Текст книги "Эдатрон. Том I"

Автор книги: Эдуард Неллин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Эй! Чего шалишь? А ну отпусти. – он старался говорить спокойно, не показывая страха и у него получалось. Он не стал ворочать кистью руки, попавшей в пасть росомахи, чтобы не провоцировать ее рефлексы, а деловито подсунул в пасть вторую руку и стал раздвигать мощные челюсти. – Ну, ну, не балуй, ишь надумала чего. Зубки-то разожми, вот так…

Видя его реакцию, росомаха сама разжала челюсти и тут же облизала руку, а затем оскалила клыки в веселой ухмылке. Во всяком случае у него сложилось такое впечатление. Он еще полежал в снегу, отдыхая, в то время как зверь наворачивал вокруг его лежащей тушки круги. Видно не наигралась. И вообще она напоминала ему капельку ртути, ни на миг, не оставаясь без движения, но он-то не был лесным зверем и, хотя он считал себя уже достаточно тренированным, но должен был признать, что в сравнении с росомахой был если не на десятых, то на вторых ролях точно. Впрочем, мальчишка не комплексовал по этому поводу, как говорится – каждому свое, росомаха немного развлеклась, а он отошел от обуревавшей его в последнее время тоски. Хоть она и зверь бессловесный, но все-таки – живое существо и он почувствовал, что все его мрачное настроение улетучилось, как будто его и не было. В благодарность он вытащил из землянки кусок мяса и бросил его зверюге, правда не забыв отрезать от него и для себя внушительный шмат примерно на килограмм весом. Кусок был достаточно большим, поэтому хватило на обоих. Еще бы, это был его недельный запас, который он раз в неделю пополнял, залезая в погреб. Каждый день нырять в погреб, перекидывая при этом массу снега, да еще демаскируя свое хранилище, он считал ненужным и даже вредным делом. У него оставался еще небольшой запас мороженного мяса, но потом придется переходить на копченую кабанятину, но хомяк в его душе оказался хищником пострашнее росомахи и потребовал не трогать запасы, а идти на охоту.

На охоту он отправился на следующий день, прямо с утра и хорошо подготовившись. Все-таки он долгое время не выходил в дальние походы. Взял с собой и новые стрелы с наконечниками из оленьих рогов, теперь он мог рассчитывать и на дичь, покрупнее зайцев и глухарей. Увязалась за ним и росомаха, видимо подумав, что это какое-то новое развлечение. Она вообще оказалась довольно игривым существом, всегда готовым покувыркаться в снегу. Ну с такой шубой это было неудивительно. А судя по еще не стершимся белоснежным клыкам, она была довольно молода, что объясняло ее некоторую доверчивость и склонность к легкомыслию в обращении с мальчишкой. Его это больше чем устраивало. Он и так подумывал в дни своего заточения заиметь какую-нибудь живность, на вроде собаки. А чем росомаха хуже?

Большой добычи им не попалось. В начале росомаха спугнула из-под ели крупного зайца, за которым сама же и погналась и сама же, догнав, схарчила. Но мальчишка не был в обиде. Пока она, преследуя зайца, скрылась между деревьев, он, пройдя совсем немного и выйдя на небольшую поляну, поднял из сугроба стаю фазанов голов в семь. Ленивые птицы не улетали далеко и пролетев шагов двадцать-тридцать опять плюхались и зарывались в снег. Может так они скрывались от преследования, но такая манера прятаться от опасности была мальчишке на руку. Он просто по хорошо видным следам определял, где нырнул и притаился фазан, подходил шагов на десять, держа лук наготове, и спугивал птицу, швырнув туда палку. Заполошно взлетавшего фазана бил стрелой влет, на это его мастерства уже хватало. Конечно и мазал безбожно, но глупая птица даже не старалась отлететь подальше, а отлетев на небольшое расстояние тут же пряталась в ближайшем сугробе. Неизвестно помогала ли такая тактика при встрече с другими охотниками за фазаньим мясом, но для маленького двуногого хищника она оказалась очень удобной в качестве добычи. Добыл таким образом двух самочек и красавца самца килограмма на три. Посчитав, что этого ему хватит, прицепил добычу к поясу и направился по направлению к землянке. Пока ощипывал и готовил одну тушку появилась довольная и судя по всему сытая росомаха. Все равно кинул ей одну птичку, самую маленькую из имеющихся.

