Текст книги "Паруса в океане"

Автор книги: Эдуард Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

54. Колесница богов

Испепеляющее солнце повисло в воздушных испарениях над тихим, уснувшим заливом, спрятавшимся от океана за редкими скалами и цепочкой коралловых рифов. Джунгли замерли в безветрии, отражаясь в гладком зеркале залива застывшими клубами зелени, многоярусными стенами, холмами.

Разбитая штормами и прибоем бирема покоилась на рифах, задрав к небу нос с размозженной о скалы головой патэка. Такелаж и парус были сняты. Борта замерли в печальной редкозубой улыбке – так выглядели со стороны пустые отверстия для весел.

Сухопутный тяжелый краб, невесть как попавший на корабль, вскарабкался на середину мачты и словно раздумывал, зачем он здесь.

Жуткий вой гиены пронесся над заливом.

– Как будто из нее жилы тянут, – не выдержал Рутуб.

– Проклятое место, – откликнулся Фага, – даже звери воют. Да видано ли, чтоб гиена днем голос подавала?

Мореходы пережидали в тени деревьев полуденный зной. Тут же между корявыми стволами двух раскидистых гигантов покоился на катках остов нового судна.

Больной протяжно застонал и шевельнул распухшими ногами.

Мемфисец склонился над телом.

– Адон… Агенор… Астарт! Он открыл глаза!

Мореходы столпились вокруг кормчего, но тот уже крепко спал, едва заметно дыша.

После того как умер некогда могучий, мускулистый Абибал, всех поражала борьба хрупкого на вид Агенора с сонной болезнью. Кормчий тлел, изредка приходя в сознание. И то, что он еще дышал, было вызовом судьбе.

…Астарт поднял с земли изогнутый с усеченным носком клинок.

– Раньше я такого не видел. Откуда он?

– Остров Красной Земли. Хорошая сталь, – сказал Саркатр, – на наших глазах эта штука срубила столько голов, что фараон бы позавидовал.

– Расскажи мне подробней. – Астарт улегся на траву рядом с Саркатром.

– Большущий остров. Ахтой уверяет, что Египет и Ханаан вместе могут уместиться на нем. Как только мы распрощались с тобой и вышли в море, нас отнесло течением к его берегам. Пусть Ахтой дальше рассказывает: его там чуть не сожрали.

– И не думали они меня есть. Они сильно ошиблись во мне.

– Как так?

– Долго рассказывать. Ладно, по порядку. Там мы встретили людей, не похожих на зинджей. У них кожа желтая, темнее хананейской, и волосы гладкие и прямые. Они пришли с востока, из-за океана. За океаном, оказывается, тоже есть земли, народы и кокосовые пальмы.

Одинокий вопль гиены заставил мемфисца замолчать. В сердцах сплюнув, он продолжал:

– Они, наверное, до сих пор воюют с зинджами острова, хотят стать хозяевами Красной Земли. Выйдет у них или нет, но я предвижу еще одно переселение целого народа. И хозяева и пришельцы – отличные мореходы…

– Зинджи делают паруса из пальмовых листьев, – не вытерпел Анад, – а во время штиля и голода варят из них суп.

– А у косоглазых пришельцев паруса из бамбуковых пластин, – добавил Фага, – однажды парус оборвался и убил всю команду.

– Они тоже смеялись над нашими парусами, потому что мы шили из них штаны, – подал голос старшина гребцов.

Ахтой продолжал:

– Смейтесь над их парусами, обычаями, над чем угодно, но увидите, если зинджи прогонят их с острова, они не смирятся с жизнью на нездоровых берегах. В глубь Ливии их ничто не заманит: то морской народ. Они пойдут к берегам Аравии, и, может быть, их вскоре увидит Сабея и даже Египет. Если же пришельцы все-таки победят и останутся на острове, то на север хлынут морские зинджи. Так или иначе, Аден, пожалуй, сменит хозяев. Ведь арабы не имеют опыта больших войн. Ашшурбанипал в несколько дней покорил набатеев, имея небольшой отряд конницы. А химьяриты и сабеи умеют только плевать друг в друга да жульничать на базарах. Пришельцы же с раскосыми глазами и зинджи острова – воины с рождения. Они одинаково хорошо владеют мечом и парусом.

– Кто же тебя хотел съесть? – спросил Астарт.

