красное кончилось!

Птицы в стаи сбиваются, кричат тоскливо:

– Опять нам лететь на чужбину, за широкие моря, за высокие горы…

Звери лесные ворчат:

– Кончилось житьё привольное, опять нам дела-заботы!

Призадумалась Осень.

– Отчего бы это? – удивляется. – Чем я не по нраву пришлась? И богата, и щедра, и красива – только живи да радуйся! Покажу-ка я нынче себя как следует, потружусь-постараюсь, пускай все довольны останутся.

И за дело взялась.

За лето реки да озёра обмелели, ряской и тиной заросли. Осень их до бережков налила, полным-полнёхонькими сделала. Остудила воду, от ряски и тины очистила – просвечивает вода до самого донышка.

– Гуси-лебеди, вольные птицы, – Осень говорит, – вот вам подарок от меня! На чистом просторе живите-поживайте, меня добром поминайте!

Взвились гуси-лебеди над прозрачной холодной водою, отвечают:

– Не надо нам, Осень, твоего подарка… Прощай!

И улетели прочь.

Делать нечего, – вышла Осень в поля да луга. На полях – стерня рыжая торчит, на лугах ^;—трава вся выгорела, пожухла. Некрасиво, неприятно…

Сбрызнула Осень поля да луга стеклянной росой, покрыла серебряным инеем. Засверкало всё под солнышком, заискрилось.

– Хомяки да зайцы, кроты да мыши, – говорит Осень, – вот вам подарок от меня. Любуйтесь-радуйтесь, меня благодарите!

А хомяки да зайцы, кроты да мыши отвечают:

– Не надо нам, Осень, твоего подарка… Ну тебя!

Хомяки в своих кладовых сиднем сидят, зайцы на межах затаились, кроты глубоко в землю ушли, мыши в норы забрались, носа наружу не показывают.

Что поделать, – вошла Осень в леса. Были леса тёмные, дремучие, стала Осень их просветлять да разреживать. Были леса просто зелёными, – Осень их раскрашивать начала разными красками. У берёзок листья жёлтыми сделала, у осинок – красными, у дубков – коричневыми. Все тропки яркой листвой застелила, все болотца пёстрыми половичками укрыла. Светло теперь в лесах, пестро, празднично…

– Белки да барсуки, ежи да ласки, лисы да медведи, – говорит Осень, – вот вам от меня подарок. Празднуйте, веселитесь, меня добром поминайте!

А белки, барсуки, ежи, ласки, лисы и медведи отвечают:

– Не надобно твоего подарка, не ходила бы ты лучше сюда…

Не хочет никто веселиться. Белки гнёзда конопатят, барсуки норы чистят, ежи подстилку таскают, ласки летнюю шубу на зимнюю меняют, лисы в светлом лесу боятся ходить, а медведи в чащобах рыщут – берлоги себе ищут.

Закручинилась Осень, а в чём беда, – не поймёт… Наконец надумала у людей спросить: люди-то уж всё на свете знают и, конечно, ответят: почему никто приходу Осени не радуется?

Пришла к людям, говорит:

– Уж я ли не старалась, я ли не работала! Всем одарила, чем могла, а доброго слова так и не услышала…

А люди кутаются в тёплые одежды, усмехаются:

– Да, – говорят, – Осень, всем ты взяла: и красива, и богата, и мастерица-рукодельница. Всё у тебя есть, только тепла маловато!

– А где взять мне тепла, у кого попросить?

– У кого, как не у ясного Солнышка!

С той поры и просит Осень у Солнышка тепла. Пока нету Солнца, – хнычет Осень, плачет, льёт холодные слёзы.

А как выйдет на небо Солнышко, – перестаёт плакать, улыбнётся.

Тут-то её и похвалят.

БАРСУК И СОЙКА

– А-у-о-ы-ы-ы…

– Что с тобой, Барсучище?

– А-у-о-ы-ы-ы-и…

– Уж не заболел ли?!

– А-у-у-о-о-ы-ы-ы-и-и…

– Уж не помираешь ли?!

– А-у-ы… Отстань, отвяжись… Не помираю я, фефела… Не помира-а-у-о-ы…

– А что ж с тобой?

– Зевота одолела. До того спать хочется – из норы бы не вылезал. Видать, скоро насовсем завалюсь… До весны на бокову-у-ы-о-ы-ы-ы-у-у-у-у-у-ю!!.

ЦМИН

– И незабудки отцвели, и гвоздики отцвели, и колокольчики отцвели. Совсем нет на полях и лугах цветов… Ай, есть! Вон стоит, жёлтенький! До сих пор цветёт до сих пор растёт!

– Не расту я. И не цвету.