Появление в его жизни росомахи немного скрасили его однообразное существованье. Частенько они совместно охотились, научившись понимать друг друга без слов. Она выгоняла на него дичь, а он из засады поражал ее стрелой или копьем, в зависимости от животного. Один раз они даже умудрились таким образом добыть молодого лося, которого по-братски поделили. Будь он один, то мальчишка даже и не рыпнулся бы при виде высокой туши за полтонны весом. Будучи в той жизни крутым бизнесменом, он пару раз выезжал на охоту на лося, которую устраивали ему деловые партнеры и знал, насколько опасен этот зверь. Взрослый матерый самец может в легкую отбиться от стаи волков, а удар копытом проломить самый крепкий череп. Этот сохатый, хоть и был молод, если судить по рогам, но мальчишка не сомневался, что получить от него копытом будет все равно, что кувалдой. Но росомаха, ничуть не смущаясь размерами добычи и не испугавшись ни копыт, ни развесистых рогов с метр размахом, закрутила, завертела вокруг опешившего от такой наглости лося карусель, без труда уворачиваясь от страшных в своей смертоносности копыт, а потом в какой-то миг изловчилась и вцепилась сохатому в нос. Тот сразу же замер то ли от боли, то ли от растерянности, не зная, что делать с этим маленьким по сравнению с ним, но таким назойливым животным. Тут уж мальчишка не растерялся. Вначале он подранил сохатого копьем в бок, когда тот ошалевший от бешенного напора росомахи, закрутился на месте, стараясь передними копытами достать врага и поэтому сразу не заметил мальчишку, появившегося из кустов, а затем уже росомаха вцепилась и повисла на груди лося, вгрызаясь в глотку. Тут уже сам бог велел несколько раз добавить копьем в грудь, стараясь достать до сердца. Так вместе и добили бычка. Мальчишка взял себе одну ляжку и шкуру с рогами, все остальное досталось прожорливой росомахе, которая никак не хотела уходить от добычи и осталась жить возле туши. Мальчишка оставил ее со спокойной совестью. Не завидовал он тем, кто попытается отобрать у нее ее добычу, будь это хоть медведь или тигр. Про волков или других хищников помельче он даже не думал. Ее наглость и свирепость наверно была уже известна лесным жителям и горе тем, кто этого еще не знал. Во всяком не ему было учить росомаху жизни в тайне, сама знает на что идет. Тем более, что частенько она пропадала на неделю другую, исчезая по каким-то своим делам, а потом как ни в чем не бывала опять появлялась в его жизни, частенько принося с собой какую-нибудь нетяжелую добычу.

Однажды он решил проверить, куда она ходит и пошел за ней. Хорошо еще, что он подготовился к дальней дороге. Росомаха вперевалку размашисто бежала вперед, не обращая внимания на спутника. Мальчишка выдохся где-то на пятом километре и со злостью сплюнув, просто пошел по следу, бросив попытки идти с ней вровень. Он не шел точно по ее следам, когда пару раз пройдя по ясно видимым на целине отпечаткам широких когтистых лап опять вернулся к той же точке, откуда начал путь, а просто шел, сохраняя общее направление. Он злился на это глупое животное, которое накручивало непонятные петли, но при этом упорно шло в каком-то одному ему известном направлении. На третий день до него дошло, что росомаха просто обходила свои владения, как рачительный хозяин, проверяя все ли в порядке на подвластных ей территориях, а это он, глупый городской мальчишка, поперся за зверем на прогулку, в то время, когда росомаха была занята важным для нее делом. Когда до него это дошло, он перестал обижаться на то, что она фактически не обращает на него внимания, а занялся дорогой, стараясь просто выдержать направление.

