Текст книги "Эдатрон. Том I"

Автор книги: Эдуард Неллин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Впрочем, все эти вопросы мальчишку совершенно не волновали. Ну умер человек, пусть земля ему будет пухом. Самое главное, что больше всего интересовало мальчишку – это чисто меркантильные вопросы. И на этот счет покойник оказался щедрым. Кто-то может презрительно фыркнуть при виде таких скудных результатов мародерства, но для нищего одинокого мальчишки, закинутого невесть куда и неизвестно – когда, имущество, оставшееся в наследство, а он уже считал себя наследником покойного, тем более, что во владение недвижимости он невольно уже вошел, оказалось на уровне сокровищ Али Бабы. Сухой воздух позволил хорошо сохраниться содержимому этой своеобразной гробницы. Даже труп не сгнил, а просто высох. Излишней брезгливостью Витольд Андреевич не страдал, и не такое в жизни довелось видеть, поэтому ворочал легкую мумию аккуратно, но без всякого почтения. Искренне обрадовался хорошей рубахе из полотна, кожаным штанам и такой же куртке с мехом наружу. Одежда кое-где местами уже сопрела, мех на куртке вообще слазил клочьями, но главное она была почти целой и, по сравнению с его расползающейся на глазах рубахой, выглядела шикарно.

Но главное богатство ждало его, когда он перевернул легкие высохшие останки для удобства освобождения того от одежд. Все равно трупу уже они были не нужны. Под ним он нашел топор, из плохого железа, уже тронутого ржавчиной, но еще очень даже ничего, ножны с какой-то железкой, похожей то ли на длинный нож, то ли на короткую саблю с легкой кривизной лезвия и односторонней заточкой и кожаный мешочек-кошелек с чем-то тяжелым внутри, который он не стал пока открывать. Будет еще время разобраться с находками в спокойной обстановку, с чувством и толком. А пока следовало прибрать все, что плохо лежит. Еще нашелся лук, но он от времени весь рассохся и пришел в полную негодность. Пришлось его выкинуть, но тетиву мальчишка все же забрал. Свитая из тонких полосок то ли кожи, то ли кишок и когда-то хорошо смазанная чем-то наподобие жира, она была высохшей, но очень даже годной. Несмотря на долгое бездействие, вполне еще крепкая, сгодится и ему, когда он сподобится на то, чтобы сделать себе более-менее настоящий лук. Надо только хорошо смазать жиром и дать ей отлежаться.

Сапоги, короткие, без каблуков, похожие на чувяки, были великоваты, но их тоже прибрал. Сгодятся, как образец того, как надо шить местную обувь, да и неизвестно, что в будущем может пригодится. Проснувшееся хомячество не давало просто так взять и выкинуть вполне годную вещь. В углу сруба нашелся короткий меховой тулуп или скорее полушубок. Мех правда весь почти облез, но основа была еще хоть куда. Тоже в хозяйстве пригодится. На шее у покойника висел какой-то амулет, вырезанный из кости, но его он трогать не стал. В хозяйстве он ничем ему помочь не мог, а забирать у умершего личную вещь, которая была чем-то ему так дорога, что он повесил ее на шею, мальчишка посчитал лишним. Короче из сруба он выбирался, нагруженный как ломовая лошадь. Хорошо еще до жилища было не так далеко, хотя все равно пришлось делать два захода. А потом пришлось еще раз наведаться к месту упокоения неизвестного благодетеля и прямо там в срубе выкопать могилу и похоронить того уже капитально. Хорошо еще, что от него мало что осталось и копать слишком глубоко не пришлось. Зачем покойнику понадобился этот сруб осталось тайной, сокрытой временем. Может это была ловушкой для дикого зверя, может склад, а может он специально построил для себя место последнего успокоения. Кто теперь скажет?