– Ну, как же: вот корзиночка распустилась.

– Она ещё в прошлом году распустилась.

– Не может быть! Что же – ты с прошлого года так и красуешься?!

– А чего мне. Я – Бессмертник!

ВОЛЧОНОК И ВОЛЧИЦА

– Мамка, отчего мы, волки, на луну воем?

– А потому, сынок, что луна – это волчье солнышко.

– Не пойму я чегой-то!

– Ну, как же… Дневные звери да птицы белый свет любят, при солнышке поют и радуются. А мы, волки, – ночные добытчики, нам темнота способнее. Вот мы и поём при луне, при ночном бледном солнышке…

БЕЛКА И ВОРОН

– Дедушка Ворон, Сколько будет дважды два?

– А зачем тебе знать, рыжий ты хвост?

– Я два раза по два гриба нашла. Положила сушиться на пенёк. Хочу знать, каков будет запас?

– Будет четыре.

– Дедушка Ворон, а трижды три – сколько?

– Опять ты здесь, торопыга!

– Я уже три раза по три гриба на пенёк снесла. Каков теперь будет запас?

– Будет девять.

– Хны-хны… Дедушка Ворон, а сколько будет одиножды один?

– Тьфу, привязалась… И будет один!

– Хны-хны… И неправда! Одиножды один будет – ничего…

– Как неправда? Как ничего?!

– А так… Пришёл один Медведь и за один раз все мои грибы съел. И ничего теперь не осталось!

ЕНОТ И ВОРОНА

– Енот, закрой рот – ворона влетит!

– Вот хорошо-то бы!

ПОПОЛЗЕНЬ И ЧИЖ

– Ах, Поползень, и не совестно тебе вниз головой по стволу бегать?

– Ага, заметили! То-то, удивляйтесь! Бывало, одни попреки слышу: и петь-то, дескать, Поползень не умеет, и летать-то, дескать, не обучен, и вообще-то, мол, он самый распоследний… Так нате вам: буду кверху хвостом разгуливать. Сумейте, попробуйте!

ЛОСЬ И ГЛУХАРЬ

– Тру-руру… Слышь, братцы, с кем бы подраться?

– Что ты, Лось, опомнись! Ты же зверь смирный!

– Молчи, старый леший, а то наподдам! Небось весною сам дрался?

– Так то весной… А нынче-то – осень!

– Вот-вот! Весной мне драться-то несвычно было, рога не выросли… А нынче они – каменные! Э-эх, братцы, с кем бы подраться!..

ВЕСЕЛО ИЛИ ГРУСТНО?

Летом на луг возле речки каждый день приходила Старая Лошадь.

На лугу было шумно и весело. Заливались в небе жаворонки, длинноногие кулики пересвистывались и бегали друг за дружкой. А у берега, в тёплой воде, сидели пучеглазые лягушки и даже раздувались от восторга:

– Ка-ак хорошо! Ка-ак прекра-асно!..

Все на лугу радовались, кроме Старой Лошади. Она бродила, понурив голову, и неохотно щипала траву тупыми, стёршимися зубами.

– Ты чем недовольна? – спрашивали её лягушки.

– А чему тут радоваться? – отвечала Старая Лошадь.

– Да посмотри, как славно кругом!!!

– И ничего славного, – сказала Старая Лошадь. – Просто вы молодые и глупые. Вы ещё не знаете, что скоро пересохнет ваша речка. И жара наступит. Подождите, ещё хлебнёте горюшка!

И вправду наступили жаркие дни. Обмелела речка, вся вода скатилась в глубокие омуты и бочаги. И лягушки, и маленькие хвостатые лягушата убрались вместе с водой.

Только на лугу не стало тихо да грустно. По-прежнему тут слышались птичий свист, и гомон, и хлопанье крыльев. Повадились бегать на луг молоденькие зайчата, и что только не делали они в густой траве! Играли в догонялки, друг через дружку прыгали, кувыркались…

– А ты, бабушка, чем недовольна? – спрашивали зайчата Старую Лошадь.

– Чему ж тут радоваться! – отвечала Старая Лошадь. – О-хо-хо…

– Да ведь так славно, так замечательно!!

– И ничего замечательного, – сказала Старая Лошадь. – Просто вы молодые и глупые. Ещё не знаете, что скоро этот луг выкосят. И везде трава пожелтеет, и листья с деревьев осыплются, и гнилая осень наступит. Подождите, ещё хлебнёте горюшка!

И впрямь подступила осень. Желтеет трава, течёт с деревьев мёртвый шуршащий лист. Пустынно и ветрено на выкошенном лугу.

Но всё равно весело.