Не спеша он шагал по зимнему лесу, любуясь невероятно красивыми картинами, которые мороз щедро рассыпал на его пути. Вечерами он не торопясь разжигал очередную нодью и готовил ужин из подстреленной по дороге дичи. Иногда его навещала росомаха и тогда он делился с ней ужином, а иногда она сама притаскивала что-нибудь на зубок. И поужинав, долгими зимними вечерами зверь и человеческий детеныш сидели и, жмурясь от идущего волнами тепла, смотрели на стреляющее искрами весело пляшущее пламя. Так к нему медленно, но верно приходило понимание этого мира, в который он практически пришел с войной, заранее готовым к враждебным действиям и ко всяким неприятностям, а надо было просто принять его таким, какой он есть, со всеми его неприятностями и вот с такими мгновениями счастья. Он сам не замечал, как в нем тихо и мирно умирает тот старый циничный мизантроп, который до этого руководил его жизнью. Зато рождается другой, хоть и отягощенный опытом уже прожитый жизни, но юный, несмотря на всю парадоксальность этого утверждения, обновленный характер живого и любопытного мальчишки.

К концу этого двухнедельного путешествия в землянку вернулся совсем другой человек, по-новому воспринимающий этот мир и себя в этом мире, и он был благодарен за это росомахе, которая даже не подозревала о своей заслуге и все так же деловито шныряла по окрестностям в беспрестанных поисках добычи. Она-то с рождения жила в мире и согласии со всем, что составляло ее жизнь в этих таежных дебрях. Оказывается, надо было просто принимать этот мир таким, какой он есть, а не видеть в нем заранее врага, которого надо непременно победить. Он перестал убиваться по поводу своего положения и только с улыбкой говорил себе, когда несколько дней подряд беспрерывно шел снег или не везло в охоте и наступали полуголодные дни, старую, еще с Земли, поговорку: «Все пройдет, пройдет и это». Это не означало, что он вдруг стал этаким всепрощенцем, скорее он стал философом и все плохое стал воспринимать через призму спокойствия и даже где-то с юмором. Он по-прежнему радовался ясному морозному утру, радовался росомахе в ее очередное посещение после долгого похода и весело кувыркался с ней в снегу и не огорчался, когда силки оказывались пустыми. Просто он принял этот мир и мир принял его.

Так и подошла к концу зима и мальчишка сам не заметил, как постепенно и вроде незаметно подошла весна. Вначале снег стал более плотным и влажным, потом по утрам пропали заморозки, постепенно пропала снежная шуба у деревьев и сугробы стали проседать и по утрам стали покрываться тонкой ледяной корочкой. А потом пропала росомаха. Ушла в очередной обход территории и не вернулась. Обычно она исчезала максимум недели на три, а тут прошло уже дней тридцать, а ее все не было, но он надеялся, что все с ней будет хорошо. Ему было трудно представить, что кто-то или что-то может ее остановить, если она захочет увидеть своего друга. Скорее всего, у нее появились какие-то дела, от которых она не может отказаться. Он не мог даже подумать, что кто-то может встать на пути свирепого и бесстрашного хищника и поэтому не сильно беспокоился. Мало ли дел у лесного зверя, когда вокруг творится такое.

А творилось что-то невероятное и захватывающее дух. Лес вдруг очнулся от зимней спячки и как какой-то великан, который просыпаясь от крепкого сна издает различные звуки, так и он вдруг разразился треском лопавшегося льда на речке, звоном многочисленных ручьев, скрипом оттаивающих деревьев и птичьим гомоном. За какие-то две недели тайга вдруг преобразилась. Все вокруг оживало, бегало, пищало и орало. За каких-то десять дней снег растаял без следа впитавшись в землю, жадно поглощавшую животворную влагу и почти сразу ответившую молодой нежной порослью. Деревья казалось гудели от распиравших их стволы соков и тоже со скоростью одевались в светло-зеленые наряды. А тут еще добавили праздника веселые весенние дожди, которые казалось смывали весь негатив голодных зимних месяцев. Приход весны оказался буйным и размашистым.