Время подгоняло его и торопило, пугая то начавшимся проливными долгим дождями, то утренними заморозками, а однажды даже тонким прозрачным ледком в луже возле речки. Правда это случилось только один раз, но звоночек прозвенел, зима была на подходе. А так стояли теплые, даже жаркие дни, спокойные и медлительные в своем великолепии осеннего красно-золотого убранства разошедшейся осени. Коптильню он все-таки себе выкопал, только в противоположном от найденного сруба направлении и недалеко от своей землянки. Ничего хитрого. Сколько он коптилен видел и сделал в той своей жизни. Небольшая яма, метр на метр и в метр глубиной, к ней узкий, длиной метров пять ход, заваленный сверху ветками и присыпанный землей и в начале хода обычная печка, слепленная на скорую руку из камней и глины. Оставалось набить яму дичью и запалить печку, накидав потом туда зеленых веток.

Три дня потратил на то, чтобы разобраться с добычей из сруба. Почистил от ржавчины и наточил на камне из речки найденные топор и непонятное оружие, то ли короткую саблю, то ли кривой меч. Для топора вырезал новое удобное топорище под свою руку. Отбил заскорузлые от времени кожаные одежды, где надо кое-как подшил, не на приемы ходить, и хорошенько почистил и смазал их животным жиром, который тщательно собирал от всех животных, которых ему удавалось добыть. Этот жир он использовал еще и для светильников.

А затем для него началась настоящая страда. Он ставил петли и ловушки, собирал ягоды и грибы, сушил некоторые известные ему травы, заготавливал бересту и дрова, коптил мясо и рыбу. Даже ел через раз, чтобы успеть до холодов сделать как можно больше. Единственное, что осталось неизменным, это тренировки. Их он наоборот даже ужесточил, используя вместо палки найденное настоящее оружие из сруба.

На речке у него стояло уже пять вершей, а на найденных звериных тропах были расставлены не только петли, но и даже выкопаны ямы-ловушки. При его росте и силе он не мог рассчитывать на что-то серьезное, но c появлением в его жизни топора увеличились и его возможности. Так из «чертова дерева», как назвал то самое неподатливое деревце, он смог с грехом пополам сделать что-то вроде лопаты, больше похожей на широкий кол. Но худо-бедно свои обязанности по взрыхлению земли она выполняла, действуя скорее, как лом. А грунт он потом вытаскивал корзиной, которых сплел с десяток. Вот с помощью этого полулома-недолопаты и двух истрепавшихся корзин он и умудрился выкопать две ямы метра в полтора глубиной. Конечно копал не где попало, а там, где и грунт помягче и корней поменьше, но все равно на них ушла чуть ли не неделя. Для серьезного зверя это была не ловушка, а так – спортивное упражнение по преодолению препятствий, но для кого-нибудь, типа молодого кабанчика или детеныша лесного оленя, вполне себе непреодолимая преграда. На большее он и сам не рассчитывал.

И ведь в одну, хорошо замаскированную ловушку, попался-таки молодой кабанчик. О том, что его старания не пропали даром, мальчишка узнал еще издали, когда в очередном походе проверял свои ловушки. Хрюканье и повизгивание кабаньего семейства разносилось далеко за пределы поляны, где у него была вырыта яма. Вокруг самой поляны располагалась дубовая роща, сейчас усеянная осенним урожаем желудей. На них он и рассчитывал, копая здесь свою ловушку и оказался прав. Папа свинского семейства, здоровенный кабан-секач в окружении своего гарема и детишек, озадаченно похрюкивая, вертелся вокруг ямы. Здоровенные лесные свиньи никак не могли понять, зачем их молодой сородич забрался в эту яму и теперь панически визжит, но сам не вылазит. А все было достаточно просто, на дне ямы торчал остро заточенный кол. Мальчишке пришлось срочно, пока на шум не сбежались другие хищники, разводить костер и горящими головнями прогонять свинскую банду прочь.

