Текст книги "Буйный бродяга 2015, специальный выпуск"

Автор книги: Эдуард Шауров

Соавторы: Дмитрий Никитин,Алексей Жемчужников,Владимир Бутрим,Александр Рубер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– Автобусное сообщение ушло в прошлое, теперь улицы – для горожан, а передвижение либо по воздуху, либо на метро. Для любителей старины остались трамвайные и троллейбусные маршруты на небольших исторических участках города, – спасатель продолжал лекцию, заранее отвечая на вопросы, возникающие у мальчика.

– А велосипедная тропа! Вы забыли сказать про велосипедную зону, – Лена пыталась обратить на себя внимание.

– Ну, ей уже больше ста лет, мальчику, наверно, неинтересно! Вокруг Кремля, Китай-города и части Замоскворечья проложены велосипедные туристические зоны, на Кремлевской набережной тоже сделана велодорожка.

– Я почему-то трубы не вижу, – сказал, не отрываясь от окна, Сергей.

Его действительно не интересовали велосипедные дорожки, эка невидаль для мальчика, который каждое лето на велосипеде до одури катается.

– Какие трубы? – девочка со спасателем прекратили диалог.

– Дома вижу, парки вижу, улицы вижу, но ни на одном доме нет трубы для дыма, нет заводов с огромными трубами. Я столько фильмов видел про Москву, в них всегда показывают заводские трубы выше домов.

– Не бывает труб, потому что... потому что..., – Лена с надеждой смотрела на спасателей.

– Потому что перестали сжигать уголь для получения электричества.

– А дома как согревают?

– Солнцем! Солнечные батареи! – девочка торжествующе показывала вниз, – Видишь, пластины на крышах блестят? Это солнечные батареи. Я вспомнила, это мы по географии учили, а я её никогда за серьезный предмет не считала, мне математика нравится.

– Да, девочка правильно говорит. Добавлю, что фабричные трубы исчезли ещё по одной причине – почти все фабрики и заводы вынесли за черту города, и не только в Москве а во всех крупных городах. Люди добираются туда на скоростном подземном транспорте, есть отдельные ветки метро. И там не увидишь труб, кроме вентиляционных. Вся промышленность лет сто назад перешла на термояд.

– Какой яд? – Сергунька боялся задавать лишние вопросы, чтоб не выглядеть неучем, но вопрос прозвучал независимо от его желания.

– Это энергия, которая получается в результате синтеза легких элементов. Ядерная реакция, только наоборот, не разрушение атомов, а синтез, – так же быстро выпалила Лена и добавила. – У меня родители физики, я это знала, но с трубами никак не связывала.

– Для сравнения: напёрсток, наполненный дейтерием, производит энергию, эквивалентную 20 тоннам угля. Озеро среднего размера в состоянии обеспечить любую страну энергией на сотни лет, можешь посмотреть потом в интернете, – это вмешался спасатель.

Что такое интернет, в котором можно посмотреть про озеро, Сергей не успел спросить.

– Вот мы и приземляемся. Красная площадь, – обернулся к ним спасатель, молчавший в течение всего разговора.

Сверху Красная площадь казалась обычной широкой мостовой, выложенной сглаженными булыжниками. Никакого трепета, как при рассматривании на фотографии в школьном актовом зале, Сергунька не ощутил. Приземлились точно в центре, почему-то площадь оказалась почти пустой, не считая небольшой группы туристов с фотоаппаратами.

– Где Мавзолей? Где очередь, всегда показывают по телику очередь в Мавзолей? – Сергунька оглядывался по сторонам.

– Он будет сейчас. Не все гости Москвы хотят видеть Мавзолей, поэтому он скрывается за силовым полем и кажется для таких посетителей стеной. Для тех, кто хочет попасть в Мавзолей, защита снимается, и Мавзолей виден и доступен им, – вступила в разговор Лена и продолжила, обращаясь к спасателям. – Спасибо, дяденьки-спасатели, мы не можем вас больше задерживать. Я сама проведу экскурсию для нашего гостя из прошлого. Правда, Сергей?

