Текст книги "Эдатрон. Том I"

Автор книги: Эдуард Неллин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Сидя под дубом и тщательно пережевывая собранные вчера подвяленные листья щавеля с подсохшими грибами, он рассчитывал свои дальнейшие шаги. Первым делом конечно вода, затем огонь и напоследок жилище. Воду и огонь можно объединить, где речка там и камни, а где камни, там и кремень. Он помнил таежные речки и ручьи из своего мира. Весной мутные и рычащие, напитавшиеся талой водой потоки, вырвавшиеся из ставших тесными берегов, несли вырванные с корнем деревья, кости, ветки и прочий лесной мусор и с бурлением ворочали огромные валуны. Зато летом они возвращались в предусмотренные природой русла и несли свои воды хоть и по-прежнему быстро, но плавно и тихо, и только на мелких перекатах миролюбиво и звонко журчали своими прозрачными струями, обтекая те же самые валуны, которые только совсем недавно катали как мячики, но сейчас ставшими неподвластными ослабшему течению. Берега на таких перекатах были просто усыпаны вымытыми за весну из тела земли самыми разными камнями. Так что найти на таком бережку кремни было вполне реально.

По дороге не забывать о еде. Конечно, долго на траве не продержишься, но, насколько он помнил по своему миру, в тайге наткнуться на ключ, родник или речушку не составляло труда. Обычно три-четыре дня, максимум неделя ходьбы и обязательно встречался очередной источник. Когда уходили на большую охоту или на поиски женьшеня, а по времени это могло занять и два месяца, то воду с собой брали литров по пять, только на первое время. И насколько он помнил, ни разу не страдали от жажды. Ну а там, где вода, там уж он найдет, чем поживиться. Не то, чтобы он был великим охотником, но если будет хорошее место, где можно задержаться на время, то всегда можно вспомнить несколько способов, чтобы разжиться дичью. В крайнем случае такие лесные речушки кишели рыбкой и раками. Конечно каковы были по размерам речушки, таковы и ее обитатели, но при его нынешних габаритах ему много и не надо.

Собираться ему было недолго. Единственное, что вытащил из штанов веревочку, которая оказалась сплетенной из какого-то растительного волокна и была довольно крепкой на разрыв и обвязался вместо нее сплетенной им самим косичкой из бересты, которая была гораздо хуже, но на поддержку штанов пойдет. А веревочкой, не пожалев полчаса времени, накрепко привязал нож к посоху наподобие наконечника, а сам посох с помощью еще одной лыковой веревочки закинул за спину. Никаких иллюзий насчет получившегося копья он не испытывал, не с его умениями и силенками, но таким образом нож всегда был готов к бою и отбиться от чего-то неожиданного он сумеет, а готовым надо быть ко всему, а так и оружие наготове, и руки свободны для сбора пищи. А копье, даже такое, оно и есть копье. А чтобы совсем уж руки не были пустыми вырезал себе из крепкого орешника толстый посох. Удобно и при ходьбе и, если что, поможет и при обороне. В крайнем случае хотя бы кинуть в противника, и пока тот будет ловить подарок, достать из-за спины копье. Так и пошел, подождав, когда подсохнет роса, с посохом в правой руке и с лукошком в левой.

Шагалось легко. Если бы еще не мошкара, так и норовившая влететь в рот или в глаза. Впрочем, он терпеливо сносил ее присутствие, вспомнив по прежним временам, что, будучи детьми они совсем не обращали на нее внимания и даже здоровенные таежные комары не доставляли больших хлопот. К ним надо просто привыкнуть. С каждым часом он все больше срастался с окружавшей его природой и со своим новым телом и чувствовал себя все увереннее. И все больше вспоминались таежные навыки, казалось оставшиеся в далеком детстве. Стопы ног сами стали мягко перекатываться с пятки на носок, большими пальцами чуть вовнутрь. Так вес тела равномерно распределялся между пальцами ног, которые сильно влияли на напряжение ног во время ходьбы, и таким манером можно было преодолевать большие расстояния, не чувствуя усталости. Глаза внимательно скользили по окрестностям, замечая малейшие нюансы.