В другую ловушку тоже кто-то провалился, но кто это был, осталось тайной. На память о себе неизвестный посетитель оставил только развороченную, с осыпавшими краями яму и выдернутый и переломанный, со следами крови, кол. И еще на мягкой земле были следы когтей, при виде которых мальчишка поблагодарил судьбу, что он появился здесь после того, как убрался разозленный гость. Судя по отпечаткам, одного такого коготка хватило бы, чтобы навсегда перечеркнуть юную человеческую жизнь. То ли неизвестный зверь сам испробовал остроту кола, то ли воспользовался жертвой, приготовленную ему неизвестным благодетелем, мальчишка так и не узнал. Очень жить хотелось, а идти по следу неизвестного хищника – это отнюдь не средство ее продлить.

Так потихоньку, незаметно за делами и хлопотами проходила золотая осень. Зелень лесов постепенно сменялась разноцветьем менявших свой окрас кустарников и деревьев. В прозрачном тихом воздухе ясно было видно, как различные оттенки зеленого сменялись на буйство красок, от различных оттенков желтого берез и осин до темно-коричневого колера дубов, перемежаемых сочными мазками ярко-красного клена.

Хотя кое-где еще встречались островки мрачноватого темно-зеленого цвета, но это были рощи кедра или пихты, которым было наплевать на смену времен года. Земля покрылась многоцветным ковров опавших листьев, которые с тихим шелестом шуршали под ногами. Хорошо еще, что, имея лук, можно было не подкрадываться к дичи вплотную. Впрочем, с охотой и так проблем не было. Зверье, озабоченное сезоном дождей и подготовкой к последующей зиме, почти не обращало внимания на маленького хитрого хищника, коим стал Ольт. Ну убьет он пару-другую птичек, ну завалит раз в месяц косулю – от природы не убудет. Жить-то ему как-то надо. А какой ущерб может нанести один мелкое, пусть даже кровожадное и хитроумное, но слабое существо, которые даже не имеют своей шкуры и вынуждены одеваться в чужие? При местном изобилии лесной живности это был даже не вопрос. Тайга щедро питала лесных обитателей от щедрот своих, не размениваясь на мелочи вроде подсчета, кто сколько съел. Правда приходилось учитывать, что, участвуя в местном круговороте жизни, он и сам в любой момент мог стать жертвой. Ну на то и тайга – закон, а медведь – прокурор. И коли не уберегся от когтей и клыков, так кто тебе – судья?

Глава 3

Когда наступило время дождей, холодных проливных ливней, переходящих порой то в мокрый снег, то в град, уже с натяжкой можно было считать, что к земле он худо-бедно подготовился. Конечно, будь его воля, он бы еще повозился, но местная погода решила, что с него хватит и того, что уже отпустила. Но он не жаловался, его и так удивляло, как много он успел сделать за то время, что ему было отпущено, да еще учитывая его незнание местных реалий. Честно говоря, только сейчас он понял, как ему повезло, что этот мир оказался удивительно похож на земной. Неизвестно, что с ним было бы, попади он куда-нибудь к драконам или еще каким-нибудь оркам.

В бывшей коптильне, которую он на зиму превратил в погреб, укрыв ее мощной крышей из бревен в три наката и засыпанной землей, та еще трудовая эпопея, висели копченные кабаньи окорока, тушки птиц и рыба и стояли корзины, доверху наполненные сушенными ягодами и грибами и даже пара корзин с лесными орехами.

Но особенной его гордостью было тридцать четыре небольших шкатулок из бересты. В них, аккуратно переложенные мхом, лежали и ждали своего часа корни женьшеня. Он помнил, как в детстве дядька-лесничий вместе с сыновьями уходил в тайгу именно на поиски этого поистине чудотворного корня. Таких поисковиков хватало, от случайных охотников до профессионалов, живущих на этом бизнесе. Надо сказать, что женьшень при советской власти стоил довольно дорого и это было одним из немногих дел, способных принести сразу много денег. Уходили надолго и безвылазно проводили в дебрях месяц-полтора, пока не начинались проливные дожди. Обычно из тайги добытчики приносили с собой пять-восемь корней и это считалось очень хорошим уловом. У него же было целых тридцать четыре корня жизни плюс он сам уже сжевал три штуки. Более чем достойный результат для мальчишки. Правда корень пришлось добавлять в еду, потому что спирта, чтобы сделать настойку, у него не было, но он надеялся, что и так хоть что-то да получит. Во всяком случае – хуже не будет.