– Почему прошлого?

– Где тогда твой браслет безопасности? Ни один ребёнок не ходит без него с самого рождения! – Лена протянула руку и показала металлический браслет на запястье. Переливающиеся камушки при близком рассмотрении оказались кнопочками с надписями, они-то и переливались разным цветом.

– Можно вызвать скорую помощь, родителей, можно связаться с любой точкой света, да много чего можно. Правда, из-за того, что некоторые дети во всём полагаются на браслет, они запускают своё индивидуальное развитие.

– Какое?

– Плохо учатся. Вот ты как учишься в школе?

– Обычно, даже тройки иногда получаю.

– Не скажи! Сегодня так спланировал с сосны, не всем отличникам так удается. И левитировать умеешь, значит.

– Мавзолей! – Сергей рад был отвлечься от заумного и бессмысленного на его взгляд разговора. Мавзолей проявился, словно на фотопленке – сначала дрожащим неясным контуром, потом контур стал чётче и определённее, и наконец, всё здание стояло перед ними незыблемо и твёрдо.

Двери Мавзолея были открыты, Сергей с трепетом и неподдельным страхом стал спускаться по лестнице. Как он прошел мимо саркофага, как один раз посмотрел на живого вождя страны Советов, как холодный пот прошиб его по всей спине, он не помнил. Очнулся у входа. Лена теребила его, – Идем! Я покажу тебе Москву. Испугался? Он ведь не настоящий, а ты молодец, не боишься. Я бы не пошла настоящего смотреть.

– Как не настоящий?

– Настоящего давно похоронили, исполнили волю матери. А здесь объемное голографическое изображение.

– Всё равно Ленин.

– Конечно, Ленин! Ты историком хочешь стать?

– Почему так думаешь?

– У нас все будущие историки сюда ходят. А я вот в первый раз с тобой пришла.

– Я хочу художником, но не буду. Мама говорит, что самая лучшая профессия для парня – это тракторист, а для девчонки – это медсестра.

– Почему мама за тебя решает? Поступай в такую школу, где развивают художественные способности.

– Где взять такую школу, у нас одна на деревню, и то рисования нет. Вам, столичным, хорошо!

– Столичным? Какая разница, где какая школа, если есть телепорталы!

– Меня друзья Штырём прозвали за правду, я правду говорю.

– Забываю, что ты из прошлого. Идем к метро, я расскажу тебе по дороге про наши школы.

Метро Сергея поразило больше, чем телепорталы, которые Лена расписывала как последнее чудо техники. Обычные телефонные кабинки, заходишь, набираешь адрес и через некоторое время оказываешься там, куда хотел попасть. Но на телепортацию существовало ограничение по переходам, потому что вредно для здоровья, и чтобы не перегружать линии для важных перемещений. А метро оставалось неизменным вот уже более сотни лет или двух сотен, Лена сказала об этом мельком, а мальчик постеснялся уточнить.

Зато не постеснялся несколько раз покататься по кольцевой линии, выходя на каждой станции и в полном восторге катаясь на эскалаторах вверх-вниз. Особой разницы с будущим, если он находился в будущем, он не находил. Одеты с Леной они были одинаково – футболка и шорты, только в браслете разница. Мавзолей и метро на своём месте. А что улицы пешеходные стали, это ему даже понравилось. И понравились летающие тарелки для пассажиров, которые то и дело бесшумно скользили над улицами. Лена сказала, что называют их гравилёты, но спасатели прилетали к ним на обычном самолёте, только переместились через телепортал срочного вызова, поэтому появились так внезапно. Про школы он так и не понял до конца, как это можно учиться там, где захочешь, но девочка не обманывала, это факт. Она призналась, что хочет стать космонавтом-исследователем и поэтому после начальной школы перешла в школу с математическим уклоном. Тут Лена стала рассказывать про геометрию Лобачевского и Римана, про красоту теории относительности, про математику – царицу наук. Сергунька вежливо выслушал и тоже удостоился похвал: оказывается, люди с большим воображением, как у него, гораздо лучше усваивают все науки, им легче даются телепортация и телепатия, левитация удается им без изнурительных тренировок, и что Сергей так спланировал с сосны, что его записали бы для своего возраста в вундеркинды. На этом Сергунька остановил поток красноречия нежданной подружки:

– Где у вас поесть можно?