На первый взгляд лес вокруг ничем не отличался от земной дальневосточной тайги. Такое же дикое смешение природных зон, которое причудливо играло самым разнообразным смешением деревьев и других растений. Например, суровый кедровник или сумрачный ельник вдруг сменялся плантациями малинника или лещины, а заросли чертового дерева чередовались веселыми лужайками, окруженными дубами и березами, обвитыми лианами лимонника или дикого винограда. А уж величественный липовый лес с реликтовыми деревьями в несколько обхватов и зарослями папоротника навеяли тоску по походам за женьшенем. Кстати, не забыть бы потом заняться его поисками. Если тут есть липа и папоротник, то должен быть и женьшень, к которому Витольд Андреевич питал истинное уважение. Но встречались иногда и совершенно незнакомые деревья и растения, хотя может он что-то и забыл. Все-таки в детстве он был ни разу не ботаник и не зоолог и цели имел чисто утилитарные – кого бы сожрать и что бы сорвать для той же цели. И если бы тот мужчинка, который закинул сюда Витольда Андреевича не предупредил, что здесь будет совсем другой мир, то он подумал бы, что попал в Приморскую тайгу, до того все было похоже и знакомо.

Путь впереди предстоял неизвестно какой протяженности по длине и по времени, поэтому шагал он, не торопясь, размерено, как на прогулке, без отдыха и перерывов, жуя на ходу все, что попадалось съедобного. Ночевал на деревьях, хотя ничего опасного пока не встречалось. Но, вбитые в прежней жизни привычка всегда быть настороже, и природная паранойя держали его в тонусе и не давали расслабиться. Два раза пришлось делать остановки на день. В первый раз нашел заросли крапивы и полдня дергал еще невысокие кустики. Крапива было молодая и довольно нежная, но уже щипалась. Верхушки отлично пошли на салат, что стало прекрасным дополнением к диете из грибов и одуванчиков, а стебли, обрезав корни и листья, повесил сушиться. Утром, собравшись в путь, навесил подвяленные стебли, связанные в одну длинную бахрому, на пояс. Так и шел дальше в пышной юбке. Стесняться было некого. Да если и встретился бы кто, то ему было глубоко наплевать. Ну дикарь, ну туземец, ну и что? Впрочем, покрасоваться было ни перед кем, никто ему не встретился и вообще следов разумной жизни он так и не приметил.

А во второй раз наткнулся на березняк. Целая роща молодых стройных, с едва проклюнувшими нежными пахучими листочками, березок. Ну как тут удержаться. И хотя основной сезон уже прошел, но он насверлил кончиком ножа дырочек в белых стволах, понатыкал туда тонких очищенных веточек и подставил под них кулечки из той же бересты, которые накрутил тут же. Того, что натекло ему хватило в первый раз после попадания в этот мир от души напиться вкуснейшим, чуть-чуть отдающим запахом свежей древесины, березовым соком. Или так подействовало на вкус постоянное чувство голода и свежий лесной воздух? Не важно. Целый день он только и делал, что пил сладковатый березовый сок и заедал его свежей крапивой и подберезовиками.

А на десятый день к полудню он наконец вышел к небольшой таежной речке. Вода его обрадовала. Была она чистая, холодная и он, наплевав на все санитарно-гигиенические нормы, от души напился. Роса конечно хорошо, но она всего лишь не давала умереть от жажды, а тут целая речка воды, хватит и напиться, и помыться, да и постираться не мешает. И конечно посмотреться в отражение, как в зеркало. Интересно же, как он сейчас выглядит. Еще немного прошел вдоль русла, идя против течения и продираясь сквозь прибрежные заросли, и наконец вышел на широкий, залитый солнцем, галечный пляж. Здесь и решил остановиться.