– Не съесть! Пришельцы выкрали меня, одели в свое платье и вручили вот этот кривой меч. Когда же узнали, что я не кормчий и что мне не ведомы дороги ветров, они прогнали меня, а в награду за мои страхи оставили меч при мне.

– Альбатрос боялся, как бы не выкрали его самого, – сказал Саркатр, поэтому мы тайком покинули те берега.

– Неужели адмирал не захватил ни одного из пришельцев?

– Боялся, – ответил Ахтой, – ведь у них тоже корабли, много диковинных кораблей, похожих на квадратные корыта с загнутыми краями, не поймешь, где корма и где нос. Зато позже, когда солнце вдруг перестало греть наши затылки и переместилось вправо, Альбатрос решил узнать, что ждет нас впереди, и Скорпион притащил с берега зинджа. Когда начали пытать, зиндж перекусал все, оборвал цепь и, как рассказывал Болтун, "нагло убежал". Потом побережье повернуло на север. Солнце повисло у нас на бровях. И у самого моря долго тянулась пустыня. Тогда опять поймали местного жителя, из-за этого началась война. Человек сто умерло от стрел, Оразу дубиной раздробило руку. А тут еще лихорадка, сонная болезнь, язвы по всему телу. Рутуба укусил белый паук. Анад опять провалился в ловчую яму. Все словно посходили с ума. У Ассирийца передралась вся команда.

– Веслами дрались, – уточнил Анад.

– Вот тогда-то устроили всеобщий молебен, с жертвоприношениями. Альбатроса принесли в жертву, как самое ценное, что у нас было…

Зловещий вой заставил всех прислушаться.

– Живьем грызут, что ли? – проворчал Рутуб.

– Что-то здесь неладно, – сказал Астарт, – чувствуете, какая ненормальная тишина? И гиена…

– Даже попугая невозможно подстрелить, – пожаловался Анад, – ни одной живой души. Мы с Мекалом весь лес обшарили.

– Подохнем с голоду, – загрустил Фага.

Все это очень странно, – начал Ахтой, и в этот миг сильный толчок подбросил мореходов.

От рифов и берега к центру залива ринулись волны. По лесу прокатился густой шум.

– Скорей! За работу! – крикнул Астарт, хватаясь за топор.

Мореходы гурьбой побежали к остову корабля. Застучали топоры, завизжали пилы. Люди работали торопливо, с суеверным ужасом ожидая чего-то.

– Ораз наколдовал, – уверенно заявил Мекал, и Астарт заметил, что испуга на его лице нет.

– Астарт, посмотри! – прошептал Ахтой.

Над высоченным конусом, подпирающим небо, поднимался столб черного дыма, превращаясь в рыхлую, растекающуюся по небосводу тучу.

"Еще одно чудо Ливии", – подумал Астарт.

– Ты слышал о Колеснице Богов? – шепотом спросил египтянин.

– Нет.

– Карфагенские мудрецы утверждают, что в Ливии есть гора, слепленная из дыма и пламени, и знойное божество разъезжает на ней по всему миру, как на колеснице. Ни один смертный не вернулся живым, взглянув на Колесницу Богов.

К вечеру остов был обшит досками, и начали смолить днище.

Солнце опустилось наполовину в море, когда оглушительный грохот потряс небо и землю. Мореходы попадали ниц, шепча молитвы. Лишь двое смотрели на вулкан.

– Уходить надо, – лицо Ахтоя покрылось капельками пота.

– Да, надо уходить. – И Астарт протяжным криком призвал всех на корабль.

Недостроенное протекающее судно столкнули в воду. Ни мачты, ни сидений для гребцов, ни палубы, ни площадки кормчего – одно лишь днище с фонтанчиками воды сквозь щели. Гребли в неудобнейших позах, стоя или полусидя. Рутуб зажал барабан между колен и колотил рукоятками мечей в тугую кожу: свои колотушки оставил в спешке на берегу.

– Быстрей! Быстрей! – Астарт повис на рулевом весле, тревожно оглядываясь на дымящую гору.

Судно неуклюже выползло за рифовый барьер, и океанская вечная зыбь гостеприимно раскрыла объятия.

Удар грома – и мгновенно выросшие волны обрушились на беглецов. Из жерла вулкана вырвались клубы пламени, пепла и газов. Начавшийся ветер потащил зловещее черное облако в глубь Ливии.

– Колесница Богов! – восторженно вскричал Ахтой. Огненные языки поползли из кратера к подножию. Незабываемое зрелище!