– Идем к моим родителям.

– Домой?

– Нет, на работу. Там рядом столовая есть. Я по браслету поем, а для тебя нужны продуктовые карточки, у родителей возьму.

– У родителей возьму, у родителей возьму, у родителей возьму..., – в ушах нестерпимой болью разрывался голос Лены, на её голос наслаивались приглушённые голоса друзей, а Сергунька никак не мог понять, где он находится и что с ним происходит.

– Ребя, Штырю плохо, родителей надо звать!

– Какие родители? Первую помощь надо оказывать, беги за водой в овраг, быстро майку намочи, на него выжмем, – это близкий дружок, Генка.

– Мама, да не знаю я его, на аллее повстречала, он добрый. Сказал, что я летаю, – всхлипывала Лена.

– Штырь, очнись, куда мы без тебя? – это ноет самый мелкий из их компании, Сашок.

– Не скули, обломи ветку, обмахивай, чтоб ветерок был. Где вода? Помогите поднять. Еще за водой, быстро, – Гена не терял самообладания.

– Мальчик из прошлого, попал к нам неизвестно как. Видимо, есть способности к телепортации, – женский голос, наверно, Лениной мамы.

– К левитации, к левитации, он летает, я сама видела, – плачет Лена.

– Мы не можем его отправить обратно, надо знать точное место, время и имя, – мужской голос, спасатели вернулись.

– Мы не можем его оживить, Генка, мы не можем, – голоса друзей всё тише и тише.

– Сколько раз вы пользовались телепорталом, Лена?

– Два. Я ему Царицынский парк показала и планетарий, на метро уже накатались... ой, у него же нет браслета... как он перемещался?

– Глупая! Своими силами, видел карту, адрес, который ты набирала. Он растратил все свои силы для перехода обратно. Срочно кислородную маску, искусственное дыхание, мы его теряем, – женский голос приблизился к самому уху и зашептал,

– Мальчик, очнись, скажи свое имя, какой у вас сейчас год.

– Ребя, держите его крепко, голову набок, язык вытащить, а то подавится. Буду делать искусственное дыхание. Штырь очнись, Штырь, не умирай, – это пацаны с Генкой.

– Сережа, взлети, как тогда с сосны, Серёжа, скажи, откуда ты, – плачет Лена, ей вторят мужской и женский голоса,

– Мальчик, скажи имя, год, мальчик, скажи имя, год...

На грудь навалился тяжелый трактор или танк, нестерпимая боль разрывала сердце, глотку, Штырь попытался уползти от этой громады, вдохнуть глоток..., открыл глаза, чтобы понять, куда отползать. Пацаны, Лена с мамой и спасателем, все склонились над ним.

– Штырь, 1985 год, – сказал и провалился в темноту, где дышалось намного легче.

***

Странная блажь деда Сергея, всю жизнь проработавшего трактористом, не поддавалась объяснению. Он каждое лето ездил в Москву, обходил все парки, аллеи парков, ходил на Красную площадь, а дома рисовал картины сказочной панорамы – город с воздушными мостами, легкими планерами в воздухе, навесными дорогами, красивыми парками. Ни на одной картине не было заводских труб, а на одной даже не было Мавзолея Ленина. Близкие считали это легким сумасшествием после глубокого необъяснимого обморока, который он пережил в детстве, а дед Сергей их не разочаровывал. Он слышал, что сказал спасатель, после того, как он назвал год,

– Всего год осталось до развала великой страны.

И уже на краю возвращающегося сознания, до него донёсся взволнованный голос Лены,

– Но ведь страна возродилась, Сережа, слышишь, у нас 2147 год!