Сбились стаями грачи, кружатся над лугами. И снова поют жаворонки, собираясь в отлёт. И молодые журавли учатся летать строем, кричат в небе и курлычут, будто весной.

А ласточки-береговушки носятся такой стремительной стайкой, что даже не понять – сами они свистят или это воздух в крыльях посвистывает!

– Чем, чем ты недовольна? – кричат ласточки Старой Лошади.

– Чему тут радоваться-то? – отвечает Старая Лошадь. – Охо-хо-хо-хонюшки…

– Да разве не замечательно, разве не прекрасно кругом!!

– И ничего прекрасного, – сказала Старая Лошадь. – Просто, вы молодые и глупые. Ещё не знаете, что зима на носу. И всё тут снегом завалит, и морозы затрещат, а вам, чтобы спастись, надо за тридевять земель отправляться. Через горы, леса да моря… Подождите, ещё хлебнёте горюшка!

– Да ведь это так интересно! – закричали ласточки. – Лететь через горы! Через леса! Через далёкие моря! Скорей бы, скорее!!

И вот одни за другими стали улетать птицы. Первыми тронулись в путь золотые иволги, чечевички, перепела, вслед за ними заторопились мухоловки, соловьи, стрижи.

Настала очередь и ласточек.

Поднялись они высоко над лугами, сделали круг над голубой речкой, которая опять стала полноводной, пролетели над полями, над ярким осенним лесом.

И опять посвистывал воздух в крепких молоденьких крыльях ласточек.

А внизу, понурив голову, стояла на лугу Старая Лошадь. И дождик мочил её спину.

ТЕРЕМОК

Дело к вечеру, солнце садится, в полях и лугах туманы сырые ползут. Холодает! Летит над поляной Комар-пискун, тоненьким голосишкой плачется:

– И-и-их, гореваньице! Нет у меня, Комара, ни кола ни двора, осенней ночью погреться негде!..

Вдруг видит: среди жёлтой травы стоит голубой колокольчик. Да такой большой, такой ладный – что твой дом! Вот где приютиться-то можно!

Подлетел Комар поближе, спрашивает:

– Терем-теремок, кто в тереме живёт?

Не отвечают Комару. Пусто в теремке.

Забрался Комар в колокольчик, сел, огляделся. Хорошо! Крыша толстая, стены крепкие – и от ветра, и от росы, и от дождей спасут.

– Буду жить-поживать, тепла поджидать.

А вечер всё ближе, туманы всё гуще, роса на травы ложится. Холодно!

Летит над поляной Муха-горюха, слезами заливается:

– Ах, заз-зябла! Нет у меня, Мушки, ни одеяльца, ни подушки, голову приклонить некуда…

Вдруг видит: стоит над мокрой травой голубой колокольчик. Да такой славный – что твой дом!

Подлетела Муха поближе, спрашивает:

– Терем-теремок, кто в тереме живёт?

– Я – Комар-пискун. А ты кто?

– Я – Муха-горюха. Давай вместе жить-поживать, тепла поджидать!

– Ну, полезай.

Забралась Муха в колокольчик, села, огляделась. Хорошо! Крыша хоть и качается, стены хоть и гнутся, но зато тепло да сухо. Можно ненастье переждать!

А вечер совсем близок, на небе звёзды проглядывают, травы инеем покрываются. Холодище!

Летит над поляной Шмель-опрокидень, брюзжит:

– Эх, ж-жизнь… Нет у меня, Шмеля, ни одеж-жи ни ж-жилья. И пож-жалеть меня некому!

Вдруг видит: стоит в индевелой траве голубой колокольчик – что твой дом!

Подлетел Шмель поближе, спрашивает:

– Терем-теремок, кто в тереме живёт?

– Я – Комар-пискун.

– Я – Муха-горюха. А ты кто?

– Я – Шмель-опрокидень. А ну, потеснитесь, буду с вами ж-жить!

Полез Шмель в колокольчик, только было уселся, как…

 
опрокинулся стебель,
      посыпались лепестки,
            повалились наземь и Комар-пискун, и Муха-горюха,
                  а сверху на них – Шмель-опрокидень!
 

Теремка-то и не стало.

АНЮТИНЫ ГЛАЗКИ

– Анютины глазки, закрываться пора, осень пришла!

– А мы не боимся.

– Глазки, Глазки, вас дождями забьёт!

– А мы не боимся.

– Глазки, Глазки, вас морозцем прихватит!

– А мы не боимся.

– Глазки, Глазки, вас снежком припорошит!

– А мы всё равно не боимся. Мы и под снегом будем веселёхоньки!

КАЛИНА

В багряных листьях у меня ягодки поспели. Одна к одной – чистые, блёсткие, будто угольки пламенные…

После морозца – и без мёда вкусны!