Вспыхнул лес, озарив море, судно и уплывающие облака пепла.

Несколько гребцов побросали весла и в великом страхе вручили себя небесам. Астарт уговорами и побоями пытался образумить товарищей. Но мало кто внимал голосу рассудка. А те, кто еще гребли, втянули головы в плечи и шептали молитвы.

С волнами творилось небывалое: они хаотически бросались в разные стороны, сшибались, взрываясь пенными шапками.

Неожиданно запел Саркатр, и сильный мужественный голос вернул людей к веслам, хотя подземный гром не умолкал.

Волны становились все круче и безумней. Но Астарт торжествовал: все весла дружно взлетали и опускались, повинуясь окрепшему ритму Рутуба.

Колесница Богов раскаленным шипом вонзалась в ночное небо. Лес горел не только у подножия, но и на всем побережье, подожженный раскаленными валунами, сыпавшимися с неба.

Постепенно море клокотавшего огня осталось далеко позади. И только широкое светлое зарево, полыхавшее за горизонтом, да светящаяся звезда, жерло вулкана, продолжали подгонять мореходов.

55. Ликс

Холодное встречное течение принесло прохладу. Дышалось непривычно легко. Тиски влажного зноя, сжимающие грудь и выматывающие все силы, теперь лишь неприятные воспоминания. Корабль, достроенный и полностью оснащенный, пробирался вдоль пустынной нескончаемой полосы песчаных отмелей, борясь со встречным постоянным ветром и течением.

Новые воды – новые неожиданности. Однажды мореходы попали в окружение странных существ: яркие фиолетовые и розовые пузыри с роскошными гребнями усеяли поверхность моря далеко вокруг.

Анад прыгнул в их гущу, намереваясь заполучить необыкновенный охотничий трофей. Но, заорав не своим голосом, стремглав взлетел по осклизлому веслу и упал на палубу. Все тело юноши покрылось багровыми полосами ожогов. Рутуб подцепил на весло один пузырь, и все увидели пучки тонких длинных щупалец, похожих на водоросли.

Анад сильно болел после ожогов. Прислушиваясь к его бреду, многие думали, что еще один хананей не ступит на земли обетованные. Анад выжил, но на всю жизнь потерял любовь к розовому и фиолетовому.

И вот наступил день, когда радостный вопль впередсмотрящего взбудоражил всех:

– Вижу трирему!

Трирема в Ливии?!

Парус быстро приближался. Рутуб сбился с ритма и оставил барабан в покое. Весла беспечно опустились. Мореходы столпились, погрузив нос корабля по самые ноги патэка.

Неясные очертания эмблемы на ослепительно белом парусе постепенно вырисовывались в контуры змеи, обвившей шест.

– Братцы, – заплакал Фага, – это же знак Эшмуна!

– Хананеи!

– Свои!

– Хвала небу!

– Хвала Мелькарту!

– Принесу в жертву быка!

– Двух быков!

Люди плясали, плакали, кричали, обнимались, целовались, пели песни и молитвы.

Трирема круто развернулась, парус убрали. На палубе стояли бронзовые от загара бородатые люди. Большинство полуголые, в матросских набедренных повязках. Некоторые в белых, торжественных, одеждах. Все были вооружены мечами и круглыми щитами.

– Клянусь всеми богами – это карфагеняне! – воскликнул неестественно тонким голосом Рутуб. – Здесь земли, подвластные Карфагену!

Трирема неуклюже ткнулась в борт биремы, сломав половину своих и чужих весел. С борта на борт метнулись абордажные дорожки и крючья.

– Сдавайтесь, – объявил толстый важный пуниец с крупной серьгой в ухе и золотой массивной цепью на животе, – не то будем резать.

– Вот теперь я узнаю своих, – сказал Астарт, лучезарно улыбаясь.

Царь ливифиникийского города Ликс сидел на троне из слоновой кости и задумчиво смотрел на реку того же названия. Чернокожие рабы с опахалами и зонтами суетились вокруг него. Кучка обросших, почти нагих пленников изнывала под палящими лучами солнца на площади перед троном, чужеземцы перебрасывались друг с другом редкими словами.

Рабы бегом принесли паланкин, второй, третий… Весь государственный совет спешил по зову монарха.

Верховный жрец и первый визирь заняли свои места на верхней ступеньке у трона, вытирая подолами мантий мокрые подмышки.