Белый холст впервые не поддавался. Вот уже час восьмидесятилетний Сергей Иванович сидел перед ним и не мог вызвать ничего из памяти, чтобы рука с кистью начала уверенно воспроизводить увиденное в давнем сне.

– Дедушка, дедушка, – к нему со всех ног бежала внучка Светланка.

– У нас в художке сказали, что объявляется конкурс картин «Москва 2147»! Что мне нарисовать?

– Нарисуй аллею из корабельных сосен, а в конце аллеи бежит девочка, не касаясь тропинки ногами, словно летит. Возьми мой холст.

Александр Рубер
День на экваторе

Транспорт космического лифта приближался к Земле, проходя последние сотни километров своего долгого двухдневного пути с геостационарной орбиты. Лифт постепенно сбрасывал скорость с почти тысячи километров в час так, что дополнительное ускорение, учитывая все еще слегка пониженную, по сравнению с поверхностью Земли, силу тяжести, было незаметно.

Над восточной Африкой, где точно на экваторе, недалеко от берегов озера Виктория, находилась наземная станция лифта, уже светило солнце, и пассажиры лифта, проснувшись, собирались на завтрак в маленьком, но уютном ресторане. Внутренний радиационный пояс Земли был пройден еще ночью, защитные шторки, закрывающие окна, были подняты, и из находящегося на восточной стороне транспорта ресторана открывался великолепный вид на Индийский океан. Среди пассажиров были двое, слегка загорелый молодой человек, одетый в белоснежную рубашку и светлые брюки, и стройная девушка с русыми волосами до плеч, тоже одетая в светлое, сидевшие за одним столиком.

– С одной стороны, раннее прибытие – это хорошо. С другой – не люблю я так рано вставать, – заметила девушка, запивая ароматным кофе тост с джемом.

– Да, просыпаться рано утром – это неприятно, – согласился молодой человек, голос которого звучал несколько сонно. Он пытался бороться с остатками сна таким же способом – с помощью кофе. Конечно, современная фармацевтика предоставляла более действенные (и при этом совершенно безопасные) средства, но отнюдь не такие вкусные.

– Зато будет время еще раз посмотреть город. На берегу озера я, например, не была. А ты ведь жил здесь почти два месяца!

– Набережная там очень красивая, я гулял по ней пару раз. Но, Алиса, как я уже рассказывал, в те два месяца я был, можно сказать, ошеломлен.

– Ну, Роберт, это же было положительное потрясение, – улыбаясь, ответила Алиса.

– Это была почти непрерывная череда положительных потрясений. А после того, как я приехал в университет, выяснилось, что она отнюдь не закончилась...

– А она и не закончится, – с улыбкой ответила Алиса, допивая кофе.

– Кстати, интересно, а насколько часто студенты вроде нас могут путешествовать на лифте? – спросил Роберт, – понятно, что если я вдруг попробую заказать еще один билет для подъема на станцию, скажем, через неделю – я его не получу. А если через полгода?

– Хочешь опять отправиться в космос в летние каникулы? Через полгода билет тебе дадут, как и мне, если подать запрос заранее, – ответила Алиса, – чаще на космическом лифте могут путешествовать разве что те, кому это действительно нужно, например члены экипажей космических кораблей.

Я имею в виду этот лифт, – второй, бразильский, сейчас занят исключительно доставкой грузов. А раз в полгода подняться на станцию или слетать на Луну может любой студент, и в этом есть смысл – должен же человек посмотреть мир, в котором ему предстоит жить, трудиться и творить!

– Совершенно с тобой согласен. И я, похоже, начинаю входить во вкус путешествий. А по поводу летних каникул я еще не думал, – ответил Роберт, – жаль, что их не хватит, чтобы слетать на Марс.

– Да, только если переводиться в Университет Скиапарелли, – согласилась Алиса, – там, конечно, интересно, но он ... маленький. Я во время школьных экскурсий его весь обошла. С другой стороны, поехать туда на практику курсе на четвертом...