На это время мальчишка спрятался в землянке, подъедая все свои зимние припасы, перетащив их в свое жилище. Благо, что оставалось в погребке совсем ничего. Единственное, что он сделал по хозяйству, то это углубил освободившийся погреб и сходил на речку. Казавшаяся летом тихая и смирная таежная речка была непохожей сама на себе. Разлившись в раза три шире себя обыкновенной, она превратилась в грозно рычащий поток воды, смешанный с грязью и всяким мусором, скопившимся за долгую зиму. Она несла все то, что до поры до времени было спрятано под снегом и сейчас ворчливо ворочала гнилыми ветками, прошлогодними листьями, изредка попадавшейся падалью и даже небольшими бревнами и валунами. Берега ее были загромождены кусками льда, все-таки по ночам было еще достаточно холодно, в тенистых местах еще встречался снег и лед не спешил таять. Он-то и был нужен мальчишке, который решил не терять удобного случая и соорудить себе ледник. Каждый кусок льда надо было обмыть в проточной воде, на своих санках отвезти к яме, уложить каждый кусок на дно, засыпать все это тонким слоем песка, а потом еще и перекрыть сухими ветками, желательно в несколько слоев. Хорошо еще, что речка обеспечила и бревнышками на любой вкус и размер. Потрудиться пришлось конкретно, надо было успеть пока лед не растаял под лучами солнца, которое с каждым днем становилось все жарче. Ледник получился на славу, а он окончательно засел в свое избушке, пережидая бурное время, выходя только по естественным надобностям и за березовым соком, для сбора которого еще зимой приготовил берестяные фляжки, сшитые еловыми корнями и обмазанные сосновой смолой. Вид у них был откровенно тяп-ляпистый, но влагу держали хорошо, а большего ему и не надо было.

Со временем зима окончательно уступила бурному напору весны, речка вошла в свои берега, а лес окончательно оделся в буйно играющую всеми оттенками зеленого листву. Казалось, что все обитатели леса повылазили из своих нор, берлог и логовищ и спешили откормиться на молодых травах Мальчишка тоже не терял времени даром и постоянно выходил в короткие однодневные походы, набирая еще нежные ростки одуванчика, крапивы, мясистой корейской травы, названия которой он так и не вспомнил, побегов молодого папоротника, грибов и прочей растительности. После нескольких месяцев мясной диеты трава шла на «ура» и, пока она не набрала сил и не стала жесткой и несъедобной, надо было поторопиться. И он, не замечая времени, делал заготовки уже на следующий год, так как понял, что как бы он не любил мясо, но даже ему трудно изо дня в день питаться одними шашлыками. Занятый хозяйственными хлопотами, он уже позабыл о всех своих опасениях и страхах. Люди казались ему чем-то далеким и несбыточным, и он как-то уже свыкся с мыслью, что он один и даже стал считать это вполне естественным явлением.

Неизвестно, сколько еще времени пребывал бы в маленьком мирке своего одиночества, если бы цивилизация, образно говоря, сама не постучалась в его двери. Да и цивилизация ли то была? В тот знаменательный день он пошел проверить свои ловушки. Пройдя километров пять вышел к знакомой речке и пошел вдоль берега, внимательно оглядываясь. Все-таки вода рядом и мало ли кого могло принести на водопой. И тут на узкой песчаной полосе, он увидел четко отпечатавшийся человеческий след. Речка в этом месте сужалась и при желании взрослый человек мог вполне ее перепрыгнуть. На какой-то миг сердце замерло, а потом застучало с удвоенной силой. «Ну вот и люди» – мелькнула мысль. – «Что там подумал Робинзон Крузо, когда после стольких лет одиночества увидел человеческий след? Кажется, он испугался. Вот и мы не будем бросаться на шею первому попавшемуся аборигену». Немного обеспокоенный, огляделся вокруг. Лес вокруг спокойно шумел листвой. Иногда прорывался птичий пересвист, но ничего тревожного не ощущалось.