– Визирь прокашлялся и начал, полузакрыв глаза:

– Посмотри, о Владыка Ливии, эти шакалы, не принесшие тебе ни подарка, а нам – законной пошлины, искусно изображают на лицах своих одухотворенную радость и…

– Одухотворенную? – задумался владыка.

– О! Твои уста, Повелитель, – ласково произнес долговязый верховный жрец, – как всегда источают мудрость и…

– Мудрость? – царь вновь погрузился в размышления.

– Твои слова, о Наместник неба и Карфагена, – воскликнул визирь, вселяют в покорных советников твоих святые желания целовать твои стопы и…

– Целовать? – оживился царь.

От толпы пленников отделилось двое. Расшвыряв копья охраны, они приблизились к трону.

– Приветствуем тебя, Великий царь! Почему люди твои враждебны к путешествующим мореходам? – Астарт с интересом разглядывал очередного повелителя, встретившегося на его пути.

Визирь и жрец зашептали повелителю в оба уха. Наконец пожаловал высочайший вопрос:

– Сознавайтесь, что вы украли в моем государстве?

Астарт с Ахтоем переглянулись. Египтянин внятно и с расстановкой произнес:

– Как мы могли у тебя украсть, о мудрейший из мудрых, когда впервые здесь?

– Не по воздуху же ваша бирема пронеслась через земли повелителя Ликса и Ливии? – коварно улыбнулся верховный жрец.

– Мы пришли с юга, – ответил Астарт.

– С юга! – хихикнул визирь и обернулся к сидящим на нижних ступенях, и весь государственный совет дружно и надолго залился жизнерадостным смехом.

– Мы обогнули морем Ливию по приказу могущественного фараона Нехо, царя Египта, – пояснил мемфисец.

– Египет? – удивился царь. – А где это?

– О мой господин, Повелитель ликситов, троглодиов и эфиопов, это так далеко, что прикажи их пытать, – поклонился в пояс верховный жрец.

– Приказать? – задумался царь.

– Ты, уважаемый, хоть и с одной головой, но ума в ней на десять голов, – издевательски произнес Ахтой.

– Лошадиных, негромко произнес Астарт, Ахтою понадобилось проявить все свое самообладание, чтобы не прыснуть.

– Ваал-Хаммон! Они хотят нас запутать! Повелитель! Повели повелеть! воскликнул визирь в тревоге.

– Это он считает верхом красноречия, – сказал египтянин.

– Они все тут от жары спятили.

– Тогда почему фараон не прислал послов и подарки повелителю нашей державы? – выпалил член государственного совета с серебряной цепью, ниспадающей на живот.

Затем вопросы посыпались на мореходов, как предсказания из глотки базарной гадалки.

– Если вы с юга, то скажите, сколько пальцев на ногах великанов, которые спят на левом ухе, а укрываются правым?

– Чем питаются полулюди-полулошади?

"Вот влипли", – подумал Астарт.

– На каком наречии говорят люди с собачьими головами? – продолжались вопросы.

– Летучих мышей с собачьими мордами видели, собак с кошачьими – тоже, а вот людей с головами собак не встречали, – сказал Астарт, видя, что его слова упали в пустоту.

– Уважаемые, если вам нужны чудеса, пожалуйста! – Ахтой коротко рассказал о диковинных полосатых лошадях, о ливийских колдунах, гигантской кошке, гремящей радуге, Колеснице Богов и о многом другом, поразившем воображение мореходов. В заключение сообщил о великом чуде – о перемещении солнечного пути.

– Полосатые лошади! Охо-хо! – изнемогали вельможи. – Пять радуг? Муравьями зашить рану? Ну, плутина, развеселил!

– Ты лжешь! – крикнул визирь. – Если бы вы видели Колесницу Богов, то давно бы грелись в преисподней!

– Врет! – согласился царь и плюнул в реку Ликс.

Как и ожидал Астарт, с гневной речью выступил верховный жрец:

– Как ты, нечестивец, осмелился клеветать на божество солнца? Видано ли, чтоб Всемогущий и Всеведущий Ваал-Хаммон покинул свою тропу и поплыл в своей колеснице по бездорожью? Великий царь, прикажи их пытать, я думаю, это греки, выкрасившие кожу в желтый цвет. А вон тот худой подделался под египтянина. Они воры! Меня трудно провести, ибо само небо – мне поддержка.