– До этого еще долго. В то же время межпланетники летают все быстрее и скоро до Марса можно будет добраться меньше чем за месяц, – заметил Роберт, – если там найдутся места для студентов.

– Раз в год – найдутся, – ответила Алиса.

– А про экспедиции ты не думала?

– Про них думать пока еще рановато. Попасть туда будет не так просто даже таким отличникам, как мы, – экспедиции немногочисленные.

– Берут только лучших специалистов, как и раньше, – согласился Роберт.

– Да, так было практически всегда и будет дальше. Хотя до Битвы был такой странный период, когда в космос отправлялись непрофессионалы, за деньги – огромные деньги. Не на Луну, конечно, и не на Марс, а на околоземную орбиту.

– Туризм для очень богатых? Я про него даже не знал.

– Я как-то об этом читала. Всего лишь незначительный эпизод, как и все попытки коммерциализации космических полетов. Космос не для капитализма.

– Но лифт они все-таки построили, – заметил Роберт, – хотя это был искусственный бум, созданный, чтобы пристроить капиталы и рабочие руки.

– Именно. Я видела расчеты – он просто не мог окупиться, к тому же нам его пришлось модернизировать сразу же после Битвы. Последний пузырь перед последним кризисом.

Тем временем за окном, внизу, на востоке, уже можно было рассмотреть вершины горы Кения и хребта Абердэр. Большое табло, висящее на стене ресторана, показывало две высоты – над уровнем моря и над вершиной легкого конуса, венчавшего пирамиду наземной станции. Вторая уже отсчитывала последние километры длинного путешествия – транспорт приближался к конечной точке своего пути. Углеродные ленты, протянувшиеся более чем на тридцать пять тысяч километров, начинались здесь, на высоте пятидесяти километров над поверхностью Земли.

– Пора собираться! – сказала Алиса, взглянув на табло, и стала подниматься из-за стола.

– Да, – согласился Роберт, на которого, похоже, наконец-то подействовал выпитый кофе.

Плавно остановившись, транспорт пристыковался к двум герметичным переходам, ведущим к скоростным лифтам уже более традиционной конструкции, призванным преодолеть сорок с лишним километров и, двигаясь вдоль оси легкого конуса, доставить пассажиров и грузы на вершину пирамиды наземной станции. Сила тяжести здесь была уже почти нормальной.

Алиса и Роберт направились к выходу и вместе со всеми остальными пассажирами перешли в большую кабину скоростного лифта, оснащенную креслами.

– Пожалуй, надо покрепче взяться за поручни, – заметил Роберт, усаживаясь в кресло с мощными подлокотниками, за которые было удобно держаться, и пристегивая ремень безопасности, – хорошо, что я уже побывал в невесомости, ведь спускаться на этом лифте мне не приходилось – только подниматься.

– Да, в начале спуска будет почти невесомость, но она такая же, как и в конце подъема, – ответила Алиса, усаживаясь в соседнее кресло, – и я заметила, что ты прекрасно ее переносишь. Для меня, конечно, лучше уменьшенная гравитация по отношению к земной, чем увеличенная...

Лифт тронулся и действительно начал набирать скорость, устремившись вниз с ускорением, близким к ускорению свободного падения. Двигаясь внутри чрезвычайно разреженной атмосферы, он преодолел почти полсотни километров и достиг вершины пирамиды меньше, чем за полчаса. Торможение было более длительным, чем ускорение, и, похоже, несколько более неприятным для некоторых из пассажиров.

Лифт плавно остановился и пристыковался к шлюзу, ведущему на верхний уровень пирамиды. Они все еще были на высоте шести километров над уровнем моря, но в просторных галереях внутри огромного сооружения на каждом из уровней поддерживалось нормальное атмосферное давление.

Двери открылись.

– Уф, – вздохнула Алиса, поднимаясь с кресла, – одна с четвертью «же». Я, конечно, киборг, но я же марсианский киборг...

Киборгом Алиса была в очень небольшой степени и обнаружить признаки кибернетизации внешне было совершенно невозможно, но она, тем не менее, позволила Алисе быстро адаптироваться к жизни на планете с силой тяжести, превышавшей марсианскую более чем в два с половиной раза.