Сбросил на землю весь свой невеликий груз и внимательно огляделся вокруг. Пляж простирался полосой метров пять шириной и тянулся метров на тридцать вдоль неширокой речки и сверкал под солнцем ровным слоем хорошо промытых разноцветных камней. С трех сторон он был окружен лесом, а с четвертой упирался в речку, которая здесь загибалась широкой излучиной. С его стороны берег был пологим и мелким. Сама речушка была не очень велика, метров пять в самом широком месте. Основное течение шло по противоположной стороне, где темная, вихрящаяся мелкими бурунчиками и водоворотами, стремнина основательно подрыла глинистый берег и даже добралась до корней деревьев, которые широкой бородой прятали под своей тенью темную воду. Хорошее место для рыбалки. И наличие рыбы он намеревался проверить в самом ближайшем будущем. А то растительная диета ему уже порядком надоела. Она, как и роса, просто не давала умереть с голоду, но никак не добавляла сил и тем более чувства сытости, о чем постоянно ворчал прилипший к позвоночнику желудок. Да и организм, каждодневно подвергающийся пыткам тренировками, явно требовал мяса.

Первым делом нашел тихую спокойную мелкую заводь и с интересом посмотрел на отражение. Вода немного рябила и смазывала черты, но общий облик можно было увидеть довольно ясно. Все, как он и думал. На него из воды любопытными глазенками смотрел худой вихрастый мальчишка лет девяти-десяти. Худое удлиненное лицо с тонким чертами, небольшим прямым носом и еще не оформившимися припухлыми детским губами. Все это венчала шапка из густых, но тонких, чуть вьющихся на длинных концах, черных волос. И самое интересное – это большие глаза с густыми ресницами и со зрачками невероятно синего цвета.

– Мда. Это же надо, какая девичья погибель растет. – покрутил головой мальчишка. – И какой ты теперь Витольд Андреевич? Ты, пацан, теперь – опять Витек.

Ему было до умопомрачения приятно высказать эти слова своему отражению. Своим обликом он остался доволен. Насмотревшись и налюбовавшись на такого красивого себя, наконец решил заняться пропитанием. Кушать хотелось очень-очень и время как раз обеденное и река всем своим видом обещала, что одними грибами сегодняшний обед не обойдется. Нарезать гибких ровных прутьев с дерева, похожего на иву, а может это она и была, во всяком случае очень похожа, только листья покрупнее, было делом пяти минут и уже совсем скоро он сидел на прогретой солнцем гальке с охапкой гибких и длинных прутьев. Сидел и вспоминал, как еще в том детстве дед, старый битый таежник, плел нехитрую снасть, а он очищал от листьев и подтаскивал к нему материал. Сплести вершу – дело вовсе не хитрое, если знаешь, как. Нужно только немного практики. Воткнув по кругу, диаметров сантиметров пятьдесят, в землю самые длинные и толстые прутья, связал верхушки и стал, не торопясь, оплетать получившийся конус тонкими и гибкими ветвями, следя за тем, чтобы они ложились аккуратно и равномерно.

Мысли в его голове привычно бегали по кругу. Двухнедельное путешествие по тайге немного изменили его планы и люди теперь не казались ему такой уж большой неприятностью. Нет, бежать с криком «Люди! Ау! Где же вы?» он не собирался, но если встретятся… Когда встретятся, тогда и подумает, но сразу бездумно выбегать навстречу, распахнув объятья, как и заполошно убегать не будет. Осмотрится, а там жизнь покажет. Он решил, что пока поживет в лесу, не загадывая сроков, подготовит себя насколько сможет физически и как созреет для общения, тогда и выйдет к людям. Где-то они же должны быть. Он не питал иллюзий по их отношению к себе. Скорее наоборот, зная людскую породу, он заранее готовился к возможным неприятностям. Отсюда его мысли плавно перешли к тому, что он помнил о развитии тела и о способах это самое тело защитить. Надо будет привести мысли в порядок и выработать наиболее оптимальную систему своих тренировок. А то пока он удовлетворялся бездумным повторением разминки, оставшейся в памяти со времен, когда он занимался дзюдо. Но ведь теперь ему понадобятся совсем другие навыки. Хотя, конечно, одно другому не помеха.