В этом месте лесная речка, и так-то не очень полноводная, сужалась и являлась естественным местом для того, кто хотел бы перейти речку, не замочив ног. Видно путник перепрыгнул через неширокий водный поток и попал прямо на прибрежный песок. В ямке следа уже скопилась вода, значит неизвестный ходок прошел здесь достаточно давно. Сам след был довольно бесформенным, видно нога была обута во что-то вроде мокасина, и достаточно большим, чтобы понять, что это был взрослый человек. Следующие следы уже скрывались в густой траве. И куда это он шел и откуда? Вот пойдешь по следу и уведет он тебя в какую-нибудь даль несусветную, куда охотник ушел на охоту и будешь как дурак метаться за ним, пока он не пойдет обратно. Или, если шел уже обратно, то приведет к жилищу, но, когда это будет, тоже неизвестно. Да и он не Дерсу Узала и сильно сомневался, что сможет пройти по следу не потеряв его. Конечно жизнь в лесу его многому научила и еще больше заставила вспомнить, например, как подкрадываться к дичи или ставить силки и ловушки, но читать следы как открытую книгу… Все, что мог он из своих знаний уже выжал и не думал, что сможет сделать больше.

Поэтому не стал лишний раз ворошить судьбу, а просто, отойдя в сторону от места переправы, но, чтобы она оставалась на виду, уселся в кустах, чтобы хорошенько все обдумать. Все, что он смог определить по отпечатку следа, это то, что, судя по размерам, прошел взрослый мужчина, если тут конечно не бродят женщины с размером ноги этак сорок пятым. Обут в мягкую обувь без каблуков. На большее его познаний следопыта не хватило. Слишком мало он знал о местной жизни, чтобы делать какие-то выводы. Ну разве, что он еще понял, это то, что человек знал куда шел. След был четкий, уверенный, прямой. Без поворотов, вихляний и остановок, свойственных заблудившемуся. Значит шел домой или в место, которое хорошо знал. И что с этим делать?

В последнее время, в череде тренировок и повседневных дел, он как-то забыл, что в этом мире тоже живут люди и рано или поздно могут ему повстречаться. Он привык, что он один и не задумывался о встрече с себе подобными и даже не представлял, как ему себя вести и что говорить, если подобное случится. Но вот случилось, и он растерялся. Наверно с час сидел в кустах, на всякий случай спрятавшись получше, и раздумывая о том, что делать дальше. Ничего не добившись, кроме мурашек в отсидевших ногах, он в конце концов плюнув на все, решил, что проблемы будет решать по мере их поступления. Тайга большая и встретятся ли они еще раз – это бабушка надвое сказала.