– Что же нам красть в вашей заброшенной богами провинции? возмутился Астарт. – У вас есть золотые копи и оловянные россыпи? Или жемчужные ловли? Может, вы шлифуете бриллианты и прячете в кувшинах изумруды?

– Мы не провинция, – обиделся жрец, – мы скоро будем богаче Карфагена! А вы воры. Ищете дорогу к Пурпурным островам.

Астарт вздрогнул.

– Плохи наши дела, Ахтой.

– Плохи, – согласился египтянин, ибо слышал еще в Финикии об этих таинственных островах и о людях "одного корня с хананеями" – ликситах, которые торговали с Тиром через посредничество пунийцев, тирских купцов. Главным богатством Пурпурных островов была "драконовая кровь", выступающая на коре небольших тропических деревец. Ее подмешивали к пурпурной краске, чтобы не выгорала на солнце и не блекла в морской воде.

– Гонец гарамантов! – объявил вельможа, похожий на юродивого, столько на нем было украшений и побрякушек.

На дворцовую площадь въехал чернокожий ливиец верхом на голошеем страусе. Набросив на голову птицы колпак из плотной ткани, посол спешился и пополз на животе к трону.

Воины окружили путешественников и погнали как стадо баранов узкими улицами столицы.

"Помесь ливийской деревни и пунического городища", – отметил про себя Астарт, с интересом разглядывая постройки.

Жители толпами шли за мореходами, обзывая их по приказу визиря последними словами.

Весь экипаж разделили на три части и бросили в разные трюмные ямы. Астарт не унывал.

– Как вы отвыкли от родных обычаев! Цари, жрецы, тюрьмы – это же наши старые знакомые! Пора снова привыкать.

– Привыкай, только побыстрей, – послышался голос из вороха истлевшей соломы, – вас завтра бросят в бассейн к акулам.

– Даже тут кто-то водится, – удивился Саркатр.

Фага и Мекал разбросали солому.

– Кто такой? – с угрозой спросил повар.

– Грек.

В полутьме можно было различить светлое пятно лица.

– Это можно было понять и по тому, как ты коверкаешь слова, – угрюмо произнес Рутуб, – а почему тебя не отправили к акулам?

– Я сказал, что клад зарыл, да забыл где. Вот они и копают по всей Ливии вот уже третий год. У нас был отличный корабль с хорошим экипажем. Нам удалось узнать, что тайна пурпура – это краситель растительного происхождения и что добывают его только на Пурпурных островах. Но мы не учли, что в Ликсе хватают каждого иностранца и пытают, пока не признается в том, что ему предъявляют. Нас схватили и пытали, кто-то проговорился – и все полетели в бассейн.

Рассказ грека, уверенного в собственной безопасности, неприятно подействовал на мореходов.

Глубокой ночью толстая металлическая решетка на одной из ям сдвинулась: мореходы, встав друг другу на плечи, приподняли ее. Сладко спавших тюремщиков связали, позатыкали им рты соломой.

Когда все были в сборе, отправились к пристани залитыми лунным светом улицами. Безмятежно шелестели пальмы под легким бризом. Сонно тявкали собаки, словно в каком-нибудь азиатском или египетском городе. Вдалеке громыхнул львиных рык. Там – необъятная ночная Ливия.

– Хлебом пахнет! – Фага зашмыгал носом.

– Послушай, кормчий, давай перетрясем Пурпурные острова, людей там мало, перережем вмиг, – грек ощупью нашел Астарта и впился крепкими пальцами в его руку, – я по звездам найду дорогу. Ведь тогда богаче нас не будет на земле. Уступаю тебе треть барышей.

– Нам не по пути. Убирайся, чтоб я тебя не видел, – ответил гневно Астарт.

– Пожалеешь, кормчий! Ой как пожалеешь! Вдруг мы еще встретимся?

– Эред, Саркатр, утащите этого молодца обратно. Да задвиньте решетку, чтоб не выбрался.

– Но, – замялся Эред, – неужели тебе не жаль его?

– Ему место в клетке. Так лучше для всех нас.

Греку заткнули рот. Гигант взвалил дрыгающего и мычащего авантюриста на плечо и недовольно пробурчал:

– Может, его сразу бросить акулам?

Астарт не ответил. Он знал, что Эред никогда не решится на это.

На палубе биремы по-хозяйски расположились полуголые солдаты и чиновники в париках, сочиняющие опись имущества и оружия мореходов. Солдаты развели костер на площадке кормчего и забавлялись тем, что дергали за уши Анада. Тот все еще не поправился после той охоты за цветными пузырями и исходил бессильной яростью.