День, судя по солнцу, уже склонялся к закату, когда верша была готова, а в голове у него к тому времени сложился конкретные, рассчитанные пока на полгода, планы на дальнейшую жизнь, которые он и решил воплощать в жизнь уже со следующего дня. Ну никак не мог его старческий мозг обойтись без строго выверенных планов что и как делать дальше. Жизнь приучила.

А пока рыбалка. Верша получилась на славу, легкая и крепкая, длиной с метр, немного кривоватая, но это никак не сказывалось на ее эксплуатационных качествах. Еще с часик неспешного труда и из остатков ивового лыка была сплетена уродливая на вид, но вполне функциональная бечевка длиной метров в восемь. Привязав это свое изделие к верше, он критически оглядел получившееся изделие, положил вовнутрь пару крупных камней, несколько стеблей крапивы и кое-какую зелень, и, сняв штаны, зашел в воду, стараясь пройти как можно дальше. Зашел почти по пояс, пока сильное течение не стало сбивать с ног, и широко размахнувшись, забросил вершу на самую быстрину. Напор воды немного протянул ее по течению, но затем она, подчиняясь собственному весу и весу загруженных в нее камней, опустилась на дно, бечевка натянулась и все, теперь осталось только ждать. Выбрался на берег, зафиксировал бечевку колышком, вбитым на берегу, и с наслаждением растянулся на теплой от солнца гальке. Штаны одевать не стал, все равно опять снимать, когда будет вытаскивать ловушку, да и поберечь надо – все-таки единственная одежка и когда будет другая, неизвестно. А стесняться некого, да и в его нынешнем возрасте, честно говоря еще и нечего.

Мысли привычно опять понеслись по кругу, рассчитывая дальнейшие шаги. Его многоопытный мозг стал просчитывать варианты дальнейшей жизни, взвешивать все за и против, выбирая наиболее выгодные решения. И тут вдруг, сам себе удивляясь, он подумал:

– А мне это надо? Чего я все что-то рассчитываю, к чему-то примеряюсь, что следует сделать, что не следует? Пацан, бросай эти старческие замашки и просто живи.

Может вселение в детское тело, может что-то другое, но ему совершенно не хотелось продумывать свои дальнейшие шаги. Так-то вроде все нормально, но его вдруг окатывало неожиданной радостью от того, что вокруг стоит хорошая погода, или захотелось захныкать, когда, строгая веточку для векши, получил вдруг занозу. То ли адреналин, то ли эндорфины, черт его знает, как это называется, но тело иногда вело себя совершенно независимо от мозгов. Он понимал, что это детство выкидывает свои шуточки, но от понимания этого не становилось легче. Постоянно хотелось прыгать, куда-то бежать и беспричинно орать. И тренировки, которые он себе назначил, казалось скучным и ненужным. Ему дана новая жизнь, здоровое тело, развитие которого зависит только от него самого, так что еще нужно? Как говорил один его друг в далекой молодости: «Здоровье есть, остальное все добудем». Так не проще ли просто жить, наслаждаясь каждым мигом вновь вернувшегося детства? Разве не этого он подспудно хотел? И к черту того хитрого расчетливого старикашку, которым он когда-то был.

От избытка охвативших его чувств, он не нашел ничего лучшего, как вскочить и проорать в небо давно забывшийся клич, чем-то похожий на крик альпийских горцев: «Ила-ла-лори»! Затем, устыдившись непонятного и неожиданного порыва, опять уселся на бережке. «И чего спрашивается ору. Точно детство в одном месте играет. Лес любит тишину. Расселся тут, понимаешь, а подумать, как рыбу приготовить?» Жрать ее сырой, ну никак не хотелось, хотя помнится, что друзья-корейцы считали ее чуть ли не деликатесом и всегда брали с собой на рыбалку какую-то жуткую смесь из перца, уксуса, жидкой сои и еще каких-то ингредиентов. И первая пойманная рыбка, кое-как очищенная от чешуи и кишков, еще живая и трепещущая, макалась в эту огненную пасту и закуской шла к традиционной первой стопке, выпивавшейся за удачную рыбалку. Живодеры. И вкус поначалу был непривычен, хотя что-то в этом было.