Так и прошел день. Но точило его смутное беспокойство, и как не старался он выкинуть из головы дневное событие, но нет-нет, а вспоминался этот загадочный след. То ли беспокойный характер тому виной, то ли еще что, но даже ночью ему приснился этот бесформенный отпечаток. И этот отпечаток чужой подошвы рос, заполняя собой все пространство и начинал давить на него, невыносимой тяжестью, придавливая к земле и мешая дышать. Проснулся он среди ночи, задыхаясь и весь мокрый от пота. Сердце глухо колотилось в груди, а дыхание было таким тяжелым, словно он пробежал немеряное количество километров. Постепенно отдышался, но сон убежал напрочь. «Это чтож я впечатлительный такой, – подумал он. – Одиночество так влияет что ли? Вроде раньше такого не бывало. Или забыл, что значит быть молодым? Всего лишь след взрослого мужика, и пацан уже в панике – маленький и беззащитный, ну почти беззащитный, пацан. И что же это, если не страх?» Он прислушался к себе. Нет, страха не ощущалось. А то, что принял за страх – было лихорадочное возбуждение. Все-таки он в чужом мире и если с природой он уже вполне сжился, то как его встретит разумное население, ведь рано или поздно, но ему придется с ним встретиться? Насколько оно разумное? Что ему про него было известно? То, что умеют лепить глиняные миски и знают такую вещь, как ткань? Что это дает? Не получится ли так, что, выбежав с радостным криком к братьям по разуму, попадет прямо на праздничный стол в качестве главного блюда? Хотя, это он конечно перегибает палку, но наткнуться на нож вполне возможно. Даже в его родном цивилизованном мире такое вполне реально, а что же говорить про средневековье? Нет, в конце концов он же на самом деле не десятилетний пацан, чтоб кидаться на шею первому встречному гуманоиду, радостно раскрыв объятия. Или все-таки пацан, во всяком случае внешне? Он все еще иногда забывал про свой теперешний вид. А это значит, что он покажется легкой добычей для любого, кто захочет с ним разобраться по местным понятиям. Быть рабом или даже убитым совсем не хотелось.

Так что в начале следует узнать, как можно больше, прежде, чем решится на встречу. Но осторожно. Тем более, зная себя, он предчувствовал, что снедающее его любопытство просто не даст ему спокойно жить. Его прямо-таки пожирал зуд исследователя и подгонял как можно скорее разобраться с загадочным следом. Промаявшись почти полночи, он решил на следующий день еще раз сходить на место находки. Нет, идти по следу он не собирался, но подежурить некоторое время на месте находки было нужно, а там может еще что-нибудь в голову придет. После такого половинчатого решения так беспокоящего его вопроса, он наконец успокоился и заснул спокойно.

С утра пораньше он снарядился, как в дальний поход. Зимнюю парку он уже давно пересыпал мятой и скрутив в тюк, сложил под нары. Слишком уж жарко стало в ней ходить. Поэтому одел свою одежду из холстины и сверху легкий кожушок из волчьей шкуры. Подвесил к поясу, сплетенному из кожаных ремешков, ножны с остро наточенным ножом, взял с собой лук с пятью стрелами, больше у него не было, да и не нужно было, и прихватил два учебных меча из чертова дерева, сантиметров по семьдесят длиной каждый, которые от постоянных занятий были отполированы его руками до блеска. Не забыл и свои тренировочные метательные ножи или скорее колышки, сделанные из того же чертова дерева. Толку от них он не ждал, но на всякий случай прихватил. Загрузил в сшитую из лосиной шкуры сумку кремень, без которого вообще никогда не выходил из дома, вяленую рыбу и две тушки рябчиков, запеченных накануне на углях. Вместо воды взял березового сока в продолговатом бурдюке, сделанном из шкуры, снятой чулком, с ноги того же лося. Помещалось там литра два, но даже если бы сок и кончился, на этот случай он не переживал. Хорошо изучив окрестности своего жилища, он знал где протекает речка и где бьют таежные ключи. В течение трех-четырех часов он мог дойти до любого из них. Плотно прикрыл дверцу в свою нору, добавочно замаскировав ее уже хорошо поднявшимся папоротником и решительно отправился в путь.

До знакомого места добирался не торопясь, внимательно вслушиваясь и оглядываясь по сторонам. Поэтому на дорогу ушло немало времени, но он не торопился. В метрах пятидесяти от цели своего пути он остановился и еще раз внимательно огляделся. Тихонько шелестела листва и щебетали лесные пичужки. Обстановка вокруг просто навевала спокойствие и чувство безопасности. Он приглядел пару мест для наблюдения, расположенных в густых кустах лещины и в одном из них организовал себе лежку. Место было хорошо укрыто и даже не понадобилось дополнительной маскировки. Только выщипал немного листочков в кустах в виде узкой и длинной амбразуры, расположенной горизонтально. И только, когда наблюдательный пункт был готов, расположился поудобнее и устроил себе поздний завтрак. Неизвестно сколько придется ждать, и пока все тихо и спокойно, следовало побеспокоиться о собственном желудке. Весь богатый опыт из прошлой жизни говорил ему, что засада – дело такое, долгое и непредсказуемое. Придирчиво оглядел свое сегодняшнее меню. Выбор для человека, меню которого только еще год назад составляли одни грибы и щавелем с одуванчиками, ну соскучился он за зиму по растительной пище, был богатый – рыба или дичь. После недолгого колебания в жертву утреннему обжорству был принесен один из рябчиков.