Астарт хищно улыбнулся в предвкушении мести. Бывшие пленники Ликса искали в темноте камни и палки для предстоящей драки. Мекал первым увидел Агенора: кормчий выполз из вороха тряпья и тянулся к забытому кем-то из солдат кинжалу.

– Адон Агенор ожил! – Мекал, а за ним и все бросились к трапу.

Солдаты схватились за мечи. С помощью весел всех ликситов побросали в воду.

Астарт обнял хрупкое тело кормчего.

– Знать, любит тебя Меред и ждет каждое мгновение.

– Слава адмиралу! – вскричал Рутуб.

– Слава! – полсотни глоток окончательно разбудили Ликс.

Чтобы избежать погони, финикияне потопили те немногие суда, что стояли у пристани, и устремились вниз по течению Ликса в океан.

Пахнуло океанским простором. Седые звезды призывно мерцали, маня в подлунные дали. Бурунный след за кормой полыхал холодным пламенем.

Гребцы пели, налегая на весла, радуясь свободе, ночной свежести, привычной матросской работе. Агенор, сидя на площадке кормчего, слушал знакомую с детства песню, вдыхал запахи моря и переживал сладостное волнение.

Познакомившись с гостеприимством местных царьков, путешественники благоразумно обогнули морем подвластные Карфагену крупные ливифиникийские города Арембис, Мелитту, Акру, Гиту, Карион-Тейхос…

У часто посещаемого мореходами Средиземноморья лесистого мыса Солоэнт сделали привал на несколько дней.

Перед Столпами Мелькарта вошли, наконец, в попутное течение. Помолившись на близкую Иберию, точнее, на Гадес, где покоился гроб Мелькарта, благополучно миновали знаменитый пролив и увидели окутанный туманами желанный берег земель обетованных. Отсюда, от Столпов, начиналась привычная жизнь, стиснутая рамками жреческой морали и волей могущественных правителей. Отсюда начинались великие державы, мировая торговля и мировые войны.

Часто встречали караваны судов. Финикийская речь звучала на корабельных палубах и рыбачьих лодках, на причалах тирских, библских, сидонских факторий, на улицах городов карфагенских провинций, вбирая богатство языков соседних народов: нумидийцев, артабров, кантабров, бузитанцев…

Близость Карфагена угадывалась в пьяных возгласах встречных кормчих, не успевших опомниться от храмов и кабаков, в дуновении берегового бриза, пахнущего сырыми кожами, молодым вином, сильфием, фимиамом деревенских храмов, в обилии боевых галер в каждом порту, оберегающих покой купеческой державы западных семитов.

Астарт становился все беспокойней, хотя внешне не подавал вида. Но друзья отлично понимали его состояние. Саркатр все чаще пел и играл на систре. Ему подпевали все, даже Ахтой. Оправдываясь, мудрец разглагольствовал о любви Осириса и Имхотепа к музыке, вспоминал предания Иудеи, в которых еврейский царь Давид, тот, что победил Голиафа, играл на арфе и пел свои псалмы, услаждая слух легендарного старца Саула.

Но Астарта невозможно было расшевелить. Вечерами он подолгу смотрел в море, следил за полетом птиц, размышлял.

Показались первые виллы и дворцы Магары, предместья богачей Карфагена. Пальмы и сосны, будто на тирском берегу, шумели, ловя ветер. Живое солнце запуталось в хвое милых сердцу пиний.

Лицо Астарта покрылось едва заметной бледностью. Пальцы сжали кромку борта.

Вскоре показались высокие городские стены, переходящие у моря в головокружительный обрыв. По гребню каждой из них могла во весь опор промчаться колесница. Белокаменная Бирса, карфагенский кремль и храм Эшмуна на самой высокой его возвышенности празднично сияли в голубизне африканского неба, крича на весь мир о величии, великолепии, богатстве.

Астарт резко отпрянул от борта и скрылся в каюте кормчего. Мекал, волнуясь, сдерживал рулевое весло, и Агенор негромко подсказывал ему.

– Убрать парус! – прозвучал торжествующий мальчишеский голос.

Крупная птица с коричневым оперением ринулась с высоты в мелкую зыбь гавани.

– Олуши рыбу ловят рядом с веслами, – сказал Рутуб, сверкая белками глаз, – хорошая примета!