Он опять вскочил и пошел вдоль берега. Как выглядит кремень он примерно знал. Поэтому, выбрав подходящий камешек, он чиркал по нему обухом ножа, стараясь выбить искры. Потом брал следующий и следующий, пока один из камней, величиной с карамельку, не выдал целый сноп ярких искр. Был ли это кремень, или что-то другое для него было неважно. Главное, что этот камушек вполне удовлетворял его запросам. Сухих сучьев было в избытке, труха из сердцевины старого ствола, когда-то принесенного течением и так и застрявшего на отмели, сгодилась вместо трута, и скоро в неглубокой ямке весело заплясал небольшой костерок. Этот огонь, добытый своим трудом, принес настолько глубокие эмоции, что он на какой-то миг застыл, глядя на робкие оранжевые язычки. Если бы не угроза того, что без подкормки огонь потухнет, то он наверно так бы и смотрел на него. Люди, испорченные цивилизацией и могущие в любой момент чиркнуть спичкой или зажигалкой, уже забыли, что значил огонь для наших предков. Подбросил дров в костер, собрал и сложил рядом еще охапку дров и пока было светло решил подыскать место для ночлега.

Подходящее дерево нашлось в шагах пятидесяти от речки. Привычно и ловко взобрался на высоту метров пять, нашел толстый сук с развилкой. Сплести из лыковой веревки и близ растущих веток что-то типа гамака при должной сноровке было делом уже привычным. Хотя ему понадобилось с час времени, но зато ложе получилось вполне удобным и крепким. Забравшись еще выше, он нарвал и забросал получившееся гнезда тонким и мягким ветками. Все, постель готова. Пора посмотреть, что там с уловом.

В той жизни дед ставил вершу на ночь, но сейчас было невтерпеж узнать, получилось ли у него, да и прошло уже часа четыре. Есть хотелось уже не по-детски. Ловушка не обманула его ожиданий. Конечно кому-нибудь его улов показался бы смехотворным, но для пацана, которым он сейчас был, три рыбки, похожих на форель, то ли ленки, то ли пеструшки, сантиметров по двадцать-двадцать пять каждая, показались огромными рыбинами. Добыча со всеми положенными воплями восторга была со всей осторожностью изъята из ловушки. Тут же на берегу он выпотрошил и почистил рыбу, кишки были аккуратно заброшены в вершу, а сама ловушка опять заброшена в речку, уже на всю ночь. Улов же отнес к костру, где уже нагрелся овальный плоский камень. После грибно-одуванчиковой диеты, запеченные рыбки показались пищей богов. И пусть вместо соли была использована зола и не было ни ложек, ни вилок и есть пришлось руками, но на детском личике была написана настоящая радость вперемешку с сажей от своей первой в этом мире добычи.

И пусть в том прежнем мире он охотился на экзотических животных в Африке или ловил тунца в Атлантическом Океане, но это все было развлечением от скуки, которое добавляло лишь капельку адреналина в повседневность. Ибо какой может быть риск, когда в руках самое современное оружие, а рядом всегда маячили телохранители. И сейчас его прямо-таки распирало от гордости, что в таком возрасте и с помощью самых примитивных приспособлений смог обеспечить себе пропитание. Он понимал, что во многом его нынешнее восприятие обусловлено детским телом, которое каким-то образом влияло на настроение, но его умудренный долгой жизнью мозг снисходительно воспринимал детскую непосредственность и даже наслаждался казалось давно позабытыми чувствами.

Его желудок, привыкший за неделю с лишним странствий к маленьким порциям и растительной диете, еле справился с вдруг возникшим изобилием и последнюю рыбу он доедал уже с усилием. Как говорится живот полон, а глаза еще голодные. Наевшись, наплевал на все правила санитарии и напился водички прямо из речки. Несмотря на чувство сытости и связанную с этим лень, огородил костер крупными камнями и бросил в него остатки дров. Затем, с чувством выполненного долга, долго и натужно, сопя из-за заметно выпиравшего живота, взобрался на свое спальное дерево. Немного поворочался, зарываясь в ворох веток. Последней мыслью, перед тем как вырубиться, в голове мелькнуло:

–Нет, так жрать нельзя…

Глава 2

Утром было зябко и, хотя он расположился на ночлег в отдалении от речки, все-таки близость воды давала о себе знать и свежий влажноватый воздух не оставлял никакого желания лежать и мерзнуть, кутаясь в одни только воспоминания о теплом одеяле. Поэтому, долго не раскачиваясь, стал приводить в жизнь итоги своих вчерашних размышлений. Лето только начиналось, вода была рядом, так что он решил, что от добра добра не ищут. Это место на данном этапе было ничем не хуже другого, и он решил здесь остановиться. С этого дня на все последующее время его день подчинялся довольно жесткому графику. Надо было готовить свое тельце к будущим неприятностям, а то, что они не заставят себя ждать, в этом он был уверен.

Первым делом – бег километров на пять и разминка с упражнениями на растяжку. Пока тело молодое и гибкое, послушное и не закостенело с возрастом следовало это не только поддерживать, а даже развить такие качества по максимуму. Затем завтрак, когда он обычно подъедал приготовленное вчера, потом поход за едой, совмещенный с поисками подходящего жилья, обед и недолгий послеобеденный отдых и после отдыха уже полноценная тренировка с силовыми упражнениями, бросками и ударами. Правда из-за отсутствия спарринг-партнера броски приходилось имитировать, тренируя в основном различные стойки, подходы и захваты. Но зато пригодилось копье, которое, после снятия с него наконечника из ножа, превратилось в короткий шест. Упражнения с шестом он помнил хорошо. Еще в той жизни, благодаря соседям-корейцам, которые были фанатиками какого-то своего семейного вида борьбы и в который помимо руко– и ногомашества входили и тренировки с различными палками, он с детства приобщился к восточным единоборствам, хотя конечно для него это было скорее игрой, чем серьезным изучением этого искусства. Соседи посмеивались над неуклюжими движениями друга своего младшего сына, но не мешали и за это им большое человеческое «спасибо». Большим мастером он так и не стал, так как интересы его не ограничивались только одним видом борьбы, и он не столько учился драться, сколько ему было интересно узнавать что-то новое, но зато в памяти остались все стойки и движения. У него вообще была хорошая память. И появилась тяга ко всему восточному, которая у него осталась на всю жизнь, из-за чего, когда перед ним встал вопрос о выборе спорта, он пошел в секцию дзюдо, а не самбо.

Однако упражнения с шестом не были забыты и он в дальнейшем часто использовал их, на довольно примитивном уровне, в качестве разминки и вот тут ему повезло встретиться с одним человеком, который вроде бы просто крутил палки. Но как он их крутил! Этот человек и рассказал ему обстоятельно и подробно про боевой шест, про нунчаки и про эскриму. Многое при рассказе осталось за бортом и только слегка упоминалось про другие виды единоборств, как примеры разнообразия, но именно на эти три вида мастер делал упор и именно они запали в душу, тогда уже довольно продвинутому в восточных единоборствах подростку, и он увлекся ими всерьез. Его привлекал к себе шест, как универсальное средство для разминки и развития скорости движения, и нунчаки, которые в то время, когда за любую найденную железку могли впаять срок за хранение и применение холодного оружия, оказались вполне универсальным средством защиты, вполне заменявшим собой нож или пику из арматуры. Причем, вполне легальным. Правда потом власти опомнились и нунчаки стали относить к оружию ударно-раздробляющего действия, оказывается было и такое, но к тому времени на носу уже были беспредельные девяностые годы и всем стало не до каких-то двух палочек, соединенных веревочкой или тонкой цепью.

Но особенной его любовью стала эскрима. В фехтовании палками он нашел именно то, что хотел. Он даже выучил английский язык, чтобы из первоисточника узнавать все о понравившемся виде единоборств, так как на русском языке в то время не то, что литературы, многие даже не знали о существовании такого экзотического вида борьбы. В эскриме ему нравилось все, а особенно то, что палки можно было с легкостью заменить холодным оружием или вообще обойтись без него. Особо сильным мастером не стал, но зато в теории был подкован так, что мог читать лекции о возникновении, разновидностях и применении этого вида единоборства. Так что мешает ему стать мастером эскримы здесь и сейчас?