А потом начались проливные дожди, и он засел в своей землянке. Жизненного пространства у него осталось примерно два квадратных метра. С одной стороны единственной комнаты в землянке располагались нары, а с другой, от двери и до самого спального места, возвышалась до потолка поленница дров. С третьей стороны был очаг и выложенный вдоль стены дымоход. Не разбежишься.

Пришлось временно забыть про бег и заняться только упражнениями, где не требовалось много места. Зато тренировки занимали почти весь световой день за вычетом времени на еду. Растяжка, упражнения с двумя палками, отработка ударов на обрубке бревна, поставленном в углу, а вместо отдыха – хлопоты по хозяйству. Привел в порядок всю имеющуюся одежду. Используя свой бритвенной остроты нож, костяную иглу, выточенную из рога косули, и звериные жилы где подшил, где ушил все, что у него было. Получилось, прямо говоря, неказисто, но зато крепко, а большего ему и не надо было. Чай не на танцы собрался. Приготовив себе одежку на зиму, задумался о прочих зимних прибамбасах. Подумав и решив, что такое изделие, как лыжи ему не осилить, сплел себе пару снегоступов.

Когда неожиданно и как-то вдруг и сразу пришла настоящая зима, он уже готов был встретить ее во всеоружии. Вот вроде только вчера монотонно стучал по крыше непрекращающийся дождь, а утром вышел за дверь и чуть не ослеп от окружающей белизны. Оказалось, что ночью, пока он спал, ударили морозы и дождь превратился в снегопад, навалив снегу ему по пояс. Привыкший к полумраку землянки мальчишка щурился, оглядывая окрестности землянки. Покрытый девственно чистым пушистым снегом ландшафт изменился до неузнаваемости. С приходом снегопада куда-то ушел сырой пронзительный холод последних дней и в лесу стоял вполне терпимый сухой морозец, который не расслаблял до состояния раскисшего комка грязи, а наоборот легонько пощипывал за щеки и звал к действию.

Мальчишка и сам чувствовал, что за месяц добровольно-вынужденного заточения в своей землянке немного закис и застоялся. Юное тело прямо требовало широких размашистых движений и хоть какой-нибудь пробежки. В свой первый поход в зимнюю тайгу он собирался долго и основательно. Можно было бы описывать каждую мелочь, во что и как он оделся, но если выражаться покороче, то можно сказать, что он напялил на себя все, что у него было. Да и выбор у него был не богатый. Что было, то и одел. Даже сапоги, которые казалось были ему так велики, что он думал оставить их на вырост и не трогать как минимум лет пять, и те пошли в дело. После того, как он напихал вовнутрь сена и намотал на ноги три слоя портянок, они оказались еще очень даже ничего. Во всяком случае ногам было тепло, а внешняя красота его мало волновала.

После того как он наконец собрался, то его фигура стала мало похожей на вечно голодную и недоедавшего жертву голодомора, и какой-нибудь лесной житель мог и ошибиться, приняв толстый и упитанный колобок, в который он превратился, за довольно лакомый кусочек плоти, но спокойный стальной блеск синих глаз на худощавом, с резким чертами, лице, глядящих из-под опушки безразмерной шапки, которую мальчишка гордо именовал малахаем, остановило бы любого агрессора с мозгами. А безмозглые пусть пеняют на себя и несчастливую судьбу. На охотничью тропу выходила не жертва, а охотник, готовый сразиться за свою добычу с любым конкурентом. Ну, во всяком случае, он так думал и настраивал себя.