ХРАБРЫЙ ОПЁНОК

Много по осени грибов уродилось. Да какие молодцы – один другого краше!

Под тёмными ёлками деды боровики стоят. У них кафтаны белые надеты, на головах – шляпы богатые: снизу зелёного бархата, сверху коричневого. Загляденье!

Под светлыми осинками отцы подосиновики стоят. Все в мохнатых серых курточках, на головах красные шапки. Тоже красота!

Под высокими соснами братцы маслята растут. Надеты на них жёлтые рубашки, на головах картузики клеенчатые. Тоже хороши!

Под ольховыми кустиками сестрицы сыроежки хороводы водят. Каждая сестрица в льняном сарафанчике, – голова цветным платочком повязана. Тоже неплохи!

И вдруг возле поваленной берёзы вырос ещё один гриб – опёнок. Да такой невидный, такой неказистый! Ничего нет у сироты: ни кафтана, ни рубашки, ни картуза. Стоит босиком на земле, и голова непокрыта – белобрысые кудерьки в колечки завиваются.

Увидали его другие грибы, и ну – смеяться:

– Глядите, неприбранный какой! Да куда ж ты на свет белый вылез? Тебя ни один грибник не возьмёт, никто тебе не поклонится!

Опёнок тряхнул кудрями и отвечает:

– Не поклонится нынче, так я подожду. Авось когда-нибудь и пригожусь.

Но только нет – не замечают его грибники. Ходят меж тёмных ёлок, собирают дедов боровиков, кладут в кузовки.

А в лесу холоднее становится. На берёзах листья пожелтели, на рябинах покраснели, на осинках пятнышками покрылись. Ночами студёная роса на мох ложится.

И от этой студёной росы сошли деды боровики. Ни одного не осталось, все пропали.

Опёнку тоже зябко в низинке стоять. Но хоть ножка у него тонкая, да зато лёгкая – взял да и повыше перебрался, на берёзовые корни. И опять грибников ждёт.

А грибники ходят в перелесках, собирают отцов подосиновиков. На Опёнка по-прежнему не глядят.

Ещё холоднее стало в лесу. Засвистел ветер-сиверко, все листья с деревьев оборвал, голые сучья качаются. С утра и до вечера льют дожди, и укрыться от них некуда.

И от этих злых дождей сошли отцы подосиновики. Все пропали, ни одного не осталось.

Опёнка тоже дождём заливает, но он хоть и щупленький, а прыткий. Взял и вскочил на берёзовый пенёк. Тут его никакой ливень не затопит.

А грибники всё равно не замечают Опёнка. Ходят в голом лесу, собирают братцев маслят и сестриц сыроежек, в кузовки кладут. Неужели так и пропасть Опёнку ни за что, ни про что?

Совсем холодно стало в лесу. Мутные тучи надвинулись, потемнело кругом, с неба снежная крупа сыпаться начала. И от этой снежной крупы сошли братцы маслята и сестрицы сыроежки. Ни одного картузика не виднеется, ни один платочек не мелькнёт.

На непокрытую голову Опёнка крупа тоже сыплется, застревает в кудрях. Но хитрый Опёнок и тут не сплошал: взял да и прыгнул в берёзовое дупло. Сидит под надёжной крышей, потихоньку выглядывает: не идут ли грибники?

А грибники тут как тут. Бредут по лесу с пустыми кузовками, ни одного грибка не могут найти.

Увидели Опенка да так-то обрадовались:

– Ах ты, милый! – говорят. – Ах ты, храбрый! Ни дождей, ни снега не побоялся, нас дожидался. Спасибо тебе, что в самое ненастное время помог!

И низко-низко поклонились Опёнку.

БЕЛЫЕ ШТАНЫ

Студёно в лесу, звери готовятся летние одёжки менять на зимние.

А молоденькому Зайчишке это в диковинку. Он ещё только первую зиму встречает… И страсть как не терпится Зайчишке в обнове пощеголять. Не стал ждать, пока вся одёжка готова будет, взял и надел новые штаны.

– Эх ма, – говорит, – пройдусь окрест, покрасуюсь!

А штаны и впрямь хороши. Белые, как первый снежок, пушистые, тёплые! Идёт Заяц, и новые его штаны далеко-о видать, словно кто-то платочком машет.

Радуется Заяц:

– Пусть все видят, пусть все завидуют!

Ну, и конечно – увидели.