Вот с учетом того, что он, судя по словам горбоносого, попал в средневековье, а не верить его словам пока повода не было, он и постарался выскрести из своей памяти все, что касалось этого вида единоборства. Конечно он давно не занимался и подрастерял навыки, да и тело новое, но теорию-то он помнил хорошо. Оставалось подтянуть тело. Его немного удручало, что у него совершенно отсутствовала мышечная память. Он четко представлял себе все движения, что и как делать в следующий момент, но тело плохо слушалось команд, а движения были совершенно разбалансированными. А откуда ей было взяться, мышечной памяти, если память и знания были от «старого мерзкого старикашки», как он себя иногда иронично называл, а тело от неизвестного мальчишки? Спасибо хоть мальчишка был вполне развитым для своего возраста и не уродом. Но рефлексы следовало нарабатывать.

Так что он начал с азов, из-за дня в день повторяя базовые движения. В первые дни он сильно выматывался и к концу дня чувствовал себя совершенно разбитым. Но результат был. Каждый день, из недели в неделю, от месяца к месяцу его мускулы превращались в твердые и гибкие стальные пружины, пока еще тонкие и не очень видные, но движения и удары становились все более резкими, сильными и отточенными. Будни его превратились в тяжелую добровольную каторгу и праздники не привиделись, но он занимался уперто до фанатизма, помня, что в той жизни бросил заниматься спортом, как только в его жизни все больше времени стали занимать девушки и все те мелочи, из которых и состояла, по его мнению, красивая и успешная жизнь. В этот раз он такой ошибки не допустит. Он четко знал к чему нужно стремиться и знал, что должно в конце получиться и уж в этот раз он не собирался упускать своего шанса, променяв будущее мастерство на мишуру и удовольствия. Он на собственном опыте убедился, как красивая жизнь мешает и входит в противоречие с тренировками и в прошлый раз, после недолгих колебаний, он сделал свой выбор и спорт был заброшен, а спортзал посещал только для поддержания формы. Да и то – это было лишь способом как можно дольше сохранить фигуру, показать себя в выгодном свете перед понравившейся женщиной и иногда поставить на место зарвавшегося хама. Но сейчас-то это стало, в буквальном смысле, вопросом жизни и смерти и одним из факторов выживания в этой жизни и в этом мире и на этот раз выбор был сделан без раздумий и понятно в какую сторону.

И в этом ему помогало то, что он многое знал и помнил и если что-то и не умел, то хотя бы ему был известен путь, по которому следует идти. Да, он не стал в том мире мастером, но ведь с интересом изучал и даже сих пор помнил чуть ли не наизусть застрявшую в памяти теорию, мечтая когда-нибудь преобразить все знания в практику. Ну вот кажется и настал тот момент. Дело было только за ним самим, и он твердо решил, что второго шанса он не упустит.

Как это не странно, но ему нравилась его нынешняя жизнь. Несмотря на всю тяжесть своего нынешнего бытия, когда приходилось есть не то что хочешь, а то, что удавалось добыть, на физические нагрузки, когда приходилось напрягать все свои силы, и не в меру, а на пределе своих совсем небольших возможностей, на неустройство элементарного быта, он отдыхал. Не телом, но душой. Отдыхал от суетности того, прежнего мира, от постоянной ответственности за чужие судьбы и в какой-то мере и жизни, от всего того, что составляло его собственную жизнь. Но хоть душа и блаженствовала с благодарностью впитывая все спокойствие и умиротворение нового мира, тело продолжало трудиться, тяжко и без отдыха.