Его решительность подтверждалась тем набором вооружения, который он приготовил для первого выхода в зимний лес. Первым делом конечно же нож, подарок того неизвестного, который отправил его сюда. За время пребывания в этом мире этот нож стал родным и близким и в какой-то мере не давал забыть, кто он есть на самом деле. Благодаря постоянным тренировкам эта полоска стали, рецепт которой этот мир не узнает еще долго, можно сказать стала продолжением руки. Он научился делать с ним такие вещи, которые прежде и не заподозрил бы, что можно сотворить. Вообще ножевой бой он ставил вместе с рукопашкой, считая их неотъемлемой частью друг друга. Новый лук, который он сделал из когда-то приготовленной заготовки. Нельзя сказать, что он стал хорошим мастером по изготовлению луков, но хотя бы понял не в теории, а на практике, что требуется от хорошего оружия. Что-то получилось, что-то он просто не знал и не умел, но лук стал стрелять дальше и точнее. Главное – подготовить хорошие стрелы с наконечниками из «чертова дерева». Вышло, учитывая его умения и знания, как всегда, не так хорошо, как хотелось, но все-таки лучше, чем ожидалось. Для птицы и мелкого зверька, типа зайца или белки на расстоянии метров пятьдесят было вполне убойно, а большего мальчишка от своей поделки и не ожидал. И конечно же как же обойтись в лесу без копья, его основного оружия для самозащиты. Для того, чтобы его сделать ему в свое время пришлось специально найти то место, где он в первый раз нашел первое «чертово дерево». Где нашлось одно, там должно быть и еще. Спорный конечно вывод, но он сработал. И хотя оказавшееся таким редким растение не росло как розы на клумбе, но все-таки его надежды, что оно должно расти более-менее кучно, ведь как-то оно же должно размножаться, оправдались и он таки нашел еще несколько деревьев.

На площади примерно с квадратный километр нашлось целых пять «чертовых деревьев». Из них он выбрал себе по руке только два и наученный горьким опытом, он, даже не пытаясь их срубить, сразу начал окапывать черные прямые стволы. Так же целиком, вместе с корневищем, утащил их в свою берлогу и уже там, не торопясь, в перерывах между тренировками, разделал их на заготовки. Путем многих проб и ошибок он нашел оптимальный способ обхаживания этой сверхтвердой древесины. Камни, самые обыкновенные камни из речки, помогли ему решить эту проблему. Специально подобранными по форме и внутренней консистенции камушками он, где надо перетирал, шлифовал и придавал форму своему будущему оружию. Получалось долго и нудно, но колупать эту, похожую на пластик, древесину ножом было ненамного быстрее, а потом все равно приходилось шлифовать. Другого способа он так и не нашел, банально не было инструмента.

Так из одного дерева он решил сделать копье, а другое пошло на пару нунчаков и двух подобий бывшего у него меча, полученному в наследство от прежнего хозяина землянки. Как раз сойдет для тренировок. У того деревца, которое он выбрал для копья, для большей крепости еще и обжег конец. Дерево упорно не хотело гореть и только тлело, но все-таки, потратив целый день, он добился своего. Потом зашлифовал острый конец и тот по твердости мало уступал железу. К этому копью еще бы и силу молодецкую, но чего не было, того не было. Но как говорится, какие наши годы…

Впрочем, с собой он ни деревянного, ни настоящего меча не взял. Взял топор, который заткнул сзади за пояс. Вещь в тайге нужная и даже где-то незаменимая. Встретить людей он не ожидал, а выйти с мечом против того же кабана или еще какой крупной живности с клыками или зубами – это все равно что пойти с зубочисткой. Эффект, и естественно результат, будет тот же. А топором, пусть даже он явно не боевой, а хозяйственный, можно хорошо огреть агрессора, в крайнем случае его можно и кинуть в напавшего и бежать. Самым лучшим способом борьбы с крупным хищником он считал бег, и чем быстрее и дальше, тем лучше, ну или на крайний случай лазание на ближайшее дерево. Тем более, что рук у него было только две, а ему еще тащить силки и петли, которые он намеревался поставить на еще осенью замеченные звериные тропы. Наверняка звери тоже оголодали, прячась от дождей в своих логовах, и тоже вылезут на белый свет подкормиться.