Только Зайчишка на поляну вышел, – Сова с дерева заметила. Кинулась вниз, когти нацелила, – вот-вот сгребёт! Еле увернулся Заяц, без памяти стреканул в кусты – да под ёлку, да под берёзку…

В берёзник выскочил – Лисица издалека приметила. Погналась со всех лап, от радости даже тявкает на бегу… Едва-едва упредил её Заяц, битый час кружил, пока не отстала Лисица.

На опушку леса вылетел – а тут нате вам: шагает к нему Охотничек с ружьецом. Вот сейчас, вот сейчас на мушку возьмёт!

Эх, кабы скинуть белые штаны!

Да не выскочишь из них.

Забился Зайчишка в самую глухую чащобу, схоронился в кустах за кочкой. Лежит – дрожит: как бы не заметил кто ненароком.

Понял теперь, что не для одной красоты белые штаны даются.

ХОЗЯИН И ХОЗЯЙКА

– Собралась я из рябины варенье варить, а кто-то самые крупные кисточки ощипал!

– Это дрозды прилетали.

– Собралась я варенье из рябины варить, а кто-то и средние кисточки ощипал, одни плохонькие оставил!

– Это щуры гостили.

– Собралась я варенье варить из рябины, а кто-то даже последочки ощипал. Ни ягодки не оставил!

– Это свиристели.

– Ишь сколько охотников до моей рябины! Друг за дружкой летят, без спросу едят и хозяйке не кланяются!

ВОРОНА И СИНИЦА

– Все звери от холода в норы попрятались, все птицы от голода чуть живы сидят. Одна ты, Ворона, во всё горло раскаркалась!

– А может, мне хуже всех?! Может, это я «карраул» кричу!

КАМЫШ

Растёт Камыш на озере. Кланяется от ветра. Качает метёлками.

– Метёлки, метёлки, вы что подметаете?

– Воду.

– Во-о-оду? Зачем же подметать воду?!

– Мусорная стала за лето. И трава на ней, и листья грязные, и тина зелёная, и ряска. А подметём – станет вода, как зеркальце!

– Да зачем нужна вода, как зеркальце?

– Пусть осеннее Солнышко в неё поглядится. Пускай птицы перед отлётом на себя поглядят. Да и мы, метёлки, наглядимся вволю, налюбуемся сами собой!

ГРИБНОЙ ДЫМ

– Батюшки мои, пожар!! Батюшки мои, горим!.. Откуда-то дым страшный валит!

– Вона, из грибов. Только и всего.

– Ай, и верно! Из грибов-пузырей дым повалил! Это что же творится-то, милые мои?!

– А ничего. Лось проскакал. Грибы-дождевики растоптал.

– Дак почему ж они дымятся-то?!

– Тьфу ты! Да потому, что спелые! Это не дым валит, это споры грибные, семена грибные, по ветру летят!

– Ну, тогда вали, дым, гуще, грибов будет пуще!

КАБАН И ЛОСЬ

– Ну-ка, Лось, почеши мне бок! Покрепче!

– Шух-шух… Ну, как?

– Слабо. Ты покрепче давай.

– Шух-шух!.. Ну, как?

– Говорю, покрепче.

– Шух!! Шух!! Шух!!. Ф-ф-у, неужто слабо?

– Конечно, слабо. Вот обида, понимаешь: на два вершка сала накопил, а под этим салом как раз и чешется!

ВСЕМ ВАМ КРЫШКА

Шёл Морозко первый раз по лесу и ноги промочил. На земле ещё осенние лужи были, в болотах – воды полно, а лесные озёра от ливней даже из берегов вышли.

А у Морозки ноги в валенках. Неспособно шлёпать.

Зачихал Морозко, носом захлюпал. А потом рассердился и начал рукавицами друг о дружку похлопывать. Как хлопнет – так ледяная крышка готова.

Для луж – маленькие крышечки понаделал.

Для болот – побольше крышки.

Для прудов и озёр – совсем большие крышки, крепкого зелёного льду.

Взял их Морозко в охапку и пошёл воду запечатывать.

– Сейчас, – говорит, – всю эту слякоть прикрою.

Наклонился над лужицей, крышечку примеривает.

А из лужицы слабенькие голосишки:

– Морозко, Морозко, не запечатывай лужу, не опускай крышечку!

Смотрит Морозко, а в луже всякой живности полно: тут и жуки-плавунцы, и жуки-водолюбы, и жуки-вертячки, тут водяные паучки, блошки да личинки… Снуют-суетятся!

– Хватит! – сказал Морозко. – Отжили. Всем вам крышка!

Примерился – хлоп! – и вмиг лужу запечатал.

Дальше идёт. К болоту выбрался.

– Сейчас, – говорит, – и здесь подберу крышечку!

А из болота голоса слышны:

– Морозко, Морозко, не опускай крышку, не запечатывай болото!