Поначалу было тяжело без всего того, из чего собственно и состояла привычная ему цивилизация. Но если к отсутствию бытовых удобств, как например туалетная бумага или микроволновка, он быстро привык и принял это как данность, то без таких вещей как книги, интернет или компьютер он страдал искренне и неподдельно. Особенно ему недоставало интернета. Мозг, привыкший к постоянному потреблению и перерабатыванью свежепоступавшей информации, просто изнывал от безделья. Поэтому он занимал его размышлениями и воспоминаниями, откладывая в уме в сторону то, что могло ему впоследствии пригодиться. Оказалось, что за долгую жизнь он узнал и научился многому, что до поры, до времени как бы спало в его мозгу и теперь он был занят тем, что бережно вытаскивал наружу и раскладывал по полочкам все накопленное. Как крохобор перебирает все свои богатства, надолго останавливаясь над какой-нибудь вещью, вспоминая о том, с каким трудом она ему досталась, так и он кропотливо тянул из глубин своей памяти за хвостик какую-нибудь мысль или знание, на миг мелькнувшую в его мозгу. И эта работа не прекращалась ни на миг, чем бы не было занято в это время тело. Пока голова была занята такой полезной работой, руки тоже не скучали и между делом, он обработал уже хорошо подсохшую крапиву и наплел шнурков и веревочек. На это у него ушло два дня.

А примерно через месяц пребывания у речки он нашел себе убежище. Пока стояла летняя жара, он не думал о том, чтобы искать себе убежище, оставив это дело на потом. Забот хватало и так. Место стоянки, где он остановился в самом начале его полностью устраивало, а место, где он ночевал, даже обозвал своим спальным деревом. Но в тот день он решил поохотиться и испробовать в деле свежеизготовленные силки. Рыба и раки уже надоели до тошноты, хотелось мяса, пусть даже и птичьего, поэтому в этот раз пошел по уже известному маршруту, где недавно видел выводок рябчиков, хотя обычно каждый раз он уходил от места стоянки всегда в разных направлениях. Так он знакомился с местностью, куда угодил и намечал себе ориентиры на будущее. Но сегодня организм, измученный травяно-рыбной диетой возмущенно потребовал мяса, и он пошел у него на поводу. Да и даром он что ли все последнее время плел силки, выуживая из памяти все, что он помнил на эту тему. Теперь настало время испытаний.

С утра пораньше, сразу после утренней разминки, пошел на знакомое место. Огляделся, птиц еще не было. Расставил силки и лег неподалеку под кустом. Можно было и уйти, но очень уж не хотелось ждать и, судя по поведению птиц, семейка была очень беспокойной и скорее рано, чем поздно, должна была явиться на свое пастбище. Так что решил потерпеть и надеялся, что ожидание не продлится долго. Так и оказалось. Не прошло и полчаса, как шум крыльев возвестил, что будущий обед прибыл на место. Сначала семь довольно крупных пташек расселись на ветках дерева, провели небольшое совещание и наконец опустились на землю. Что привлекательного они там нашли, мальчишку не интересовало. Главное, что они, совсем как земные курицы, поклевывая и что-то бормоча на своем птичьем языке, постепенно приближались к ловушке, что в конце концов и привело их к ожидаемому результату и две птицы попали и запутались в петлях из крапивных волокон. Одна из птиц сразу стала кувыркаться и метаться и вследствие этого запуталась хорошо и плотно, но вторая попала в петлю только одной лапкой и теперь раз за разом старалась взлететь, натягивая тонкую бечевку. Остальные птицы, напуганные случившимся, шумно хлопая крыльями сразу поднялись в воздух и беспорядочной стаей ринулись куда-то в чащу. Мальчишка, испугавшись, что добыча может ускользнуть, одним прыжком выскочил из кустов и метнул палку в ту, что зацепилась только одной лапкой и вот-вот могла вырваться из коварной ловушки. Попал в крыло и судя по всему перебил его, но заодно своим ударом высвободил птицу, которая от удара отлетела и все-таки порвала тонкий шнурок. В панике, не в силах взлететь, рябчик шмыгнул в кусты и сразу туда же за ним кинулся и мальчишка. Птице бы затаиться, но для этого надо было скрыться из глаз преследователя, но охотник не давал и шанса и преследовал буквально по пятам. Так они и метались по кустам, постепенно отдаляясь от места первоначальной засады. Бедный рябчик в борьбе за свою жизнь увел юного пожирателя мяса метров на сто и там наконец сдался, получив палкой прямо в голову.