Ловушки он расставил, но не все. Только пару штук силков на птиц, где он еще до сезона дождей заметил пасущихся крупных тетеревов и глухарей, и одну петлю на косулю, где так же видел раньше следы. Хотелось просто проверить, вылезла ли дичь из своих убежищ. На большее не хватило терпения и сил. Короткий по расстоянию и по времени поход быстро расставил все по местам, показав ему всю несуразность и ненужность его нынешнего одеяния. Хотя с неба еще летали и плавно опускались на землю большие пушистые снежинки, вокруг было не просто тепло, было невыносимо жарко в одежках, которые он на себя навертел. Может время холодов еще не настало, но он уже сейчас понял, как не подходит его нынешнее облачение к местному климату. Удобство – критерий истины, эта простая правда жизни дошла до него, когда он в третий раз завалился на бок в глубокий сугроб. Ни развернуться, чтобы упасть на руки, ни убрать с траектории падения свой посох-копье, ни вообще никаких левых движений ему не дала его одежда. Так и завалился с дрыном в руках. Он чувствовал себя колобком, который катится, пока тропинка ровная. Чуть малейшая ямка или бугорок, которых под снегом не углядеть, как тут же следовала авария и, что больше всего его бесило, полная беспомощность в управлении своим телом. А вдруг волки или тигр, следы которого он как-то видел возле речки? Пока развернешься, голодные и жадные до нежного детского тела звери успеют тебя уже сто раз сожрать и переварить.

И эти так называемые снегоступы… Не думал он что они окажутся не просто ненужными, но даже в чем-то и вредными для его передвижения по лесу. Малейшая неровность под снегом и нога его выворачивалась самым неестественным образом, а сам он принимал такие позы, что оставалось только благодарить свои тренировки на гибкость. Или он не умел ходить в снегоступах, или снег был еще слишком мягким. В любом случае, с этим надо было что-то делать. «Лыжи!» – понял он – «Вот что ему надо!» Как их делать он не знал, но на обратном пути срубил подходящую березку. После своих экспериментов с «чертовым деревом» он уже не с такой опаской относился к простейшим изделиям из различной древесины. Посидит вечерами, поиграется топориком, глядишь что-нибудь и получится. Хотя бы на этот сезон, а там потом будет день, будет и пища. «И с одеждой что-то делать надо» – подумал он, в очередной раз устало валясь в очередной пушистый сугроб. «Хорошо бы сшить что вроде парки, или как она там называется, которую носят северные народы-оленеводы на Земле». Да только северных оленей тут он не видел, а местное крупное зверье никак не согласится добровольно поделиться своей шкурой. Он трезво оценивал свои силы и понимал, что завалить лося или взрослого оленя ему не по силам, а про хищников и говорить нечего – самому бы при встрече целым остаться. А шить из шкурок зайцев и белок… Это же сколько их понадобится, да и не чувствовал он в себе таких портняжьих талантов, чтобы скомпоновать куртку из множества самых разных по размеру и качеству шкурок. Так что к себе в землянку он приперся злой, усталый и весь в раздумьях о будущем.