Глянь – и тут жителей полно: лягушки, тритоны, улитки копошатся.

– Хватит! – сказал Морозко. – Отжили. Всем вам крышка!

Примерился – хлоп! – и вмах болото запечатал.

Дальше идёт. На озеро вышел.

– Сейчас, – говорит, – самую большую крышку подыщу!

А из озера голоса слышны:

– Морозко, Морозко, не опускай крышку, не запечатывай озеро!

Глянь – рыб в озере полно. Тут и щуки, и окуни, и пескари, и мелюзга всякая, мальки-сеголетки.

– Хватит! – сказал Морозко. – Отжили! Всем вам крышка!

Примерился, прицелился – хлоп! – и легла на озеро толстая ледяная крышка.

– Вот так! – Морозко говорит. – Теперь моё времечко – по лесам да полям разгуливать. Захочу – помилую, а захочу – так всех погублю!

Похваляется Морозко, идёт по лесу, ледком похрустывает, по деревьям постукивает.

– Я один тут властелин!

И невдомёк Морозке, что все водяные жители живы-здоровы остались.

Жуки да личинки на дно опустились, в мягкий ил закопались.

Лягушки в тину зарылись, улитки вход в раковину известковыми дверцами закрыли.

Рыбы яму отыскали поглубже, улеглись рядком, спят.

А для тех, кто не спит, люди прорубь во льду устроили.

– Дышите себе, – говорят, – на здоровье!

Конечно, не слишком весёлое житьё подо льдом. Но ничего. До весны дотянуть можно.

А весна придёт – все Морозкины крышечки распечатает!

НЕ СТУЧАТЬ – ВСЕ СПЯТ!

Дятел – Красная Шапка сел на кривую ёлку, хвостом подпёрся, башкой размахнулся:

«Тук-тук! Тук-тук!» – застучал носом.

Вдруг из-под ёлки, из-под корня-выворотня рычат сердито:

– Эт-та что за стук? Эт-та что за бряк? Кто это мне спать мешает?

– А сам-то, – Дятел спрашивает, – ты кто?

– Медведь. А ты Дятел, что ли?

– Дятел.

– Чего расстучался, длинноносый?

– Жуков да личинок ищу.

– Ступай отседа. Я уже в берлогу завалился, спать наладился, мне покой нужен. В другом месте стучи.

Делать нечего, полетел Дятел – Красная Шапка в другое место. На горелую сосну прилепился, хвостом подпёрся, носом заработал: «Тук-тук-тук!»

Вдруг из-под сосны, из тёмной норы, кричат недовольно:

– Кто это трещит, кто барабанит?!

– А ты сам кто?

– Барсук я! Барсук! А ты, не иначе, Дятел, пустая твоя башка!

– Чего злишься? Я жуков да личинок ищу.

– Пошёл вон! Зима на носу, я в нору забрался, спать навострился. Нечего тут мешать!

Взмахнул Дятел крыльями, полетел в другое место. На трухлявую берёзу сел.

«Тук-тук-тук-тук-тук!»

А из-под берёзы, из ямки между корней, пищат злым-презлым голоском:

– Кто колотит?! Кто звонит?! Кто барабанит?! Это Дятел, да? Ах ты, пустозвон, нос у тебя долог, да ум короток!

– Ох, батюшки… А ты сам кто?

– Ёжик я! Ёж!! Ёжище!!! Убирайся прочь сейчас же! У меня тут норка, я в листья закопался, спать собрался. Не смей будить!

– Да что же это? – Дятел говорит. – Здесь не стучи, там не стучи. А как мне кормиться-то?!

– Если спать не умеешь, – ёжик отвечает, – так веди себя тихо, смирно. Других не буди. Нельзя сейчас трескотню разводить. Все умные звери спят!

КАК ВОРОБЕЙ ТЁПЛЫЙ УГОЛ ИСКАЛ

Жил да был на свете Воробей.

Не городской воробей, – деревенский. Городские – те скушно привыкли одеваться, серенько. А этот расписной красавец: шапка на нём коричневая, на щеках чёрные наушники, и по каждому крылу две белые полоски пущены.

Летом хорошо жилось Воробью. И вольготно, и сытно. А пришла осень, и совсем худым стало житьё.

Льют дожди холодные, ветер-сиверко задувает, а еды так и вовсе не сыскать. Весь хлеб колхозники в амбары свезли, домашнюю птицу в сараи заперли, – нигде зёрнышка не украдёшь. Загоревал Воробей, да нечего делать. Ты птица сорная, бесполезная, никто тебя задарма голубить не станет. Сам живи.

Вот и надумал Воробей лететь, куда глаза глядят.