Правда, когда сила тяжести превышала стандартный один "же" в течение сколь-нибудь длительного времени, Алиса нередко выражала свое неудовольствие, пусть больше и показное.

– И тем не менее, я до сих пор удивляюсь, как ты так быстро привыкла к земной гравитации, Алиса, – сказал Роберт, – я понимаю, кибернетизация, адаптогены, медицинские нанороботы. Но учитывая то, как ты играешь в «мячик»... Мне надо еще немало потренироваться, чтобы так прыгать, – продолжил Роберт, пока они шли по переходу.

Вместе с другими пассажирами Роберт и Алиса вышли из шлюза внутрь центрального зала верхнего уровня пирамиды. Отсюда разбегались во все стороны дорожки с подвижным покрытием, ведущие к обзорным галереям на внешних стенах пирамиды и к гостинице «Ворота к звездам», здесь располагались входы в лифты, ведущие на нижние уровни пирамиды. При выходе на станцию никаких проверок прибывших, разумеется, не было, в отличие от тех, кто собирался подняться на лифте – но и им требовалось лишь предъявить билеты автоматам контроля. Пусть на Земле границы кое-где еще остались, но между небесными телами их не было и не могло быть – ведь все внеземные поселения являлись частью Core. Слово «Core» было бэкронимом, изначально англоязычным и имевшим в прошлом не одно значение, лишь первое слово в нем оставалось неизменным, но теперь аббревиатура состояла всего из двух слов и расшифровывалась предельно просто – Communist Republic, Коммунистическая Республика.

– Отлично, – сказала Алиса, – теперь у нас есть почти целый день до вечернего экспресса.

– Да, – согласился Роберт, – поезд отправляется поздно.

– Прогуляемся по обзорной площадке? – предложила Алиса.

– Согласен. Поехали на западную сторону, оттуда великолепный вид на озеро.

Самодвижущиеся дорожки состояли из нескольких секций, отличающихся цветом и перемещающихся с различными скоростями. Переходя с более медленных на более быстрые, Алиса и Роберт добрались до самой скоростной, стального цвета, с небольшим голубым оттенком, которая двигалась со скоростью хорошего бегуна и была оснащена легкими складными поручнями и сиденьями.

– Мне нравится твой настрой, – продолжила разговор Алиса, когда они устроились на сиденьях, – я про тренировки.

– Я уже понял, Алиса, что ты стараешься тянуть меня за собой, – улыбнулся Роберт, – ну, или подталкивать. Не то, чтобы мне это не нравилось...

– Роберт, стремление к новым вершинам – это правильно. Зря что ли тебе поменяли сердце на здоровое? И я буду тянуть тебя за собой, не сомневайся. Или подталкивать, – улыбнулась Алиса, – не в области учебы, конечно, там тебе не требуется никаких дополнительных побуждений.

– Ну, средний балл у тебя все-таки на сколько-то десятых процента выше, – шутливо заметил Роберт.

– При том, что я училась в школе, которая объективно сильнее любой из школ Зеленого Союза, – ответила Алиса, – чувствую, во втором семестре соотношение может стать и обратным, – улыбаясь, добавила она, – но это не важно. Главное, что мы отлично учимся.

– Да, узнавать новое – это здорово. Мне никогда так не нравилось учиться, как в университете.

– Мне и в школе нравилось, но у вас была другая программа, конечно.

– Ничего, скоро будет нормальная, – довольно сказал Роберт, – как же это хорошо, что Зеленый Союз станет Ассоциированной территорией!

– И уже скоро. Все-таки главное в Зеленом Союзе то, что там не успели появиться настоящие капиталисты.

– Да, на острове есть только очень маленькие семейные предприятия, – согласился Роберт, – почти коммуна. Радикальные "зеленые", основавшие Зеленый Союз, не успели обзавестись капиталами. И вся земля на острове является общественной.