В следующий раз он вышел в лес спустя дней двадцать, если не считать короткой пробежки на следующий день, чтобы собрать свои ловушки. В силки попался огромный красавец-глухарь, который ни за что не хотел сдаваться живым. Пришлось ткнуть его копьем, а потом прирезать ножом. Мальчишка подержал его вытянутой руке – килограмм на пять потянет. Уже хорошо. В петлю никто не попался. Не очень-то и хотелось… Хотя конечно хотелось и очень, но, когда он представил себе, как вдобавок к глухарю тащил бы на себе тушку пусть и не самого большого оленя, но весом с него самого… Учитывая, что его собственный вес составлял где-то около тридцати килограмм да плюс еще нелегкие кожаные одежды… Нет косули и слава богу, он не муравей, которые, насколько он помнил из школьной программы, могут тащить на себе вес в шесть или семь раз больший. Глухаря бы дотащить и самое главное, сделать себе зарубку на память – нужны санки.

Всю следующую неделю он ел глухаря. Птиц оказался слишком велик, чтобы съесть его за раз, и мальчишка разделал его на куски, благо в погребе мясо могло храниться долго. В своем уродливом кастрюле-горшке он варил супы, тушил с грибами и даже один раз пробовал запечь в глине. Получилось так себе, но это был полезный опыт, а глухарь все равно оказался в желудке, пусть и немного сырым. Но самое главное – свежая дичь дала ему время посидеть в землянке, не отвлекаясь на охоту и он сумел провести это время с пользой.

Он вспомнил давнее увлечение своей молодости. Он творил! Совсем уже профаном в резьбе по дереву он не был. Подростком он вполне профессионально рисовал, чеканил и резал по дереву. Потом, уже после школы, начав свою трудовую деятельность художником-оформителем в художественной мастерской при заводе, углубил свои знания, хотя если честно говорить, то остальная художественная братия, взрослые мужики, прошедшие Крым и рым, скорее научили его пить портвейн бутылками, закусывая его плавленым сырком. Но оставалось время и на работу, во время которой он научился писать различными шрифтами и плакатными перьями и самое главное – довел свои умения почти до совершенства. Во всяком случае его плакаты, стенды, чеканки из латуни и меди и деревянные маски вызывали восторг у окружающих и немало добавляли к его официальной зарплате слесаря-ремонтника четвертого разряда.

Сначала он сделал легкие и крепкие санки. На полозья пошли ветки от «чертова дерева», а все остальное он сколотил, выбрав подходящий материал из имевшего запаса дров. На это ушли неделя времени и глухарь, заодно дошла до кондиции и так сухая береза. Но зато он набил руку, вспоминая давно подзабытые навыки. Так что к изготовлению лыж он приступил во всеоружии, в смысле – с топором в руках. Изделия получилось короткими, широкими и толстыми. Натерев получившиеся лыжи салом, оставил на теплом дымоходе у стенки. Пусть впитывается, а сам принялся мастерить крепления. Не стал мудрить, а просто проковырял в каждой лыже по две дырочки, куда привязал петельки для ног, а к петлям еще два шнурка, которые уже обвязывались вокруг щиколоток. Временно сойдет, а там посмотрит, хотя он и помнил, что нет ничего более постоянного, чем временное. Честно говоря, на это и надеялся. Еще, в оставшееся время, как смог переделал одежду. Намного лучше не стало, во всяком как он выглядел чучелом, так и остался пугалом огородным, но хотя бы одежда уже не так стесняла движения.

Так что еще через две недели он был к новому походу в лес. Вообще-то, если делать по уму, то следовало еще выждать хотя бы некоторое время, чтобы лыжи, которые никак не хотели принимать приданную им форму и при малейшем удобном случае норовили свернутся спиралькой, и которые он так и держал на дымоходе, постоянно смазывая их куском сала, чтобы они основательно пропитались жиром и приняли наконец подобающий им вид, но ждать еще было уже невмоготу. Хотелось на волю.