Он настроился на долгое ожидание и с беспокойством думал о том, как и где будет добывать пропитание на третий день, когда его сухой паек придет к концу, и при этом как бы не наткнуться на нежелательных посетителей. Но все его страхи оказались беспочвенными, так как уже на следующий день, ближе к полудню, увидел того, кого так сильно ждал и к его изумлению визитеров оказалось гораздо больше одного. Он-то, увидев один след, соответственно ожидал увидеть одного человека, а жизнь преподнесла ему урок, что не стоит делать поспешных выводов только из одного факта.

Он насчитал четырнадцать немытых заросших рож. Толпа особей мужского пола ломилась через лес с таким шумом, что об их прибытии он узнал задолго до того, как увидел первого живого человека в этом мире. Что он мог про них сказать? Бомжи они и в Африке бомжи, хорошо хоть, что внешне выглядел как обыкновенные мужики явно неухоженного вида, хотя некоторый налет цивилизации присутствовал. Не негры или, не дай бог, какие-нибудь орки с эльфами, что уже радовало. Легче будет в будущем найти общий язык. Хотя, глядя на них, мальчишка сомневался, что ему вообще захочется иметь с ними какие-нибудь дела. Бородатые грязные рожи. Одеты в такие же, как у него, холщовые штаны и рубахи разной степени поношенности. Кое-кто накинул на плечи старые вытертые меховые безрукавки без пуговиц, но с завязками из полосок кожи. Обувь самая различная, от какого-то подобия лаптей до высоких сапог и у всех головные уборы, похожие на простые колпаки из той же холстины или шапки из кожи. И все были вооружены. Впрочем, назвать все эти дубинки и примитивные копья, которые представляли из себя просто заточенные и обожженные на костре колья, оружием у него не повернулся бы язык. Можно было подумать, что он вообще попал в каменный век, если бы в боевые части дубинок не были вбиты грубые железные штыри, а некоторые из копий не блестели металлическими наконечниками, даже на вид плохо откованными из дрянного железа. Только у двоих из всей банды, а то, что это банда, а не просто толпа любителей погулять по лесу, сомнений у мальчишки не вызывало, имелось что-то наподобие то ли очень больших ножей, то ли коротких, сантиметров по шестьдесят, знакомых мечей. Один из таких лежал у него в землянке. Все были подпоясаны кушаками или поясами, за которых были заткнуты простые берестяные ножны, из которых торчали невзрачные деревянные рукоятки ножей, а у троих были заткнуты за пояс топорики наподобие томагавков, но с более широким лезвием. И лишь у одного, здоровенного, заросшего черной бородой по самые глаза, мужика висели на поясе ножны из тисненной кожи и из них торчала костяная рукоять какого-то холодного оружия, похожего на меч. То ли длиный кинжал, то ли еще что-то, но явно вещь статусная, подороже, чем у других.

«Видимо, атаман всего этого лесного воинства любителей природы, – подумал он, – а меч, это показатель. Вон и рубаха на нем хоть и из холста, но крашенная в красный цвет.»

Увидев, как подойдя к речке, бородач властно поднял руку, и вся толпа послушно остановилась, мальчишка в этом убедился: «Точно главарь. И кто же такие будете, ребятки? Чьи вы, хлопцы, будете?»