– А это означает, что Зеленый Союз сейчас реализует совершенно уникальную возможность мирного присоединения, без вооруженной классовой борьбы. Для любого другого государства, где есть настоящая буржуазия, этот путь закрыт. По большому счету у вас вообще не успели заново возникнуть классы.

– Верно, – согласился Роберт, – впрочем, если вспомнить жизнь до Битвы, большинство приехавших окажутся вполне пролетарского происхождения.

– А если вспомнить твоих деда и прадеда...

– Да, в некоторым смысле, приехав учиться в Советский суперсектор, я вернулся на родину предков. И, хотя я никогда их не видел, судя по рассказам родителей, они были бы очень рады.

Самодвижущаяся дорожка доставила Алису и Роберта на западную сторону галереи. Был великолепный солнечный день, и с высоты пяти километров над поверхностью открывалась величественная панорама города, выросшего рядом со станцией космического лифта. Здесь не было тянущихся вверх небоскребов – земля не покупалась и не продавалась, и никто не пытался втиснуть как можно больше помещений на маленький участок в дорогом районе. Большие комплексы, сочетающие в себе жилые зоны с местами для отдыха и досуга, занимали огромные площади и были спроектированы так, чтобы дать жителям максимум солнечного света и свежего воздуха. Построенные в теплом климате, они имели и множество открытых террас, по которым можно было гулять, и сады на плоских крышах.

Город утопал в зелени – в нем, спроектированном и выстроенном уже после Битвы, не было улиц, предназначенных для автомобилей, их место занимали широкие аллеи с дорожками для пешеходов и поднятыми над землей на изящных желто-оранжевых опорах монорельсовыми дорогами. По эстакадам сновали капсулы автоматического персонального транспорта на электрической тяге, движущиеся почти бесшумно. Здесь, как и во многих новых городах и районах, был распространен именно такой автоматический транспорт, в отличие от старых городов с их исторической застройкой, где по асфальтированным улицам перемещались электромобили – но тоже полностью автоматические. Пассажирские капсулы, окрашенные в светлые цвета, рассчитанные максимум на четверых, были доступны круглые сутки, как и везде в Core – достаточно было просто придти на стоянку или вы звать капсулу с универсального портативного терминала, который имелся у каждого жителя. Иногда встречались и зеленого цвета капсулы, без окон – грузовые. В нескольких местах город пересекали линии скоростного монорельса, поезда которого могли быстро перемещать большие массы пассажиров – но тоже не производя шума и не мешая обитателям города.

Дальше, на юго-западе, простиралась сине-серая гладь озера Виктория, над которым лишь в нескольких местах плыли пушистые белые облачка. В галерее имелось несколько укрепленных на штангах биноклей, которыми и воспользовались Алиса и Роберт. В бинокли можно было рассмотреть два скоростных пассажирских судна на подводных крыльях, рассекавшие воды озера, небольшой рыболовецкий корабль и множество, казавшихся крошечными с такого расстояния, прогулочных катеров и лодок, – некоторые из них несли паруса.

– А ведь до Битвы к водам этого озера не стоило даже приближаться во избежание заражения, – заметил Роберт.

– Я что-то читала про это. Какое-то заболевание, вызываемое паразитами? – спросила Алиса.

– Да, от него окончательно избавились только лет через десять после Битвы, когда все бывшие страны по берегам озера стали Зависимыми территориями и в них стали возможны масштабные, плановые проекты по улучшению системы здравоохранения. Тогда искоренили и малярию, и разные лихорадки. А до Битвы ситуация здесь была ужасной, во всех смыслах.

– Как и почти во всей Африке, – согласилась Алиса, – а теперь жители города, как и все, кто живут на берегах озера, похоже, могут плавать по озеру и плескаться в нем без малейшей угрозы для жизни и здоровья. Интересно, а куда дели крокодилов? Или они остались?

– Крокодилы в озере есть, – подтвердил Роберт, – но вблизи города они не водятся. К тому же здесь есть и специальные сетчатые заграждения в некоторых местах, и системы раннего предупреждения на тот случай, если крокодилы все-таки появятся в населенном районе, и роботизированные подводные аппараты для отстрела слишком опасных особей.