До этого почти неделю плотной густой пеленой валил снегопад с легкой поземкой, который лучше всякого замка запер его в землянке. Выходил только в туалет, который пришлось организовать в шагах пятидесяти от землянки, в надежде, что весной все дерьмо уйдет в землю вместе с талыми водами. Ну куда в самом деле пойдешь, если уже через десяток шагов твой собственный след заметает так, что остается только чистое и ровное место, как будто и не проходил здесь буквально минуту назад. В такой обстановке потеряться, как нечего делать. Из-за густой взвеси, именуемой снегом, видимость была, мягко говоря, никудышная, можно было пройти в двух шагах от жилища и не заметить его. Вот и сидел взаперти. Хорошо еще запас дров был изрядный, хватило бы на еще одну такую зиму. Землянка оказалась, вопреки опасениям, теплой и хорошо держала тепло. Погреб был набит копченными тушками дичи и кусками кабанятины и это, не считая грибов и ягод с орехами. Так что проблем с пропитанием пока не было.

С одной стороны, тепло, сухо, еда есть, погода такая, что незваных гостей можно не опасаться, казалось живи и наслаждайся. Но оказалось, что вся его любовь к уединению работала, пока была возможность бродить по тайге, занимаясь какими-нибудь делами, которых в его маленьком хозяйстве хватало. Стоило ему лишиться этой возможности, как одиночество, а с ней и скука, навалились на него удушающей ватной действительностью. Поэтому, как только снегопад прекратился, он тут же засобирался на пробежку.

За все время вынужденного заточения этот снегопад был уже третьим и снег, накладываемый на земля слоями, просел под собственной тяжестью, слежался и уже не был таким рыхлым, как в первый раз. На лыжах он ходил так давно, что уже и не помнил, сколько тогда ему было лет, в памяти осталось только детство, веселый смех и снежный простор, уходящий вдаль. Но оказалось, что это как кататься на велосипеде, если научился, то уже не позабудешь. Вот и с лыжами получилось также, после пары неловких падений тело само вспомнило хорошо подзабытые движения и уже через полчаса мучений мальчишка пока еще неуверенно, но все более приноравливаясь, уже скользил по снежной целине.

По воспоминаниям о далеком детстве, он помнил, что животные не ходят по лесу просто так для своего удовольствия. Будь то травоядные или хищники у каждого был своя территория и свой маршрут. Хлебные места, удобная для ходьбы дорога, места отдыха, все было заложено в память зверя. Иногда можно было отклониться в сторону для охоты или еще чего-нибудь, но в конечном итоге животное всегда возвращалось на свой маршрут. Во всяком случае так было на Земле. Мальчишка не думал, что местные животные очень отличаются в этом от земных животных. Поэтому еще осенью, бродя по тайге отмечал те места, где проходят звериные тропы. Одни, чтобы меньше на них появляться, типа медвежьих или волчьих троп, другие брались им на заметку, как места будущей охоты. Теперь пришла пора проверить его измышления, он шел к месту, где по осени видел следы оленей. Конечно он не собирался охотиться на взрослого матерого оленя, а то ведь неизвестно, кто их них может оказаться жертвой при встрече. Взрослый олень – не такая уж и безобидная жертва, как может показаться. Природа не зря наградила его рогами, а удар острым копытом может по силе поспорить с ударом какого-нибудь грамотного нокаутера. Но где олени там и косули, а это уже добыча вполне ему по силам. Лыжи, вопреки его подозрениям, вели себя вполне сносно, погода после недавнего снегопада была тихой и умиротворенной, видимость прекрасной, а настроение наконец вырвавшегося на свободу мальчишки было радостным в ожидании приключений. И они не заставили себя ждать.

Непонятное повизгивание и рычание мальчишка услышал издалека. Он тут же остановился и взял наизготовку копье. Постоял, прислушиваясь к источнику звуков, стараясь точно определить расстояние и направление. Ему повезло, что вокруг росли густые кусты лещины, сейчас покрытые снеговой шубой. Это позволило ему незаметно подобраться к тому места, откуда исходил непонятный шум. Осторожно выглянув поверх кустов, оглядел открывшуюся взору поляну, изредка поросшую молодыми кустами орешника, и только после этого осмелился выбраться на открытое место, впрочем, далеко не отдаляясь от кустов.