«Хоть земля, – думает, – и круглая, но должен же найтись на ней тёплый угол… Авось найду!»

И полетел.

Долго ли, коротко летел – притомился. Воробьиные крылышки куцые, такие за море не унесут. Мах, мах – да и впопыхах.

Запыхался Воробей и сел на лесной опушке.

Видит – растут кругом частые кустики, болотные кочки торчат, и ходят между кочек белые птицы с чёрными хвостами.

– Здор о во! – сказал Воробей. – Вы чьи таковы?

– Мы белые куропатки, – отвечают птицы. – А ты кто?

– Я, ребята, Воробей. Из деревни. Лечу тёплый угол для житья искать.

– Зачем тебе лететь? – удивились куропатки. – Оставайся с нами.

– А хорошо ли живёте?

– Уж куда лучше. Было нам холодно, мы в зимнее толстое перо оделись. И тепло, и не видно нас. Было по снегу неловко ходить, мы лыжи приспособили из пёрышков. Теперь не проваливаемся. Было голодно, мы длинные когти отрастили, теперь снег роем, ягоду выкапываем. Чем не житьё?

– Ну, не-ет! – говорит Воробей. – Это не по мне. Забот полон рот: и шубу надо, и лыжи, да ещё ягоду копай!.. Прощайте!

И дальше полетел.

Долго ли, коротко – добрался до светлого березничка. На ветку спустился. Видит – сидят на берёзе две птицы: обе пёстренькие, обе хохлатые.

– Здор о во! – сказал Воробей. – Вы чьи таковы?

– Мы рябчики, – отвечают птицы. – А ты кто?

– Я, ребята, Воробей. Из деревни. Лечу тёплый угол для житья искать.

– Зачем тебе лететь? – удивились рябчики. – С нами оставайся.

– А хорошо ли живёте?

– Уж куда лучше. Было нам голодно, мы взяли да гладких камушков наглотались. И теперь животы у нас любую еду перетрут: и хвою, и почки, и серёжки, и веточки… Что твоя мельница! Было нам холодно, да мы в снегу спать научились. Нырнём в снег, будто в перину – и до утра! Чем не житьё?

– Ну, не-ет! – сказал Воробей. – И это не по мне. Чтоб я камни глотал да в снегу спал… Прощайте!

И дальше полетел. Долго ли, коротко – добрался до тёмного ельничка. На еловую лапу сел, огляделся. Видит – копошится рядом красная птица с носом, будто кривые ножницы.

– Здор о во! – говорит Воробей. – Ты чей таков?

– Я Клёст, – отвечает птица. – А ты кто?

– Я, брат, Воробей. Из деревни. Лечу тёплый угол для житья искать.

– Зачем тебе лететь? – удивился Клёст. – Оставайся со мной!

– А хорошо ли живёшь?

– Уж куда лучше. Было мне голодно, я себе – эвон! – какой хитрый нос смастерил. Что твои щипцы! Теперь шишки лущу, семена из них тащу, да того сытно! Было мне холодно, стал я гнездо рубить. Тёплое будет, хоть под новый год птенцов выводи… Чем не житьё?

– Ну, не-ет! – сказал Воробей. – И это не по мне. Нос тут ещё мастери, гнездо руби… Прощай!

И дальше полетел.

Долго ли, коротко летел – а тут лес и кончился. Впереди – город большой. И видимо-невидимо там серых городских воробьёв!

– Здор о во, братцы! – закричал Воробей. – Как житьишко-то?

– Живём не тужим! – отвечают городские. – Лучше всех! На помойке крошку украдём, из лужи водички хлебнём, у печной трубы погреемся… Чем не житьё?

– Вот это по мне! – сказал Воробей.

И остался в городе жить.

МЕДВЕДЬ И СОРОКА

– Медведь лукошко плести собрался! Медведь лукошко плести собрался!!

– Кыш, стрекотуха… Какое лукошко…

– А зачем же ты лыко дерёшь?

– В берлогу, на подстилочку… Разве мыслимо полгода на жёсткой постели спать?

ПРЯТКИ И ДОГОНЯЛКИ

На сосне, в тёплом гнезде Белка дремлет. Видом её не видать, слыхом не слыхать, нюхом не учуять.

Вдруг стучат снаружи:

– Тук-тук!

Выскочила Белка:

– Кто там?

– Это я, Дятел.

– Чего стучишь?

– С жуками в прятки играю. Жуки под корой хоронятся, а я их выманю, носом нацелюсь – тук-тук! – и застукаю.

– Ой, и я люблю в прятки играть! Давай сыграем!

– Тороплюсь, некогда. С кем-нибудь другим играй!

Улетел Дятел, Белка в гнездо вернулась.