Пока банда, а по-другому у него язык не поворачивался их назвать, располагалась на берегу речки, он, внимательно в них вглядываясь, анализировал свои впечатления. Не соврал горбоносый, судя по внешнему виду и оружию этих вояк, на дворе точно раннее средневековье. Сами мужики – явно не профессиональные военные, а простые романтики большой дороги. Ни строя, хоть какого-нибудь, ни оружия нормального, ни доспехов достойных. А уж про дисциплину и говорить нечего. Даже учитывая, что попал он куда-то в средние века, то все равно не представлял себе так плохо снаряженную и вооруженную строевую часть. Впрочем, он не считал себя великим знатоком по средним векам, тем более чужого мира, поэтому решил подождать и посмотреть.

Тем временем толпа непонятных мужиков вольготно расположилась на бережке и устроила перекус. Судя по всему, ели жаренное на костре мясо, приготовленное ранее, что-то похожее на хлеб и естественно зелень, начало лета все-таки. Увидев в руках атамана большую, темно-серую с коричневым оттенком ноздреватую ковригу, мальчишка сглотнул слюну. Хлеба в этом мире ему еще пробовать не доводилось. А хотелось. Он еще раз сглотнул набежавшую слюну. Ничего, все еще впереди. Люди в этом мире есть и века, судя по вооружению банды, очень даже «средние». Еще бы язык понять. Слишком далеко от них он расположился, перестраховался, и если до него что-то и доносилось, то только отельные фразы, которые у него никак не получалось идентифицировать. Но он не переживал, все еще впереди. Тем более первый контакт есть. Правда односторонний, но он не собирался кричать о себе на всю тайгу, не зная, чего ожидать от незнакомцев. Тем более, глядя на их разбойничьи рожи.

А «разбойничьи рожи» покончили с обедом, запив нехитрую снедь прямо водой из речки, и не торопясь, по-прежнему толпой, переправились через не глубокую речку. Ну да, это ему тут по пояс, а этим едва по колено будет, только некоторые сняли сапоги и лапти. Перейдя брод, толпа направилась дальше по своим делам, а он, переждав некоторое время, выбрался из кустов и подошел к месту кратковременной стоянки. Быстрый осмотр стоянки много информации не принес. Видно мужики попались бедноватые и не перегруженные личным имуществом. Нашлось только куча обглоданных костей, которые на какое-то мгновение напрягли его, но нет, подозрения оказались беспочвенными и кости были не человечьи. Еще валялась партия изношенных лаптей. Видно кто-то сменил обувь. Лапти выглядели точно так же, как у его, давно уже сношенные и оставленные в прошлом, только размером побольше. Сам он их давно уже не носил, заменив на примитивные поршни из кое как выделанных заячьих шкурок. Вот и все. Но некоторые его подозрения они все же развеяли. Осталось только выяснить, куда и зачем же все-таки это общество любителей дикой природы направлялись. Зверь на такую большую толпу не нападет, сами они людей, судя по всему не боялись, за отсутствием таковых, и поэтому шли без опаски, шумно и не таясь. Даже не выставили охранения. Поэтому ему было не трудно следовать за ними, приняв самые примитивные меры предосторожности, приотстав метров на сто. Потерять их он не боялся, следов они оставляли множество, да и шумели так, что ориентироваться можно было только на слух.

Так они и шли до самого вечера. Ближе к вечеру, еще засветло, толпа остановилась на ночлег. Почему он так решил? Так человек пять пошли по дрова, а остальные стали рубить ветки, устраивая лежанки. Увидев, как разжигаются костры, он тоже решил основательно отдохнуть и отошел подальше. Лес уже стал для него, как родной дом, поэтому он не стал искать какое-нибудь хорошо укрытое убежище, а просто выбрал удобное развесистое дерево. Неподалеку нашелся таежный ключ с холодной родниковой водой. От души напился, поужинал остатками рябчиков и заночевал в кроне облюбованного дуба, привычно оборудовав из ветвей что-то вроде гамака.