– Похоже, за то время, что ты здесь жил, ты хорошо изучил местные условия.

– Изучил. На озере, кстати, и штормы бывают.

– Ну, в метеосводках о них предупреждают заранее, – заметила Алиса, – и сегодня шторма не ожидается. Станция автоматических прогулочных катеров там есть, – продолжила Алиса, глядя в бинокль, – что совершенно ожидаемо.

– Хочешь прокатиться по озеру?

– Пожалуй, да. Поедем на берег! – предложила Алиса.

– Поедем, – согласился Роберт, – я знаю пару мест с очень красивыми видами.

Самодвижущаяся дорожка доставила Алису и Роберта к лифту, спускавшемуся на первый, наземный этаж пирамиды. Набережная соединялась со станцией космического лифта линией монорельса, небольшие поезда которого курсировали туда и обратно каждые пять минут. Движущийся практически бесшумно белоснежный состав с красной полосой на боку быстро доставил Алису и Роберта к остановке почти на самом берегу озера.

Дул слабый бриз. В небе над озером можно было увидеть пару беспилотников, белоснежные крылья которых сверкали в лучах солнца.

– Пограничная служба периметра? – предположила Алиса.

– Да, граница охраняется хорошо. В самом городе очень спокойно, здесь даже милицейские патрули увидишь очень редко, – заметил Роберт, – а снаружи все-таки Зависимые территории.

– Разумеется, это необходимость. Прогресс там огромный, но всеобщая грамотность, увы, еще не означает ни полной победы над дикими древними предрассудками, ни, тем более, отсутствия преступности.

– Без охраны периметра нельзя, – согласился Роберт.

– Зависимые территории зачастую – слишком опасное место, чтобы пускать в Core всех желающих оттуда, – продолжила Алиса, – в некоторые их части до сих пор без брони лучше не соваться.

С приходом Core на Зависимых территориях навсегда ушли в прошлое нищета и голод, были практически побеждены болезни, миллионы научились читать и писать – но экономическая система, при которой стало невозможно жить за счет труда других, устраивала не всех.

– Там еще есть и те, кому не по нраву новые порядки, – продолжила Алиса.

– Да, помнишь сообщение о попытке терактов в Секторе Конго, перед Новым годом? Там хотели взорвать стоянку сельскохозяйственной техники и станцию монорельса.

– Помню, – ответила Алиса, – кое-кому не нравится ни перспектива высокотехнологичной коллективной обработки земли, ни возможность жителей свободно перемещаться по сектору. Что-то мне это напоминает... Хорошо, что Департамент узнал об их планах еще во время подготовки.

– Похоже, Департамент еще долго не останется без дела.

– Зато талантливых ребят и девушек с Зависимых территорий берут в университеты. Патрис с нашего курса ведь оттуда? – вспомнила Алиса.

– Точно, он из Кисангани, – согласился Роберт, – ему, конечно, нелегко учиться, но он справляется.

– Теперь таких, как он, будет все больше – Да и тем, кто старше, как я понимаю, учиться никто не мешает, – добавил Роберт.

– Верно, – согласилась Алиса, – здесь и правда очень красивая набережная, – сказала она, глядя на идущую вдоль берега пешеходную улицу, вымощенную красноватым камнем, – прогуляемся?

– Давай, – согласился Роберт.

Они не спеша пошли по набережной, с одной стороны которой росли пальмы и большие, раскидистые африканские тюльпанные деревья с темно-зелеными листьями, усыпанные алыми цветами. С другой – совсем недалеко накатывались на песчаный пляж небольшие волны. Сезон дождей недавно закончился, и погода была солнечной. Несмотря на то что город находился на экваторе, здесь было не слишком жарко – сказывалась высота более километра над уровнем моря. Солнце, стоящее почти в зените, конечно, припекало, но тень от деревьев укрывала гуляющих от его лучей.