Вдруг опять стучат по стволу:

– Тук-тук!

Выскочила Белка:

– Кто там?

– Это я, охотник.

– Чего стучишь?

– Да с тобой, Белка, хочу в прятки сыграть. Ты в гнезде хоронишься, а я тебя выманю, на прицел возьму – тук-тук! – застукаю.

– Ой, нет! Ой, нет!.. Не хочу в прятки играть, хочу теперь в догонялки!

Да как с ветки на ветку припустится!

УКРЫВУШКИ, ХОРОНУШКИ, ПОКАЗУШКИ

К вечеру вызвездило, ночью морозцы хрустнули, а утром выпал на землю первый снег.

Лесные жители его по-разному встретили. Старые звери да птицы поёжились, прошлую студёную зиму вспомнили. А молодые – ужасно удивились, потому что никогда ещё не видели снега.

На берёзе молоденький Тетерев сидел, на тонкой веточке покачивался. Видит – падают с неба мохнатые снежинки.

– Что за че-чепуха? – забормотал Тетерев. – Бе-белые мухи летят, над землёй кружат, не гудят, не жужжат, не кусаются…

– Нет, родимый, это не мухи! – сказал старый Тетерев.

– А кто же это?

– Это наши укрыв ушкилетят.

– Какие такие укрывушки?

– Они землю укроют, – отвечает старый Тетерев, – одеяльце тёпленькое получится. Мы ночью под это одеяльце нырнём, будет нам тепло и уютненько…

– Ишь ты! – обрадовался молодой Тетерев. – Скорей бы попробовать, хорошо ли под укрывушками спится!

И стал ждать, когда на земле пуховое одеяло расстелется.

Под берёзами, в кустарничке, молоденький Зайчишко день коротал. В полглаза подрёмывал, в пол-уха прислушивался. Вдруг замечает – спускаются с неба мохнатые снежинки.

– Вот тебе н а ! – удивился Зайчишко. – Одуванчики давно отцвели, давно облетели-развеялись, а тут гляди-ка: целое облачко одуванчикового пуха летит!

– Глупенький, разве это цветочный пух! – сказала старая Зайчиха.

– А чего же это такое?

– Это наши хорон ушкилетят.

– Что ещё за хоронушки?

– Те самые, которые тебя от врагов схоронят, от злых глаз уберегут. У тебя шубка вылиняла, стала беленькая. На чёрной земле её сразу видать! А как лягут наземь хоронушки, станет кругом белым-бело, никто тебя и не увидит. Станешь гулять невидимочкой!

– Уй, как интересно! – закричал Зайчишко. – Скорей бы попробовать, как хоронушки меня прячут!

В лесу, по голому осинничку бежал молодой Волчонок. Бежал, по сторонам глазами зыркал, поживу себе искал. Вдруг смотрит – падают с неба лёгкие снежинки.

– Ай-яй! – сказал Волчонок. – Никак гуси-лебеди в поднебесье летят, пух и пёрышки роняют?

– Что ты, разве это пух да пёрышки! – засмеялся старый Волк.

– А что же это?

– Это, внучек, наши показ ушкилетят.

– Не знаю я никаких показушек!

– Скоро узнаешь. Лягут они ровным-ровненько, всю землю укроют. И сразу показывать начнут, где какие птицы бродили, где какой зверь проскакал. Поглядим мы на показушки – и тотчас узнаем, в какую сторону за добычей бежать…

– Ловко! – обрадовался Волчонок. – Хочу скорей поглядеть, куда моя добыча побежала!

Только разузнали молодые звери да птицы, что это с неба падает, только с первым снегом познакомились, как потянуло тёплым ветерком.

Тут укрывушки, хоронушки, показушкии растаяли.

ХОМЯК И КРОТ

– Хр-р… хр-р…

– Пуф-пуфф! Пуф-пуфф!!

– Хр-р… Эй, кто здесь?!

– Пуфф! Это я, Крот. А ты кто?

– Ещё спрашивает – «кто»! Хомяк я, вот кто. Чего ты в мою нору лезешь?!

– Пуф-пуфф… Да я нечаянно. Уморился, с лап сбился. Червяков, понимаешь, ищу, а они от холодов глубо-око попрятались. Роешь-роешь, ищешь-ищешь, семь вёрст под землёй пройдёшь, покуда червячка заморишь.

– А ты бы делал, как я. На зиму – спаленка, рядом со спаленкой – кладовочка. Поел – поспал, поспал – поел. И за семь вёрст ходить не надо!

ЗАЯЦ И КРАПИВНИК

– Что за напасть, этот первый снег! Бежишь – и от всех четырёх лапок следы остаются…